Схимники. Четвертое поколение Дорош Сергей
Говорила Паучиха. И я знал: ее слова – не пустая угроза. Все взгляды скрестились на Атамане. Лучший воин, от него сейчас зависело многое. Но обычно решительный чуб колебался. И я прекрасно его понимал.
– Серьезное обвинение, – произнес он. – Убийство. Надеюсь, у тебя есть чем оправдаться?
– Оправдаться? – Император горько рассмеялся. – Я никого не убивал. Но даже если бы убил, Отшельник и Палач должны были умереть по обычаю. Но смерть последнего мне совсем невыгодна. Мы договорились. И если бы кто-то не убил Палача, Ксар сдался бы без боя. Так что убийцу следует искать среди врагов Империи. С Караванщиком – бред. Я сегодня днем только прибыл в город и просто не успел ни с кем повидаться. А что ты, Атаман, скажешь об Акыне? Кто положил его, двух моих учеников и два десятка всадников, между прочим, слободских чубов?
– Не знаю, – буркнул Атаман.
– Акын мертв? – поразился Ловец, и я увидел, как рука его легла на саблю.
– А ну прекратить! – взревел вдруг Книжник. И все разом затихли. – А теперь слушайте внимательно, – продолжил он. – Мы пришли сюда поговорить. Устраивать драку – неуважение к хозяину дома. Но дело даже не в этом. Как вы не понимаете, не должны мы так решать споры! По вашим словам, погибло уже четверо. Никого не застали с ножом над трупом, а значит, хватит бросаться пустыми обвинениями! Я предупреждаю. – Книжник сжал кулак и продемонстрировал всем. – Кто из вас при мне попытается убить брата или кузена, вот этим кулаком башку разобью, как тыкву!
– Разумные слова, – поддержал я его. – Хватит саблями махать. Здравствуй, брат.
– И тебе здравия и долгих лет, брат Искатель. – Император улыбнулся.
– Ваш брат? – тихо переспросил Ловец.
– Да, – ответил я. – Когда-то мы звали его Мечтателем.
– Искатель, я все тот же! – воскликнул Император. – Я по-прежнему ваш брат, и я пришел сюда, чтобы договориться, чтобы вы поняли меня, а те, кто в чем-то винит, простили.
Я вновь посмотрел на него. Казалось бы, обычный человек. Не выделяется ни ростом, ни телосложением. Даже взгляд прежний, мечтательный. Большие зеленые глаза – это у них с Ведьмой общее, как и волосы, светлые с рыжеватым оттенком. Веснушчатое узкое лицо, правильные черты. Выглядел он моложе всех нас, лет на двадцать – двадцать пять, что, конечно, ни о чем не говорило. При первом взгляде на него никто не поверил бы, что перед нами – повелитель всех венедов, соединивший княжества огнем и мечом. Лишь где-то на донышке глаз, в плотно сжатых губах проглядывало известное всем нам упрямство, бросавшее Мечтателя то с саблей на Атамана, то с голыми руками на Книжника, позволявшее вставать после падений, которых было гораздо больше, чем у любого из нас. Может, это и есть его талант?
– Нет, брат, – прозвучал голос Книжника. – Ты пришел к нам не как схимник Мечтатель, а как Император. И другого имени тебе не будет более.
– Может, кто-нибудь расскажет мне про Акына? – спросил Ловец. – Что случилось с моим последним братом?
Теперь все посмотрели на него с искренним сочувствием. Не вызывало больше вопросов его пристрастие к оружию. Последний из братьев. Единственный наследник мудрости Дервиша. Второе поколение слишком остро переживало смерть Псеглавца. Обставили себя обычаями и запретами, надеясь, что они помогут избежать подобного их ученикам. Но все напрасно. Схимники вновь умирают. И ведь если судить по записям Механика, здесь собралось все третье поколение. Неужели убийца среди нас? А может быть, нет одного убийцы и гибель четверых моих кузенов никак не связана?
– Я хотел договориться с Акыном, – мягко начал Император. – Пригласил его к себе, чтобы он сам посмотрел на мою Империю, не полагаясь на чужие слова. Он согласился. Я выслал за ним своих учеников в сопровождении отряда отборных кавалеристов. На одной из стоянок на них наткнулся разъезд чубов. Чуть не вспыхнула драка.
– Мы всегда уважали Акына, – перебил его Атаман. – Мои хлопцы думали, что его взяли в плен, решили отбить. А он встал, выдернул у одного из них нож и, прежде чем мои люди успели схватиться за оружие, срезал у всех с поясов сабли.
– Да, это на него похоже, – печально кивнул Ловец. – Акын обожал вызывать восхищение.
– После этого спросил у моих людей, продолжают ли они думать, что его захватили силой?
– А дальше? – Император криво усмехнулся.
– Дальше не было ничего. Хлопцы подобрали оружие, извинились и уехали.
– В тот же вечер ко мне выслали гонца. Граница была уже недалеко. Этот воин – единственный выживший. Его старшой думал, что чубы вернутся с подкреплением. Гонец поднял по тревоге пограничную хоругвь и повел навстречу отряду, сопровождавшему Акына. Всех нашли мертвыми на той же стоянке. И поверь, брат, мои люди умеют отличить следы от ударов саблей. Тело Акына привезли ко мне, я видел его. Помнишь, Атаман, у нас был разговор о том, как можно убить схимника, кажется, на последнем году обучения.
– За тридцать лет мы все друг с другом немало переговорили.
– Но этот разговор мне запомнился. Ты продемонстрировал мне один удар по горлу с подкруткой клинка. Шея практически раскрывается, разрубаются голосовые связки, и парализуются мышцы. Схимник не может издать «вопль гнева». А парализованные мышцы шеи не позволяют закрыть рану, не выходя из боя. Ничто не поможет, жертва истекает кровью достаточно быстро. Это смерть даже для нас. И не надо отрубать голову. Так вот, Акын был убит именно так.
– Но остальные – по-другому, – вступился за чуба Мятежник.
– Это ни о чем не говорит.
– Как и наш разговор тридцатилетней давности, – огрызнулся Атаман. – До этого мог додуматься любой, у кого есть сабля и хотя бы капелька ума. Вы хоть следы догадались проверить вокруг?
– Не было никаких следов. Но вы, чубы, мастера их заметать.
– Отшельника убили венедским мечом, – заметил Мятежник. Голос его звучал глухо, руки он сложил на груди, встал напротив Императора. – И рядом с ним валялись трупы твоих учеников.
– Я не слышал, что трупы способны убивать. Неужели ты считаешь, что, будь я там, оставил бы своих учеников без погребения? А мечей в Венедии много.
– Как и сабель в степи, – откликнулся Атаман.
– Да и вообще – почему мы не подозреваем Ловца? Ему было что делить с братом. Влияние на ордынцев дорого стоит.
– Атаману наш союз с Акыном был опаснее всего, – произнес Император. – Его владения просто зажали бы в тиски. С севера – мои полки, с юга – орда хунну. Выбор у чубов остался бы простым: умри – или присоединись к Империи.
– У нас хватает врагов, – процедил сквозь зубы Атаман. – Но никто и никогда не смог бы упрекнуть меня в том, что я применяю подлые приемы!
– Хватит! – Кулак Книжника обрушился на стол. – Кто кого хочет обвинить – потом сделаете это. Довольно пустых дрязг. Механик, говори, зачем собрал нас.
– Он собрал? – Император усмехнулся. – Это я вас собрал, а он – лишь разослал приглашения.
Тот, кого мы называли когда-то Мечтателем, прошел через комнату и занял место за дальним от двери концом стола. По бокам от него молчаливыми изваяниями застыли сестры. Механик сидел напротив него. Рядом – Атаман и Мятежник. Словно два войска выстроились для битвы. И было ясно, кто за кого в этом сражении выступит. Сыновья Охотника заняли сторону стола по левую руку от Механика. Бродяга закинул на столешницу босые, давно не мытые ноги. Егерь сидел в расслабленной позе, но я чувствовал его готовность действовать. Напротив них – мы с Ловцом. Я – спокоен. Мой спутник отсел от стола так, чтобы тот не помешал в случае чего выхватить оружие. И над всем этим возвышался Книжник.
Сложно переоценить роль нашего большого брата в тот вечер. Возможно, не возьми он все в свои могучие руки, случилась бы резня. И даже Ведьма не смогла бы предсказать итога. Одиннадцать схимников в небольшой для такого числа комнате, на всех – три сабли. Да еще кулаки нашего брата, его чудовищная сила.
– Слишком уж многое ты себе приписываешь, – заметил Атаман. – Я прибыл сам.
– Можешь считать как угодно. Но знай, что это я создал в Империи условия, невыносимые для жизни схимников. С одной стороны, это позволило выявить возможных мятежников и вовремя сделать их своими учениками. С другой – вы рано или поздно, изголодавшись по новым идеям, должны были устремиться в Золотой Мост. На твой приезд, Атаман, я, признаться, не рассчитывал. Ты пустил корни в своем уделе. Но в этом мне повезло. С Акыном и Палачом я планировал договориться отдельно. Увы, этого мне сделать не дали. Мятежник, я действительно сожалею о том, что произошло в Бочаге. Но после этого говорить с тобой стало бесполезно. Я дал тебе время остыть. Жаль, его не хватило.
– Все до безобразия логично, – кивнул Бродяга. – И что дальше?
– Думает положить всех скопом, – бросил Ловец, чем вызвал общий смех.
Да уж, шутка славная. Все и так понимали: убивать нас как раз легче поодиночке. Дольше, хлопотнее, но так хотя бы существуют шансы на успех.
– Печально, что вы не настроены на серьезный лад, – нахмурился Император.
– А что же нам, славить тебя хором за то, что сделал невыносимой для нас жизнь в своей Империи? – спросил Бродяга.
– Я задумал великое дело. Никто из вас на подобное не решился. И до сих пор справлялся и сам. Но сейчас я прошу вашей помощи.
– Что? – Мятежник вскочил. – Не ослышались ли мы? Он просит помощи!
– Сядь! – рявкнул Книжник. – Пусть он скажет. Потом скажешь ты.
– Спасибо, брат, – поблагодарил его Император.
– Не стоит. Я просто не хочу, чтобы все вновь переросло в перепалку.
– Да, Мятежник, брат, я прошу вашей помощи. Даже та часть мира, которую мы знаем, слишком велика для трех схимников. Места хватит на всех. Учеников тоже, еще и останется. Теперь их легко можно отсеять из толпы. Они сами выделяются.
– Вот-вот, – вмешался молчавший доселе Егерь. – Зато на остальных остается клеймо толпы. Откуда ты знаешь, может быть, если бы не твои усилия, в ком-то из них проклюнулся бы талант. Воля ведь к нему не всегда прилагается. То, что ты устроил в Венедии, позволяет выбрать людей с сильной волей. И они необязательно талантливы в чем-то.
– А разве это так важно? Посмотрите, крестьяне могут спокойно пахать землю, купцы – торговать, ремесленники – заниматься своим ремеслом. Люди с горячей кровью идут в имперские полки, а не на большую дорогу. Нет грабительских податей, нет беззакония, торговые пути безопасны. Разве это плохо?
– И что ты получил? Болото. А в болоте редко рождается что-то новое, зато старое великолепно гниет.
– Так на то вы мне и нужны, чтобы не допустить гниения. Я сам не справлюсь, но все мы – разве задача эта не по плечу третьему поколению схимников? Нам даны великие способности. Разве не досадно, что вы их тратите на всякую ерунду? Мы могли бы стать пастырями людей, а не загадочными странниками. Разве овцы могут без пастуха?
– Да только люди – не овцы! – воскликнул Мятежник. – О, ты действительно, как пастух, отделил простых смертных от возможных схимников. А дальше что? Два замкнутых сословия? Схимники, рожденные править, и все прочие, эти…
– Быдло, – подсказал ему Атаман.
– Для тебя люди – быдло?
– Ты всегда умел извращать чужие слова так, как тебе выгодно. Пойми же, я никого ни к чему не принуждаю. Хочешь пахать землю – паши и славь Империю, которая тебя защищает не только от лихих людей, но и от произвола князей и бояр. Хочешь поселиться в городе – иди. Империя даст тебе взаймы денег, чтобы освоить ремесло, обосноваться. Хочешь торговать – торгуй. Империя избавила тебя от необходимости тратить кучу золота на охрану. А меньше трат – ниже цены. Всем хорошо. А коли у тебя море неуемной энергии, Империя придет к тебе и предложит направить ее на благо людей, а не на глупый бунт. Кому от этого плохо?
– Мне, к примеру, – заметил Бродяга.
– Так пойдем со мной. Ты сможешь выбрать учеников себе по сердцу, сможешь общаться не с серой массой, а с лучшими, разумнейшими, пышущими новыми идеями. Сможешь передать им свою мудрость.
– Я бы пошел, да мне дорога милее княжьих теремов. Или императорских, разница невелика. Мне нравится находить драгоценности в грязи, а не приходить и получать под расписку в имперской канцелярии: «Так, что тут у нас, ага, ученики, восемь штук. Поставьте здесь подпись и получите на складе». А ты предлагаешь именно это.
– Да это – ладно, – вступил в разговор Атаман. – Я, к примеру, всю жизнь делал почти то же самое. Мой народ – чубы. Твой – венеды.
– Все мы – венеды. Кроме хунну и заведеев, – возразил Император.
– Это – твой взгляд. Мои чубы считают себя отдельным народом. Златомостцы вот тоже.
– Спорить об этом можно бесконечно, – заметил Книжник, вновь выступая чем-то вроде судьи. – Разве так важно, кто и как себя называет?
– Ты прав, брат. Моим хлопцам все равно, что там венеды на севере квакают. Пока у нас есть сабли и порох, слова их весят не больше пуха. Что ты, Император, предлагаешь нам с Механиком? Ведь то, как правим мы, отличается от того, как это делаешь ты.
– Я не провозглашал себя правителем Золотого Моста, – напомнил Механик.
– Какая разница? Если понадобится, город исполнит твою волю. Значит, ты больше всего на правителя похож. Так что скажешь, Император?
– Двух правителей быть не может, как и двух законов. Вам придется присягнуть Империи, принять ее законы. Но я не собираюсь вмешиваться во внутренние дела.
– Щедр ты, Император, – усмехнулся Механик. – Отбросим то, что у тебя ратников не хватит просто осадить мой город. Забудем о том, что случится, объяви ты войну чубам, что останется у твоих подданных от их мирной жизни. Но вот сейчас ты предлагаешь нам признать, что мы почти тридцать лет ведем наши народы неправильным путем. А прав ты, всего лишь взявший то, что никому не было нужно. Твоей Империи пять лет в обед. С каких пор пятилетние дети учат зрелых мужей, как им жить?
– Разве мир не стоит того? – удивился Император. – Без вас я все равно не смогу править ни чубами, ни Золотым Мостом, избегая крови. Вы нужны мне больше всех. И ради этого я готов договориться. Мы вместе создадим законы, которые устроили бы всех.
– Скажи, Император, а как ты думаешь, должен ли ученик продолжать дело учителя? – Механик вдруг хитро прищурился. Мятежник и Атаман заулыбались.
– Несомненно. Конечно, учитель иногда может ошибаться в деталях, но в целом, если ученик пришел к нему и выучился до конца, значит, разделяет его взгляды и должен не только продолжить, но и улучшить его дело.
– Воистину разумные слова. А знаешь ли ты, что в Золотом Мосту – лучшие чеканщики в мире? Самые богатые князья раньше заказывали им монеты со своим изображением, и подданные всегда узнавали своего повелителя, даже если видели его в первый раз и без регалий?
– И это всем известно.
– Тогда посмотрите на это.
В руке Механика возник золотой кругляш, весьма массивный, надо сказать. Брат подбросил его, поддев большим пальцем. Монета взвилась в воздух, упала посреди стола, завертелась волчком. Ладонь Мятежника опустилась на нее, придавив к столешнице. Когда он убрал руку, я, признаться, несколько растерялся. С золотой поверхности на нас смотрел профиль Экспериментатора. Знакомый мне длинный нос с горбинкой, выпуклый лоб, волевой подбородок и даже немного насмешливая улыбка. Казалось, безымянный чеканщик уловил не просто внешность, а саму суть характера учителя.
– Все помнят, как пала первая Империя, – меж тем сказал Механик таким тоном, словно читал лекцию. – Во главе восстания стоял человек, которого называли просто Вождь. О нем ничего не известно. Однако в анналах Золотого Моста осталась запись, что его ближайшие сподвижники, надеясь, что Вождь создаст из Империи нечто новое, но единое, заказали партию общевенедских монет с портретом своего предводителя и надписью «Каждый вправе решать за себя». Вождь, видимо, отверг эту идею, но монеты были отчеканены, и пять штук по традиции остались на Монетном дворе для истории. Теперь их там четыре, а пятая здесь.
Книжник потянулся к золотому кругляшу, перевернул его и прочитал:
– «Каждый вправе решать за себя». Да, во многих летописях упоминается, что повстанцы изображали эту надпись на своих знаменах. Механик, это что, твоя очередная глупая шутка?
– У меня много талантов, но изображение людей в их число не входит. Чеканщик ВИДЕЛ нашего учителя. А значит, в наше время этого сделать не могли. Но если кто-то сомневается, милости прошу на Монетный двор. Записи там ведутся скрупулезно, есть эскизы монеты. И думаю, брат Книжник, любезно взявший на себя сегодня неблагодарную работу всех нас успокаивать, легко определит, подлинные это записи или моя подделка.
– Но лучше бы тебе, Император, смириться, что первую Империю развалил наш учитель. И мы, как его истинные последователи, не оставим камня на камне от второй, – сказал Мятежник.
– Мой отец поддержал Вождя, я, как послушный сын, собираюсь поддержать его наследника, Мятежника, – сказал Атаман.
– А уж Золотой Мост всегда был оплотом свободы, – добавил Механик. – И думаю, все, кому дорога память о нашем учителе, присоединятся к нам.
Он бросил на меня взгляд и подмигнул. Теперь прояснился смысл его рассуждения о том, как Экспериментатор набирал учеников. Наверняка интерес брата к этому проснулся именно после находки монеты. И казалось бы, все на поверхности, а наткнуться можно только случайно. Иначе никто не узнал бы о бурном втором этапе схимы нашего учителя.
Глава 3
Атаман
Казалось, эта весть повергла всех в ступор. Удивленные лица, округлившиеся глаза, бешено мечущиеся мысли. Радостный Ловец, задумчивый Бродяга, потупивший взгляд Егерь, Книжник, застывший с открытым ртом. Лишь Император остался спокоен, словно его Империи только что не был нанесен смертельный удар. Сестры даже не пошевелились. Горящие глаза Мятежника и торжествующая улыбка Атамана, казалось, произвели на них впечатление не большее, чем спокойная уверенность Механика. И тихий голос Императора расслышали не сразу:
– Да, ученикам достойно продолжать дела учителя. А исследователю достойно изучить вопрос досконально, прежде чем делать выводы.
– То есть ты считаешь монету подделкой? – Механик рассмеялся. – Ну конечно, так же проще всего, объявить все доказательства происками повстанцев, мятежников и просто бандитов, жаждущих лишить простых людей покоя, снова ввергнуть Венедию в пучину анархии.
– Ошибаешься. Я готов подтвердить, что она подлинная и что ты верно восстановил последние годы Экспериментатора перед тем, как он начал набирать учеников.
– Что? – переспросил Мятежник. Похоже, он ждал чего угодно, только не согласия.
– Я сказал, что не спорю с выводами Механика и, думаю, Книжника. Ведь только он из всех нас способен собрать разрозненные крохи сведений о прошлом и превратить их в связную картину. А о Вожде достоверной информации воистину крупицы. Об Императоре, том самом, первом, их осталось не в пример больше.
Он протянул руку, накрыл ею монету, а когда убрал ладонь, золотых кругляшей стало два. Два одинаковых профиля. Чеканка та же самая. Один мастер.
– И что это? – спросил Атаман.
– Переверни, – ответил Император.
На сей раз первым успел Бродяга – может, пока нищенствовал, наловчился хватать монеты влет. Золото смотрелось чужеродным предметом на его грязной, шершавой ладони. Пальцы с обломанными ногтями, казалось, сами удивлялись, переворачивая монету.
– «Сильный решает, слабый повинуется», – глухо произнес он.
– Это слова первого Императора, – сказал Книжник. – Он произнес их в самом начале, после победы над Лужским княжеством.
– Это шутка? – спросил Егерь.
– Это – история, – покачал головой Император. – Монеты были заказаны за два месяца до исчезновения Императора. С утречка, брат мой Механик, можешь прогуляться на свой знаменитый Монетный двор и копнуть чуть-чуть глубже. Только, желательно, ищи в архивах, а не на Монетном дворе. Если что-то и есть – только там.
– Нет там ничего, – возразил Книжник. – Неужели, ты думаешь, я не искал?
– Ну конечно же. Кто пойдет за Вождем, если он поднимает бунт против им же созданной Империи? Кто поверит ему? Я бы на его месте тоже скрыл все доказательства. Поверь, мои исследования оказались гораздо сложнее твоих. Лишь интуиция Ведьмы позволила найти не просто сведения об Императоре, но доказательства, что он – Экспериментатор. Есть у меня и монета Вождя. Мои алхимики исследовали их всеми доступными способами.
Император взял золотой с ладони Бродяги и бросил Механику:
– Возьми. Ты сведущ в алхимии. Убедись сам. Одно золото, одна чеканка, надпись подлинная и была вычеканена изначально, а не добавлена в более поздние времена.
– Так что это? – спросил Ловец.
– Это – империал времен первой Империи, так и не запущенный в оборот. Наш учитель тщательно замел все следы, но оставил еще кое-что. Людей, своих первых послушников. Их потомки помнили об Императоре. Стоило мне появиться, они встали рядом со мной. У некоторых сохранились эти монеты как знак хранителей воли Императора.
– Но зачем?! – воскликнул Мятежник. – Зачем ему разрушать собственное детище?
И в этот момент встала Ведьма. Нет, на самом деле они с Императором близнецами не были. Мы так называли их, чтобы подчеркнуть кровное родство, ведь все мы, выводок Экспериментатора, считали себя братьями и сестрами. Ведьма была на год старше Императора. Как я и говорил, у них одинаковые глаза, цвет волос да веснушки. Нос у сестры длиннее, красивый изгиб бровей, большой рот, а когда она улыбалась, я знал это, в уголках губ появлялись забавные ямочки. Ведьма казалась крупнее брата в кости, самую малость полновата. Но это лишь красило ее. Ей очень шло красно-синее платье. И сейчас, когда она встала, все взгляды буквально прикипели к ней.
– Все просто, – звучным, сильным голосом промолвила сестра. – Нашего учителя не зря прозвали Экспериментатором. Первая Империя была его большим экспериментом. Он сотворил ее, обезопасил от любых врагов. Он объединил все народы венедской крови, кем бы они себя ни считали, дал единый закон, урезонил самодуров-князей, создал могучую армию, готовую стереть в порошок любого врага – как вне пределов Империи, так и внутри нее. Но что-то учителю не понравилось в том, что он сотворил.
– Где же он ошибся? – Глаза Книжника загорелись. Конечно, история – его слабость, любимейшее из всех знаний.
– Увы, ни ты, ни я уже не сможем ответить на этот вопрос. Летописей для этого недостаточно. Ты же знаешь, как мы, схимники, воспринимаем этот мир. Не сможем почувствовать того, что чувствовал он. Идея сама по себе недурна. В чем-то подкачало исполнение.
– Идея недурна? – возмутился Мятежник. – Он отказался от идеи! Каждый вправе решать за себя! Не Император! Каждый сам за себя!
– Мечтатель ведь сказал, что в Вилецком княжестве остались послушники нашего учителя. Те, кто мог бы стать нашими братьями. И не только в нем. Во многих других тоже. Почему учитель не позвал их с собой?
– Может, Империя была им по сердцу больше, чем ему? – предположил Бродяга.
– А разве это важно? Вспомни свой первый этап. Позови тебя учитель – разве ты не последовал бы за ним, даже если бы считал неправым? Мы же тогда детьми были по сути, но уже осознавшими неизмеримое превосходство наших отцов.
– Пошел бы. – Бродяга потупился.
– А он не позвал. Он оставил для себя возможность быстро восстановить Империю с помощью послушников или их детей, внуков – не столь важно. Вспомните, как долго Империя сопротивлялась попытке своего создателя разрушить ее! Именно благодаря послушникам. Другое объяснение найти сложно. А значит, они были не так уж плохи. Не хуже нас. Но их оставили. Экспериментатор не хотел быть всеобщим надзирателем. А без этого ему сложно было тогда обойтись.
– А сейчас? – спросил я.
– Именно то, что ты, Искатель, и остальные так не любите в Империи, позволило нам дать право каждому решать самому – и при этом не расшатывать основ державы.
– Разве же это решения? – фыркнул Ловец. – Да вы же им мозги задурили. Да, задурили. А тех, кто оказался слишком сильным, превратили в своих сторонников. Конечно, обаянию схимника сложно сопротивляться.
– Не всех, – процедил сквозь зубы Мятежник.
– Не считая тех, кто ушел к тебе или бежал в Золотой Мост и к чубам. Не это важно. На самом деле в Империи никто ничего не решает, кроме вас троих. Не того из вас прозвали Механиком! Ох, не того! Вы же механизм создали, который теперь работает сам, мелет людей, словно зерно. Муку – в один мешок, а плевелы – в другой. Всяк сверчок знай свой шесток. Так, кажется, у вас, венедов, говорят? Вы даже схимников по мешкам разбросали. Кто подчинится – тот брат, вот тебе ученики, вот тебе нормальная жизнь. А кто нет – тому гонения и бегство из вашей славной Империи, чтобы не путались под ногами. А кто бежать не хочет – под нож, как беднягу Отшельника!
Мне вдруг вспомнился разговор с антом. Теперь многое стало на свои места. Конечно, когда Псеглавец затеял свой масштабный обман для венедов, чтобы отвести их взгляды от северных земель, он знал, что Империя придет к ним. Ведь он знал, кто такой Император, хорошо изучил своего брата, а потому начал готовить отпор заранее. Может, потому этот сумасшедший план удался.
– Мы никого не убивали! – воскликнула Ведьма. – И никого убивать не собираемся. Атаман, твой отец не предавал Империю. Он исполнял волю человека, которому присягнул. И этот человек исполнил свое обещание. Сын его верного соратника унаследовал атаманскую булаву. Разве поведение чубов в тех давних войнах не служит лучшим доказательством того, что Император и Вождь – один и тот же человек?
– Это похоже на истину, – согласился чуб. – Мой народ всегда верен данному слову. Тем более его правители. За лжецом никто не пойдет, ведь многое у нас держится на слове кошевого атамана, на доверии ему. Но что из того?
– Разве не хочешь ты продолжить дело отца?
– Ты ошиблась, сестра, я – не мой отец. Я схимник. Вижу и понимаю больше, чем он. Мне по вкусу наша сечевая вольница. Мне не надо вашей Империи, где даже овцы ходят строем по слову Императора.
– Да что там овцы, – поддержал его Мятежник. – Даже мысли в головах людей ходят тем же строем по тому же слову. А недовольных – либо перевербовать, либо паутину на лоб и в рудники в кандалах!
– Всем мил не будешь, – философски заметил Император. – Меньшинству приходится чем-то жертвовать ради спокойствия большинства.
– Да у вас все чем-то жертвуют! Только одни это понимают, а у других мозги так загажены, что отказываются что-либо уразуметь, даже если их тычешь носом в очевидное!
Поднялся шум. Братья уже не слушали друг друга, со всех сторон сыпались обвинения, оправдания, доводы и их опровержение. Книжник, до сих пор ухитрявшийся поддерживать порядок, сейчас сидел, придавленный открывшейся правдой. А остальные? Не знаю. Мы привыкли к тому, что он старший. Так было во время обучения, а после мы ни разу не собирались все вместе. И потому некому было навести порядок. Оставалось ждать, пока спорщики выдохнутся.
– Я не хочу войны! – крикнул Император. – Вы сами меня к ней толкаете. Для вас даже учитель больше не авторитет.
– Ты, братец, неплохо придумал, – возражал ему Механик. – Выбрал отрывочные факты – и истолковал их, как тебе удобнее. Если все так, отчего же Экспериментатор, избавившись от нас, не занялся восстановлением Империи?
– А я откуда знаю? Ты же даже поразмыслить над этим не хочешь! Уперся в свое мнение, других уже не слышишь.
– Отчего же? Последнее, что учитель сделал, – это развалил Империю, да так, что только осколки брызнули. Для меня это действие яснее прочих говорит об его воле.
– А может быть, он собрал нас, чтобы мы сделали это! То, что оказалось не по плечу одному, простая задачка для восьмерых. Все вместе мы обладаем полным набором талантов, чтобы улучшить его детище, достичь его мечты.
– Да, тебе по-прежнему только бы мечтать! Мне мало грез для того, чтобы привести свой народ под имперское ярмо! Тем более что свое истинное лицо вы уже показали. Железо, медь, даже свинец – цены на них все выше, а оружие вы скупаете по старой цене.
– Мы – не вы, вооружать тех, кто открыто называет нас врагами, не собираемся.
– Такого раньше не было! Мирные люди скоро голодать начнут. Ремесленники и так уже продают все себе в убыток. Если поднимут цены, у нас вообще никто ничего покупать не будет. На что простым людям брать хлеб? Неужели ты этого не понимаешь, дурья твоя башка!
– Казна Золотого Моста бездонна. Вот и тряхните мошной. Зерно вы у нас покупать отказываетесь, у чубов берете.
– Да вы на свое зерно цены не снизите!
– Присягните Империи. Сразу все подешевеет. Как может оставаться независимым государство, неспособное прокормить себя? Или поищите залежи металлов в своих горах.
– Сколько там тех гор? Их же еще древние почистили основательно! После них даже Бродяга не найдет чем поживиться!
– Ну вы же маленький, но очень гордый народ. Вот и посмотрим, наедитесь ли вы вашей гордостью, скуете ли из нее оружие. И как вы запоете, когда мои полки подступят к Золотому Мосту!
– А как запоешь ты, когда рати чубов сметут твои пограничные городки? – вступил в спор Атаман.
– Не боишься получить в спину удар от ордынских ханов? На вас многие зуб имеют, – напомнил Император.
– Пуль и пороха на всех хватит. Только дурак станет воевать с народом, в котором каждый взрослый мужчина – воин. И не забывай про нашего брата Мятежника. Он до сих пор в ярости. Тебе мало Бочага? Двинь свои войска на одного из нас – и получишь десятки таких «бочагов».
– Тогда я не знал, кто противостоит мне. Теперь знаю. Посмотрим, сумеет ли Мятежник укрыться от послушников Паучихи!
Я почувствовал на себе внимательный, ощупывающий взгляд. Повернулся и встретился глазами с Ведьмой. Она улыбнулась, робко и как-то виновато. Словно просила у меня прощения за что-то, о чем я пока не знал. Я видел, как угнетает ее все: этот спор, больше приличествующий не умудренным опытом схимникам, а горячим молодым князьям, бездействие Книжника, обычно мирившего братьев.
Что-то смущало меня. Я окинул быстрым взглядом ее всю. Простенькое платье – такие носят женщины из самых бедных семей. Ни вышивки, ни украшений. Серый дорожный плащ. И вдруг я понял, что смущало меня. Под плащом явственно проступали контуры оружия. Короткий меч.
Я перевел взгляд на Паучиху. Такой же плащ. И такой же меч. А еще, готов поспорить, мелкого оружия не меньше, чем у Ловца. Они знали, куда шли, они не исключали возможности стычки и потому принесли с собой клинки. Император наверняка об этом не знал. Наблюдательностью он никогда не отличался. Наш бывший Мечтатель мечтателем и остался. Верил, что идет к братьям с открытым сердцем, без камня за пазухой. А женщины, на словах вроде бы послушавшись, на деле поступили так, как сочли нужным. Не раз замечал такое за их племенем.
– Скажи мне, Искатель, – Бродяга перегнулся через стол, – а ты уверен, что схимники – это мудрость? Посмотри на своих братьев. Да они как дети малые, которые выясняют, чей батя сильнее.
Его слов другие не слышали. Бродяга придвинулся так близко, что его несвежее дыхание заставило меня поморщиться.
– Глупый спор, – согласился я.
– И после этого они удивляются моему образу жизни?
– Не понимаю тебя.
– А что тут понимать? Я ни к чему не привязан. Нет места, которое я мог бы назвать своим домом, нет любимых вещей, нет даже привычной пары сапог, которые жалко терять, потому что они притерлись по ноге. И тем более меня не заботит такая глупость, как прибыли златомостских купцов. Нет, ну ты послушай.
А послушать было что. Братья уже перешли к прямым угрозам.
– Когда хунну свяжут войной Атамана, ты останешься один, – чеканным тоном твердил Император. – А сами по себе твои купчишки ничего не стоят в войне. Имперские полки двинутся на приступ, а изнутри им помогут те, кто любит деньги больше, чем свой город. Твои торговцы сами откроют ворота!
– И как же ты подойдешь к стенам? – ехидным голосом поинтересовался Механик. – Может, вспомнишь, как ты добирался в Золотой Мост? В одном месте дорога идет по скальному карнизу, нависающему над морем.
– И что? Встретишь меня там? Имперские пехотинцы возьмут любое укрепление, которое ты в состоянии воздвигнуть!
– Укрепления? – Механик расхохотался. – У той части дороги с сегодняшнего дня несут боевую вахту десять фрегатов. Каждый имеет на своем борту по полсотни новейших пушек. Твоя армия на той скале как на ладони. Вас будут поливать ядрами и картечью, а вы даже не сможете ответить. А как только дозорные заметят имперские хоругви, по тревоге будет поднят весь торговый флот. Когда он подойдет, вас просто размажут по скале тонким слоем. Не советую идти во главе войска. Ядра никто из нас отбивать еще не научился.
– Но если мы как-нибудь пройдем…
– Как? Все горные тропы охраняют иверы. Горцы – народ дикий, но в родных местах им любой нипочем! Они знают скалы как свои пять пальцев. Большое войско там не пройдет. А маленькие отряды просто завалят камнями. Если кто и прокрадется – знай, сейчас в порту сходят с кораблей «Серебряные шпоры». Я велел отозвать их на родину в преддверии войны. А с ними – новые наемники из Заморья. С ними я смогу не только защищаться, но и атаковать твои границы.
– Пусть приходят. – Император гордо вскинул голову. – Наш народ един, все встанут на защиту Империи!
– Ты устарел, братец. Ваша доблесть не устоит против шквала свинца и огня. Не спорю, некоторые твои полки тоже вооружены огнестрельным оружием, только вам мы продаем худшее. Наши новые ружья с нарезными стволами бьют дальше и точнее. Наши пушки гораздо мощнее. Пороха с присадками из разрыв-травы в Империю мы не продаем. И радуйся, что в пределах твоей Империи нет места, куда мог бы пристать корабль. Иначе ты познакомился бы со златомостскими морскими пехотинцами. Они наводят ужас на все Заморье. Но коли ты явишься в город, узнаешь, почему это так.
– Ты свой город на карте видел? Его ногтем мизинца накрыть можно. И ты хочешь соперничать с Империей, которая объединила не только венедов, а и заведеев?
– Нет, я хочу соперничать лишь с тобой, худшим из нашего выводка! Среди твоих воевод не найдется полководца, равного Атаману. Золотой Мост – это новейшее оружие, это кузня, способная вооружить в краткий срок любую армию. Мятежник зажжет в сердцах твоих подданных пламя бунта. А ты мне про какие-то земли говоришь. Назовись ты хоть трижды Императором, останешься все тем же Мечтателем. А мечтами войны не выиграешь!
– Так почему же до сих пор вы так ничего мне не сделали?
– Потому что еще надеемся, что в тебе проснется разум. Каким бы ты ни был, ты – наш брат. Я не хочу войны. Это ты меня к ней толкаешь.
– Первые разумные слова, – вновь услышал я голос Ведьмы. – Жаль, что Книжник молчит. Обычно он выступал судьей в наших спорах. Но все мы давно не дети. Стоит поговорить, попытаться принять какое-то решение всем вместе, как в старые добрые времена.
– Золотые слова. – Бродяга встал и начал аплодировать. – Воистину иногда и женщины изрекают мудрые мысли. Даже красивые женщины. Неужели вы готовы одним своим словом бросить на смерть тысячи простых людей? Это хуже, чем если бы вы взяли клинки и пошли убивать их собственноручно.
– А вот тебе вообще лучше бы не вмешиваться, – тут же вскипел Император. – Это дело между мной и моими братьями.
Атаман высказался резче:
– Заткнись и сядь, жэбрак. Мы не знали, кто стоит за Империей, теперь знаем. Сами разберемся, сами все решим.
Ведьма попыталась смягчить его слова:
– Мы ведь не пытались покарать за убийства одного из твоих братьев. И решение Палача уважали, хоть формально вполне могли его убить. Вот и вы все трое теперь дайте нам самим решить, как поступать.
– Это – дело нашего выводка, – подвел итог Механик.
– Мы можем спорить и грызться между собой сколько угодно, – добавил Мятежник. – Но кто тронет одного из нас, будет иметь дело со всеми восемью.
– Это справедливо, да, справедливо и по обычаям, – сказал Ловец, но при этом нахмурился.
– Нет уж, спасибо. – На лице Бродяги появилась паскудная ухмылка. – Жратвой не кормят, водкой не поят, милостыни не выпросишь. Чего я с вами теряю время?
Он развернулся и направился к двери, но, прежде чем выйти, обернулся и сказал:
– Ваши дела оставляю вам. А вот в мои не лезьте, не надо. Вас, конечно, восемь, но Охотник любил говорить: чем больше учеников, тем хуже каждый из них. Я подожду, чем у вас все закончится, а уж потом поговорю с теми, кто останется в живых. Егерь, пойдем.
В голосе его прозвучали властные нотки. Егерь дернулся встать. Странно, оказывается, он привык подчиняться брату. И все же остался на месте.
– Хочу посмотреть, чем закончится это представление, – пожал он плечами вроде бы небрежно, однако в голосе звучали еле заметные извиняющиеся нотки.
– Посмотри, брат, заодно потом и мне расскажешь, – милостиво разрешил Бродяга и вдруг прогнусавил: – Подайте несчастному калеке, люди добрые, живу в голоде, сплю в холоде. Пару медяков на пропитание.
– Гэть, покыдьок! – рявкнул Атаман.
– Добрый ты, чуб, – хихикнул нищий. – Не удивлюсь, если доброта твоя заведет тебя в могилу и следующий труп окажется твоим. Это даже хорошо будет. Одним идиотом от схимы на свете меньше станет.
С этими словами он и вышел, не дожидаясь ответа нашего брата, который уже начинал терять контроль над собой. Ноздри Атамана раздувались, как у норовистого коня. Пальцы побелели на рукояти сабли.
– Успокойся, брат, – попросила его Ведьма. И мягкий тон сестры, как в старые времена, сыграл свою роль.
Атаман опустил оружие, присел на стул. Остальные спорщики тоже сели. Бродяга послужил чем-то вроде громоотвода. Да, мы все еще оставались одним выводком, несмотря на Империю, Бочажскую резню, цены на металлы и прочих черных кошек, что бегали табунами между нами. Император, до сих пор споривший с Механиком до хрипоты, готов был встать с ним плечом к плечу даже не за жизнь Атамана, а просто чтобы наказать сквернослова. По крайней мере, мне так казалось.
Казалось, еще есть шанс прийти к общему решению. Казалось… э-эх, казалось. А вот Егерь не пытался как-то возражать нам, заступиться за своего брата. Просто надел каменную маску безразличия. Егерь. В каком же княжестве он был егерем до схимы? Очень уж его повадки напомнили мне Барчука. Лазутчик? Тогда ради того, чтобы получить информацию, он мог проглотить и не такое оскорбление. Ловец же сидел подавленный. Кажется, он только начал осознавать, чего лишился, потеряв братьев. Кто он теперь? Что весит его слово в споре схимников? Акын и Палач, умирая, могли надеяться, что братья за них отомстят. Ловец остался один и понимал это прекрасно.
– Прости, – прошептал я одними губами, так, чтобы видел и слышал только он.
За что извинялся? За резкость Императора или за грубость Атамана? За прямолинейность Мятежника или сухую холодность Механика, от которой за версту несло скрипом шестеренок? Не знаю. Он конечно же понял это по-своему и благодарно кивнул.
– Одним из нас мешает Империя, – нарушил тишину голос Ведьмы. – Другие видят в ней будущее людей. Мой брат Мечтатель не зря создал условия для того, чтобы все схимники собрались в Золотом Мосту. Мятежник, мы не знали, что за Бочагом стоишь ты. Действительно не знали. Но разве тебя это удивляет? Всем известны твои таланты. Лично я больше удивлена, что в руки мне попало достаточно сведений, чтобы понять: в Бочаге зреет бунт.
– Так это – ты, – бессильно выдохнул Мятежник.
– Я. – Ведьма склонила голову. – Засылать лазутчиков, чтобы все проверить, было некогда. Да, мы бросили на твой город лучшие полки. На этом тоже настояла я. Их возглавили послушники, мои и Мечтателя. Не знаю, сможешь ли ты меня когда-нибудь простить. Лично я себя – нет. Но ты слишком хорошо всегда умел скрываться.
– Я понял, сестра. Ты права, я не знаю, прощу ли тебя, но смерти твоей или твоего близнеца больше не хочу.
Читать бесплатно другие книги:
