За мертвой чертой Кучаев Александр
В огородных делах я фактически ничего не смыслил, но здесь мне здорово помогал сосед Иван Степаныч, старик лет шестидесяти, только что вышедший на пенсию. Он подсказывал и как правильно лук-севок сажать, и как помидоры окучивать и подвязывать, и как удобрять землю золой и компостом, и много чему ещё учил.
– Слушай меня, Аркаша, да больше спрашивай, – говорил он, – и всё у тебя будет лучше некуда. А от хозяйки твоей какой толк!? Она своё уже отработала.
Только после того, как тёти Нюси не стало, узнал я, что свой дом она завещала мне. Так у меня появилось древнее, но вполне крепкое жилище.
Дон Кристобаль поместился в задней комнате, которую когда-то занимал я, и ночные часы проводил на стареньком диване между простенком и одёжным шкафом. Впрочем, он мало спал, а может быть, не спал вовсе. Мне всё казалось, что по ночам его фантом отправляется в полёты над городом, продолжая вникать в особенности нашей бренной ольмапольской жизни.
Подтверждением тому служит хотя бы тот факт, что однажды он завёл разговор о квартире, которую мне выделили вскоре после совершеннолетия. Известно ведь, что по достижении восемнадцатилетнего возраста воспитанник детского дома должен покинуть сиротское заведение и местная власть по закону обязана выделить ему пригодное жилище.
Выделили и мне. Получив «заветный» ордер, я отправился в фавелы по указанному адресу, где и обнаружил стандартный шестнадцатиквартирный «клопятник», в котором проживал разный малоимущий люд.
Комната моя была угловой на первом этаже. Дверь в неё висела на одной петле. В окне отсутствовала нижняя половина стёкол. Потолок провис и держался на подпорке. Штукатурка на стенах обсыпалась, тут и там виднелась обрешётка, а в одном месте зияла сквозная дыра, через которую можно было просунуть руку.
Дело шло к зиме, на улицах лужи уже полностью вымерзли, а единственная батарея с разбитыми секциями валялась под окном на полу. Все четыре угла темнели испражнениями – местные обитатели использовали выделенные мне апартаменты как общественный туалет. Разве мог я обустроиться здесь, когда у меня не было ни денег на ремонт, ни достаточного жизненного и мастерового опыта?!
Если бы я в нынешнем возрасте оказался в той квартире, то, конечно, мне хватило бы ума и сноровки подготовить её к зиме.
Окно с двух сторон я заделал бы плотным картоном. Стены тоже обшил бы тем же материалом – его полно кругом и возле рынков, и во дворах продовольственных и хозяйственных магазинов. Осталось бы только для большего тепла отгородить угол и установить в нём буржуйку из толстой жести с выводом трубы в оконный проём. Дрова и разный хлам для истопки – тоже не проблема. Ну и пару стоек ещё поставил бы под потолок, чтобы соседи сверху не обрушились и не задавили. А после зимы можно было бы привести жилище в полный порядок.
Но это я сейчас бы так сделал, тогда же, вернувшись в кабинет по распределению жилплощади, я положил ордер на стол чиновнику, вручившему его мне, и пожелал этому господину остаток дней провести в подобной конуре.
– Ах ты, гадёныш! – воскликнул человек, выскакивая из-за стола. Разговор наш проходил без свидетелей, и меня можно было оскорблять по-всякому. – Ах ты, тварь горбатая! Ему квартиру, а он нос воротит. Нет тогда тебе ничего! Будешь жаться в каком-нибудь подвале, пока не сдохнешь! Вон отсюда, чтобы духу твоего не было! Сейчас вот вызову полицию, ты у меня так закукарекаешь!
Очень мне хотелось в тот момент звездануть ему промеж глаз, чтобы с копыт слетел, но, слава богу, удержался.
Несколько позже я узнал, что эту берложку выделяли ещё нескольким бездомным и до, и после меня.
– Ну-с, молодой человек, и каково ваше мнение о порядке распределения жилья в вашем славном Ольмаполе? – спросил, усмехаясь, дон Кристобаль.
– Зачем вы спрашиваете?! – вскричал я, уязвлённый упоминанием об этой норе. – Вы же читаете мысли других и знаете, чем набита моя голова.
– Да уж, знаю. И видел кое-что непосредственно на месте. Но ничего, нет худа без добра – зато сейчас вы обретаетесь в тёплом доме, под надёжной крышей над головой. А попутно получили более полное представление о чиновном мире. Что вы думаете о нём?
– Ничего хорошего.
– А в целом об ольмапольской власти?
– Она отвратительна. Поганая власть, как говаривал в «Тихом Доне» Григорий Мелехов.
– Для детдомовского воспитанника вы неплохо образованны и у вас уже имеется устоявшаяся точка зрения.
– Я много читал. И общался с крайне осведомленными людьми. Я живу под гнётом этой власти и на своей шкуре испытываю её подлый характер.
– И вы хотели бы изменить существующее положение вещей, – сказал испанец уже утвердительно, и опять же с долей усмешки.
– Больше всего на свете. Да что вы об этом! Вы же, говорю, всё знаете!
– Во-первых, не всё. Во-вторых, мне хотелось лишний раз убедиться – не ошибаюсь ли я?
Одним из любимейших занятий дона Кристобаля были пешие прогулки по улицам города.
– Когда прохаживаешься так, – говорил он, – то как бы проникаешься чувствами и настроениями пешеходов, настраиваешься на их мозговые импульсы, несущие в себе электромагнитные флюксоиды.
– Ну и как они вам?
– Что именно?
– Ну, эти… импульсы.
– Они указывают на плохое душевное состояние обитателей города. В значительной степени люди разобщены, замкнуты, враждебно настроены друг к другу и нередко готовы к агрессивным действиям. Опасный, очень опасный настрой. Причём заряды агрессии продолжают накапливаться. Это может закончиться взрывом, бунтом – бессмысленным и беспощадным.
Обычно эти прогулки были ничем не примечательны, но однажды дон Кристобаль показал себя во всей красе.
Мы шли по Тенистой улице, и я сказал ему, мол, раз ваше общество в параллельном пространстве в своём развитии ушло далеко вперёд, значит, оно обладает большей и более достоверной информацией. Так вот, как там у вас считается, есть Бог на белом свете или нет?
– А вы, молодой человек, что думаете по поводу существования этой высшей инстанции?
– Не знаю. Иногда мне кажется, что Он есть и всё сплошь и рядом создано по Его воле, а другой раз… Особенно, когда вижу безобразия, творящиеся кругом.
– Ну хорошо. Как в Библии сказано: Бог создал человека по образу и подобию Своему. Так ведь?
– Именно так, – подтвердил я. К тому времени я был знаком и с Ветхим, и Новым Заветом.
– По образу и подобию – не означает, что Бог выглядит как обычный рядовой человек. В этом-то в параллельной реальности убедились. Однако и параллельное общество тоже не многое знает о нём. Одно только и вам, и нам точно известно – это то, что Бог велик и всемогущ. Однако, насколько всемогущ?
Дон Кристобаль проводил мефистофельским взглядом роскошный лимузин со златовласой дамой за рулём, выглядевшей правительницей великого государства.
– Вам хорошо известно, каково строение атома. Это ядро, вокруг которого вращаются электроны. Подобным образом устроена и солнечная система. В центре ядро, то есть Солнце, а вокруг него вращаются планеты, тоже как бы своего рода электроны. Вот, в нашем разумении, какова разница в силе и возможностях у человека и Бога! Возможности человека, условно говоря, – на уровне атома, а возможности Бога – на уровне Солнечной системы. Как написано в Новом Завете, возлюби Господа Бога всем сердцем своим, всею душою своею, всем разумением своим. Вот так мы о нём и разумеем. А полного представления о Создателе не дано получить никому из разумных существ, созданных им. Ибо тогда они должны были бы сравняться с самим Творцом, но для этого у них кишка очень и очень даже тонка.
Мой собеседник заглянул мне в глаза, словно проверяя, насколько до меня дошли его слова, но я-то ни на секунду не забывал, что ему известны все мои мысли, даже самые задние.
– И вот, посудите, Аркадий, – если уж обычный землянин может свершить очень многое, разумеется, при соответствующей подготовке, которая может занять долгие годы, а то и всю жизнь, то на что тогда способен Сам Господь Бог? О возможностях подготовленного, продвинутого человека и вы немало знаете…
– Конечно, знаю. Например, Индра Деви, индийский йог русского происхождения, описывала случай, когда в её присутствии один ещё более подготовленный йог протянул руку, и… на его раскрытой ладони появился необработанный алмаз. И это чудо случилось всего лишь под воздействием мысли и энергетики человека.
Пока я произносил эту фразу, дон Кристобаль выставил перед собой руку, и на ладони его засверкал алмаз чистейшей воды. Что это именно камень, а не фальшивка, он подтвердил тут же, проведя остриём его по осколку стекла; на гладкой поблескивающей стекольной поверхности образовалась заметная белесая борозда.
– Вспомним теперь американца латышского происхождения! – продолжал я перечислять общеизвестные факты. – Того самого америкоса, который с целью строительства мысленным усилием заставлял перемещаться огромные камни, причём быстро и на значительные расстояния! Об этом рассказывали по телевизору. И показывали построенные объекты…
Я ещё не досказал до конца, а испанец мановением руки уже переместил автомобиль, какой-то «мерседес-бенц», стоявший впереди нас возле тротуара, на противоположную обочину дороги, а затем поднял его высоко в небо и опустил на крышу шестнадцатиэтажного дома.
– Что вы сделали!? – закричал я, взбудораженный фееричным зрелищем. – Как же хозяин спустит его оттуда?
– Э, не берите в голову, кабальеро, – небрежно бросил дон Кристобаль. – Этот «мерс» угнали сегодня утром в соседнем городе. Двое молодчиков, специализирующихся на таких угонах. Они в гастрономе берут выпивку – обмыть удачно спроворенное дельце. Сейчас прибегут. А вот и они – легки на помине!
При последних его словах из магазина вышли двое молодых людей с пакетами в руках. Увидев, что машины и след простыл, они встали как вкопанные, оторопело вытаращив глаза, потом бросились туда, сюда, и подбежали к нам.
– Вы не заметили?..
– Заметили, – отозвался испанец.
– Куда…
– Вон туда. – Мой спутник показал на крышу многоэтажки.
– О чёрт, да как же так?!
– Пойдёмте, Аркадий, – сказал дон Кристобаль, ухватывая меня за локоть. – Продолжим наш путь.
– Вероятно, – сказал я, оглядываясь на «мерс» и похитителей, – угонщики теперь отступятся от автомобиля.
– Отступятся.
– Но для настоящего хозяина тоже будет немалой проблемой снять автомобиль с высоты.
– Не тужите об этом. «Настоящий хозяин», как вы выразились, ещё больший вор. Эти двое перед ним – сама невинность. «Настоящий хозяин» машины – министр здравоохранения областного правительства, закупивший медицинское оборудование за сумму, впятеро превышавшую его истинную стоимость. Львиную долю переплаты он забрал себе в виде отката. На часть этих денег и приобретён новенький «мерс». Вдобавок к прежнему «Вольво». Тоже купленному на наворованное.
– О господи! – пробормотал я. – Какие только тёмные дела не творятся в нашей несчастной многострадальной России!
– А, не переживайте! – дон Кристобаль беспечно махнул рукой. – И это всё пройдёт, как говорил царь Соломон три тысячи лет тому назад. Пройдёт и быльём зарастёт и катавасия с повсеместным воровством. Вот увидите, помяните моё слово. Недолго ждать осталось.
– Между прочим, китайцы, – сказал я, возвращаясь к прерванной теме, – самые продвинутые из них, мысленным приказом умеют извлекать металлические предметы из наглухо запаянных стеклянных сосудов! А один израильтянин – Ури Геллер – способен усилием мозгового импульса гнуть и ломать металлические ложки и вновь запускать неисправные до того часы! Российские же экстрасенсы взмахом руки разгоняют облака!
Все перечисленные чудеса дон Кристобаль тут же повторял на практике, тем самым подтверждая достоверность моих слов. На старинной пожарной каланче, мимо которой мы проходили, запускались и начинали бить часы с неисправным механизмом, стоявшие до этого год или полтора. С витрины ювелирного магазина россыпью вывалилась на тротуар, а потом возвратилась на прежнее место груда золотых изделий. Моросил дождь, но едва мой собеседник взглянул в высоту, как тучи разомкнулись и в просторном голубом окне засияло солнце.
– Исходя из всего изложенного, можно сделать вывод, что сначала действительно было слово, – подытожил я проведённые эксперименты. – Получается, что если человек усилием мысли способен гнуть ложки и изменять погоду, то Богу вполне по силам одним словом или двумя-тремя словами сотворить и Солнце, и Землю?! Он и сотворил, только не за несколько земных дней, а за другие, неизмеримо более протяжённые космические «дни». А заодно создал и галактику, в которую входит Солнечная система.
– Ну, в общем, так и есть, – подтвердил мой собеседник.
– А что представляет собой наша расширяющаяся Вселенная?
– Это как на неё посмотреть. Если с точки зрения Мироздания, то она является всего лишь живой клеткой, зародившейся и развивающейся, примерно, по той же схеме, по какой зарождаются и развиваются обычные земные клетки, входящие в состав того или иного организма.
– Но почему столько зла на Земле? Ведь Бог предполагает любовь и гармонию!
– Всё закономерно. Насколько незначительней человек перед Богом, настолько уступает он Ему и в плане гармонии и любви. Чем ничтожней гомо сапиенс в духовном плане…
– Ну а дьявол, сатана, – перебил я своего собеседника. – Существует ли он?
Дон Кристобаль сардонически улыбнулся, и мне показалось, что у него самого в глазах засверкали дьявольские огоньки.
– Под словом сатана имеется в виду Люцифер, падший ангел, то есть недавний, по космическим меркам, сподвижник Господа. Если есть свет, то должна быть и тень. Ангел этот – лишь тень Бога, которая полезна и без которой невозможно обойтись. При этом не надо списывать на Люцифера всякие безобразия, творящиеся в человеческом сообществе. Он слишком много знает, и достаточно был рядом с Богом, чтобы опуститься до подобных мерзостей. И слишком горд, чтобы запятнать себя каким-то низким поступком. Нет, всякие бедствия и несчастья, войны, эпидемии, разные кризисы происходят прежде всего по вине самого человека. В частности, из-за узости мышления и неспособности видеть дальше собственного носа. Или из-за подлости характера.
– Значит, никаких чертей не существует, и эти твари – просто вымысел невежественных церковников?
Мне хотелось довести эту тему до конца и выяснить абсолютно всё.
– А вот в этом, дорогой амиго, – возразил дон Кристобаль, – вы глубоко заблуждаетесь. Роль не Люцифера, а чертей вполне могут выполнять разные дефектные энергетические сущности, оставшиеся от подлецов и иных сволочей, сумевшие материализоваться. Под этот образ можно подвести, между прочим, разумных пришельцев, враждебно настроенных против человечества и совершающих против него те или иные агрессивные действия.
От этих его слов у меня мурашки побежали по спине, и я невольно окинул взглядом нескончаемые вереницы людей, двигавшиеся по обеим сторонам улицы, словно рассчитывая увидеть в них фигуру какого-нибудь беса. Я даже подумал, не относится ли к этой братии и сам дон Кристобаль?
– Нет, я не бес, – сказал мой спутник и рассмеялся. – Ведь я пришёл совершать, в общем-то, добрые дела, а не злые.
Кровь бросилась мне в лицо. Чёрт побери, на какое-то мгновение я упустил из виду, что мой спутник читает мысли своих собеседников!
– Не корите себя, Аркадий, – тут же отозвался испанец. – Хоть я и не падший ангел, но тоже достаточно знаю и понимаю, чтобы обижаться на подобные пустяки.
Мне ничего не осталось, кроме как сконфуженно улыбнуться.
– А скажите, – спросил я немного погодя, – кроме нашего Бога, существуют ли другие подобные, равные Ему божества?
– Не знаю. И никто не знает даже в том, параллельном мире, откуда я прибыл. Но давайте порассуждаем. Раз Пространство бесконечно, то что может помешать в неизмеримом далёко существовать и действовать и другим богам? Разве нашему Господу Богу или, иными словами, Космическому Разуму интересно общаться только с нами, беспредельно убогими по сравнению с Ним, особенно с учётом наших бесконечных распрей и прочей грязной мышиной возни на планетарном пространстве? Мне лично представляется, что Ему куда продуктивнее и во всех отношениях полезнее вступать в контакт с равными Себе.
– Но откуда же тогда появился наш Бог и другие сущности, подобные Ему по масштабам и возможностям?
– Не знаю.
– Если исходить из вашей логики, – я позволил себе говорить утвердительным тоном, – то можно предположить, что нашего Господа Бога, Его товарищей и их цивилизацию создал ещё кто-то, гораздо более могущественный и великий. А более могущественных и великих – создали в триллион триллионов раз более великие. А тех – совсем уж величайшие из величайших. И так далее. Получается нечто вроде бесконечной матрёшки, только в усложнённом варианте. Если углубляться во всё это, то в конце концов можно и свихнуться. Чтобы охватить огромность, многообразие и величие бесконечного Мироздания, моих мозгов явно недостаточно. Даже сейчас меня начинает подташнивать – явный признак, что я ухватился за тему, непосильную моему рассудку.
Испанец скользнул по мне хитрым и мудрым взглядом и улыбнулся.
– Знаете, Аркадий, можно иногда поразмышлять о Боге, но всё-таки разумней обратиться на самих себя. Познайте себя как личность, как отдельную субстанцию, и вы во многом преуспеете, включая и богопознание.
На этом наша прогулка закончилась, и мы вернулись к себе на Амбарную.
В другой раз я завёл речь об обществе, откуда этот человек прибыл. Я назвал его человеком, хотя в течение довольно значительного периода знакомства с ним я так и понял кто он на самом деле: ангел или дьявол, или просто личность, обладающая сверхспособностями.
– А скажите, дон Кристобаль, благодаря чему ваше запараллелье ушло так далеко вперёд по сравнению с нами, обычными землянами? Ведь раз мы зеркальное отражение друг друга, то нам должно бы шагать в ногу!
– Благодаря духовному развитию, высочайшей нравственности. Давно уже, тысячу лет, у нас нет войн, исчезли мошенничество, хищения, злоба, зависть, пьянство, разврат и всё остальное порочное, что процветает в вашем аморальном мире. Увы, у вас, практически, те же нравы, что у древних римлян. Вспомните: худшие римляне убили самого лучшего и дальновидного на то время – Гая Юлия Цезаря – и тем самым усугубили ситуацию в государстве. В конце концов, дурные нравы похоронили то далёкое общество, и вы погубите себя, если не изменитесь. Но там не было таких хищений, потому к своей гибели они шли сравнительно медленно, веками. А вас повсеместная продажность может изничтожить уже в ближайшие десятилетия.
Мне запали эти его слова, и я долго размышлял над ними. В то же время у меня никак не выходило из головы, почему дон Кристобаль с таким удовольствием опрокидывает рюмку другую? Почему он употребляет, если с пьянством у них полностью покончено?
Глава пятая. Пожар
На пятый день нашего знакомства, вечером, в первых сумерках, когда мы, вернувшись из города, прилегли перед тем, как поставить самовар и напиться чаю с вишнёвым вареньем моего собственного изготовления – у меня огороде росло несколько кустов вишни, и часть урожая я пускал на варенье и компот, а ещё сколько-то просто сушил, – дон Кристобаль вдруг насторожился, поднялся с дивана и сказал:
– Сюда выезжает группа ОМОНа, шестнадцать человек, на трёх автомобилях. Через несколько минут они прибудут и окружат дом. Нам ни к чему лишние встречи с боевыми представителями власти, поэтому – уходим.
– Откуда вы знаете про ОМОН?
– Знаю. Поторопитесь, мой друг.
Признаться, испанец обеспокоил меня. Какие-то секунды я блуждал взглядом по стенам и по чашкам, расставленным на кухонном столе. У меня не укладывалось в голове: как это так – это моё жилище и вдруг оставлять его на произволение чужих людей!
– Ничего не поделаешь, Аркадий, – сказал испанец. – Если вы останетесь здесь, то подвергнете свою жизнь большой опасности.
Мы быстро ушли, миновали наш квартал и едва нырнули в ближайший переулок и укрылись за деревом, как с обеих сторон в улицу въехали спецмашины с неработающими мигалками. Но их было только две.
– Третья остановилась на соседней улице, за задворками вашего дома, – глухо проговорил дон Кристобаль, опережая мой вопрос. – Оттуда пять человек пройдут огородами.
– Но для чего они приехали, что я такого сделал?
– Разве вы поглупели? Вспомните «Золотого дракона», где некий молодой человек посмел поднять руку на друзей сына городского главы! Подобные проступки не прощаются. Таковы нравы вашего современного общества, и вам это хорошо известно. Приплюсуйте сюда же каталажку, самовольно покинутую нами.
– Ни на кого я руку не поднимал. И пальцем никого не тронул. А из каталажки…
– Попробуйте объяснить всё это блюстителям порядка. Вон они, уже перемахнули через изгородь. Ага, никак поднимаются на крылец.
Между тем сумерки ещё сгустились, и под сенью уличных вишнёвых насаждений, густо темневших вдоль разбитых тротуаров, проросших травой, мы приблизились на расстояние, откуда было хорошо видно. За окнами осаждённого жилища зажёгся электрический свет, замелькали тени человеческих фигур.
– Никого нет! – раздалось из сумрачной мглы. – Но они только что были здесь. На столе чашки с самоваром, закуски – видимо, собирались чаёвничать. Надо осмотреть вокруг и перекрыть улицы и переулки. Вызовите подкрепление.
Отомкнув ближнюю калитку, мы проникли на подворье одного глухого старика на противоположном порядке и продолжили наблюдение оттуда.
А в темноте зазвучали новые голоса. Привлечённые необычным зрелищем, на улицу выходили встревоженные жители окрестных домов.
– Что вы делаете? – доносилось до нас. – Чем помешал вам этот парень? Безобидный, живёт, никого не трогает.
– Разойдитесь, граждане, не мешайте! – произнёс в мегафон человек в штатском, находившийся возле машин. – В тихом озере черти водятся; «безобидный» парень, как вы говорите, – опасный преступник.
– Нечем им заняться! – это уже голос моего соседа, Ивана Степановича. – Кругом банды преступников шуруют вовсю, а они простых граждан доканывают!
– Ты поговори ещё, дед, поговори! Мы тебе быстро язык-то прищемим!
– Не связывайся с ними, Степаныч! – тут же донеслось из ночи. – Эти хуже бандитов будут. Тем ты можешь сопротивляться, а этим – не имеешь права.
Прошло ещё немного времени. Полицейские, орудовавшие внутри жилья, вышли наружу, почти сразу же за окнами что-то вспыхнуло, раздался громкий хлопок, послышался звон разбитых стёкол, и из оконных проёмов вырвались языки пламени.
– Вот негодяи! – крикнул человек в штатском, продолжавший оставаться возле автомобилей и отдававший распоряжения по рации. – Преступники оставили взрывное устройство и чуть не погубили моих людей!
Огонь отчаяния словно опалил мой разум. Я рванулся к калитке, но дон Кристобаль крепко ухватил меня за руку.
– Куда, стойте! – холодно прошептал он.
– Пожар, горит!
– Ничем нельзя помочь! Стойте и смотрите.
Сердце моё разрывалось при виде гибнущего жилья, и слёзы наворачивались на глаза. Я лишался единственного своего прибежища.
Спустя ещё минуту послышался вой сирен, и на Амбарную прибыло несколько пожарных машин. В свете фар и отблесках огненного вулкана замелькали люди в касках и брезентовой спецодежде; размотав рукава, они принялись поливать водой стены и крыши соседних домов.
– Как быстро они прибыли, – прошептал я, завороженный бушующим пламенем. Языки его с гулом и треском вздымались вверх, летели искры и горящие «галки». Слава богу, было полное безветрие, и моих соседей пожарники отстаивали без особых затруднений.
– Их вызвали ещё до начала пожара, – отозвался дон Кристобаль. – Потому они так быстро и прикатили. Вызвал человек в гражданской одежде.
– Но почему они не тушат сам пожар?
– Не для того поджигали, чтобы тушить.
Лишь после того, как крыша строения стала проваливаться, брандспойты были направлены на пылающие стены.
– Пойдёмте, друг мой, – проговорил испанец. – Больше нам здесь делать нечего.
– Куда мы теперь? – спросил я, когда Амбарная и вся Тихоновка остались у нас за спиной.
– В гостиницу «Ольмаполь», там мы снимем номер на двоих.
– Но меня сразу узнают.
– Не узнают. Я позаботился об этом. Все преследователи уже забыли о вашем существовании. Поверьте на слово.
– Однако ловко. Как это у вас получа…
– Ничего особенного в этом нет, – сказал мой спутник, не дав мне договорить. – Для представителей параллельной среды обитания решать подобные проблемы не сложнее, чем дышать воздухом.
– «Ольмаполь» как раз напротив городской мэрии.
– Вот и хорошо, там уж точно нас искать никто не будет.
Оформив двухкомнатный роскошный, на мой взгляд. номер, выходивший окнами на Ольминское поле и возвышавшееся за ним главное административное здание, мы поужинали и со многими удобствами расположились на ночлег.
Уютная обстановка и вкусная сытная еда мало-помалу начали приводить меня в состояние некоего успокоения. Вместе с тем перед глазами продолжали мелькать всполохи пожарища, и душа не переставала болеть от потери родной обители. Рядом с болью тлело и неугасимое желание отмщения за причинённое мне зло.
Глава шестая. Цирковое представление
– А давайте, мой друг, немного всколыхнём болото под названием Ольмаполь, – сказал испанец утром перед тем, как позавтракать говяжьими сардельками с кусочками обжаренного картофеля, принесёнными в номер. Это блюдо нам предстояло запить весьма приятным на вкус подсолённым калмыцким чаем с молоком.
– Каким образом?
– Устроим представление в городском Дворце культуры.
– Какое ещё представление? Концерт, что ли?
Если откровенно, мне было не до концерта. Я всё ещё был морально подавлен: перед глазами стояли обугленные останки моего жилища.
В тот момент мне было невдомёк, что пока тело дона Кристобаля отдыхало в сонном забвении на соседней койке в трёх метрах от меня, невидимый фантом его летал над ночным Ольмаполем, посещая злачные места, где развлекалась местная золотая молодёжь.
Ему и до этого доводилось бывать в самых дорогих ресторанах, элитных клубах и на шикарных презентациях. Внимательно, очень внимательно отслеживал он поведение юных отпрысков наших высших чиновников, наиболее состоятельных предпринимателей и выдающихся представителей откровенно преступного мира.
В минувшую же ночь его поразили сцены в знаменитом клубе «Гелиодор», где проводили время слегка подпитые и обкуренные ребятёнки. Когда дело дошло до прилюдного раздевания, а затем и группового секса на конкурсных условиях с выявлением победителя, то даже молчаливый энергетический фантом не выдержал и окончательно возмутился.
– Такого не должно быть в природе! – немо воскликнул он. – Большинство животных – и те стараются уединиться при спаривании! Это сквернее пира во время чумы, это… В общем, это немыслимый стыд и срам!
И у него возникла мысль о том, чтобы вывести эту часть молодого племени на чистую воду.
– Попробуем воссоздать действие, – сказал дон Кристобаль, отвечая на мой вопрос о представлении, – некогда состряпанное Воландом и его командой. Помните оторванную голову конферансье и прочее?
– Вы это всерьёз?
– Совершенно. Хотелось бы взглянуть на золотую молодёжь в её, так сказать, чистом виде. Ведь, как я понимаю, это к ней должны перейти бразды правления после того, как нынешнее поколение власть предержащих сойдёт со сцены! Потому не мешает составить абсолютно чёткое мнение об упомянутом «золоте», и что от него можно ожидать в перспективе.
– Из вашей затеи ничего не выйдет. «Мастера и Маргариту» читал каждый. Вас тут же разоблачат.
– А вот в этом я сомневаюсь. Читали далеко не все. Молодняк, о котором идёт речь, по сути, необразован и тёмен, как пивная бутылка, – в первую очередь, в нравственном плане. Это во-первых. Во-вторых, почему бы нам просто не похулиганить и не поставить пробу на этом «золотишке», а правильнее сказать – почему бы не поставить на нём тавро, не заклеймить его?!
В тот же день на уличных стендах появились яркие афиши о предстоящей феерии зарубежных циркачей. Что выступят маги и иллюзионисты, будут показаны дикие африканские и южноамериканские звери, а также доисторические ящеры в живом виде; покажут себя и клоуны, и гимнасты, а зрителей по завершении действа одарят уникальнейшими фантастическими подарками. А внизу афиши была указана баснословная стоимость билетов.
В газетах объявления целиком занимали первую страницу.
– Никто за такие цены в ваш цирк не пойдёт, – сказал я испанцу, когда мы встретились вновь. – Потому что ни у кого таких денег не имеется.
– Пойдут, дорогой мой, – ответил старший товарищ. – О количестве денег в чужих кошельках вы судите по наличности в ваших дырявых карманах. А денежки у людей водятся, и очень даже немалые, такие, какие вам и не снились. Поверьте, они побегут на представление толпами. Там-то мы их и встретим.
– А какую роль вы отводите бедному погорельцу?
– Он будет ассистировать.
– Кому, вам?
– Мне.
– Но я же ничего не умею!
– Даю голову на отсечение, что и на этот раз у вас всё получится.
Большая часть рекламного времени на телеканалах опять-таки была отдана предстоящему бенефису дона Кристобаля.
Он и сам участвовал в рекламных роликах, с удовольствием позируя перед видеокамерой и охотно отвечая на вопросы ведущих. При этом у него то вырывалось пламя изо рта, то валили клубы красно-сине-зелёного дыма из носа и ушей, а сам он то и дело превращался или в говорящего гиппопотама, или в осла, или в крокодила Гену.
Ведущие передачи смеялись и ахали при виде таких превращений, шарахались от своего собеседника и норовили убежать из телестудии, когда он оборачивался злобной рычащей пантерой или могучим когтистым медведем-гризли. У них самих или вырастали огромные ослиные уши, или тоже дым валил из ушей, а то и рога начинали стремительно вздыматься прямо на лбу. При всём при этом ведущие ничего не замечали и продолжали умно, с «пониманием» ситуации улыбаться или задавать серьёзные вопросы, выглядя совершенно по-идиотски.
Как подобным видеороликам разрешали появляться на экранах, можно было только догадываться. Причём прогоняли их целую неделю, пока шла подготовка к цирковому шоу. В одном не сомневаюсь – тут была задействована коварная рука всё того же испанца, каким-то непостижимым образом повально загипнотизировавшего всех телевизионщиков. Возможно, он просто шибко хорошо заплатил – в Ольмаполе деньги решали очень и очень многое.
Пересуды о заграничном иллюзионисте велись на каждом углу, и мой амиго был прав, утверждая, что охотников посетить готовящееся действо найдётся немало. Несмотря на бешеные цены, билеты почти полностью были раскуплены уже в первые четыре дня. Короче, ожидался полный аншлаг.
К назначенному часу на просторной площадке перед Дворцом культуры начали скапливаться многочисленные навороченные иномарки, доставлявшие владельцев дорогих билетов. Большей частью это была та самая «золотая» молодёжь – наследница престола, прибывавшая группами и поодиночке. Лишь, примерно, десятую часть составляли дамы и господа зрелого возраста. Никто не приехал на такси или маршрутке.
Все четыре местных телеканала вели прямую трансляцию с места необычного события, норовя выхватить между публики представителей наивысшей знати. После этого телевизионщики перебрались внутрь здания и со специально отведённых мест начали снимать то, что происходило непосредственно во Дворце – на сцене и в зале. Поэтому город видел происходившие чудеса во всех подробностях.
Тысячный зал был заполнен до отказа. Объявленное шоу началось минуту в минуту. Не буду подробно описывать, как оно проходило. Скажу только, что представление, устроенное помощниками Воланда, нашей визуализации и в подмётки не годилось.
На сцене появлялись цирковые гимнасты и клоуны, откалывавшие такие номера, какие, уверен, на протяжении последних нескольких столетий нигде и никому наблюдать не доводилось. Затем их сменяли необыкновенные невиданные звери наподобие саблезубых тигров и многотонных тираннозавров, охотившихся друг на друга.
Тут же на сцене более сильный и ловкий хищник запускал острые длинные клыки в горло менее удачливого собрата. По залу прокатывался страшный неистовый рёв, исторгаемый звериными горлами, слышался стук сокрушительных ударов когтей и хвостов, сухой треск ломающихся позвоночников и жуткое волглое возжание раздираемой плоти; растекались огромные лужи крови, и до самых отдалённых уголков галёрки доходил тревожащий парной запах. Именно тревожащий – не случайно стадо коров впадает в бешенство, едва почует дух текучей алой материи, покидающей разверстые вены их сестёр.
И много было ещё чего; за одним номером немедленно следовал другой, не менее захватывающий.
Я сам был непосредственным участником нескольких из них. Ездил на велосипеде по потолку и просто шагал по нему вдоль и поперёк или по всему верхнему периметру зала. Затем, обретя временную способность к левитации, пролетал в какой-нибудь паре метров над головами зрителей и пачками разбрасывал стодолларовые ассигнации Соединённых Штатов и тысячные – банка России.
Многие, очень многие упрятывали в карманы денежные знаки, сваливавшиеся прямо в руки, но никто не побежал в буфет покупать что-либо. Здешняя публика, в отличие от булгаковской, была более чем пресыщена жизнью, не знала счёта деньгам и ей было лень подняться из кресла и покушать на дармовщину.
После антракта дон Кристобаль непонятно зачем и совершенно не в кон с неудержимым восторгом вдруг принялся расхваливать устроенное им лицедейство, подчёркивая эффектность и необычность того или иного номера. Но и этого ему показалось мало, и он обратился ко мне за поддержкой. Я без всяких околичностей ответил, повернувшись к зрителям, что оно не несёт в себе здорового нравственного начала, что сцены, когда звери поедают друг друга, а также разбрасывание денег омерзительны и способны только ещё больше развратить присутствующих, которые в большинстве своём и так не очень хороши.
– Согласны ли вы с нашим недорослем? – громовым голосом крикнул испанец, так же обращаясь к залу.
– Нет, нет, не согласны! – донеслось из рядов. – Он негодяй, и сам не знает, что говорит!
– Значит, он лжёт?
– Конечно, конечно, лжёт!
– А что следовало бы сделать с лжецом?
– Да открутить ему голову, и дело с концом!
Дон Кристобаль приблизился ко мне – глаза его горели зловещим дьявольским огнём, – схватил за голову и на два счёта открутил её.
Признаться, я не почувствовал боли, меня только шокировало, что на такое способен человек, которого я начал было считать своим другом. Я смотрел на него широко распахнутыми немигающими глазами, и такими они оставались до конца представляемого номера.
Оторвав мне голову, он схватил её за волосы, размахнулся и швырнул в зал, далеко в промежуток между рядами стульев. Голова глухо ударилась о пол, покрытый светло-лазурным, под цвет морской волны, половиком, и покатилась дальше по проходу, оставляя многочисленные убывающие следы крови.
– О, ассистент! – возопил испанец, простирая руки. – Что вы можете сказать о моём поступке!
– Только то, – прошептал я в наступившей мёртвой тишине; шёпот опять-таки разнёсся по всему залу, – что он предательский. Вероломство – самое подлое дело, презираемое всем родом человеческим. На него способны только выродки, наихудшие отбросы общества гомо сапиенса.
– Выходит, я подлец, выродок, наихудший в этом зале! – прогремел дон Кристобаль, и его голос эхом пронёсся по каждому закоулку здания и вырвался далеко на улицу, отчего непосвящённые прохожие недоумённо останавливались на полушаге. Великий актёр прошествовал по сцене, топая по кровавым лужам, оставшимся после гибели зверей, и разбрызгивая красные капли.
Многочисленный зал привык видеть бесконечную резню и кровь на экранах телевизоров, в фильмах и разных игровых ужастиках. Но сейчас действие происходило наяву, и человека убили страшным изуверским способом. Можно было сосчитать не один десяток зрителей, которые были потрясены до глубины души и закрывали глаза, чтобы не видеть этот ужас. К сожалению, ещё больше было тех, которые предпочли досмотреть до конца, чтобы вполне насладиться фортелем, отмоченным главным организатором циркового представления.
Не ограничившись содеянным, испанец оторвал от моего туловища одну руку, затем другую и поочерёдно отправил в тот же проход. Затем, хлебнув крови, хлеставшей из зияющей шейной раны, схватил остатки тела за ноги, раскачал из стороны в сторону и пустил следом. Туловище шмякнулось рядом с головой.
Зал онемел. Никто не мог или не смел сдвинуться с места. То, что творил на сцене распоясавшийся демон, превосходило самое уродливое воображение.
– Ну-с, вы довольны? – снова возопил испанец, ощерив окровавленную огнедышащую пасть. – Теперь не жалеете, что ухнули такие деньжищи на этот презренный сеанс!?
Зрители продолжали хранить немое молчание. Несомненно, все были потрясены и напуганы. Не прозвучало ни слова критики из страха навлечь на себя ещё больший гнев непредсказуемого артиста.
Дон Кристобаль взмахнул рукой, и отдельные части моего тела вновь как бы ожили, зашевелились, поползли навстречу друг другу и соединились между собой в нужных местах в единое целое. Я встал, сделал несколько судорожных движений, избавляясь от неприятных ощущений, и как ни в чём не бывало направился к сцене.
Оказавшись рядом с великим чародеем, я повернулся к залу, послал воздушный поцелуй и чётко и громко произнёс:
– Браво! Аплодисменты, дамы и господа!
И зал взорвался бурей оваций.
После ещё нескольких сногсшибательных номеров ведущий объявил:
Читать бесплатно другие книги:
