Перекрёсток времён. Бородатые боги Захаров Андрей

К четырем сотням воинов, имевшихся у Антоненко и Новицкого, Качи привел из Уаман-канча еще шесть сотен. Половину из них составляли девушки и молодые женщины, вооруженные арбалетами. К ним племянник вождя добавил восемь сотен воинов-общинников, дополнительно собранных по селениям, перешедшим под власть уаминка. Правда, все они были практически безоружными, если не считать дреколья в руках и привычных для местных пращей с камнями.

От селения Антавайлла до Урак-канча всего-то несколько километров. Чуть больше часа ходу всем отрядом, не больше. Николай решил не спешить. Тем более надо дать людям передохнуть, привести себя в порядок, чтобы во всей красе войти в город, как посланцам богов и новым хозяевам. В таких делах спешка не нужна. Кроме того, необходимо выждать время, чтобы инки во главе с Манко Юпанки отошли подальше от крепости и не смогли быстро вернуться. Поэтому, посовещавшись, решили выдвигаться через сутки, предварительно выставив посты, чтобы никто не смог предупредить инков о прибытии отряда.

Встав пораньше, сделав зарядку и совершив необходимые утренние процедуры, Николай Антоненко с помощью своего верного ординарца Валью не спеша одевался. Выступать собирались сразу же после завтрака. Правитель Новороссии должен официально войти в первый взятый город-крепость инков во всей красе. Для этой цели прихватили из Новоросска специально изготовленный для него полный доспех, очень похожий на увиденный ранее в тайной пещере. Как говорится, встречают по одежке… От общего набора тяжеловооруженного гоплита он не особо отличался. Разве что размером, а также золотыми узорами на местную и православную тематику по всей кирасе, сделанными пришедшими в Новоросск мастерами-уаминка. На стальной шлем-каску надели золотой обруч – корону. На обруче закрепили плюмаж в виде веера из белых и золотистых перьев, над которыми возвышался султан их трех больших перьев голубого цвета – символа Неба и богов. Благодаря такому украшению, и так не маленький Антоненко казался великаном среди низкорослых аборигенов. На плечи он набросил плащ синего цвета с золотой застежкой. В таком виде Николай чувствовал себя неуютно, будто он индийский магараджа, а не русский полковник. Хотел было отказаться от яркого петушиного наряда, но Иллайюк, Качи и даже Новицкий настояли. Правитель виракочей должен одеваться соответственно. Он представляет не только себя, но и всю Новороссию! И выглядеть Правитель обязан, как принято в этих краях. Обычай! А обычаи местных народов надо уважать! Иначе какой ты тогда сын богов, их предков!

Короткая сабля пехотинца показалась Николаю с его ростом игрушечной. Поэтому слева, на широкой кожаной плечевой портупее, украшенной золотыми бляшками, висела изготовленная в Мастерграде метровая кавалерийская сабля. По примеру Уварова Антоненко-старший взял «Маузер» К-98, а свой ТТ отдал Максиму. У Правителя виракочей должно быть и оружие соответствующего размера! Из прошлой жизни остался лишь любимый десантный нож, привычно висевший на поясе.

Не отставал от Николая и верный Валью. Его внешний вид представлял из себя чудную смесь всего, на что было способно воображение храброго уаминка, уже ставшего новороссом. Поверх пончо-безрукавки была надета жилетка-бригантина, а достаточно широкие штаны-шаровары заправлены в кожаные сапожки с коротким голенищем, перетянутым шнурком. На шлеме-каске имелась повязка, указывающая на принадлежность Валью к своему народу. Такую повязку имели все воины-уаминка независимо от того, носили они каску или нет. И никто не собирался ее отменять. Каждый человек должен знать, к какому народу-племени он принадлежит, и гордиться этим. За спину Валью закинул подаренный ему немецкий карабин. На поясе висели короткая сабля, топорик-томагавк, немецкий штык-нож и два подсумка с запасными обоймами. Кроме подсумков на поясе грудь отважного оруженосца пересекал патронташ-бандольер. И конечно же имелась обязательная для каждого аборигена плечевая сумка с запасом бинтов, коки и тройкой гранат с новомодной зажигалкой.

Теперь Валью был не просто оруженосцем, но еще и командиром личной охраны Правителя Новороссии! Под его командой находилось два десятка посыльных-телохранителей – молодых уаминка и уанка, прошедших спецподготовку в Новоросске. Их лично готовил для охраны своего командира Алексей Нечипоренко, офицер-десантник и сам бывший телохранитель. Своей экипировкой они особо не отличались от Валью. Правда, вместо карабина имели двухметровые копья и большие щиты гоплитов, чтобы защитить Правителя в случае опасности. Один из телохранителей, самый крепкий и высокий парень, держал в руках трехметровое копье с новым знаменем Новороссии.

Это знамя сшили из шелка и другой материи, найденной в полуторке Дрынько, женщины-попаданки. С учетом сложившейся ситуации, красное знамя стрелкового полка РККА решили оставить в штабе, в Новоросске. У создаваемого государства Новороссии должно быть свое знамя, с учетом нынешних реалий! А здесь без Бога никак нельзя!

Женщины-рукодельницы трудились практически весь сезон дождей, но к моменту выхода отряда из Священной долины богов знамя уже было готово. Оно представляло из себя прямоугольное полотнище длиной метр шестьдесят и шириной метр двадцать. Полотнище голубого цвета. Цвета Неба и богов. В центре – лик Христа – Виракоча, наподобие православного Спаса Вседержителя. Над его головой – крещатый нимб: золотой круг с равноконечным крестом. Кроме главного знамени, предполагалось, что каждое подразделение будет иметь свое отдельное знамя или штандарт.

Позавтракать так и не удалось. Ничего, злее будем. Да и шанс выжить есть, если вдруг в живот что ткнут. Не успел Николай примерить доспехи, как к нему подбежал один из воинов и доложил, что из Урак-канча прибыл гонец.

На Белый город напало соседнее племя мохос. Вождь Мака предал Уаскара и перешел на сторону Атауальпы, как более перспективного Сапа Инка. Одежда гонца была покрыта кровью. Сначала их было шестеро ушедших на прорыв окружения. Пятеро погибли в неравной схватке, прикрывая товарища и давая ему возможность спуститься по веревке с крепостной стены.

Мохос появились на рассвете. С момента захвата Урак-канча инками город ни разу не подвергался нападению. Все войны и местные межплеменные разборки обходили его стороной. Инкский Майта-тампо, будучи районным центром с забитыми разной всячиной складами, являлся лакомым куском. Но страх перед могуществом Сапа Инки сдерживал желающих его отведать. Теперь империя трещала по швам, и отхватить от нее часть захотелось многим. В том числе и вождю мохос Мака. Но на это он решился не сразу, а только после того, как вернулись выжившие воины-мохос, ранее ушедшие в армию Уаскара. Они чудом спаслись в битве, когда на севере империи генералы Атауальпы наголову разбили военачальников Уаскара. Воины принесли плохие вести. Все народы, принявшие власть Уаскара и воевавшие на его стороне, северянами-китонцами безжалостно уничтожались. Но те из вождей, кто признал Атауальпу Единственным и стал воевать на его стороне, получили различные привилегии и новые земли. Мака недолго колебался и стал на сторону победителя. А чтобы не делиться с другими, решил первым урвать кусок, да поболее. Если сюда придут китонцы Атауальпы, то он сможет задобрить их, передав важную в районе крепость и головы врагов. И главное – забрать себе много разного добра, скопившегося на складах. За последнее время племени жилось не очень хорошо. Чиновники-инки в связи с войной выдавали на жизнь самый минимум, взамен требуя все больше мита и дани, забирая на нужды государства все, что производилось племенем.

Дождавшись, когда инки Манко Юпанки и прибывшие по его вызову отряды соседних племен уйдут из долины, воины мохос под покровом ночи подкрались к крепостным стенам. Как только первые лучи Инти-Солнца начали освещать окрестности, без лишнего шума захватили городок со складами и пустыми казармами. Поскольку в империи практически не было воровства, а особенно казенного имущества, то охрана складов не велась. Только небольшой караван с торговцами, следующими на рынок, отдыхал в гостинице-тамбо. Их вырезали быстро, практически без шума. Следующими были молодые солдаты, охранявшие каменные лестницы, ведущие в обе части нижнего города. Там находились небольшие сельскохозяйственные террасы, часть складов, проживали мелкие чиновники, ремесленники и слуги со своими семьями. Убрать беспечно спавших новобранцев-часовых также не составило особого труда. Тревогу поднял опытный воин, стоявший на стене старой крепости. С десятиметровой высоты он увидел поднимавшийся дым от загоревшейся соломенной крыши гостиницы. В момент убийства торговцев кто-то из них, а может, и из мохос случайно опрокинул горящий масляный светильник, от огня которого и занялась сначала соломенная подстилка, а затем и крыша. Своими криками солдат разбудил караул. Увидев, что незаметно подобраться к старому городу не получится, вождь Мака бросил соплеменников в открытый бой. Сотни мохос, словно тараканы изо всех щелей, с дикими криками кинулись на штурм крепости, надеясь своей внезапной атакой сбить небольшой заслон, вставший у подъема в основную часть города. Но среди инкских солдат оказались закаленные во многих битвах воины. Мгновенно оценив обстановку, командир инков собрал подчиненных в единый кулак и короткой контратакой сбросил нападавших с лестницы. В результате образовавшегося внизу замешательства инкам удалось быстро вернуться назад и запереть проход каменной плитой.

Поняв, что его затея с быстрым захватом города потерпела фиаско, Мака приказал части воинов блокировать крепость, чтобы осажденные не смогли послать гонца за подмогой. Другие мохос кинулись на разграбление нижнего города и складов. При этом всех горожан, найденных в домах и не успевших спрятаться, от стариков до маленьких детей, безжалостно убивали: чужие рты вождю Мака не нужны, своих бы прокормить. Тем более что в душе каждого из мохос кипела жажда мести за предыдущие обиды. Хотя вождь и приказал не сжигать город, но уберечься от случайного огня все-таки не удалось. Утренний горный ветер быстро разносил искры по сухим соломенным крышам. Вместо грабежа части мохос вынуждены были заняться тушением пожара. Мака нужен этот город, иначе новый Сапа Инка Атауальпа не примет его народ под свою руку.

После получения известия Антоненко приказал трубить сбор и собрал всех командиров. Обсуждение плана захвата крепости прошло быстро. Все понимали, что времени на более тщательную подготовку у них нет. Если мохос ворвутся в верхний город, то выбить их оттуда потребует больше сил и времени.

Две сотни воинов сразу отправили в ближайший лес на заготовку жердей для штурмовых лестниц. Старосте селения Антавайлла приказали в кратчайший срок предоставить как можно больше веревок и канатов.

Ознакомившись с картой местности и планом города, переданными Уваровым, а также расспросив гонца о расположении мохос, приняли решение: действуя двумя мобильными, хорошо вооруженными отрядами, захватить обе проходных башни с коридором между ними, что давало возможность открыть ворота и свободно проникнуть в нижний ярус крепости основной массе воинов. Данными действиями мохос разделялись на части, после чего предполагалось их уничтожение.

– Надеюсь, что инки сообразят ударить в спину воинам Мака, когда те повернутся к нам лицом. Девчонок вперед не пускать, их задача – отстреливать противника на стенах, не более! Рожать им надо, а не воевать! – Николай покачал головой, но сделать ничего не мог. Таковы уж местные реалии. Пока девушка-уаминка замуж не вышла и детей не родила, она такой же воин, как и любой мужчина. Сами девушки не хотели забывать этот обычай и рвались в бой. Где еще можно найти сильного и мужественного спутника жизни, как не на войне! И себя показать, привлекая внимание мужчин! Чтобы дети были такими же смелыми и сильными, способными постоять за свой народ, в котором никогда не было трусливых. Сам Антоненко вместе со своими телохранителями собирался идти с одной из штурмовых групп.

В отряд Новицкого включили оставшуюся сотню гоплитов, сотню девушек-арбалетчиц и группу автоматчиков. Вместе с всадниками выдвигались также все аркбаллисты и три станковых пулемета, укрепленных на двуколках, как на тачанках. Им была поставлена другая задача. Отряд должен, не задерживаясь, прорваться сквозь город к мосту. Перейдя через него, захватить и блокировать противоположный берег, отрезав пути отступления противника через реку. Тех из мохос, кто вырвется на другую сторону и будет сопротивляться – бить нещадно. Остальных сгонять в круг, как раньше гуаро возле Уанка-канча.

Незаметно подобраться к крепости не было возможности. Все подступы к городским стенам давно очищены от деревьев и любого кустарника не меньше чем на три сотни метров. Инки в свое время постарались, опасаясь нападения со стороны джунглей. Шли открыто. Как на параде. В блестящих латах и с развернутым знаменем. Но без привычных для аборигенов воинственных криков и песен. Это и помогло. Занятые грабежом и убийством жителей города, мохос не сразу обратили внимание на появившихся перед крепостью новых противников. Кроме того, поднявшийся от пожаров дым застилал им глаза. Словно сами боги помогали новороссам.

Когда до крепости оставалось меньше половины открытого пространства, на стенах стали появляться сначала редко, но с каждой секундой все больше воинов-мохос. Они с удивлением и тревогой рассматривали движущуюся по дороге к воротам плотную колонну воинов, в конце которой особо выделялись огромные, почти в два человеческих роста существа. Завороженные увиденным, захватчики не предпринимали никаких попыток обстрелять пришедших. Подойдя ближе, отряд девушек-стрелков, идущий в голове колонны, вдруг рассыпался веером в разные стороны от дороги, и в наблюдавших на стенах полетела туча арбалетных болтов. Только когда десятки убитых воинов стали падать вниз, мохос опомнились и отпрянули со стен в глубь крепости. Некоторые пытались ответить камнями, бросая их с помощью пращей, но большинство трусливо бежало под защиту домов. Среди мохос не было лучников. Они имелись только у жителей нижних лесов, какими являлись уаминка и уанка. Чем выше в горы, тем больше отдают предпочтение праще. Но луки так далеко не стреляют. Это и испугало Мака с его людьми. Хотя большинство пришедших воинов были знакомы, не раз встречались на работах и на рынке, Мака не ожидал увидеть здесь столько вооруженных уаминка, а тем более новых, непривычно одетых людей и с оружием, бьющим так далеко!

Камни, пущенные пращами мохос, легко отбивались большими щитами гоплитов, вставших рядом с арбалетчицами. Когда стена возле проходной башни была полностью очищена, раздалась громкая команда:

– Штурм!

Две довольно внушительные группы с лестницами и жердями бросились к проходной башне.

– Быстрее, быстрее! Пока они не очухались!

Николай подгонял и без того торопившихся воинов. Он взял у одного из своих телохранителей щит и, вытащив саблю из ножен, побежал к первой установленной лестнице, по которой уже несколько человек забрались наверх. Как ни старался Антоненко, но его опередили телохранители. Четверо из них, обогнав Правителя, чуть ли не взлетели на стены с помощью жердей, толкаемых сзади товарищами (не зря их гонял в Новоросске Нечипоренко!) Когда Николай поднялся наверх, они уже стояли полукругом, прикрывая его щитами. Следом поднимались остальные. Боя за первую проходную башню практически не было. Испуганные громадным воином в блестящих доспехах и его не менее грозным окружением, ближайшие мохос предпочли ретироваться куда подальше. Те из неудачников, кто выскочил из-за ближайших домов, тут же были убиты охраной Антоненко. Он сам даже не успел ни разу взмахнуть саблей. Свои воины все прибывали и прибывали. Вот уже открыли первые ворота, и перед ними начал выстраиваться отряд Новицкого для последующего прорыва.

– Вперед! Захватить вторую башню!

Неожиданно со стороны верхней крепости во фланг нападающим ударил довольно крупный отряд мохос. Его возглавил сам вождь Мака. Мохос, неся потери, удалось потеснить уаминка. Сложилось угрожающее положение. Часть воинов, пробивающаяся ко вторым воротам, могла быть отрезана и перебита более многочисленным противником. Николай поспешил на помощь. Он со своими телохранителями образовал бронированный клин, внутрь которого встали слабо вооруженные пурики. Ответный удар клина оказался страшным. Как мелкие брызги разбивающейся о камни волны, разлетались в разные стороны ошеломленные мохос. Наконец-то Антоненко отвел душу. Став во главе клина, он щитом раскидывал врагов, а саблей рубил их буквально на куски. Через несколько минут опасность была ликвидирована. По плитам-мосткам над коридором – каменным мешком подоспело подкрепление, возглавляемое Качи. Его воины уже добивали оставшихся мохос на другой половине нижнего города и открыли вторые ворота. По каменным плитам коридора, цокая подковами, проскакали всадники Новицкого, расчищая дорогу своему отряду.

Теснимые со всех сторон мохос отчаянно сопротивлялись, стараясь забросать врага камнями. Пару раз они даже попали Николаю по шлему, чем еще больше разозлили его.

– Руби всех! Чтобы ни один не ушел живым!

Дикие крики сражающихся, звуки ударов, звон стали, брызгающая во все стороны кровь и падающие порубленные тела – все это происходило в дыму пожарища, про которое в горячке боя все забыли.

Неожиданно сопротивление мохос ослабло, с их стороны послышался громкий крик атакующих из верхней крепости инков. Ввиду своей малочисленности они поначалу не решились напасть на мохос, но, видя, как тех начали громить пришедшие на помощь уаминка, бросились в атаку. В рядах воинов Мака началась паника. Они растерялись. Все больше мохос стали бросать оружие, стараясь спастись бегством. Но они были окружены и зажаты среди домов нижнего города. Видя, что он проиграл, Мака с отчаянным криком бросился на Антоненко, стараясь нанести тому последний мощный удар своей здоровенной каменной палицей. Когда до Николая оставалось всего несколько шагов, вдруг из-за его спины прогремел выстрел. От неожиданности Антоненко вздрогнул и даже немного оглох. Из своего карабина стрелял верный Валью, постоянно следовавший за Николаем и прикрывавший ему спину. Пуля, пущенная с близкого расстояния, расколола череп Мака и откинула его назад. Пораженные мгновенной гибелью своего вождя от одной грохочущей огненной молнии, пущенной, как им показалось, взглядом большого белого воина, все мохос почти одновременно бросили оружие и упали на колени, громко бормоча:

– Виракоча! Это Виракоча! Уаминка помогает сам Виракоча! Горе нам!

Следуя ранее данной команде Николая, его воины кинулись бить уже не сопротивлявшегося врага.

– Стоять! Назад! Отставить! Пленных не убивать!

Антоненко и Качи стоило немало трудов остановить своих воинов. Их примеру последовал и командир инков. Из-за его спины появилась Талла. Она, с интересом глядя на Николая, сначала подошла к Качи. После короткого приветствия и общения с братом, женщина приблизилась к Антоненко и встала перед ним на колено, опустив голову. Примеру жены начальника гарнизона крепости последовали все присутствующие инки.

– Приветствую тебя, Ника Тима, сын Великого Виракочи! Прими нас под свою защиту и покровительство!

– И я приветствую тебя, красавица Талла! – с улыбкой ответил Николай. – Как видишь, вы уже под нашей защитой!

– Если так, то спаси наш город, – подняла голову женщина, – не дай ему сгореть!

– Вот еханый бабай! – воскликнул Антоненко. – А про пожар-то мы забыли! Всем тушить огонь! Пленных тоже привлечь. Потом отвести их вниз, разместив между крепостью и рекой. Думаю, Новицкий там уже навел порядок!

Перед боем кавалеристы надевали на себя доспехи, а на лошадей – защитные попоны. Для Максима это стало уже привычным. Сколько раз заставлял ротмистр, а теперь уже майор – начальник кавалерии, надевать и снимать все вооружение! Даже время засекал: чуть ли не пресловутые армейские «сорок пять секунд – пока горит спичка»! Тогда все бурчали и было много недовольных, но теперь эта наука давала свои плоды. На сборы ушло всего несколько минут. Их конный бронированный отряд уже стоял на дороге, готовый ворваться в крепость. Свою эсвэдэшку по просьбе Климовича, собиравшего все образцы оружия, попавшего вместе с ними в этот мир, Макс оставил в Новоросске. Вместо нее получил простой карабин Мосина. И, как другие всадники, засунул его в специально пошитый чехол, притороченный к седлу. В предполагаемой тесной рубке карабин за спиной, да еще если ты в доспехах, был помехой. Пистолет – это да: его легко можно выхватить из кобуры. В одной руке шашка, в другой – ствол. Можно рубить и стрелять одновременно. Да и конем управлять легче. И щит на руку из-за спины перехватить. «Никогда не думал, что буду средневековым рыцарем с пистолетом ТТ из двадцатого века! – усмехнулся Максим. – Если память не изменяет, то в эти времена таких всадников называют рейтарами».

Когда во главе с Антоненко уаминка пошли на штурм, Новицкий разделил всадников на две части. Двадцать вместе с ним встали в голове, а десяток, возглавляемый Левченко, – замыкающий. К неудовольствию Максима. Ему очень хотелось среди первых ворваться на мост. Но дисциплина есть дисциплина. Без нее в бою никак нельзя. Что знает простой боец? Только то, что видит перед собой, и общую задачу своего подразделения. У командира прав и ответственности больше, поэтому ему виднее. А ты, Макс, пока не командир, а простой кавалерист. Так что потерпи. Будешь и ты командовать, если не убьют раньше времени. Максим вспомнил про рану, полученную в первом бою. Теперь он не такой, как когда-то, в двадцать первом веке. Реалии шестнадцатого века и прожитое в нем изменили его. Хотя и раньше он не был маменькиным сынком, но здесь стал настоящим мужчиной. Испытал трудности жизни, увидел кровь и сам убивал в бою. Стал более жестким, но не жестоким. Настоящий русский воин никогда не был и не будет палачом. Как говаривал отец: солдат ребенка не обидит.

Да, если бы не та рана, он бы так и не решился предложить Оксанке выйти за него замуж. Все тянул бы да тянул время… Не было бы счастья, да несчастье помогло. О чем сейчас нисколько не жалеет. «Как она там, скучает, поди?» – улыбнулся Максим. На его удивление, улыбку, предназначенную любимой жене, приняли на свой счет стоявшие рядом девушки-арбалетчицы. Они тут же открыто стали заигрывать с ним, строя глазки и крутясь, показывая себя во всей красе молодому виракоче. Что поделать: женщина всегда остается женщиной и любит внимание со стороны мужчины! Арбалетчиц, как и двуколки с пулеметами и аркбаллистами, разместили в середине отряда, прикрыв их с флангов тяжеловооруженными гоплитами.

– Слушай приказ! Нехристей дуже не рубить. Так, попужать маненько, и все. Нам еще с ними тут жить, – объявил подъехавший Левченко. И уже тише, специально для Максима, добавил: – Держись меня. Как раньше.

В проходной башне открыли ворота. Через некоторое время на крепостной стене появился воин-уаминка и стал призывно размахивать копьем с привязанной на наконечнике яркой тряпкой. Впереди послышалась команда:

– Эскадрон! Шашки вон! Марш-марш!

По команде отряд быстро двинулся к крепости. Передовые всадники старались сдерживать своих коней, чтобы бегущие за ними пехотинцы не отстали и отряд не растянулся, а оставался единым мощным кулаком. Максим, выхватив шашку, дал Ворону шенкелей и направил коня вслед за Левченко.

Грохоча колесами двуколок и подковами лошадей, быстро проскочили каменный коридор. За ним Макс увидел лестницы, ведущие в нижний ярус крепости, на которых валялись трупы убитых мохос и инков. Вдоль прямой как натянутая нить дороги, ведущей к мосту, располагались различные каменные прямоугольные постройки и круглые башни. На некоторых из них горели соломенные крыши, которые пытались затушить уже находившиеся здесь уаминка и союзные им пурики. Вдоль дороги валялись тела зарубленных мохос. Но их было немного. Видно, увидев первых всадников, они испугались и разбежались кто куда. Кто не успел, тот и попал под раздачу. Везде были видны следы грабежа. Вдоль дороги и между зданиями валялись тюки различной материи, одежды, мешки с продуктами, посуда и другой ценимый аборигенами товар. При виде незнакомых людей и особенно – лошадей, разбегались в стороны перепуганные ламы, выпущенные из загонов и бродящие между строениями.

Не задерживаясь, отряд проскочил мост и вышел на другой берег реки. Гарцевавший на своем скакуне Новицкий быстро отдавал приказы, распределяя вдоль берега подчиненных. Как они ни спешили, но часть мохос все-таки успела вырваться из крепости и переправиться через реку. За мостом Максим увидел огромный луг, во много раз превосходящий тот, что под Новоросском. В сущности, все плато было этим лугом. На открытом пространстве хорошо видно, куда направлялись убегающие из города мохос. Весь их путь был отмечен брошенным захваченным в городе имуществом. Да и сами они не очень-то удалились от города. Для кавалерии это не расстояние. Всего несколько минут хорошей скачки – и перерезать дорогу не составит труда.

Выставив перед мостом двуколку с пулеметом, две других направили на фланги. Аркбаллисты размещали между ними. Рядом занимали места стрелки и гоплиты. Арбалетчицы на бегу, останавливаясь только на несколько секунд для прицеливания и перезаряжания, стреляли в не успевших переправиться и застрявших посередине реки врагов. Упавшие тела подхватывало быстрое течение и сразу же уносило прочь. Перед переправой начали накапливаться бегущие из города воины-мохос. Уже собралось несколько сотен. Видя перед собой преграду из внезапно появившихся чужих воинов и огромных существ на четырех ногах, они в нерешительности топтались на берегу. Но это происходило недолго. В их рядах раздался гортанный клич, и довольно крупный отряд бросился на мост. Глядя на них, Новицкий громко скомандовал:

– Огонь!

Первые десятки мохос, успевшие добежать до середины моста, упали, скошенные длинной пулеметной очередью. В сторону других начали стрелять расположенные вдоль берега аркбаллисты и арбалетчики. Выпустив в атакующих практически в упор по одному магазину, расчеты аркбаллист быстро заряжали следующий.

– Прекратить стрельбу! Хватит с них!

Видя, как под градом пущенных в них стрел были почти мгновенно убиты или корчилось от полученных ранений не меньше двух сотен соплеменников, оставшиеся отпрянули от берега. Среди мохос начала усиливаться паника. Они никогда такого не видели! Куда теперь бежать, никто не знал. Неожиданно раздались громкие душераздирающие крики. Но они не призывали к новому штурму. Услышав их, мохос стали бросать оружие и падать на колени, прикрывая голову руками. От желания оказывать сопротивление не осталось и следа. Чтобы усмирить противника на берегу, отряду Новицкого понадобилось всего несколько минут.

– Так. Здесь все ясно. Стрелки и гоплиты – охранять берег. И гильзы соберите, пригодятся еще. Эскадрон! За мной! Рысью! Марш!

С гиканьем и залихватским свистом всадники ринулись в погоню за улепетывающими вдалеке «счастливцами», успевшими переправиться ранее.

Максима охватил настоящий азарт. Но не охотника, а загонщика. Он подстегивал Ворона нагайкой и ею же подгонял замешкавшихся мохос, перепуганных его страшным видом. Новицкий настрого приказал никого больше не убивать, только в крайнем случае. Всадники, разделившись на несколько групп, сгоняли в общую кучу людей, бывших совсем недавно воинами, а теперь ставших обычным испуганным и безвольным человеческим стадом.

На полное освобождение Урак-канча от мохос новороссам понадобилось чуть более часа. Намного больше времени ушло на тушение пожара и наведение хоть какого-то порядка. Только трупы убитых собирали и выносили весь день почти до полуночи. В захваченной части города мохос перебили всех жителей. Но и их в этой схватке погибло немало. Из двух тысяч напавших на крепость были убиты около пятисот, еще столько же ранены. Новороссы потеряли сто пятьдесят человек. И в основном это были пришедшие с ними слабо вооруженные воины-пурики. Ни один из попаданцев не погиб и даже не получил ранения. Сказались проведенная за сезон дождей подготовка и вооружение. Видя большое количество раненых и невозможность Иллайюка со жрецами помочь им, Антоненко быстро составил записку Климовичу и отправил в Новоросск гонца с приказом о срочном направлении в Урак-канча Баюлиса с медперсоналом.

Решение вопроса, что дальше делать с мохос, решили не откладывать. Куйте железо, пока горячо, и считайте деньги, не отходя от кассы! В их поселения отправили сильный отряд во главе с Качи и командиром оставшихся инков по имени Тико-Пума. Отряду придавались часть арбалетчиков, двуколка с пулеметом и три аркбаллисты. Наверняка кто-то из мохос сумел убежать и сообщить своим старейшинам о постигшем их разгроме. Вместе с отрядом отправили часть пленных с телами погибшего вождя и других знатных воинов как доказательство и в назидание на будущее. Качи получил приказ никого не убивать, только установить жесткий контроль над племенем. Со слов пленников, из правящей знати их народа остался только двоюродный брат вождя по имени Мунча. Он советовал Мака не нападать на крепость, но вождь не послушался и погиб. Род мудрого Мунча не пострадал, так как его люди не присоединились к остальным и не пошли в поход. А это восемь сотен воинов!

– Эх, сюда бы радиостанцию! – в сердцах высказался Николай, когда они с Новицким поднялись на крепостную стену верхнего города. – Связь с нашими срочно нужна!

– А еще лучше – аэроплан! Или то, над чем колдует германец Хорстман, – в ответ улыбнулся Новицкий. – Город очень похож на Новоросск. Правда, моложе выглядит. А луга здесь какие! И кавалерии есть где себя показать!

– Что, хочется остаться? А, Михаил Николаевич?

– Да уж, не прочь бы… – честно признался Новицкий и снова хитро улыбнулся. – Тесновато в Новоросске стало. Надобно расширять наши владения. Почту за честь…

– Ну вот и решили вопрос с новым начальником местного гарнизона. Я думаю, что когда вернется прежний, если он, конечно, вернется, то нисколько не обидится.

Оба, поняв друг друга, негромко рассмеялись. Незачем привлекать к этому внимание чужих глаз.

– Как желаете назвать свое новое место службы? – поинтересовался Антоненко.

– Поскольку на наш лад город назывался Гнездом белых, то думаю, что особо менять не стоит: я ведь как раз из них. – Бывший ротмистр снова заулыбался. После того как он женился на Лене, улыбка все чаще стала посещать его когда-то постоянно безразличное ко всему лицо. – Пусть так и останется Белым городом.

– Так, Белгородом или Белградом? – уточнил Николай.

– Лучше Белгородом. Все-таки свое, родное, русское название. А не сербский Белград.

– Хорошо. Быть по сему. Отныне наречен сей град именем Белгород.

– Вы, Николай Тимофеевич, прямо как Петр Великий!

– А почему бы и нет? Он был под два метра ростом, и я не меньше. Он новую Россию строил, и я – Новороссию! Замечаете параллель? – весело подмигнул Антоненко.

– Замечаю, замечаю… – опять улыбнулся Новицкий. – Только учтите его ошибки и пройденный опыт.

– Ан нет! Это пускай он наш учтет: ведь родится-то лишь через полтора столетия!

Талла принимала гостей радушно. Большой зал был устлан толстыми коврами. Все, чем богаты погреба Урак-канча, было разложено в серебряную посуду, расставленную по подносам на коврах. Чтобы подчеркнуть уважение хозяйки к особому статусу гостей, для каждого из них приготовили соответствующие скамеечки. Антоненко и Новицкий вежливо извинились, сказав, что зашли ненадолго, так как еще много нерешенных дел. Но для приличия попробовали всего по чуть-чуть и отведали по маленькому кувшинчику местной чичи.

– Тико-Пума, оставленный мужем командовать гарнизоном, послал гонца-часки в Уануко, – в ходе неспешной беседы сказала Талла. – Он сообщит Майта Юпанки, наместнику провинции, о нападении мохос и приходе виракочей на помощь.

Антоненко и Новицкий переглянулись. Это было упущение. Утечка подобной информации нежелательна. Она может негативно отразиться на деятельности Уварова и Синчи Пумы. Под угрозой могли быть даже их жизни. Видно поняв мысли гостей, женщина продолжила:

– Из долины есть только один неширокий, но длинный проход в ущелье между отвесными горами. Дорога по нему ведет в старую крепость инков и дальше в Уануко. Перед входом в ущелье – только один пост гонцов-часки.

Поняв намек Таллы, Николай спросил:

– А есть ли другой путь?

– Только через земли уанта и уру. Но это далеко и долго бежать. Там постов часки нет.

– Я сейчас же отправлю туда десяток своих казаков на перехват, – предложил Новицкий.

– Нет. В таких делах не надо спешить, – остановил его Николай. – Может, оно и к лучшему. Это поможет Олегу в его миссии. Но скрытно отправить небольшой отряд уаминка необходимо. Для перехвата новых гонцов. В долину всех впускать, но никого не выпускать. Извините, многоуважаемая Талла, но мы вынуждены вас покинуть. Дела!

Выходя вслед за Новицким из дома, Антоненко резко повернулся к провожавшей их хозяйке и тихо спросил:

– Талла! Вы знаете, для чего мы сюда пришли?

– Да, Ника Тима, сын Виракочи! – в ответ прошептала женщина, почти прильнув к Николаю. – Дядя и твой курака Ол Увар сказали мне. Я желаю этого с детства. Земля предков снова стала нашей. И я счастлива!

– Если живущие здесь инки узнают об этом, будут ли они с нами воевать или уйдут?

– Битвы не будет. Они увидели твою силу. Некоторые уйдут, но другие останутся. Здесь их дом, им некуда идти. Прошу тебя – не убивай их. Я к ним привыкла…

– Хорошо. Пусть живут. Но предупреди, чтобы не было предательства. Иначе…

В ответ женщина нежно улыбнулась, прикрыла глаза и слегка кивнула головой.

Сейчас она напомнила Николаю Тани. Та точно так же делала, когда молчаливо соглашалась с ним. Посмотрев на Таллу, Николаю вдруг захотелось ее обнять и крепко поцеловать. «Прямо как моя Танюшка, такая же красавица! – промелькнуло у него в голове. – Вот старый хрыч Синчи Пума! И умеет же гарных девок подбирать для нужных начальничков!» Прогоняя шальную мысль, Антоненко встряхнул головой и поспешил за Новицким.

После схватки и поимки беглецов-мохос всадники остались ночевать на своем берегу. Стреножив лошадей и пустив их пастись в густой траве, казаки расположились возле костров. Готовили ужин и пели свои песни под таким уже ставшим привычным близким звездным небом. Кто-то затянул песню про черного ворона. Затем продолжили: «Не для меня придет весна, не для меня Дон разольется…»

На Максима нахлынуло чувство, которого он ранее никогда не испытывал. Тоска по Родине, по ее полям, лесам, ручьям… Тому, чего он раньше не очень-то и замечал. А когда всего лишился, то понял, что все эти не замечаемые ранее мелочи являлись составляющими его русской души. И еще песни. Без русской песни нет русского человека. Когда поешь вместе с другими любимые твоим народом песни, ощущаешь себя частичкой большого, целостного и сильного мира. Духовного мира, без которого тебе одиноко, и ты не сможешь прожить без него.

– Что, казачки, приуныли?! – воскликнул сидящий рядом Левченко. – Мирон! А ну-ка давай нашу, про родной Терек!

Осадчий расправил плечи, пригладил свою бородку и кашлянул в кулак, прочищая горло.

  • Между серыми камнями,
  • По ущельям среди скал
  • Серебристыми волнами
  • Бурный Терек пробегал.
  • Начинаясь у Казбека,
  • Наверху среди снегов,
  • Он уж больше чем три века,
  • Поит терских казаков.

Песню подхватили остальные и даже начали подсвистывать. Настроение немного поднялось.

– Максимка, а у вас какие песни поют? Небось только те, шо нам Нечипоренко в своем тарантасе слухать давал?

Максим в ответ усмехнулся:

– Ну вообще-то «форд» – не тарантас. И даже очень хорошая машина. И песни у нас разные поют…

Немного подумав, решил спеть песню из репертуара группы «Любэ» про коня, которую часто пел батя. Она врезалась в память и подходила к этому моменту. Максим потихоньку запел:

  • Выйду ночью в поле с конем,
  • Ночкой темной тихо пойдем.
  • Мы пойдем с конем по полю вдвоем…
  • Будет добрым год-хлебород,
  • Было всяко, всяко пройдет.
  • Пой, златая рожь, пой кудрявый лен,
  • Пой о том, как я в Россию влюблен!

Допев последние слова песни, Максим замолчал. Молчали и остальные. Видно, своим пением он снова растревожил их души.

– Любо! Душевно. Прям как про нас… Было всяко, всяко пройдет…

– Научишь песне, Максимка?

Один из казаков кинжалом потыкал землю.

– А землица здесь ничего! Пахать можно. Вот бы тут осесть, хуторок поставить…

Последующие дни летели один за другим, так что Николай даже потерял им счет – столько проблем и хлопот навалилось на него. Да и не только на него. Все, кто сейчас находился в Белгороде, уже новоросском, или жил поблизости, не сидели без работы. Первым делом, во избежания заболеваний, унесли подальше и похоронили всех погибших. Этим занимались специально созданные команды из пленных под конвоем инков и уаминка. Оставшиеся местные жители и пришедшие с новороссами пурики расчищали город от мусора, восстанавливали коммуникации и укрепления. Антоненко, Новицкий и отозванный из кавалерии Максим, как несостоявшийся архитектор, составили новый план крепости, решив усилить ее защиту, теперь со стороны плато. Следующее нападение ожидалось уже от империи инков, более организованных и многочисленных, чем полудикие соседи. И тому были веские причины.

С мохос разобрались без применения силы, так как те были напуганы рассказами вернувшихся пленников о появлении виракочей и не оказывали сопротивления. Новый вождь Мунча запросил мира и выказал свою покорность, направив часть воинов на работы. Но, зная дикарей, веры ему было мало. Вернувшийся в крепость командир инков Тико-Пума сразу понял, что виракочи с уаминка пришли сюда навсегда и теперь эта земля не принадлежит Сапа Инке. Как и предупреждала Талла, гарнизон инков не стал поднимать бунт. Тико-Пума честно попросил Антоненко отпустить его с людьми в Уануко. Николай, не желая лишнего кровопролития, разрешил всем желающим уйти. Даже не взял слово в дальнейшем не воевать против виракочей. Он отлично понимал, что Тико-Пума, как воин империи, его не даст, так как не принадлежит себе, а подчиняется воле своих вождей. Вместе с ним ушел практически весь оставшийся гарнизон с семьями. В городе осталась только треть людей, живших здесь до нападения мохос. В основном это были ремесленники, мелкие чиновники и слуги, которым некуда было идти. При этом Николай, зная любовь Манко Юпанки к своей жене, обставил дело так, что Талла с детьми и прислугой выглядели в глазах уходящих как заложники, которых в случае нападения принесут в жертву.

Через три дня после освобождения крепости в Белгород прибыл небольшой караван с Баюлисом и его походным госпиталем. Янис Людвигович привез лекарства и необходимые инструменты, изготовленные уже в Новоросске. Вместе со своим учителем в Белгород пришли не меньше десятка новоиспеченных медсестер. Они сразу же принялись за дело, организовав госпиталь в уцелевших при пожаре гостиницах-тамбо.

Радости Максима не было границ – вместе с Баюлисом пришла и Оксана. Увидев любимую жену, он бросился к ней. После первых горячих поцелуев и объятий, Макс подхватил Оксанку на руки и стал кружить.

– Тише ты, дурачок! – взмолилась девушка. – Растрясешь всю!

Максим смеясь, поставил молодую жену на землю.

– Не растрясу, чай не беременная!

– Это почему так решил? – с хитринкой спросила Оксана. – Я теперь женщина замужняя!

– Не понял… Мы же с тобой недолго живем… – недоуменно произнес Макс. – Да и рановато пока…

– А для ребеночка долго и не надо! И он не спрашивает, рано или нет, – рассмеялась Оксана и сжалилась над непутевым муженьком: – Беременная я. На втором месяце уже. Сначала не поняла и испугалась. Но наши женщины все объяснили, и Янис Людвигович тоже рассказал. Сын у нас будет, Максимушка! Сын!

– Оксанка! – Наконец до Максима дошло, что скоро станет отцом, и он снова обнял жену. – Оксаночка, как же я тебя люблю! Я все для вас с сыном сделаю! Горы сверну, реки вспять пущу, в лепешку расшибусь, но сделаю!

– Не надо! – улыбнулась жена. – Просто люби нас и заботься, а горы и реки пускай останутся как есть.

– А почему сын, а не дочка? – успокоившись, поинтересовался Макс.

– Так Иллайюк только что сказал. Меня увидел и сразу сказал, что я сына отцу принесла. И вчера мне маленький наш приснился. Будто идем мы с тобой по большому лугу, похожему на этот, и держим за ручки нашего сыночка, а он радостно смеется.

– Ну и Иллайюк, ну и жрец! Глаз что рентген. Раз глянул и определил. А в моем времени и с компьютерами пол ребенка путают, – рассмеялся Максим. – А как же ты беременная назад пойдешь, тебе ведь сейчас беречься надо?

– А я от тебя теперь никуда не уйду. – Оксана прильнула к груди мужа. – Я слышала, как Новицкий сказал, что вся кавалерия здесь остается. Вот и мы останемся.

– Я теперь не кавалерист, а человек мирной профессии. Строитель.

Нижний ярус города существенно расширялся. Крепостную стену предполагалось возвести не в ста метрах, как сейчас, а непосредственно на берегу реки, ликвидировав плацдарм для возможного нападения. Перед мостом ставилась большая проходная башня. Еще две башни предполагалось возвести по периметру. Их также делали проходными, а перед ними уже начали строить деревянные мосты. Все башни выдвигались вперед, что давало возможность фланговой стрельбы по штурмующим, вдоль стен. Стены предполагалось сделать не меньше десяти метров в высоту и с каменными зубьями-бойницами. Вся планировка была в стиле лучших средневековых замков и крепостей Европы. Но это были планы. Пока только доставляли камни и производилась необходимая разметка. На пустующем месте предполагалось разместить мастерские по производству простых изделий и оружия, казармы и конюшни. А также увеличить количество складов и других необходимых помещений.

Антоненко отправил гонца к Климовичу с просьбой прислать необходимые инструменты и специалистов. Новый караван прибыл через неделю. Большая часть времени ушла на сборы, а также дорогу через Уаман-канча и каменный коридор в горном хребте. Вести лошадей и лам с тяжелой поклажей через висячий мост побоялись. Направленной в каменный коридор группе следопыта Трепачко удалось найти выход поближе к долине новороссов. Он располагался всего в нескольких километрах от подъема в долину у водопада и форта Коваленково. Дальше пройти в подземелье не удалось. Все было завалено горной породой. Сейчас там одновременно с двух сторон прорубалась новая дорога. Она должна была сократить время в пути между Новоросском и Белгородом до одних суток.

С новым караваном пришел и профессор Левковский со своими учениками. Десяток юных и не очень геологов ходили следом за Павлом Ивановичем, чуть ли не заглядывая ему в рот, когда он рассказывал о минералах и их свойствах. При каждом обращении к профессору ученики называли его амаута – мудрец. Левковский довольно быстро выяснил, что и где находится. И в этом деле ему очень помогли зарисовки, сделанные с макета в тайном зале священных предков уаминка. С подачи профессора в долине Антавайлла решили поставить печи и начать производство бронзы, латуни, а в последующем – железа и стали.

В ходе инвентаризации складов, оставленных инками, среди огромного количества различных товаров Антоненко обнаружил несколько десятков тюков с настоящим хлопком. Это была самая удачная находка! Хлопок – это нитроклетчатка: значит, у них будет бездымный порох! Николай сразу же приказал подготовить лам и отправить весь найденный хлопок в Новоросск. Туда же перевозили кожу, тюки различной материи и другие пока еще дефицитные в Новоросске материалы и вещи. Часть имущества раздали союзным племенам, предоставившим пуриков, которые за последнее время сильно поизносились, и эта помощь пришлась кстати.

Среди раненых обнаружился торговец, единственный оставшийся в живых после нападения мохос. Это был крепкий зрелый мужчина, почти ровесник Антоненко. Его звали Чанчи, и был он из племени профессиональных торговцев чинча, живших на побережье океана. Племя ничем, кроме торговли, не занималось, в империи только чинча имели монопольное право на внешнюю торговлю, поэтому все Сапа Инки нередко использовали их как шпионов. Чанчи много интересного рассказал Николаю о жизни империи и за ее пределами. Он не раз плавал на больших бальсовых плотах вдоль побережья материка и побывал во многих краях, привозя к императорскому двору так ценившиеся здесь морские раковины и другой престижный товар. По словам Чанчи, имеющиеся в Белгороде склады не идут ни в какое сравнение со складами в Уануко, а тем более в Хауха, где складом был сам город, раскинувшийся на всю долину. Узнав о заинтересованности виракочей в хлопке, Чанчи пообещал организовать поставку этого товара в Белгород, ведь хлопчатник произрастает как раз в его родных краях, на побережье. Если, конечно, этому не помешает война между Уаскаром и Атауальпой. На вопрос Николая, кого он поддерживает из сынов последнего Сапа Инки, Чанчи ответил уклончиво, сказав, что при любом Единственном торговцы нужны и поэтому его родичей никто не трогает. Нападение на него и караван было исключением из правил.

Помимо строительства не забывали и о разведке. Качи периодически направлял небольшие группы вдоль дороги в Уануко. Но пока тревожных вестей не поступало. По информации разведчиков армия Уаскара ушла на север, хотя сам Сапа Инка еще оставался в Хосхо-Куско. Складывалось впечатление, что про них забыли. Но интуиция подсказывала Николаю, что это временное затишье перед большой бурей.

Когда работы по строительству новых укреплений и жизнедеятельность в Белгороде удалось более-менее наладить, Антоненко засобирался в Новоросск. Он был рад за Максима с Оксаной и уже готовился стать дедом. Но все планы по возвращению домой в объятия любимой Тани пошли прахом после прибытия очередного гонца от Бондарева.

Глава 13

Сине-желтый попугай-ара важно прошелся взад-вперед, затем могучим черным клювом несколько раз ударил по стволу дерева, выхватывая личинки насекомых из коры. Он так увлекся завтраком, что не особо смотрел по сторонам, хотя от природы очень любознателен. Если бы попугай спустился ниже и пригляделся, то заметил бы под деревом необычную корягу, приросшую к стволу. Вдруг она шевельнулась, поменяла форму и снова замерла.

«Красивый… никогда такого не видел – глаз радует; вот бы его в Новоросск, детворе на забаву!» – улыбнувшись, подумал Иван Бажин, наблюдая за птицей. Через мгновение его лицо, прикрытое маскировочной сеткой, снова приняло серьезный вид, а взгляд устремился на узкую тропинку, которая проходила в нескольких метрах от дерева и, петляя, терялась в зеленых зарослях.

Все-таки хорошо, что они прихватили со склада, еще у первого озера в своем сорок первом году, несколько маскировочных халатов. Правда, пришлось немного добавить местных красок и растительности в виде веток с листьями. На земле нельзя лежать, сразу же тебя облепит целая масса мелкой живности, копошащейся под ногами. Можно только стоять, но постоянно меняя позу…

В памяти всплыли события последних месяцев, проведенных на новых, недавно завоеванных и теперь осваиваемых новороссами землях. Действительно завоеванных…

Поначалу все складывалось удачно, почти как во времена первого рейда по землям гуаро. Просьба Кхуко об оказании помощи подтвердилась. Довольно крупное племя дикарей, пришедшее из восточных джунглей, попыталось вытеснить гуаро, позарившись на земли, освобожденные от прежних хозяев. Но захватчиков постигла та же участь, что и предыдущих. В этот раз гуаро и союзники проявили некоторую гуманность: видно, сказалось влияние новороссов. Они не стали полностью вырезать незваных гостей, а, уничтожив только мужчин и стариков, оставили в живых молодых женщин с детьми. Вождь Кхуко решил не использовать пленников как пищу – хотя для амазонских индейцев это была обычная практика, но после общения с виракочами перед ним была поставлена другая задача – необходимость увеличения своего племени для освоения и защиты новых земель. Без дополнительного количества женщин и детей это было трудновато.

Проблема, как прокормить свой народ, теперь должна уйти в прошлое. Если раньше каждый клан жил сам по себе, даже иногда воюя друг с другом из-за охотничьих угодий или плодородного клочка земли, то теперь, после стольких потерь, гуаро вынуждены объединиться, позабыв прежние мелкие распри. Слабые роды объединялись с более сильными, образуя крупные поселения. Пришедшие новороссы помогли расчистить от джунглей большие участки земли, построить высокие деревянные стены, ограждающие селения от диких животных и врагов. На расчищенных площадках стали возделывать землю и сажать различные культуры. Хотя для жителей сельвы новое строительство и занятия сельским хозяйством были непривычными, женщины и дети с увлечением копались на полях, а мужчины осваивали новые для себя инструменты и оружие.

Опасения новороссов, что вождь гуаро негативно отнесется к возвращению Пачи, сына погибшего вождя, оказались напрасными. Пашка не являлся конкурентом для Кхуко. Он еще слишком молод, чтобы вести за собой народ, да и после всех событий мало кто бы ему подчинился. Вождя племени гуаро выбирали только на время войн, да и то из сильных родов. После битвы у Уанка-канча род Пачи ослабел и был вынужден влиться в клан Кхуко. Пашка стал простым воином племени. Но, узнав другую жизнь, он вместе со своими ровесниками, пожившими в Новоросске, как мог, пытался передать своему народу полученные знания.

Пользуясь тем, что все ближние соседи были покорены или ликвидированы, Кхуко уговорил Бондарева захватить и освоить новые земли. Под властью гуаро уже находился довольно обширный район сельвы. Все бы ничего, но и этого вождю показалось недостаточным. «Маловато будет!» – как говорил мужичок из мультфильма «Падал прошлогодний снег». Но жадность фраера сгубила!

Бондарев, уверенный в своем превосходстве над аборигенами, направил несколько отрядов ниже по течению Большой реки и на восток, в глубь джунглей. За это союзники и поплатились.

Если движение по течению Большой реки было оправданно, так как место, определенное ранее для строительства форта Нефтегорск, не годилось для верфи, а Павел Кожемяка с голландцем настаивали на поиске нового, то поход на восток являлся полной авантюрой. И эта авантюра вышла союзникам боком. В виде неоправданно большого количества убитых, раненых и бесследно пропавших.

– Какого хрена вы туда поперлись?! Столько людей потеряли, а толку никакого! – распекал горе-командиров срочно прибывший Антоненко. – Вам что, земли не хватало? Эльдорадо искали? Миклухо-Маклаями решили заделаться? Местных папуасов приручить?! Ладно Кхуко – он местный дикарь, у него в подсознании забито: сожрать соседа, но вы-то – цивилизованные люди!

– Николай Тимофеевич! Кто же знал, что эти дикари на такое способны! – оправдывался Синяков. – Нам вождь только потом признался, что сам боялся соваться в эти дебри, как и все остальные! А тут мы со своим оружием! Вот и решил, что справимся!

– Справляться в нужнике будете, а командир обязан думать! Думать, куда людей посылает и что из этого может получиться!

– Товарищ полковник! – болезненно сморщился Бондарев, поглаживая раненую руку. – Тактику дикарей мы изучили. И успешно воевали против них. Но здесь все по-другому! Мы до сих пор не видели нового врага в глаза! Даже ни одного не убили и в плен не взяли. И что интересно – они убивают только темнокожих гуаро. Белых же – нас и уаминка с уанка – только легко ранят. Как будто отпугивают.

– Какие потери?

– Гуаро погибло чуть больше пятидесяти человек. Наших и уаминка ранено двадцать четыре. Бесследно пропали восемь человек: в группе Ольховского пятеро, и у Бажина трое, – хмуро доложил Синяков.

– Ну хоть какие-то следы они должны оставлять?! Чем они убивают и ранят? – Антоненко указал на руку Бондарева.

– Отравленными стрелами из легкого лука или духового ружья. Следов от другого оружия замечено не было. Все гуаро умирали мгновенно. Ну а нас… – Бондарев немного запнулся, кашлянул и продолжил: – Сначала такое ощущение, как комар укусил, но потом резко превращаешься в каменную статую. Все тело в секунду парализует, ничего не чувствуешь и не соображаешь. И так почти сутки. Потом – отходняк три дня, как с бодуна. А место ранения, как моя рука, еще неделю болит.

– Я осмотрел раненых и произвел вскрытие некоторых убитых, – вставил Баюлис, пришедший вместе с Антоненко и подкреплением, – это токсическое воздействие яда, попавшего в кровь, от которого она сворачивается. Яд воздействует и на нервную систему. У темнокожих гуаро он вызвал мгновенный паралич дыхательных и сердечных мышц, а также поразил клетки головного мозга. Разница между убитыми и ранеными – только в дозировке. Вам, Игорь Саввич, и другим белым сделали укольчик послабее. Предполагаю, что к гуаро, как к постоянным врагам, они уже привыкли, а мы, белые, для них – диковинка. Мне именно так видится, но я могу и ошибиться.

– Я слышал об этом, – произнес верховный жрец уаминка Иллайюк, также пришедший в новые земли. – Яд, что убил гуаро, – особый. Его используют не для охоты, а только на войне. Этот яд никто не может сделать. Только одно племя. Племя людей-призраков. Они как раз обитают в этих джунглях…

– Точно, призраки! В меня сверху, с вершин деревьев стреляли и в других также. Ни щиты, ни доспехи не помогают. Бьют только в открытые места: руки, ноги и шею. Как знают! – подтвердил Бондарев. – Но никто их не видел; бойцы хотели очередями из автоматов снять, да куда стрелять-то?..

– Хорошо хоть догадались минометы и «вакумки» Слащенко не применять, а то бы вас тут всех положили, – уже успокоившись, произнес Николай. Обернувшись к Иллайюку, он спросил: – А что еще известно об этих людях-призраках и есть ли противоядие?

– Мало что известно. Из их земель не возвращаются. Но яды, изготовленные людьми-призраками, можно выменять.

– Если можно выменять, значит, кто-то уже делал это и их видел… И каким образом производят обмен? – заинтересовался Николай.

– Я сам не менял. Но слышал, как обменивались с ними вещами и продуктами, – пояснил Иллайюк. – На тропах, у границ племени людей-призраков, оставляли предлагаемые вещи и уходили. Через день возвращались. Вещи исчезали, но вместо них появлялись сосуды с ядом и красивые перья.

– Понятно. Хоть мало, но уже что-то, – заключил Антоненко. Оглядев собравшихся, приказал: – Всех вернуть в лагерь. Чтобы ни один боец не пересекал границы территории этих людей-призраков. Ни наш, ни гуаро. Нам надо пропавших найти. Есть у меня одна мыслишка…

Попугай вдруг встрепенулся и замер, прислушиваясь к шуму сельвы. Затем несколько раз громко крикнул, взмахнул крыльями и улетел в сторону от тропы. «Есть! Клюнули!» Бажин замер, боясь лишний раз вздохнуть. Только глаза зорко осматривали окрестности и особенно кроны деревьев.

На краю тропы была расчищена небольшая площадка, на которой разместилось несколько крупных корзин, сплетенных из лиан. В одних находились картошка, кукуруза, овощи – все то, что еще не росло в здешних местах, – и даже свежеиспеченные хлебные лепешки. В других лежали посуда, разноцветные бусы, несколько кусков яркой материи. И зеркала, которые специально расположили так, чтобы солнечные зайчики, отражаясь в них, привлекали к себе внимание, в какой бы стороне ни находилось солнце. Корзины накрыты вбитой в землю крепкой деревянной клеткой, чтобы случайные животные, а особенно обезьяны, преждевременно не растащили выставленную приманку.

Вдруг прямо к клетке от близстоящего дерева склонилась огромная ветка с густой листвой. Листья зашевелились. От общей массы отделился большой зеленый комок, и лианы-руки протянулись к клетке. Это не лианы, а действительно человеческие руки! Правда, уж очень похожи на обезьяньи… Такой акробатики Бажин не видел даже в цирке, куда водил своих бойцов еще до войны. Человек-обезьяна спускался по лиане головой вниз только при помощи ног! Все тело покрыто зелено-коричневой краской и обвито тонкими лианами, похожими на виноградную лозу с большими листьями. По своим габаритам он напоминал средних размеров обезьяну или худощавого подростка. Быстро спустившись, дикарь попытался достать одно из зеркал, но сквозь небольшие ячейки клетки не смог просунуть руку к желаемой цели.

«А говорили, что люди… Точно как обезьяна – на все блестящее бросается! И что мы раньше не додумались! – усмехнулся про себя Бажин. – Главное, чтобы ребята не поторопились. Он может быть не один!»

В подтверждение этих мыслей человечек, похожий на обезьяну, сделал несколько безуспешных попыток проникнуть внутрь клетки. Рассерженный неудачами, он полностью спустился на клетку и стал ее трясти, пытаясь расширить ячейки. Но и это не удалось. Тогда, оглянувшись по сторонам, человек-обезьяна издал слегка уловимые звуки, очень похожие на птичьи переливы. Ждать пришлось недолго. Буквально через пару минут от соседних деревьев к нему присоединились еще трое сородичей. Двое из них держали в руках небольшие луки с пучками легких стрел, а третий – два дротика с обсидиановыми наконечниками. Подозрительно оглядевшись по сторонам, они приблизились к клетке. Нашедший стал что-то эмоционально объяснять остальным, постоянно тыкая пальцами то в корзины, то в ячейки клетки. Покивав головой, видимо в знак согласия, державший дротики просунул один из них в ячейку и попытался наколоть зеркало. Но этого не получилось. Стекло разбилось на мелкие кусочки, вызвав недовольство у присутствующих. Тогда он подцепил наконечником большую хлебную лепешку и аккуратно вытащил ее наружу. Теперь он вызвал у товарищей положительные эмоции, выразившиеся в довольных возгласах и похлопывании по плечу. Взявший лепешку осторожно ее понюхал и дал почувствовать запах другим. Затем отломил маленький кусочек и сунул себе в рот. Внимательно следя, остальные ожидали реакции сородича на неизвестный продукт. Увидев довольное лицо, подняли небольшой шум. Судя по тому, что владелец лепешки не съел ее целиком, а поделил на равные части и раздал всем, среди дикарей было хорошо развито чувство товарищества. В диких джунглях без него не проживешь. Одиночки обречены на гибель.

«Все. Расслабились. Пора! Другого шанса не будет!» – промелькнула мысль. Бажин резко свистнул и повис на лиане, перекинутой через толстую ветку, на которой буквально несколько минут назад завтракал красивый попугай. Примеру командира последовали и несколько разведчиков, находящихся в зарослях вокруг площадки с приманкой. Не ожидавшие подвоха дикари тем не менее быстро среагировали и бросились в разные стороны. Но поздно. Умело расставленная ловушка захлопнулась! Сплетенная из крепких лиан замаскированная сеть резко поднялась вверх и перекрыла все пути к отступлению, плотно прижав незадачливых охотников к клетке. Как они ни пытались вырваться наружу, но порвать сеть им не удалось. Отобрав оружие и умело спеленав пленников, группа Бажина замаскировала добычу в кустах. Действовали быстро, как учили. Один боец побежал в основной лагерь за подмогой, а другие начали снова маскировать ловушку для новых любопытных. Ловись, рыбка, большая и маленькая!

Таким образом за прошедшие сутки группой Бажина и другими были выловлены двенадцать людей-призраков. Пленников для безопасности решили разместить в своем лагере – будущем форте Нефтегорске, специально построив крепкую клетку-дом, накрыв ее от дождя и палящего солнца широкими пальмовыми листьями в несколько слоев. Оставлять заложников в селениях гуаро было опасно, поскольку последние были очень злы на людей-призраков за своих погибших воинов и не было никаких гарантий, что там их не прирежут и не съедят. Кроме того, общение с чужими может привести их к гибели в связи с отсутствием иммунитета к различным болезням. Хотя клетка-дом пленников и находился в стороне от основного лагеря, он хорошо охранялся. Для охраны привлекли несколько собак, которых прихватили с собой из Новоросска. Это были самые надежные часовые. Собак дикари боялись больше, чем людей.

Новороссы не стали углубляться в джунгли, в земли гуаро. Им вполне хватало и Нефтегорска. Пока большая часть отряда под командой Бондарева воевала с дикарями, мастера и помогавшие им уанка строили новый форт. Для этого расчистили довольно обширный участок берега Большой реки с маленьким тихим заливчиком, где было отличное место для рыбалки и предполагалось построить пристань. Стволы деревьев спилили, но их мощные корни пришлось подрывать пороховыми зарядами. Чтобы отогнать от места будущего строительства всякую кусачую живность, пришлось устроить несколько пожаров, благо сезон позволял. Параллельно со строительством домов возводили и необходимые укрепления по всем правилам средневековой фортификации, оставляя по периметру полосу свободной от растительности земли шириной не менее ста метров. Теперь никто незамеченным не приблизится и дикарская стрела не долетит, не говоря уже о местных ядовитых жучках-паучках. Впоследствии освободившиеся земли хотели использовать под пашню и огороды. Вокруг поселения выкопали неглубокий ров. Выбранная из него земля шла на вал с забором трехметровой высоты. В ров был пущен протекающий рядом довольно крупный ручей, воды которого, огибая форт, впадали в Большую реку. На ручье собирались поставить плотину и водяные колеса для работы будущего нефтеперегонного заводика. Через ров перекидывался подъемный мост, прикрывающий ворота. И ров, и вал с ограждением сооружались так, чтобы не было мертвых зон при наблюдении за противником и стрельбе по нему. Кроме того, по периметру возводились и три наблюдательные вышки.

При близком рассмотрении люди-признаки оказались не такими уж страшными, как казались вначале. Когда с них сняли маскировку и отмыли от защитной краски, перед новороссами предстало довольно жалкое зрелище. Они кардинально отличались от местных дикарей, в частности – от гуаро. Если все дикари-воины, которых ранее встречали новороссы в этих джунглях, были довольно высокими черноволосыми мужчинами крепкого телосложения с коричневой кожей, покрытой различными рисунками, то люди-призраки являлись полной их противоположностью. Двенадцать человек, разных по возрасту: от подростков до взрослых мужчин. Их средний рост составлял не выше ста пятидесяти сантиметров. Вне зависимости от возраста все выглядели одинаково: худощавые, с отсутствием сколь-либо плотного жирового слоя. Видно, их жизнь в джунглях была не сахар. Возраст определялся только по наличию морщин и дряблости кожи. Кожа была не коричневой, как у гуаро, и не медного цвета, как у индейцев кечуа, но и не белой, как у уаминка или новороссов, а светло-кофейной – как будто белый человек долго загорал на солнце. Волосы на голове также не отличались чернотой, как у других обитателей джунглей, а были каштановыми, с различными оттенками, и вьющимися. В отличие от большинства местных индейцев эти дикари имели достаточно прямой нос и тонкие губы. Но больше всего поразили их глаза – серо-зеленые!

На окружающих они смотрели без страха и даже с некоторым интересом. Но все же не как на друзей, а как на врагов, захвативших их в плен. Первые попытки наладить какой-либо контакт не имели успеха. От пищи, подаваемой в корзинах, пленники не отказывались и ели все. Но не торопясь, с чувством собственного достоинства, выбирая кусок получше и делясь им между собой. Но как только новороссы попытались наладить контакт, они отворачивались или смотрели в сторону, показывая свое нежелание общаться. Гордые!

Все изменилось в одночасье. И этому помог случай. В ходе проведения разведывательных операций и войны с дикарями новороссам удалось подстрелить несколько ягуаров, хозяев местных джунглей. Одного подарили Кхуко, шкуры других отправили вождям союзников и в Новоросск. Николай Антоненко не захотел ее надевать, своя одежка привычнее. Но верховный жрец Иллайюк не отказался от такого шикарного подарка и в торжественных случаях всегда надевал шкуру убитого царя джунглей. Вот и в этот раз он оделся, как на торжественный прием. Весь обернутый в пятнистую шкуру ягуара, морда которого лежала на правом плече, на голове – высокая шерстяная шапка, похожая на головные уборы католических епископов, с вышитыми золотыми нитями различными узорами. Края шапки обрамлялись красной бахромой, и из нее торчали яркие разноцветные перья. В центре головного убора располагался золотой равносторонний крест в круге. На шее у Иллайюка, на массивной золотой цепи, висел такой же крест. В руке жрец держал привычный посох-топорик. Не успел он приблизиться к клетке, как пленники, до этого сидевшие с показным безразличием, вдруг резко вскочили и как один упали на колени в низком поклоне перед верховным жрецом. Видя такое внезапно возникшее поклонение, весь лагерь новороссов замер в изумлении.

Первым очнулся Антоненко. Пользуясь тем, что люди-призраки не отрывали своих голов от земли, закрыв лица руками и не видя ничего вокруг себя, только выкрикивали понятные им одним мантры, Николай осторожно приблизился к Иллайюку и шепнул ему на ухо:

– Молодец, Иллайюк! Как догадался? Давай раскручивай их на разговор, пока они в ступоре от тебя!

Удивленный не меньше других, верховный жрец все же не растерялся и, приняв торжественно-строгий вид, обратился к пленникам на разных языках – всех, которые только знал. С единственным вопросом, самым первым задаваемым в этом мире при встрече с неизвестными людьми. Чьи вы будете, какого роду-племени?

Дикари осторожно подняли головы и стали жадно ловить каждое слово, вылетавшее из уст так почитаемого ими жреца. Несколько языков они пропустили, ничего не поняв, но все равно внимательно вслушивались во все, что говорил Иллайюк. И вдруг один из них, на вид самый старый, довольно громко воскликнул и стал что-то быстро тараторить. Верховный жрец попытался понять, но, видно не справившись со скоростью восприятия речи своего собеседника, решительным жестом остановил говоруна. Затем, немного помедлив, тщательно подбирая слова, произнес короткую фразу на неведомом языке. Старый дикарь почтительно склонился до земли и теперь уже медленно стал отвечать. Беседа между Иллайюком и пленником заняла несколько минут. Но было видно, что верховному жрецу она давалась с трудом. Он, порой забывая слова, вынужден был повторять их несколько раз и с разной интонацией, меняя некоторые окончания. Но, несмотря на это, дикарь с придыханием и нескрываемым восторгом отвечал на все вопросы, каждый раз кивая головой и вознеся руки к небу. Под конец разговора жрец настолько устал, что по его лицу заструился пот. Николай решил прийти на помощь.

– Иллайюк! На сегодня хватит. Скажи ему, что мы ничего плохого им не сделаем. А если будут хорошо себя вести, то отпустим домой, но при одном условии. Пускай расслабятся и чувствуют себя как дома. Но и не забывают, что в гостях!

По приказу Бондарева бойцы принесли пленникам новое угощение, а также подарили несколько ожерелий из цветных бус. Между дикарями началась бурная дискуссия, в ходе которой старый воин еле успевал отвечать на вопросы сородичей, при этом усиленно жестикулировал, словно настоящий итальянец.

Антоненко отвел в сторону уставшего от напряжения верховного жреца.

– Я понимаю, Иллайюк, что тяжеловато тебе пришлось. Но можешь хоть что-то прояснить?

Старый жрец перевел дыхание и не спеша отпил воды из чаши, заботливо поданной Луки, одним из молодых жрецов, пришедших вместе с ним в Нефтегорск. После общения с новороссами он уже откликался на новое, привычное для них имя – Лука.

– Я думал, что уже совсем забыл этот язык! – наконец произнес Иллайюк. – Ведь изучал его давно, еще в молодости. Если бы старый жрец не настоял, то не смог бы сейчас говорить. Да. Век живи, век учись.

– Я понял, учитель. Я буду учить их язык, – ответил Лука, считая, что эти слова были обращены к нему.

– Правильно, Лукки. Мы должны знать языки всех народов, с которыми приходится сталкиваться в этой жизни. Сегодня приведешь этого воина и начнем обучение, – похвалил инициативу подопечного Иллайюк. Затем повернулся к Антоненко. – Он принял меня за посланника одного из своих богов, спустившихся с небес. Очень похоже на то, как мы с Кайва в свое время приняли за Виракочу вашего отца Михаила.

– Но ведь у тебя нет бороды, как у отца Михаила и Виракочи?

– Значит, их бог – безбородый, – улыбнулся верховный жрец, – но он имел такие же внешние атрибуты, как и у меня. Шкуру ягуара, высокую шапку, золотой крест в круге и топорик. Вот так!

– А что он еще рассказал?

– Его зовут Даро. Он тайт – шаман своего рода. Здесь все его родичи. Даро старший. Их род живет на границе с этими землями. Они называют себя лукано, что означает: люди больших деревьев, или леса. Сказал, что его народ давно ждет посланцев и бережет все, что им оставили боги.

– История повторяется… – усмехнулся Антоненко. – А ты не спрашивал у него про наших пропавших?

– Нет, Ника Тима, не спрашивал. Я и так еле понял, что он говорит, – извинился Иллайюк, – но попытаюсь это сделать обязательно.

– А что за язык, на котором вы общались?

– Я его плохо знаю. Когда был молодым, то старый жрец рассказывал, что пришедшие с Виракочей боги кроме других языков разговаривали и на этом. Но время стирает все. И этот язык тоже. Я еле понял Даро. Он сказал, что на этом языке разговаривали их боги, а сейчас только тайты-шаманы. Как он. Другие его не знают.

– Хорошо. Отдыхай, Иллайюк. Вечером я к тебе загляну. Пообщаемся с этим Даро, – проговорил Николай и приказал стоявшему рядом Валью собрать командиров возле временного штаба.

Хотя строительство Нефтегорска и велось ударными темпами, но пока существовали уязвимые места, через которые дикари могли свободно проникнуть в лагерь, чтобы освободить пленников. Поэтому новороссы вынуждены были выставлять соответствующие засады. На наиболее опасных участках даже пришлось установить и развесить на деревьях растяжки с сигнальными зарядами. Кроме того, необходимо отправить очередной караван с нефтью в форт Асту, откуда она будет перевезена в Новоросск. С этой целью подготовили с десяток тримаранов, соединив мостом-перемычкой три лодки-однодревки гуаро, захваченные ранее и подаренные Кхуко сейчас. На средней лодке закрепили руль и мачту с небольшим латинским парусом. На импровизированную палубу погрузили канистры с нефтью. Завтра караван должен отплыть. Необходимо провести соответствующий инструктаж и передать почту. А еще организация жизнедеятельности лагеря, посылка гонцов к гуаро и куча других мелких, но так необходимых для первопроходцев дел: все надо обсудить и дать соответствующую команду. Времени на все катастрофически не хватает.

Ближе к вечеру Николай в сопровождении Баюлиса и Валью направился к хижине Иллайюка, построенной на берегу реки из бамбука, лиан и широких листьев. В центре хижины стояла чугунная трехногая жаровня с небольшим костерком, на которой грелся чайник с настойкой из местных трав, распространяя вокруг себя чудесные запахи. Напротив входа, на маленькой деревянной скамейке, важно восседал сам верховный жрец. Справа от него, на циновке, расположился Лука, а слева, на таком же травяном коврике – Даро и один из его сородичей. Сразу бросилось в глаза, что контакт между ними уже налажен и идет спокойная познавательная беседа. Перед Лукой горой возвышались различные предметы: несколько видов растений, орудий труда и оружия, а также простенькая домашняя утварь местных дикарей. По команде Иллайюка Лука поднимал один из предметов и произносил его название на языке кечуа. В ответ Даро и его сородич называли предмет на своем и на языке своих богов.

Баюлис, как любитель и знаток всевозможных настоек, сразу же начал приставать с расспросами, что за настойка и какие травы использовались. Но Иллайюк остановил доктора, сказав, что это творение шамана Даро, а не его собственное, и скоро они приступят к дегустации.

Надо сказать, что Янис Людвигович, прибыв в Нефтегорск, кроме организации временного госпиталя сразу же развернул бурную деятельность по изучению местной флоры. Целитель, который не знает лечебных свойств трав или, зная некоторые из них, не пытается постичь остальное, – знает слишком мало или вообще ничего. Он должен стремиться познать все полезные и вредные свойства растений, чтобы иметь возможность называться целителем. Благодаря стараниям и напорству Баюлиса, помощи Иллайюка и при содействии гуаро Кхуко, в местных джунглях были сделаны удивительные находки. Прежде всего – хинное дерево, в коре которого содержится до тридцати алкалоидов, обладающих противомалярийным, тонизирующим и антисептическим действием. Не менее ценной оказалась находка самого главного дерева-каучуконоса – гевеи. Использование сока гевеи давало возможность прозводить пластичный материал природного происхождения – натуральный каучук. А это резиновые изделия в виде обуви и шин для повозок, различных прокладок, непромокаемых плащей, эбонита, из которого изготавливали изоляторы первых электроприборов, и многое другое. Нашли бальсовое и шоколадное дерево, маниоку и разнообразные растения тропического леса, дающие прекрасную древесину, съедобные плоды, масло, используемое не только для приготовления пищи, но и для получения медицинских препаратов. Они издавна широко применяются местным населением для лечения различных болезней, ран, а также для защиты от укусов насекомых, змей и других животных.

Не успели новороссы осмотреться, как молодой жрец вскочил на ноги и поставил перед Антоненко такую же, как и у Иллайюка, небольшую деревянную скамейку, предложив Николаю сесть на нее. По статусу положено, вождь-правитель как-никак… Остальные вошедшие довольствовались свободными циновками вокруг жаровни. Николай сделал кивок в знак благодарности и подал знак Иллайюку, чтобы тот продолжал расспрашивать теперь уже гостей, а не пленников. После того как все предметы, окружающие их, были названы, между верховным жрецом уаминка и шаманом людей леса продолжился диалог на языке местных богов, в ходе которого выяснялись необходимые подробности.

Постепенно Николаю наскучил непонятный ему разговор. Он уже пожалел, что здесь появился. Складывалось такое ощущение, как будто пришел в восточную лавку, а в ней два турка или араба разговаривают на своем языке и договариваются, как бы получше облапошить доверчивого кафира-гяура (иноверца). Антоненко захотелось встать и уйти. Но в этот момент произошло событие, которое изменило ситуацию.

В отличие от Николая сидевший поначалу спокойно Баюлис вдруг напрягся и весь превратился в слух. Но он почти не слушал слова Иллайюка, а ловил каждое высказывание шамана Даро. И вот, в момент, когда шаман замолчал, подбирая нужное для ответа слово, Яниса Людвиговича прорвало. Он громко и четко произнес несколько слов на языке дикарей. Шаман и его сородич застыли как изваяния. На их лицах и в глазах читались изумление, страх и восторг одновременно. Не меньшее удивление отразилось на лицах Иллайюка и Луки. Пришедший в себя Даро что-то негромко спросил у Иллайюка, показывая пальцем на врача. Едва получив ответ, дикари вскочили и тут же упали на колени в глубоком поклоне перед Баюлисом, громко бормоча понятные только им слова. От неожиданности Баюлис поднялся и сделал шаг назад. Его лицо источало мальчишескую радость, как будто он сейчас разгадал самую заветную тайну. От переполнявших его чувств Янис Людвигович не мог проронить ни слова, только открывал рот и махал перед собой руками.

Первым очнулся Николай и тут же обратился к Иллайюку:

– Что спросил шаман насчет доктора и что ты ему ответил?

– Он спросил: это сын богов? – машинально произнес верховный жрец. – Я только сказал: да. И все…

Иллайюк больше ничего не успел сказать. К Баюлису вернулась нормальная речь. Он вдруг ударил себя сначала по щекам, а затем по коленям и присел, прямо как в фильме «Кин-дза-дза». Только вместо «Ку!» громко рассмеялся и стал трясти Антоненко за рукав:

– Коля! Это латынь! Черт меня подери! Латынь это, Коля! ЛАТЫНЬ!

– Что? Какая латынь? Откуда?! Ты нормальный… Янис, с тобой все в порядке? – не понял Антоненко.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Повесть и тридцать три рассказа. Фантастика, фэнтези и сказки. Космос и постапокалипсис. Детектив и ...
Двадцать девять текстов. Одна повесть, двадцать семь рассказов и миниатюр, одно стихотворение. Откро...
Одиннадцать текстов. Две повести, девять рассказов. Фантасмагория и гротеск. Сложное в простом. Когд...
Хорошее настроение и послевкусие, семейная летопись в диалогах, чистая правда от первого до последне...
Юность всегда грезит подвигами и славой. Когда молод, кажется, так трудно доказать миру, что ты чего...
В семье пятнадцатилетнего подростка, героя повести «Прощай, Офелия!», случилось несчастье: пропал вс...