Аромат лотоса (сборник) Бекитт Лора
– Мое главное желание – выбраться отсюда. Мой дом не здесь, а совсем в другом месте, там, где осталась моя маленькая дочь, – волнуясь, сказала Амрита.
– Это невозможно, госпожа, – невозмутимо произнесла служанка. – Дворец – закрытый мир, все выходы из которого тщательно охраняются.
Девушка в самом деле была хорошо обучена: молодая женщина сразу почувствовала, что не дождется от нее ни откровенности, ни сочувствия. Все, что ей было поручено, – это ухаживать за телом своей госпожи, единственным, что имело истинную ценность в глазах повелителя.
Амрита принялась расспрашивать Рати о дворцовой жизни. Вскоре она выяснила, что очутилась в зенане[26] принца Арджуна, где кроме нее жили не менее сотни женщин – жен, наложниц, танцовщиц, служанок. Амрита быстро поняла, что существование большинства женщин принца сводится к мечтам и скуке. Они жили в надежде и вечном ожидании того, что повелитель вспомнит о них и пригласит в свои покои; они пресытились богатством и бездельем и изнывали от тоски, потому что никогда не покидали дворца. Утром и днем обитательницы зенаны спали, вечер и ночь, наряженные, накрашенные и надушенные, проводили в долгом, зачастую бесплодном ожидании зова своего господина.
Амрита вовсе не желала быть выбранной принцем; однако встреча с ним была единственной возможностью узнать, что ее ждет. Едва ли сын раджи решил сделать из нее дворцовую танцовщицу, скорее всего, он желал наслаждаться как ее искусством, так и ее телом.
А еще ее наверняка ждет наказание за то, что она посмела ослушаться и сбежала с Деваром! Как ни странно, последняя мысль вызвала у Амриты чувство мстительного торжества.
Молодая женщина поклялась себе в том, что сыну раджи не удастся ни увидеть ее танец, ни взять ее на ложе. Танцевать перед ним все равно что отдать свою душу на растерзание злобным демонам!
Несколько дней она провела в отведенной ей комнате наедине со своей служанкой, пока однажды Рати не сообщила о том, что госпожа должна проследовать в царскую купальню, где соберутся другие обитательницы гарема. То были своего рода «смотрины», после которых счастливица отправлялась в спальню повелителя.
Не слушая возражений, Рати натерла тело госпожи благовониями, покрыла подошвы ног красной краской. Губы следовало покрасить в алый цвет, глаза подвести черным, нанести на тело цветные рисунки, прическу украсить драгоценностями и перьями.
А еще – особым образом нарядиться: в одну лишь тончайшую, прозрачную юбку. Ножные браслеты издавали приятный звук, руки были отягощены многочисленными украшениями. Обнаженная грудь была свободна от ожерелий, цепочек и бус, дабы повелитель видел ее красоту.
Рати проводила молодую женщину до дверей царской купальни, и Амрита не без содрогания вошла в огромное помещение. Высокий куполообразный потолок был покрыт цветными узорами, отражавшимися в прозрачной воде большого мраморного бассейна.
Здесь собрались самые разные женщины: совсем юные и постарше, светлокожие и темные, высокие и низкорослые. Все они были великолепно сложены, обладали красивыми лицами и густыми волосами. Одна за другой, кто молча, кто с заливистым смехом, они спускались в бассейн, и чистейшая вода окрашивалась золотым, серебряным, бирюзовым, алым. Нанесенные тонкой кистью рисунки размывались по телу, что придавало ему особую, языческую, красоту.
Многие с любопытством поглядывали на Амриту, признав в ней новенькую, но никто не пытался заговорить.
Молодая женщина вошла в воду. Та оказалась приятно теплой и пахла лавандой. Амрита прислонилась к мраморной стенке бассейна, тогда как другие женщины резвились, плескались, выгибались в сладострастных позах.
Потом появился принц. Его встретили радостным смехом, игривым визгом и восторженными криками. Повелитель скинул шелковый халат, вошел в воду, и обитательницы зенаны устремились к нему. Они протягивали руки, вращали бедрами, выставляли грудь, запрокидывали назад голову, всячески стараясь показать свои прелести. Принц хохотал, хватал женщин за груди, целовал в губы, с некоторыми с головой погружался в воду.
Амрита почувствовала отвращение к происходящему. Все те тайные и зачастую нецеломудренные действия, каким ее обучали в храме, имели некую духовную подоплеку. Здесь же была чисто телесная страсть, вернее сказать, похоть.
В самом деле, мало кто приходил в храм с единственной целью – удовлетворить плотское желание. Большинством паломников руководила жажда получить высшую милость, через соединение с девадаси познать силу и власть божества. Возможно, поэтому Амрита никогда не ощущала себя ни униженной, ни оскверненной.
В тот миг, когда на лице Амриты отразились все ее чувства, принц Арджун отыскал женщину взглядом.
Окруженный хороводом прелестниц, повелитель приблизился к ней. Его глаза пожирали Амриту, пронзали жестоким и жарким взором.
Принц протянул руки и слегка коснулся груди девадаси. На его лице играла снисходительная и сладострастная улыбка. Молодая женщина отпрянула, но он, казалось, не обратил на это внимания, двинулся следом за ней и на сей раз схватил ее бесцеремонно и крепко. Он грубо тискал тело молодой женщины, будто желая причинить ей боль. Амрита принялась вырываться, расплескивая воду, и, когда принц наконец разжал руки, бросилась вон из бассейна. Ее сердце бешено стучало, тонкая юбка прилипла к ногам, волосы намокли, краска на лице размазалась: Амрита походила на испуганную мокрую птицу.
Немногие из обитательниц зенаны догадались, что она сопротивлялась по-настоящему, большинство решило, что это часть любовной игры. Никто не осмеливался возражать прихотям повелителя, его благосклонность была вершиной желания каждой женщины.
– Я жду тебя сегодня! – крикнул принц, и его возглас отразился от стен гулким эхом.
Амрита выбежала из купальни. За дверью ее ждала взволнованная Рати, которая завернула госпожу в покрывало и увела в покои.
Молодая женщина поняла, что у нее нет никакой надежды уговорить принца отпустить ее на свободу. Оставалось только сопротивляться – отчаянно, безумно, до последнего.
Не говоря ни слова, Рати высушила и расчесала волосы госпожи, заново раскрасила ее тело, принесла сухую одежду. Амрита не возражала. Будь что будет! Так или иначе, но ей придется предстать перед принцем.
Вскоре за ней пришли слуги. Молодой женщине казалось, что ее ведут на заклание.
Спальня сына раджи Майсура была огромна, таким же огромным было инкрустированное золотом и слоновой костью ложе. Стены отделаны деревянными панелями. В углах комнаты стояли большие вазы с цветами голубого лотоса. На мраморном полу лежала тигровая шкура.
Сам принц в расшитых золотом белоснежных одеждах и белом тюрбане выглядел совсем не так, как в купальне, – торжественно, величественно. На грудь спускалась массивная золотая цепь, пальцы были унизаны кольцами.
В спальне находились несколько безмолвных и незаметных, как тени, слуг, один из которых обмахивал повелителя большим опахалом из сияющих радужными красками павлиньих перьев.
Когда Амрита вошла и, не поклонившись, остановилась у порога, принц сделал небрежный жест и сказал:
– Подойди!
Молодая женщина сделала несколько шагов. Он смотрел с любопытством и едва заметной искоркой досады и злобы.
– Не стоит стараться показать, что ты не такая, как все. Мне это известно. Я не стал бы вести через джунгли обыкновенную храмовую танцовщицу. Я понял это после того, как узнал тебя. Правда, той ночи было явно недостаточно. Я не успел сполна насладиться твоей любовью.
– Любовью? – медленно повторила Амрита, но принц, казалось, не заметил ее иронии.
Он хлопнул в ладоши, приказав слугам покинуть спальню.
Когда они вышли, заявил:
– Я изменил привычный распорядок. Сегодня не будет вечера в обществе музыкантов и танцовщиц. Сегодня ты, ты одна станцуешь для меня. А после останешься со мной до утра. Ты совершила проступок, сбежала с презренным слугой, но у тебя есть возможность заслужить мою милость. Я знаю, на что ты способна, каким искусным ласкам обучена в своем храме. Покажи мне все это, сполна раскрой свои тайны, и ты вымолишь мое прощение.
Амрита стояла не двигаясь и молчала. Конечно, она бы могла станцевать перед принцем, а потом разделить с ним ложе.
Могла навсегда остаться в этом роскошном дворце, сделаться живой игрушкой сына раджи. Амину воспитают в храме, она станет девадаси, как и ее мать. Рано или поздно девочка забудет ту, что произвела ее на свет: слезы высохнут, как роса на траве, сердце утешится иными надеждами. Смыслом жизни девочки станет танец, а вечной любовью и вечным мужчиной – великий Шива. Она познает свою драхму и станет следовать ей. Возможно, Амине повезет, как повезло Таре, и она найдет воплощение прекрасного бога в ком-то из смертных.
В то же время она, Амрита, может отказаться, вступить в борьбу и погибнуть. В этом случае она тоже не вернется обратно. Зато не осквернит свою душу.
Принц Арджун и его богатство не могли заменить Амрите ничего из того мира, в котором она жила прежде, которому принадлежало ее сердце.
– Почему ты так смотришь? Ты должна быть счастлива оттого, что я вижу в тебе не обычную храмовую проститутку, а достойную особого внимания женщину, не покрытый позолотой булыжник, а истинный бриллиант.
Принц Арджун поднялся с ложа и сбросил с себя халат, снял тюрбан и приблизился к Амрите. Она не знала, чего он ждал, но явно не леденящего холода в глазах и не того яростного сопротивления, какое оказала женщина, едва он дотронулся до нее. Повелитель привык иметь дело с изнеженными гаремными красавицами и не предполагал, что в гибком теле Амриты может таиться столько силы.
Сын раджи рассвирепел, схватил женщину за волосы и швырнул на кровать.
– Ты, презренная шудра! Продажная тварь!
Амрита вскочила – ее лицо пылало, а глаза метали молнии – и закричала яростно и громко:
– Я не продажная женщина. Я – жена бога! Паломники целовали пол, по которому ступали мои ноги! Ты не достоин не только моего поцелуя, а даже того, чтобы я плюнула тебе в лицо!
Принц снова схватил Амриту за волосы, и ее глаза наполнились слезами от нестерпимой боли, но в следующий миг она извернулась, как кошка, схватила тяжеленную вазу и метнула в ненавистное лицо, которое в следующий миг сделалось окровавленным, искаженным, нелепым. Принц звал на помощь, сперва истошным, потом угасающим голосом, и Амрита видела, словно во сне, как в комнату вбегают люди, суетятся, вскрикивают и устремляются к ней.
Той же ночью двое индийцев из самой низкой касты шли по дороге и по очереди несли большой сверток. Несмотря на презренное положение, они время от времени появлялись во дворце, чаще тогда, когда нужно было закопать труп какого-нибудь животного.
Поднялся сильный ветер, по небу мчались обрывки туч, звезды то появлялись, то скрывались во тьме, отчего казалось, будто небеса подмигивают сверкающими серебристыми глазами.
Внезапно один из мужчин остановился и сказал:
– Это не животное, а человек. И он еще жив. Я не чувствую холода и тяжести трупа. – И предложил: – Давай посмотрим!
Второй отчаянно замотал головой.
– Зачем?!
– Потому что если там не падаль, то это не наша работа.
Он осторожно опустил мешок на землю и развязал его. Перед изумленными мужчинами предстало прекрасное женское лицо и тело в обрывках яркой одежды.
Второй индиец отшатнулся со сдавленным воплем:
– О нет!
А первый твердо произнес:
– Я не могу выбросить ее в канаву или в реку, как было велено. Ведь это не мертвое животное, а человек, женщина, и она еще жива! К тому же красива, как принцесса. Разве ты будешь спорить? Ты видел ее лицо? Боги наказывают тех, кто губит красоту, ибо они создали ее для людей. Для всех людей, в том числе и таких несчастных, как мы.
– Если мы не выполним приказ, сами окажемся в канаве, – заметил второй. – Почему-то во дворце решили избавиться от нее и не придумали ничего лучше, как поручить это нам!
Первый вздохнул, пребывая в сомнении, потом завязал мешок так, чтобы женщина могла дышать, и поднял ее на руки.
Оба замерли, услышав, а потом и увидев, что по дороге движется запряженная волом низкая повозка с какими-то тюками. Она ехала медленно, колеса визгливо скрипели. Возница бросил взгляд на прохожих и, признав в них мирных людей, продол жил лениво погонять вола.
Внезапно тот, что держал мешок, сорвался с места, догнал повозку и положил свою ношу среди поклажи.
Почуяв позади какое-то движение, возница оглянулся и привстал. Он подумал, что неизвестный бродяга хочет что-то украсть. Увидев, что руки мужчины пусты, успокоился и, не поняв, что произошло, продолжил путь.
– Что ты наделал? – прошептал второй индиец, а первый улыбнулся и облегченно произнес:
– В добрый путь. В добрый путь!
Глава VII
Побег
Когда Амрита пришла в себя, она увидела, что лежит на полу в какой-то мрачной и тесной комнате с низким закопченным потолком. Потом над ней склонилась женщина средних лет, индианка, с темным худым лицом.
– Очнулась? Хочешь воды?
Амрита кивнула, не будучи уверена в том, что сумеет заговорить. Голова кружилась и болела, тело казалось безвольным и слабым.
Незнакомая женщина помогла ей напиться, и Амрита заставила себя прошептать несколько слов:
– Кто ты? Где я?
– Меня зовут Сандхия, – ответила индианка. – Мы находимся в лагере для пленных англичан. Я нашла тебя в повозке с провизией, ты была завернута в мешковину и лежала среди тюков. Хвала богам, я увидела тебя первой – никто не успел разглядеть, что ты молода и красива! Тебе надо что-то сделать с собой, – озабоченно прибавила она. – Быть может, вымазать лицо и тело смесью золы и глины, чтобы пленные солдаты подумали, что ты больна. Полагаю, мы что-нибудь придумаем, а пока скажи, как тебя зовут и откуда ты взялась?
Амрита не знала, стоит ли говорить правду, но все-таки рассказала о себе.
– Боги лишили тебя разума! – воскликнула Сандхия и сокрушенно покачала головой.
– Я рада, что очутилась здесь, вдали от дворца. Надеюсь, теперь я смогу вернуться к моей дочери, – уверенно произнесла Амрита.
– Где ты ее оставила?
– В Бишнупуре.
– Не слыхала о таком месте. Это далеко?
– Да, очень.
Сандхия только пожала плечами.
– Конечно, ты можешь попытаться уйти. Возможно, тебя отпустят.
– Кто охраняет лагерь? – спросила молодая женщина.
– В основном мусульмане; есть и индусы, но их немного.
Прежде англичане пытались бежать, а теперь – уже нет.
– Почему? – спросила молодая женщина.
– Всех, кто ни сбегал, ловили и вешали посреди лагеря. Здесь все решается быстро и просто: чуть что – в петлю, никакой пощады. Впрочем, англичане и без того мрут как мухи! Достаточно посмотреть, в каких условиях они живут и чем их кормят… – А ты как попала сюда? – поинтересовалась Амрита.
– Пришла сама и осталась, потому что мне некуда больше идти. Я вдова. Мне позволили не совершать сати, поскольку, когда мой муж умер, я была беременна. Когда родила, у меня отобрали ребенка, чтобы я не оскверняла его своими прикосновениями, обрили мне голову, одели в лохмотья, заперли в сарае и почти не кормили. Я оказалась никому не нужной, даже собственным детям, они относились ко мне как к неприкасаемой. И тогда я ушла. Бродила в джунглях, пока не оказалась в этих местах. Англичанин, который готовит еду для пленных, взял меня на кухню. Иностранные солдаты не боятся есть пищу, к которой прикасались мои руки, им все равно. Надеюсь, тебе тоже?
Амрита попыталась улыбнуться.
– Да, и мне тоже.
Сандхия деловито кивнула.
– Это хорошо. Ты можешь встать? Я дам тебе другую одеж ду; обрывки твоей слишком яркие и красивые. Кем ты была прежде?
– Я храмовая танцовщица. Девадаси.
Индианка удивленно присвистнула.
– Даже не заикайся об этом! Для тех, кто здесь находится, нет ничего святого.
Посмотрев на свое тело, Амрита увидела, что оно покрыто синяками и ссадинами. Вероятно, слуги принца избили ее, но она ничего не помнила.
Почему ее отправили в это место? Как ей удалось выжить?
Сандхия дала молодой женщине длинную юбку, полотняную блузу с рукавами до локтей, холщовую косынку и залатанный передник. Сама она была одета примерно таким же образом, и Амрита не стала возражать.
– Повяжи волосы и пойдем. Иначе Робсон разозлится.
– Кто это?
– Сейчас узнаешь. Лучше молчи и делай, что я велю, тем более ты все равно не понимаешь его языка. И старайся не выходить из кухни, пока я не решила, что с тобой делать.
Амрита пошла за своей спасительницей. Она ощущала боль и слабость в измученном теле, но старалась держаться. Мысль о том, что она больше не увидит сына раджи, придавала ей сил.
Сандхия провела молодую женщину в тесное, темное помещение. В одном большом закопченном котле варился рис (как позже узнала Амрита, подгнивший и лежалый), в другом – овощи. Ни капли рыбы или мяса, даже жира! На кухне распоряжался угрюмый мужчина лет сорока, тоже из пленных; он сразу накричал на Сандхию, потом кивнул на Амриту. Сандхия что-то спокойно ответила, а затем велела Амрите вымыть и почистить овощи.
– Я сказала, что ты заблудилась в джунглях и поработаешь здесь за кормежку, – шепнула она. – Я давно говорила, что мне нужна помощница.
Остаток дня Амрита провела за унылой и бесконечной работой, после чего наступило время, когда кормили пленных.
Сандхия велела ей не выходить и побежала под хлипкий навес, служивший столовой для тех, кому выпало несчастье попасть в плен. Амрита не вытерпела и украдкой выглянула из кухни.
Увидев нестройную толпу оборванных желтых теней, она подумала о том, что едва ли эти бедняги нашли бы в себе желание и силы забавляться с женщиной. Условия содержания в лагере были ужасны. Многие солдаты мучились от ран и приступов лихорадки, язв и струпьев на теле. Кормили мало и плохо; случалось, что пленных, едва успевших вернуться в барак после завтрака и обеда, начинало выворачивать от рвоты. Не проходило дня, чтобы кто-то из них не обретал покой в негостеприимной индийской земле.
Иных счастливчиков обменивали на плененных англичанами людей Хайдара Али, но большинство заброшенных и забытых умирало в лагере. Кое-кто считал, что куда милосерднее было бы сразу убивать пленных, нежели подвергать их столь жестоким страданиям. Как нарочно, лагерь был расположен рядом с болотистой местностью, над которой кружили тучи насекомых и поднимались ядовитые испарения. Охранявшие пленных британцев воины были жестоки и скоры на расправу. Сбежать, а потом попасть им в руки означало найти безвременную и безжалостную смерть.
Днем Амрита, незаметная и тихая, как тень, работала в кухне, ночью спала в тесной каморке, на соломенной циновке, рядом с неунывающей Сандхией. Та не советовала ей показываться на глаза охране и пытаться бежать.
– Наберись терпения, – говорила она.
Амрите ничего не оставалось, как согласиться. Она была рада, что вырвалась из дворца, осталась жива и никто не знает, где ее искать. Но она не представляла, как добраться из Майсура до Бишнупура, преодолев границы нескольких враждебных государств, – без денег и без помощи. К слову, она даже не знала, куда идти!
Кроме того, начался сезон дождей: по дорогам бежали потоки мутной воды, поля были затоплены, над джунглями поднимались густые влажные испарения, люди и животные увязали в глине и липкой грязи.
По мере того как Амрита начинала приходить в себя и осваиваться с новой жизнью, в ней просыпалось любопытство.
Молодая женщина украдкой выбиралась за пределы «кухонно го мира» и незаметно обследовала территорию лагеря.
Амрита увидела покосившиеся бараки с протекающей крышей, унылый плац со зловещей виселицей, крепко запертые ворота. Иногда ей казалось, будто она внезапно очутилась на другой стороне земли, а яркий, многоцветный, шумный праздничный мир храма Шивы существовал только в ее воображении.
Между тем, стоило Амрите закрыть глаза, как она мысленно начинала… танцевать. Молодая женщина удивлялась тому, что способна думать и мечтать об этом даже здесь – грезить о той свободе души, сердца и тела, какую она могла обрести только в танце.
Амрита тайком наблюдала за англичанами, и, хотя она не понимала, о чем они говорят, очень скоро эти люди перестали казаться ей на одно лицо. Одни были моложе, другие старше, иные выглядели отчаявшимися, утратившими волю, другие еще могли сопротивляться судьбе. Кое-кто казался озлобленным, нелюдимым, угрюмым, тогда как некоторые изо всех сил старались поддержать в товарищах угасающий дух.
Однажды Амрита заметила, что молоденький солдат, который всегда садился на одно и то же место, у края навеса, не появляется вот уже несколько дней. Молодая женщина попросила Сандхию узнать, в чем дело. Та поворчала, но все-таки, будто невзначай, перебросилась с англичанами парой фраз.
– Он лежит в бараке и не встает, – хмуро произнесла она, вернувшись в кухню. – Я давно заметила: белым людям надо больше пищи, чем нам. Не знаю почему, но они не могут жить без мяса. Даже женщины, а мужчины – тем более.
Амрита посмотрела наверх. Там, почти под потолком, на одной из грубо сколоченных полок Робсон припрятал кое-какие продукты: баранье сало, копченое мясо, сушеную рыбу и специи.
Сейчас они с Сандхией были одни, и у молодой женщины созрела дерзкая мысль.
– И думать не смей, – сказала Сандхия, проследив за ее взглядом. – Он съест тебя, если заметит!
– Я возьму совсем немного.
Амрита быстро приготовила вкусную похлебку – как раз столько, чтобы досыта накормить одного человека, накрыла котелок тряпкой, тщательно подобрала волосы и надвинула ко сынку на лоб.
– Когда я жила в деревне, мои соседи рассказывали, будто тех, кто сопротивляется их порядкам, англичане привязывают к пушкам – людей разрывает на куски. Не думаешь, что солдаты точно так же раздерут тебя на части, если ты появишься в их бараке? – бросила Сандхия ей в спину.
Амрита ничего не ответила и вышла из кухни.
По неприветливому серому небу неслись гонимые непогодой облака. От унылого завывания ветра щемило сердце. Земля представляла собой сплошное глинистое месиво, ноги увязали по щиколотку. Амрита быстро прошла по двору, разбрызгивая грязь, и в нерешительности остановилась перед входом в барак. Внезапно от зловещего предчувствия у молодой женщины перехватило дыхание и ей показалось, что она пытается открыть дверь во что-то неведомое и мрачное.
Амрита упрямо тряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли, собралась с силами и вошла внутрь.
Она едва не задохнулась от запаха сырости, гнили, давно немытых тел. Одежда большинства пленных превратилась в жалкое рубище, обувь развалилась.
Изумленные ее приходом англичане замерли, молча следя за индианкой, пока та путешествовала по бараку в поисках юного солдата. Потом кое-кто вскочил с места – запах принесенного Амритой кушанья раздразнил солдат куда сильнее, чем вид нежного лица и огромных черных глаз.
Молодая женщина успела отыскать юношу и склонилась над ним. Она не понимала, что говорили англичане, но когда кто-то вознамерился то ли помешать ей, то ли отобрать еду, высокий мужчина, по-видимому офицер, загородил индианку собой и что-то веско и угрожающе произнес. Он напомнил Амрите англичанина, с которым убежала Тара: от него исходило ощущение надежности и уверенности в себе.
Стараясь не обращать внимания на то, что творилось вокруг, молодая женщина опустилась на колени возле лежащего на полу юноши и поставила рядом котелок.
Солдат открыл глаза. У него был затуманенный взор умирающего, и Амрита испугалась, подумав, что пришла слишком поздно. К счастью, она ошиблась, и ей удалось накормить его. Пока она возилась с юношей, в бараке стояла мертвая тишина.
Закончив, Амрита поднялась и, держа в руках пустую посуду, обвела взглядом обитателей барака.
Высокий офицер что-то сказал – у него были добрые, понимающие глаза, – а потом проводил гостью к выходу. Когда какой-то мужчина попытался дотронуться до Амриты, он ударил его по руке.
Очутившись на свежем воздухе, молодая женщина почувствовала страшную слабость. Только сейчас Амрита поняла, в каком напряжении пребывала все эти минуты. Ей повезло – все было не так страшно, как казалось раньше: в бараке жили люди, а не тигры, шакалы или гиены.
Никто из них не был ни насильником, ни убийцей. Им несладко жилось на родине, и они отправились в Индию в надежде стать хозяевами своей судьбы. Они не знали правды ни о климате страны, ни об условиях, в которых придется воевать: вербовщики уверяли, что Индия сказочно богата, и обещали солдатам золотые горы. Многие оставили в Англии семьи, не подозревая о том, что расстанутся с жизнью за многие мили от родных берегов, во враждебном краю, и никогда не увидят ни жен, ни детей.
Когда Амрита вернулась на кухню, Сандхия смотрела на нее во все глаза.
– Завтра, если получится, я пойду туда снова, – сказала молодая женщина.
– Если Робсон узнает, что ты воруешь продукты, он тебя убьет, – заметила Сандхия.
– Ворую не я, ворует он. Почему бы не положить в котел, в котором мы варим рис, хоть немного мяса?
– Потому что такая малость никого не спасет.
– Я надеюсь, что эта «малость» поможет тому молодому солдату.
Амрита оказалась права. После того как она еще несколько раз тайком отнесла еду в барак, юноша встал на ноги.
С тех пор, рискуя собой, она потихоньку брала продукты и отдавала их наиболее ослабленным пленным.
Вскоре девушка запомнила имена некоторых англичан. Мо лоденького солдата звали Брайан, высокого офицера – Алан. Все пленные называли Амриту одинаково, но не по имени, и она долго не знала значения этого слова – «сестра».
Алан сделался защитником Амриты. Однажды, когда один из охранявших лагерь мужчин погнался за девушкой, он решительно преградил ему путь. Амрита испугалась за англичанина, но все обошлось. Пробормотав несколько слов, охранник удалился. Много позже молодая женщина узнала о том, что Алан назвал ее своей женой.
Прошел почти месяц, а дожди все лили и лили. Амрита понемногу училась понимать язык англичан и кое-как соединять труднопроизносимые слова. Однажды она передала Сандхии содержание разговора, который услышала, когда была в бараке.
– Пленные хотят расправиться с Робсоном за то, что он морит их голодом.
Сандхия в страхе уронила посуду.
– Все из-за тебя! – возмущенно зашипела она. – Из-за тебя они узнали, что на кухне есть не только то, что им дают! Какой демон принес тебя в лагерь! Почему ты вмешиваешься в то, что тебя не касается!
– Они и без того долго молчали, потому что боялись за меня, – заметила молодая женщина.
– Скажи им, пусть лучше помалкивают. Иначе охрана сама расправится с ними.
Амрита удивилась. Обычно охранники, довольно ленивые и равнодушные, не вмешивались в то, что происходило в лагере. Они знали, что на бегство решится только безумец: укрыться в городе или пробраться сквозь джунгли мог индиец, но никак не белый человек, тем более пленный англичанин. К тому же в сезон дождей, когда каждая разлившаяся речка представляла собой непреодолимое препятствие, сделать это было не под силу даже здоровому человеку.
– Думаешь, почему Робсон хозяйничает на кухне? – со злой насмешкой продолжила Сандхия. – Он рассказывает обо всем, что здесь происходит. Просто чудо, что он до сих пор не заметил, чем ты занимаешься!
Амрита поняла. Хотя Робсон и ночевал в каморке при кухне, отдельно от остальных, его принимали за своего и без опаски вели при нем разговоры.
Молодая женщина задумалась. Сказать Алану? Предупредить, чтобы пленные вели себя осторожнее? Она по-прежнему будет носить им припрятанные Робсоном продукты. Конечно, это капля в море – люди все равно умирают, особенно сейчас, когда воздух пропитан сыростью, когда небо низвергает на землю потоки ливня, который кажется бесконечным.
Пока Амрита размышляла, вернулся Робсон. Молодая женщина встала и пошла в кладовку за рисом. Когда она вернулась, Сандхии в кухне не было, зато Робсон выглядел таким, каким она его еще никогда не видела. Его нелюдимость превратилась в жестокость, угрюмость – в злобу. Он шагнул навстречу Амрите, схватил ее за волосы и замахнулся.
– Ты, грязная цветная девка, дрянь, да как ты смеешь!
Амрита зажмурилась, и он ударил. Ей почудилось, будто в мозгу взорвались сотни искр. Она упала на колени и, оглушенная, ослепленная, поползла к выходу. Напрягла силы, поднялась на ноги и побежала. Она успела выскочить во двор и понеслась к бараку. Амрита видела, что пленные выбегают ей навстречу и что-то кричат, но почему-то не слышала их криков.
А в голове росла зловещая темная пустота.
Очнувшись, она увидела, что лежит в бараке, на расстеленном на полу мундире. Рядом сидел Алан.
– Ты меня напугала, – сказал он, когда Амрита открыла глаза. – Не возвращайся туда, хотя не думаю, что теперь он посмеет тебя тронуть.
Она увидела вокруг участливые лица. Кто-то спросил:
– Мы никогда не интересовались, как ты оказалась здесь.
Скажи, кем ты была раньше? У тебя лицо, как у ангела.
– Она упала с неба! – рассмеялся Алан.
– Я была «женой бога». – Амрита улыбнулась. Она достаточно давно общалась с ними, чтобы знать, как это прозвучит.
Мужчины переглянулись.
– Женой… бога?!
– Девадаси. Я танцевала в храме.
Амрита рассказала о похищении и принце Арджуне. О сво ей дочке. О Шиве. Пленные слушали ее рассказ, как слушали бы сказки из «Тысячи и одной ночи».
– Танцы, – медленно произнес Алан, – когда-то я умел танцевать менуэт.
Его взор сделался отрешенным, далеким. Он вспомнил Лондон, прекрасную, наполненную событиями жизнь, карточные игры и дуэли, прогулки надушенных щеголей с кудрями до плеч, пышные пиры, актрис из театра «Друри-Лейн», лондонский мост и покрытую рябью во время дождя воду Темзы. Он жил легко и привольно, а потом проигрался в карты и его звезда закатилась. Он отправился в Индию за богатством, не зная, что едет за смертью. Лучше бы он бросился с того самого моста!
Не слушая возражений, Амрита села, потом поднялась на ноги. – Хотите, я вам станцую?
– Думаю, тебе лучше полежать, – заметил Алан, но женщина ответила ослепительной улыбкой.
Пленные отступили к стенам, чтобы дать ей место, и встали полукругом. Те, кто не мог подняться, лежали и смотрели на нее снизу вверх.
Амрита впервые танцевала без привычного наряда, без звона колокольчиков на браслетах рук и ног, вторящих ритму барабанов, танцевала в грязном и темном бараке, для людей, бесконечно далеких от всего, к чему она привыкла с детства, не верящих в ее богов и обреченных на смерть.
Едва ли они понимали, что ее танец – это романтическая песнь о божественной и земной любви; их взоры привлекал каскад изящных и сложных движений, сияние глаз, колыхание похожих на блестящую черную реку волос.
Амрите казалось, будто она говорит на некоем едином, всеобщем языке, доступном любому человеку, в груди которого бьется сердце и жива душа.
Возможно, ее сегодняшние зрители ощущали то же самое, потому что, как только она остановилась и замерла, кто-то из них восхищенно произнес:
– Да ты и правда богиня!
Чуть позже, когда Амрита села у стены, к ней подошел Алан и тихо сказал:
– Тебе нельзя оставаться здесь, в бараке, среди нас. Тебе нужно бежать. Наше положение безнадежно, но ты… Ты должна попытаться вернуться в свой храм.
Наступил очередной пасмурный день. Облака укутали небо серой вуалью; они плыли вдаль, словно череда сновидений, незаметно меняя свой облик. Зелень джунглей выглядела яркой и свежей, но деревенские улицы, едва видимые за пеленой бесконечного дождя, казались бесцветными и унылыми.
Девар ехал верхом, разбрызгивая грязь, рядом с другими воинами, ехал с тяжелым сердцем и невеселыми мыслями.
Ему удалось выбраться из джунглей и вернуться в Майсур. Он без колебаний предстал перед командованием и честно рассказал обо всем, что с ним случилось. Сказал, что хочет быть воином, а не слугой и предпочитает опасность унижениям.
Хайдар Али, который всегда внимательно относился к желаниям подчиненных, не говоря ни слова, отправил Девара в действующую армию. Поскольку он все-таки совершил проступок, его разжаловали до простого солдата. Девар не огорчился – главное, он мог продолжить путь воина.
Он забыл о том, что дисциплина есть дисциплина, а война есть война: случается, командиры отдают приказы, которые тяжело, а иногда невыносимо тяжело выполнять.
Непосредственный начальник Девара, Ахмед Уддин, велел ему и еще нескольким воинам отправиться в лагерь для захваченных в плен англичан, уничтожить их и вернуться обратно вместе с охраной. Высшее командование решило, что содержание пленных обходится дорого, к тому же ходили слухи, что британцы готовят бунт. Их держали с целью обмена на воинов Хайдара Али и французских офицеров, которые охотно служили в армии правителя Майсура с тех пор, как французская власть в Индии была свергнута англичанами.
Не так давно Хайдар Али изменил свою тактику и вместо генеральных сражений стал наносить удары по отдельным отрядам и гарнизонам британцев. Ему приходилось часто перебрасывать войска, а потому содержать лагерь военнопленных было не только невыгодно, но и опасно.
Получив приказ уничтожить пленных, Девар окончательно по нял, что в жизни военного не больше героического, чем в работе рудокопа. Более того, ему начало казаться, что война, на которой случается убивать безоружных, куда более позорное и грязное дело, чем ковыряние в земле, к которому не лежала его душа.
Когда Девар увидел унылый, заброшенный, полузатопленный лагерь, у него сжалось сердце. Воины Ахмеда Уддина подъехали к воротам и передали охране приказ командира. Те несказанно обрадовались: им надоело сидеть в промозглой сырости и стеречь англичан, которых они не понимали и втайне боялись.
Приказ был понятен: расстрелять или зарубить, а трупы зарыть в грязь, ибо европейцы не были достойны почетного сожжения на костре.
Девар медленно вошел в ворота. Пленные не выходили из барака, хотя наверняка видели вооруженных саблями и ружьями всадников и, возможно, догадывались о том, что их ждет.
Девар был прав: двадцать пар глаз с волнением смотрели в щели между бревнами. Англичане молчали. Некоторые не осмеливались дышать.
– Вот и пришла наша смерть. Нам некуда деваться, придется выйти. Иначе, боюсь, они решат поджечь барак, – прошептал Алан. Потом повернулся к товарищам: – Надо попросить, чтобы они отпустили Амриту. Она не англичанка и не пленница, да к тому же женщина.
– Они меня не отпустят, – сказала Амрита и, мысленно представив, что ее ждет, до боли прикусила губу.
Читать бесплатно другие книги:
