Тайная схватка Матвеев Герман
– Как хочешь. Обстреливали тут сегодня здорово?
– Здорово. Земля качалась.
– Номер дома, значит, ты не запомнил?
– А номера там и нет. Новый дом.
– Надо было соседние дома посмотреть.
Майор вернулся скоро и, открыв дверцу, жестом пригласил Мишу следовать за собой.
– Ну, идем обедать. Я вызову заведующего, а ты смотри внимательно, – сказал он, поднимаясь по ступенькам подъезда.
Теперь Миша понял план майора и с бьющимся сердцем шел за ним по коридору. Ему почему-то казалось, что он не узнает «того».
Они пришли в столовую. Большинство столов были составлены один на другой, стулья сдвинуты в конец зала. Видимо, предполагалось мытье полов. За буфетом при свете опущенной до стойки лампочки сидела женщина, наклеивая талоны на листы, вырванные из какой-то книжки. Кроме нее в глубине зала за одним из столов неподвижно сидел человек в странной позе.
Майор подошел к стойке.
– Вызовите, пожалуйста, заведующего, – сказал он.
Буфетчица подняла голову, прищурившись, посмотрела на позднего посетителя и сердито спросила:
– Зачем вам его?
– Нужно.
– Ни днем ни ночью покоя нет! – проворчала она, но, открыв находившуюся за стойкой дверь, крикнула: – Семен Петрович! Вас требуют.
Пока майор разговаривал с буфетчицей, Миша разглядывал сидевшего в глубине зала человека. Навалившись грудью на стол, он крепко спал. Шапка его была сдвинута набок, голова лежала на руках, а ноги широко расставлены. «Неужели пьяный?» – подумал мальчик. Он заметил, что майор тоже мельком взглянул на спящего и отвернулся.
Минут через пять вышел мужчина, черты лица которого мальчик запомнил на всю жизнь.
– Что вам надо? – спросил мужчина.
– Мне заведующий нужен.
– Заведующего нет. Я замещаю.
– А это все равно, – сказал майор, протягивая листок бумаги. – Вот вам записка от начальника штаба.
Мужчина прочитал записку, равнодушно передал ее буфетчице и ткнул пальцем в сторону стола.
– Садитесь за дежурный стол. Сейчас накормим. Только кухня уже не работает – разогревать не на чем.
– Не важно.
Ждать пришлось долго, пока принесли в тарелках суп. Обед полагался без хлеба, но Миша приберег все бутерброды и теперь поделился ими с «дядей Ваней». При электрическом свете он разглядел, как был одет майор. Короткая ватная куртка, темные брюки, засунутые в простые сапоги, защитного цвета фуражка. Мише было очень приятно сидеть с ним за одним столом и хлебать холодный, невкусный суп. Он ждал вопроса. Когда буфетчица, собрав листочки, вышла из зала, майор тихо спросил:
– Тот?
– Он самый, – так же тихо ответил мальчик.
Суп свой Миша съел в два раза быстрее Ивана Васильевича. Оглянувшись на спящего, он, к своему удивлению, увидел широко открытые глаза, пристально уставившиеся на него.
Мише стало не по себе, и он отвел глаза в сторону.
– Дядя Ваня… а тот смотрит, – прошептал он.
– Пускай смотрит. Пьяный, наверно.
Вернулась буфетчица, забрала ножницы и баночку с горчицей, служившей для приклеивания талонов, и снова ушла. В это время человек, притворявшийся спящим, «проснулся», зевнул и нетвердой походкой направился к столу, за которым сидел майор с мальчиком.
Это был новый сюрприз, от которого Миша чуть не свалился со стула. В пьяном он узнал человека, который принес утром в Старую Деревню пакет с картошкой и показывал ребятам немецкие часы.
– Я извиняюсь, товарищ… – заплетающимся языком обратился он к майору. – Сколько сейчас времени?
– Без четверти, – сказал майор, посмотрев на часы.
– Извиняюсь… Я, понимаете ли, уснул тут…
– Пить надо меньше, – сухо бросил Иван Васильевич.
– Я понимаю… Извиняюсь. Работа такая… Я, понимаете ли, тут в районе шофером работаю… Я завтра… Ну, в общем, немного выпил по случаю… Извиняюсь…
С этими словами шофер подошел к столу, ухватился рукой за спинку стула, на котором сидел Иван Васильевич, покачнулся и ловким движением передал ему какую-то бумажку. Миши он, видимо, не стеснялся, потому что после передачи письма щелкнул его по носу.
– Извиняюсь, это что, ваш сынок будет?
– Племянник, – сухо ответил майор.
– Очень приятно. Симпатичный у вас племянник… Извиняюсь. Надо спать. Утром мне за хлебом ехать.
Шофер зевнул и медленно поплелся обратно. Сев на старое место, он долго возился, что-то бормотал, но наконец успокоился и как будто опять заснул.
Мише еще утром понравился этот коренастый, крепкий человек, а сейчас он просто был в восторге от него. Ни один артист, по его мнению, не сыграл бы так правдиво роль пьяницы.
Пшенную кашу с крошечными кусочками мяса принес сам Семен Петрович. Поставив ее перед обедающими, он облокотился о стойку буфета и обратился к майору:
– Вы из МПВО*, товарищ?
– Да.
– С дежурства?
– Да.
– Нового ничего не слышно? Сталинград еще держится?
– Кажется, да. Вам здесь, в райсовете, больше известно.
– Ничего нам тут не известно. Бьют немцы из Пушкина* в нас – это вот нам известно. Скоро ли это все кончится?
– Скоро ли, не знаю, а кончится обязательно.
– Затягивается война. Наши не сдадутся.
– Да. Привычки такой нет, чтобы сдаваться, – сказал майор, поднимаясь из-за стола. – Простите, я тороплюсь. Поговорим в другой раз. Сколько платить?
Рассчитавшись, они вышли на улицу и сели в машину. Всю дорогу майор молчал и курил. Мише хотелось задать ему несколько вопросов, но он крепко запомнил замечание Николая Васильевича, что никогда ко взрослым не следует обращаться с праздно-любопытными вопросами и не заговаривать первому, пока не спросят.
По пути Мишу завезли на судно.
– Иди спать, Миша. Завтра я заеду к Николаю Васильевичу, и увидимся, – сказал на прощанье майор.
6. РАЗГОВОР В ТЕМНОТЕ
Поднимаясь по трапу, Миша услышал окрик:
– Эй! Кто там? Ты, что ли, адмирал?
– Я.
– Шикарно, браток, живешь. На машине прикатил.
Миша промолчал. Его раздражал этот шутливо-покровительственный тон, но, как отучить от него машиниста, он не знал. Самое лучшее – отмалчиваться.
– Ты что-то и разговаривать не хочешь?
– Если ты меня все время дураком выставляешь, то говорить нам нечего, – буркнул Миша, направляясь к себе.
– Погоди, Миша. Куда торопишься? – дружелюбно сказал машинист, загораживая дорогу. – Давай поговорим по-хорошему. Когда я тебя дураком выставлял?
– Всегда. Зачем ты меня адмиралом зовешь?
– Да ведь я по-дружески… Погоди. Ребята за день натрудились – и спать, я на вахте один. Посидим.
Сысоев сел на бухту каната, вытащил из кармана коробку с табаком и начал крутить из газетной бумаги цигарку. Миша хотел уйти, но почувствовал какую-то новую нотку в голосе машиниста и остался.
– Сложная, брат, штука жизнь… – глухо, со вздохом сказал Сысоев, пристраивая фитиль к кремню и ловко высекая огонь. – Похоже, что я один на всем свете остался… Видел сегодня земляка. Говорит, деревню нашу немцы сожгли, а стариков моих на тот свет отправили… Печальная картина получается.
Сысоев помахал затлевшим фитилем, прикурил толстую цигарку и закашлялся.
– Тьфу! Черт! Першит в горле.
Где-то в ближайшем доме заиграл патефон. Миша вспомнил, как он тоже потерял мать, и ему стало жаль этого одинокого человека.
– А деревня у нас была хорошая, – продолжал Сысоев, освещая свое лицо огнем цигарки. – На высоком месте, а внизу речка. Фруктовых садов много, и больше всего вишни… Весной, когда цветут, очень замечательно! Выйдешь вечером на улицу, так, понимаешь, такой аромат нежный… А днем пчелы гудят. И вот, когда все это было, так не ценил. А в плаванье ушел да попал за границу, тогда и заскучал. И сейчас… Стоит перед глазами вся деревня в цвету… А в речке у нас раков много. Ты ловил когда-нибудь раков?
– Нет.
– А я много их ловил, когда вроде тебя шпингалетом* был. Ночью ловили. Соберемся компанией, круглых сеток наделаем, на середину лягушку ободранную привяжем и на палках спустим с берега. А потом костер разведем и сидим кругом, сказки страшные рассказываем. Про домовых, про русалок да про леших. Дураки были – верили, боялись.
– Ну а раки? – спросил Миша.
– Чего раки? Раки свое дело делают. Залезут в сетку лягушку сосать, ну и вытащим их на берег – и в ведро с крапивой.
– Зачем с крапивой?
– А в крапиве они живучими бывают. Лучше, чем в воде.
Завыли сирены на военных кораблях, их подхватили гудки заводов, а затем и городское радио объявило тревогу.
– Никак, налет! – сказал Сысоев, поднимаясь с бухты. – Давно не было. Так ты, Миша, на меня не сердись. Я ведь это так…
Они поднялись к рубке и стали наблюдать. Во всех концах города вспыхнули столбы прожекторов, пошарили по небу и исчезли. Где-то очень далеко в небе замелькали желтые разрывы зениток. Когда донеслись их хлопки, Миша обратил внимание на то, что патефон по-прежнему играет какой-то вальс.
Читать бесплатно другие книги:
