Пивотерапия (сборник) Бабкин Михаил

Прецедент

Когда во втором часу ночи к пенсионеру Виктору Васильевичу постучали в дверь, он открывать поначалу не стал, подумал, что это милиция. Милиции Виктор Васильевич официально ничуть не боялся, потому что у нас самая гуманная милиция на свете, а неофициально избегал ее как черт ладана – да ну ее! Еще оставит без денег и здоровья по своей гуманности…

Но когда стук повторился еще раз, и еще, и еще – причем эдак ритмично, с дробной россыпью, словно на входной двери практиковался красногалстучный пионер-барабанщик – Виктор Васильевич встал с дивана, накинул халат и пошел, босой, смотреть в дверной глазок.

В глазке было мутно, как будто в него плюнули, но высокая белая фигура за дверью все же просматривалась довольно четко: на ней, фигуре, не было ни погон, ни фуражки, ни камуфляжных пятен. Светилось что-то над головой непонятное, но то, скорее всего, заплеванный глазок от лампочки бликовал.

– Кого там черт среди ночи принес? – вежливо поинтересовался Виктор Васильевич у двери: за дверью шумно задышали, но не ответили.

– Не пущу и все, – твердо сказал Виктор Васильевич, потопал ногами, будто ушел, а сам остался подглядывать в глазок: интересно ведь!

– Ты, Виктор, не делай вид, что тебя нету, – басовито сказали за дверью, – вон, смотришь на меня, а сам того не ведаешь, что смерть к тебе идет! А мне указано разобраться с ней и пресечь неправомерное действие, согласно закону… был сигнал, что, возможно, произошла ошибка. Открывай, человече!

– От человече слышу, – возмутился Виктор Васильевич. – С бандитами я не вожусь, бизнес не веду. За что ж меня убивать-то?

– Мало ли за что, – уклончиво ответили за дверью. – Открывай, дело архиважное!

– Учтите, у меня пистолет есть, – храбро сказал Виктор Васильевич, – и буль… бульктерьер без намордника! «Фас» ему скажу и все, и загрызет, – врал, врал Виктор Васильевич! Не было у него ни пистолета, ни тем более дорогого бойцового пса. А был лишь диплом о высшем образовании, старый телевизор «Рубин», продавленный диван и всяко еще по мелочи.

Виктор Васильевич открыл дверь.

– Ну здравствуй, Виктор, – сказал, входя в прихожую, бородатый мужчина (аккуратно бородатый и напрочь лысый) в белом строгом костюме, белой рубашке со стоячим воротником и белых же мягких туфлях, – правильно сделал, что впустил меня, правильно, потому как дело безотлагательное, грубое нарушение важной документации, это, знаете ли… – что там говорил дальше ночной гость, Виктор Васильевич прослушал: он высунулся за дверь, как улитка из раковины, осмотрелся – на площадке никого не было – и запер дверь.

– Собственно, чем обя… – Виктор Васильевич осекся: в коридоре тоже никого не было. Виктор Васильевич трусцой пробежался по кухне и комнате, заглянул в ванную, туалет – исчез белый и лысый-то! Словно и не приходил никогда.

Покачал головой Виктор Васильевич, взяла его оторопь, но тут в дверь опять постучали, громко и размеренно: три раза стукнули, как время отбили.

– Кого там черт… – Виктор Васильевич осекся, подкрался на цыпочках к глазку, посмотрел: то что он увидел, ему не понравилось, совсем не понравилось! Да кому понравится, если он в глазок Смерть в саване и с косой увидит, нда-а…

Глазок в этот раз, зараза, показывал лучше Пулковского телескопа, протерли его с той стороны, что ли… Для пущей убедительности.

– Никого нету, – осипшим голосом сказал Виктор Васильевич. – Все ушли на фронт, – и чего он ляпнул ерунду такую, он и сам не знал, ему бы молчать, да под диван, подальше от двери, ан нет – высказался! Молодец.

– Открывай, человече, – Смерть блеснула начищенной косой, – инфаркт пришел! Срок тебе, стало быть. Пора! – сквозь дверную фанеру просунулась костяная рука, нащупала замок и уверенно его открыла; Виктор Васильевич попятился.

Смерть вошла, по-хозяйски закрыла за собой дверь и, недовольно покачав черепом, взмахнула косой…

– Стоп-стоп! – между Виктором Петровичем и «Инфаркт пришел» возник гражданин в белом, – секундочку! – Гражданин держал в одной руке папку, из которой торчали листки плотной бумаги с золотыми гербовыми печатями, а в другой – раскрытое удостоверение в сиреневых корочках:

– Секундочку, – повторил гражданин с папкой, – отдел жизнепресекновения, дежурный юрист… – дальше гражданин в белом тоже чего-то сказал, но Виктор Васильевич ничего не понял, странно тот сказал, словно из песни строчку промычал. Наверное, представился.

Смерть опустила косу, уперлась глазницами в корочки, спросила коротко:

– Ну?

– Вы можете быть свободны, – спохватился дежурный юрист, обращаясь к Виктору Петровичу, – пока что свободны, до окончания разбирательства. – Вовремя он это сказал, потому что Виктору Петровичу нестерпимо захотелось на нервной почве в… Понятно, куда захотелось.

– Дальше квартиры не выходить! – рявкнула Смерть. – Выйдешь – убью!

– Можно подумать, – пробормотал Виктор Васильевич и убежал в туалет.

Когда он вышел, облегченный, но не успокоенный, Смерть и лысый гражданин сидели на кухне, разложив на старом дощатом столе бумаги с печатями, сидели и беседовали. Виктор Васильевич, воровато, как кот в голубятне, прошмыгнул за спины сидящих и притих, осторожно заглядывая через белое плечо: на бумагах было написано не по-русски и читать их было неинтересно. Однако Виктор Васильевич продолжал таращиться, потому что ничего другого ему не оставалось.

– …И следовательно, – тем временем убежденно говорил гражданин из отдела жизнепресекновения, тыча пальцем в одну из бумаг, – пресечение жизненной нити нашего клиента таким образом, как вы предлагаете, будет явным нарушением его судьбы!

– У меня наряд, – угрюмо ответила Смерть, – оформленный и подписанный. Что ж я, самодеятельностью, что ли, занимаюсь? Вот, смотрите, – в костяной руке возникла не менее плотная и не менее золотопечатная бумага. Минуту оба – и лысый гражданин, и Смерть – смотрели на бумажки, сличая их. Молча смотрели, недоверчиво.

– Да, накладочка вышла, – несколько сконфуженно сказала наконец Смерть, а гражданин озабоченно поскреб лысину, кивнул утвердительно:

– А я о чем говорю… Что ж, давайте разбираться, раз в личном деле нашего клиента одно, а в наряде другое, – дежурный юрист вынул из воздуха белый пухлый том, Смерть, чуть помедлив, достала оттуда такую же толстую, но черную книгу: оба зашелестели страницами.

– Вот, дело Иордана Кривого, – нашел гражданин в белом, – прецедент от восьмого века…

– До или после? – уточнила Смерть, – в смысле, от рождества.

– До, – гражданин принялся монотонно читать о неком Иордане Кривом, то и дело уходя по ссылкам и пояснениям, отчего история Иордана Кривого для Виктора Васильевича понятней не становилась.

…Наступало утро, за окном светлело. Виктор Васильевич дремал, прислонившись спиной к стене; за столом шелестели страницами, выискивая очередные ссылки, пояснения, дополнения и поправки к ним – гражданин в белом бубнил не переставая, давя на оппонента; Смерть изредка лишь вяло огрызалась:

– У меня наряд! – на что получала не менее вялый ответ:

– А у меня личное дело!

На улице прогрохотал первый трамвай, Виктор Васильевич вздрогнул и очнулся от волчьей дремы.

– Так нельзя, – уныло, в который раз сказала Смерть. – Что за бюрократизм, ей-ей! Создали, понимаешь, проблему… Чик – и нету той проблемы!

– Нельзя так, – в который раз не согласился с ней гражданин юрист, – все должно быть по закону, и «чик» – тоже!

– Ну какая, в самом деле, разница, – помолчав, с досадой произнесла Смерть, – умрет ли сейчас ваш клиент от инсульта, как написано в его личном деле, или от инфаркта, как указано у меня в наряде, – Виктор Васильевич похолодел, услышав такие слова. А он-то думал… А оно вон как! Что так, что эдак – крышка… Амба.

– Есть разница, – набычился гражданин в белом. – Закон есть закон! Действо должно соответствовать документации! И наоборот, – этот малопонятный аргумент окончательно доконал Смерть. А, может, ей просто надоело препираться, сколько ж можно, в конце-то концов!

– Тогда и впрямь остается только одно, – недовольно сказала Смерть, – согласно прецеденту, будь он неладен! Куда деваться… Эхма, – Смерть вздохнула. – Ну, давай.

Гражданин в белом достал из кармана монетку.

– Орел, – сказала Смерть, – мне на орле всегда везет!

– Решка, – не стал спорить лысый гражданин, подбросил монетку: она упала на стол между разбросанными листами, завертелась волчком; Виктор Васильевич ждал, затаив дыхание. И когда монетка стала останавливаться, когда стала замедлять свое вращение, не выдержал он, упал на колени и закричал в тоске:

– Господи, спаси и помилуй!

Смерть и гражданин в белом вздрогнули одновременно, но не от истошного крика Виктора Петровича, нет, а вовсе от другого: монетка крутанулась в последний раз и… И, застряв в щели рассохшейся столешницы, замерла. Стоя на ребре.

– Однако, – только и сказал гражданин юрист, в недоумении уставясь на монету, – какого черта! – Смерть сначала захихикала, а после загоготала во весь голос, размахивая костяным кукишем перед носом опешившего юриста.

– Надо ж, как получилось… – растеряно сказал гражданин из отдела жизнепресекновения, собирая в папку листы с печатями, – кто бы мог подумать! Невероятно, просто невероятно, – взяв папку под мышку, он шаркающей походкой направился к выходу из квартиры.

Смерть последовала за ним, со злостью стуча в пол косой точно посохом.

– А я? – пискнул Виктор Васильевич, не веря своей удаче, – со мной-то как?

– Как-как, – обернулась на пороге Смерть. – Живи! До тех пор живи, пока эти крючкотворцы не рассмотрят твой случай со всех сторон, не обсудят его, не вынесут по нему особого решения и не создадут очередной дурацкий закон на основе нового пре-це-дента, – с отвращением выговорила последнее слово Смерть. – Тьфу!

– И долго мне… жить? – обмирая, спросил Виктор Васильевич.

– Достаточно, – хмуро ответила Смерть. – Эти ребята никогда не торопятся. Лет пятьдесят возиться будут, эхе-хе, – и вышла, крепко хлопнув дверью.

Виктор Васильевич сел на табурет, уперся локтями в столешницу и уставился на застрявшую в щели монету невидящим взглядом.

И сидел так долго-долго.

Очень долго.

До самого вечера.

Сеанс

Врач-экстрасенс стоял возле окна. Росточком он был невысок, полноват и весьма зауряден внешне.

Сергей Иванович даже немного расстроился. Конечно, он не ждал, что врач будет «ух ты» а-ля Кашпировский или Чумак. Но хотелось бы! А так – не врач, а полуврач какой-то, честное слово. В очереди за хлебом на такого наступишь, так и не заметишь.

– Заходите, милейший, прошу вас, – врач приглашающе поманил рукой. – Не стесняйтесь, пожалуйста. Присаживайтесь.

Сергей Иванович прикрыл за собой дверь, нервно пригладил остатки волос на затылке и преувеличенно бодро прошагал к столу, где и сел в предложенное кресло. Копытов в отличие от доктора рост имел высокий, баскетбольный, прямо-таки дядястеповский рост. Но спортом Сергей Иванович не интересовался, поскольку было не до этого – Сергей Иванович очень давно болел и, видимо, насмерть неизлечимо: господин Копытов обожал выть на луну в полнолуние.

Обычно он выбирал для этого странного занятия глухие, потаенные места, лучше всего – в лесу или пустыне. Редко когда на воде, мокро все же! Пока навоешься всласть, запросто простуду схватишь. Потому, когда болезнь обострялась и Сергею Ивановичу становилось совсем уж невмоготу, он находил законный повод – отгул или отпуск за свой счет – и с полной туристической выкладкой уходил, нет – убегал из дому куда подальше. У него со временем даже выработались любимые маршруты, где ступала только нога Сергея Ивановича. Соседи считали Копытова то ли горным спасателем, то ли беспатентным золотоискателем: при встрече с уважением поглядывали на его могучие плечи, где зачастую высились громадный рюкзак и другое профессионально уложенное необходимое снаряжение. Соседи даже представить себе не могли, до чего Сергей Иванович ненавидит эти нелегкие и порой опасные переходы, с какой радостью он променял бы их на возможность лежать в тепле у телевизора и сонно глядеть «Поле чудес» или что другое видеожвачное. Может быть, Копытов наконец даже и женился бы, хотя возраст… Как-никак, под пятьдесят. Холостяк-одиночка со стажем. Оно и понятно, почему, – какая-такая жена вынесет нестерпимо воющего на луну мужа, да еще голого, да еще и на четвереньках? Железные нервы иметь надо, стальные прямо-таки нервы. Просто рельсы.

Великую свою тайну Сергей Иванович никогда никому не рассказывал. Очень и очень он этого стыдился. Потому как Сергей Иванович, помимо того что был больным, являлся директором весьма крупной международной торгово-закупочной фирмы. А больной директор фирмы… воющий директор фирмы… голый директор… э-э… как-то не очень вписывался в международные валютно-торговые отношения. Ну, вообще никак не вписывался! И никогда бы не пошел Копытов ни к какому врачу-недомерку, пусть даже к самому популярному, из новых, если бы не жуткий случай в последнем походе.

В тот раз Копытов случайно вышел к неизвестному ему серебряно-круглому озеру, которое все заросло по ободку камышом и елями. За елями находились темный, редко хоженый людьми лес, волки и громадная луна среди звезд – чудесное место для воющих людей! И вот когда Сергей Иванович, раздевшись до кожи, принял на грудь первую лунную песню, в лесу бубухнули выстрелы. Выть Копытов не перестал, но начал шустро прятаться и маскироваться от охотников: остановить песню он не мог. За ночь было пропето только восемь лунных песен из двадцати – необходимо было спасаться. Вот он и спасся… Разбитый, недопетый, утром он с рюкзаком в руке и перевязанным плечом вышел на охотников, что сутки прятались вокруг озера. Дело в том, что эти мужички выслеживали здесь волка-оборотня.

Местный дед-отшельник, простая душа, пообещал приезжим тузам спьяну необычную охоту. Дед-то был не виноват – внук приволок ему на сохранение ворованный видик и штук десять кассет с фильмами, все о ликантропах, то есть оборотнях. Спроста ума, наглядевшись кинопакости, самодельный лесничий и организовал охоту на оборотня.

Явно дед сбрендил на почве дурных видеофильмов, но факт остается фактом: вернулся домой Сергеи Иванович озадаченным и угрюмым. Без афиши, по знакомству, сделали ему операцию на плече и вынули попавшую на излете в Копытова крупную серебряную пулю. Рана зажила на редкость быстро, а из пули отлил Копытов себе тонкое колечко на память об этом случае и крепко задумался. Дальше так жить было нельзя!

Вот потому сидел ceйчас Сергей Иванович напротив толстенького врача и мучался опасениями – а надо ли было сюда приходить? Чем тут помогут-то? Деньги платить придется бешеные, факт, а будет ли толк – неизвестно.

– Эдуард Ильич, экстрасенс-гипнолог, – добродушно представился доктор. – А вас, как меня предупредили, величают Сергеем Ивановичем, так? Верно?

– Верно, – сухо кивнул головой Копытов, – величают.

– Зря вы так, батенька, – голос доктора звучал укоризненно.

– Расслабьтесь, чувствуйте себя комфортно. А лучше прилягте на кушетку, пожалуйста, – он протянул руку в сторону диванчика у стены. Сергей Иванович с сомнением прикинул размеры лежанки, но лег. Диванчик оказался почти в пору, ноги лишь слегка высовывались за край.

– Так, – доктор сел рядом на низкий стульчик, сложил руки на груди, – что беспокоит?

– Знаете, мне просто неудобно… – заерзал по дерматину плечами Копытов, – очень неудобно, право.

– Что неудобно? Лежать на кушетке или рассказывать о своей беде? Другой кушетки предложить не могу, – пошутил Николай Петрович. – Давайте, миленький, давайте, рассказывайте.

Сергей Иванович решил: расскажу все, но если этот пумпон хоть краем рта улыбнется – уйду и будь что будет! Повешусь.

– Вою я – осторожно сказал Копытов, глядя в серьезное лицо врача, – каждое полнолуние вою волком на луну. И ничего не могу сделать с собой, ничего! Что со мной? Вы знаете, что?

Ничего не изменилось в лице доктора, только чуть-чуть удивленно приподнялась левая бровь и тут же легла на место.

– Интересно, – нейтральным тоном сказал Эдуард Ильич, – очень интересно. И давно это с вами?

Копытов обмяк душой – врач не смеялся. «Вот же умница», – умилился Сергей Иванович и стал исповедоваться. Вещал он долго, часто возбуждался, пытался соскочить с лежанки, один раз даже завыл в полную силу – кажется, свою любимую восьмую, лунную. Но за окном разлаялись выгульные собаки, расшумелись их владельцы, и Копытову пришлось прерваться. Перейдя на шепот, директор фирмы закончил свою удивительную повесть, показал шрам на плече, колечко на пальце и умолк, печально поедая глазами экстрасенса. Гипнолог беззвучно жевал губами, задумчиво косился на окно. За окном тополиным пухом метелил июнь, у горизонта собиралась гроза.

– Что делать? – задал Копытов врачу великий русский вопрос и заплакал. Эдуард Ильич промокнул ему глаза марлевой салфеткой, ласково положил руку на плечо.

– Сейчас, прямо сейчас – ничего особого делать не будем. Надо подумать, – экстрасенс подошел к столу, достал из выдвижного ящика пухлую папку. Эдуард Ильич разложил на столешнице ворох мелко исписанных листов, цветных диаграмм и углубился в чтение. Сергей Иванович перевернулся на живот и с надеждой стал взирать на писчебумажный завал: документациям Копытов верил, самому сколько бумаг приходилось составлять!

– Так, ясно, – доктор хлопнул ладонью по бумагам, – вот теперь и начнем.

– Брюки снимать? – расстегивая ремень, деловито спросил Копытов.

– Это зачем? – поразился врач.

– Укол делать, – уверенно решил Сергей Иванович, – как же без уколов-то? Положено.

– Ни-ни, – гипнолог погрозил пальцем, – у меня – без уколов.

Копытов пожал плечами, затянул брючный ремень и опять лег на кушетку. Врач сел на прежнее место, помолчал.

– Вы, господин Копытов, слышали что-нибудь о реинкарнации, последовательном переселении душ? – мягко осведомился Эдуард Ильич.

– Что за поповщина! – возмутился Сергеи Иванович. – Жизнь, она одна, и надо прожить ее так, чтобы…

– Знаю, читал, – остановил его врач, – однако парапсихологический опыт многих исследователей показывает, что этих жизней можно прожить не одну, и даже не три: просто мы их не помним. Впрочем, это уже вопрос скорее религии и философии. Мне же нужно только одно – практическое использование такого опыта. Сейчас, милейший Сергей Иванович, я погружу вас в гипнотическое состояние, транс, и мы осторожно пойдем назад, через все ваши предыдущие реалии, к самым истокам.

– Зачем? – полюбопытствовал Копытов. Ему самому вдруг стало интересно.

– Там узнаете, зачем, – уклончиво ответил гипнолог. Он положил левую ладонь на лоб пациента, правой быстро провел перед глазами Копытова. Тот моргнул от неожиданности.

– Спать! – натужно сказал Эдуард Ильич. И Копытова не стало. Ну не совсем, конечно, – кусочек его сознания с интересом наблюдал за появлением странных картинок, не понимая их.

…Колдун сидел нечесаный, грустный, искоса поглядывал на монашку.

– А как же твоя религия? Она же меня не признает, дева. Как тут быть-то?

– Ой, дедушка, помоги, – голос монашки срывался. Она то бледнела, то краснела, – помоги, ради бога. Не могу я больше волчицей выть, бьют меня сестры, ох и бьют!

– Ладно, – колдун налил в кружку коричневой жидкости, – посмотрим сейчас, кем ты там раньше была-то. Пей, говорю!..

…Ну вот все было у чукчи Эенко: чум был, жена была. Олени, однако, были. Винтовка была. Водку в факторию завозили часто. Что ж еще охотнику надо? Живи и радуйся. Ан нет – ни с того, ни с сего то и дело великая напасть с Эенко случалась: выть ему хотелось по волчьи! Спасу нет, как хотелось. Свои же собаки однажды из-за этого вытья чуть не разорвали.

Пошел Эенко к шаману.

– Худо, однако – умно сказал ему шаман. – Камлать, понимаешь, надо. Может, до смерти. Снежный волк в тебе сидит! Буду выгонять.

Часа два шаман колотил в бубен, плясал и пел, мухоморными да поганочными отварами больного пользовал. И добился своего – ушел Снежный волк! Но и Эенко помер. Однако.

…Голодная волчица лежала на холме и смотрела на желтую луну. Давно уже никто не приходил на ее зов, давно она не танцевала в брачном танце. Холодный ветер дыбил на ней шерсть, пустой ветер, без запаха еды. И от лютой тоски, от черной глубокой печали подняла она морду и завыла, жалуясь небесному кругляку на постылую свою жизнь.

– …проснуться, – услышал Копытов и проснулся. Он недоуменно посмотрел на толстяка в белом халате, сел и потрусил головой. В голове ощутимо гудело.

– Э, я вспомнил! – обрадовался Сергей Иванович. – Вы – врач, а я… Кто же я? Монашка? Чукча? Волчица? – задумался Копытов.

– В данный момент – Копытов, – подсказал гипнолог и подмигнул:

– Теперь вам ясно, в чем дело, почему воете-то?

– Да вроде ясно, – уныло ответил Сергей Иванович, – ну и что?

– Понять – значит победить, – убежденно сказал Эдуард Ильич, – поверьте, теперь вам будет гораздо легче! И мне – вас лечить. Еще пара терапевтических сеансов – без таких глубоких погружений, естественно, – и вы будете здоровы.

– Правда? – не поверил Копытов.

– Правда, – кивнул врач. За окном громыхнуло, запахло озоном: начиналась гроза.

– Мне пора, – засобирался Сергей Иванович, – я без зонтика. Значит, до встречи?

– Обязательно, – улыбнулся экстрасенс, – я позвоню вам. Обязательно.

Копытов, радостно ухмыляясь, расшаркался и бегом припустил из кабинета по коридору, вниз по лестнице.

Гроза разгулялась. Дождь лупил по оконному стеклу, молния серебрила листву. Эдуард Ильич осторожно закрыл дверь, защелкнул замок и подошел к стене напротив окна – побелка на стене в этом месте вытерлась до штукатурки. Медленно, как во сне, доктор встал по стойке «смирно», прислонился к стене, развел руки до уровня плеч, склонил набок голову. И застыл в этой трудной позе.

На ладонях у него выступили кровавые стигмы, на лбу проступили царапины.

У Эдуарда Ильича была своя беда – грозу он мог переносить только в таком положении. И потому он опасался заглядывать в свои предыдущие жизни. Очень опасался.

А вдруг?..

Сон

В половине четвертого утра Валерия Игоревича разбудил бес.

Нагло разбудил: выдернул из-под головы подушку да и хряпнул ею Валерия Игоревича по животу.

Валерий Игоревич испугался, проснулся и ничего не увидел, потому как было темно.

– Кто тут? – обмирая, спросил Валерий Игоревич темноту.

– Я тут, – сказал бес. – Что же ты гад, вытворяешь? Совсем крыша съехала, что ли?!

Валерий Игоревич повращал головой и заметил на фоне светлых штор знакомую рогатую фигуру.

– А, – успокоился Валерий Игоревич, – бес… Чего приперся-то, ухват ходячий?

– Сам ты ухват, – огрызнулся бес. – Еще и издеваешься, да? Слушай, я тебя как человека прошу: прекрати видеть сны!

– Не-а, – зевнул Валерий Игоревич, – это мне неподконтрольно… А чего стряслось-то?

– Не помнишь? – с угрозой спросил его бес, – совсем-совсем ничего не помнишь?

– Отстань, – сонно ответил Валерий Игоревич, – спать хочется…

– Не спи! – с ужасом воскликнул бес, – хватит с нас, хватит! Давай переоформим договор, а? Умоляю, давай, а? Я и бланк подготовил… вот, только распишись! Мол, отказываюсь от овеществления моих сновидений, а взамен беру счастье, бессмертие и золото!

– Пшел вон, – пробормотал Валерий Игоревич, проваливаясь в сон, – ка-а-азел. – И уснул.

…И снилось Валерию Игоревичу счастье, бессмертье и золото.

…И Ад в который раз приснился: там вся рогатая нечисть – строем и с песней, – все так же шла и шла в задницу.

К Люциферу.

Туз

Небольшой обшарпанный звездолет медленно пятился от Гончих Псов. Впрочем, пятиться дальше было некуда – позади хищно скалилась протуберанцами Большая Медведица: саму Медведицу из-за ее безразмерной пасти видно не было… Да и фиг с ней, с той Медведицей: позади были карточные пираты! Что, несомненно, являлось для капитана Ивана Кармикова (тридцать лет, рост сто девяносто, косая сажень в плечах, волевое лицо, глаза серые, не женат) гораздо большей неприятностью, чем Гончие Псы, Большая Медведица и Похмельный Стрелок вместе взятые. Потому как от звездных монстров – при удачном повороте дел – можно было откупиться ненужными членами экипажа, а пропажу списать на несчастный случай: вывалились в иллюминатор и все тут… или прикинуться дохлым, звездная братия дохлые космолеты не всегда кушала, иногда брезговала… или аккуратно взорвать двигатели и сделать вид, что ты – новая маленькая звезда. А маленьких не обижают!

В общем, имелись варианты.

Но спастись от карточных пиратов нормальному звездолету было практически невозможно: свою жертву они всегда преследовали до конца! Потому что карточным пиратам и самим деваться некуда, прибьют в случае неудачи – те, кому они в карты проигрались на одно желание… Вот и звались такие отчаянные пираты «карточными». Иногда – «забубенными». По разному звались, но суть у них всегда оставалась одна: нехорошая. Мало ли какого туза навесили им выигравшие!

– Помощник, что там с Гончими Псами? – свирепо крикнул Иван в микрофон, – сколько до них?

– Один световой фут, сэр капитан – донеслось из динамика.

– Точнее! – рявкнул капитан.

– Двенадцать световых дюймов, – отрапортовал Помощник. – Э-э… виноват, сэр капитан, все забываю, что вы из российской директории и не запрограммированы на английскую систему мер: ноль целых запятая три тысячи сорок восемь свето-метра! С хвостиком.

– То-то же, – успокоился Иван. – Тридцать сантиметров, это еще куда ни шло… Можно и водки выпить, – капитан приложился к пластиковой фляжке, висевшей у него на боку. Вообще-то раньше он хранил фляжку в протезе ноги, но с тех пор как живодеры из Проксимы Хаббла арестовали Ивана за неуплату пошлины и в качестве пытки-наказания насильно отрастили ему ногу, прятать фляжку стало негде. Что порой вызывало осложнения на таможне: всяк норовил угоститься на халяву!

Этот чертов рейс с самого начала пошел как-то криво, боком: мало того, что не дали команду из живых людей, сославшись на то, что у Ивана слишком часто кто-нибудь из наемной команды выпадает в иллюминатор – вот идиоты! – так еще и Помощника дефектного подсунули, сдвинутого на англосаксонской праистории; за неделю полета неутомимый Помощник окончательно задолбал Ивана своими «сэрами». Хотя и собран был тот Помощник вовсе не в Англии, а на китайской частной фабрике… Как подозревал Иван – на игрушечной.

– Сэр капитан! – вдруг заверещал динамик и Иван чуть водкой не захлебнулся, – сэр капитан!

– Чего тебе? – сипло поинтересовался Иван Кармиков, завинчивая пробку фляжки и страдальчески морщась: закусить он не успел. Впрочем, закуски все равно не было, остатки ушли минут десять тому назад. – Ну?

– Сука, – радостно доложил Помощник, – как есть сука!

– А ты сам-то знаешь кто после таких слов, ширпотреб китайский?! – взъярился Иван. – Знаешь?

– Теперь знаю! – не менее радостно доложил Помощник, – ширпотреб китайский, согласно вашему определению, сэр капитан! Наименование записано в соответствующую ячейку судового журнала, сэр! – Хотел было Иван уточнить свое нечаянное определение, расширить его по-русски, но передумал: ячейка, как-никак… Пишут.

– Ты мне ругаться позвонил, или зачем? – ласково спросил Иван, поглядывая в экран заднего обзора: карточные пираты были уже близко. Даже чересчур.

– Так сука же, сэр капитан! – затараторил Помощник. – Звездная! Мимо несется! Все Псы на нее стойку сделали, сейчас та-а-акое будет, такая собачья свадьба, что чертям тошно станет! Сэр.

– Главное, чтобы мне тошно не стало, – ответил Иван, с подозрением принюхиваясь к собственному дыханию. – Паленая водка, мать ее… Нет, все же надо было не в коммерческом брать, – верно подметил Иван. – Сдохну, блин, сейчас! – но отвинтил крышку и допил оставшуюся водку: если подыхать, так лучше пьяным…

Гончие Псы действительно отвлеклись на суку, припустили за ней с таким лаем, что Большая Медведица захлопнула пасть и на всякий случай убралась подобру-поздорову на свое историческое место: собачья свадьба вещь непредсказуемая, могут и покусать больно!

Путь был свободен, настала пора удирать дальше.

– Помощник, полный ход! – приказал Иван. – Живо!

– Куда, сэр капитан? – поинтересовался верный Помощник. – Вперед или назад, сэр? А если вверх или вниз, то надо задать необходимое значение тангажа. Уточните, сэр! Плиииз.

– Вперед! – завопил сэр капитан, треснув кулаком по панели управления, – сам не соображаешь, что ли!

– И незачем так стучать, сэр, – хладнокровно сказал Помощник. – Все равно уже ничего не получится: нас взяли на абордаж. А вопрос я задал из интереса, не более. Любопытно, знаете ли!

– Скотина ты после этого, а не помощник, – горько произнес Иван, падая в кресло и доставая из-под него запасную фляжку с водкой. – Дерьмо вежливое, вот ты кто.

– Записано, сэр капитан, – промурлыкал Помощник.

В коридоре забухали сапоги и пираты ворвались в рубку управления. Ворвались и столпились, удивленно озираясь по сторонам: посмотреть было на что! Одних только пивных этикеток по стенам было наклеено немереное количество, не считая обязательных порнографических открыток и звездных карт.

– Ну, чего вам? – хмуро спросил Иван Кармиков, хотел было нервно смять флягу, но вовремя вспомнил, что она полная. – Ладно, поймали так давайте, не тяните! Какой вам карточный должок насчет первого встречного звездолета повесили, а?

Вперед выступил интеллигентного вида представительный мужчина в золотых очках и всем остальном тоже недешевом: главарь, скорее всего. Или его заместитель.

– Достопочтимый сэр, – вежливо начал представительный (от «сэра» вздрогнули и Иван, и панель управления Помощника. Но оба по разным причинам), – сталось так, что именно вам предстоит выяснить одну научную проблему, разобраться с которой пожелал некий почтенный муж, с коим мы имели честь недавно общаться в казино, неподалеку отсюда. Сразу отметаю все возможные с вашей стороны ненужные вопросы по поводу того достойного человека, сэр, – главарь-заместитель надменно вздернул подбородок. – Вас оно не касается.

– Не касается, – согласился Иван, прикидывая, что за туз сейчас будет разыгран. Вряд ли простой! Слишком уж вежливое и торжественное начало…

– Необходимо выяснить, куда в конечном итоге попадает весь мировой свет, – многозначительно изрек представительный в очках. – И попадает ли он на самом деле туда, куда он попадает? Короче: где находится конец света?

– Опаньки, – только и вымолвил Иван, отвинтил крышку запасной фляжки и приник к горлышку: пираты ждали, то и дело сухо сглатывая. Конечно, Иван вел себя по хамски, нехорошо себя вел, но плевать ему было на условности! В конце концов не он их на абордаж взял, а они его. Перебьются!

– И как быстро надо это сделать? – поинтересовался Иван-капитан, баюкая ополовиненную фляжку в руках. – У меня фрахт, глюксометры на Даумею Три везу, а они нежные, могут испортиться!

– Фрахт официальный? – деловито спросил главарь-заместитель.

– Вот еще, – возмутился Иван. – Контрабанда, разумеется!

– Тогда все в порядке, – заверил его собеседник. – Доставку груза берем на себя, а положенные вам комиссионные переводим в Галактический Банк. На ваш расчетный счет, конечно.

– Хорошо, – воспрянув духом ответил Иван. – Забирайте, а я…

– А вы, уважаемый сэр, – с нажимом сказал представительный, – сейчас же полетите выяснять, где находится конец света. И не вздумайте сбежать, милейший! Нашим информатором будет самый надежный источник, обмануть который вам не удастся. Попробуете с нами шутить – в порошок сотрем! Мучительно и насовсем.

– И кто этот стукач? – откровенно удивился Иван, потому что он и представить себе не мог такого типа, которого нельзя напоить и обмануть. – Кто?

– Ваш Помощник, сэр, – любезно сообщил главарь-заместитель. – Ведь так его зовут, да? – Иван, опешив, кивнул. – Никакой фантазии, – усмехнулся представительный и махнул рукой:

– Действуйте!

Немедленно в рубку, растолкав штурмовой отряд, ворвалась свора яйцеголовых в белых халатах: Иван едва успел пождать ноги, как те споро развинтили все панели Помощника и, потыкав в него паяльниками, тестерами, плоскогубцами и отвертками, тут же собрали все обратно.

– Честь имею, – очкастый говорун, к которому Иван враз потерял всяческое маломальское уважение за его подлое вредительство, развернулся и вышел из рубки.

– Забрать глюксометры и отшвартоваться, – гулким эхом донеслось издалека, – быстро-быстро, скоты! Это ограбле… тьфу! Это приказ!

– Эй-эй! – всполошился Иван, – вы ж мой расчетный счет не записали! – и кинулся догонять пиратов.

…Лететь было скучно. Помощник напрочь позабыл все свое англосакское высокомерие, да и русский язык заодно: говорил он теперь мяукающим голосом и произносил весьма удивительные птичьи слова, которых Иван ни хрена не понимал. Видимо, на нервной почве с Помощником случился электронный инсульт и он впал в свое китайское детство.

– Конец света, конец света, – бормотал себе под нос Иван, от помрачения чувств швыряя хлебными катышками в экран, – где ж его найдешь, тот конец света… Хоть бы подсказал кто! А то отправили неведомо куда: лети, мол Иван, узнавай, не то прибьем. А я что, научная экспедиция какая? – Иван с горя достал из-под пульта управления очередную запасную флягу, взялся было за крышечку, но тут Помощник предупреждающе зачирикал нерусским голосом.

– Чего? – Иван-капитан приник к экрану: неподалеку, впереди по курсу, маячил усталый путник в потрепанном скафандре, с котомкой на плече и с видавшим виды реактивным посохом подмышкой. Маячил и интернациональным жестом просил подвезти его автостопом.

– Тормози, – приказал Иван: к счастью, спятивший Помощник четко понимал все его команды, чем здорово напоминал бессловесную дрессированную собаку. Что Ивана вполне устраивало.

Путник, отряхнув с ног звездную пыль, вплыл в гостеприимно открывшийся перед ним люк; через пару минут, постукивая посохом по палубным бронеплитам, нежданный попутчик вошел в рубку управления: Помощник немедленно включил маршевые двигатели и они полетели дальше. Куда – непонятно, но полетели.

– Здорово, дядька! – поприветствовал его Иван: путник снял гермошлем и Иван поправился:

– Здорово, дед! Куда направляешься, старче?