Лицо войны Бобл Алексей

В коридоре застучали шаги, и в комнату вбежал рядовой Петр, с ходу сориентировавшись, нацелил на меня автомат.

– Полковник… – снова начал я.

Он хлопнул ладонью по столу.

– Арестовать. Отправить патрульную группу к месту падения вертолета. Прочесать местность. Соблюдать режим радиомолчания.

Я оттолкнул шагнувшего ко мне Петра, не обращая внимания на ввалившегося в кабинет с пистолетом в руке Гашека, быстро заговорил:

– Карпентер, моя информация предназначена лишь для Жданова, но… Я нарушу секретность и скажу сейчас: базе в первую очередь угрожают изнутри, а не извне. Дело не в диверсанте «Ауткома», дело в том, что уже попало сюда. В три часа оно сработает.

Лейтенант, рядовой, особист, полковник – все уставились на меня.

– Что вы имеете в виду? – спросил Карпентер.

– Что мне необходимо немедленно поговорить со Ждановым. В вашем присутствии, если желаете. Сейчас уже четырнадцать сорок, скоро будет поздно.

– У вас нет ключа для допуска во второй пояс секретности.

– Он остался в вертолете! Нас атаковали, машина упала на камни, я получил ранение… Полковник, это вопрос жизни и смерти для всех вас. Нет, теперь уже для всех нас. Совершенно необходимо поговорить со Ждановым. А вы должны соблюдать режим радиомолчания. Стоит связаться с патрулями, как диверсант начнет действовать.

Повисла напряженная тишина. Карпентер сверлил меня колючим взглядом.

– Арестовать, – наконец повторил он.

Гашек с Петром схватили меня за плечи, вывернув руки, развернули лицом к стене.

– Полковник, – бросил я через плечо, – базу уничтожат из-за вас.

– Руки за спину! – гаркнул Робсон, и между лопаток мне ткнулся ствол пистолета, который он схватил со стола. – Не шевелиться!

Меня обыскали, затем особист приказал:

– На выход!

Он снова ткнул оружием в спину.

– Останьтесь, Робсон, – приказал Карпентер.

– Лучше делайте что вам приказывают, майор, – сказал лейтенант Гашек уже в коридоре. В голосе его мне почудилось сочувствие.

Свет замигал, в комнатах за дверями раздались звуки тревожных зуммеров, донеслись отрывистые команды. Я криво улыбнулся: Карпентер хотя бы догадался объявить тревогу. Они тут и правда все отупели от рутины, безделья и отсутствия событий. Мне не удалось убедить полковника – что теперь делать? Надо проникнуть к Жданову любой ценой…

– Стойте! – скомандовал Гашек. – К стене!

Захлопали двери, раздался топот ног, зазвучали приказы. За спиной пробежал один боец, потом еще несколько. Когда зуммеры стихли и свет перестал мигать, в коридоре снова остались только я и лейтенант с Петром.

– Продолжить движение, – приказал лейтенант.

Я повернулся, но не к двери, а к нему. Рядовой находился у лейтенанта за спиной – коридор командно-жилого блока был узкий, двое с трудом разминутся. Схватив Гашека за кисть, я наступил ему на ботинок, рывком вывернул пистолет из руки и сильно толкнул в грудь.

В глазах лейтенанта плеснулись удивление и растерянность. Петр тоже был не готов к такому повороту событий. Я шагнул мимо Гашека, оттеснив его к стене, ударил лейтенанта пистолетной рукоятью по лицу и врезал локтем в плечо рядового. Из носа Гашека брызнула кровь, он осел на Петра, помешав ему вскинуть автомат.

Рядовой мог закричать, но я не позволил – ткнул ему пистолетом в рот, клацнув стволом о зубы, прошипел:

– Не дергайся, боец!

Снял с его плеча автомат. Немного отступил.

Гашек чуть не клюнул носом в пол, но пришел в себя и, хватаясь за стену, попытался выпрямиться.

– Вы не пострадаете, – тихо заговорил я. – Никто не пострадает, если я успею поговорить со Ждановым. Вы оба видели вертолет, что от него осталось, представляете ситуацию иначе, чем Робсон с полковником. Не мешайте, слышите? Гашек, опомнись, ты же понимаешь, кто прав! В три часа базе придет конец!

Я боком сместился к кабинету полковника, нацелив на Петра пистолет. Обезоруженный рядовой напрягся, готовый броситься на меня.

– Петр, стой! – сказал Гашек.

Тот удивленно посмотрел на него. Лейтенант, вытерев ладонью кровь с подбородка, обратился ко мне:

– Почему в три, майор? Если патрули в условный час выйдут на связь и база не ответит, – а она не ответит, полковник ведь послушался вас в этом – патрульные просто отключатся и спешно поедут назад. Такая инструкция.

– В три база сама себя засветит. Скоро все поймете.

Я повернулся к двери в кабинет Карпентера. И вовремя – особист как раз шагнул в коридор. Получил ногой в живот и ввалился обратно. Прыгнув за ним, я захлопнул дверь, дернул к себе стоящий под стеной стул и подпер им ручку.

– Полковник, вы не оставляете мне выбора.

Часы показывали 14.42. Карпентер сидел за столом и с прищуром смотрел на меня. Робсон, постанывая, пытался встать – врезал я ему сильно, лицо его побледнело, пилотка отлетела к стене.

– Я должен попасть к Жданову. Пойдем вместе: вы, я и Робсон… – Не спуская глаз с полковника, я шагнул к скорчившемуся на полу особисту и снова отобрал у него пистолет.

– Каким образом? – процедил он. – Вход в мастерскую снаружи, но если мы выйдем, мои люди уничтожат вас.

Из коридора за спиной доносились громкие возгласы, топот ног. Я дважды выстрелил в потолок, чтобы привлечь внимание солдат в коридоре, и крикнул:

– Не пытайтесь проникнуть в кабинет! Гашек, объясни им ситуацию! А вы вставайте, – дернул я за локоть особиста. – Полковник, вас тоже касается. Откройте вон ту дверь. Думаете, непонятно, куда она ведет?

Карпентер не шелохнулся.

Тогда я подтащил Робсона к столу, навел на него пистолет, подумав, сместился в сторону и прицелился Карпентеру в ногу.

– Пуля размозжит вам сустав. Наверняка за свою карьеру вы видели солдат с похожими ранениями… Адская боль. Потом я сниму с вашей шеи идентификатор, открою дверь, пройду в мастерскую с Робсоном, встречусь со Ждановым, объясню ему ситуацию. Опасность кроется внутри «Центавра». Карпентер, вы будете выглядеть полным идиотом, когда в генштабе узнают подробности случившегося. А я отражу их в рапорте.

Уголок его рта едва заметно дернулся. Я перехватил руку особиста, сильнее вывернул ее за спину и глянул на часы.

– Карпентер, мне надоело повторять одно и то же. Источник опасности находится внутри базы, нужно срочно попасть в мастерскую и устранить его. У нас осталось пятнадцать минут.

В коридоре за дверью раздавались шорохи, сопение, шепот. Особист что-то замычал, задергался, пытаясь вырваться, и я стукнул его рукоятью пистолета по затылку – не слишком сильно, чтобы не вырубить полностью.

– Открывайте, Карпентер. – Я кивнул на дверь у него за спиной. – Не хочу в вас стрелять, но вы меня сами вынуждаете.

Я взвел курок. Карпентер еще несколько секунд молча смотрел на меня, потом выпрямился, снял с шеи ключ-карту на шнурке и вставил в прорезь замка.

Дверь бесшумно поползла в сторону, открывая каменный коридор, освещенный тусклыми лампами.

– Вперед! – Я толкнул Робсона в проем.

Когда мы пересекли коридор, взгляду открылась большая пещера со стеллажами вдоль стен. Слева – высокие железные ворота с раздвижными створками на рельсах, рядом бытовка техперсонала с раскрытой дверью. На стеллажах покоились ящики с оборудованием, под сводом пещеры шли кран-балки, свисали тросы, цепи, по цементному полу змеились провода. Их концы сходились на «Центавре».

Вот она, боевая машина нового поколения. Высотой в три человеческих роста, угловатая, массивная. Две механические ступни толщиной с опоры башенного крана, манипуляторы-руки с блоками вооружения, между ними кабина, закрытая тусклым бронированным фонарем. Корпус облеплен контейнерами активной защиты, над левым манипулятором торчат патрубки дымовых гранатометов, над правым – кассета с тепловыми противоракетными ловушками. Энергоустановки были на спине, прикрытые композитной броней.

«Центавр» напоминал ПБМ «Шторм», состоящий на вооружении у «Ауткома». Многие узлы и агрегаты скопированы, некоторые сняты с захваченных машин. И очень многое улучшено стараниями Жданова – гениального русского, похищенного спецназом «Ворнета» откуда-то из-под Карпат, прямиком из научного центра «Трайбека» и практически в одиночку создавшего этот проект.

Главное, что сумел сделать Жданов, – это оснастить «Центавр» новейшей системой управления.

– Что теперь? – спросил Карпентер.

– Жданов! – крикнул я.

Освещенная яркими лампами машина стояла в центре мастерской, кабиной к воротам, к нам боком. Между нею и бытовкой на полу был металлический квадрат. Из центра его торчал похожий на железный цветок округлый пульт с мерцающим экраном и клавиатурой – терминал ПБМ.

Раздались шаги. Из-за «Центавра» вышли двое техников в синих спецовках, один нес какой-то инструмент. Они удивленно заговорили разом, но смолкли, когда из кабины выбрался молодой лаборант. Соскользнув по лестнице вдоль механической ноги, он тоже повернулся к нам, следом из кабины появилась взлохмаченная голова. В свете ламп блеснули очки с выпуклыми стеклами, и профессор Жданов вылез на броню. Это был высокий курчавый мужчина в белом халате и черных джинсах.

– Что случилось? – крикнул он, ступив на оснащенный пушками правый манипулятор «Центавра». Взялся за трос, прицепленный для страховки к верхней части ПБМ. В другой руке у профессора был электронный планшет.

– Вы все – в бытовку! – крикнул я. – Все, кроме Жданова, быстро! Полковник, прикажите им!

Помедлив, Карпентер отдал приказание. Ему пришлось повторить, прежде чем растерянные техники с лаборантом подчинились. Они закрыли за собой дверь, щелкнул замок – заперлись изнутри. По крайней мере, не будут мешаться под ногами…

– Жданов, спускайтесь! Быстрее! – я подтолкнул полковника с особистом вперед. – Нужно отключить машину от всех коммуникаций и запустить боевые системы.

– Кто вы такой? – Стоя на манипуляторе, русский сдвинул очки на лоб. Говорил он чисто, с очень легким акцентом. – Карпентер, вы объясните, что происходит?

– Отключайте машину! – Я толкнул в плечо Робсона. – А вы идите к терминалу и введите коды.

Когда мы приблизились к ПБМ, профессор слез с нее по приставной лестнице. Я уже собрался объяснить ситуацию, но тут загудели приводы ворот. Створки немного разошлись, и в проем один за другим забежали несколько солдат во главе с лейтенантом Гашеком.

– Полковник, прикажите солдатам покинуть мастерскую, – быстро заговорил я. – Если выйдут – узнаете подробности, не выйдут – уничтожите и себя, и базу…

– Солдаты! – вдруг заорал Робсон срывающимся голосом.

Я врезал ему кулаком по печени. Придержал за плечо – иначе он свалился бы на пол – и зарычал:

– Карпентер, у нас почти не осталось времени! Сейчас без десяти три, вы вот-вот раскроетесь перед «Ауткомом»!

Жданов непонимающе крутил головой, поблескивая очками, из окошка бытовки выглядывали недоуменные лица. Солдаты по приказу Гашека встали шеренгой, нацелив на нас автоматы. От них меня закрывали особист и полковник. Последний, не поворачивая головы, сказал:

– Как в «Ауткоме» узнают про базу? Диверсант снаружи, на связь мы не выйдем…

– Их агент уже здесь! Вы сами говорили о группе… Один работает снаружи, другой внутри. Может быть, он среди тех солдат. Или это один из техников. Лаборант. Не знаю!

– Я… – Впервые в голосе Карпентера появилась неуверенность. – Майор, вы так и не сказали, что произойдет.

– Я расскажу все. Уберите людей!

– Гашек, уведите солдат, – приказал Карпентер, помедлив.

– Радиомолчание, – напомнил я. – Оставлять доклады патрулей без ответа.

– Соблюдать радиомолчание! – повысил голос полковник. – Всем выйти! Бегом!

– Это ошибка, – заговорил Робсон, но смолк, когда ему в затылок ткнулся ствол пистолета.

Гашек, отдав приказ, вслед за солдатами поспешил наружу. Когда ни одного не осталось в мастерской, я смахнул с лица испарину.

– Может, все-таки объясните, что произошло? – не успевавший за событиями Жданов по-прежнему стоял возле ПБМ и растерянно смотрел то на полковника с особистом, то на меня, точнее, на оружие в моих руках, направленное на офицеров. – В конце концов, что это за человек?

– Я из генштаба. – Схватив особиста за локоть, я потащил его к терминалу запуска ПБМ. – Жданов, у нас мало времени, поэтому думайте быстро и отвечайте четко. Карпентер, прикажите ему отвечать на вопросы.

– Выполняйте, Жданов, – раздалось за спиной.

Я подвел бледного особиста к терминалу и приказал:

– Робсон, наберите пароль запуска.

Затем повернулся к Жданову:

– Профессор, когда вы загружали боевые системы «Центавра», происходило что-то необычное? Были ли серьезные отклонения в работе оборудования, например, в модулях спутниковой связи и системах наведения, использующих радиоканалы?

– Нет, – отозвался он. – Хотя… кое-какие флуктуации имели место. Но это естественно при использовании такого сложного оборудования, различные контуры могут конфликтовать. Однако к чему это…

– К тому, что в «Центавре» есть модуль, подключенный к одной из наружных антенн базы, которые замаскированы на склоне. Так?

– Это для коммуникации, мы проверяли настройки по внутренним каналам. Данные занесены…

– Через семь минут один из модулей активируется и передаст несанкционированный сигнал через эту антенну. База будет обнаружена. Теперь отсоедините от «Центавра» все кабели резервного питания, тросы… вообще все. Надо изолировать машину от любой возможной связи с внешним оборудованием. Полностью освободите ее от всего подключенного к ней хлама, вы поняли?

– Позвольте, молодой человек! Но вы не ученый, откуда вы…

– Я оперативник, разбирающийся в электронике, читавший ваши отчеты в штабе Оси. Я тот, кто выдал положительное заключение к патенту на ИВ-кокон.

Жданов удивленно вскинул брови, развел руками и подошел к «Центавру». Достал универсальную отвертку из кармана халата.

Карпентер внимательно слушал нас. Робсон замер перед терминалом, я посмотрел на экран – там мигала надпись: «Пароль введен неверно».

– Соберитесь, Робсон, – сказал я. – У нас не больше пяти минут. Введите правильный пароль, иначе пристрелю вас.

Особист побледнел еще сильнее, оглянулся на полковника и сказал:

– Нет. Я этого не сделаю. Вы, Заков… Я отказываюсь!

Я перевел взгляд с него на Карпентера, опустил пистолет.

– Включение всех систем «Центавра» необходимо, чтобы выявить шпионский модуль. Я хочу, чтобы все четко поняли: в этой машине есть устройство, захваченное у противника, но не поврежденное в бою. Разведка установила, что его намеренно нам подсунули. В «Ауткоме» знали о наших разработках в области пилотируемых машин… Сейчас при перекличке систем мы сможем выявить источник основных флуктуаций – им будет тот самый модуль. Почему вы не хотите включить систему?

Робсон сглотнул.

– Полковник, он давно служит у вас? – начал я. – Так может, он и есть…

– Я не работаю на «Аутком»! – закричал Робсон, и лицо его пошло красными пятнами. – Я не шпион! Вы… Заков, как вы посмели предположить такое?!

Позабыв про пистолет в моей руке, он шагнул ко мне, сжимая кулаки.

– Робсон! – Голос Карпентера был таким же, как в кабинете, когда он гаркнул на нас двоих. Из рук Жданова, отсоединявшего кабели, выпала отвертка, а особист отшатнулся.

– Если вы не шпион «Ауткома» – введите пароль, – приказал полковник ледяным тоном.

Робсон вдруг стал как-то меньше ростом – сгорбился, руки безвольно повисли вдоль тела, подбородок ткнулся в грудь. Из него словно выпустили весь воздух вместе с жизненной силой. На подгибающихся ногах он повернулся к терминалу, коснулся пальцами клавиатуры. По монитору поползли значки пароля.

– Жданов! – позвал я, подходя к машине. – ССИ, то есть Система Сенсорной Имитации, которая считывает движения пилота, – думаю, шпионский узел вмонтирован в нее.

Русский, выдергивающий из гнезда последний кабель, оглянулся на меня, услышав это. Перехватывая скобы одной рукой – в другой был пистолет, – я полез на ПБМ. Надо было отсоединить страховочный трос, который, провисая, тянулся от массивной кран-балки к задней части машины.

– Полковник, который час?

– Без пяти три.

– Нельзя позволить, чтобы узел включился и дал сигнал. Робсон, ввели пароль?

Он не успел ответить – в кабине ПБМ на приборной доске замигали светодиоды. На стекле кабины появились диаграммы, донесся писк, тихие щелчки: началась перекличка систем.

– Жданов, вы закончили? Хорошо, теперь помогите мне.

Я забрался в кабину. По сути, вся она представляла собой один большой ИВ-кокон – то есть модуль Искусственной Вестибуляции. Просунул ноги в подвесную систему пилота, затянул ремни, руки продел в эластичные петли. Повиснув в них, словно парашютист, взялся за ребристые, слегка вибрирующие рукоятки управления манипуляторами. Глянул на стекло над головой, но тут его заслонил Жданов.

– Что мы конкретно ищем? – спросил он. – Отклонений в работе систем предостаточно. Нужно сузить диапазон, чтобы снять показания и…

Быстрые всполохи пробежали по ряду зеленых диодов слева. Пилотируемая Боевая Машина «Центавр-1» вошла в боевой режим.

Сквозь бронированное стекло было видно, как Робсон, отойдя от терминала, что-то доказывает Карпентеру и как полковник, не слушая, глядит на меня, висящего на ремнях в центре кабины…

И как на лице его медленно появляется понимание.

Нащупав ногами колодки, дублирующие движения механических конечностей при ходьбе, я сильнее подтянул ремни и сказал:

– Пригнитесь, Жданов, не вижу мониторов.

Русский подался в кабину.

Это был момент истины.

Та самая секунда, ради которой я проделал все это. Та, ради которой я заставил их отключить ПБМ от всего, что помешало бы машине двигаться, ради которой уловками и силой вынудил Робсона – единственного на базе, кто имел соответствующий доступ, – ввести пароль и включить боевой режим.

Я был внутри работающего «Центавра». Работающего и готового к бою. И гениальный русский, создавший это чудо техники корпорации «Ворнет», находился рядом со мной.

Схватив Жданова за плечо, я рванул его в кабину. Расстояния между приборной панелью и мной, висящим на ремнях, как раз хватило, чтобы он провалился вниз, на дно.

Потом я вдавил желтую клавишу, опустив стекло. Повернул верньер – вибрация стала сильнее, позади загудели энергоустановки.

Полковник бросился вперед. Карпентер не отличался умом, но надо отдать ему должное – он был смел. Робсон вскинул голову, лицо его исказилось. Рот раскрылся: особист закричал, но я не слышал голоса за гулом силовых установок «Центавра», за щелканьем и пиликаньем электронных систем, за рокотом сервомоторов.

В широкую щель между створками ворот начали вбегать солдаты, среди них был Гашек. Карпентер оказался перед машиной, когда я шагнул вперед – массивная покатая ступня ударила полковника в грудь, отбросила куда-то вбок.

Робсон орал, размахивая руками. Солдаты открыли огонь. Вот только пуля не берет броню ПБМ, тут нужно оружие помощней.

Я шагнул дальше, двигая руками, приноравливаясь к управлению. Внизу что-то замычал похищенный ученый, пришлось снять ногу с колодки и несколько раз двинуть его по голове, после чего Жданов затих.

Когда я поднял взгляд, Робсона впереди не было. Солдаты стреляли, пули щелкали по стеклу, звонко барабанили по корпусу.

Ну что же, майор Крум Заков, посмотрим, на что способна ПБМ «Ворнета». Аналитики утверждали, что мощность энергоустановки позволяет крепить на манипуляторы тридцатимиллиметровые скорострельные пушки. На «Штормах» ставят калибр поменьше – техники не могут избавиться от резонанса, возникающего из-за стрельбы. Ничего, теперь Жданов поможет им…

Откинув большим пальцем предохранитель на ребристой рукояти, я вдавил красную кнопку. Хриплое гудение перекрыло гул силовой установки, и трассы снарядов прошлись над головами солдат, ударили по воротам, полетели в щель между створками.

Приближаясь к воротам, я непрерывно стрелял по ним, методично расширяя проем. Вскоре одна створка не выдержала, от края к потолку пробежала изломанная трещина, я плавно поднял руку, сжимая рукоять, – манипулятор мягко повторил движение, и трассы пошли вверх. Створка лопнула, как пенопласт, открыв выход из мастерской. Я сделал шаг и…

Машина вздрогнула, качнулась назад, будто ее схватил равный по силе соперник. Взвыли сервомоторы, на приборной панели замигали красные диоды, предупреждая о перегреве узлов.

Я вывел проекцию ПБМ на стекло кабины, щелкнул тумблерами, врубив локаторы станции ближней разведки, пытаясь понять, что происходит, и тут на стекло передо мной опустилась ладонь.

Показалось перекошенное от ярости лицо Робсона. Он подцепил нас сзади страховочным тросом!

Я взмахнул манипулятором, пытаясь сбить особиста. Тот прижался к верхней части кабины. Одна его рука была на виду, другая опущена… кажется, пытается открыть колпак! Крутанувшись внутри ИВ-кокона, я закачался в ремнях. Взревели моторы, и «Центавр» повернулся на месте. Тогда я вдавил гашетку – и срезал выстрелами трос. Снова повернулся. Особист съехал по стеклу, заслонив обзор.

Прилип, как пиявка. Надо избавиться от него.

Шагнув в пробитый пушками проем, я глянул вниз. Жданов, кажется, надолго потерял сознание. Стало светлее, «Центавр» вышел в каменный туннель. Робсон висел на стекле, орудуя правой рукой где-то под колпаком.

Под машиной мелькнула распластавшаяся фигура – я узнал Гашека, кажется, он получил по голове одним из обломков и не мог встать. Пытаясь подняться, лейтенант машинально заслонился рукой от механической ступни, которая почти опустилась на него.

Я качнулся вперед, вдавливая ногу в колодку, нажимая что есть сил… ПБМ перешагнула через лейтенанта.

Несколько солдат бежали по сторонам, стреляя на ходу. Искаженное лицо особиста было прямо напротив моего, мешало обзору. Я повернул, чтобы пройти между казармами, к впадине на краю туннеля, по которой тек ручей, и вдавил клавишу на приборной панели. Стекло пошло вверх. Не ожидавший такого особист съехал, дергая ногами. Отпустив один манипулятор, я выхватил пистолет, наставил на него, но тут машина качнулась – зацепилась ступней за ящик. Пришлось сгруппироваться, выпустив оружие.

Удержаться в вертикальном положении удалось, но спрыгнуть в ручей там, где я планировал, не вышло. Крыша кабины зацепила каменный свод, донесся скрежет, каменное крошево застучало по броне. Робсон вскрикнул – и, в отчаянной попытке забросить одну ногу в кабину, заехал мне носком в челюсть. Извернулся, хватаясь за выступы на корпусе, пытаясь влезть внутрь целиком.

К гудению энергоустановок «Центавра» добавилось журчание воды. Главное теперь – не поскользнуться. Пытаясь одной рукой вытолкнуть Робсона наружу, я другой старался удержать манипулятор прижатым к корпусу, чтобы не зацепить стену тоннеля и не выворотить стволы пушек из креплений.

Солдаты бежали рядом, стреляя, пули проносились мимо кабины, били в нее сбоку. Особист что-то хрипел над самым ухом, толкал меня, я качался на ремнях – вести ПБМ становилось все труднее, системы откликались на мои движения надсадным ревом сервомоторов, дерганьем и судорожными рывками манипуляторов.

Робсон держался за нижний край, свесив одну ногу в кабину, носком ботинка все норовил ударить мне в подбородок. Один раз у него получилось. Я отклонил голову, Робсон качнул ногой сильней – и угодил по клавише, управляющей колпаком. Стекло пошло вниз. Особист закричал, сорвался наружу, повиснув на согнутой ноге. Я схватил его за голень, рывком распрямил ногу – он упал за миг до того, как стекло окончательно закрыло кабину.

Снизу донесся крик, и больше я Робсона не видел. Не знаю, раздавил ли его «Центавр» или нет, мне было не до того. Впереди забрезжил солнечный свет, показалась ограда базы, и я вновь задействовал пушки. Самое сложное еще только предстоит: внутри базы солдаты не решались использовать тяжелое вооружение, а вот снаружи Карпентер постарается остановить меня любой ценой.

Теперь главное – оказаться на дороге к базе первым.

Я быстро прошагал по руслу ручья, сквозь дымящуюся дыру в ограде, мимо крытого шлюза. На стекле схематично загорелась карта местности: горы, дорога…

Туннель остался позади. Пора!

Пробежав пальцами по панели, я активировал блок управления спутниковой связью и отправил короткий пакет данных на стационарную орбиту. Спустя несколько секунд пришел ответный сигнал с вертолетоносца «Адмирал Мендес»: они подтвердили координаты места встречи.

Вскоре там будет конвертоплан и звено прикрытия, три «Ка-50».

На дороге я все-таки оказался первым, но на экране локатора мерцали две красные точки: патрульные джипы ехали сзади.

Эта штука может двигаться быстрее? Я стал энергичнее сокращать мышцы ног, ИВ-кокон исправно передал сигналы… И «Центавр» побежал.

Хороший режим. В «Шторме» такого нет.

Я собрался оглянуться, движение было чисто машинальным, хорошо, что вовремя опомнился. Есть у машин этого класса недостаток: нужно разворачиваться, чтобы посмотреть назад. Уходя от погони, так лучше не делать. Пришлось глядеть в зеркало, закрепленное над колпаком: там отражались джипы.

Впереди показался поворот дороги. Бегом приблизившись к нему, я до предела поднял манипулятор и выстрелил. Снаряд врезался в склон, полетели камни. «Центавр» успел пробежать под ними, сзади они запрыгали по дороге, скатываясь с нее, одна глыба угодила в кабину первого джипа, он резко вильнул – и улетел за обочину.

Но вторая машина, где были Гашек и три бойца с гранатометами, несколько раз круто свернув, смогла избежать аварии и продолжала погоню.

Дальше дорога шла ровно. Жданов внизу застонал, но встать пока не пытался. Джип нагонял. В зеркало я увидел, как Гашек взмахнул рукой, и один рядовой поднял гранатомет на плечо. Я быстро вызвал на экран справочное меню, отыскал соответствующий пункт, перекинул тумблер средств внешней защиты и выстрелил дымовые гранаты. За спиной раздался хлопок, тут же второй – сработала активная броня. Пламя взрыва окутало кабину, лизнуло колпак, по корпусу забарабанили осколки. Хорошо, что выстрел из РПГ не достиг цели, помешала активная броня «Центавра».

До точки остался километр. Я набрал на клавиатуре радиостанции нужную частоту и произнес:

– Эскорт! Эскорт, я – Гонец, ответьте!

– Слышу тебя, Гонец, – откликнулись динамики в кабине. – Буду в точке через две минуты.

– Принял, Эскорт, следую по графику. – Я взглянул на электронные часы в углу пульта – на самом деле ПБМ опережала график почти на минуту.

Еще два поворота, и дорога вывела нас к знакомому ущелью, где росли акации и лежала сбитая вертушка. Сбоку мелькнула глыба, за которой мы с Гашеком прятались от мнимого диверсанта. Хотя почему мнимого? Он – то есть я – там действительно был, сбил вертолет, затем бросил ПЗРК и забрался в упавшую машину. Пришлось даже порезать себе руку, чтобы больше походить на человека после аварии, а после старательно сглатывать, трогать уши и морщиться, будто после контузии.

Джип, немного приотставший на поворотах, снова догонял. Вбежав в ложбину, я развернул ПБМ, поднял манипулятор, целясь в глыбу, и дал короткую очередь из пушек. Джип как раз появился из-за поворота.

Водитель резко вывернул руль, машина пошла юзом, чиркнула о глыбу, колеса с одной стороны оторвались от дороги. Джип катился ко мне, все больше кренясь на левый борт. В открытый проем из него выпал один солдат, другой, машина проехала еще немного и встала набок, замерев перед «Центавром».

В воздухе разлился гул винтов. Я снова вызвал по радио эскорт, сказал, чтобы не стреляли по джипу, а отбомбились по базе и сразу возвращались назад. «Ка-50» низко прошли над ущельем в сторону Дьявольского горла. Конвертоплан завис надо мной, сбросив тросы с магнитными захватами, подцепил ПБМ за манипуляторы.

Когда «Центавр», тяжело покачиваясь, начал подниматься, из джипа выбрался Гашек. Грязный, с ссадиной на щеке, он стоял на четвереньках, задрав голову. Немного ослабив ремни и накренившись вперед, я отсалютовал ему. Он не пошевелился, все так же смотрел вверх, обратив ко мне молодое лицо с тонкими усиками.

Конвертоплан начал поворачивать, ушедшие вниз горы поползли вбок, и каменистая дорога с машиной и разбитым вертолетом пропала из виду. Набирая высоту, мы летели в сторону моря. Скорость увеличилась, за колпаком засвистел ветер. Теперь конвертоплан несся высоко над горами, и Родопы, похожие на пятнистое серо-зеленое одеяло в складках и вздутиях, ползли под нами.

Жданов снова застонал и вдруг сел на дне кабины, поджал ноги. Сжимая виски, поднял голову.

– Через десять минут будем на месте, – сказал я.

Несколько секунд он смотрел на меня пустыми глазами, потом взгляд русского стал осмысленней, и он прохрипел:

– Кто вы такой?

Я скупо улыбнулся ему.

– Майор Руди Новак. Диверсионный отдел Балканского дивизиона корпорации «Аутком». Профессор, за эту операцию мне заплатят семьдесят тысяч марок. И еще тридцать – если помимо машины доставлю на борт «Адмирала Мендеса» вас, в целости и сохранности. Поэтому, будьте добры, не дергайтесь, просто сидите там до конца полета. Работа на «Аутком» вам понравится, гарантирую. Я, во всяком случае, получаю от нее громадное удовольствие.