Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем Дворецкая Елизавета

– Согласна, профессор. До вашей высокой культуры мне далеко. Поэтому готовьтесь понятнее и проще ответить на мои недоуменные вопросы по поводу последних транзакций вашего банка. Я же помню ваши блестящие лекции, хотя и на другую тему. Но, прошу вас, пока молчите… Будьте добры, Магистр, отвечать на мои вопросы.

Магистр лаконично отверг обвинения. Все операции проведены строго согласно указаниям вкладчиков. Бухгалтерские книги в порядке. Двойная бухгалтерия… Да как осмеливаетесь даже предполагать подобное?!

Наоми кротко вздохнула.

– Друг мой, Боло… Из уважения к вам я позволила отвечать мне сидя. Но от брехни вашей уши в трубочку сворачиваются.

Уильям (Боло) Канопос – он же Великий Магистр до вчерашнего дня. Совсем нетрудно было водить за нос нас, островитян, представляясь доверенным лицом правителя Норденка! И Вага рад был обманываться, теша себя иллюзией о своем человеке в Норденке. Но Бренда знала все с самого начала. Что за планы лелеяли они с Боло, выпуская на морские просторы «Громовержец»? Припугнуть Гану? Или приструнить, сплотить заново разболтавшихся соратников Ваги призраком угрозы из Магистрата? Кто из них кого переиграл? Во всяком случае, с кандидатурой Арни на пост послушного командира «Громовержца» они здорово промахнулись.

От привычной веселости Боло давно не осталось и следа. Он сидел рядом с Наоми под строгим присмотром Гордея и тяжело, с присвистом дышал. Но воля его не была сломлена. Боло все еще полагал, что Наоми не решиться на крутые меры. Тихо и твердо потребовал гарантий безопасности для себя, затем сохранения в должности, пусть под формальным патронажем Острова. Ну, тупы мы и необразованны, чтобы суметь обойтись без его острого ума!

Пальцы левой руки Наоми легли на его запястье. Правой она держала грифель, выписывая им строчку цифр. Листок положила так, чтобы Боло видел, что она пишет. Честное слово, глаза у него буквально стали вылезать из орбит. Наоми, хмурясь, переправила несколько цифр (я испугался: неужели пережитая временная смерть, изменив заметно ее характер, нарушила и ее замечательную память?) Под первой строкой добавились еще две, и Боло всего перекосорылило. Потом Наоми заговорила.

– Боло! Вы лгали дважды. В первый раз, когда сказали, что Банк работал честно. Второй: что не вели тайную бухгалтерию, распихав активы Острова по секретным счетам. Но вы недооценили скрупулезность рядовых клерков… На прощанье: вы очень мне нравились.

– Встать, – велел Гордей.

Боло замешкался и его выволокли из-за стола, пинками повалили на колени. Он успел коротко застонать от ужаса, когда свистнуло тяжелое широкое лезвие. Отделившаяся от туловища голова с мягким стуком упала на груду опилок. Палач опустил окровавленный тесак и, подняв отрубленную голову Магистра за рыжую бороду, бросил ее к ногам Наоми.

Мы обомлели. Я, привычный ко всему, и то ощутил себя не в своей тарелке. Пини стискивала сплетенные пальцы рук. А на лбу и над верхней губой Наоми загорелись алые брызги крови!

– Аккуратней, пожалуйста, – строго заметила она, вытирая лоб платком и облизывая губы. – Гордей! Я вам не вампир какой. И… уважаемый профессор Дар… Прошу только говорить конкретно, а не заниматься рукоблудием.

Впалые щеки Дара задергались.

– Э-э… м-м-м… вы,… вы хулиганка!

– Профессор, вы так воспитаны, что даже ругаться не умеете. Я тоже вежлива с вами, не так ли? Думаю, вас всегда коробили обман и ложь, в которых погряз Банк. Вы спокойно можете дать волю своей натуре и привести описание ваших предосудительных дел в должное соответствие с истиной.

Дар нерешительно встал.

– М-м… да, некоторым образом… я упустил кое-какие детали…

Признания полились потоком, мы дивились вдруг открывшейся словоохотливости Дара. Григ Децим смотрел на него с отвращением. Наконец не выдержал:

– Когда поедаешь добро господина своего – ешь осторожно и двумя пальцами, чтобы оно не застряло в горле! Какая неслыханная афера! Жадные свиньи!.. – вдоволь наругавшись, он вдруг по-мальчишески смущенно улыбнулся Наоми. – Госпожа Вартан, от имени Совета Ганы выражаю поддержку ваших радикальных действий.

– Состав правления будет полностью обновлен, – подхватила Наоми. – И образуется наблюдательный совет из представителей Ганы и Острова! Но… господа, я не разделяю вашего предубеждения против профессора Дара – он нам очень помог. Он человек честный, только… случайно сбившийся с пути. Доверим ему формальное главенство над Магистратом, пока не решится вопрос о преемнике Боло Канопоса.

Я восхитился ее точным расчетом: Дар всецело в наших руках и отработает сторицей сохраненную ему жизнь. Он тоже это понимал, в глазах его стояли слезы.

– Э-э… да. Благодарю вас… – он неловко поклонился Наоми и вдруг сказал нечто совсем неожиданное:

– Много лет… да… Но я хорошо ее помню: семнадцать лет, гениальная девочка, математик. Если б не неожиданная смерть, не сомневаюсь, Ученый совет избрал бы ее… по окончании курса.

– Вы имеете в виду… – задумчиво протянула Наоми.

– Великим Магистром по вековой традиции должен быть не торгаш, а ученый. Избранием Уильяма Канопоса этот принцип был нарушен. Мы думали…

– Что он станет заместителем, опытным в делах при номинальном (долгое время) молодом правителе?

– Она тоже так считала. Говорила: «Мне без него будет трудно, лучше откажусь совсем».

– Я поняла, но объясните остальным, о ком речь.

– Самый выдающийся ум, какой я знал: Левкиппа Картиг…

В наступившем молчании мы услышали вздох Пини. В воздухе стоял тяжелый запах крови.

Университетская библиотека поражала. Мы примостились в кабинете, стены которого сплошь скрывались за книжными стеллажами. Здесь часто работала Левкиппа. Лежащая передо мной на столе книга называлась «Рекурсивные функции».

– Я даже не знаю, что это такое, – сказала Пини. – А для Левки было – раз плюнуть.

Наоми небрежно перелистала замусоленные страницы. Ее внимание привлекла надпись на полях быстрым, с сильным наклоном почерком.

– Слушайте! «Вот почему невозможно познать себя! Мышление – не рекурсивно».

И еще одно эхо давно угасшей жизни тронуло нас.

– «Если скажут мне: живи, но, утратив разум, отвечу: возьмите мою жизнь».

У семнадцатилетней девушки действительно был необычный склад ума. Предчувствовала ли она грозящую ей опасность? Несомненно. Но не сумела избежать гибели и ничего не оставила после себя. Наоми думала о том же, потому что вдруг спросила:

– Как оставить весть, чтобы враг не нашел? И где?

Пини грустно улыбнулась.

– Она говорила, что напишет мне письмо, а я смеялась: «Зачем? Ты же можешь просто сказать…»

Глаза ее стали удивленными, голос сел до шепота:

– Почта… До востребования. Я никогда… никогда…

Служащий Главного почтового отделения был невысок, с огромным, из-за мощных залысин, лбом и печально опущенными уголками тонкогубого рта. Голос у него оказался неожиданно мягким и звучным:

– Письма хранятся двадцать лет, но, сами понимаете, досмотреть их я не имею права.

– Я не требую такого, хотя могу приказать перетряхнуть всю вашу бумажную лавочку, – отвечала Наоми. – Но, гляньте, нет ли письма для Пенелопы Картиг… примерно от семнадцатого года или около того.

– Вы же не госпожа Картиг.

– Это я, – Пини подняла капюшон накидки. – На Острове не бывает удостоверений личности, но у меня есть паспорт Магистрата.

Чиновник внимательно перечел указанные в документе приметы.

– Будьте добры, прижмите большой палец к этому стеклышку. Чтобы отпечаток получился лучше, потрите пальчиком нос, будьте так добры…

Сличил с оттиском черной тушью в паспорте Пини.

– Вы простите скрупулезность… Так уж получилось, что я запомнил госпожу Левкиппу. Ее письмо хранится здесь уже десять лет.

Пини больно сжала мою руку. Наоми помалкивала, решив, что дело больше касается Пини, поэтому я взял инициативу на себя:

– Поторопитесь, любезный. Мы не собираемся стоять здесь и ждать еще десять лет!

Почтарь ушел и вернулся, отдав в руки Пини толстый конверт из плотной желтой бумаги.

– Спасибо за примерную службу, – обронила Наоми.

Мы вышли на улицу и уселись на скамью неподалеку от входа. Пини не выпускала конверта из дрожащих рук.

Вручить в собственные руки Картиг Левкиппе или ее сестре Пенелопе.

В углу конверта стоял четко выведенный иероглиф «цветок в пустоте».

– Сестра хотела, чтобы я вскрыла и прочла это, будучи одна…

– Мы с Гаяром отойдем в сторонку, – сразу согласилась Наоми.

– Нет, останьтесь! Вы открыли истину: Левки убита. И имеете право знать все до конца.

Внутри оказались еще два конверта: один из них совсем тонкий, Пини начала с него.

Дорогая моя сестра! Если ты получила это письмо, значит, меня уже нет в живых. Очень надеюсь, что ты сейчас одна. БОЙСЯ БРЕНДЫ! Не оставайся с нею наедине, избегай длинных разговоров с ней, если не хочешь, чтобы она читала, как открытую книгу твое потаенное «я»…

Левки задумалась на минуту, потом снова взяла перо. Надо все изложить коротко, но очень ясно. Главное: дать понять, что защита есть. Расстояние – раз. Боль – два, хотя очень неприятно ранить саму себя. «Хрустальный экран» – три. Помимо всего, время играет на них: Бренда постепенно слабеет. (Может это связано с климаксом, кто знает?) Текста вышло ровно на страницу, как Левки и хотела.

P.S. И очень прошу, сестренка: сбереги мою работу, она представляется мне важной. В Университете сейчас не та ситуация, чтобы я надеялась сохранить рукопись там.

Левки запечатала и надписала конверт. Оставит его, а когда план завершится, заберет обратно. Переломный момент близок. В Вагноке она будет через десять дней, с Денизой все обговорено. Маме напишет потом, когда, дай Бог, окажется недосягаема для Бренды. Особенно, когда раскроет всем секрет, тайну ее власти. Оружие врага наполовину теряет мощь, когда ты знаешь, что оно собой представляет.

– Дениза… – шепотом позвала Левки. – Спишь, что ли?

Вернувшись вчера в Гнездо, она застала Денизу совершенно измученной. Последние дни та не выходила из своей комнаты, сказавшись нездоровой. Руки все исколоты острой шпилькой, которую Дениза постоянно носила с собой. «Дура!» – выругала ее Левки. – «Кончится тем, что помрешь от заражения крови. Делай, как я, носи власяницу… и ни о чем больше думать не станешь». Слава богу, Бренда свалила в тот же день в Верену, и они вздохнули свободно. Сборы были быстрыми. Левки возьмет сестренку с утра в город, а Денизе нужно на базар. В корзину заранее сложили скромные пожитки – когти рвать надо налегке. В последний момент Левки предложила поменять роли. «Идешь ко мне, одеваешься. Утром я волоку тяжести, а ты Пини под ручку – все ж легче».

И, когда в обличье служанки, стукнув в двери к самой себе, Левки зашла пожелать Денизе спокойной (куда там!) ночи, та уже крепко спала, отвернувшись к стене.

– Дениза… – у Левки вдруг мурашки пошли меж лопатками. Подруга ни разу не пошевелилась, пока она на нее смотрела. И дыханья не слышно.

Глупости! У самой нервы на пределе, оттого и мерещатся страхи. Левки решительно пересекла комнату, легко дотронулась до голой лодыжки Денизы. И снова замерла, теперь в неподдельном ужасе. Сзади послышался короткий смешок.

– Наигрались, хватит…

Сумей Левки побороть захлестнувшую ее панику, у нее оставался бы шанс. Но она только вытянула вперед руки, защищаясь и медленно отступала от ухмыляющейся Бренды, пока не уперлась спиной в стену. У Бренды дрожали руки, лицо лоснилось от пота, она с трудом удерживалась от истерического хохота. Сохрани Левки самообладание и, молодая и ловкая, она справилась бы с Брендой. Завопить погромче, кинуться на убийцу Денизы и, в начавшейся безобразной драке у Бренды нет шансов. Что ей делать-то? Задушить еще и дочь Ваги? Невозможно, потому что на крик Левки в комнату ворвутся бойцы из охраны Гнезда.

Бренда несколько раз судорожно вздохнула.

– Помоги… мне. Тело надо спустить вниз.

Они выждали несколько минут, пока в коридоре сменялась охрана. Последние годы дисциплина в Гнезде упала, и часовые часто покидали посты, не дожидаясь задерживающейся смены, так что образовывалась пауза до четверти часа. Они вдвоем донесли Денизу до лифта, тело ее уже начало застывать.

Когда Бренда с огромными усилиями сдвинула каменную плиту, Левки подумала, что здесь им лежать вдвоем с Денизой, но ошиблась. Закрыв могилу, Бренда долго отдыхала, а Левки покорно исполнила свою часть работы: развела цемент и загладила свежие швы между плитами. В ее оглушенном сознании постепенно забрезжила мысль о спасении. Невозможно представить, что Бренда ее убьет. Если не сделала этого до сих пор.

Молча поднялись они наверх, в ее комнату. Левки села на постель, еще хранившую вмятину от тела Денизы. Надо что-то сказать… нельзя, как бессловесная овца… «Что со мной?!»

Бренда горестно покачала головой.

– Еще раз тебя убить…

Левки с трудом отлепила язык от неба.

– Зачем так…

– Ты кому дорогу перебежала… девочка… С кем помериться вздумала?

– Отец с мамой вам не простят…

– Им трудно будет. Но… переживут. Не надо вставать, девочка, не дергайся. Сиди спокойно, я все приготовлю. Впереди еще долгая ночь.

И для Левки она не закончится никогда…

Пини выронила письмо, схватила Наоми за плечи и затрясла, что было сил.

– Ты друг или враг? Зачем ты ее отпустила?

Наоми не сопротивлялась, но потом вспылила и вырвалась, едва не столкнув подругу со скамьи.

– Отстань! Ты никогда не задумывалась: для всего, что я делаю, есть причина… Пусть даже сперва я сама не сознаю этого…

Над верхней губой Пини блестели капельки пота.

– Ну, если ты не понимаешь, что творишь, как же мне разобраться, грешной!

– Подеритесь девчонки, подеритесь, – мрачно подзадорил я. – Но Пини, вы правы в одном: ухо держать надо востро. Бренда сейчас в Гане и кто знает, что она замыслила снова?

Габ повернулся, елозя задом по расшатанному табурету, снял шторку с флуора и в неярком свете на столе ошарашенно заметался сбившийся с пути истинного таракан.

– Одинец! Новости?

В дверь просунулся встрепанный адъютант.

– Входят на станцию! Видели б этого зверя!

Габ торопливо привел себя в божеский вид: потер ладонями вспухшее от вчерашней пьянки лицо, подтянул просторные штаны. Пошарил на столе, где трубка? Сунул в карман. Встал, приземистый, кряжистый. Вышел во двор, образованный четырьмя одноэтажными постройками, служившими раньше гостиным двором Меты, а теперь ставшими казармами отряда оккупантов.

– Подъем, гомики!!!

– Увидать вас молодым…

Вагон раскачивался на гудящих рельсах, колеса отбивали ритм: «Ан-те-гри-гри… Ан-те-гри-гри…» Броневой щит окна я поднял, чтобы впустить в купе немного ночной свежести – Наоми было плохо. Фонари вдоль дороги на коротких толстых столбиках, похожие на странные светящиеся грибы, отбрасывали тусклый зеленоватый свет – Великий путь выглядел в нем светлым туннелем во тьме, по которому мы двигались навстречу новой авантюре. Локомотив увлекал за собой четыре бронированных вагона, из амбразур грозно торчали револьверные пушки, а перед собой паровоз толкал две груженые гравием платформы – очередная прихоть Наоми.

– Или вы опоздали, или я поспешил родиться, – я осторожно прощупал ей пульс.

В последнее время ее поведение пугало меня все больше. Не утешало и то, что ее нелогичные, импульсивные решения неизменно приносили успех. Так везет новичку в картах. Но это мы уже проходили. И раньше она намекала, что ее ведет внутренний голос, да только чем все кончилось?

Когда в Норденке обнаружился совершенно готовый бронепоезд (не хватало только серебряных ручек на двери командирского купе), Наоми пришла в восторг. Заявила, что больше не сомневается в нашей окончательной победе. Паровозную команду набрали быстро: пряник и кнут в руках Антегри действовали безотказно. С одной стороны – хорошее вознаграждение, с другой – семьи, остающиеся заложниками в Норденке.

Взвод охраны под началом Гордея, ваш покорный слуга, постоянно хмурая Пини, четверо высокородных ганцев во главе с племянником великого дяди – вот поначалу все спутники Наоми. Позавчера мы миновали Мету, забрав Габа с людьми, и летели теперь на всех парах к торговому центру Мира. Иррациональным образом воссоздалась ситуация недавнего прошлого: даже купе, где расположилась Наоми, повторяло по планировке командирскую каюту «Громовержца». Бронепоезд проектировал тот же человек. Грандиозные планы строил Великий Магистр!

– Если всерьез хотите моего совета, то хороший отдых – все, что вам надо.

– До утра четыре часа. Оклемаюсь.

– Я имел в виду…

– Не надо! Повернуть обратно, препоручить дела с Ганой Арни… Пусть держит Норденк! Это решает все.

– Боитесь остаться не у дел? И решили лично взять Гану?! С тремя сотнями не самых лучших бойцов? Нас прихлопнут, как мух.

– Ошибаетесь. В духе торговцев – не воевать. А лучший способ прекратить войну – это попросту ее проиграть. Они покоряться, когда я предложу хороший компромисс. Не бойтесь, Рон. У меня нет больше чувства, что смерть глядит через плечо. Или, что меня уже нет, и нет ничего, кроме затянувшейся предсмертной галлюцинации. Путь долгий и светлый. Только в конце темно. Лет сорок. Или пятьдесят.

– Удачи вам тогда, Наоми. Я не доживу и этому рад. Не злитесь на мое занудство – я боюсь за вас.

– Уже не прежняя, да? Только честно.

Я не стал обдумывать ответ, зная, как чутка Наоми к проявлению неискренности.

– Не скрою,… опасался последствий такой длительной асфиксии. Но признаков органического поражения мозга не наблюдаю. Несмотря на странность ваших поступков.

– Например? Я – женщина, какой логики от меня ждать?

– Поспешная расправа с Магистром.

– Слишком умен и слишком мне нравился…

– ?…

«Ан-те-гри-гри… Ан-те-гри-гри…»

– Очень скоро я стала бы думать его мыслями, жить его целями – он был сильная личность. Достойная пара Бренде. Построить «Громовержец» на деньги Ваги! И эта громыхающая железка, – она подняла руку и слабо стукнула кулачком по столику, – тоже из нашей мошны. В общем,… я слишком слаба и измучена, чтобы перешибить его волю своей. А влюбить его в себя – дохлый номер – он никого и ничего не любил, кроме своих денег. Что они – условность, а вовсе не главное в жизни… Он это понял, в конце.

Монолог ее утомил и она умолкла, со вздохом вытянувшись на диване. Метаморф последние дни она не носила, сменив на мягкие серо-голубые брюки и батистовую сорочку – изящное подражание былому грубому наряду. И стала еще краше. Я вдыхал легкий запах ее пота – лучших духов не изобрести и думал, что я, именно я отнял у старушки с косой это живое чудо. Наоми осторожно взяла меня за руку.

– …Рон! Вы похожи… на моего наставника Ватанабо в школе. Доверяю вам. Совершенно с вами не зажимаюсь, не стыжусь. Признаюсь: у меня есть две личных проблемы. Мне теперь часто снятся сны, в которых меня убивают. Вместе со страхом испытываю наслаждение неизбежностью гибели и, проснувшись, до утра мастурбирую, воображая себе всяческие ужасы.

– Защитная реакция подсознания… Переориентация на сексуальный инстинкт. Стали мазохисткой вместо того, чтобы сойти с ума.

– Утешили. Слушайте дальше: сейчас я бегаю от Арни, а скоро он будет меня сторониться. Он брезглив и из захватанных стаканов не пьет. Я беременна от Джено.

Под утро, перед Преганком, мы сильно сбавили скорость, как всегда на подходе к станциям. Наоми всерьез опасалась подвохов, хотя ее слова о бомбах показались мне бредом.

– Окститесь, Наоми! Полсотни сел и городов, малых и побольше живут за счет того, что содержат в порядке Путь. И вы утверждаете, что кто-то захочет его взорвать!

– Впереди и позади поезда. Затем подтянуть войска, артиллерию и покончить с нами. Вероятность мала, но надо считаться… С чего взяла? В старинных книжках вычитала! – она с комичным видом пожала плечами. – Благословен патриархальный век!

Клубы желтого пара проплыли за окном. Я услышал громкое шипение и поезд, со скрежетом дернувшись пару раз, встал окончательно. Осторожный стук в дверь и появился Гордей. Косо взглянул на меня и сказал Наоми на ухо несколько слов. Она окаменела на секунду.

– Сейчас иду! Готовьте охрану.

Натянула мокасины, набросила узкую кожаную курточку на плечи. Лицо ее ничего не выражало, глаза потемнели. От недомогания не осталось и следа.

– Вы со мной, Рон!

Теплая утренняя сырость, речушка, упрятанная под железнодорожным полотном в широкую бетонную трубу, заросли камышей с темными метелками на длинных упругих стеблях… Начиная с этого места рельсы сняты со шпал на двести метров вперед.

Я искоса наблюдал за Наоми, движения ее стали слегка замедленными и казались бы сонными, не будь так точны и выверены. Прошлась вдоль насыпи по темному от натеков мазута гравию, указующе вскинула руку.

– Гордей, ловите! Там, в трубе!

Через пару минут охранники приволокли брыкающуюся девчонку лет тринадцати, круглолицую и курносую, совершенно безобидную на вид.

– Шпи-о-о-нка? – задумчиво протянула Наоми, уставившись ей в глаза.

– Да, ну нет, ну что вы!

– Я – да, я – нет, я – что… – издевательски передразнила ее наш вождь. – Конечно, ты просто слабоумная дурочка. Велели спрятаться подальше, не крутиться под ногами. Нашла место. Веди к папуле с мамулей.

И на не высказанные наши вопросы коротко пояснила:

– Прячут того, кто ценен или дорог. Пользы от нее никакой, значит, за нее боятся родители. С какой стати? Они здесь – важные шишки, правда, девочка?

Девчушка гордо и комично надула щеки.

– Мой папа – староста Преганка!

Наше появление в доме старосты: язвительно улыбающийся Гордей, я, не успевший побриться и оттого похожий на злодея, Наоми, неустанно делающая «страшное лицо», да Пат – дочка старосты, сияющая от удовольствия, в какой значительной компании ей повезло оказаться – произвело должный эффект. Полная тетка – ее мамаша, рухнула в обморок, а отец весь обмяк, тряся седыми длинными усами.

Наоми немедля взяла быка за рога.

– Глупость. Большая глупость. И, зная, какая простушка ваша девка, не укрыть ее надежно – непростительная глупость. Вам, уважаемые, я ничего не сделаю при любом раскладе – вот твердое мое слово. Прошу только: собирайте людей, инструмент… всех кого надо и все что надо. Восстанавливайте пути. Желаю успеха. Срок – до полудня. Когда нет – девочку вашу в одну минуту пополудни бросят в топку паровоза. Живую.

Тишину нарушил жалобный голос Пат:

– Я не выглядывала! Я хорошо спряталась! Она не могла меня увидеть!

– Наделали шороху, хозяйка… – Гордей, сам того не зная, впервые употребил имя, от звука которого в будущем вздрогнут многие. – Они пашут, как черти. Но все ж не поспеют.

Наоми, поднеся козырьком ко лбу руку, смотрела на копошащихся вдоль трассы людей.

– Который час, Рон?

– Без четверти.

– Врете. Дайте сюда ваши часы!

Она запустила пальцы в кармашек моей жилетки, щелкнула крышкой часов.

Молодой Григ Децим, племянник Главного советника Ганы, смущенно топтался рядом, последние дни он не сводил глаз с Наоми, хотя и сознавал тщетность своих надежд.

– Вы, в самом деле, излишне жестоки. Иногда. И… часы доктора неточные, смотрите по моим…

На часах Грига был как раз без четверти полдень, и я тут же подыграл ему:

– Ну, спешит мой хронометр! Я и делаю в уме поправки.

– Один врун – врун. Двое – заговор. Трое… – тут она нахмурилась. – Гордей!

– Четырнадцать ноль пять, – услужливо отозвался тот.

– Гордей! Остановите работы. И гоните всех сюда, сейчас наступит воспитательный момент.

– Вы, народ, слушайте! Опоздали, и мой приговор будет исполнен! – общий стон стал Наоми ответом.

– Гордей, начинайте!

Пат не сопротивлялась, только спросила тихо:

– Что я вам сделала?

– Ничего. – Наоми отвернулась. – Если я не держу слово – меня перестанут воспринимать всерьез.

– Нет такого обещания, которого нельзя было бы дать! И взять обратно. Наоми, разве не лучше отступить от железной логики и тем произвести впечатление гораздо более сильное? – сказал Григ мягко.

Слова мужчины молодого, красивого и хорошо воспитанного часто весьма убедительны для женщины, как бы ни была она раздражена.

– Ладно. Слушайте меня, люди! Хотя бы двое найдутся среди вас, кто согласен умереть вместо Патрисии? Тогда она останется жить.

Мать девочки с воплем рухнула перед нами на колени.

– Меня возьми, меня!

И белобрысый, колченогий юноша с трудом вышел вперед, нервно ломая худые руки.

Наоми смерила его взглядом, выдержала долгую паузу.

– Очень хорошо. Я довольна. Гордей, отпустите девчонку и берите этих двоих.

– Мама, нет!! – Пат упала рядом с матерью, сотрясаясь от рыданий.

– Хватит, – с трудом прохрипела женщина. – Кончай скорее. Но оставь ее, молю!

Наоми пристально вглядывалась по очереди во всех троих и, наконец, остановилась на парне. Он потел и ежился под ее взглядом.

– Скажешь что?

Он замотал головой, стискивая зубы, чтоб не стучали.

– Вот настоящее мужество. От страха чуть жив и все же… Все трое – свободны. Вы довольны мной, Григ?

Второй человек в Гане просиял в ответ.

А Наоми махнула рукой.

– Пусть люди продолжат работу.

И добавила задумчиво:

– Через пару лет никто не вспомнит, что я ее пощадила…

Хромой парнишка обнимал плачущую Пат и, похоже, впервые, объяснялся ей в любви.

Уксусно-кислые физиономии Совета меня позабавили. Наоми расхаживала, заложив руки за спину, по ораторскому помосту и держала речь, негромко и четко выговаривая слова. Я, Пини и Гордей сидели в первом ряду, на местах для почетных гостей. Больше в Гане с нами никого не было. Я и женщины оружия с собой не взяли, а Гордея разоружили при входе – итого четверо «голых королей» против Совета, корпуса полиции и вооруженных сил Протектората. Так порешила Наоми. Отпустив с миром семейство старосты Преганка, велела поставить на рельсы за разрушенным участком дороги дрезину, выбрала из рабочих троих самых тупых и крепких на вид – качать рычаги и мы с ветерком въехали в Гану. И пешочком заявились в резиденцию Совета, где Наоми уже блистала когда-то. Только теперь на нас смотрели с изрядной долей подозрения. Ее, впрочем, это не смутило.

Вежливо объяснила высокому Совету, что не может продемонстрировать им чудо техники, своего рода сухопутный «Громовержец», ибо он не в силах преодолеть поврежденный участок пути. Что стряслось? Тот закованный в бетон ручеек под дорогой, божьим велением стал бурной, полноводной рекой и смыл триста метров полотна. И не смейтесь, иначе придется допустить, что безумцы, преступники, бешеные псы, ненавистники всех честных людей, называйте, как хотите, решили сознательно уничтожить Великий путь. Разрушить торговлю, лишить источника существования десятки тысяч людей… Справедливое негодование народа до сих пор не вылилось в бесчинства и буйство потому, что факт пока должной огласки не получил, но за этим дело не станет. Гелиограмма уже ушла из Преганка в Норденк.

Но надежда остается. Советник Децим, вы все его знаете (так же, как и его высокочтимого дядю) лично руководит работами по приведению Пути в порядок. Поэтому его сейчас и нет с нами, как и троих его верных помощников.

Пини легонько толкнула меня локтем в бок. Дескать, позиция равная: четверо здесь, четверо там. Кто у кого в гостях, а кто в заложниках, поди, разбери. Меж тем Гордей лениво почесал лодыжку, и я увидел, как на короткий миг открылся высокий каблук его башмака и оттуда в ладонь, а затем в рукав Гордея перекочевал миниатюрный пистолет «стреляющая трубка».

А Наоми продолжала пудрить мозги Совету. Она, конечно, невезучая, факт. Но всякому невезенью будет конец. Как сухопутный бронеход, так и его морского собрата рано списывать со счетов. Главный механик «Громовержца» – талантливый инженер, вместе с соратниками из числа экипажа работают над изобретением технически простого способа подъема полузатопленного корабля и доставки его в док Норденка для ремонта. Всем им созданы хорошие условия для работы: отменная еда, тишина, уединение. Тут Наоми не кривила душой. Подземная тюрьма под Гнездом Ваги – в самом деле, место тихое, уединенное.

В заключение она вчерне обрисовала контуры создаваемого ею на Острове режима. Костяк – монархия, под ней – аристократия, а внизу, на местном уровне – самоуправление народа. Благотворное влияние Ганы уже оказало свое умиротворяющее воздействие. Выдающийся военачальник Дерек Харлан… Да-да, она рада, что высокий Совет разделяет ее мнение о своем представителе, так успешно овладевшем Вагноком. Что, кстати, позволило высвободить силы для наведения порядка в коррумпированном и насквозь прогнившем Магистрате, в чем усматривает, она, Наоми, дальновидную и мудрую политику Совета. И так далее, и тому подобное… хитрая собачонка трижды лизнувши, один раз позволяла себе гавкнуть…

А на территориях, подпавших под ее (понимай, Протектората) покровительство, вводится свободная, беспошлинная торговля товарами из Ганы. Любая прибыль облагается налогом в десятину и не более того…

Совет, наконец, растаял. Как пишут бездарные сочинители: «на лицах начали расцветать улыбки». К отчету Дерека Наоми приложила и смету на дальнейшее содержание воинского контингента Протектората на Острове, добавив, что хотела бы увеличения его численности, но не смеет излишне докучать Совету. Доклад Дерека одобрили. Смету мигом утвердили. Дружною толпою проводили нас к парадному входу, и сам Главный советник изволил просеменить рядом с Наоми несколько шажков. Под высокой аркой Гордей обогнал их и первым стал спускаться по пологой белокаменной лестнице, ограниченной вместо перил столбиками с висящими на них позолоченными цепями. У ее подножия нас ожидал конный экипаж, чтобы отвезти в гостиницу. Поодаль чинно стояли любопытствующие, ни смешков, ни вольных выкриков – ганцы народ воспитанный. Несколько конных полицейских лениво следили за порядком.

Главный советник поцеловал Наоми руку, она вдруг чмокнула его в щеку и быстро сбежала вниз по лестнице, на ходу утирая пот со лба рукавом – все ж таки сильно устала. Ее появление встретили сдержанным приветственным гулом. А мы с Пини замешкались и не потому, что хотели дать Наоми покрасоваться одной. Просто высокий офицер из внутренней охраны Совета вдруг грубо оттер нас в сторону и, шагая через две ступени, поспешил вслед за Наоми. Рука его потянулась к карману мундира. В это время Гордей, стоявший у ждущей нас кареты, вскинул руку и выстрелил. Из затылка офицера вылетел сгусток крови. Наоми уже была на последней ступеньке, и от Гордея ее отделяло метров десять, когда кто-то из толпы зрителей вдруг заступил ей дорогу, и она отшатнулась в растерянности. А лошадь одного из полицейских вдруг с диким ржанием встала на дыбы…

Убитый Гордеем офицер продолжал спускаться по лестнице! Жуткий феномен: мертвое тело, продолжающее выполнять последний приказ угасшего сознания. Из руки живого трупа вылетел металлический шар размером с куриное яйцо и, прыгая по ступеням, покатился прямо под ноги Наоми! Гордей рванулся, но был слишком далеко, чтобы чем-то помочь. Тут ноги бредущего трупа стали подгибаться и он рухнул окровавленной головой вперед, съехав вниз на пару ступеней. А человек, напугавший Наоми, толкнул ее и навалился сверху, закрывая собой.

Металлическое яйцо беззвучно лопнуло белым огнем, толпа шарахнулась в стороны, как расходятся круги от упавшего в воду камня, я видел безмолвные крики людей. Внезапно слух и способность действовать, вернулись ко мне, я с воплем ринулся вниз по лестнице и очутился у места происшествия одновременно с Пини. Наоми уже сидела, скорчившись, рядом с распростертым телом неизвестного, точнее неизвестной – это оказалась женщина. Вокруг стояла резкая химическая вонь. Я наклонился над спасительницей Наоми и тут узнал ее.

Бренда была еще жива, в широко открытых глазах застыла огромная боль. Скривилась на Наоми:

– Где ж… твое виденье… дура?

Она искала кого-то взглядом, и Наоми, схватив Пини за руку, вложила ее ладонь в слабеющую ладонь Бренды.