Империя Ангелов Вербер Бернард

161. Наконец

Мне кажется, что мы летим прямо и прямо уже месяцы. Впечатление, что я плыву в океане. К счастью, мы не испытываем ни голода, ни жажды. И спать не хочется. По дороге Фредди развлекает нас анекдотами. Он уже все их рассказал по много раз. Мы делаем вид, что не замечаем.

Мы долго летим сквозь вселенную. И вот однажды…

– Галактика на горизонте! – орет Рауль, как в былые времена впередсмотрящий на мачте.

Вдали видно свечение, но не как от звезды. Наконец-то Андромеда! Она не в форме спирали, а чечевицеобразная. Мы несомненно первые земляне, а скорее первые «млечно-путяне», кто видит ее так близко.

Андромеда более молодая галактика, чем наша, и ее звезды более желтые, чем у Млечного Пути.

– На этот раз мы добрались.

Мэрилин Монро указывает на центр галактики. Она что-то заметила. Там тоже находится черная дыра. Возможно, это общее правило для всех галактик: черная дыра является стержнем, вокруг которого вращается душащая его масса звезд?

Мы пикируем в направлении этой воронки. Мы пролетаем звезды, планеты, метеориты, которые всасываются этим небесным отверстием! Мы любуемся на них и вдруг видим пролетающую душу. Когда проходит первое удивление, мы пытаемся последовать за ней, но она летит слишком быстро.

Мы останавливаемся, чтобы попытаться понять значение увиденного. Это была душа. Значит, здесь есть сознание. Значит, есть и разумная жизнь. Вот что открывает огромные возможности…

– Что это пролетало, бог или инопланетная душа? – спрашивает Рауль, убежденный, что открыл царство богов.

Что касается нас, то Фредди, Мэрилин и я убеждены, что встретили инопланетян.

Мимо пролетают другие эктоплазмы. Мы пытаемся перехватить их, но они каждый раз ускользают. Если это мертвые, то я никогда не видел душ, которые бы так спешили на собственный суд.

Черт побери, и черт побери, и черт побери! – повторяет Рауль, который никак не может прийти в себя.

Наконец кто-то делает нам знак.

– Вы кто?

Это эктоплазма, но она светится не так, как мы. Наша аура голубоватого цвета, а ее скорее розоватого.

– Мы ангелы с Земли.

Вид инопланетного ангела вполне обычный. Это худой тип, похожий на провинциального начальника железнодорожной станции. Он выглядит таким же удивленным, как и мы.

– С Земли? А почему это называется Земля?

– Потому что это материал, который образует ее поверхность. Песок, земля.

– Ммм… А где это, Земля?..

– Э-э… вот там, – отвечает Мэрилин, указывая в направлении, откуда мы прилетели.

К счастью, мы общаемся мысленно, переводчик нам ни к чему.

– Мишель Пэнсон, к вашим услугам, – говорю я.

Он решается представиться:

– Меня зовут Зоз, просто Зоз.

– Очень приятно, Зоз.

Мы говорим, что прилетели из галактики Млечный Путь. Зоз медленно переваривает информацию. Сперва он не хочет в это верить. Затем, когда мы объясняем причины своего путешествия, он начинает понемногу верить. Он даже признается, что, если вдуматься, он тоже обнаруживал провалы в кармических историях жизней своих клиентов и уже спрашивал себя, не реинкарнируются ли смертные где-нибудь еще. Но он не ожидал, что они эмигрируют в другую галактику.

Он говорит, что здесь Млечный Путь называется 511. Забавно, они используют цифры, как и мы. Над нами пролетают эктоплазмы. Зоз говорит, что это мертвые, направляющиеся в Рай.

Мы спрашиваем, откуда они. Он говорит, что, насколько ему известно, в его галактике есть только одна обитаемая планета. Здесь ее называют не по составу материала, а по цвету – «Красная». Планета Красная.

Мы хотим узнать о ней как можно больше. Мы засыпаем его вопросами, на которые Зоз отвечает с любезностью гида. Он говорит, что «красняне» едят хлеб, суп, овощи, мясо. Они живут в городах и строят дома. Послушать его, так Красная похожа как две капли воды на Землю. А похожи ли инопланетяне на землян?

Я размышляю. Литература и кино приучили нас представлять инопланетян как существ большего или меньшего размера, с большим количеством рук или голов, с усиками или крыльями, но редко как… подобных нам.

Мы просим показать нам эту планету. Зоз колеблется, но потом соглашается на роль гида в его мир. И вот мы перед незнакомым шаром. Красная выглядит больше, чем Земля.

Снаружи планета окружена плотной атмосферой. Она вращается по большому эллипсу вокруг звезды, которая больше нашего Солнца. Поскольку расстояние до звезды больше, но сама она более горячая, климат на Красной примерно такой же умеренный, как на Земле.

Планета по земным представлениям жизнеспособна. Чем больше мы приближаемся, тем лучше можем оценить ее пейзаж. Твердая поверхность красновато-розовая, небо лиловое, как будто освещенное закатным солнечным светом. Океаны темно-синие. Этот цвет объясняется не только отражением неба, но и морскими глубинами. Красиво.

На Красной четыре континента. На каждом свой климат и рельеф: горный континент, континент лесных равнин, континент долин, континент пустынь. Нравы обитателей зависят от приспособленности к времени года.

Зоз рассказывает о четырех народах его планеты. Живущие в горах зимяне обладают высокоразвитыми технологиями и из-за холода строят подземные города. У них мало детей. Большая часть населения старше сорока лет. У зимян демократический строй. Все граждане участвуют в принятии законов через голосование по электронным сетям. Слабые стороны: чахлое сельское хозяйство, катастрофическое сокращение населения. Сильные стороны: развитие современных технологий, благодаря которым всю работу выполняют роботы. Зимяне мало занимаются спортом, они не экспансивны. Живут, закрывшись у себя, перед кабельными экранами. Они уверены, что благодаря прогрессу медицины доживут до ста лет. Их девиз: «Будущее принадлежит самым умным».

Осеняне живут на поверхности равнин, в огромных грязных городах-метрополисах, окруженных лесами. Они могут сами производить технологичные изделия, вооружения, роботов, но не такого высокого качества, как у зимян. Им нужны совершенные технологии зимян, а также овощи и фрукты веснян и мясо летян. Чтобы обеспечить себя всем этим, они разработали систему коммерческих обменов, а также дипломатию, направленную на то, чтобы не поссориться с другими. Их девиз: «Мы дружим со всеми». Они обслуживают зимян, поставляя им необходимое для промышленности сырье и помогая в голодные годы продовольствием, накопленным благодаря торговле.

Весняне живут в расположенных в центре долин небольших городах. Процветающее сельское хозяйство, много зерновых. Средний уровень прироста населения. Политический режим – монархия. Уровень развития технологий – средний. Сильные стороны: нет. Слабые: тоже нет. Весняне посредственны во всем, что делают. Они очень близки к летянам и надеются с их помощью однажды захватить зимян и осенян и присвоить их технологии. Так они победят на всех фронтах. Их девиз: «Равновесие находится посередине между двумя крайностями».

Летяне живут в деревнях, построенных вблизи оазисов в пустыне. Очень слаборазвитая промышленность. У них много детей. Деспотический режим. Все подчиняются приказам Командира, который распоряжается жизнью каждого жителя. Сильная сторона: огромные стада жирных лемуров, откармливаемых зерном веснян, которых стригут и используют в пищу. Когда бремя рождаемости становится слишком тяжелым, Командир начинает военную кампанию против соседних континентов, чтобы завоевать новые жизненно важные территории. Даже если порой эти кампании похожи на коллективные самоубийства, они позволили летянам постепенно закрепиться на других континентах, где они создали «освобожденные зоны», которые медленно растут, захватывая кусочки новых территорий. Военные кампании проходят в теплые периоды, благоприятные для летян.

Жертвенность рассматривается как высшая ценность в летянской культуре. Все летяне должны быть способными пожертвовать собой ради Командира. Девиз: «Чем большим ты пожертвуешь здесь, тем больше ты получишь в Раю».

Несмотря на желание осенян и зимян сохранять нейтралитет, все континенты постоянно находятся в состоянии более или менее скрытых конфликтов. Зимяне и летяне находятся в состоянии войны. Осеняне и весняне попеременно стараются перетянуть чашу весов на свою сторону. Чаще всего победитель определяется благодаря метеорологическим условиям.

Орбита Красной более вытянута, чем у Земли, и времена года длиннее. Вместо трех месяцев они растягиваются на пятьдесят лет. Поэтому в году семьдесят три тысячи дней, а не триста шестьдесят пять.

Полвека лета благоприятствует летянам и заставляет зимян оставаться под землей. Точно так же пятьдесят лет осени благоприятны для осенян, пятьдесят лет весны – для веснян, а пятьдесят лет зимы – для зимян.

В каждый благоприятный для него сезон данный народ стремится раз и навсегда победить остальные. Каждый хотел бы быть способным остановить время и установить климат, к которому он лучше всего приспособлен. Но время неумолимо течет и заставляет бывших всемирных лидеров уступить место следующим.

Зоз приглашает спуститься на Красную и посетить столицы четырех континентов. Зимяне построили свою на вершине горы. Снаружи мало что заметно, потому что люди живут в подземных галереях с искусственным климатом и неоновым освещением. У женщин в моде мини-юбки и обнаженные груди в прорезях блузок и курток. Это сильно напоминает одежду, существовавшую у землян в Древней Греции и на Крите.

Передвигаются зимяне на метро, которое обслуживает все районы.

Осеняне построили свою столицу на скалистом плато. Оно покрыто небоскребами. Улицы забиты чудовищными пробками. Здесь правит автомобиль.

Люди очень нервные. В моде облегающая пластиковая одежда, удобная для бега и вообще для спорта.

Столица веснян находится на равнине, окруженной обработанными полями, где растут лиловые цветы. Их дома представляют собой цементные полусферы. Жители толпятся на огромных рынках, где процветает торговля. Крестьянки носят большие юбки со множеством карманов, куда они кладут покупки. На улицах оживленное движение. Много садов. Передвигаются весняне на четырехколесных велосипедах, напоминающих тапиров.

Столица летян расположена в середине оазиса. Построенные на нескольких уровнях апартаменты гигантского дворца Командира возвышаются над резиденциями его жен и членов семьи, многие из которых являются его министрами. Вокруг казармы «добровольцев смерти», где размещаются военные, полиция и наводящие ужас секретные службы. Рядом с казармами переполненные тюрьмы.

Дальше находится собственно город. Дома все более обветшалые. На окраинах царит нищета.

– Здесь, – говорит Зоз, – Командир набирает большинство «добровольцев смерти» для своих войн. Командир убедил нищих людей, что их бедность происходит от высокомерия зимян. Так что летяне живут в постоянной ненависти к горцам.

В столице летян все передвигаются пешком. И мужчины, и женщину одеты в военную униформу. У женщин лица раскрашены причудливыми рисунками…

Фредди интересуется, есть ли на Красной евреи.

– Евреи?

Это слово Зозу незнакомо. Раввин объясняет ему, чему может соответствовать этот термин. Зоз заинтригован. Он говорит, что, действительно, существует бродячее племя с древней культурой, живущее рассеяно на четырех континентах.

– А как называется этот народ?

– Релятивисты, потому что их религия называется релятивизмом.

Она предполагает, что истин много и что они меняются во времени и в пространстве. Политически эта вера раздражает местных жителей. Все четыре блока уверены, что обладают единственной истиной, и рассматривают релятивистов как источник неприятностей. Поэтому в периоды роста все преследуют их, чтобы усилить собственный национализм. Когда релятивистов начинают преследовать, это верный признак приближения конфликта между двумя блоками.

Фредди озабоченно молчит. Я знаю, о чем он думает. Он задается вопросом, не имеют ли люди, будь они земляне или инопланетяне, решетки социальных ролей, привязанной к разным народам.

– Релятивисты подвергались преследованиям, – говорит Зоз. – Мы неоднократно считали, что они исчезнут полностью. Но оставшиеся в живых регулярно мутировали и делали свою культуру все более релятивистской.

Рауля вдруг осеняет:

– Может быть, евреи или релятивисты – это то же, что форель в системе фильтрации теплых вод?

– Форель? – удивляется раввин.

– Ну да, в системы фильтрации сточных вод запускают форелей, потому что они наиболее чувствительны к загрязнению. Как только появляется токсичное вещество, эти рыбы погибают первыми. Это своего рода сигнал тревоги.

– Я не вижу связи.

– Евреи из-за их паранойи, связанной с прошлыми преследованиями, наиболее чувствительны. Они быстрее других реагируют на поднимающийся тоталитаризм. А потом, это порочный круг. Поскольку тираны знают, что евреи первыми обнаружат их, они стараются заранее от них избавиться.

Мэрилин Монро соглашается:

– Рауль прав. Для нацистов евреи были опасными левыми. Для коммунистов они были заносчивыми капиталистами. Для анархистов – загнивающими буржуа. Для буржуа – дестабилизирующими анархистами. Удивительно, но как только появляется централизованная иерархическая власть, какова бы ни была ее этикетка, она начинает с преследования евреев. Навухудоносор, Рамзес II, Нерон, Изабелла Католичка, Людовик IX, цари, Гитлер, Сталин… Тоталитарные правители интуитивно понимают, что там, где есть евреи, есть люди, которым трудно заморочить голову, поскольку их мышление родилось пять тысяч лет назад, и оно основывается не на культе харизматического воинственного начальника, а на книге символических историй.

Фредди колеблется. Я пытаюсь убедить его:

– Возможно, они также выжили потому, что являются «форелями – детекторами тоталитаризма». В конце концов, это единственный народ со времен античности, который сохранил практически неизменной свою культуру. В то время как все великие империи, египетская, римская, греческая, хеттская, монгольская, имевшие опыт тоталитаризма и преследовавшие их, исчезли. У этой культуры есть своя роль.

– Своя роль есть у каждой культуры. Японцы, корейцы, китайцы, арабы, цыгане, американские индейцы, все, кто дожил до наших дней, имеют конкретную задачу в массе человечества. И необходимо поддерживать тонкое равновесие между всеми ними.

Зоз удивлен нашими теориями. Фредди просит показать ему релятивистские храмы, и мы направляемся в одно из этих странных мест. Здесь нет статуй, никакой экстравагантности. Своей простотой релятивистские храмы напоминают протестантские церкви.

Затем Зоз ведет нас на поле сражения между летянами и зимянами. Сперва зимянские роботы одерживали верх, но затем они были уничтожены массой детей-камикадзе, которые подрывали себя среди них.

– Да! Пока что люди берут верх над машинами, – говорит наш гид.

А толпы детей со взрывчаткой в рюкзаках уже бегут на укрепления зимян, охраняемые автоматически управляемыми пулеметами.

Возможно, это и есть будущее войн?

Ангел с более интенсивным розовым свечением летит к Зозу. Наверняка это его инструктор, местный «Эдмонд Уэллс».

– Черт, учитель, – бормочет ангел Красной планеты.

И действительно, у того недовольный вид.

– Ты чем занимаешься? Твои клиенты бог знает что вытворяют! Немедленно возвращайся к ним!

– Но… но… – пытается оправдаться Зоз. – Я тут с ангелами из другой галактики. Оказывается, существует другой Рай! И внекрасная жизнь! Вы представляете!

Инструктор нисколько не впечатлен этой новостью.

– Ты еще не знаешь, Зоз, что ты пока что не уполномочен знать эту информацию. Для тебя и тебе подобных она секретна, и я надеюсь, что ты сможешь держать язык за зубами.

Если у Зоза есть инструктор, знающий о существовании Земли, это означает, что мой наставник Эдмонд Уэллс, очевидно, знает о существовании Красной.

– А вы случайно не «седьмой»? – интересуется Рауль.

Инструктор бросает на нас упрекающий взгляд.

– Вы тоже далеко от своих клиентов, и вам пора возвращаться.

– Мои клиенты очень самостоятельны, – говорит Рауль.

– Хм… вы в этом так уверены? Красная пословица гласит, что «молоко убегает из кастрюли, когда за ним не следят». Я за вас не отвечаю, и поэтому не буду ничего советовать, но что касается Зоза, не может быть и речи о том, чтобы вы его развращали. Ты понял, Зоз? И даже не думай когда-нибудь отправиться на их Землю.

Зоз покорно опускает глаза, кивает нам на прощание и удаляется рядом со своим инструктором, который бросает нам через плечо:

– Перекур окончен! Всем пора за работу.

162. Энциклопедия

Инопланетянин: Впервые об инопланетянах в западной культуре упоминал Демокрит в IV веке до нашей эры. Он намекал на встречу земных и внеземных исследователей на другой планете среди звезд. Во II веке Эпикур отмечал, что логично предположить существование других миров, сходных с нашим и населенных квази-людьми. Впоследствии этот текст вдохновил Лукреция, который в поэме «De natura rerum» говорит о возможности существования неземных людей, живущих очень далеко от Земли.

Текст Лукреция не оставил некоторых равнодушными. Аристотель, а позднее святой Августин пытались утверждать, что Земля – единственная планета, населенная живыми существами, и что никакой другой не может существовать, поскольку так пожелал Господь, и это уникальный подарок.

Продолжая в том же духе, Папа Римский Иоанн XXI в 1277 году разрешил применение смертной казни в отношении каждого, кто упомянет возможность существования других населенных миров. Понадобилось еще четыреста лет, чтобы упоминание об инопланетянах перестало быть табу. Философа Джордано Бруно сожгли на костре в 1600 году, в частности, и за эти утверждения.

Сирано де Бержерак в 1657 году написал «Комическую историю лунных государств и империй», Фонтенель в 1686 году опубликовал «Беседы о множественности миров», а Вольтер в 1752 году в книге «Микромега» (Большой-маленький) пишет о великом космическом путешественнике, отправившемся с Сатурна на Землю.

В 1898 году Герберт Уэллс избавляет инопланетян от антропоморфизма, описав их в «Войне миров» как ужасных монстров в виде пиявок на гидравлических домкратах. В 1900 году американский астроном Персифаль Ловелл объявил, что видел на Марсе системы ирригационных каналов, что доказывает существование разумной цивилизации. С тех пор термин «инопланетянин» потерял свою фантасмагоричность. Понадобился, однако, Стивен Спилберг и его «Е.Т.», чтобы они стали синонимами приемлемого компаньона.

Эдмонд Уэллс.«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4

163. Жак. 25 лет

Красная.

Мне снится, что на космическом летательном аппарате моего детства я отправляюсь на красную планету. На этой планете живет бог, занимающийся экспериментами. Он создает миры и помещает их в прозрачные баки, чтобы наблюдать, как они развиваются. Еще он выращивает в пробирках маленькие прототипы животных, которых осторожно высаживает пинцетом на грядки. Когда они не приживаются, бог убирает неудачное животное. Но когда прототипы начинают слишком разрастаться, бог создает хищников (более сильных животных или маленьких, как вирусы), которые уничтожают их. Затем он совершенствует заменяющее животное. Богу не удается полностью уничтожить все свои ошибки, поэтому он непрестанно добавляет все новые и новые виды, пытаясь навести хоть немного порядка в этом живом хаосе.

Я просыпаюсь в поту. Рядом со мной Гислэн. Это моя новая подруга. Я выбрал Гислэн потому, что она не чокнутая, потому, что ее родители не вмешиваются в наши дела, и потому, что она не похожа на психологически неуравновешенную. В наше время это достаточно редкие качества, позволяющие жить вместе.

На самом деле это не совсем так. Главная причина, из-за которой я выбрал Гислэн, в том, что это она выбрала меня. Гислэн педиатр. Она нежная, она умеет слушать детей и говорить с ними. Я ребенок.

На самом деле ненормально в двадцать пять лет все еще интересоваться замками, драконами, прекрасными принцессами, инопланетянами и космическими богами.

Гислэн похожа на прекрасную принцессу. Она брюнетка, изящная, небольшого роста и в свои двадцать четыре года все еще одевается в отделе для подростков.

Она знает новые методы, как привлекать внимание маленьких детей. По выходным она работает в ассоциации помощи неприспособленным детям. Это ее очень утомляет, но она говорит, что, кроме нее, этим некому заниматься.

– Ты тоже неприспособленный ребенок, – говорит она, лаская мои давно не стриженные волосы.

Гислэн считает, что в каждом человеке сосуществуют ребенок и взрослый родитель. Когда образуется пара, каждый выбирает свою роль по отношению к другому. Как правило, один становится родителем, а другой играет роль ребенка. В идеале, однако, двое должны хотеть относиться друг к другу как взрослые и общаться на взрослом языке.

Мы попробовали. Ничего не получилось. Это сильнее меня, я остаюсь ребенком. Ребенком я лучше всего себя чувствую, ребенком я лучше всего себя осознаю. Ребенок ни в чем не уверен, он всем восхищается. К тому же мне нравится, когда со мной обращаются по-матерински.

Гислэн была удивлена, что я все еще играю в ролевые игры. Я объяснил, что это помогает делать нужные надписи к персонажам книги, тасовать их как карты таро в поисках лучшей инициации для героев.

На рабочем столе у меня есть самые разные средства, помогающие писать. Это и планы сражений, и лица героев (я часто выбираю фото существующих актеров и пытаюсь проникнуть в их психологию, разглядывая черты лица), и пластилиновые фигурки, которые я леплю, пытаясь лучше представить места действий и предметы.

– Я не представляла себе, что нужен весь этот бардак, чтобы рассказывать простые истории, – восклицает Гислэн. – Тут как в лаборатории. Только не говори, что ты используешь эти схемы соборов, эти огрызки пластилина…

Она обращается со мной как с чокнутым и встает на цыпочки, чтобы поцеловать.

Мне хорошо с Гислэн, но нашей паре не хватает измерения, которое позволило бы ей продолжать существование. Мы начинаем скучать. Прошло очарование жизни вместе со взрослым, который ведет себя как ребенок. А главное, она замечает, что занимается трудной и плохо оплачиваемой по сравнению со мной работой.

Дети, за которыми она ухаживает, отнимают у нее много энергии. Они уже настолько травмированы жизнью, что совсем неласковы. Они ведут себя как маленькие брошенные собачонки. Есть дети, которых бьют, дети – жертвы инцеста, эпилептики, астматики… Как может Гислэн бороться с такими тяжелыми судьбами, имея на вооружении только собственную маленькую храбрость? Она поставила перед собой непосильную задачу.

Вечером она рассказывает, как у нее на руках умер ребенок. Она потрясена, а я не знаю, что сделать, чтобы облегчить ее страдания.

– Возможно, тебе нужно сменить работу, – говорю я после того, как она проплакала всю ночь после смерти ребенка, болевшего эпилепсией.

Этих слов мне не простят никогда.

– Легко помогать людям, не видя их, не трогая их, не говоря с ними. Это легко, это удобно, это без риска!

– Но ты же не хочешь сказать, что я должен быть рядом с каждым читателем, готовый тут же обсудить с ним прочитанное?

– Именно так ты и должен бы поступать! Ты выбрал эту работу, чтобы бежать от мира. Закрылся в комнате наедине с компьютером. С кем ты встречаешься? С издателем? С редкими друзьями? Мир – это другое. Ты живешь в вымышленном пространстве, в стерильной несуществующей вселенной, где угодно, лишь бы не расти. Но однажды реальный мир тебя настигнет, мой мир, где есть больные, мучающиеся, в депрессии. Твоими книжонками не поможешь страдающим от нищеты, голода и войн.

– Кто знает? Мои книги распространяют идеи, а эти идеи направлены на изменение сознания и поведения людей.

Гислэн издевательски смеется.

– Твои дурацкие истории про крыс? Отличный результат! Люди будут сочувствовать крысам, когда они и своим детям-то не сочувствуют.

Через неделю Гислэн меня бросила. Это было слишком хорошо, чтобы длиться долго. Я задаю себе вопросы. Неужели моя профессия действительно безнравственна? Чтобы поднять настроение, вечером я иду на «Лис», образчик американского кино, которого я обычно избегаю.

Там вдоль и поперек показывают то, что так интересует Гислэн: бедных, больных, несчастных и убивающих друг друга. Если это и есть реальность, я предпочитаю кино у себя в голове. Правда, там играет потрясающе красивая американская актриса Венера Шеридан, которая очень достоверна в своей роли. Кажется, она всю жизнь была женщиной-солдатом. Ричард Канингэм, американская звезда, тоже неплох. Он прекрасно вжился в роль.

То, что произошло в Чечне, действительно ужасно, но что я могу поделать? Сделайте Nota bene для русских читателей: «Пожалуйста, занимайтесь любовью, а не войной».

Слова, которые Гислэн бросила мне в лицо, имеют замедленный эффект. Я не могу больше писать. Я извращенный тип, которому доставляет удовольствие выдумывать странные истории, в то время как весь мир страдает. Тогда что, вступить во «Врачи без границ»? Поехать в Африку, делать прививки больным детям?

Я чувствую, что надвигается кризис «пофигизма». Лекарство – это закрыться в туалете и разобраться во всем. Это боль от неспособности писать? От того, что я не помогаю всем несчастным планеты? От того, что не борюсь с тиранами и эксплуататорами?

Я принимаю решение. Отправляю чек в благотворительную организацию и вновь сажусь за компьютер. Я так люблю писать, что готов заплатить за то, чтобы делать это в покое.

Звонит издатель.

– Тебе хорошо бы время от времени выходить в город, подписывать книги в книжных магазинах, обедать с журналистами…

– Это необходимо?

– Абсолютно. С этого даже нужно было начинать. К тому же ты посмотришь людей, это даст новые идеи для творчества. Сделай усилие. Тебе нужна пресса, владельцы книжных магазинов, контакты с другими писателями, литературные салоны… Жить как отшельник – значит очень скоро быть забытым.

Раньше Шарбонье всегда давал хорошие советы. Но опуститься до обезьянничания в светских салонах, с бокалом шампанского в руке, слушая последние сплетни о собратьях по перу…

Подписывать книги в салонах, на это я еще согласен. Особенно я на это не рассчитываю. Карьере этим не поможешь. Но, может быть, контакты с людьми, которые интересуются книгами и писателями, помогут понять, почему широкой публике во Франции я не нужен.

Мона Лиза II смотрит на меня и как будто хочет сказать: «Наконец-то ты начинаешь задавать правильные вопросы».

Я засыпаю один в холодной кровати.

164. Игорь. 25 лет

– Игорь, у меня для тебя прекрасная новость.

Я пожелал еще один хороший сюрприз, и я чувствую, что он здесь. Я закрываю глаза. Она меня целует. Я пробую отгадать:

– Ты беременна?

– Нет, лучше.

Она прижимается ко мне с сияющей улыбкой.

– Игорь, моя любовь, ты… выздоровел.

Как будто электрический разряд пронзает мой спинной мозг.

– Ты шутишь?

Я откладываю книгу в сторону и в ужасе смотрю на радостное лицо Татьяны.

– У меня здесь результаты твоих последних анализов. Они лучше всяких ожиданий. У рака пупка ограниченный срок жизни. Твое выздоровление открывает новые горизонты в развитии медицины. Я думаю, что это произошло также благодаря улучшению условий жизни. Да, это должно быть так, у рака пупка очень психосоматические характеристики.

Мне тяжело дышать. Во рту пересохло. Колени дрожат. Татьяна сжимает меня в объятиях.

– Дорогой, ты поправился, ты поправился, ты выздоровел… Это замечательно! Я бегу сказать всей нашей команде. Мы закатим такой праздник, чтобы отметить твое возвращение к нормальной жизни.

И она уходит, приплясывая.

«Нормальная жизнь», я ее знаю. Женщинам я не нравлюсь. Владельцы квартир отказываются их мне сдавать без предоплаты. Начальство не хочет брать на работу, потому что боится всех бывших спецназовцев. А что касается покера, то Петр назначил за мою голову большие деньги во всех приличных казино.

В жизни у меня было только два прибежища, больница и Татьяна, вот теперь и их отнимают. Надо убить кого-нибудь и сесть в тюрьму. Там я найду свою «нормальную жизнь». Но жизнь с Татьяной лишила меня злобы. Она привила мне вкус к покою, вежливости, книгам, разговорам. Если подтвердится, что я выздоровел, она даже не захочет со мной разговаривать. Найдет себе другого пациента с еще более редкой болезнью. Ушного чахоточного или инвалида ноздрей. А меня выгонит.

Уже некоторое время она меня донимает насчет какого-то типа, у которого обнаружен неизвестный микроб. Наверняка уже спит с ним.

Я бью себя со всей силы в живот, но я знаю, что проклятому раку на это наплевать, он делает то, что хочет. Он появился как вор в моем организме, и именно тогда, когда я его принял, оценил и полюбил, он исчез, как и появился.

Я здоров, какой ужас! А нельзя ли мне поменяться своим здоровьем с кем-нибудь еще, кто им лучше распорядится? Эй, мой ангел! Если ты меня слышишь, я не хочу быть здоровым. Я хочу снова болеть. Это моя просьба.

Я становлюсь на колени и жду. Я чувствовал, когда ангел меня слышит. Сейчас я чувствую, что он больше не слушает меня. Теперь, когда я выздоровел, я перестал интересовать и святого Игоря. Все рушится.

Я вынес все, но это «исцеление» выше моих сил. Это та капля, которая переполняет чашу.

Я слышу, как в коридоре Татьяна сообщает о радостном событии персоналу больницы.

– Игорь поправился, Игорь поправился, – напевает она, не понимая, в чем дело.

– Пожалуйста, ангел, отправь мне метастазу в знак дружбы. Ты помогал мне в маленьких проблемах, если ты забудешь меня в большой, ты просто безответственный ангел.

Окно открыто. Я наклоняюсь. Больница высокая. Падение с пятьдесят третьего этажа должно сработать.

Действовать не раздумывая. Главное – не думать, иначе не хватит храбрости. Я прыгаю. Камнем лечу вниз.

Сквозь окна я успеваю заметить людей, занимающихся своими обычными делами. Некоторые видят меня и делают ртом «о».

«Быстрый или мертвый»? Сейчас я очень быстрый, а скоро буду очень мертвый.

Земля приближается на полной скорости. По-моему, я сморозил глупость. Наверное, нужно было немного подумать.

Земля уже в десяти метрах. Я закрываю глаза. Я едва успеваю почувствовать маленький неприятный момент, когда все кости разбиваются об асфальт. Из твердого я становлюсь жидким. Теперь им больше меня не собрать. Мне очень больно одну секунду, которая, кажется, длится час, а потом все останавливается. Я чувствую, как меня покидает жизнь.

165. Венера. 25 лет

Я развелась с Ричардом. Теперь я появляюсь на публике со своим адвокатом Мюрреем Бенеттом, знаменитым тенором судебных заседаний. За одну неделю он оказался в моей жизни, в моем сердце, в моем теле, в моей квартире и в моих контрактах.

С ним семейная жизнь превращается в постоянный контракт. Он говорит, что жизнь вдвоем, будь пара жената или нет, должна бы регулироваться арендной системой три-шесть-девять, как при найме квартир. Каждые три года, если партнеры не довольны, условия контракта пересматриваются или он расторгается, а если довольны, они остаются вместе еще на три года «в силу автоматического продления соглашения».

В этом вопросе Мюррей непреклонен. «Классический» брак глуп, заявляет он. Это пожизненный контракт, который стороны подписывают, будучи не способны понять его условия, настолько они ослеплены своими чувствами и страхом одиночества. Если супруги заключают его в двадцать лет, он будет действовать примерно семьдесят лет, без возможности внесения каких-либо изменений. А в то же время общество, нравы, сами люди меняются, и наступает момент, когда документ становится устаревшим.

Я смеюсь над всей этой юридической болтовней. Я знаю только, что Мюррей обожает заниматься любовью в самых невероятных позициях. С ним я узнаю то, чего нет даже в «Камасутре». Он приводит меня в совершенно неуместные места, где нас может застать первый встречный. Опасность возбуждает.

Когда мы обедаем с его «бандой», состоящей в основном из бывших подружек, я чувствую, что они на меня злятся за то, что я заняла место последней из них. Когда Мюррей говорит, он смешит всех присутствующих.

– Как и все адвокаты, я ненавижу иметь невинных клиентов. Если тебе удастся защитить невинного, он считает это в порядке вещей. А если проиграешь, он будет ненавидеть тебя как личного врага. А с виновным, если проиграешь, он считает это неизбежным, а если выиграешь, он будет тебе ноги целовать!

Все хохочут. Кроме меня.

Вначале мы определили с Мюрреем свои территории в квартире. Здесь моя комната. Здесь мой кабинет. Здесь лежит моя зубная щетка, а здесь твоя. В шкафах все полки, которые перед глазами, заняты его пиджаками, свитерами и рубашками. Мои вещи лежат или на самом верху, или в самом низу. Такие детали должны были бы сразу меня насторожить.

Изо всех знакомых мужчин у Мюррея сильнее других развито это чувство территории.

Чтобы расширить свою территорию, он готов на все.

У кого пульт от телевизора и кто выбирает программы?

Кто первым идет утром в туалет и в ванную?

Кто там читает газету, не обращая внимания на то, что он занял место?

Кто снимает трубку, когда раздается звонок?

Кто выносит мусор?

Чьи родители придут в гости в воскресенье?

Поскольку я могу бежать от всего этого и найти постоянное убежище в профессии актрисы, я мало участвую в этой ежедневной партизанской войне.