Нежелательные встречи, или Барбусы обожают тараканов (сборник) Константинов Евгений
Именно с такой идеей и подавался Посельским «треугольник». В рассказе на пятнадцать страничек речь шла о соревнованиях спиннингистов на острове Кипр. В разгар которых главный герой оказывается пленен двумя художниками, на картинах которых нарисованные ими «Ловцы» с крыльями, как у бабочек, оживают и начинают охотиться за рыболовами, убивая тех одного за другим. Героя спасает начавшийся дождь, капли которого смертельно-опасны для художников-пришельцев. Охотники за людьми переносятся обратно в свое измерение, напоследок намекая герою, что они еще встретятся.
— Кажется, все высказались? — поинтересовался Новгородцев, глядя на собравшихся на веранде дома отдыха участников мастер-класса и слушателей, не принимавших участия в обсуждении. — В таком случае скажу и я пару слов.
Претензии к языку, конечно, есть, да и орфографические ошибки имеются, но для дебютного рассказа их немного. Я тут все отметил, — мастер постучал карандашом по лежавшей на столе рукописи. — Правда, почерк у меня не ахти, но если захочешь — разберешься.
Теперь, так сказать, к сути. Многовато на страницу текста рыболовной терминологии. Если никому из любителей фантастики не надо объяснять, что такое бластер, то, к примеру, «воблер» для большинства абсолютно неизвестный термин. Напиши ты это слово в рыболовном журнале — у читателей вопросов бы не возникло, а тут… Но надеюсь, на завтрашнем рыболовном мастер-классе Павел разъяснит нам, что это за штуковина — воблер.
Пойдем дальше. То, что Павел описывает как скальпирование, по результату напоминает обезглавливание и поэтому слабо коррелирует с процессом рыбной ловли, с которым сравнивается.
Ну а такой ход, как пришельцы погибающие от воды — стар как мир. К тому же это антинаучно, так как белковая жизнь без воды немыслима, да и небелковая — тоже, ведь жизнь основана на биохимических растворах, а если на чем-то ином, то тогда этому иному вода по барабану.
А так, за исключением гидрофобии, сама идея пришельцев-художников очень многообещающая. Из нее можно даже большую повесть сделать. В общем, неплохая получилась фантастика, — похвалил Лев Новгородцев и вновь кивнул Павлу, призывая поделиться своими мыслями. Обычно это были слова благодарности, но иногда кто-то и не соглашался с прозвучавшей критикой.
— Это не фантастика, — сказал Павел, поднимаясь с плетеного кресла и оглядывая присутствующих. — Я ничего не выдумал, а описал то, что случилось на самом деле.
— Ну-у-у… — развел руками Новгородцев. — Павел, дорогой, подобные заявления начинающих авторов тоже стары, как мир. А представь, что сейчас каждый из вас скажет, что ничего не выдумал. Что, к примеру, наша Танечка — одна из своих героинь ведьм, что Ефим перенесся назад во времени и среди прочих сражался против кочевников за землю русскую, а Александр действительно оказался в описанном им мире и стал там четырехруким гладиатором…
— А меня действительно укусил вампир, — поддакнула брюнетка Алена, и все радостно рассмеялись.
Павлу было не до смеха. Дрожащей рукой он вынул из кармана газетную вырезку и попросил передать мастеру:
— Здесь заметка об этом случае. Лев, прочтите, пожалуйста, вслух.
— Хорошо, — пожал плечами Новгородцев. — Та-ак, название довольно пугающее: «Убийства на кипрской фрагме»!
На веранде раздались смешки. Прежде чем читать вслух, Новгородцев быстро пробежал глазами по тексту. Покрутил вырезку в руках и, нахмурившись, посмотрел на Павла.
— Хм. Вот что здесь написано: «Ужасной трагедией завершились соревнования российских спиннингистов, приехавших в конце октября на остров Кипр ловить большеротого окуня — басса. Восемь рыболовов из двадцати не пришли на финиш. Сначала все подумали, что этому помешал разразившийся ливень, но после того, как он закончился, на берегу водоема были обнаружены восемь безжизненных тел с кошмарными ранами на головах. Орудия убийства и каких-либо следов убийцы на месте не оставили. Ведется следствие…»
Повисшую на веранде тишину нарушила Алена:
— Сегодня любой желающий может, какую хочешь газетенку выпустить.
— Я не-е…
— А я слышал про эту историю, — не дал договорить покрасневшему как рак Павлу, сидевший в самом углу один из слушателей.
Накануне во время ужина Павел пил с ним водку, вот только имя забыл.
— Николай Курганов, — представился слушатель, поднявшись и уперев в бока огромные ручищи. — Директор рыбхоза «Радужная форель». Вы завтра на нашем озере рыбку будете ловить. Сам-то я не писатель, но фантастику страсть как люблю! Так вон, один наш постоянный клиент, который все газеты и журналы рыболовные от корки до корки читает, как раз про эти кипрские убийства рассказывал. Мы с ним к такому соображению пришли, что спортсменам отомстили за то, что они браконьерские сети уничтожают…
— Вполне возможно, что в газете написана чистая правда, — подал голос Валентин Андреевич — довольно известный писатель-фантаст. — Просто наш начинающий автор взял этот факт за основу и накрутил на него фантастический сюжетец. Оригинальный, кстати, сюжетец.
— Да поймите! Я же и был на тех соревнованиях главным судьей!
— Тем более, — стукнул себя ладонями по коленям писатель со стажем. — Вы все это пережили, постоянно об этом думали, наверняка, в полиции на вопросы отвечали. И постепенно выработали в голове свою версию. Пусть, фантастическую, но, насколько я понял, настоящих убийц так и не нашли?
— Как же их найдешь, Валентин Андреевич, если это были пришельцы, которые перенеслись в другое измерение? — разрядил накаляющуюся атмосферу Новгородцев, вновь вызвав смешки аудитории. И тут же, взглянув на сжимавшего кулаки Павла, предложил:
— Хорошо. Допустим, что ты, Павел действительно столкнулся с художниками-пришельцами. Что действительно стал свидетелям убийств и написал обо всем этом рассказ. Ну и что дальше? Что ты предлагаешь?
— Я прошу, чтобы меня выслушали, не перебивая, — сказал Павел.
— Так. Слушаем, не перебивая! — скомандовал мастер, прерывая поднявшийся было шум.
— Понимаете, — голос Павла дрогнул. Он глубоко вдохнул и продолжил:
— Я действительно был там, на кипрской фрагме. И судил рыболовные соревнования. И все, что написано в рассказе, произошло на самом деле. И всех нас действительно таскали на допросы. Но никто из выживших, кроме меня и Верки, пришельцев в глаза не видел. Все ловили рыбу, ни о чем больше не думая. А у Верки, которая видела смерть других людей, и которую саму едва не скальпировали, кажется, просто крыша поехала.
В полиции я не мог сказать правду. Меня бы или в убийцы определили, или в сумасшедшие. Ну, кто сегодня поверит в пришельцев? Я понадеялся, что писатели-фантасты. Поэтому и написал, якобы фантастический рассказ. Понимаете, я очень сильно боюсь. Ведь эти твари художники просто жаждут новой встречи с рыболовами-спортсменами! И обязательно с нами встретятся, я это нутром чую. Мне, как будто кто-то на ухо шепчет, что они возникнут во время первых же соревнований на подмосковном водоеме. И начнут со спортсменов скальпы снимать!
Переводя дыхание, Павел вытер рукой выступивший на лбу пот. Паузой воспользовался Ефим:
— А завтра мы, вроде бы, собирались во время рыболовного мастер-класса устроить мини-соревнования?
Накануне, так же, как с Николаем Кургановым познакомился Павел и с Ефимом, и с «четырехруким гладиатором» Александром, и с «ведьмой» Танечкой… Они как-то сразу нашли общий язык, вместе пили, пели под гитару песни. Ребята оказались замечательные, и Павел с трудом удержался, чтобы не посвятить новых друзей в свои проблемы. Посчитал, что лучше рассказать по-трезвому…
— Про что и речь! — в сердцах выкрикнул Павел. — Вы только представьте себе, что когда мы начнем ловить рыбу, на берегу возникнут пришельцы-художники, нарисуют свои картины, и из перевернутых треугольников вылетят Ловцы!
— Хи, хи, хи, — издевательски выдала Алена. — Как такое можно вообразить?
— Вообразить все можно, — сказала Танечка.
— На то мы и фантасты, чтобы постоянно придумывать и описывать всяческую небывальщину, — задумчиво произнес Лев Новгородцев, постукивая карандашом по лежащей перед ним на столе рукописи.
— Да. Только это не небывальщина… — Павел тяжело вздохнул и сел, не зная, что можно добавить к сказанному.
— Хорошо! — подытожил Новгородцев. — До завтрашней рыбалки времени предостаточно. Давайте все вместе придумаем способы борьбы с боящимися воды пришельцами, и на основе этих идей Павел потом еще один рассказ напишет. На этом наш мастер-класс считаю закрытым.
Собравшиеся на веранде дружно зааплодировали мастеру.
Вечером, собравшись большой компанией в номере у Александра-гладиатора, веселились до глубокой ночи. Поднимали тосты за мастера, за конвент, за фантастику…
— А ведь отличный пиар-ход ты придумал! — в очередной раз, чокаясь с Павлом стаканами, сказал Новгородцев.
— Да никакой это не ход, Лев! — возразил Павел. Но мастер продолжал гнуть свое:
— Вот смотри. Рассказы твоих новых приятелей, как бы они хорошо ни были написаны, скоро нами забудутся. Зато твой «треугольник» — ни в коем случае! Тот же Валентин Андреевич его запомнит, а при случае, где-нибудь упомянет. Что для начинающего автора очень полезно. И многие из тех, кто «треугольник» не читал, постараются это сделать.
Павел вздохнул:
— У меня уже трое рукописи попросили.
— Ага, — подтвердил Александр, возникший рядом с почти полной бутылкой вина. — Вот мы здесь алкоголь пьянствуем, а Ирина убежала куда-то твой рассказ читать. Очень, говорит, заинтриговалась.
— Во-о-от! — поднял вверх указательный палец Новгородцев. И подставил опустошенный стакан под горлышко бутылки.
— Паша, а ведь если принять твои слова за чистую монету, получается, что ты на завтрашней рыбалке всех нас подставляешь, — сказал хозяин номера, разливая по стаканам вино.
— Подставил бы, если бы не предупредил, — не согласился Павел. — Я ведь очень много об этом думал. Понимаешь, Александр и ты, Лев, понимаешь, ведь если пришельцы вновь появятся на обычных соревнованиях спиннингистов, то позволят им рассредоточиться по водохранилищу, а потом всех — по одному. Зато завтра у нас будет небольшой прудик, где все у всех на виду. И я все-таки надеюсь, что кто-нибудь что-нибудь придумает. А?
— Ну а сам-то ты, что-нибудь придумал? — спросил Александр и залпом выпил вино.
— Сейчас, — Павел тоже выпил и полез в свою сумку, где помимо принесенной с собой бутылки водки лежали три пластмассовых водяных пистолета. — Вот, — достал он популярные детские игрушки.
Несколько секунд Александр и Лев тупо смотрели на разноцветные пистолеты, потом хозяин номера начал смеяться. От души, повалившись на кровать, стуча себя в грудь и вытирая слезы. Новгородцев вовремя подхватил выпавшую из его рук пока что не совсем пустую бутылку, и быстренько разлил остатки вина на двоих. Правда, свой стакан тут же протянул подошедшему Ефиму.
— О! — радостно воскликнул тот, беря вместо стакана пистолет оранжевого цвета. — У меня когда-то точно такой же был!
— Ах-ха-ха! — вновь зашелся смехом Александр и сквозь слезы:
— Наш Паша… хочет… этим грозным оружием… с пришельцами сражаться! Ах-ха-а-а…
— Лев, посоветуй, какой водой лучше заправлять? — Не обращая внимания на катающегося по кровати приятеля. — Из-под крана, или озерную?
— А-а-а-а! Я щас копыта отброшу…
Ефим, все-таки взявший из рук мастера стакан и выпив вино, прошел в ванную комнату, быстро вернулся и мс невозмутимым выражением лица выпустил из оранжевого пистолета тонкую струю прямо в лицо Александра. Чему тот, кажется, только обрадовался.
— О-о-ох, — глубоко вздохнул Александр, — едва ты меня, Паша, не уморил…
— А мне этот ствол нравится, — улыбнулся Ефим. — Коллега, можно я его завтра с собой на рыбалку возьму?
— Конечно! Только заправить не забудь, — у Павла заметно поднялось настроение. — Лев, и ты возьми, пожалуйста.
— Давай, — не стал отнекиваться мастер, принимая второй «ствол». — А тебе не кажется, что слабоватенько все это?
— Конечно, слабовато! А что еще делать? Я же не волшебник, чтобы по мановению палочки в любой момент дождь вызывать…
Балагурили они еще долго. Травили анекдоты, вспоминали обсуждаемые на мастер-классе рассказы, то и дело возвращаясь к выступлению Павла, которое с чьей-то легкой руки окрестили «Синдромом Посельского». Но ничего дельного, на что так надеялся автор «треугольника», никто так и не предложил.
А когда начали расходиться, к Павлу подошла державшаяся весь вечер слегка особняком Алена Викторовна и огорошила вопросом:
— Павел, уточните, пожалуйста, как именно пришельцы хватали людей за волосы?
Он даже слегка протрезвел, вспомнив Ловца, схватившего и приподнявшего над землей отчаянно визжащую Веерку.
— Сразу двумя руками. Растопырив пальцы…
— Мои волосы для этого, наверное, очень удобны? — спросила Алена, тряхнув локонами.
— Очень, — сказал правду Павел. — Кстати, Верка, вернувшись с Кипра, стала совсем короткую прическу носить. Даже короче, чем у Ефима.
— Нет. Волосы, это святое, — немного подумав, сказала Алена и ушла, оставив Павла с внезапно пришедшей мыслью — а не побриться ли прямо сейчас наголо?
Не побрился…
Павел Посельский никак не ожидал, что в отправившийся на рыболовный мастер-класс автобус набьется столько народа. Большинство, конечно же, поехало на водоем только ради того, чтобы полакомиться на бережке свежепойманной озерной форелью, приготовленной на мангалах. В связи с этим в сумках писателей, читателей и критиков позвякивало — рыбалка обещала быть веселой.
В толстом и крепком тубусе Павел вез шесть спиннингов и подсачек, в большой сумке — катушки и несколько коробок с разнообразными приманками. И еще — во внутреннем кармане куртки — наполненный водой пистолет. Павла слегка трясло, но это были не отходняк после вчерашнего и не волнение перед первым публичным выступлением, как мастера-рыболова. Он боялся, очень боялся обещанной «художниками» встречи.
Но, несмотря на все страхи, у него даже мысли не возникало, чтобы отказаться от предстоящего мероприятия. Не из-за того, что в этом случае он стал бы выглядеть в глазах нескольких десятков людей последним чмошником, нет. Просто Павел отчетливо сознавал, что пришельцы рано или поздно все равно появятся. Так пусть уж лучше — сегодня, лучше — здесь, где талантливые на выдумку люди, обязательно сообразят, как избежать смертельной опасности.
Он в который раз посмотрел за окно — легкие облачка на голубом небе дождя не обещали…
— Добро пожаловать, гости дорогие! — встретил высыпавших из автобуса участников конвента Николай Курганов, директор «Радужной форели». — Проходите и спускайтесь по этой тропинке. Вон там, вблизи большой беседки мы сейчас начнем жарить рыбку. У нас ее предостаточно, так что всем хватит. К тому же и сами поймаете. А где скрывается наиглавнейший рыболов?
— Привет хозяевам! — протиснулся сквозь толпу Павел.
— Сегодня вы здесь хозяева, мы всего лишь обслуга, — ответил Курганов, здороваясь. Убрав с лица радушную улыбку, понизив голос, спросил:
— Как думаешь, где твои пришельцы высадиться могут?
Павел вздрогнул и посмотрел директору в глаза, сразу ставшие серьезными. Они стояли на невысоком пригорке, а внизу красовалось озеро.
Пейзаж был достоин кисти Исаака Ильича Левитана. В не нарушаемом рябью зеркале воды отражались сосенки, ели и только-только одевшиеся в листву березки; неглубокие заливы чередовались с крохотными песчаными пляжами; среди ивняка, словно рожденные вместе с самим озером, виднелись неброские беседочки; по всему берегу на равных расстояниях друг от друга приглашали рыболовов в гости аккуратные мостки.
— Скорее всего, вот здесь и высадятся, — указал себе под ноги Павел. — Для обзора это самое идеальное место. А что еще художнику надо?
— Ага, — кивнул Курганов. — Мастер-класс лучше всего проводить вон в том, дальнем углу. Там и мосток самый широкий, и форель всегда держится. Через сколько примерно думаешь соревнования начать?
— Постой, дружище, — Павел взял Николая за плечо. — Ты на самом деле веришь, в моих пришельцев?
— Дружище, — директор рыбхоза похлопал Павла по руке, — я очень много читаю фантастику и очень ее люблю. Соображаешь?
На самом широком мостке поместилось человек десять. Основная толпа разместилась, на берегу, некоторые сразу направился к беседке, где у мангалов хлопотал директор хозяйства и его помощники. Тем, кто был поближе, Павел раздал не собранные пока спиннинги, катушки и разложил перед собой на полу открытые коробочки с приманками.
— Друзья, — начал он, — прежде всего я хочу сказать, что процесс рыбалки, это самая настоящая фантастика! И если сегодня кто-нибудь научится обращаться со снастью и, дай бог, поймает рыбку, он в это поверит.
— Итак, мы с вами держим в руках спиннинговые удилища. Спиннинги бывают телескопическими, одночастными, то есть, иметь одно колено, двухколенными и так далее. У всех нас спиннинги — двухколенные. Они оснащены катушкодержателями и пропускными кольцами, верхнее из которых называется «тюльпан»…
Рассказывая и показывая, как собирать и оснащать спиннинг, а затем — как забрасывать приманку и делать проводку, Павел на время забыл о своих страхах. Да и какие, в самом деле, могли быть пришельцы в таком райском для рыболова местечке! Как-то само собой получилось, что все шесть спиннингов достались тем, чьи рассказы обсуждали накануне на мастер-классе Новгородцева, в том числе, самому мастеру и Алене Викторовне. Им же предстояло соревноваться в течение первого часа, после чего спиннинги должны были перейти в руки другим желающим.
Павел объяснил правила, попросил начинающих спортсменов занять понравившиеся им мостки, после чего поднялся на пригорок и во все горло скомандовал «Старт!» И вот тут-то, глядя сверху вниз на людей, с которыми за два дня успел подружиться, его вновь начало трясти.
Спиннингисты и несколько болельщиков разбрелись по берегу, основная же часть народа собралась в беседке и начала пиршество. Жареная на мангалах форель явно пришлась им по вкусу. Чтобы успокоить нервишки, Павел собрался спуститься к беседке и опрокинуть рюмку-другую водки, но в это время с одного из мостков донесся радостный вопль. Первую форель поймал Александр-гладиатор.
— С почином! — крикнул ему Павел.
И тут над его ухом кто-то негромко произнес:
— Ну, вот мы и встретились.
Не успев обернуться, Павел почувствовал, что его руки оказались прижаты к туловищу и пошевелить ими нет возможности. В следующее мгновение вокруг него возник купол, местами отливающий золотом, а перед ним появилась знакомая парочка с мольбертами и палитрами в руках. Все тот же смугловатый мужчина с собранными в пучок волосами и в красной бандане и все та же неземной красоты женщина с распахнутыми зелеными глазами, сверхдлинными ресницами, немыслимо изогнутыми ниточками бровей, утонченным носиком и ослепительной белизны гривой волос. Единственным изъяном была язвочка на ее щеке, и Павел хорошо помнил, что язвочка появилась от упавшей дождевой капли.
— Мы знаем, что ты нас ждал, — красавица обнажила в улыбке два ряда неестественно крохотных зубов.
— Не-е-ет! — заорал Павел.
— Этот купол изнутри звуконепроницаем, — тоже улыбнувшись, сказал обладатель банданы. — Мы-то тебя понимаем, а вот другие — не слышат абсолютно.
— Убирайтесь отсюда! — крикнул Павел.
— Только после окончания соревнований, — сказал художник, устанавливая мольберт на землю. — Кстати, мы сегодня не одни.
Павел завертел головой и увидел еще двух мужчин и двух сногсшибательно красивых женщин. Чуть в стороне, откуда ни возьмись, рядком стояли три сияющих сталью и полировкой джипа.
— Мы рассказали друзьям о нашем приключении на Кипре, и они очень захотели отправиться в Подмосковье, — объяснил смуглолицый художник. — Сейчас мы будем соревноваться, а потом кое-что с тобой обсудим, хорошо?
— Нет! Нет! Нет! — кричал Павел, но обладатель банданы уже отвернулся к своему мольберту.
Его друзья, выдавая рокочущие звуки, тоже установили мольберты, на них — подрамники с холстами, потом взялись за кисти. Рисовали художники быстро. Конечно, до Левитана им было далеко, но Павел прекрасно понимал, что художественная ценность отображаемого пейзажа пришельцев интересует меньше всего.
Лишенный возможности шевелить руками, а значит, достать водяной пистолет, он с мольбой смотрел в небо. Тучек на нем стало больше, да и ветерок поднялся, но до дождя было еще далеко.
А художники тем временем закончили рисовать, одновременно поменяли кисти и в центре своих холстов провели по три золотистые линии, образовавшие равнобедренные треугольники с устремленными вверх вершинами. После чего переглянулись и по команде-отрыжке смуглолицего одновременно перевернули картины на сто восемьдесят градусов.
Все это уже Павел наблюдал на Кипре: вместе с картиной перевернулись золотистые линии и все нарисованное внутри них, при этом с остальным рисунком ничего не произошло; краски, на треугольниках, начали блекнуть и съезжать к обращенным вниз углам, оставляя на освобождающемся месте золотистое свечение; на фоне реального пейзажа на противоположном берегу озера появились контуры точно таких же перевернутых треугольников, и в них, словно смываемые водой, поползли вниз настоящие деревья и кусты, которые заменяло все то же фантастическое свечение; а из этих «окон», открывшихся в неземное измерение, вылетели шесть мерцающих точек, увеличивающихся и на глазах приобретая перламутровый оттенок и превращаясь во вторые «Я» недоделанных левитанов!
Ловцы с порхающими за спинами крыльями ускорили полет. Четверо — по направлению к беседке, где вовсю шла гульба фанатов фантастики, двое — к мостку под пригорком, на котором Павел увидел забрасывающую спиннинг Алену Викторовну. В них он узнал двойников обладателя банданы и красавицы с язвочкой на щеке. Кажется, Ловцы устроили гонки, обгоняя и подрезая друг друга, стремясь раньше конкурента долететь до намеченной жертвы.
А жертва, не подозревая опасности, увлеклась рыбалкой. По ее движениям и согнутому спиннингу Павел догадался, что Алена борется с только что подсеченной рыбиной. Догадка подтвердилась, когда из возникшего на поверхности воды буруна выпрыгнула трясущая головой радужная форель и плюхнулась обратно, взметнув высокий фонтан брызг. Уклоняясь от них, перламутровые Ловцы резко изменили полет, чем, наконец-то, привлекли внимание девушки.
Вскрикнув, Алена, выронила спиннинг, но почему-то не пустилась наутек, а стала рыться в своей сумочке, что-то из нее достала и водрузила на голову. Приглядевшись, Павел распознал кожаный шлем, в котором накануне сражался один из участников практикума по историческому фехтованию, и под который Алена ловко убрал вьющиеся волосы.
И очень вовремя это сделала. Ловец-женщина уже пикировала на нее, сложив крылья и выставив вперед руки с растопыренными пальцами. Пальцы вцепились в шлем и сорвали с головы спиннингистки, а на ее растрепавшиеся волосы тут же спикировал Ловец-мужчина. Алена вновь не растерялась и вместо того, чтобы кричать или бежать, как сделали бы многие на ее месте, в самый последний момент спрыгнула с мостка в воду.
Обладатель красной банданы обернулся на заключенного в купол Павла, видимо, собираясь что-то спросить, и тут удивление на его лице сменилось испугом. А в следующее мгновение вырвавшаяся откуда-то из-за спины Павла тугая струя воды ударила художника-пришельца прямо в грудь.
Такими струями поливаю огороды и газоны, такой струей в жаркий день можно в шутку облить приятеля, чтобы вместе посмеяться. Но художнику было совсем не до смеха. Его выгнуло дугой, испуг на лице сменился ужасом, а из горла вырвался утробный рык, на который оглянулись другие любители живописи. По ним тут же хлестанула вода, они, зарычав, метнулись в разные стороны и тут же попадали, корчась в судорогах, словно их облили не водой, а серной кислотой. Кто-то сверзнулся с обрыва и, кажется, докатился до озерной водички, потому что до Павла донесся еще более громкий рык.
По всей видимости, вода попала и на его прозрачный купол, который вмиг растаял, Павел почувствовал, что свободен и посмотрел назад. Властелином водной струи оказался директор рыбхоза и страстный поклонник фантастики Николай Курганов. Держа огромными ручищами зеленый армированный шланг, он сосредоточенно поливал корчившихся на земле пришельцев, которые прямо на глазах превращались во что-то бесформенное.
— Так их, Коля! Мочи гадов! — закричал Павел. И вдруг наткнулся на взгляд самой прекрасной женщины на свете, единственном изъяном которой была маленькая язвочка на щеке. Наверное, предназначавшаяся ей порция воды угодила в купол Павла, во всяком случае, на лице ее хоть и отражался испуг, но никак не мука.
В руке художницы была кисточка, которую она медленно подносила к мольберту. Павел выхватил пистолет, и струйка воды ударила по тонким пальцам красавицы. Кисточка отлетела в сторону, а художница, тряся покалеченной рукой, отпрыгнула назад, сумела увернуться от еще одной струи воды и сиганула с обрывчика.
— По Ловцам, Коля! — крикнул Павел, но, мгновенно оценив расстояние до крылатых убийц, подлетающих к беседке, где продолжалась гульба, понял, что струя до них не добьет.
Подскочив к ближайшему мольберту, он схватил и перевернул картину. Затем — вторую, третью… Бросив взгляд на противоположный берег, увидел, как на фоне реального пейзажа переворачиваются треугольные окна в другое измерение, как тускнеет в них золотистое свечение, и как вспыхивают перламутром спешащие к ним Ловцы.
Через несколько секунд с летающими тварями было покончено. От корчащихся поблизости художников тоже практически ничего не осталось, как и от их джипов, для которых Николай не пожалел водички. И только белокурая красавица мчалась по тропинке мимо мостков, занятых рыболовами-спортсменами, в дальний конец озера.
— Лев! — закричал Павел. — Стреляй в нее, стреляй, Лев!
Но руководитель мастер-класса по теме «Самая разнообразная фантастика», лишь проводил беглянку взглядом, продолжая вращать ручку катушки. Павел спрыгнул с обрывчика, но вместо того, чтобы броситься вдогонку, повернул к мостку, рядом с которым бултыхалась в воде Алена. Похоже, она совсем не умела плавать. Павел плюхнулся животом на дощатый пол и протянул руку, в которую девушка вцепилась мертвой хваткой. Поднять ее на высокий мосток было проблематично, и Павел, чуть приподнявшись на колени, наклонившись над водой и кое-как передвигаясь, потащил Алену к берегу. Николай Курганов прибежал на подмогу, когда девушка нащупала ногами дно и пошла самостоятельно, хотя и продолжала держать Павла за руку.
— Все! — выпалил запыхавшийся директор рыбхоза. — От пришельцев абсолютно ничего не осталось. Одно мокрое место.
— Осталась еще одна! — спохватился Павел.
Он побежал вдоль озера, гадая, куда подевалась художница. Спрашивать у веселившихся в беседке не имело смысла, скорее всего, никто из них так ничего и не заметил, рыбаки же были поглощены своим делом. Павел взбежал на мосток Новгородцева.
— Лев, ну что ж ты не стрелял по девчонке-то?
— Чем я должен был стрелять-то? — не понял тот. — И почему?
— Из пистолета водяного! Я же вчера тебе его дал. Забыл? Девчонка, что мимо тебя пробежала — из параллельного измерения вместе с другими пришельцами сюда перенеслась…
— Какие пришельцы, Павел? Опять ты со своим синдромом Посельского? Окстись! — Новгородцев вновь забросил блесну. — И вообще, не мешай рыбу ловить, у меня только что поклевочка была…
— Есть! — разнесшийся над озером счастливый крик заставил обоих повернуть головы в сторону мостка под пригорком.
— Есть! Есть! Есть! — Алена, хлопая в ладоши, прыгала вокруг Николая Курганова, который, подняв руки над головой, демонстрировал всем только что пойманную девушкой форель.
— О господи! — вырвалось у Павла. — Три минуты назад едва не утонула, промокла насквозь, но вместо того, чтобы бежать греться, первым делом за спиннинг схватилась…
— Везет же некоторым! — не без зависти в голосе произнес Лев.
Павел посмотрел на него и не нашел, что сказать.
Обещая скорое начало дождя, в небе прогрохотал гром…
Тайна Медвежьего черепа
Федор любил плавать. В отличие от большинства сослуживцев, мог продержаться на воде, не касаясь ногами дна, долго, не меньше двух часов — специально время засекал.
Другое дело, что сейчас продолжать заплыв было не очень душевно. Торчащие из воды останки деревьев встречались все чаще — то ли они просто сгнили, то ли это было последствие давнего пожара. Топляка тоже хватало, поэтому Федор все больше осторожничал, чтобы, не дай бог, не напороться на острый сучок. Но поворачивать назад не собирался. Хотя бы потому, что никогда раньше не добирался до этого уголка в россыпи озер, граничащих с Финляндией. Да и не хотелось ему, будучи абсолютно голым, плыть обратно — мало ли что могло приключиться, вдруг какая-нибудь громадная щука позарится на вторгшегося в ее владения врага и цапнет за кое-что…
Сержант пограничных войск Федор Посельский неплохо ориентировался и был почти уверен, что еще через поворот-другой выплывет прямехонько к тропинке, тянущейся вдоль рубежа прикрытия. По этой тропинке до заставы, а вернее, до баньки, где пограничник оставил свою одежду, возвращаться намного быстрее, чем вплавь по озеру.
Была и еще одна причина, благодаря которой он упорно продвигался дальше. В который уже раз Федор пытался отыскать Медвежий череп. Так назывался остров, о котором ему рассказал ефрейтор Латышев незадолго до ухода на дембель. По словам Латышева, на этом, затерянном среди множества озер, острове хранился череп медведя, обладающий некими сверхъестественными свойствами. Что это за свойства не знал ни Латышев, ни его предшественник, тоже ефрейтор, так же рассказавший ему легенду, перед самым дембелем. Легенда передавалась из уст в уста много лет, но Медвежий череп до сих пор никто не нашел.
До возвращения на гражданку Федору оставалось меньше полугода. И через эти полгода он собирался поведать о таинственном острове кому-то еще. Нет, не просто кому-то, только другу. Такому, каким был для него Василий Латышев…
…Ефрейтор Латышев уже знал, что через два дня уедет домой, и пребывал в некой эйфории. И тут во время боевого расчета начальник заставы объявил сержанту Посельскому, что на следующий день у него выходной. Редкий случай, который Федор решил использовать с максимальной отдачей. Взял, да и позвал дембеля на рыбалку: уйти подальше от заставы на одно из озер, искупаться, натаскать на самодельные удочки окуньков, сварить ушицу. Латышев согласился, не раздумывая.
У друзей все складывалось как нельзя лучше: и денек выдался солнечный, и рыба клевала — только вынимай, а когда вода в котелке начала закипать, Латышев рассказал Федору про Медвежий череп, передал, так сказать, эстафету на поиски загадочного места. Но чуть позже, когда уха была почти готова, они вдруг увидели плывущую по озеру лодку и в ней — двух человек.
Переполошиться было от чего — граница-то с Финляндией рядышком! Но от сердца отлегло, года друзья узнали в сидевшем на веслах лейтенанта Борисенкова. Как же орал замполит, увидев на берегу озера блаженно расслабляющихся подчиненных! Оказалось, что выходной сержанту Посельскому дали не просто так, а для того, чтобы он, как любитель рыбалки, весь день был сопровождающим приехавшему из погранотряда на проверку офицеру. Другими словами, поставить с ним на озере сети. Проверяющий приехал, а его сопровождающего-то на месте не оказалось. Пришлось лейтенанту Борисенкову заменить своего сержанта, и ничего хорошего из-за этого Федору в дальнейшем не сулило. С замполитом он всегда был не в лучших отношениях…
…Обогнув очередной мыс, Федор наконец-то увидел знакомые очертания рубежа прикрытия, и сразу же без малейшего всплеска погрузился в воду по самые глаза — на тропке показался человек в форме. Это могло означать, что заставу подняли по команде «В ружьё!», и пограничники бегут на перехват потенциального нарушителя. Но человек был один, к тому же, не бежал, а шел. Приглядевшись, Федор узнал замполита — вот уж с кем сейчас ему меньше всего хотелось бы встреться!
Нет, ничего криминального он не сделал — утром сменился после ночного дежурства и теперь имел полное право на несколько часов отдыха. Так было заведено, — даже если заставу поднимали по тревоге, бывший дежурный оставался подстраховывать своего сменщика. И обычно, если позволяла погода, отслужившие ночью пограничники шли на озеро купаться. Другое дело, что Федор заплыл слишком уж далеко, да и предстать перед лейтенантом в голом виде, при этом что-то объяснять, оправдываться, ему не улыбалось.
На всякий случай он глубоко вздохнул и нырнул с головой. А когда, продержавшись под водой максимально возможное время, вынырнул, на тропинке уже никого не было. Зато что-то мелькнуло среди елочек на ближнем берегу. Федор тут же вновь нырнул, понимая, что это, конечно же, Борисенков, но, не догадываясь, зачем тот свернул на перешеек, который, как он знал, выводит к болоту, и дальше дороги нет.
Теперь под водой оставался совсем мало, но времени хватило, чтобы лейтенант пропал из вида. Не искушая судьбу, сержант поплыл обратно, теперь уже торопясь, чтобы оказаться на заставе раньше замполита, который непонятно чего забыл в лесу. Впрочем, ему-то какое дело, может лейтенант там каких-нибудь капканов понаставил, а теперь проверять пошел.
Федор перестал думать о Борисенкове, когда вдруг со стороны болота послышался визг. И еще один, причем, он мог дать голову на отсечение, что визжала женщина. Но какая здесь, в недоступной гражданскому населению пограничной зоне может быть женщина? Разве что жена замполита или прапорщика, так они в лес не ходят, медведей и змей боятся.
Со стороны болота раздался рык. Настоящий звериный рык, прервавший очередной визг. До армии Федор несколько раз ходил на охоту с отцом, хотя не на медведя, но и на лося, и на кабана. Жутких охотничьих историй он наслушался и начитался предостаточно. Поэтому теперь не просто торопился в сторону заставы, а греб, что есть силы. Он по-настоящему испугался — и за себя и за Борисенкова, который, скорее всего, попал в беду. Но у того хотя бы пистолет с собой имелся!
До баньки на берегу озера Федор доплыл, вконец вымотавшийся. Но отдыхать и даже вытираться было некогда. Напялил на мокрое тело одежду, обул сапоги, схватил фуражку, на деревянных ногах побрел в горку, к заставе, надеясь, что прапорщик на месте, а не уехал проверять наряды. Если тот все же уехал, надо будет самому поднимать тревогу и бежать на выручку замполиту…
Лейтенант Борисенков стоял на углу окружающего заставу сплошного забора, рядом с одинокой березкой и словно специально его поджидал. Федор подошел к нему, тяжело дыша. Вытер стекающий со лба пот, надел фуражку.
— Где шляешься после дежурства, сержант?! — не дал ему раскрыть рот Борисенков. — Купался? Почему форма в беспорядке?
— Я… А вы, как… как там…
— Достал ты меня уже, Посельский!
— Я…
— Марш в казарму! И отбой, отбой!!!
«Неизвестно, кто кого больше достал», — думал Федор, валяясь на своей кровати поверх одеяла.
Сапоги он сбросил, одежду — пока не спешил. Хотя ночью и не сомкнул глаз, Федор сомневался, что уснет сейчас, слишком много мыслей лезло в голову. В том, что Борисенков дошел до заставы быстрее, чем он доплыл, ничего удивительного не было. Но лейтенант не мог ни слышать женский визг и звериный рык со стороны болота. Так почему же никому ничего не сказал? Визжать он мог сам, к примеру, с испугу. А рычать — медведь. Не исключено, что тот самый, по которому Борисенков стрелял недели две тому назад…
…Первым открыл огонь с пограничной вышки замполит. Словно на стрельбище, припав на одно колено, выпустил одну за другой три коротких очереди. Длинную из своего автомата выдал прапорщик.
— Есть! — закричал Борисенков.
— Нет! Удрал косолапый!
— Не мог я промахнуться!
— А чего ж он удрал-то?
Федор чертыхнулся, глядя на спускающихся с вышке по лестнице, препирающихся командиров, которые, похоже, совсем стрелять не умели. Сам бы он не промахнулся и если бы машина, на которой его наряд возвращался на заставу, не застряла в кювете, то к самому интересному они бы успели. Но на очередной колдобине машина вильнула-таки с грунтовки, и вытащить ее своими силами не получилось. Они опоздали на какие-то две минуты. А, может, оно было и к лучшему — медведь, возможно, привлеченный запахом с помойки, услышав шум машины, скорее всего, ушел бы. Но ночью вполне мог вернуться, а тогда дежуривший на вышке часовой мог бы его и не заметить.
Буквально накануне начальник заставы отбыл в отпуск, и о своих соображениях сержанту Посельскому пришлось докладывать мрачному замполиту. Зная по рассказам медвежьи повадки, он предложил на всякий выставить ночью поблизости от помойки так называемый «секрет». Инициатива оказалась наказуемой, и лейтенант назначил старшим наряда Федора, приставив к нему ефрейтора Иванченко и рядового Сударина.
Они замаскировались неподалеку от помойки, от которой ощутимо пованивало. Удовольствия провести в таком соседстве несколько часов было мало, к тому же Федор запретил подчиненным курить, впрочем, как и разговаривать. Однако страдали они не очень долго — ночную тишину, нарушаемую лишь комариным писком, взорвали выстрелы, которые сопроводил звериный рев. Стреляли со стороны отдельно стоящего от казармы офицерского домика. К которому наряд сержанта Посельского поспешил выдвинуться с автоматами наизготовку.
— На этот раз точно попал! — Заявил замполит. — Первым же выстрелом! Хорошо, что ствол с собой прихватил, когда по нужде вышел. Вышел, а медведь прямо передо мной. Теперь валяется где-нибудь поблизости.
Федор включил фонарик, посветил вокруг:
— На предохранитель пистолет поставьте, товарищ лейтенант.
— А если…
— В любом случае, убили вы медведя, или ранили, искать его только при свете дня нужно. Сейчас, даже с собаками — слишком рискованно…
Они вышли на поиски с утра пораньше. Начальник заставы и, все те, кто ночью стерег медведя в секрете. Только у ефрейтора Иванченко теперь на поводке была немецкая овчарка по кличке Берда. Собака взяла след зверя буквально от порога офицерского домика. Залаяла, потянула за собой хозяина, но вскоре остановилась, как вкопанная, перед одинокой березкой.
Растущих в округе берез можно было по пальцам пересчитать, но именно под этой любили фотографироваться пограничники. Совсем недавно, когда она покрылась молодыми зелеными листочками, поддержал традицию и Федор. Теперь березка была абсолютно голой, листья словно сдуло и унесло порывом ветра. Зато на бело-черном стволе алел широкий мазок. Борисенков провел по нему пальцем и довольно улыбнулся:
— Это кровь. Я же говорил, что попал в косолапого!
— И в березку тоже попали, — сказал Федор, заметив радом с кровяным пятном след от вонзившейся в ствол пули.
— Ага. Вообще-то я четыре раза стрелял.
— А куда листья подевались? — задрал голову Федор.
— И следы исчезли, — почесал затылок Иванченко, к ногам которого жалась овчарка.
И действительно — хорошо заметные на влажной земле медвежьи следы обрывались перед березкой, словно зверь вдруг прыгнул на дерево, а с него перепрыгнул куда-то еще…
И все-таки Федор уснул, как был, в одежде — сказались и дежурство, и продолжительный заплыв. А разбудил его, как чаще всего и случалось, сигнал тревоги и крик дежурного: «Застава — в ружьё!» На улицу — с автоматом на плече он выскочил раньше всех. По большому счету, у него еще оставался часок законного сна, но если тревожный сигнал случался после обеда, это для сменившегося дежурного уже, как бы, не считалось. Сержантам тоже вроде бы не положено было чистить картошку на кухне вместе с рядовым составом, но все, даже деды — чистили и не роптали. Так было заведено.
Не прошло минуты, как полтора десятка вооруженных пограничников и одна собака были готовы мчаться во весь дух на самый дальний конец рубежа прикрытия, чтобы не дать предполагаемому нарушителю пересечь границу родной страны. Что они и сделали после того, как замполит отдал соответствующий приказ сержанту Посельскому, а сам поспешно уехал на участок, с которого поступил сигнал тревоги.
Скорее всего, никакого нарушителя не было. Система сигнализации срабатывала по многим причинам: чаще всего из-за лосей, не обращавших внимание на колючую проволоку, натянутую вдоль контрольно-следовой полосы; то же самое касалось медведей и росомах; случалось, сон пограничников нарушали падавшие от старости либо под порывами ветра деревья… Потому-то всякий раз, не успевали погранцы пробежать километров семь и занять удобную позицию для встречи нарушителя границы, как поступал сигнал «Отбой!», означавший, что ничего страшного не произошло, можно спокойно возвращаться на заставу.
Федору иногда даже становилось обидно, что они каждый день бегают туда и обратно и все без толку. Нет нарушителя, значит, нет возможности его задержать, отличиться, заслужить награду — лучше всего, конечно же, отпуск домой, чтобы повидать родных, друзей, встретиться с любимой девушкой…
Он всегда старался бежать на рубеж прикрытия впереди всех. Ноги сами несли, да и бегать, как и плавать Федор любил. Вырваться вперед не получалось, если кто-то из сослуживцев бежал с собакой на поводке. Оно и понятно — собака тянула за собой хозяина, экономя его силы. В этот раз первым бежали ефрейтор Иванченко с овчаркой, и Федор едва за ними поспевал…
С неделю назад у Иванченко случилась беда — в пришедшем из дома письме сообщалось, что его жена исчезла при загадочных обстоятельствах. Все пока было не подтверждено, но его школьный друг писал, что жена буквально испарилась во время ежегодной встречи выпускников — возможно, ее похитили, возможно, сама нашла с кем-то «свою новую судьбу», о чем до сих пор не сообщила ни родным, ни подругам.
Иванченко утверждал, что его жена — умопомрачительно красива. Но, глядя на ее фотографии, которыми ефрейтор так любил хвастать, Федору она как-то не приглянулась. Лицо у нее было каким-то уж слишком осунувшимся. На каждой фотографии у нее на шее, на толстенной золотой цепочке неизменно блестели рядышком христианский крестик и мусульманский серп, что Федора немало удивило. Иванченко пояснил, что жена-то его в церкви крещеная, но считает, что всем религиям необходимо объединиться, чтобы на этой почве в мире не было разногласий. По его словам, у них в семье разногласий тоже никогда не было. И вот жена пропала… О чем сейчас думал ефрейтор, бежавший по петлявшей среди кочек и валунов тропинке, можно было лишь догадываться.
Миновав перешеек, разделявший два озерца, и поднявшись на очередную сопку, Федор оглянулся. Пограничники бежали следом. Кто-то не слишком торопился, кто-то из дедов, наверняка, перешел на шаг. Это было не страшно, — Федор знал по опыту, что большинство окажется на нужном участке вовремя и границу они перекроют надежно. Тем более что самый дальний и серьезный участок достанется ему и ефрейтору с собакой.
Тропинка нырнула с сопки вниз и вывела на очередной перешеек. В конце его виднелся столб с замаскированным гнездом, куда можно было вставить штекер телефонной трубки и узнать, как дела на заставе. Что, следуя инструкции, сержант Посельский и сделал.
— Отбой, — не дожидаясь вопросов, доложил дежурный по заставе.
— А что там было-то? — все-таки спросил Федор.
— Медведь колючку порвал…
— Куда прошел?
— В сторону тыла.
— Понятно.
Выдернув штекер из гнезда и сложив руки рупором, Федор крикнул во всю силу легких:
— Отбой! Отбо-ой!
Он догадывался, что пограничники не станут торопиться с возвращением на заставу, где их могут нагрузить какой-нибудь работой. Погода радовала. По дороге можно было задержаться на какой-нибудь полянке, чтобы полакомиться земляникой. Какая же она была здесь крупная, ароматная, сладкая! Знать бы побольше таких полянок.