На руинах Тер-Микаэлян Галина
— Этого я действительно не знаю, но узнаю.
— Хорошо, господин Самсонов, будем считать, что мы договорились по всем пунктам. Честно сказать, я рад, что вы решили развивать свой бизнес в Советском Союзе — с теми средствами, что вы имеете, можно было бы вести спокойную жизнь где-нибудь на Западе.
Бровь Самсонова весело взлетела кверху.
— И оставить на съедение другим нашу великую страну? Ее еще лет тридцать будут рвать на части, и я хочу поиметь свой кусок. Вы ведь себе тоже чуток отщипнете, а?
Гориславский сдвинул было брови, чтобы собеседник понял недопустимость подобных шуток, но неожиданно махнул рукой и рассмеялся.
— Моя супруга прожужжала мне все уши, — весело сказал он, — уверяет, что минеральная вода, которую вы экспортируете, имеет омолаживающий эффект и оказывает успокаивающее действие. Раньше в комплексе ее можно было получить бесплатно, а теперь комплекс закрыт. Да и мне самому для моей печени…
— Я распоряжусь сегодня же доставить вам целый ящик с завода.
Выйдя из здания горисполкома, Самсонов сел в машину и по радиотелефону позвонил Тине.
— Милая, — ласково спросил он, — как у тебя дела?
— Укладываю вещи. Как вы с папой мне велели, буду сопровождать Доронина с молодой женой в Москву — мы вылетаем ночным рейсом. Как встреча с Гориславским — все прошло хорошо?
— Даже лучше, чем я ожидал.
— Поздравляю. Когда ты вернешься домой?
— Сейчас мне нужно ехать в Воронеж, до твоего отъезда мы уже не увидимся. На всякий случай целую, будь умницей. Постарайся в Москве хорошо провести время, развлекись — походи по театрам, по ресторанам.
— Спасибо, — в голосе молодой женщины слышалась легкая обида, но Самсонов решил не обращать на это внимания.
К приходу Тины Артем уже протрезвел, умылся и даже брызнул себе в рот дезодорантом, чтобы нейтрализовать запах перегара. Он бодро попрощался с дежурной, пожелавшей ему счастливого пути, сделал ей комплимент, и по всему было видно, что настроение у него прекрасное, а жирное пятно на новом отцовском костюме придавало его облику особую пикантность.
Когда они подъехали к перекрестку, Зойка неожиданно попросила Тину пересечь Дон не по улице Луначарского, а по Первомайской.
— Но от Первомайской до твоего дома намного дальше, зачем…
Артем прервал ее на полуслове:
— Пожалуйста, поезжай так, как просит Зоя, нам еще нужно заехать в одно место.
— В какое еще место? — поразилась Тина.
— У входа на кладбище припаркуй, ладно? — не отвечая на ее вопрос, попросила Зойка.
— Ты хочешь перед отъездом побывать на чьей-то могиле? Тогда раньше нужно было ехать, сейчас уже совсем темно.
Слова Тины повисли в воздухе. Поколебавшись, она все же проехала по Первомайской и притормозила на широкой площадке, где обычно парковали машины навещавшие могилы родственники усопших.
— Нет, не на могиле — просто нам с Артемом нужно навестить одного свидетеля, — весело проговорила Зойка. — Можешь пойти с нами, если очень хочешь. И Мишка пусть послушает, чего тут скрывать?
Доронин повернул к ней изумленное лицо.
— Ты что, хочешь, чтобы они пошли с нами?
— Ну и что? Пусть послушают, что у нас в городе делается. А Тина потом может своему папе все рассказать — он же у нее в милиции работает.
После столь загадочных слов уже никакая сила не могла бы заставить Тину остаться на месте. Заперев машину, она вместе с охранником Мишей последовала за Артемом и без умолку болтавшей Зойкой. Они пересекли Первомайскую улицу и, пройдя дворами, оказались у задней двери комплекса.
— Это же комплекс Тихомирова! — в голосе Тины слышалось нескрываемое удивление. Артем остановился, и ноздри его шевельнулись от любопытства.
— Тот самый Тихомиров, который исчез неизвестно куда?
— Ага, тот парень здесь работает, — Зойка указала на дверь и, чтобы скрыть охватившее ее напряжение, начала трещать, как из пулемета: — У них сейчас комплекс закрыт, но ему, этому парню, надо каждый день приходить, потому что он электричество проверяет, а если не проверит, то пожар может быть — замыкание и всякое разное.
Уже не слушая ее, Тина торопливо толкнула дверь и вошла, за ней последовали Доронин и охранник Миша. Коля, делавший вид, что возится с розеткой, повернул голову, на лице его было написано нарочитое недоумение.
— Колян, ты что ли? — радостно воскликнул вдруг Миша, шагнув в его сторону.
Коля немедленно его узнал — когда-то они вместе учились в институте и даже какое-то время жили в одной комнате в общежитии, но Михаила за неуспеваемость отчислили.
— Мишка! — он энергично встряхнул руку бывшему однокурснику. — Ты куда же пропал, чертяка? Ни слуху от тебя, ни духу.
— В армию забрали, служил в десантных войсках, а как демобилизовался, предложили в вашем городе в охране работать. А ты как?
Тина решила тактично прервать встречу приятелей:
— Ребята, я очень рада, что вы так удачно встретились, но нам просто скоро на самолет нужно, а потом у вас еще будет время пообщаться.
Артему было неприятно и непонятно, почему Зойка вдруг решила посвятить в подробности своего изнасилования Тину да еще и ее охранника. К тому же, при виде этого свидетеля с внешностью Алена Делона в душе его начал медленно закипать гнев.
— Вы могли бы сообщить мне кое-что, касающееся… гм… преступления, — сердито начал он.
— Преступления? Ах, да, я понимаю, о чем вы говорите, — Коля нахмурился, — я все расскажу, только пройдемте в соседнее помещение, там можно будет присесть, — он бросил короткий взгляд на Зою.
— Я здесь подожду, — поняв его взгляд, буркнула она.
Едва они вышли, как чья-то рука неожиданно обхватила ее сзади и крепко зажала рот, а перед глазами возникло сердитое лицо Васи.
— Тебе сказано было бежать домой? — сердито прошипел он и подтолкнул ее к выходу. — Быстро, чтобы духу твоего здесь не было!
Пока Зойка опрометью неслась на улицу Коминтерна, Коля привел Доронина и его спутников в сушильную комнату и оглянулся по сторонам, как бы в поисках стульев.
— Присаживайтесь в кресла — очень удобные, правда? Их только весной привезли из Франции, когда садишься, тебя словно любимый друг обнимает, — он сам ухмыльнулся своей шутке, — ты весь расслабляешься и восстанавливаешь силы, попробуйте сами. Французы умеют работать на клиента, ничего не скажешь!
— Давайте, приступим к делу, — раздраженно произнес Доронин.
Красавец-электрик раздражал его все сильней и сильней. Со слов Зойки он поначалу представлял себе свидетеля эдаким робким забитым мужланом, не умеющим связно построить свою речь, а тот держал себя, как великосветский денди, развлекающий гостей. И все же, несмотря на все свое раздражение Артем действительно чувствовал себя на удивление удобно в этом обволакивающем тело кресле. Да и у остальных прикосновение к мягкой коже вызвало сладкое желание расслабиться. Исчезло напряжение в затылке, приятная истома охватила плечи и утомленный за день позвоночный столб, локти сами по себе легли на теплый отполированный металл, а ладони плотно пристроились в уютных ложбинках на подлокотниках. Куда же еще им было деваться?
— Дверь только прикрою, ладно? — на лице Коли мелькнула ослепительная улыбка. — На всякий случай, знаете ли.
Заглянув в соседнее помещение, он незаметно кивнул Васе и плотно прикрыл дверь. Тина еще успела подумать:
«До чего же все-таки приятные кресла! Правильно сделал Леонид, что решил купить оборудование для салона во Франции — никто лучше французов не умеет так заботиться о женщинах».
Глава двадцать вторая
Спустя две недели после аварии Алексей Тихомиров окончательно пришел в себя. Он вполне осознавал, где находится, адекватно оценивал действительность, но абсолютно позабыл обо всем, что происходило с ним в прошлой жизни. Ему все время хотелось спать, и Тая, ежедневно приносившая свежую домашнюю еду, сидела рядом с ним, полусонным, и кормила с ложечки.
Вскоре в палату привезли нового пациента — алкоголика, получившего сотрясение мозга во время массовой драки. Он все время бредил, и крики его не прекращались ни днем, ни ночью, вызывая у Алексея мучительную головную боль. Тая заметила это и впервые в жизни, замирая от страха, решилась поспорить со взрослым уважаемым человеком — лечащим врачом Алексея.
— Я Лешу домой заберу, — робко, но твердо заявила она, зайдя в ординаторскую.
Доктор грыз сушки, запивая их горячим чаем и вертел стакан в руках, чтобы согреться — день выдался нелегкий, за окном гулял промозглый ветер, а батареи центрального отопления все еще оставались холодными. Посмотрев на Таю красными от утомления глазами, он недовольно поморщился.
— Ни в коем случае, его сейчас нельзя трогать. После такой травмы в стационаре до двух месяцев остаются.
— Он здесь еще хуже заболеет, — убежденно сказала она, — а таблетки я дома сама буду давать.
Врач сначала хотел возмутиться, потом передумал и устало махнул рукой.
— Пишите расписку.
До дома Таи доехали на такси, и в прохладной тишине ее старой квартиры с высокими потолками Алексей, блаженствуя на чистых простынях, восстанавливал силы. Окруженный нежной заботой любимой женщины, он почти все время спал, поднимаясь только чтобы поесть и сходить в туалет. После месяца целительного сна, память к нему неожиданно стала возвращаться — толчками. Вспышками возникали не связанные друг с другом эпизоды из прошлого, лица, фамилии, имена. Неожиданно припомнился собственный номер телефона. Рука сама потянулась к аппарату и начала крутить диск, но набор постоянно прерывается короткими гудками. Прибежавшая из кухни Тая увидела его расстроенное лицо.
— Лешенька, ты, может, что-то не так набираешь, — робко сказала она.
И тут же ее слова вызвали в мозгу вспышку нового воспоминания — код города! Он набрал код города, номер, и в трубке послышались долгие гудки. Алексей вдруг понял, что звонит к себе домой — кто же ему ответит, если хозяин в Москве? Коля… Брат Коля обещал периодически ночевать — вдруг какая-нибудь шпана захочет забраться в квартиру в отсутствие ее владельца. Неожиданно почувствовав сильную усталость, он выпустил из рук телефон и откинулся на подушку. Вошедшая Тая укрыла его пледом, потом подняла свисавшую до пола трубку и немного подержала у уха, слушая гудки.
— Не отвечает, — растерянно проговорила она, поглядев на Алексея, но тот уже крепко спал. Тая, осторожно вернула трубку на место и застенчиво констатировала: — Дома нет.
И она была права — дома Коле не сиделось. На следующий день после того, как было покончено с Тиной и ее приятелями, он все утро провел в комплексе — делал вид, что проверяет проводку и ждал Васю. Тот приехал в обеденный перерыв на своем «драндулете», увез «отходы» в цех утилизации и на прощание весело сказал:
— Сегодня-завтра меня не жди, теперь долго не увидимся — я взял отгулы, хочу с Зойкой побыть, а то ей одной скучно.
— Погоди, а реализовывать продукцию?
— Сам реализуешь, я тебе доверяю.
Оставшись один, Коля ощутил досаду и сам тому удивился — неужели его так бесит то, что Зойка теперь для него недоступна? Заглянувший ненадолго старик-сторож посудачил о погоде, потом вежливо поинтересовался:
— Когда открываться-то будем? Об Алексее Прокопьевиче неизвестно, когда вернется?
В глазах сторожа не было того жадного любопытства, с каким расспрашивали об Алексее все остальные, он был человек очень пожилой и малообразованный, привыкший за свою долгую жизнь, что начальство уезжает и приезжает, когда вздумается.
— Скоро вернется, — лаконично ответил Коля, — тогда и откроемся. Видите, я проводку в салоне проверяю, чтоб к его возвращению все фены работали, Лешка порядок любит.
— Выключатель в сауне надо проверить — я включил, а там не включилось, и искра прошла. В кафе одна лампочка в люстре сгорела, новую бы ввинтить.
— Проверю, дядя Егор, обязательно, — пообещал Коля, — все ввинчу, что надо.
Сторож дядя Егор, мало разбиравшийся в электричестве, еще немного повертелся, потом попросил:
— Я нынче пораньше уйду, Колюшка, ладно?
Голос его звучал немного виновато — все время, пока комплекс был закрыт, он получал свою прежнюю зарплату, хотя приходил на час-два, не больше.
— Да идите, конечно, дядя Егор, я тут до вечера провожусь.
— Двери все заперты, — обрадовано сообщил сторож, — только черный ход сам закроешь.
От нечего делать Коля решил установить дополнительное реле внутри стенного шкафа в салоне — чтобы можно было, не отходя в соседнее помещение, открыть дверцу и подать напряжение на кресла. Окончив возиться, он полюбовался своей работой, потом сложил инструменты, убрал мусор и позвонил Гале Ефремовой.
— Мясо нужно? Заходи.
Она прибежала спустя двадцать минут и позволила Коле делать с ней все, что ему хотелось. Лицо ее при этом сохраняло выражение обиженной жертвы, а тело трепетало от наслаждения. Когда Коля разворачивал ее и ставил в разные позы на широком столе в косметическом кабинете, она жмурилась и со стоном лепетала:
— Ой, как стыдно! Что ж ты меня заставляешь делать!
— А муж тебя по-другому трахает?
— Ой, что ты такое говоришь! Мы же с ним в это время в постели лежим!
Когда Коля, выдохшись, выпустил Галю, из груди ее вырвался вздох сожаления.
— Ладно, одевайся, — грубовато сказал он, — шлепнув по аппетитно выпяченной ягодице.
Галя с грустным видом привела себя в порядок, но, получив в благодарность за труды крупный кусок ляжки, прежде принадлежавшей Тине Валевской, домой уходить не захотела, а поинтересовалась:
— У тебя еще много мяса? Можно, я Рае Горюновой позвоню?
Прибежала Горюнова, за ней примчались еще три клиентки Алексея Прокопьевича, потом подошли следующие. Галя домой не пошла — с деловым видом и сияющими глазами она вертелась тут же, помогая Коле взвешивать мясо. Часам к одиннадцати вечера морозильники опустели. Последний кусок получила Мария Егоровна Голубкова — та самая приятельница Агафьи Тимофеевны, с которой несчастная старушка коротала долгие часы в очередях и митинговала в последний день своей жизни.
Клиенткой Алексея Голубкова не была, поскольку жидкие волосы ей обычно подстригала дочь Катя — та, самая, что когда-то училась в школе с Галей Ефремовой и не смогла столь удачно выйти замуж. Однако, возвращаясь с ночной смены, Мария Егоровна случайно столкнулась Раисой Горюновой, и та на радостях поведала ей о привалившей удаче:
— В салоне дают. Только не говорите, что это я вам сказала, ладно? Это Алексей Прокопьевич просил, чтобы, пока его не будет, если привезут, то немного оставили бы его старым клиентам. Его брат продает, вы его знаете? Колей зовут.
— Брат? — Мария Егоровна недовольно сморщила нос. — Знаю, конечно, он с Агафьей Тимофеевной в одной квартире живет, я его видела, когда к ней заходила. Жуткий хулиган!
«Жуткий хулиган» Коля как раз в это время достаточно грубо говорил Гале Ефремовой:
— Иди домой, а то муж ругаться будет.
— Тактам еще кусочек мяса остался. Можно, я его возьму?
Глаза ее маслянисто блестели из-под скромно опущенных ресниц, на лице вновь появилось выражение беззащитной жертвы.
«Красивая сучка, — подумал Коля, — и хочет, ишь, как льнет, даже без трусов сегодня явилась, а на улице-то прохладно. Но до Зойки ей, конечно, далеко. Что ж, пока приходится обходиться этой».
Усмехнувшись, он сказал:
— Ладно, повернись задом.
Поспешно выполнив его приказание, она задрала юбку и начала постанывать еще до того, как ее взяли. На этот раз им пришлось закончить все относительно быстро, потому что у входа послышались шаги. Мария Егоровна, пыхтя под тяжестью своих ста с лишним килограммов, ввалилась в салон как раз в тот момент, когда Коля застегивал брюки. Галя успела спрыгнуть со стола, но острые глаза Марии Егоровны уперлись в завернувшийся подол ее юбчонки. Тем не менее, она сделала вид, будто ничего не заметила, и сладким голосом пропела:
— Здравствуйте, Коленька. Говорят, у вас мясца можно приобрести. Вы уж не откажите в такой милости, я вам по гроб жизни благодарна буду. Здравствуй, Галюша. Тоже за мясом?
Гале их встреча здесь при столь сомнительных обстоятельствах была в высшей степени неприятна. Она зарделась, торопливо оправила юбку и от смущения не стала возражать, когда Коля развязно сказал:
— Один кусок остался, но у нас мясо импортное, по три двадцать.
Взгляд его, устремленный на Галю, светился откровенно ехидной насмешкой. Покорившись судьбе, она пробормотала что-то невнятное, подхватила свой пакет и побрела домой, оставив Колю продавать Марии Егоровне последний кусок мяса по три рубля двадцать копеек за килограмм. Тот самый кусок, который, как считала Галя, только что был ею честно заработан. В душе ее таилась горькая обида, тело томила сладкая истома.
А тем временем толстуха Мария Егоровна, млея от счастья, укладывала свое мясо в кошелку и тараторила:
— Ох, спасибочки, а то уж сколько времени на одной картошке сидим! Как там Агафья Тимофеевна наша поживает, уже с месяц ее в магазинах не вижу. Не болеет?
— Не…знаю, — растерявшись от неожиданности, Коля забубнил что-то невнятное, но Мария Егоровна принадлежала к той породе людей, что почти все время говорят и никогда не слушают собеседника.
— Передай ей, что соберусь с силами, забегу к ней на днях.
Упаковав, наконец, кошелку, она сунула в нее же кошелек, откуда доставала деньги, чтобы расплатиться за мясо, и отправилась домой, забыв на стуле свою сумочку. Настроение у Марии Егоровны было прекрасным, потому что нынче ей не только удалось раздобыть мяса, но и выпала ни с чем не сравнимая удача — ведь именно она застукала красотку Ефремову с братцем Тихомирова на месте преступления. Ишь, скромницу из себя строила, перед Катькой нос задирала — я, де, мужняя жена. Хороша мужняя жена! Тут и сомнений не может быть, каждый дурак понимает, чем занимались мужик с бабой, если он торопится застегнуть ширинку, а она оправляет задранную юбчонку. Галкину свекровь нужно будет носом ткнуть, чтобы не похвалялась перед всеми своим удачливым сыночком и невестушкой-красавицей.
В следующий раз, когда Алексей Тихомиров очнулся от сна, в памяти его всплыли недавние события его прошлой жизни, в частности, разговор с Самсоновым и визит к его детям. Припомнился ужасный рассказ Толика о гибели Дианки, и тут же толчком в голове возник номер телефона. Он потянул к себе телефонный аппарат и дрожащей рукой начал крутить диск, не забыв набрать код города.
— Можно мне поговорить с Леонидом Аркадьевичем?
Голос секретарши был ему хорошо знаком, но имя ее выветрилось из памяти.
— Леонид Аркадьевич сейчас на совещании, кто его спрашивает? — вежливо ответила она.
К своему ужасу Алексей, понял, что и свою собственную фамилию напрочь забыл, поэтому он лишь растерянно промямлил:
— Я… извините, я не помню. Я… перезвоню.
И повесил трубку. Секретарша сидела в полном недоумении — ей тоже голос показался знакомым, но звучал так слабо и болезненно, что она не смогла сразу вспомнить, кому он принадлежит. А когда вспомнила, то ахнула и бросилась в кабинет босса.
— Леонид Аркадьевич, Тихомиров только что звонил!
— Что?!
Самсонов и сидевший напротив него Володин так и подскочили на месте.
— Почему вы меня не позвали?!
— Он так странно говорил — как будто больной. Я сказала, что у вас совещание, и он сразу повесил трубку, а я посидела немного и вспомнила голос. Он перезвонит, сказал.
— Хорошо, когда он опять позвонит, сразу соединяй — хоть я дома буду, хоть в машине.
Секретарша вышла, а Володин, покачав головой, заметил:
— Так значит, Тихомиров жив и не арестован.
Они переглянулись, Самсонов задумчиво сказал:
— Конечно, сначала, я обязательно должен с ним поговорить, но раз он жив и свободен, а Баяндин снял свои обвинения, и московский корреспондент взят под контроль, комплекс может начать работу. Приурочим его открытие после ремонта, скажем, к семьдесят четвертой годовщине Октября, как вы считаете?
Володин кивнул.
— Разумеется. Тем более, что кто-то из наших конкурентов уже пытается использовать комплекс в своих целях.
Самсонов был поражен.
— В первый раз слышу, — возразил он, — откуда такая информация?
— Я сам получил ее только сегодня и еще не успел вам сообщить — какая-то фирма реализует через комплекс импортную мясную продукцию. Причем, уже не в первый раз.
— Откуда вам это стало известно?
— Мой человек узнал совершенно случайно — проболталась на работе одна из сменных шлифовальщиц, некто Голубкова. Причем, поставлено у них все очень ловко — подвозят мясо малыми партиями, потом обзванивают клиентов и где-то за два-три часа все полностью продают. У меня даже возникло подозрение, что к этому причастен и старший Тихомиров с его странным исчезновением.
Бровь Самсонова удивленно взлетела кверху.
— Алексей? Вряд ли это может быть, откуда у вас такое подозрение?
— Откуда? — Володин вдруг раскипятился. — Да оттуда! Мы ведь, вы же помните, решили, пока комплекс закрыт, оставить только двух сотрудников — сторожа и электрика.
— Да, конечно, помещение нельзя оставить без охраны, а за электропроводкой надо постоянно следить — замыкание нам обойдется дороже.
— Так вот, Николай, младший брат Тихомирова, работает на комплексе электриком и помогает им продавать продукцию.
Обдумывая услышанное, Самсонов какое-то время постукивал ногтем по столу, потом отрицательно покачал головой.
— Вряд ли к этому причастен Алексей. Скорей всего, они решили использовать электрика, поскольку кроме него сейчас в помещении никого нет. Кто доставляет мясо?
— В том-то и дело, что неизвестно. Я пока ничего не предпринимал — решил сначала посоветоваться с вами.
— Возможно, они реализуют в городе товар не только через комплекс, — задумчиво проговорил Самсонов, — но почему они не везут мясо на рынок?
— Боятся местных рэкетиров, — предположил Володин.
— Какие рэкетиры! Население так возбуждено, что и милиционеров не подпустят к торговой точке, если те, скажем, захотят проверить у продавцов документы, не то что рэкетиров! При нынешнем дефиците и дня не потребуется, чтобы все реализовать. Возможно, товар «левый», у них нет ни накладных, ни разрешения санэпидстанции.
— Так что вы предлагаете? Взяться за электрика?
— Какой толк? — Самсонов пожал плечами. — Скорей всего, его просто используют, вряд ли он знает что-то конкретное. Нет, я дам распоряжение Шалимову и его людям — пусть возьмут все здание под наблюдение и проследят за теми, кто подвозит туда мясо. Когда будем иметь информацию, тогда и решим, что делать. Ладно, это мелочи, вернемся к основным проблемам.
И они продолжили обсуждать свои дела. Володин уехал спустя полтора часа, Самсонов отпустил секретаршу на обед, и сразу после этого позвонил Алексей Тихомиров. Самсонов сразу узнал этот голос, звучавший, как голос тяжело больного человека.
— Алексей, откуда вы звоните? Вы в порядке?
— Я… из Москвы, я…я болен, авария. Только сейчас вспомнил — Диана. Она погибла, вы должны приехать.
— Что?! — крик страдания вырвался из груди Самсонова. — Дианка?! Нет!
— Она… погибла… в январе. Я шел… сказать вам, меня… сбила машина, я только сейчас… Вы должны приехать.
— Адрес, где вы?
— Тая, — засыпая, прошептал Алексей и передал подбежавшей Тае трубку, — адрес свой человеку продиктуй.
Спал он на этот раз не так долго, а проснувшись, вновь попробовал набрать свой домашний номер, и опять ему ответили долгие короткие гудки — Коля, хоть и ночевал теперь постоянно в квартире брата, но с утра в этот день ушел в комплекс. Работы особой у него не было, но сидеть дома и думать, что Зойка, может, в этот самый момент с его приятелем в его собственной комнате…
Тоскливые мысли Коли прервал стук в заднюю дверь. Он открыл и тут же был отброшен к стене мощным ударом кулака.
— Гад, сволочь!
Грозный и неумолимый Ваня Ефремов стоял над ним, истово сжимая кулаки. Мощным пинком он вновь сбил с ног попытавшегося было подняться Колю.
— Погоди, ты что, спятил? — осторожно отползая от противника, в отчаянии возопил Тихомиров-младший. — Да она сама мне на шею повесилась!
— Врешь! — оскорбленный муж снова попытался настигнуть своего супостата пинком, но тот уже оценил ситуацию и сумел ловко увернуться. Удар ногой пришелся в стену и был настолько силен, что послышался громкий хруст. — Черт! — Застонав от боли и злости, Ваня схватился за поврежденную ногу и завертелся на месте.
Увидев, что противник на время выведен из строя, Коля почувствовал себя уверенней.
— Да ладно тебе, чего не бывает, — нагловатым тоном сказал он, стараясь на всякий случай держаться подальше от Вани.
Тот, прихрамывая, двинулся следом и пригрозил:
— Убью, паразита!
Однако боль в ноге сделала его голос не столь грозным. Коля начал пятиться, Ваня, хромая, на него наступал, и так они добрались до салона. Здесь боль в ноге у Вани стала невыносимой, и он, с трудом добравшись до кресла, плюхнулся в него всей своей тяжестью. В пальцах стопы у него болезненно дергало — явно удар о стену повредил какую-то косточку. Поняв, что враг уже не опасен, Коля миролюбиво заметил:
— Если хочешь, мы все обсудим, как мужчина с мужчиной, но шуметь зачем?
— Она плачет, говорит, что ты ее принудил, — огрызнулся Ваня, покачивая в воздухе травмированной ногой, чтобы облегчить страдание.
— Изнасиловал что ли? — насмешливо фыркнул Коля.
— Обещал мяса дать!
— Ну и что ты возникаешь? Мясо не понравилось?
— Скотина!
— Нет, правда — она мне дала, и я ей дал, все честно. Ну и что ты орешь, хочешь, чтобы весь город знал?
В голосе Коли слышалась чуть ли не дружеская укоризна, и Ваня Ефремов сдавленно простонал:
— Да я Голубковой башку оторву, если кому еще хоть слово вякнет, я ей это уже сказал. А вот тебя однозначно убью.
— Ладно тебе!
— Покоя тебе больше не будет, это точно! — пообещал Ваня, и глаза его зловеще блеснули.
Вскочив с кресла, он подпрыгнул на одной ноге и мертвой хваткой вцепился Коле в горло. Тот не ожидал нападения и не успел отскочить. В глазах у него начало темнеть, дыхание остановилось, и в отчаянной попытке высвободиться он изо всех сил стукнул каблуком ботинка по поврежденной ноге Ефремова. Тот охнул и ослабил хватку. Вдохнув воздуха, Коля пнул его снова, потом резким ударом под дых сшиб с ног.
Ваня Ефремов, белый от боли сидел на полу, закрыв глаза и подтянув к себе больную ногу. Подхватив подмышки бессильно обмякшее тело, Коля отволок его к креслу, поднял и усадил поудобнее, уложил ладони на подлокотник. Голова Вани откинулась назад, он немного сполз вбок, но это уже не имело значения — торопливо открыв настенный шкафчик, Коля потянул на себя ручку рубильника.
Ближе к вечеру, когда Алексей Тихомиров очнулся от сна, в комнате стояли сумерки.
— Таюша, — слабым голосом позвал он.
— Проснулся, Лешенька? — войдя в комнату, она щелкнула выключателем и поправила ему подушку. — А к тебе гость. Садитесь, пожалуйста, — с робкой улыбкой она хотела подать Самсонову стул, но тот ее поспешно отстранил.
— Что вы, я сам, — он придвинул стул ближе к кровати Алексея и, дождавшись, пока Тая, переваливаясь, выйдет из комнаты, торопливо проговорил: — Тая мне уже рассказала про аварию, я смотрел выписку из истории болезни — ничего, мы поставим вас на ноги.
— Диана, ваша дочь…
— Не волнуйтесь, говорите медленно. Отдыхайте.
Самсонов хмуро слушал сбивчивый рассказ — после звонка Тихомирова он уже успел навести справки и знал, что дочь его погибла, а теперь слушал о том, что неизвестно было никому, кроме Алексея.
— Вам надо поговорит с Толей, они ведь не знают. Вы — последний, кто ее видел живой, вы должны рассказать. Ваша жена… тяжело больна.
Глаза Алексея уже закрывались от утомления, но он еще пытался говорить. Самсонов мягко дотронулся до его руки.
— Все, отдохните. Спасибо, дальше я буду заниматься этим сам, поспите немного.
В маленьком коттедже на юго-западе Москвы, где он всегда останавливался по приезде в столицу, его ждал оперативник, еще раз доложивший обо всех подробностях следствия. Это был надежный человек, много лет служивший в органах и вот уже два года работавший на Самсонова, но ничего помимо официальной версии он сообщить не мог.
— Я понял, — лицо Самсонова было непроницаемо спокойным, — благодарю.
— Это все, что мне удалось выяснить. Теперь у меня встречный вопрос: три дня назад вы и подполковник Авдиенко просили меня оказать содействие Тине Валевской, если она меня об этом попросит. Я ждал, но она так и не позвонила. Кроме того, она так и не появилась на той квартире, где ее ждали.
— У нее в Москве много друзей, она могла поехать к кому-то из них. Что ж, раз не позвонила, значит, обошлась своими силами. Ни мне, ни отцу она тоже пока не звонила — обещала связаться дня через три-четыре.
— Тогда все в порядке. Чем я еще могу вам служить?
— Мне нужно срочно встретиться с Анатолием Сухановым, мужем Елизаветы Лузгиной. Устройте мне эту встречу, но так, чтобы никто больше о ней не знал.
— Хорошо.
Реально все оказалось не столь занимательно, как представляла себе Мария Егоровна. Следующим утром она по дороге на работу встретила знакомую и тут же с ходу со скорбным видом сообщила ей о неприглядном поведении Гали Ефремовой. Больше ей до обеда никому рассказать столь интересную новость не удалось, потому что во время работы в цеху был мастер, а он болтовни в рабочее время не терпел. Однако утренняя знакомая была близкой подругой свекрови Гали, и едва начался перерыв, как к Марье Егоровне подошел Ваня Ефремов, работавший в соседнем цеху. Отведя ее в сторону, он гневно сказал:
— Мария Егоровна, я вас уважаю, как пожилую женщину, — он намеренно сделал ударение на слово «пожилую», — но если вы еще кому-нибудь станете рассказывать гадости про мою жену, то я ни на что не посмотрю, вам понятно? Вы меня знаете, я за Галю и в тюрьму пойду, не побоюсь.
Перепуганная насмерть Мария Егоровна кивнула. Всем известно было, что Ефремов, парень от природы горячий, безумно любит свою красавицу жену и за нее любому готов свернуть шею. Однажды он так избил заигрывавшего с Галей на улице мужчину, что тот оказался в больнице, и потом Ване пришлось иметь дело со следователем. К счастью, с потерпевшим удалось договориться, и дело замяли. Поэтому в течение всего рабочего дня Мария Егоровна была грустна и молчалива, а вечером, выходя с завода с группой работниц, с опаской оглядывалась — а ну как встретит ее Ванюша где-нибудь за углом.
Однако вскоре ей стало легче, потому что кто-то в разговоре упомянул, что Ефремов еще в обеденный перерыв отпросился и ушел домой — вроде бы позвонили, что ребенок заболел. Она тут же успокоилась и в душе даже позлорадствовала — ясно, что не ребенок заболел, а побежал отношения с женой выяснять.
Тем не менее, помня грозное предупреждение Вани, Мария Егоровна не решилась посудачить на эту пикантную тему ни с кем из приятельниц, а новость жгла ее и томила, рвалась наружу. И вот, проходя по улице Коминтерна мимо дома Агафьи Тимофеевны Кислицыной, она неожиданно для себя решила навестить старушку. Прежде всего, конечно, потому что Агафья Тимофеевна человек старый и одинокий, мало ли что — давно ее никто не видел. Ну, а кроме того, с ней можно откровенно обо всем поболтать, на заводе она уже не работает — лет десять, как на пенсии. Однако всех заводских знает наперечет и новость про невестку Ефремовой ее очень даже заинтересует.