Роксолана. Королева Османской империи (сборник) Лазорский Николай

Мелик-Гирей едва успел убежать с несколькими ордынцами, а все войско погибло. После этого татары целый год не высовывали нос из Крыма, а после вернулись к своей любимой разбойничьей тактике: по-воровски нападали на отдельные украинские – отдаленные от Сечи и Приднепровской Украины – села и брали ясырь. И здесь как повезет: перехватят казаки – смерть; сумеют убежать, обмануть – есть пища, можно разбогатеть и своим сюзеренам – туркам – отдать часть. В 1520 году Селим I умер. Султаном стал его единственный сын Сулейман.

Сулейман слышал, что Хусейн-паша привез с Кафи невероятной красоты украинку. В султанских гаремах украинские девушки ценились на вес золота.

Султану – человеку образованному и умному не нравилось, что в гарем согласно постулатам ислама поступали женщины не очень умные, очень послушные, забитые, в общем, такие, которые полностью соответствовали слову «рабыня». Жена султана должно быть рабыня из рабынь, быть послушной, покорной, тихой. Так велел закон.

Султан Сулейман и Роксолана. Старинная гравюра

Но могущество Сулеймана позволяло ему не соблюдать закон.

– Неужели вы считаете, что я животное, что мне не хочется, чтобы моя жена пришлась бы мне по душе! – кричал Сулейман на своих слуг, которые подбирали девушек в гарем. – Мой гарем заполнен красивыми мумиями. Ну а если и мои сыновья, мои наместники будут похожи на своих матерей, беда нашей Порте… Вы понимаете меня?

И уже немало полетело голов подданных, которые по своему скудоумию не понимали султана. Но Хусейн-паша хорошо изучил своего повелителя и недаром поплыл в Кафу: там, на ярмарках, он внимательно изучал украинских девушек, кареглазых Роксолан. Не раз в молодости он ходил походами в Украину, даже втайне держал у себя украинку, уважал украинских женщин за красоту и живой ум, искренность и певучесть, нежность и гордость. Два сына его, которых ценили при султанском дворе за ум, были от украинок. Поэтому и надеялся Хусейн, что именно девушка из такого героического народа могла бы соответствовать султану.

Впрочем, только Аллаху известны переменчивые настроения, сокровенные желания и предпочтения великого Сулеймана. Казалось, что султан находился в эти дни в веселом, приподнятом настроении, но настроение – вещь чрезвычайно изменчива, особенно у могущественных повелителей. Поэтому у Хусейна дрожали ноги.

– О Аллах, помоги бедному Хусейну угодить великому Сулейману, – быстро шептал паша.

Паша пропустил вперед Роксолану. Мрачный бей подал знак молчаливым воинам. Те подняли тяжелые полотнища. Настя и Хусейн-паша ступили в приемную залу султана.

Еще сильнее задрожал паша, когда увидел, что рядом с султаном немало дворцовой знати и иностранных гостей. Это очень плохо: султан в таких случаях бывает слишком крутой, и если что-то не по его – демонстрирует перед всеми свое умение владеть саблей… Хусейн помнит, сколько голов покатилось с этого высокого тронного помоста. Но ничего не поделаешь – надо, наконец, рискнуть. Другого выхода у Хусейна нет. Его оттесняют, затирают при дворе, не любят из-за умных сыновей, за прежние успехи в походах и за роскошный дворец возле Босфора. Его лишили должностей при дворе, поэтому Хусейну необходимо отличиться перед султаном. И Хусейн понимал – или сейчас с него слетит голова, или он утрет нос своим завистникам. Сгибаясь в три погибели, словно ему свело живот от острой боли, практически касаясь пола огромным горбатым носом, Хусейн-паша трусил к султану. Его вид немного смешил Настю, отвлекал от тревожных мыслей.

Девушка шла ровно и гордо и радовалась, что у султана много людей. Пусть все видят, что украинки не склоняют голову перед завоевателями. «Отец мой умер, как настоящий воин. И мать не убегала от ордынцев. Не побоюсь и я сабли Сулеймана». И она уже не видела никого, кроме султана, смуглого, красивого, бородатого Сулеймана, который пошел ей навстречу.

«Чертова девчонка, – ругал мысленно Настю паша. – Хотя бы голову наклонила. Впрочем, ничего, пусть видит султан, что такая гордая, божественная красавица бросится к его ногам».

Все сверлили глазами Настю. Сквозь легкую ткань четко вырисовывалась стройная фигура девушки. Султан нетерпеливо махнул рукой – и Хусейн сорвал с Насти вуаль.

Наступила тишина. То, что разрешено по шариату только султану, увидели все: посреди дворца стояло чудо. Необыкновенная красота, нежные линии тела и одухотворенный, полный тоски, печали и ненависти взгляд лучистых карих глаз. Русая коса через плечо до колен. Одно мгновение постояла Настя, открытая для всех, потом решительно закрылась вуалью – строгая, нетронутая, гордая.

– О великий султан! – заученно приложив руки к груди, вещал скрюченный паша. – О царь царей, султан султанов! Твои храбрые воины еще не завоевали дерзкой казацкой Украины, но красивый цветок из этой страны сорван и брошен к твоим ногам!

И Хусейн театрально протянул руку к султану и строго, зло посмотрел на Роксолану. Да, именно сейчас она должна упасть в ноги Сулеймана и целовать его ботинки. Но она стояла… стояла, укутавшись вуалью; только лицо было открыто, и на красивых губах девушки дерзко сияла насмешливая улыбка.

– Падай! – заскрежетал зубами Хусейн. Она стояла.

Тишина невероятная: слышно было, как где-то далеко, в Золотом Роге, бьется о берег волна и стонут чайки.

Все ждут. Такого еще во дворце султана не было никогда!

Хусейн-паша отчаянно падает ниц и безропотно опускает голову, предусмотрительно обнажая морщинистую, как у общипанной курицы, худую шею.

Все смотрят то на гордую Настю, то на султана.

«За что такое наказание? – шепчет Хусейн. – Будь проклят тот день, когда я решил привезти султану украинку».

Он слышит, как стремительно к ним приближается Сулейман. Сейчас засвистит сабля и… Но сабля не засвистела.

Султан остановился перед Настей. Он очарован. Человек искренний и открытый, он не может скрыть своих бурных чувств. Смотрит ей в глаза, как под гипнозом.

– Как зовут этот очаровательный и такой свежий цветок Украины? – наконец тихо спросил Сулейман.

– Роксолана, – отвечает паша, не поднимая головы.

И снова молчание. Затем властным голосом султан сказал:

– Она будет моей женой. Она родит мне сына такого же, как я сам. А тебя, мудрый Хусейн, назначаю реис-эфенди[2] и дарю тысячу золотых кошельков.

– Кто вы?

Настя быстро вскакивает с канапе, взволнованная, встревоженная. Служанка быстро закрывает Настю вуалью – значит, за спиной какой-то человек.

Настя пытается разглядеть того, кто вошел в ее роскошные покои.

Высокий, смуглый, чернобровый человек в снежно-белой чалме. Он почтительно кланяется и произносит на ее родном языке:

– Добрый вэчир, дивчино!

До этого момента она полулежала на канапе, облокотившись на подушки, смотрела в огромное окно, любуясь заливом, который золотился, наливался горячей червленой медью. Восхищалась блеском минаретов и дворцов во время заката. Глядя на эту красоту, она думала об Украине, о родном Рогатине…

Как в эту пору хорошо в их селе! Сияют золотые кресты на церкви. Бредет стадо. Поют соловьи. Квакают лягушки в пруду. Пахнет любистком, мятой, от пруда и темных кустов за ригой веет прохладой. И тихо, умиротворяюще звенит колокол. А мимо их забора по улице проходит в черной рясе отец Петр, ее учитель, и говорит почтительно во двор:

– Добрый вечер…

Нет отца Петра. С саблей в руке защищал он святую церковь, а потом и сгорел в ней.

Добрый учитель, как ты радовался моим успехам, как гордился моей памятью и жаждой к книгам! Не знаешь, что твоя ученица в турецкой неволе.

И в тот момент, когда Настя думала об отце Петра, она наяву услышала его голос:

– Добрый вэчир, дивчино!

Поэтому стремительно вскочила.

Но нет, это только голос похож, а человек совсем не знаком. А может, это переодетый земляк, запорожский атаман, ее освободитель?

– Кто вы? – еще раз спросила Настя.

– Драгоман, переводчик.

– А-а, – разочарованно произнесла Настя.

– Мне приказал султан научить тебя турецкому языку. Я тоже с Украины. Иван Кочерга, из Переяслава. Хорошо знаю оба языка.

– Как вы здесь оказались?

Драгоман горько улыбнулся:

– Двадцать лет назад попал в плен. Неволя… Был я раньше писарем, а здесь быстро изучил турецкий. И вот теперь драгоман при дворе.

– Двадцать лет… А вас еще тянет в Украину?

– Иногда. Как увижу кого-нибудь оттуда. Защемит, защемит сердце, и отпустит.

– Но вы могли бы убежать. Вместе с другими.

– Мог бы… Но зачем?.. Как оно там? А здесь у меня семья, сын, дочь. И веру я их принял…

– Отурчился, обусурманился… – вспылила Настя, глядя презрительно на драгомана не замечая, что перешла на «ты».

Драгоман отвел взгляд, тихо сказал:

– Тебя ждет та же участь, дивчина.

– Нет, – громко воскликнула Настя, и даже сквозь покрывало было видно, как гневно горят ее глаза, пылает лицо.

Два евнуха-негра испуганно захлопали глазами, служанка вышла.

– Я дочь казацкого священника и никогда не забуду родное село, замученной мамы и отца – славного воина; не забуду Украину и буду жить для нее. А ты… Ты хотя бы одного казака освободил из неволи?

– Нет… – Иван Кочерга виновато посмотрел на девушку, затем опустил голову в белой роскошной чалме. Вздохнул. Затем усмехнулся: – Вот какие дети на Украине выросли! А я сына сначала учил украинскому языку да перестал. Он уже начал забывать мои уроки.

– Он будет служить туркам? – гневно спросила Настя. – Он, наверное, уже взрослый?

– Восемнадцать лет моему Али… Андрею. Али – лучший стрелок среди юношей Стамбула.

– Значит, он ловко будет убивать украинцев? Твоих родственников, твоих земляков. Есть ли у тебя, оборотень, крупица совести?

Драгоман подошел к окну, долго смотрел на фиолетовую гладь Золотого Рога.

Неподвижно стоял Иван Кочерга из Переяслава. Хрустели его тонкие пальцы.

– Почему грустит моя волшебная Хюррем? – Сулейман торопливо, стремительной походкой вошел в комнату. Слуги неслышно ускользнули прочь. Султан поклонился Насте, сел возле нее, влюбленно, с нежной улыбкой смотрел на девушку.

Белисарио Джоя. «Развлечения в гареме»

В этот момент он совсем не был похож на грозного завоевателя, царя царей, об одном упоминании о котором дрожали монархи всего мира. Рослый, стройный, быстрый в движениях, с моложавым смуглым лицом… Черные глаза… Залихвацкие острые усики… Борода… Сулейман напоминал простого парня, жениха, который пришел на свидание к своей суженой. Хотя он был девушке нелюб, но взгляд его – хороший, нежный, ласковый чем-то напоминал (как ни пыталась девушка избавиться от этого сравнения) взгляд одного рогатинского хлопца Семена, с которым она училась у отца Петра.

Настя понимала, что чувства султана к ней искренние. И его нежная улыбка, и пылкий взгляд, и почтительность, деликатность в обращении с ней, и разумные развлечения, цирковые представления, прогулки на ялике, книги – все свидетельствовало, что Сулейман действительно влюбился в юную украинку, которая вскоре должна была стать его женой.

– До сих пор я не знал, Роксолана, что такое счастье. Оно – не в завоевании государств, не в тысячах рабов, счастье мое – в твоих глазах, Роксолана, в тебе. Но мое счастье не будет полное, пока я не узнаю, что у тебя на душе. Чем помочь тебе, что гложет твое сердце, любимая? Почему такая грустная?

Она уже понимала турецкий язык и могла ответить Сулейману:

– Знает султан, что такое тоска по Родине? По родному селу? По Украине?

Нахмурился Сулейман. Закивал головой, вздохнул.

– На Троицу, в такой прекрасный Зеленый праздник, когда все село гуляло, радовалось, веселилось, когда так ласково светило солнце, залетели твои подданные. Разбойники, они убили моих отца и мать. Сожгли дом, храм, село. Вырезали невинных детей. Связали людей и со всем награбленным по-воровски бежали. Все это случилось каких-то восемь недель назад…

– Что я могу сделать, чтобы унять твою боль? – с горячностью воскликнул султан. – Как успокоить твое сердце? Скажи, Роксолана, и я исполню любую твою волю, твое желание – слово султана.

Настя не надеялась на такой разговор и на такую уступчивость султана, но обладая природным умом, воспитанная в образованной семье, не растерялась. После короткого раздумья девушка ответила:

– Я хочу, чтобы твои подданные, твои янычары больше не грабили мою Украину, мой родной край!

Султан встал, приложил руку к груди:

– Роксолана, даю слово султана, пока жив и пока мы с тобой вместе, ни один янычар не ступит на украинскую землю[3].

Эти слова он повторил трижды, и Настя повеселела, даже улыбнулась:

– Слово султана твердое?

Сулейман хлопнул в ладоши, крикнул слугам:

– Сераскера и великого визиря!

«Пока мы вместе», – повторила про себя Роксолана. – Дорого мне обойдется эта клятва. Теперь я не имею права убегать в Украину, потому что принесу с собой смерть моему краю. Но что значит моя жизнь и моя судьба по сравнению с судьбой Украины, с жизнью тысяч и тысяч украинцев? Неужели пришло то время, о котором говорил Максим из Канева, о чем просила мать перед смертью?..»

Вошли двое: чернобородый старый военный министр – сераскер, и могучий, как гора, прославленный полководец, великий визирь, не раз возглавлявший орды янычар в походах. У них за спиной стоял эфенди с гусиным пером.

– Я повелеваю, – сказал Сулейман, – чтобы мои храбрые воины смотрели лишь на три стороны света – на восток, запад и юг. И чтобы они забыли о севере. Ни один турок больше не ступит на землю Запорожской державы – Украины.

Сераскер уважительно склонил голову в знак полного согласия. Заскрипело перо эфенди. А великий визирь Ибрагим-паша стоял ошеломленный: вот уже год он старательно готовил большой поход в Украину. Он решил утереть нос хвастливому Мелик-Гирею и доказать мелким воришкам – крымчакам, что такое настоящее военное искусство. Наконец, у визиря с Украиной были давние счеты: Ибрагим-паша за всю свою жизнь в бесчисленных походах и битвах лишь дважды терпел поражение и оба раза – от казаков. Стыдно вспоминать, как он в последний раз, пять лет назад, вынужден был позорно бежать от запорожцев и едва не утонул из-за серебряной кольчуги в Дунае. Он собирался жестоко отомстить казакам, повести всю армию, и вот…

– Я это делаю, – стальным голосом произнес Сулейман, – ради украшения моего дворца и всей Порты – несравненной по красоте и мудрости Роксоланы.

Великий визирь знал, что перечить султану – это все равно, что умереть на его глазах. «Надо действовать иначе», – мелькнула мысль у Ибрагима. Склонил в поклоне тяжелую львиную голову перед Сулейманом и, придерживая позолоченную саблю – подарок султана – вышел.

Ибрагим в душе ненавидел мальчишество султана и был уверен, что могущество Порты держится на нем, Ибрагиме. Знал, что за ним последуют паши, беи, шейхи, которые ревностно придерживаются шариата и которым православная украинка во дворце султана очень не нравится.

Храбрый, коварный Ибрагим-паша весь вечер просидел в одиночестве со своими мыслями, обдумывая планы.

Он завоеватель, воин. Убивать людей, рубить головы – его профессия, любимое дело, без этого он не мог жить. Он мечтал утопить Украину в крови. Это должен быть кровавый поход, о котором рассказывали бы потом сотни, тысячи лет. И вот… надо победить главного врага, который неожиданно появился перед ним, – Роксолану.

Ибрагим решил перехитрить султана.

Уже и полночь прошла, а он все взвешивал, обдумывал свой коварный замысел…

Шептались по углам, оглядываясь, рассказывали друг другу прислоняя чалму к чалме: новая пленница очаровала султана. Конечно, все свободное время великий и могучий Сулейман проводит только с ней, Роксоланой. Султан будто бы забыл, что у него есть гарем, где ждут его ласки красивых женщин тридцати покоренных стран. А он – только рядом с Роксоланой.

– Да, она колдунья, – гудел султанский двор.

– У них в Украине[4] есть такое зелье…

– Конечно. Среди запорожцев тоже есть такие, которых стрела не берет.

Паши и шейхи обиженно шипели:

– Она упряма: креста не сняла с шеи.

– Султан теперь не будет воевать с богатой страной.

– Мы обеднеем.

– Неужели наместник Аллаха захочет жениться на неверной?

Шептали, но, как всегда, все падали перед султаном ниц, гнули спины и до смерти боялись его гневного взгляда. В итоге немилость царя царей – это и была смерть.

Всех поражала красота Насти, ее ум. За несколько недель она свободно овладела турецким языком, быстро научилась читать и писать. Шейхи только удивлялись.

Прошло еще полтора месяца, и новая весть поразила могучую Порту: Сулейман скрепил свою любовь к Роксолане высоким браком. Он предоставил ей титул великой султанши Стамбула. Никогда за всю историю Турции женщина еще занимала такого почетного места.

Слетела голова с паши, который тихонько высказал свое недовольство этим браком, а кто-то донес на ухо султану о крамольнике. Сплетни, болтовня в султанском дворе утихли. Зато все восхваляли красоту и ум великой султанши…

О ней заговорила Европа.

Настя почти всегда сопровождала султана на различных выставках, банкетах, приемах и имела возможность разговаривать с иностранцами. Всю Европу поразила весть, что султанша – пленница из Украины – разговаривает с послами на латыни.

Удивлению не было предела. Откуда бывшая пленница из Украины знает латынь? Дипломаты пожимали плечами: в Украине, говорят, умеют только пахать и воевать.

– Нет, – объясняла Настя-Роксолана, – в Украине в каждом селе есть школа, которую ведет священник или бывший писарь Войска Запорожского. Они и учат детей церковнославянскому и латинскому языкам.

Настя вздыхала, вспоминая, как отец Петр хвалил ее при родителях, удивлялся ее памяти и уму. «Она гетманом смогла бы стать «, – не раз повторял отец Петр. «Немного не угадал мой учитель, – вспоминала теперь Настя. – Я почти гетманша. А может, и больше «.

А европейские послы быстро разнесли весть о высокой культуре в Украине. Заговорили и о ней, о Роксолане.

«Для его величества султана, – писал посол Венеции в Стамбуле Доменико Травизано – Роксолана настолько желанная жена, что как только он ее узнал, не захотел брать никакую другую женщину. Так не поступал еще никто из его предшественников, потому что у турков есть обычай менять жен».

Французский дипломат отмечал: «У нее милый и скромный вид…»

Сам Сулейман Великолепный называл свою жену Хюррем – радостная. И действительно, она была особенно очаровательна, привлекательна, когда улыбалась или радовалась.

А улыбка все чаще появлялась на лице Насти: она радовалась тому, что понемногу укрощает султана. Ее радовала клятва Сулеймана о ненападении на Украину.

«Многим тысячам украинцам сохранит жизнь клятва Сулеймана, – думала Настя. – Как же расцветет, окрепнет моя Запорожская держава, когда на нее прекратит нападать Турция! Нет, сжигать дворец султана не стоит, лучше взять его как следует в свои руки. И следить за Ибрагимом. У него самая большая армия в мире. Чует мое сердце: Ибрагиму не нравится клятва Сулеймана. Надо следить, чтобы проклятый визирь не переубедил султана. Надо окружить визиря моими верными слугами…»

Но султан держал свое слово: вскоре он послал великого визиря с войском в поход на Восток.

Джулио Розати. «Турецкие наездники»

…Вечерами Настя читала. У нее появился еще один учитель древнегреческого языка. Очень быстро она овладела этим языком и могла читать в подлиннике Гомера. Этим очень гордился султан, хвастался перед всеми иностранными послами.

Почти ежедневно к ней заходил Иван Кочерга со своим сыном Али. Тогда Настя провожала евнухов и служанок прочь, и разговор с драгоманом и его сыном затягивался допоздна.

Иногда они переходили на шепот…

Нет, Настя не довольствовалась одной лишь клятвой султана. Она хотела большего. У нее было достаточно ума для этого.

Шли соревнования. Молодые наездники, конники султана демонстрировали свою ловкость, смелость, силу. На плацу, в тени большого белого шатра сидел Сулейман. Рядом с ним – Настя. Здесь же Хусейн-паша, беи, шейхи, паши, эфенди, послы.

Сильнее всех переживала Роксолана и драгоман Иван Кочерга: среди претендентов на золотой приз падишаха был и Али. Пока он шел впереди вместе с четырьмя молодыми. Но их ждал сюрприз: с султанской конюшни должны были вывести дикого коня – аргамака. Победит тот, кто дольше продержится на нем. Пока победителей не было – почти все погибали под копытами.

Но Али кое-что посоветовала сама султанша. Он садится последним. Перед тем как запрыгнуть в седло, глянет в глаза лошади – это обязательно. Затем похлопает ее по шее, скажет несколько слов. Все это должно помочь.

Вот уже закончили рубить лозу, скакать наперегонки. Лишь трое сумели перепрыгнуть большой ров с водой. Среди них – Али на чистокровном арабском жеребце, подаренному ему султаншей.

Конюхи подводят закованного в цепи дикого жеребца…

Летит на землю один всадник, второй. Замерли зрители.

Но вот подходит Али, похлопывает по шее жеребца, заглядывает в глаза и быстро вскакивает в седло. Спущенный c цепей конь сразу встает дыбом. Падает. Встает. Бросается в аллюр. Прыгает. Но сбросить наездника не может. Еще немного времени – и лошадь идет красивой рысью перед султаном. Затем – шагом. Али полностью управляет лошадью.

– Приз отдать этому воину – он достоин моего внимания! – Восклицает в восторге темпераментный Сулейман. Юноше преподносят позолоченную саблю с драгоценным эфесом.

– Сулейман, – обращается к султану Настя на латыни, – Али стоит того, чтобы его поставить начальником над другими воинами. Он покажет хороший пример, он научит своих янычар хорошо держаться в седле!

– Да, моя Хюррем, – говорит султан, – ты больше заботишься о мощи армии, чем мой глупый старик сераскер…

Напрягали слух паши и шейхи и никак не могли понять, о чем говорит султан с султаншей.

– Назначаю Али агой, – объявил Сулейман, и все почтительно склонили головы, хотя во взглядах многих – зависть: редко какому молодому воину удается сразу стать начальником над янычарами.

…А молодой ага с отцом все чаще посещал султаншу. И не напрасно.

Долго, слишком долго этим утром не выходил из спальни Роксоланы великий султан. Явился в свои покои веселый, радостный, возбужденный.

Только сел завтракать, как вбежал сераскер, все утро карауливший султана.

Упал на колени министр, затряслась его огромная черная борода.

– О, ве… ве… – не мог ничего произнести военный министр.

Веселый Сулейман понял, что сераскер хочет сообщить ему какую-то скверную новость.

– Чем хочет огорчить меня слуга в это волшебное утро, когда я узнал, что моя жена, великая султанша Роксолана-ханум, подарит мне ребенка? Говори, не запинайся, я выслушаю тебя.

– О тень Аллаха на земле! Этой ночью три галеры с рабами с оружием снялись и… ушли в море, на север. С ними сбежали более тысячи плененных. Почти все с Украины, есть и из Московии. Убиты около ста янычар – охранников и надзирателей. Прошу высокого разрешения отправить за ними погоню. Может, догоним…

Султан молчал. Наконец сказал:

– А когда бежали гребцы и рабы? В полночь? На рассвете?

– Никто не знает, повелитель Вселенной. Утром мне доложили. Очевидно – около полуночи, о сердце Вселенной.

– А что делал в это время мой сераскер?

Министр опустил голову.

– Ну?

– Спал, о улыбка Аллаха!

– Ага, спал! – перебил его султан. – Я давно заметил, что мой сераскер очень любит спать. Что же, надо это учесть и позаботиться, чтобы слуга спал дольше.

Султан кивнул охранникам, едва заметно провел ребром одной ладони по другой. Этого было достаточно. Хмурые крепкие охранники схватили своего министра, любое слово которого до последнего момента было для них законом, потащили во двор и там обезглавили.

Нет, любовь к Роксолане не сделала Сулеймана мягче к подчиненным. Он оставался тираном.

Глаза его горели яростным огнем, который погас мгновенно, как только в покои вошла Роксолана. Улыбающаяся, радостная она сказала, что хочет позавтракать вместе со своим дорогим мужем.

Султан велел подать изысканные блюда.

А Роксолана в душе праздновала большую победу. Больше месяца готовила она побег своих земляков. А этой ночью Али-ага вместе с отцом и другими пленными изрубили стражу, вывели из портовых подземелий рабов-невольников с Украины и Московии, вооружили их. Потом уничтожили стражу возле галер. А там их уже ждали, готовились, знали.

Еще никогда так быстро не мчались галеры по воде – гребцы уже не были рабами, и силы их удесятерились.

Не угнаться уже султанским янычарам за тремя галерами, которые режут волны Черного моря. Подняты паруса, и попутный ветер несет счастливых, возбужденных казаков к родным берегам, «в мир крещеный, в тихие воды, в ясные зори»…

В обществе любимой Роксоланы султан забыл о потере. А может, и не забыл, просто у него изменилось настроение. И понимал Сулейман: никто не догонит галер, на веслах которых сидят лучшие гребцы, бегущие в свой родной край, на свободу.

А они действительно быстро мчались по морю, поседевшие, почерневшие от солнца, ветра, тяжелой работы, горькой неволи, они весело болтали и вспоминали добрым словом Настю-султаншу, слава ей в веках.

Прошел год.

У Роксоланы радость: родился сын Селим. И рада Настя, но ей немного грустно: хороший мальчик, но… нет уже возврата в Украину. Не только клятва Сулеймана, но и сын приковал ее к чужбине. Впрочем, это же сын! Он вырастет… И такой будет, как Али. И тогда… О, тогда они могут вместе вернуться… Что ж, посмотрим.

Нянь много. Рабыни так и вьются подле молодой матери и ребенка. Только иногда замечтается Настя: ох, если бы это родная мама была со мной, и если бы я жила в своем Рогатине; родила бы сына Семену; приходили бы подруги, соседки, родственницы, приносили роженице и новорожденному подарки: «чтобы рос здоровый и счастливый», а затем устроили бы смотрины, крестины; а какие песни пели бы; и как красиво в церкви хор пел бы «многая лета». А в саду щебетали бы соловьи, и кукушка накуковала бы сыну долгие-долгие годы…

Замечтается Настя, потом оглянется: роскошные покои, ковры, золото, серебро, бархат, рабы… и все чужое. Но теперь есть утешение: маленький Селим. И еще: девятая галера недавно исчезла с Босфора. Почти все рабы – украинцы. Есть и белорусы, московиты. Они уже дома. Вспоминают ли там ее – султаншу? Турчанку.

Нет, не турчанка она. До самой смерти останется украинкой, дочерью рогатинского священника, славного рыцаря Запорожской Сечи. Не предаст она в душе ни веры, ни Украины, ни памяти родителей.

Бороться.

И есть с кем. Она уже немного знает о планах Ибрагима. Хитрый, старый пес. Надо ей быть настороже… И она изучает арабский язык, чтобы общаться с арабами – рабами великого визиря (он любил именно их). Она одаривает слуг, они должны все слышать и все видеть.

Настя готовилась.

Готовился и великий визирь.

Летели напряженные дни, месяцы…

А внешне все выглядело спокойно, размеренно.

Каждое утро служанка подвозила Роксолане тележку с едой. Сверкали позолоченные зарфы – блюдца для кофе, инкрустированные драгоценными камнями (каждый камень – знала Роксолана – стоит десять тысяч пиастров), серебряные мангалы – жаровни, фарфоровые блюда с позолоченными крышечками. Служанка крутила столик, а Настя выбирала блюда. Остаток отдавала слугам.

Затем – прогулка с маленьким Селимом по саду. Роскошный обед. Путешествие по морю на ялике – любимый отдых Насти. Приказала грести далеко в море. Потом час ялик качался на волнах, а Настя всматривалась в голубой горизонт, из-за которого выступали далекие неподвижные облака. Ей казалось, что это именно с Украины подул ветерок. Иногда она ощущала запахи мяты, любистка. Иногда она слышала кукушку… Чьи-то родные голоса… Тогда приказывала возвращаться. Как можно быстрее.

Вечером – книги. И арабский язык. Собственно, она приглашала рабов, и они по-простому учили султаншу: рассказывали сказки, легенды, сообщали новости.

Она знала, что при султанском дворе, в порту, среди янычарской стражи, на галерах очень много лазутчиков Ибрагима. Великий визирь хочет разоблачить, застать на горячем тех, кто устраивает побеги невольников на галерах. И все же недавно одиннадцатая за последнее время галера исчезла из стамбульского рейда, и через двое суток судно, как и все предыдущие, бросило якорь у самой Большой Хортицы и было сожжено беглецами-казаками.

Ибрагимовские подхалимы, следовательно, не помогли.

Их разоблачали, таинственным образом убивали, потому что они все были турки. А Настины верноподданные – арабы и негры. Да еще армяне, грузины и, конечно, свои – украинцы, которых почти не осталось в Стамбуле, – они бежали на свободу благодаря ей.

Правда, ей стало труднее устраивать побег на галерах, но Настя не отказывается от своих планов. Пусть злится Ибрагим, свирепствует. У него должно кончиться терпение. Этого и ждет Настя: он тогда начнет действовать грубо, опрометчиво – и она воспользуется этим. Идет тайная война.

Фабио Фабби. «Гаремные страсти»

Настя, опершись на бархатные голубые подушечки, полулежит в своей роскошной золотой беседке. Вокруг – цветы. В серебряных мелких вазах плещутся золотые рыбки. По золотым тонким решеткам прыгают вниз головами пестрые попугаи. В саду поют соловьи, напоминая Насте Украину и родительский сад…

Солнечные лучи пронизывают кусты цветущего жасмина, блуждают по персидским коврам, отражаются от золота в беседке, наполняя ее сказочным нежно-оранжевым светом, и Настя в нем кажется неземной богиней.

Перебирая бриллианты в шкатулке, султанша ждет венгерских послов. Месяц назад в этой беседке она принимала испанских послов. Испанцы, которым серьезно угрожала мощная Порта, искали покровительства у любимой жены Сулеймана. Так впервые в истории Турции султанша принимала дипломатов.

Золотая беседка – в султанском саду, в которую под страхом смерти запрещалось заходить мужчинам. Но Настя нарушила это правило: именно в золотую беседку пригласила испанских посланников и полчаса разговаривала с ними на латинском языке. А через три дня по ее наущению состоялся первый прием у султана. Испанского посла ввели под руки (чтобы случайно не бросился неверный на султана!) в покои Сулеймана. Внесли ценные подарки: кораллы, бриллианты, золотую статуэтку буйвола. Стоя, испанец красочными, пышными высказываниями восхвалял Сулеймана, просил милости и мира для Испании. Султан кратко поздравил посла и сказал, что дарит испанскому народу мир. Испанца, придерживая за руки, вывели. Прием закончился.

Так благодаря Насте Лисовской началась первая страница в истории турецкой дипломатии.

Это известие молниеносно облетело напуганную янычарами Европу. За неделю посланцы венецианских дожей принесли в золотую беседку девять серебряных ваз, наполненных зеркальной водой, в которой плескались красные рыбки. На серебряном подносе к ногам Роксоланы положили символическую золотую корону повелительницы и спасительницы Европы.

На другой день Настя говорила султану:

– Заря Аллаха, тебе надо оставить Венецию в покое. Этим ты покажешь миру свое великодушие… История прославит тебя.

Всемогущий завоеватель, тиран, повелитель тридцати государств послушно склонял голову перед своей мудрой Роксоланой и готовился принять послов Венеции.

Сегодня Настя принимает венгерских послов. Она хорошо понимает причину их посещения: только что турецкие янычары опустошили Венгрию, бросили ее к ногам Сулеймана Великого. В яростной битве у Могача погиб сам венгерский король Людовик I.

Теперь на престол Венгрии местная знать выдвинула храброго венгерского дворянина и полководца Яна Заполия, но неожиданно вмешалась Австрия, которая доказывала свое право на престол: покойный Людовик I был ставленником Вены. Австрийская знать без особых усилий сделала королем Венгрии своего вице-князя Фердинанда.

Яна Заполия скинули с престола. В обескровленной, ограбленной дотла стране начались распри между дворянами, возмущался и народ.

…Роксолана была уверена: к ней должны прийти именно сторонники Яна Заполия.

В прихожей беседки четыре гигантских евнуха-негра снимали уже сапоги с послов, мыли им ноги, окуривали душистым зельем. Наконец послы надели легкие сандалеты и вошли в волшебную беседку.

Шесть раз низко поклонились послы султанше, их было двое. Один – Настя снисходительно улыбнулась – знакомый уже ей венецианец: он взялся хлопотать за Венгрию, очевидно, потому что знал дорогу к золотой беседке. А второй – высокий, стройный, с лихими черными усиками, тонкими чертами лица, холодными серыми глазами. Что-то очень знакомое Насте. Он как раз и начал:

– Приветствую тебя, преславная и волшебная султанша, поздравляю от имени венгерского народа и короля нашего Яна Заполия и его жены Изабеллы…

Роксолане понравилось, что посол признает своим королем славного венгра Заполия. Она сама больше симпатизировала Яну Заполию, потому что понимала, в какие страшные лапы попадает венгерский крестьянин: будут брать турки, сдирать и свои господа, а тут еще и Австрия загребущую руку протягивает…

Настя пристально присмотрелась к послу. Наконец перебила, взволнованно воскликнула:

– Вы Эрнст Тынский? – Посол побледнел.