Варяг Александрова Марина
– У вас здесь лекарь есть? – неожиданно громко спросил он, обращаясь к самому старшему из мальчуганов.
– Кто? – не понял белоголовый парнишка и опасливо попятился назад.
– Лекарь… – повторил Эрик уже не так громко.
Мальчуган продолжал непонимающе таращиться на Эрика.
– Ну, вот когда у вас поранится кто или заболеет, вы к кому идете? – снова спросил Эрик, еще тише.
– К бабке-веде, к кому ж еще? – наконец сообразил паренек.
– Ну вот и ладно, – облегченно вздохнул Эрик, начавший уж было думать, что на острове не водится вообще никого, кто понимал бы врачевание. – А теперь сказывай, как отыскать эту вашу бабку, – снова обратился он к мальчишке.
– Никак у вас приболел кто? – оживленно поинтересовался тот.
– Раненый у нас, – коротко ответил Эрик, мотнув головой в сторону куста, возле которого неподвижно, как бездыханный, лежал Плишка.
Отрок метнул быстрый взгляд в его сторону, что-то смекнул и снова уставился на Эрика хитрыми глазенками.
– А что мне за это будет? – спросил он, хитро прищурившись.
Эрик остолбенел. Это ж надо – с младых ногтей мздоимством заниматься!
– Что будет, говоришь? – переспросил он таким голосом, что мальчишка отпрянул и, по всей видимости, приготовился бежать. – А вот голову я тебе оторву! То и будет! – загромыхал Эрик, и не успел мальчишка припустить во всю прыть под защиту родительского крова, как тяжелая рука Эрика опустилась ему на плечо.
– Показывай, где бабку найти! – уже спокойно произнес Эрик, но то, как он это сказал, испугало мальчишку еще больше.
– Хорошо, хорошо, боярин, только не бей, пожалуйста, – заверещал мальчишка.
Люди, суетившиеся подле костров и внимательно наблюдавшие за происходящим, дружно загоготали. Остальные мальчишки отбежали было в сторонку, но теперь высовывались из-за кустов, желая узнать, достанется их приятелю от хмурого воина или нет.
Эрик тем временем так и не выпустил мальчугана, и тот смиренно поплелся вглубь острова, показывая дорогу. Время от времени он оглядывался, смекая, как бы дать стрекача, но Эрик молча грозил ему здоровенным кулаком, и отрок смиренно продолжал путь.
Идти пришлось недолго. Вопреки ожиданиям Эрика, тропинка не вывела их в деревню, а обогнула ее и начала петлять дальше, все больше уводя в сторону от места, где путешественники разбили лагерь.
– Она одна, что ли, живет, старуха твоя? – не выдержав, поинтересовался Эрик. Он был все еще очень зол на мальчишку, но любопытство оказалось сильнее.
– Нет, не одна, – пискнул мальчуган и вскинул на Эрика испуганные глаза.
– Там что, еще деревня есть? – снова поинтересовался Эрик.
– Нет, – так же испуганно ответил мальчишка. – Бабка не в деревне живет…
– Так я же спрашивал, одна? – Эрик начинал злиться на непонятливого паренька с новою силой.
Отрок уже готов был пустить слезу, но воин больше не задавал вопросов. Он уж увидел сам, что тропинка, пронизав небольшую рощицу, упирается в порог небольшой хижины-развалюхи.
Перед хижиной виднелись грядки, на которых росли неизвестные Эрику, но, видать, нужные травы, потому что среди них копошилась старуха, одетая в штопаную, но чистую рубаху.
Едва завидев старуху, мальчуган испустил истошный вопль:
«Бабаня!» – и, осмелев, рванулся прочь от Эрика.
Старуха моментально выпрямилась, поймала подлетевшего к ней внука и встала, широко расставив ноги и уперев руки в бока.
Мальчишка примостился рядом, выглядывая из-за бабкиной спины.
– Тебе чего от дитя нужно? – угрожающе осведомилась старуха.
Мальчишка тихо захныкал в бабкину юбку, всем своим видом показывая, до чего же ему страшно и тошно, как напугал его чужой здоровенный воин, и вообще, как плохо ему пришлось.
– Мне от него ничего не нужно, – буркнул Эрик. – Это он добрые советы за мзду продавать с малолетства научен…
– За какую такую мзду? – удивилась бабка, – Какие еще советы?
– Да вот спросил я твоего внучка, где могу здесь найти человека, чтоб моему раненому слуге помог, а он стал за это подарка требовать.
По тому, как с каждым словом все более темнело бабкино лицо, Эрик понял, что не бабка научила отрока так зарабатывать деньги. В подтверждение этому старуха вдруг завела руку за спину и, не глядя, тут же вытащила оттуда сорванца за ухо. Тот, только было примолкнувший, начал визжать с новой силой.
– Это кто ж тебя надоумил на такое? – тем временем напустилась на внука старуха.
– Никто! – заскулил тот, даже не пытаясь вывернуться из цепких бабкиных рук – того гляди, без уха останешься.
Бабка тем временем продолжала отчитывать внука.
– Посмотрели бы на тебя покойные родители, вот бы уж наплакались.
При этих словах из глаз мальчишки брызнули слезы, а бабка, спохватившись, что сказала что-то из того, что говорить не следовало, отпустила ярко-малиновое ухо и, обхватив мальчишку обеими руками, сама начала причитать чуть ли не в голос, оплакивая мальчишкиных родителей.
Эрик подумал, что умерли они, по всей видимости, совсем недавно, и боль потери еще очень остра и для мальчишки и для этой шумной, но, видать, добродушной старушки.
Наконец старуха утерла глаза кончиком драного плата, которым была повязана ее голова, и обратилась к Эрику:
– Тебе что надо-то было? Раненый, говоришь, у тебя?
– Раненый, – подтвердил Эрик. – Уж и не знаю, выживет или нет, – добавил он совсем угрюмо.
– Так где ж он? – засуетилась бабка.
– Я его там оставил, возле лагеря, – ответил Эрик.
– Ну, пойдем, пойдем, покажешь мне его. Я сейчас, только руки ополосну.
С этими словами она скрылась в домишке, но почти сразу же показалась вновь и, кивнув Эрику, бодро зашагала по тропинке. Эрик пошел за ней. Мальчишка, то и дело ощупывая пострадавшее ухо, следовал за Эриком, стараясь слишком к нему не приближаться.
Наконец они вышли к лагерю. Эрик указал на лежащего возле куста Плишку, и старуха склонилась над ним. Эрик стоял в сторонке, не желая мешать, а еще более стараясь как можно более оттянуть момент, когда придется выслушать от старухи преданному слуге..
Однако лицо старухи, когда она наконец повернулась к нему, было не опечаленным, а гневным.
– Это кто ж его тут пользовал? – спросила она, грозно поглядывая на Эрика.
– Да лекарь наш, киевский, – нехотя признался тот. Удивительное дело, но рядом с этой старухой даже он – зрелый муж, храбрый воин, чувствовал себя несмышленым отроком.
– Я бы вашему лекарю собачонки поганой врачевать не доверила, – фыркнула старуха, – чуть было не заморил парня.
Люди, расположившиеся возле костров неподалеку от лежащего Плишки, засмеялись. Лекаря на лодьях невзлюбили и за знающего человека не почитали.
– Ну, что стоишь? – продолжала бабка свою гневную речь. – Или думаешь, что я его сама до хибары донесу?
Эрик оторопело посмотрел на бабку, потом осторожно поднял Плишку на руки и зашагал в сторону старухиного дома. Та семенила за ним следом, не переставая ворчать под нос что-то по поводу невесть куда запропастившегося внука. Потревоженный больной жалостно стонал, не открывая сомкнутых век.
В хижине Эрик осторожно уложил Плишку на кучу свежескошенной душистой травы и оглянулся на хозяйку.
– Ступай, ступай, воин, – шепнула она ему. – Теперь уж мне пора за дело приниматься.
Эрик покорно вышел, примостился на бревнышке и терпеливо ждал известий. Ждал, разрешит ли ему бабка войти посмотреть на исцеленного Плишку или отправит в рощу за деревом для домовины.
Незаметно склонилось к закату солнце, опустились на остров сиреневые сумерки. С моря подул прохладный ветер, принес с собой запах водяной травы и разогнал полчища злющих комаров-кровопийцев.
Эрик измаялся душой, ожидая бабку, поэтому, когда дверь хибарки скрипнула и приоткрылась, он бросился навстречу. Но вместо согбенной фигуры старухи на пороге встала молодая статная девица. Эрик лицом к лицу столкнулся с ней и остолбенел.
«Ну, бабка! – пронеслось у него в голове. – Никак, обернулась!»
Не раз слышал он в Киеве байки о ведьмах, которые с приходом ночи перекидывались в молодых девок и отбирали у парней силы. Бывало, и в кошек черных обращались, в лошадей и свиней – черных же. Молоко у коров выпивали, портили скот, топтали жито… Одну такую ведьму подранил храбрый парень – кинул мотыгой в черную, огромную свинью и повредил ей ногу, а пошли утром по деревне и видят – у бабки, что бобылкой на окраине живет, рука тряпками замотана и кровью сочится. Ясно дело, растерзали ее…
Первой пришла в себя девица: метнулась в сторону, как угорелая кошка и завизжала. Неожиданно для самого себя Эрик подскочил к ней и зажал ей рот ладонью. Не слишком нежным получилось объятье, но хоть переполоху не учинит взбалмошная девка!
– Я сейчас отпущу тебя, только не кричи, – выждав некоторое время, медленно и очень отчетливо проговорил Эрик. – Поняла?
Полонянка быстро-быстро замотала головой, и Эрик отпустил ее. Девушка лихо отпрыгнула в сторону, и Эрику показалось, что она все же завопит. Но она спокойно спросила:
– Ты кто таков?
– Тебе этого знать не надобно, – сурово ответил Эрик.
– Как это не надобно? – возмутилась девушка. – Нападает как тать какой, пугает до смерти, так еще и имени говорить не хочет!
– Что тебе мое имя? – уже более мягко вопросил Эрик. – Да ну так уж и быть, скажу, все равно больше не свидимся. Я гридень великого князя Владимира. Путь держу с купцами в Византию.
– А что ты возле нашего дома околачиваешься? Мы ничем не торгуем…
– А я и не за товаром пришел, – отвечал Эрик. – Слуга тут мой у местной лекарки обретается.
– А-а, так вот кого бабка пестует. А чего ж ты дожидаешься? – удивилась девушка. – Или думаешь, что он уж к утру здоров будет?
– Я, по чести сказать, другого жду, – признался Эрик. – Как бы он к утру дух не испустил.
– Ну это ты зря говоришь. Бабка и не таких выхаживала – она свое дело знает! – торопливо сказала девушка.
Не сказать, что Эрик так сразу поверил в то, что старуха умеет творить чудеса, но кое-какая надежда в нем все же проснулась.
– А ты кем старухе приходишься-то? – поинтересовался Эрик.
– Внучка я ее.
– Так мальчуган твой сын, что ли?
– Нет, брат…
Эрик понял, что вопроса о родителях девушке задавать не стоит – глядишь, расплачется еще, как старуха с мальчуганом.
Тем временем уже совсем стемнело. Только через подслеповатое окошко пробивались отблески горящего в доме очага. В сгустившейся темноте уже нельзя было различить черты лица, а разговаривать с невидимым собеседником – дело не из приятных.
Словно поняв это, девушка повернулась к дому, но, перед тем как скрыться за дверью, обернулась:
– Ты где ночевать-то станешь, воин?
– Наши на берегу расположились, там и заночую, – ответил Эрик.
Девушка больше ничего не сказала и исчезла в доме, будто ее и не было.
Эрик шел до стоянки почитай что наугад, обдумывая по пути разговор с девушкой. Ишь, какая смелая! Не смутилась нимало, разговаривала с ним, не заботясь, что человек он чужой, пришлый, неизвестно, что у него на уме. А как узнала, что он княжеский гридень, никакого трепета не выказала.
Что и говорить, до Киева тут далеко, нравы не так строги. Много пришлых незнакомцев появляется на острове – вот и пообвыклись местные жители, даже красные девушки, не смущаться, не сторожиться, со всеми равно разговаривать. Всякого народа здесь поселилось – не так крепки дедовские обычаи, не так их блюдут. Так и живут – свободно, без страха-трепета…
По правде говоря, девушка даже понравилась Эрику своей простотой в обращении – это вам не княжий терем, где каждый друг с другом раскланивается, а за спиной козни строит, где нельзя верить ни одному слову, где даже князь может оказаться жертвой коварства да вероломства.
Вообще же Эрика более всего волновало состояние Плишки. Он представить себе не мог, как поступить с ним дальше. Ясное дело: не перенесет он, хворый такой, морского пути, а до дому далеко.
Дойдя до лагеря, как оказалось потом, кружным путем, Эрик тотчас улегся спать, благо, что костры освещали стоянку неровным желтовато-красным светом, и Эрик достаточно быстро добрался до места, куда выгрузил свои вещи. Правда, при этом приходилось все время переступать через спящих людей и обходить костры.
ГЛАВА 4
Эрик проснулся ни свет ни заря и сразу же отправился проведать Плишку. Как он и думал, все обитатели хижины уже отошли от сна к делам дневным.
Вчерашняя его собеседница возилась в огороде, мальчишка вертелся неподалеку, не проявляя, однако, особого желания помочь сестре. Старухи не было видно.
Увидев Эрика, девушка поднялась с грядки, отряхивая перепачканные землей руки, и улыбнулась.
– Доброго утра, – сказал Эрик, сочтя улыбку девушки за хороший знак – вряд ли она стала бы улыбаться, если Плишке было бы хуже.
– И тебе доброго, – ответила девушка.
– Мне бы узнать, как там мой слуга…
– Отчего же не узнать, проходи в дом, бабушка там.
Заметив, что Эрик в нерешительности топчется возле входа, она добавила:
– Да не бойся ты, бабушка не кусается.
Мальчишка, внимательно прислушивающийся к разговору, захихикал, но, памятуя о своих вчерашних приключениях, счел за лучшее отойти подальше.
Чтобы протиснуться в дверь скромного жилища, Эрику пришлось пригнуться. Он оказался в небольшой полутемной комнате с земляными полами и низким закопченным потолком. В нос ударил терпкий запах каких-то трав, пучки которых были развешаны по стенам. В прошлый раз Эрик был здесь затемно, теперь же, при свете, дня он с любопытством оглядывался по сторонам.
Плишка лежал на том самом месте, где Эрик оставил его накануне и, казалось, даже в той самой позе. Старуха суетилась возле очага, стряпала что-то. Увидев Эрика, она коротко ему кивнула и сделала знак, что тот может подойти к ложу.
Эрик не стал мешкать. Ему сразу же бросилось в глаза, что Плишка выглядит много лучше против вчерашнего. Глаза его были закрыты, но не в тяжком бредовом забытье, а здоровым, крепким, целительным сном.
Эрик полюбовался на спящего Плишку и обратился к старухе, которая давно искоса наблюдала за ним, помешивая какое-то булькающее на огне варево:
– Спасибо тебе за помощь, добрая женщина. Скажи, чем заплатить тебе за помощь, за лечение?
– А к чему торопиться? Он еще не поправился, – проворчала старуха.
– Так в путь нам скоро отправляться, – ответил Эрик и, покосившись на спящего Плишку, вновь подумал о том, как трудно придется ему в морском путешествии.
– Какой путь? – воскликнула бабка, но, вспомнив, что Плишка спит, стала говорить тише. – Какой путь, мил человек? Он чуть было дух не испустил, только-только начал приходить в себя, а ты его опять угробить пытаешься. Я старалась, лечила – все зря, значит?
– Что ж мне с ним делать? – удивился Эрик. – Не брошу же я его одного в чужом селенье.
Бабка хитро прищурила глаз.
– А ты оставь его у меня…
– Да что ты, бабушка! Как это оставить?
– Да так вот и оставь, – продолжила как ни в чем не бывало старуха. – Ты ведь все равно осенью этим путем возвращаться будешь, вот и заберешь своего молодца живым и здоровым. А до Константинова града он не доедет, в пути помрет.
– Что-то я не пойму, бабушка, тебе-то какой прок в том, чтобы Плишка тут оставался? – недоверчиво косясь на старуху, поинтересовался Эрик. – Или ты много выгоды от меня получить хочешь?
– Гривен не попрошу, не бойся, – обиделась старуха. – А выгоду свою действительно поимею. Слуга твой скоро поправится. Он мужик дюжий, а у меня вон хлев совсем покосился, да и домишко – дунь – развалится. К тому же мужик, он завсегда в доме пригодится. Вот только недавно, кажись, сыночка моего не стало, а гляди, в какую разруху впали…
Эрик слушал дальнейшую болтовню старухи уже в пол-уха. Не по душе ему было оставлять Плишку у чужих людей, на неведомом острове, но куда его тащить, полуживого? На верную гибель? Потому, укрепившись сердцем, Эрик согласился со старухой.
– Права ты, старая, – сказал он наконец, и бабка вдруг улыбнулась, отчего ее морщинистое лицо помолодело лет на двадцать. Эрик подумал, что в молодости старуха была, должно быть, очень красива. Тогда становилось понятно, в кого уродилась такой красавицей внучка.
– Ну вот и ладно, – затараторила бабка. – Ты, милок, не беспокойся, поправится твой слуга, крепче прежнего будет. А ты отправляйся свои дела делать, и тебе пусть счастья прибудет…
– Рано ты меня провожаешь. Перед отъездом я еще загляну, – буркнул Эрик, вновь засомневавшись в своем решении.
– Приходи, приходи, конечно, проститься-то обязательно нужно, – поддакнула бабка. По всему видно было, что она уже представляет себе, как будет выглядеть ее, обновленное руками Плишки, хозяйство.
Эрик кивнул головой и, бросив взгляд на мирно посапывающего Плишку, вышел из дома.
ГЛАВА 5
Бодро шагал Эрик по узенькой тропке, сердце полнилось радостью. Выживет Плишка, хоть и не повидает Константинополя. А как мечтал! Ну да ничего, Нюта его живо утешит. Справная девка, что и говорить!
Прошло еще два дня, и наконец караван собрался продолжать свой путь. За это время Эрик не раз и не два посетил хитрую бабку-лекарку. Плишка пребывал в твердом уме и хоть не окреп еще, но бояться за жизнь его уж не приходилось – крепко взялась за него лекарка.
Поначалу он удивился, когда узнал, что ему придется остаться на острове и отрабатывать свое спасение.
– А хозяин как же? – вопрошал он. – Нет, не удержите меня. Хоть загнусь, да рядом с господином.
Но его уговорили, и жарче всех молила его остаться милая Нюта, хозяйкина внучка. Свел их, видно, добрый бог Ладо – глаз не спускал Плишка с девичьего лица, да и Нюта смотрела на него ласково.
Эрик только ухмылялся в усы – не хочет сейчас Плишка хозяина покидать, а потом, может статься, с острова уезжать не захочет. Всяко в мире бывает!
На прощание княжеский посол поманил бабку за собой и, когда вышли из дома, сунул ей кошель со звонкими монетами.
– Зачем нам, милый! – замахала на него бабка. – Туточки, на острове, бляшки эти без надобности.
– Ну ладно, старая, – поразмыслив, согласился Эрик. – Тогда ответь мне на один вопрос.
– Чего это? – насупилась бабка.
– Ты – ведьма?
Бабка засмеялась, как молоденькая.
– Что ты, боярин, какая ж я ведьма! Просто знаю кой-какие травки тайные. Ну ступай, ступай. Ишь, придумал… Ведьма…
Эрик уже углубился в рощу, а все слышал за своей спиной бабкин смех.
На рассвете, чуть затеплилась денница, подняли якоря на лодиях и поставили ветрила. Задул свежий ветер, и лодии, как белые чайки, на упругих парусных крылах, вылетели навстречу Русскому морю.
Опасен был путь по морю, опасней, чем все днепровские пороги. В любой момент могла налететь лютая буря, разбросать лодии, разбить их и выкинуть на берега лишь осколки да бездыханные тела.
Даже если лодия переживала бурю, оставалась стоять на воде – все равно урон ей наносился немалый. А причалишь для починки к берегу – те же печенеги подстерегут, нападут, аки тати, на усталых путешественников. И опомниться не успеешь, а уж неминуема жестокая гибель!
Но были в море свои законы взаимной выручки. Держались все вместе, ссор и распрей не допускали. Если одна лодия к берегу идет, остальные за ней. Не нападали тогда печенеги, или, если вступали в бой, все равно отбиться было легче.
На этот раз Русское море миновали счастливо. Погоды стояли ясные, попутный ветер наполнял паруса. Но не обошлось и без приключений.
Эрик переносил плавание хорошо, видимо, сказывалась кровь извечных мореплавателей-викингов. Некоторые же из путешественников страдали морской болезнью. Хуже всех приходилось несчастному лекарю, который когда-то так бездарно пытался лечить Плишку. Почти весь путь он провел, свесившись за борт лодии, и, должно быть, распугал всю рыбу в Русском море. Выглядел лекарь плохо – он позеленел, глаза запали. Как только налетал легчайший ветерок, валился с ног и призывал на помощь всех богов. Он ни на минуту не находил покоя.
Эрик, сидя на корме, наблюдал его страдания, сжимал пересохшие от морского ветра губы и задавался вопросом: зачем было тащить за собой такого негодного лекаря, которого самого надо лечить всю дорогу?
Всего три раза приставали к берегу за время морского путешествия. Нужно было починить лодьи, добрать пресной водицы, да и люди нуждались в отдыхе после непрерывной качки. В эти короткие часы отдыха Эрик обращался мыслями к Плишке, оставшемуся на берегу. Он был теперь уверен, что поступил правильно – не перенес бы Плишка плавания. Но беспокойство не унималось: как там поправляется верный слуга? Не утруждает ли его бабка непосильным трудом? Но, поразмыслив, Эрик решил, что Плишка сам из кожи вон полезет, лишь бы угодить красавице Нюте.
Временами, когда даже ему, сильному и выносливому, становилось тошно от бесконечного водного пространства, простирающегося вокруг, Эрик начинал испытывать нечто вроде зависти к Плишке. Он-то на берегу, на твердой земле, рядом милая девушка, и единственная опасность, которая ему грозит, так это перетрудиться, поправляя хозяйкин хлев.
Эрик вздыхал и пытался отвести глаза от нестерпимо сияющей на солнце морской глади, но некуда было отвернутся: даже сквозь закрытые веки слепила ядовито-зеленая вода и не было ей ни конца ни краю. К тому ж истощались уже запасы пресной воды.
С каждым днем угрюмее становились лица мореплавателей, но всему на свете приходит конец. Подошло к завершению и многотрудное путешествие – караван подплывал к Константинополю. Было это ранним утром в начале лета…
ГЛАВА 6
Эрику не приходилось ранее уезжать столь далеко от родины. Приходилось, конечно, покидать пределы княжества по поручениям Владимира, но еще никогда его путь не лежал так далеко.
Константинополь, или, как его называли на Руси, Царьград, поразил Эрика. Большой город Киев, много в нем людей живет, но с Константинополем его и сравнить нельзя. Жизнь била в этом городе ключом. Да и как могло быть иначе? Люди-то здесь самые разные, и пришлых много. Не сидят на старине глубокой, не блюдут свято прежних обычаев – на каждом шагу у них что-то новое или совсем чужое, с другого края мира завезенное.
Даже люди здесь были другие. Когда Эрик впервые увидел агарянина – черного, как уголь, в слепящих белых одеждах и высоком тюрбане, то себя не вспомнил и света белого не взвидел. Только степенно вышагивающий рядом Скородум, всласть насмеявшись, растолковал ему, что это тоже человек, только масти другой. Эрик устыдился своего страха и твердо обещал себе ничему больше не дивиться и ничего не пугаться.
Случилось это по пути на постоялый двор, где издавна останавливались приехавшие с Руси торговцы. Постоялый двор был построен достаточно давно и наверняка помнил еще княгиню Ольгу, с того времени, когда она посещала Константинополь.
Хозяин постоялого двора – краснощекий грек с хитрыми глазами – обрадовался постояльцам, как родным. Многих из ныне прибывших хозяин уже не раз принимал у себя прежде и знал, что постояльцы они выгодные и в убытке он не останется. Оттого и расплылось широкое лицо грека в масляной радушной улыбке.
Эрику хозяин не понравился с самого начала. Людей с двойной личиной он чувствовал сразу. А грек, хоть и сладко улыбался, но за все драл втридорога, да еще и подбирал, что плохо лежит.
Однако пока Эрика хозяин мало волновал, поскольку никаких общих дел он с ним не имел и иметь в будущем не собирался. А значит, и забивать себе голову этим не имело никакого смысла.
Прежде всего Эрику теперь нужно было добиться аудиенции с одним из императоров и изложить цель своего визита. Этим он и решил заняться сразу, не откладывая столь важное дело даже до следующего дня.
Конечно, хорошо бы явиться к императору при почете! Владимир и хотел спервоначалу отослать с Эриком полсотни людей, но, поразмыслив, решение свое отменил. Ведь не испрашивать веру прислан Эрик, а узнавать о ней все, досконально. Уж потом, когда решит князь, что Руси больше подходит, отправит посланца с пышным почетом, с богатыми подарками. Эрик тоже вез дары, но потом они будут несравненно богаче и щедрей!
И в первый же день, немного передохнув, направил посланец стопы свои ко двору. Однако и подворье покинуть не успел, как понаехали люди императора и пояснили: есть в Царьграде свои законы на случай наезда иноземных гостей. Приятно удивились императорские люди, что посланнику не требуется толмач, он свободно говорит на греческом.
Сначала пришедшие переписали всех новоприбывших, причем, как узнал Эрик позднее, переписи подлежали лишь мужчины, женщин за людей в Константинополе не считали. После того как все купцы были переписаны, каждому из них определили месячное содержание, в которое входили вино, хлеб, мясо, рыба и овощи. Также прибывшие могли пользоваться местной баней, сколь душа пожелает.
Эрик же был занесен в отдельный список, где значились имена послов. Он отдавался потом во дворец, и там уже решалась очередность посещения ими императоров.
Наконец, пообещав вскоре прийти снова и сообщить Эрику о дне визита, люди императора ушли. Купцы тут же организовали буйное застолье, которое, совершенно очевидно, состояло не из продуктов, входящих в их ежедневное содержание. Глядя на ломящийся от разнообразной снеди стол, Эрик думал, что хитрец грек не зря так радовался приезду росичей. Если они хоть единожды за время своего пребывания в Константинополе заказывали такой стол, то в убытке хозяин постоялого двора не оставался.
Купцы звали Эрика присоединиться к их пирушке, но тот отказался, сославшись на то, что после морского пути еще не пришел в себя. На самом же деле Эрик был весьма равнодушен ко всем видам хмельных напитков без исключения, пил изредка и очень мало, а смотреть ему, трезвому, на раскрасневшиеся пьяные купеческие лица и вовсе не хотелось.
Отказавшись от угощения, Эрик понял, что делать ему нечего, и решил хотя бы осмотреть город. Благо, что день еще только начинался.
Выйдя из дверей постоялого двора, Эрик долго шел наугад, петляя по извилистым улочкам чужого города, пристально приглядываясь к нему, стараясь понять законы, по которым живут здешние обитатели, продумывая заодно те слова, которые он скажет при встрече императору, когда совершенно внезапно тихая улица вывела его к шумному, галдящему базару.
Чего только не было на этом базаре! Дивные вещи, и вещи, о которых Эрик и не слышал никогда, даже названия им не знал. Обрывки незнакомой речи – то протяжной и плавной, то быстрой и гортанной, похожей на вскрики какой-то необыкновенной птицы, – доносились до него со всех сторон.
Но Эрика мало интересовали товары. Гостинцев для матери и сестры можно будет накупить позже. Теперь же он просто гулял. Бурлил базар, а он шествовал среди пестрой толпы – чужеземец среди чужеземцев, никому не знакомый. И по нраву ему было его одиночество и неузнанность и шумное кипение незнаемой пока жизни вокруг.
Течение толпы вывело его к небольшой площади, где шла бойкая торговля рабами. Эрик нахмурился. Рабов брали в бою, или они передавались со своими детьми и внуками от сына к отцу, по ряду… Но никто не продавал их, как скот – во всяком случае, Эрик никогда этого не делал. И надеялся, что не придется этого делать впредь.
Он уже повернулся, чтобы уходить, но тут внимание привлекло действо, происходящее в стороне от площадки, на которой выставлялись рабы. Здоровенный мужик избивал худенькую маленькую девушку. Одного взгляда Эрику было достаточно для того, чтобы понять, что девушка, скорее всего, рабыня, а здоровый, исходящий звериной злобой мужик – ее хозяин.
Девушка не сопротивлялась, она только старалась прикрыться руками, но удары все равно достигали своей цели, что вызывало у бедняжки душераздирающие рыдания.
Эрик от души посочувствовал девушке. Но что он мог поделать? Чужая страна, чужой город, чужие нравы… Но ноги сами понесли его к мужику и девушке. Врезавшись в толпу как камень, выпущенный из пращи, он схватил торговца за ворот, во мгновение ока оторвал его от жертвы и ударил кулаком по лицу, что было сил.
И продолжал бить – жестоко, зверски, что хватало мощи, только и видя, как при каждом ударе вспыхивает на занесенной руке алая звездочка перстня-оберега…
Внезапно пришло отрезвление, руки разжались, и тело торговца, как кусок перекисшего теста, сползло на землю и распласталось возле его ног.
Что делать дальше, Эрик не знал. Судя по всему, лучшее, что он мог сделать, это быстро исчезнуть с этого места. Тогда, быть может, его не найдут и все утихнет само собой. Торговец поправится, снова начнет заниматься своим неблагодарным ремеслом, продаст, в конце концов, и эту неказистую костлявую невольницу…
Вот это-то Эрика и не устраивало больше всего. Он сам не знал, когда, собственно, пришел к выводу, что ему совсем не хочется оставлять девушку на поругание ее полуживому хозяину, поскольку времени на обдумывание этого вопроса у него, но так или иначе убегать он не стал. Так и остался стоять над поверженным врагом, скрестив руки на груди. Девушка-рабыня тем временем отползла в сторону. Плакать она перестала, и теперь на ее лице застыло выражение животного ужаса.
Да и как ей было не бояться? Поправится хозяин, и тогда ей уж точно несдобровать, хорошо, если не забьет до смерти. Если же не поправится, то судьба становится вообще неясной, но ожидать от нее можно только самого худшего. Скорее всего, девушка проклинала про себя незадачливого заступника. Не вмешайся он, ей бы досталось, конечно, потом хозяин продал бы ее, и, кто знает, быть может, новый хозяин был бы не так уж и плох.
Наконец на площади показались стражи, которые должны были следить за порядком на базаре, – дюжие ребята, вооруженные мечами и короткими кинжалами, более всего пригодными для метания. Они мгновенно окружили Эрика, готовые отразить любой его выпад. Но, видя, что он по-прежнему стоит не двигаясь, убрали мечи в ножны.
Нашлись добрые люди, растолковали стражам, что молодой посол от славян чуть не до смерти убил купца фряжского только за то, что тот учил уму-разуму свою рабыню, т. е. распоряжался своим же имуществом. Кончилось все тем, что Эрика отвели в суд. Усмехаясь и загадочно качая головой, шествовал Эрик по константинопольским улочкам в сопровождении двух стражников. Нечего сказать, отличился русский посол – первый день в Византии, а уж затеял драку!
Маленький, сухонький судья со скучающим видом выслушал дело молодого посла, почесал темя и задумался. С одной стороны, славянин, конечно, был виновен и должен был понести наказание, но с другой стороны – хлопотно и небезопасно связываться с послами. Лучше решить все миром.
В конце концов раздираемый сомнениями судья вынес приговор, который неминуемо привел бы в бешенство работорговца, если бы тот только был в состоянии присутствовать на суде. Судья постановил отпустить Эрика на свободу с тем, чтобы он возместил урон работорговцу, выплатив ему стоимость виновной во всем произошедшем рабыни. Саму же рабыню ее хозяину должен был наказать за то, что своими неуместными криками она ввела в заблуждение гостя из далекой страны и тем самым послужила причиной разыгравшейся трагедии.
Зачитав приговор, судья остался очень доволен собой, ведь в конечном итоге никто не оказался в проигрыше, если не считать глупую девку. Но кто обращает внимание на рабов и кто ценит их жизнь?
Эрику, однако же, приговор судьи вовсе не понравился. Он считал, что суд существует для того, чтобы наказывать виновных. На Руси иной раз виновный оставался безнаказанным, но суд хоть старался достичь справедливости. Здесь же о справедливости не могло идти и речи.
Нет, не этого ждал Эрик! Кабы судья засудил его, неизвестного никому приезжего, все бы было ясно! Но он отчего-то порешил иначе. И мзды в свою пользу не затребовал. Потянулась рука молодца к затылку, почесать его, как водится в непонятном деле… И увидел он перстень, который словно бы подмигнул ему – мелькнул в черном багровый огонек и пропал. Сколько ни пялился Эрик в матовую глубину камня, ничего больше не увидел.
Солнце уже клонилось к закату, когда Эрик возвращался на постоялый двор. Медленно шел он по улице чужого города, но уже не озирался по сторонам – мысли были заняты другим. Не шла из головы маленькая рабыня, из-за которой ввязался в такую кутерьму. Что-то теперь будет с нею? Хозяин сейчас отлеживается от увечий, не до нее ему. А как поправится, выместит на ней всю злобу.
Нельзя оставлять ее хозяину! Незнакомая раньше жалость и нежность завладела душой сурового варяга. Войдя на подворье, он уже знал, что выкупит приглянувшуюся невольницу, но не знал еще, куда денет ее после этого и что будет с нею делать.
ГЛАВА 7
Сказано-сделано: с великой выгодой продал Эрик несколько соболиных сороков – подарок князя, и отправился с мошной к давешнему торговцу, прикидывая в уме, что хватит барышей не только заплатить в суде оговоренные деньги, не только выкупить маленькую рабыню, но и самого хозяина купить со всеми потрохами, что Эрик из него еще не повытряс!
В таких раздумьях Эрик не заметил, как вышел к дому работорговца. Хмыкнул, окинув взглядом высокую ограду. Возле ворот стояла вооруженная стража. «Крепко живет!» – решил Эрик и остановился. А когда попросил стражу передать хозяину о его приходе, ухмыльнулся в усы, представив, как обомлел бы вчерашний старикашка-судья, кабы узнал, что варвар, таращившийся на него придурковато, не хуже него понимает греческий.
Один из стражников, немолодой уже человек с посеребренными сединой волосами, ответил, что хозяин болен и никого не принимает. Эрик, однако, не для того проделал свой путь, чтобы уйти ни с чем.
– Доложите своему хозяину, что человек, виновный в его нынешнем состоянии, хочет видеть его и говорить с ним, – заявил он без тени сомнения в голосе.
Стражники переглянулись. По всей видимости, они знали, какие страшные изменения произошли с внешностью их и без того не слишком симпатичного хозяина.
– Я доложу, – наконец буркнул старший из охранников и исчез в глубине двора. Второй сразу же занял его место, воинственно поглядывая на Эрика.
Эрик смерил взглядом его фигуру и не без удовольствия понял, что, приведись, завалил бы юнца голыми руками, и не помогли бы ему ни меч, ни кинжал. На медведя ходил, а тут ишь ты! А почему такое в голову пришло, сам понять не мог. Велико, видать, было его желание выкупить маленькую рабу, если готов был безоружным идти на воинов ее хозяина!
И понимал ведь Эрик, что не для того посылал его князь в Константинополь! Не дело, конечно, в чужой стране такое творить, а что ж теперь поделаешь? Недаром, видать, еще будучи простым гриднем, прослыл он человеком своеобычным, даже княжью волю выполняющим по своему разумению. Быть может, за это и ценил его князь, за это к себе и приблизил.
Тем временем в дверях показался стражник. Он кинул на Эрика мрачный взгляд, и тот уж было решил, что торговец велит гнать с глаз долой своего вчерашнего обидчика. Но стражник коротко кивнул Эрику и сказал:
– Хозяин велел впустить тебя, только оружие отдай.
– Нет у меня оружия, – ответил Эрик, усмехнувшись. Сильно же напугался толстый торговец, коль даже в своем доме дрожит!
– А я проверю, – буркнул охранник и придвинулся к Эрику.
– Проверяй, – ухмыльнулся тот. – Хотя мне люди обычно на слово верят.
Читать бесплатно другие книги:
