Плохие парни. Спускаясь к тебе. Книга 1 Лейтон Мишель
Провалились бы они все к черту!
Я ставлю вещи на пол и прямиком к отцу – руки уперла в бедра, вся в праведном гневе.
– И ты не мог позвонить и сказать мне? По твоей милости я узнала все последней, от Джинджер, через несколько дней.
По выражению его светло-карих глаз вижу, что он настроен пригладить мои взъерошенные перья. Именно это желание избегать конфликтов в конце концов заставило мать бросить его и отправиться на поиски более зеленых, более тучных пастбищ. И более богатых. И более прибыльных. Вообще-то говоря, любых других, помимо того, на котором она паслась. Корова!
Иногда это все, что я могу сделать, чтобы не ненавидеть ее.
– Ну, Панк, – начинает отец, используя мое детское прозвище, отчего я всегда становлюсь как замазка в его руках. – Ты ведь знаешь, я от тебя никогда ничего не скрываю, если только не считаю, что так будет лучше. У тебя и своих проблем достаточно с этой новой работой, с учебой – весь последний год, – с кузиной, у которой ты живешь. Я не хотел увеличивать твою ношу. Попробуй посмотреть на ситуацию с моей стороны, – мягко завершает он.
Не могу сердиться, когда отец такой. Хотя, должна признаться, это может очень раздражать.
Я опускаюсь на колени у его ног:
– Пап, ты должен был позвонить.
– Лив, ты ничего не могла сделать. Только переживала бы. А теперь ты потеряешь работу. Из-за меня.
– Это не так важно. Джинджер говорила о ягнятах. Я быстренько сделаю все, что надо, и вернусь на работу.
Отец закрывает глаза, откидывает голову на подголовник и покачивается взад-вперед, сдерживая гнев. Несколько секунд он молчит, эффектно подводя черту под этой частью разговора.
Еще одна его досадная привычка. Он просто перестает – говорить, спорить. Просто… перестает.
Я замечаю несколько новых седых волосков у него на висках, в прошлый раз их не было. И кажется, складки, обрамляющие его рот, залегли глубже. Сегодня он выглядит намного старше своих сорока шести лет. Тяжелая жизнь, полная разочарований, берет свое. И теперь это проявляется.
– Чем тебе помочь, папа? Я здесь, так что можешь поручить мне какую-нибудь работу. Как твои книги?
Отец не смотрит на меня, но отвечает:
– Книги в порядке. Пока тебя нет, вести их мне помогает Джолин.
Я скрежещу зубами. Джолин считает себя бухгалтером. Только никакой она не бухгалтер, и близко не стояла. Уверена, там столько всего напутано. Я тяжело вздыхаю и меняю тему:
– А что с домом? Надо что-нибудь сделать?
Наконец отец поднимает голову и смотрит на меня. Глаза веселые.
– Я взрослый мужчина, Лив. Я умею справляться сам, без пекущейся обо мне доченьки.
Округляю глаза:
– Мне это известно, папа. Я совсем не о том говорю, ты сам знаешь.
Отец протягивает руку и хватает прядь моих волос рядом с ухом. Дергает, совсем так же, как тягал меня за хвостики, когда я была маленькой.
– Я знаю, о чем ты. Но кроме того, знаю, что ты считаешь, мол, заботиться обо мне – это твой долг, особенно после того, как твоя мать ушла. Но это не так, дорогая. Если я буду видеть, как ты гробишь свою жизнь, все время возвращаясь сюда, это меня доконает. Иди и ищи себе лучшей доли где-нибудь в другом месте. Вот что сделает меня счастливым.
– Но, папа, я не…
– Я знаю тебя, Оливия Рени. Я тебя вырастил. Знаю, что ты планируешь и как рассуждаешь. И я прошу тебя не делать этого. Просто оставь меня здесь, в этой жизни. А для тебя найдется что-нибудь получше в другом месте.
– Папа, я люблю этих овец и эту ферму. Ты сам знаешь.
– А кто говорит, что не любишь? И мы всегда будем здесь. Чтобы ты могла приехать в гости. И однажды, когда меня не станет, все это будет твоим и ты поступишь с этим, как захочешь. Но пока это все мое. Мои проблемы, моя жизнь, мои тревоги. Не твои. Твоя забота – получить образование и найти хорошую работу, чтобы переплюнуть своего старика раз в десять. Тогда, может быть, я позволю тебе вернуться домой. Как тебе это нравится?
Я знаю, что он делает, к чему ведет разговор. И понимаю это. Я чувствую свою вину. Но согласно киваю и улыбаюсь отцу только для того, чтобы его успокоить. Он не знает одного: я никогда не брошу его, как она. Никогда. И никогда не променяю людей, которых люблю, на легкую жизнь. Никогда.
– Раз уж ты здесь, у меня есть просьба. Ну, на самом деле две.
– Назови.
– Я там собрал все для чаквэгон бинс[8]. Приготовишь на ужин?
– Это твое любимое блюдо. Конечно приготовлю.
– Хорошая девочка.
Он улыбается мне несколько секунд, а потом отлекается на шоу, которое смотрел по телевизору.
– Пап?
– А? – спрашивает он и смотрит на меня, изумленно выгнув брови.
– Вторая просьба?
Отец сперва хмурится, но тут же его лицо проясняется.
– Ох! Ох, правильно. Джинджер и Тэд хотят, чтобы ты заглянула к ним вечерком на запоздалую прощальную вечеринку.
Качаю головой:
– Я тебя не оставлю ради того, чтобы пойти…
– Нет, ты оставишь. Вечером будет игра. Я хочу посмотреть ее спокойно, а ты пока повеселишься с друзьями. Разве старый больной отец слишком о многом просит свою дочь?
Я фыркаю.
– Как будто я могу отказаться, когда ты так все обставил.
И снова я понимаю, что он делает. И почему. Но на этот раз уступаю только потому, что знаю, как он любит футбол и, может быть, искренне хочет посмотреть матч в одиночестве, чтобы я не сновала вокруг с вопросами о давлении, когда он увлечется и начнет ругаться на телевизор.
Отец поворачивается к экрану с довольной улыбкой. На этот раз я оставляю его в покое и отправляюсь готовить ужин.
Вхожу в бар «У Тэда», меня встречают свистом. Я застенчиво одергиваю юбку. Плохо, когда нет времени собрать сумку. В результате в моем распоряжении только одежда из домашнего шкафа, а я выросла из нее еще года два назад.
Черная юбка короче, чем мне хотелось бы, а футболка, которую я надела с юбкой, немного сильнее подчеркивает формы, чем это необходимо, не говоря уже о том, что я не припоминаю, чтобы эта одежка так слабо прикрывала живот. Если бы я не была взрослой, отец, наверное, не позволил бы мне выйти из дома, пока не переоденусь. К несчастью, кроме трико для йоги и заляпанных краской шортов – джинсов с обрезанными штанинами, – другого выбора у меня не было, вот и пришлось нацепить короткую юбку и тесную футболку.
Но я довольно быстро осваиваюсь и начинаю чувствовать себя комфортно в знакомой обстановке. Выпивка льется рекой, и атмосфера в баре более праздничная, чем обычно. Проходит совсем немного времени, и у меня начинает от счастья кружиться голова. Это предупреждение: пора сбавить темпы с напитками.
Я смеюсь с Джинджер, которая поменялась сменами, чтобы посидеть со мной в этот вечер по другую сторону барной стойки. И тут дверь за спиной у моей подруги открывается. Сердце сжимается от боли, когда я вижу своего бывшего, Гейба, – он заходит в бар под руку с новой подружкой Тиной.
Выглядит он как обычно – убийственный красавец: черные как смоль волосы, светло-голубые глаза и нагловатая улыбка типа «умри за меня, чувиха». Все при нем, как прежде, – сбоку девчонка и блуждающий взгляд. Он даже не пытается скрывать, что интересуется другими девушками. А Тина – да поможет ей Бог – притворяется, что ничего не замечает. К разговору о дисфункции!
Джинджер, обратив внимание на мое молчание, поворачивается посмотреть, куда это я уставилась с открытым ртом.
– Силы небесные, кто пустил сюда этого недоделка?!
Она отворачивается и начинает слезать со стула, как будто для того, чтобы исправить ситуацию. Я кладу руку ей на предплечье, не давая встать:
– Нет. Ничего не надо, не стоит.
По правде говоря, я бы не отказалась посмотреть, как Джинджер выставит его из бара пинком под зад, но в результате сама выглядела бы жалкой, так что лучше напьюсь, чтобы утопить Гейба в глубинах сознания.
Подаю сигнал Тэду. Он сегодня работает за стойкой, что бывает редко, – подменяет Джинджер, – и прошу принести нам еще по рюмке. Это наиболее быстрый путь к потере памяти, насколько мне известно. А полное забвение всего и вся сейчас для меня очень заманчивое состояние.
Мы с Джинджер чокаемся и опустошаем рюмки. Я ощущаю обжигающее воздействие восьмидесяти градусов на всем пути до желудка, где доза алкоголя запаливает маленький теплый костерок. Джинджер восторженно ухает, я смеюсь над ней, а глаза так и рыщут по толпе посетителей в поисках Гейба.
Наконец он обнаружен, сидит за высоким столиком. Несмотря на присутствие рядом подружки, он находит взглядом меня. Я вижу в его глазах узнавание. И голод, как обычно. Реагирую немедленно, как всегда реагировала. Только сейчас реакция мгновенно сходит на нет, пламя заливают холодные волны реальности – сегодня он здесь с Тиной, а не со мной.
Я несколько месяцев выслушивала его вранье и изо дня в день влюблялась все сильнее и сильнее, а между тем у него была другая девушка, с которой он вовсе не собирался расставаться. Хуже всего то, что у них был общий ребенок – сын. Они, по сути, жили семьей. И хотя сам Гейб не собирался их бросать, но обставил все так, чтобы я чувствовала себя разрушительницей семейного очага, как моя мать. А вот этого я ему никогда не прощу.
Остаток вечера я пытаюсь получать удовольствие от прощальной встречи со старыми друзьями и коллегами, но настроение неуклонно ухудшается. Каждая рюмка, каждая шутка кажется испорченной, подгаженной присутствием энного плохого парня, на которого я запала.
Джинджер заказывает очередную порцию выпивки, которую я с радостью принимаю, хотя знаю, что для меня это уже перебор, и мы хором опрокидываем рюмки под одобрительные возгласы наших приятелей. Алкоголь только-только начал выжигать из души горечь, когда мое внимание привлекает некто показавшийся у дверей.
На этот раз в бар быстро входит Кэш.
24
Кэш
Я ничему не удивляюсь, когда оказываюсь в спортбаре. Они все похожи один на другой: дюжина, или что-то около того, телеэкранов вдоль стены, в центре зала – разномастные столы, стулья стоят так, чтобы сидящие за ними люди смотрели в сторону стены. Бар – справа от меня, за ним несколько убогих столиков, над которыми нависают лампы с надписью: «Будвайзер». А дальше – маленькая танцплощадка.
За несколько секунд я нахожу глазами Оливию. Такое ощущение, что их к ней притягивает как магнитом. Вот она сидит у барной стойки со своими друзьями. Я сразу понимаю две вещи: во-первых, очень скоро она будет вдрызг пьяной, если не перестанет пить; и во-вторых, еще не закончится эта ночь, как я задеру ей юбку выше талии.
Она встречается со мной глазами, и я вижу в них отпор. Я и раньше его замечал, но думал, мы уже достаточно далеко продвинулись по пути преодоления этого барьера. Невольно удивляюсь: что такое произошло с сегодняшнего утра? Что так отбросило ее назад?
Хочется выругаться, но я закусываю губу и делаю нейтральное лицо, пробираясь к Оливии. Останавливаюсь позади нее и замечаю, как ее спина выпрямляется, а подбородок приподнимается. Да, это отпор. И настроена она твердо.
Хотя меня это расстраивает, но и будоражит одновременно. Вызывает желание заставить ее хотеть меня, несмотря на все причины, которые, как она думает, препятствуют этому.
И я это сделаю.
Снова.
– Я бы спросил, не купить ли тебе выпить, но, похоже, ты и без того уже хватила лишку.
– У меня уже есть один отец. Он дома, залечивает сломанную ногу, спасибо тебе большое, – отвечает она с оттенком пренебрежения.
– Я не хотел тебя обижать. Просто поделился наблюдением. – Делаю знак бармену. – Джек. Чистый. – Теперь я на ее территории. Она среди друзей, которые, очевидно, готовы за нее постоять. Странное дело, но, кажется, они не чувствуют необходимости защищать ее от меня, хотя со мной незнакомы.
Черт. Видимо, у нее действительно слабость к парням определенного типа. И все ее приятели, должно быть, в курсе.
Меня просто бесит, что она навесила на меня ярлык, не разобравшись. Как и все ее друзья. Больше всего ненавижу, когда обо мне судят предвзято. Никто из этих людей ничего обо мне не знает, включая Оливию.
Интересно было бы посмотреть, как она отреагирует, если узнает все, всю правду. В нескольких коротких фразах могу обрисовать ей причины, по которым она должна бежать от меня как можно быстрее и как можно дальше. Но не стану. Из эгоистических соображений. Я пока не хочу, чтобы она убегала. Сперва мне нужно много чего получить от нее.
Очень много.
Когда бармен ставит передо мной выпивку, я бросаю ему десятку и опустошаю стакан одним глотком. Кивком прошу повторить и возвращаю пустой стакан – днышко скользит по стойке.
Я стою и жду следующую порцию, подчеркнуто игнорируя Оливию. Наконец она заговаривает со мной. Я почти улыбаюсь. Этого я и добивался – чтобы она сделал первый шаг. И она его сделала.
– Откуда ты здесь взялся? – спрашивает она и слезает со стула, чтобы встать рядом со мной. Интересно, ей что, стоя легче контролировать себя, отвечать за свои действия?
Или, может быть, она так чувствует себя в безопасности, вроде как может быстро уйти, если что, убежать?
– Я подумал, что тебе может понадобиться помощь. Вот и приехал помочь.
Вижу, как взгляд Оливии метнулся в сторону на какую-то долю секунды, а потом вернулся ко мне.
– Как ты меня нашел?
– Мой брат.
– Нет, я имею в виду, откуда ты узнал, что я здесь?
– Твой отец.
– Ты заходил ко мне домой?
Это ее явно обеспокоило.
– Да. А что? Какие-то проблемы? Посетителей не допускают в твое тайное убежище?
Зачарованно наблюдаю, как от гнева у Оливии деревенеют мышцы. Она упирается кулаками в бедра. Черт, да она вспыльчива.
– А тебе не приходило в голову, что, может быть, стоит подождать приглашения?
– Если бы меня пригласили, то я бы уже не мог считаться добровольным помощником. А теперь?
Негодующая Оливия, однако, вновь бросает взгляд в сторону столика справа. Я прослеживаю направление и вижу парня, сидящего там с похожей на мышку девчонкой. То, как он смотрит на Оливию, не оставляет сомнений: они знакомы, и, судя по всему, хорошо знакомы.
Я делаю к ней шаг, наклоняюсь и шепчу в ухо:
– Это тот парень?
Она резко поворачивается ко мне. Виновато. Зло.
– Какой парень? О чем ты говоришь?
– Ой да ладно. Признавайся. Это последний из плохих парней? – Я смотрю на лоха, который ненамеренно усложнил мне жизнь. – Похоже, он уже оправился после дереводробилки. Хочешь, я ему навешаю?
Снова смотрю на Оливию. По лицу ее проносятся разные эмоции, начиная со смущения и заканчивая веселостью, она готова улыбнуться.
– Нет, я не хочу, чтобы ты ему навешал.
– Уверена? Я ведь специалист по декретинизации.
Теперь она улыбается:
– По декретинизации?
– Да. Считай, что я истребитель кретинов, как Оркин-мен[9], ставлю их на место.
– Ценю твое предложение, но он того не стоит.
Я протягиваю руку и заправляю Оливии за ухо прядь иссиня-черных волос:
– Если он тебя обидел, то стоит.
Не думаю, что Оливия знает, какое выразительное у нее лицо. Я отчетливо вижу, что нравлюсь ей, что она, вероятно, не стала бы возражать, если бы я раздел ее и облизал с головы до ног, несмотря на то что позволить мне сделать это значит для нее пойти наперекор самым серьезным доводам разума. Но кроме того, я вижу, что она не хочет поддаваться этим чувствам. Она намерена остаться в этой двойственности, ни туда ни сюда, чтобы быть непроницаемой для меня. Только она не такая. И если я не спугну ее, она сдастся.
Узнаю веселую песенку, которая вдруг зазвучала, – «Хо-хей». В моем клубе такого не услышишь, потому что это клуб, но тем не менее она мне нравится. Слова пробуждают во мне сочувствие к Оливии, смущенной и притихшей, будто испуганная выстрелом, прижавшая уши собачка.
– Пошли, – говорю я, беря ее за руку. – Давай перетрем это все.
Протягиваю руку ее подруге тоже, эта дама не сводит с меня глаз с того момента, как я вошел, будто выбирает себе закуску.
– Я Кэш, босс Оливии. Пошли потанцуем с нами.
– Джинджер, – объявляет она с широченной улыбкой и сцепляет свои пальцы с моими, положительно не желая отказываться.
Пока я тащу девушек за собой по залу к танцполу, Джинджер привлекает к нам всеобщее внимание, и это очень хорошо для того, что я задумал.
– Давайте, вы все! Устроим Лив танцы на прощанье, такие, чтобы она всю жизнь вспоминала.
Через несколько секунд две дюжины главных фанатов Оливии окружают нас на танцевальной площадке, подпевают песне и осыпают виновницу торжества улыбками, краткими объятиями и другими проявлениями любви. Я вижу, ее лицо проясняется и настроение идет на подъем.
Она оборачивается и смотрит на того парня всего один раз, да и то как-то рассеянно. Остальное время она сосредоточена на тех, кто ее окружает, и на мне.
Убеждаюсь, что лед потихоньку тает, всякий раз, как встречусь с ней взглядом. Когда я улыбаюсь, она улыбается в ответ. Протягиваю ей руку, она переплетает свои пальцы с моими. А когда она поворачивается ко мне, то появляется надежда, что, возможно, хотя бы на какое-то время она перестала сваливать меня в одну кучу с тем парнем, что попал в дереводробилку.
Глаза Оливии счастливо сияют, она выглядит страшно довольной, без притворства.
– Спасибо тебе за это. Ты очень талантливый агент по декретинизации.
– Ох, я бы сам такое не выбрал. Поверь. Но если это делает тебя счастливой, я не против.
Она скромно отводит взгляд, но потом возвращает его ко мне, не в силах противится магнетизму, который влечет нас друг к другу.
– Это делает меня очень счастливой.
– Тогда давай с ним покончим, а?
Оливия изгибает одну бровь и улыбается. Похоже, отважная девчонка пробивается на поверхность. Она чувствует, что может одолеть весь мир, победить все, включая бывшего бойфренда.
Она готова к прыжку. А я настроен ее подхватить.
– Что ты задумал? – с притворной робостью спрашивает Оливия и облизывает губы.
Я оглядываюсь и определяю местонахождение табличек «туалет». Улыбаюсь Оливии, беру ее за обе руки и, пятясь сквозь толпу, двигаюсь к уборным. Взгляд прикован к Оливии.
Щеки у нее раскраснелись, глаза широко раскрыты от возбуждения. Она не догадывается, что у меня на уме, но, думаю, не сомневается – дело рисковое. И кажется, ей это по душе, что придает мне отваги.
Пока мы уходим с танцпола, Оливия ни разу не оглядывается на парня за столиком, но я слежу за ним боковым зрением. Он говорит что-то своей девушке и встает, чтобы уйти. Кажется, он зол, я довольно ухмыляюсь.
Когда мы оказываемся в коротком коридоре рядом с уборными, я привлекаю Оливию к себе и целую. Она теплая и не противится. Через секунду уже запускает пальцы мне в волосы и прижимается ко мне грудью.
Я собирался всего лишь поцеловать Оливию на виду у этого придурка, но она уже позабыла о нем.
Теперь и я тоже.
Музыка стихает, и тут Оливия сгибает одну ногу в колене и трется ею о мою ногу. Я опускаю руку и глажу ее мягкую икру. Она кладет ладонь на мою руку и ведет ее к бедру. Я счастлив подчиниться и с удовольствием сжимаю совершенную во всех отношениях ягодицу.
Вибрация от стона Оливии распространяется по языку и устремляется вниз, отчего у меня напрягается все, что ниже талии. Поцелуй, задуманный только для того, чтоб подразнить, будит страсть, и я не думаю больше ни о чем, кроме девушки, которую держу в объятиях.
Отвожу руку за спину и нащупываю ручку двери, чтобы мы могли проскользнуть в уборную. На секунду задерживаюсь – перевести дух и оглядеться. Мы в женском туалете.
Я запираю дверь и прижимаю Оливию к себе, опускаю руки и обхватываю сзади ее ноги, провожу ладонями снизу вверх, поднимая юбку.
Трусики еда прикрывают попу. Я глажу мягкую кожу, пробегаю пальцами по ложбинке между ягодицами, потом плотно прижимаю к себе ее бедра. Хочу, чтобы она почувствовала, что делает со мной.
Она тяжело дышит мне в рот и начинает возиться с пряжкой ремня.
Черт, зачем я надел ремень?
Помогаю ей расстегнуть на мне джинсы. Я уже собрался запустить в них руку, как вдруг Оливия отодвигает ее в сторону, обхватывает пальцами то, за чем я тянулся, и сжимает. Я едва не взрываюсь, когда она гладит меня от кончика до самого основания и обратно. Ее язык лижет мой, ее пальцы повторяют движения моих пальцев.
Я хватаю ее за запястье и останавливаю. Оливия смотрит на меня темными от страсти глазами, лицо ее горит, губы красные и припухшие, и мне хочется только одного – чтобы они обжимали и сосали.
Но не сегодня. Сегодня все для Оливии – прекрасной, сексуальной, отчаянной, страстной Оливии. Сегодня я хочу, чтобы она увидела то, что вижу я.
Я поворачиваю ее лицом к раковине, к единственному зеркалу в уборной. Она выглядит смущенной, глядит мне в глаза в отражении.
– Посмотри на себя, – говорю я, перекидываю ее длинные волосы на одно плечо и целую изгиб шеи. Она отклоняет голову, чтобы мне было удобнее. – Ты самая прекрасная девушка в этой комнате. – Провожу рукой по выступающей из-под одежды части живота, забираюсь под футболку. Нащупываю твердые соски, пощипываю их сквозь тонкую ткань лифчика, не сводя глаз с Оливии. Ее губы приоткрываются, и она стонет. – Так сексуально, – говорю я, массируя ее груди и стукаясь бедрами о полушария попки.
Переношу одну руку ей на живот. Юбка все еще задрана, и я вижу белую ткань трусиков. Провожу пальцами между ног Оливии и рычу, ощущая, что мягкий хлопок влажен.
– Любой мужчина умер бы, чтобы иметь такое хотя бы на одну ночь, говорю я, отодвигая ткань в сторону и проскальзывая под нее пальцами. Оливия закрывает глаза и откидывает голову мне на плечо. – Нет, я хочу, чтобы ты смотрела. Хочу, чтобы ты видела то, что вижу я. Я хочу, чтобы мы оба видели, как ты мне отдаешься.
Она послушно открывает глаза, трется бедрами о мою руку, аппетитно приоткрыв рот. Я немного отклоняюсь и кладу ладонь ей на середину спины, мягко нажимаю. Оливия наклоняется и инстинктивно упирается ладонями в края раковины, чтобы не упасть.
Наблюдая за ней, зацепляю пальцами эластичную ткань трусиков и стягиваю их к коленям. Гладя одной рукой мягкую ягодицу, я засовываю в рот палец другой руки, а потом запускаю его между ног Оливии и вставляю глубоко в нее. Она стонет, и я чувствую, как ее горячее тело сжимает меня.
Взяв ее за бедра, я ввожу в нее свой конец. Сглатываю стон – она такая горячая и влажная, ее тело всасывает меня в себя, затягивает глубже внутрь.
Глаза Оливии опущены, будто она хочет проследить, как я вхожу в нее. Я не двигаюсь, и тогда она в зеркале вновь смотрит мне в глаза. Я киваю и вижу, как она переводит взгляд на свое отражение. И тогда я вонзаюсь в нее, сильно и до упора.
Оливия широко открывает рот, веки ее дрожат от наслаждения. Я остаюсь в ней, упиваясь тем, как плотно она меня обхватывает, и не двигаюсь, чтобы не ускорять ход событий.
Она открывает глаза и наклоняется вперед, отчего я почти полностью выскальзываю из нее. Потом, почти так же медленно, разгибается, вбирая меня в себя.
Держа ее за бедра, я предлагаю медленный темп, только так я могу выдержать и не кончить слишком быстро. Когда она подхватывает ритм, я запускаю пальцы между ее скользкими складками и вожу кончиками по затвердевшему клитору. Она начинает издавать тонкие сексуальные звуки, а я описываю пальцами маленькие круги. И когда нахожу место, которое ей больше всего нравится, она практически урчит от удовольствия.
Через пару мину чувствую, как ее тело сжимается вокруг меня, и понимаю: оргазм на подходе. Я учащаю ритм и активнее дразню ее пальцами. Когда ее дыхание становится неровным, а наслаждение выражается в более громких звуках, наклоняюсь вперед, беру ее рукой за волосы и мягко приподнимаю голову.
Говорю ей в ухо:
– Хочу, чтобы ты смотрела, как отдаешься мне, Оливия. Смотри, как ты прекрасна и сексуальна. Смотри, почему я так сильно хочу тебя.
Я безжалостно довожу ее до предела, пока она не переходит на крик, тут же закусывая губу, чтобы не шуметь. Мокрое от пота тело Оливии сотрясается в мучительных спазмах оргазма, которые приходят волнами, одна за другой.
Я вонзаюсь в нее, пока это не становится невыносимым. Чувствую приближение извержения и снова встречаюсь в зеркале взглядом с Оливией. Я едва могу дышать, так быстро бьется сердце.
– Видишь, что ты делаешь со мной? Хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза, когда моя сперма потечет по твоим ногам.
От моих слов она включилась. Чувствую, как она сжимает меня всем телом, доводит до края. Все мышцы напрягаются, и я со стоном изливаюсь глубоко в нее.
Инстинктивно хочется закрыть глаза, но я заставляю себя держать их открытыми, привязанными к ее глазам. Она не отворачивается, ни на секунду.
Двигаясь медленно внутрь и наружу для завершения, чувствую, как из нее вытекает теплая жидкость, смачивая мои бедра. Я уверен, она это тоже чувствует.
Трусь о нее бедрами, и она улыбается.
Да, ты это чувствуешь. Не так ли, детка? И еще важнее, тебе это нравится.
Мое лучшее открытие за сегодняшний вечер? У Оливии под скромной, слегка сексуальной внешностью скрывается грязная девчонка.
И я намерен ее освободить.
25
Оливия
Кэш не может убрать от меня руки, пока я пытаюсь собрать себя в кучку и выйти из туалета. Знаю, мне следовало бы волноваться или стыдиться, – завтра, вероятно, так и будет. Но прямо сейчас я в изумлении. За всю жизнь у меня не было еще такого умопомрачительного, потрясающего сексуального опыта.
Я думаю, тогда ко мне в комнату, наверное, приходил Нэш. Но, основываясь на сегодняшней истории с Кэшем… Вот черт! Ведь Кэш не спрашивал, предохраняюсь я или нет, а это заставляет думать, что он уже знал. Следовательно, той ночью у меня в спальне был он.
Но нужно иметь в виду, что импульсивные выходки в характере Кэша. Такой парень, как он, вероятно, решил бы, что раз я сама ничего не говорю, значит проблема контроля над рождаемостью решена.
И вновь открытое поставило передо мной еще больше вопросов. Но в данный момент меня это не волнует. Я поглощена Кэшем. Все еще чувствую его прикосновения, помню его запах. Я все еще… чувствую его, и это ощущение, надеюсь, никогда не исчезнет. Выбросить Кэша из головы прямо сейчас я не в состоянии, ну и ладно, пока что.
Я второй раз поправляю волосы, а Кэш стоит за спиной и гладит мой голый живот. В трусах мокро, и при таком раскладе едва ли они когда-нибудь просохнут.
Он гладит меня по волосам, потом откидывает их с шеи и начинает тереться о нее носом:
– Нам что, правда надо уходить отсюда?
Я прыскаю со смеху:
– Уверена, найдутся люди, которым понадобится зайти в уборную раньше, чем закончится ночь.
– Да пошли они. Тут есть еще одна.
Я хохочу во все горло.
– Где ты остановился?
Он поднимает взгляд и смотрит на меня в зеркало:
– Найду какую-нибудь гостиницу. А что? Хочешь зайти ко мне в гости?
Хм, черт, да!
Я так думаю, но не говорю. А вместо этого разворачиваюсь у него в объятиях.
– Слушай, ты приехал сюда, чтобы помочь мне. Самое меньшее, что я могу сделать для тебя, – это предложить ночлег. Но там будет мой отец, так что…
– Так что нам придется соблюдать тишину, – шепчет он, комично двигая бровями.
Я молча улыбаюсь, не подтверждаю и не опровергаю, что возможен еще секс. Но он будет. Если Кэш так старается, определенно будет.
Мы медленно идем к двери. Я набираю в грудь воздуха и щелкаю замком.
– Ты первая. Я подожду несколько минут, чтобы все не было так очевидно, – рассудительно предлагает Кэш.
Я ухмыляюсь:
– Хм, уверена, сомневающихся будет не много, но все равно мило, что ты заботишься.
Я собираюсь открыть дверь, но Кэш твердо кладет на нее руку. Оглядываюсь, и он впивается губами в мои губы огненным поцелуем, который заставляет меня заново обдумать предложение остаться в уборной.
Но, увы, мы не можем.
Остаток вечера прошел прекрасно, давно, очень давно мне не было так хорошо. Кэш рядом, все время потихоньку трогает меня, опаляя кожу своими касаниями. Мы обмениваемся понимающими улыбками и взглядами, что оживляет в памяти разные моменты из происходившего в уборной. Не то чтобы воспоминания без этого померкнут. Я уверена, они будут так же свежи, когда мне исполнится сто девять лет и я стану забывать, куда положила свои вставные зубы. Но Кэш… в дамской комнате… в зеркале… навсегда останется со мной.
Читать бесплатно другие книги:
