Аромат лотоса (сборник) Бекитт Лора
Он почувствовал, что проиграл, и сжал губы.
– Если вы украли девочку, вам придется за это ответить.
Тара расхохоталась.
– Перед кем? Перед жрецами, если она не их собственность? Перед богом, если его обитель – ее душа? Я отвечу перед Амритой, когда она вернется назад!
– Я найду тебя в Калькутте и заберу ребенка.
– Как ты это сделаешь? Силой? Девочка откажется следовать за тобой! Амина тебя не знает, ты ей – никто.
Тара произнесла эти слова как приговор и, повернувшись, пошла прочь.
Камал и Амина шли по дороге, ведущей в Бишнупур. По обеим сторонам были густо посажены яблони; их большие, блестящие на солнце плоды казались огненными глазами.
– Этот человек хотел заплатить жрецам и увезти меня с собой? – спросила Амина.
Камал остановился, присел перед ней на корточки и сказал:
– Хочешь, открою секрет? На самом деле деньги ничего не решают. Все решает любовь.
Девочка судорожно вздохнула, и ее худенькие плечики дрогнули.
– Шива не обидится, если я покину его?
– Нет. Потому что на самом деле ты осталась с ним, а он с тобой, – промолвил Камал и приложил руку к сердцу. – Вот здесь.
Я тоже не сразу это понял, когда оставил службу в храме.
– Расскажи, – попросила девочка.
– Хорошо.
Он поднялся и повел ее дальше. За разговорами они незаметно дошли до Бишнупура. Вскоре их догнала запыхавшаяся Тара.
– Ты правильно сделал, что увел Амину! Как думаешь, Киран сможет нам навредить?
– Нет, – ответил Камал. – Я видел его глаза. Он неплохой человек. Он получил многое, но только не то, что способно его порадовать. Он вынужден бороться с тем, с чем ему трудно бороться. Его нельзя назвать счастливым, хотя, наверное, Киран заслуживает счастья. Как и все мы.
– Он сам виноват! – упрямо заявила Тара и, взяв Амину за руку, быстро зашагала вперед.
Глава IX
Возвращение
Беглецы пытались идти по дороге, пока не встретили сперва конный отряд майсурцев, потом волов, тянувших артиллерийские орудия англичан.
Девар и Амрита едва успели спрятаться в джунглях и уже не рисковали появляться на дороге.
Вечером они решились развести огонь. Девара сильно беспокоила раненая рука, у него начался озноб. Амрита сказала, что если они не проведут ночь возле костра, то просто не смогут идти дальше.
Обессилевший Девар сидел на траве, прислонившись спиной к стволу огромного дерева. Амрита следила за костром. Желтоватое пламя, раздуваемое ветром, почти касалось ее лица, но в своей глубокой задумчивости она, казалось, не чувствовала жара.
– Думаешь о храме?
Амрита встрепенулась.
– О своей дочери. Я не уверена в том, что смогу вернуться в храм. Но я должна забрать Амину.
– А потом?
– Наверное, поеду в Калькутту.
– Тебя кто-нибудь ждет… кроме дочери?
– У меня есть друзья. Родители живут в бедной деревне, я навещала их еще до рождения Амины.
Девар сделал над собой усилие и спросил:
– А… ее отец?
– Он живет в Калькутте. Женатый человек, сын заминдара. Не думаю, что мы когда-нибудь встретимся. – Амрита старалась, чтобы ее голос звучал равнодушно.
Они помолчали.
– Почему ты не хочешь остаться в храме?
Амрита опустила глаза, пошевелила горящие ветки палкой, потом подняла голову и посмотрела на Девара. У него было не то чтобы красивое, но очень мужественное и благородное лицо. И какая-то странная, тщательно скрываемая растерянность и смятение во взоре.
Внезапно Амрите почудилось, будто между той ночью, когда они бежали от принца, и нынешней не прошло и одной минуты. Что они всего лишь продолжают прерванный разговор. Она не знала, почему доверяет этому человеку, но ей хотелось говорить откровенно и просто – так, как она давно ни с кем не говорила.
– Я уже не та, что прежде. За последнее время мне пришлось о многом передумать и многое пережить. Ты все видел, ты знаешь, что значит быть девадаси. Мужчины, которые приходили в храм и… оставались со мной, видели во мне «жену бога», танцовщицу, красивую женщину, но меня – такую, какая я есть на самом деле, – не желал видеть никто. – Амрита печально усмехнулась. – В храме нам рассказывали много мифов, и девушки всегда мечтали о том, чтобы встретить настоящего героя и настоящую любовь. Этого желали все, даже те, кто не понимал своих желаний. Желали, чтобы кто-нибудь полюбил их так, как Шива любил Сати. – Она немного помолчала и продолжила: – Как ни странно, мои мечты не умерли, хотя я знаю, что они не исполнятся.
Ее глаза ярко блестели в свете костра, выражение лица было мягким и кротким. Девар смутился.
– Я ничего не понимаю в любви, – признался он. – И в моих поступках нет ничего героического. Я ощущаю себя предателем.
– Что можно понимать в любви? Если любишь, то любишь, а нет – значит, нет, – сказала Амрита. – И ты не должен чувствовать себя предателем. Главное – не предавать себя, поступать, как велит совесть. – Потом предложила: – Расскажи о себе.
Он выполнил ее просьбу. Амрита внимательно слушала. Когда Девар замолчал, спросила:
– Ты считаешь, что предал свою драхму? Боишься, что не сможешь найти другой путь?
– Нет. Я ни о чем не жалею. Я не боюсь ни расплаты, ни смерти, – ответил Девар. – Я тревожусь только из-за того, что не сумею спасти тебя.
Костер полыхал, словно большой оранжево-белый цветок, в воздухе кувыркались красноватые угольки, землю усыпали блестящие искры. Путники молчали, скованные тем, что было сказано, и тем, что не прозвучало, осталось в глубине души.
На следующий день они вышли к речушке, на берегу которой стоял большой, хорошо защищенный английский гарнизон. Слышались голоса людей, ржание лошадей, мычание волов, доносился запах дыма. Девар и Амрита скрывались в зарослях и наблюдали до тех пор, пока не заметили женщину, которая спускалась к воде с ведром в руках. Она была закутана так, что оставалось открытым только лицо, и все же путники сумели разглядеть, что она молода и что она – индианка.
– Я подойду к ней и попрошу о помощи, – сказала Амрита. – Быть может, она согласится дать мне немного еды.
– А если выдаст? Или испугается, закричит?
– Не думаю. Женщина редко видит опасность в другой женщине. Подожди здесь, не иди за мной. Я справлюсь одна.
Девар согласился. Она была сильной, он знал это, хотя прежде думал, что все совершенное должно быть хрупким, как стекло.
Амрита перешла через речушку по ветхому мостику. Внизу бурлили и пенились упругие, быстрые струи. Могучая стена растительности доходила до самого берега речки, ветви деревьев свешивались к воде.
Из-за шума реки незнакомка не услышала приближения Амриты, и когда та обратилась к ней, вздрогнула и расплескала воду. – Послушай… Не выдавай меня, ладно? Я скрываюсь в лесу от майсурцев и от… англичан. Я очень голодна. Не принесешь ли какой-нибудь еды?
Незнакомка не выглядела испуганной. Она с грустью смотрела на Амриту своими чистыми глазами.
– Откуда ты?
– Издалека, – уклончиво ответила Амрита.
– Будет лучше, если ты пойдешь со мной. Я дам тебе сухую и чистую одежду, – сказала женщина, оглядев ее сверху донизу.
Амрита сразу поняла, что перед ней отнюдь не простая деревенская жительница. У незнакомки были речь и манеры женщины из высших слоев индийского общества.
– Меня увидят, – возразила Амрита.
– К моему жилью можно пройти незаметно, вон по той тропинке. – Молодая индианка показала наверх. – Мой муж – английский офицер, сейчас его нет дома, нам никто не помешает. Не беспокойся, я никому ничего не скажу.
Амрите почудилось, что незнакомка бесконечно рада ее видеть. Похоже, она не думала об опасности, ее привлекала возможность поговорить с другим живым существом, женщиной, индианкой, как и она сама.
Амрита подумала о том, что, возможно, сумеет получить от нее не только еду, но и повязки и лекарства для Девара, а также какие-то важные сведения.
Оглянувшись на лес, в котором остался ее спутник, молодая женщина пошла следом за новой знакомой.
– Как тебя зовут? – спросила та.
– Амрита.
– А меня Джая. Я из Калькутты.
Амрита едва удержалась, чтобы не вскрикнуть от изумления и радости.
Джая привела ее в свое жилье. В палатке с земляным полом была расставлена мебель: низкая кровать с набитым соломой матрасом, скамейка, столик, а на нем – глиняная посуда. Небольшой очаг казался мертвым и холодным.
– Я ничего не готовила, – извиняющим тоном произнесла Джая. – Подожди немного, я сейчас вернусь.
Амрита осталась ждать, размышляя о том, что Девар, должно быть, волнуется и не находит себе места. Она привыкла к присутствию этого человека, который, с одной стороны, стал причиной ее несчастий, с другой же, изо всех сил старался исправить свои ошибки.
Джаи все не было. Амрита тревожилась, хотя и не думала, что эта молодая женщина способна ее предать. В голосе, взгляде, лице индианки было нечто такое, что внушало доверие.
Услышав доносившийся издалека голос Джаи и еще какого-то человека, мужчины, Амрита выскользнула из палатки и притаилась у стены.
Джая очень спешила, держа в руках дымящийся котелок. Ее плечи были согнуты, глаза опущены. Рядом с индианкой шел молодой английский солдат, он что-то говорил грубоватым, развязным тоном. Пользуясь тем, что у женщины были заняты руки, он пытался то обнять ее, то ущипнуть за бок.
Амрите показалось, что Джая едва сдерживает слезы.
Молодая женщина вошла внутрь, солдат последовал за ней. Амрита услышала звуки возни, приглушенные крики и, недолго думая, вбежала в палатку. Варево разлилось по полу, рядом валялся пустой котелок.
Солдат пытался схватить Джаю; он размотал часть покрывала, а потом вдруг вскрикнул и отшатнулся: ее руки и голова были покрыты зловещими следами ожогов. Волосы торчали редкими, короткими пучками, что придавало несчастной ужасный и жалкий вид.
Амрита взяла стоящее возле входа ведро с водой и окатила наглеца с головы до ног. Ошеломленный, тот вытаращил глаза, отряхнулся, как мокрая собака, толкнул Амриту в грудь и выскочил из палатки.
Джая закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Амрита бросилась к ней.
– Он тебя обидел? – спросила она, не решаясь дотронуться до нее.
Джая помотала головой и глухо произнесла:
– Я хотела принести тебе чего-нибудь горячего, но теперь… теперь…
– Это неважно. Наверное, мне нужно уйти, потому что он расскажет о том, что видел меня в лагере.
– Не расскажет, – прошептала Джая, – он из последнего пополнения. Еще никого не знает. Подумает, что ты из здешних. – И прибавила: – В лагере есть женщины, но я не общаюсь с ними. Англичанки меня избегают, индианки боятся оскверниться. Я целыми днями сижу дома одна.
– Расскажи мужу о том, что хотел сделать этот солдат.
– Нет. Джерри и без того сильно беспокоится за меня. Прости, – женщина посмотрела в глаза Амриты, – но я не смогу ничего приготовить, потому что боюсь приближаться к огню.
Амрита поняла, что именно она должна помочь новой знакомой, а не Джая – ей.
– У тебя есть какие-нибудь продукты?
– Мука и овощи. Еще молоко и масло, – ответила Джая и кивнула на большую плетеную корзину.
– Если позволишь, я могу испечь лучи[28]. Только позволь мне умыться!
Через час они сидели рядом, уплетая лепешки, которые Амрита научилась готовить, когда жила у родителей, и разговаривали.
– Откуда это? – рискнула спросить Амрита, глядя на руки Джаи.
– Сати, – ответила та и вновь разрыдалась.
Амрита не выдержала, решительно и вместе с тем бережно привлекла Джаю к себе и принялась гладить по спине и плечам. – Успокойся. Расскажи, что случилось!
Молодая женщина открыла новой подруге свое сердце, выплеснула накопившиеся чувства; они хлынули подобно потоку воды, который прорывается через открытые шлюзы. Джая рассказала о себе все, и, услышав имена Кирана, Тары и Камала, Амрита вздрогнула так, будто ее пронзила молния. И поведала свою историю.
Вскоре обе женщины плакали, прижавшись друг к другу. Совпадения казались невероятными, а самое главное, счастливыми. – Дождись Джеральда, – взволнованно промолвила Джая. – Он сумеет помочь!
– Нет. Я должна вернуться обратно, – ответила Амрита и пообещала: – Я приду завтра.
Она рассказала о своем спутнике, и Джая дала ей мазь от ран и чистые повязки.
Перед тем как уйти, Амрита осторожно посоветовала новой подруге вернуться к прежней жизни. Ожоги – это не страшно, главное, что Джая осталась жива и с ней рядом находится человек, который искренне любит ее и готов защищать от любых ударов судьбы. Это – высший дар Небес. Остальное не имеет значения.
Когда Амрита вернулась к Девару, он был сам не свой от переживаний. Он не смог скрыть свою радость, и молодая женщина впервые подумала о том, что им, вероятно, движет не только чувство долга и пробудившаяся совесть, но и что-то другое.
Сама Амрита выглядела подавленной. Она была рада узнать, что ее друзья живы, здоровы и счастливы, но ее задел рассказ о Киране. Джая сказала, что у него двое детей, а когда она уезжала из Калькутты, жена брата была беременна третьим ребенком. Амрита вздохнула, поняв, что последние надежды рассеялись. Наверное, Киран давным-давно о ней позабыл.
А Джая ждала мужа, по привычке закутавшись в покрывало. Когда Джеральд вошел, он заметил, что жена улыбается. Он забыл, когда в последний раз видел ее улыбку.
В доме было тепло и чисто. Джая подала мужу лепешки, в которые были завернуты приготовленные с пряностями овощи, и его сердце радостно дрогнуло.
Обычно его встречал холодный дом и пустой очаг. Джеральд сам готовил нехитрый ужин. Джая боялась солдат, дичилась других женщин, не хотела ни с кем разговаривать. Она целыми днями сидела в хижине, и, вернувшись домой, Джеральд часто видел на ее лице следы слез.
Он с удовольствием съел все, что она ему подала, и в свою очередь улыбнулся жене.
– Очень вкусно! Сама приготовила?
Улыбка сбежала с лица Джаи, как слетают лепестки с осенних цветов.
– Нет. Это сделала моя подруга.
Джеральд кивнул, растянулся на кровати и смежил веки. Он очень устал от неопределенности своего положения, тяжелых переходов, изнурительных дождей, от страха за Джаю. Идет вой на, и если его убьют, что с ней станет?
– Какая подруга? – спросил он, внезапно вспомнив о том, что жена ни с кем не общается.
Джая не ответила. Вместо этого она подошла и села рядом. В ее голосе и взгляде были печаль и обида.
– Почему ты не прикасаешься ко мне? Ты… считаешь меня уродливой?
Джеральд вскочил так стремительно, будто его пронзил внезапный удар.
– Как ты можешь такое говорить?!
– С тех пор как со мной случилось… несчастье, между нами ничего не было. Что мне остается думать?
Он с трудом взял себя в руки и спокойно ответил:
– Я полагал, что могу причинить тебе боль.
– Боль осталась только здесь. – Джая взяла его руку и прижала к своей груди. – Я хочу, чтобы ты любил меня, как прежде.
– Я люблю тебя даже сильнее, Джая, потому что, несмотря на все пережитое, ты осталась жива, ты со мной!
Муж нежно обнял ее, и все же молодая женщина ощущала скованность и страх. Может, Джеральд делает это только из жалости?
Ее тело не было таким, каким он познал его и полюбил после их свадьбы. Теперь, когда оно обезображено шрамами, Джеральд не мог почувствовать ни гладкость ее кожи, ни шелковистость волос. У Джаи было ощущение, что она не такая, как все. Иногда ей казалось, что она заперта в своем увечном теле, как в тюрьме. Уверенная в том, что больше не может нравиться мужу, что вызывает у окружающих лишь отвращение и жалость, молодая женщина замкнулась в себе.
– Я люблю тебя, – повторял Джеральд. – Ты самая прекрасная на свете! Я сделаю для тебя все, что в моих силах!
Он говорил пылко, нежно и искренне.
– Я хочу родить ребенка, – сказала Джая, и ее голос прозвучал с непривычной твердостью.
Ребенка! О Боже! В таких условиях и после таких потрясений! Но он не смог возразить и только крепко прижал жену к себе, словно желал раствориться в ней. В конце концов, жизнь – это счастье. И по сравнению с этим счастьем все остальное кажется незначительным.
Этой ночью Джеральд почувствовал, что впервые за долгое время Джая впустила его в свое сердце и в свою душу. Как он ни старался, несчастье отдалило их друг от друга, и только теперь они вновь начали сближаться. Возможно, в том была его вина? Порой он нес любовь к ней как крест, хотя на самом деле нужно было просто любить.
Ночная темнота скрыла то, что Джая боялась показать мужу, что мешало ей сполна ощутить себя женщиной. Джеральд перестал быть осторожным и отпустил свои желания на свободу. Они отдались друг другу жадно, как тайные любовники, отвоевавшие свою любовь у предрассудков и смерти.
Джеральд проснулся от тихих звуков. Было прохладно, в хижину заглядывал бледный рассвет. Джая сидела возле очага и разводила огонь. Ее лицо было сосредоточенным и спокойным, движения – уверенными, неторопливыми. Джеральд замер. Она не оделась, ничего не накинула на себя, и он мог видеть ее гибкую спину и изящную линию стройных ног. У него перехватило дыхание.
– Джая!
Молодая женщина повернулась с улыбкой. Ее глаза сияли.
– Я приготовлю завтрак.
– О нет! Иди сюда.
– Тебе скоро на службу…
– И все-таки у нас еще есть время.
Джая скользнула в постель и прильнула к мужу. Никогда еще она не чувствовала себя такой естественной, такой свободной. Никогда прежде ей не было так хорошо. Молодой женщине казалось, что душа ее, став похожей на яркое пламя, унеслась к истокам мира и краю земли. Тело сделалось послушным и легким, с губ слетали звуки, понятные в эти мгновения только им двоим.
Позже, когда муж одевался, Джая рассказала ему об Амрите и попросила помочь.
Он присвистнул от удивления.
– Подруга Тары? Храмовая танцовщица! Ну и ну! Как она здесь оказалась?!
– Она не только подруга Тары. Амрита была возлюбленной Кирана. Ее дочь, которая осталась в храме, – моя племянница, – сдержанно произнесла Джая.
– Отправить женщину в Калькутту не так уж сложно. Гораздо труднее посадить на корабль мужчину. Он непременно хочет поехать с ней?
– По-видимому, да.
– Он ее… любовник?
– Не думаю. Это потерявшийся в жизни человек. Он воевал на стороне майсурцев, сбежал из армии и теперь не знает, что ему делать.
– Полагаю, у него есть единственный выход – вступить в английскую армию.
– Разве это возможно?
– Почему нет? Я могу сделать так, что его примут на службу. Хорошо обученные индийцы способны отлично сражаться.
– Но не против тех, на чьей стороне воевали прежде, – тихо заметила Джая. – Этот мужчина не захочет быть предателем.
– Не беспокойся, мы что-нибудь придумаем, – пообещал Джеральд и наклонился, чтобы поцеловать жену. – Жди меня и не скучай!
– Я больше не хочу сидеть дома, – озабоченно произнесла молодая женщина. – Как думаешь, чем я могу заняться? Быть может, ухаживать за ранеными?
– Почему бы нет?
Джеральд просиял. Какое счастье, что жена начала возвращаться к обычной жизни!
Когда в хижине появилась Амрита, Джая встретила ее приветливо и нежно, как родную сестру. Амрита выглядела осунувшейся и изнуренной. Она понимала, что еще одна ночь, проведенная в холоде и сырости, может стоить жизни и ей, и раненому Девару.
Тем же вечером Джеральд Кемпион встретился с беглецами. Он принялся убеждать Девара вступить в английскую армию и остаться в гарнизоне, но тот упрямо повторял:
– Я должен лично доставить эту женщину в Бишнупур.
Джеральд переглянулся с женой, вздохнул и произнес:
– Хорошо. Я попытаюсь сделать для вас документы. Разумеется, это серьезный проступок, но Джая очень хочет вам помочь. Если вам удастся добраться до Мадраса, вы сядете на корабль. Я напишу письмо начальнику Форт-Уильяма и попрошу принять вас на службу. Думаю, вы сумеете обучать своих соотечественников военному делу. Это отнюдь не позорная работа. Индийцы охотно вступают в английскую армию, и им хорошо платят.
Девар сдержанно кивнул, но Амрита заметила, что в его мрачных глазах сверкнула надежда.
– Кстати, вчера наши люди подобрали троих англичан, сбежавших из лагеря для военнопленных, о котором вы рассказывали, – сообщил Джеральд Амрите. – Им удалось спастись.
Остальные погибли.
– Вы не помните их имен? – взволнованно спросила она.
– Да, я видел рапорт. Алан Финч, Джеймс Гаррисон и Брайан Кид.
Услышав имена Алана и Брайана, Амрита испытала некоторое облегчение. Трое из двадцати! Вот что такое война!
Амрите и Девару пришлось принять от Джеральда Кемпиона и Джаи не только документы, но и запас продуктов, деньги. Джеральд подробно рассказал, как добраться до Мадраса, и снабдил путников картой.
Амрита и Джая обнялись на прощание, после чего молодая женщина протянула новой подруге конверт.
– Это письмо для Кирана, – застенчиво произнесла она. – Пожалуйста, передай. Брат просил писать, но я не уверена, что он получал мои послания. Идет война, и расстояние слишком велико. Тара знает, где найти моего брата.
Амрита смутилась. Не было ли это предлогом устроить их встречу? Однако ей ничего не оставалось, как взять конверт.
После долгого и небезопасного путешествия они с Деваром наконец очутились на побережье Бенгальского залива. Дожди прекратились, стояла сильная жара, ветер раскачивал пыльные пальмы, глаза слепил сверкающий прибрежный песок.
Одежда путешественников вновь превратилась в лохмотья, и Девар решил купить новую. К удивлению Амриты, он принес украшения, цветные стеклянные браслеты и без слов надел их ей на руки.
Они пошли на берег и договорились о том, что их возьмут на корабль. Отплытие предстояло через несколько часов, и они отправились бродить по городу. Возле самого океана англичане построили форт Святого Георга с мощными крепостными стенами и бастионами. Внутри форта раскинулся целый город с колониальными зданиями. Повсюду сновали полуголые слуги-индийцы, прогуливались высокомерные офицеры и важные чиновники из числа англичан. Девар смотрел на эту картину, и в его взгляде сквозила горечь.
Похоже, весь мир – сплошная военная крепость, где англичане – хозяева, а индийцы – слуги.
– Когда мы приедем в Калькутту, ты последуешь совету Джеральда и обратишься к начальнику форта? – спросила Амрита. – Вступишь в английскую армию?
– Не знаю, – уклончиво ответил он, – я еще не решил. Возможно, вернусь на родину.
Молодая женщина подумала о том, что ей никогда не понять этого странного мужчину. Он выглядел измученным человеком, который не мог найти пристанища и вместе с тем был готов отказаться от достойного предложения.
Во время морского путешествия Амрита ежеминутно ощущала его присутствие и заботу, но при этом Девар ни разу не попытался даже взять ее за руку. Он не улыбался ей, не искал взгляда, лишь зорко следил за тем, чтобы к ней не приближались подозрительные люди, и вообще не отходил от нее ни на шаг. Впрочем, Амрита только радовалась тому, что между ними нет никакой двусмысленности.
Они не стали задерживаться в Калькутте и сразу поехали в Бишнупур. Амрита была несказанно удивлена, узнав, что Амину забрали Тара и Камал. «Украли», – уточнила Ила и заметила, что в тот день в храм приходил еще один человек, который назвался отцом Амины.
Амрита залилась краской.
– Он тоже хотел увезти девочку, – добавила Ила, – но Камал и Тара оказались проворнее. Он приезжал повидаться с тобой.
Хемнолини обрадовалась, увидев свою воспитанницу живой и здоровой, и сразу сказала:
– Ты не вернешься обратно.
– Почему? – удивилась молодая женщина.
– Потому что стала другой. Я это вижу. Ты далека от прежнего мира. Тебя ждет свобода и новая жизнь. Ты приехала с мужчиной?
– Да, но это не то, о чем ты подумала.
Женщина усмехнулась.
– Это то, о чем ты не догадываешься.
Амрита упрямо тряхнула головой.
– Выйди и посмотри на него. Этот человек не из тех, кто посещает храмы, любуется танцами и наслаждается искусством девадаси. Мой «муж» – бог, а его «жена» – война. Ему не нужны женщины. Он пытается обрести не любовь, а самого себя.
– Обрести себя можно только в любви, и неважно, какая это любовь – к человеку, богу или танцу. А за разрушением и войной всегда следует созидание. Тебе, воспитанной в храме Шивы, это известно лучше, чем кому-нибудь другому.
Молодая женщина не стала спорить, как не стала прощаться с храмом. Она простилась только с людьми, бренными созданиями, стоявшими на страже несокрушимого и вечного. Что касается великого Натараджи, то он всегда жил в ее сердце.
– Наверное, Хемнолини права, – задумчиво проговорила Амрита, когда они с Деваром спускались вниз с холма, на котором возвышалось святилище, – я уже не вернусь. Правда, я не очень хорошо понимаю, какая «свобода» меня ждет. Когдато давно один человек сказал, что истинная свобода существует только в душе и нигде больше, однако в душе я не ощущаю себя свободной. И не вижу звезды, за которой могла бы пойти.
– Ты не потеряла письмо, которое дала тебе Джая? – вдруг спросил Девар.
Амрита посмотрела ему в лицо.
– Нет.
– Ты его передашь?
– Конечно. Я должна это сделать.
Он продолжал идти, уставившись в пыль под ногами, и ни разу не поднял головы.
В Калькутте Амрита с трудом отыскала дом Тары и Камала. Ей пришлось спрашивать на базаре, на улицах, пока какая-то женщина не сказала, что знает, где проживают «Шива» и «Парвати».
Едва Тара открыла дверь, как улица огласилась восторженным визгом. Следом за женщиной во двор выбежала девочка, потом вторая, постарше, и с громким криком бросилась к матери. Появился мужчина и тоже кинулся обнимать Амриту.
Девар молча смотрел на людей, сбившихся в плачущий и смеющийся клубок. Троица взрослых была так похожа друг на друга, как бывают похожи цветки одного и того же дерева. Было ясно, что это люди одного мира.