На руинах Тер-Микаэлян Галина
— Не курим, — хмуро буркнул Коля и неожиданно получил такой удар под дых, что согнулся пополам, хватая ртом воздух.
Бандиты действовали слаженно и профессионально — трое из них в свое время прошли хорошую выучку в Афганистане. Сэм вырубил Васю коротким ударом ребра ладони по затылку, а на Зойку набросили башлык и плотно обмотали вокруг ее головы. Скрутив задыхавшегося Колю и обездвиженного Васю, бандиты втолкнули обоих в машину. Васю бросили на пол, Коля же, почуяв лезвие ножа у своего горла, мгновенно притих и покорно сидел, оставив всякие мысли о сопротивлении. С Зойкой, однако, им пришлось повозиться — отчаянно брыкаясь, она ловко изворачивалась и ухитрилась больно врезать Рафику каблуком по коленной чашечке.
— Придушу, сука!
В ярости он ее действительно чуть не придушил — остановил страх перед братом, который, отправляя на задание, запретил прибегать к крайним мерам. Наконец Зойку запихали в машину, после этого Сэм торопливо подобрал раскиданные на земле вещи пленников и швырнул их в багажник. Автомобиль рванул с места, Зойка, ничего не видевшая из-за наброшенного на голову башлыка, стиснутая на заднем сидении между связанным Колей и Рафиком, с ужасом чувствовала, что под ногами у нее что-то шевелится и жалобно стонет. Под закрывавшей голову плотной тканью дышать было трудно, но, все же, она учуяла запах воды и поняла, что автомобиль движется по мосту, пересекая Дон. Потом под колесами затрещало, зашуршало, и в ноздри ее проник аромат осеннего леса.
Около полудня следующего дня оперативник Богданов докладывал майору о результатах проделанной им работы.
— Володин уверяет, что на днях его кооператив возобновит поставки мясопродуктов городу для отоваривания талонов, сейчас же пока свежее мясо можно изредка приобрести только на городском рынке от трех с половиной до четырех рублей за килограмм. Цены, конечно, аховые, но разбирают мгновенно, в пять все торговые точки уже закрыты, так что поздно вечером там никак не купить.
— Так я и полагал, — задумчиво проговорил Корнилов.
— Честно говоря, товарищ майор, мне показалось, что он немного запинался, когда говорил, так что возможно и врет.
— Может и врет, но доказательств у нас нет, «показалось» к делу не пришьешь, придется поверить ему на слово. Ладно, что-нибудь интересное вытянул из Голубкова?
— Даже очень! Прежде он этого не рассказал — считал не относящимся к делу. Голубкова накануне поздно вечером действительно купила мясо. И даже пожарила котлеты. Голубков уверяет, что котлеты имели странный привкус, хотя он их и съел.
— Странный привкус? Гм. Если Володин не врет, и это не его мясо, то…
Богданов сразу понял мысль майора.
— Да, я тоже подумал — кто-то сбывает мясо без разрешения санэпидстанции. Там ведь может быть что угодно — павшие животные, мясо собак, некоторые даже крыс ловят и за кролика выдают. Не дай бог!
— При нынешнем дефиците это запросто, — вздохнул майор Корнилов, — с кем-то договорились, привезли товар, народ налетел и вмиг все расхватал. Но Володин в любом случае должен был заметить конкурента, даже если не он поставлял это мясо.
— Вот то-то и оно, товарищ майор! Жаль, что у мужа Голубковой ничего не осталось для экспертизы — котлеты он съел, посуду жена сразу вымыла, она грязной не терпела, кости выкинула, так что о качестве мяса пока ничего сказать нельзя. Но ведь мы начали плясать оттого, что Голубкова застала Галину Ефремову с мужчиной в недвусмысленных позах, когда покупала мясо. Поэтому я решил еще раз допросить Ефремову. Поднажал, она разрыдалась и, в конце концов, созналась — оказывается, мясо привозили на склад комплекса, и продавал его брат директора комплекса Николай Тихомиров. Галине Ефремовой он несколько раз предлагал мясо в обмен на… интимные услуги. Она клялась, что согласилась только ради детей и мужа — ей, дескать, нечем было их кормить, — под конец так разошлась, что потребовала привлечь Тихомирова-младшего за изнасилование. Однако, когда я начал расспрашивать о муже, снова увяла — сообщила, что в день своего исчезновения он в обеденное время прибежал с завода и был сам не свой, потому что обо всем узнал. Галина так испугалась, что созналась ему в своей мясной эпопее, и Ефремов, как она считает, бросился выяснять отношения с Николаем Тихомировым. После этого его никто не видел.
Выслушав оперативника, майор Корнилов глубоко задумался. Две ниточки вели к Николаю Тихомирову и комплексу. Может, и три — машина Тины Валевской была найдена у ворот кладбища, а это не так далеко от комплекса. Сомнительно, конечно, чтобы дочь Авдиенко перед отъездом в Москву решила купить у Тихомирова мясо, но отбрасывать пока ничего нельзя.
— Что представляет из себя этот Николай Тихомиров? — спросил он.
— Двадцать четыре года, неженат, несудимый. Окончил Воронежский политехнический институт, после открытия комплекса брат устроил его у себя инженером-электриком. Проживает на улице Коминтерна в коммунальной квартире. Соседка-пенсионерка Кислицына несколько раз писала в милицию заявления — жаловалась на беспорядок, учиняемый Тихомировым и его гостями. К жалобам участковый особенно серьезно не относился — ясно, что молодой парень и старуха в одной квартире не уживутся. Тем не менее, квартиру поставили на учет. Кстати, муж Голубковой рассказал занятную вещь. Оказывается, в день своего исчезновения его жена заходила навестить Кислицыну — они когда-то вместе работали. У Тихомирова-младшего в квартире были гости, и одна девица заявила, что старуху Кислицыну арестовала милиция — дверь ее комнаты, по словам Голубковой, была опечатана.
Корнилов автоматически отметил про себя еще одну ниточку — пенсионерка Кислицына. Которую, якобы, арестовали.
— Что за бред, — поморщившись, сказал он, — старуха арестована? Кем? Нюхом чувствую, тут много загадок, и нам стоит побывать в этой квартире, а Николая Тихомирова следует задержать, у нас он разговорится.
— Нам нечего ему предъявить, товарищ майор, если его просто так задержать, городские демократы опять поднимут вой. Тем более, что у Алексея Тихомирова, его брата, хорошие отношения с Самсоновым.
— Почему же нечего предъявить? — усмехнулся Корнилов. — У тебя, Шурик, есть протокол допроса гражданки Ефремовой, где она требует привлечь его за изнасилование. Разумеется, тут нам ничего не обломится, но для задержания сойдет. Пусть ночь посидит в КПЗ, а утром вызови, изобрази мужское сочувствие — наговорила, мол, дура-баба, а тебе приходится разбираться. Прочитай дословно выдержку из ее допроса — будто он давал ей мясо, вынуждая вступать с ним в интимные отношения. Он, естественно, начнет оправдываться — Ефремова, дескать, сама это предложила, чтобы за мясо не платить. Ты кивнешь, скажешь, что все ясно, как божий день, мимоходом только попросишь для протокола уточнить, про какое, собственно, мясо идет речь. Естественно, он, чтобы побыстрее выбраться из кутузки, тут же сдаст поставщика.
Богданов, искренне восхищенный ходом мысли майора Корнилова, не смог удержаться от почтительного комплимента.
— Гениально мыслите, товарищ майор! Слушаюсь, сегодня же его задержим.
Однако задержать Тихомирова-младшего не удалось. В квартире по месту его прописки дверь милиции никто не открыл. Оставив наряд дожидаться слесаря из домоуправления, чтобы вскрыть квартиру, поехали в комплекс, но на работе Николая тоже не было. Старик-сторож сообщил, что Тихомиров бывает здесь не каждый день, и живет теперь не у себя, а в квартире старшего брата.
Отправились домой к Тихомирову-старшему. Соседка по лестничной площадке, у которой Алексей обычно оставлял запасной ключ, открыла пустую квартиру и припомнила, что накануне Коля вроде как не появлялся — он имел плохую привычку, уходя и приходя, громко хлопать дверью, а нынче ночью и утром было тихо.
— Наверное, у себя на Коминтерна заночевал, — голос ее звучал довольно сухо, и по тону было ясно, что особой любви она к Коле не испытывает, но при милиции не хочет говорить о нем плохо из уважения к его старшему брату.
Когда вернулись на Коминтерна, как раз подошел слесарь. Пригласив двух соседок понятыми, вскрыли дверь и вошли в квартиру — никого. Один из милиционеров в недоумении покрутил в руках «печать» Зойки, сорванную с двери Агафьи Тимофеевны, и передал Богданову. Тот пожал плечами.
— Похоже, кто-то решил порезвиться. Когда вы в последний раз видели Кислицыну? — спросил он у соседок. Те начали припоминать, путаться, заспорили меж собой.
— С неделю, наверное.
— Какое неделю, почти два месяца уже!
— Меньше, я, когда ГКЧП было, к ней за солью забегала.
— Ну, так и посчитай, сколько прошло! Я точно помню: пятого сентября хотела у нее противень одолжить, когда у Мишки моего день рождения был, а мужик, что здесь жил, сказал, что Агафья к родственнице уехала.
— Стоп! — перебил их внимательно следивший за этим спором Богданов. — Какой еще мужик, Николай Тихомиров?
Соседки переглянулись и, перебивая друг друга, вновь затараторили:
— Так Колька же жил у брата, а комнату, говорят, сдавал.
— Да не сдавал, его приятель Васька Щербинин с мясокомбината тут бесплатно жил — у него жена инвалид.
— Да откуда ты знаешь, что бесплатно? Сейчас все боятся, что за нетрудовые доходы квартиру отберут, сдают, а всем говорят, что родню пустили.
— Погодите, — вновь прервал их Корнилов, — а чем болела жена этого приятеля — ну, которая, вы говорите, инвалид?
Женщина в недоумении посмотрели друг на друга, и обе одновременно пожали плечами.
— Да ее и не видел никто.
— Никогда из дома не выходила.
— Лариса Быстрова с третьего этажа сказала, что инвалид, потому не выходит.
— Нет, это Варька Кошелева сказала.
Махнув рукой, Богданов вежливо поблагодарил их и отпустил. Пока шел обыск, он отвел в сторону участкового.
— А вы-то в курсе, что происходило в квартире? Квартира ведь стоит на учете.
Участковый вытянулся по швам и захлопал белесыми ресницами.
— Так точно. У нас от Кислицыной давно сигналов не было, мы решили, что у них притихло вроде как, — отрапортовал он, — но я постоянно мимо квартиры прохожу — приглядываю. Раньше-то да, раньше и другие соседи подтверждали, что к Тихомирову разные личности ходят, одну даже опознали, на особом учете состоит. Только тут ведь ничего не поделаешь, в гости к себе человек волен кого угодно приглашать, у нас демократия.
— А что за личность, которая состоит на учете?
— Эта, как ее, Парамонова Зоя — она у него постоянно торчала. Но теперь все тихо, никто не ходит.
От слов его Богданов едва не подскочил на месте.
— Парамонова? — сделанным равнодушием переспросил он. — Постоянно? Гм. А у Тихомирова губа не дура, Парамонова — очень дорогая проститутка.
— Так это не то, товарищ майор, даже Кислицына приметила — у них тут что-то вроде любви было, она, говорят, с ума по нему сходила.
Когда Богданов, докладывая майору о провале операции задержания, сообщил о словах участкового, у Корнилова чуть язык изо рта не вывалился от изумления.
— Сходила с ума? Парамонова?!
Майор напряженно размышлял о том, что ему удалось отыскать еще одну ниточку: Зоя Парамонова, пропавшая вместе с Валевской и Дорониным. Тихомиров же, на котором все замыкалось, бесследно исчез — сбежал, почуяв слежку, или его постигла судьба остальных?
Спустя полчаса Корнилов явился с докладом в кабинет Авдиенко. Тот сильно осунулся за последние сутки, взгляд его был хмурым, под глазами обвисли мешки.
— И что ты предлагаешь? — резко спросил он.
— Надо найти Николая Тихомирова, будем искать.
— Итак, ты о Тине ничего не выяснил, моя дочь исчезла, неизвестно куда, — говорил подполковник, расхаживая по кабинету, — моя дочь…
Он метался из угла в угол, Корнилов никогда не видел своего начальника в подобном состоянии.
— Будем искать, — повторил он, — разрешите идти работать, товарищ подполковник?
— Иди.
Но едва Корнилов дошел до своего кабинета, как снизу ему позвонил дежурный милиционер.
— Товарищ майор, тут пришла девушка — хочет срочно видеть кого-то из начальства. Говорит, ее зовут Зоя Парамонова.
Глава двадцать четвертая
Сразу по получении результатов экспертизы Анатолий позвонил Самсонову.
— Мне нужно вас увидеть, — коротко сказал он.
Самсонов не стал задавать ему ни каких вопросов, лишь глухо спросил:
— Мы можем встретиться у «Парка культуры»? Скажем, через час — я буду ждать вас в машине у метро. Хочу еще раз побывать на… этом месте.
— Хорошо, ждите, я постараюсь успеть.
Самсонов распахнул дверцу машины, едва увидел выходящего из метро Толю. Они коротко пожали друг другу руки, и, едва Толя устроился на переднем сидении, машина тронулась с места. Самсонов вел ее, не говоря ни слова и неподвижно глядя на дорогу. Лишь обогнув парк и остановившись, он отрывисто спросил:
— Что показала экспертиза?
— Это ее кровь.
— Значит, она была убита в машине?
Толя отвел глаза.
— Эксперт предположил изнасилование, а кровь…она ведь была девушкой. Скорей всего, во время борьбы кулон закатился между сиденьем и спинкой. Смерть же наступила в результате перелома шейных позвонков, это установили еще зимой.
— Значит, он ее изнасиловал, потом задушил и огнем скрыл следы преступления.
Самсонов говорил ровным, ничего не выражающим голосом, который лишь иногда срывался и переходил в шепот, оттого, что горло его было сдавлено тисками боли. Толя тяжело вздохнул.
— Да, похоже, что именно так.
— И все это случилось тогда, когда они ехали от Белорусского вокзала, я сейчас сам лично проехал этим маршрутом, иначе просто нелогично. Если бы посторонние люди похитили Диану возле ее дома в Теплом Стане, то для чего им было тащить ее через весь город в центр Москвы? Теперь я точно знаю, что это он.
— Придется доказывать, — продолжая смотреть в сторону, проговорил Толя, — и доказать будет нелегко. Прошло много времени, и сейчас почти невозможно выяснить, приезжал ли Евгений в Москву в день гибели Дианы. Получив результаты экспертизы, я поговорил с Сергеем Эрнестовичем — ничего ему не сказал, конечно, просто так, между делом. Он очень хорошо помнит, что его племянник был в Ленинграде в тот день, когда им обо всем сообщили.
— От Москвы до Питера одна ночь, он мог сразу вернуться.
— Все правильно, но если и так, то только вы можете его уличить, без ваших показаний…
— Если надо, то я готов.
— Вам придется раскрыть свое инкогнито, в противном случае вы можете стать одним из подозреваемых — будет трудно объяснить ваш интерес к Диане.
— Если придется это сделать, я сделаю. За одиннадцать лет я не так сильно изменился, у меня много друзей и знакомых, которые меня узнают и подтвердят мои слова.
— Хорошо, предположим, Евгений признается — то, что он работает на вас, то, что вы поручили ему доставить Диану домой. Но и в этом случае доказать его причастность к убийству будет нелегко.
— Но он ее изнасиловал, кто кроме него мог изнасиловать ее в этой машине?
Толя покачал головой и тяжело вздохнул.
— Следов борьбы и насилия на теле, — медленно проговорил он, — экспертиза обнаружить не смогла, поскольку она слишком сильно обгорела, а без этого факт изнасилования доказать невозможно. Он может сказать, что между ними все произошло с обоюдного согласия.
Лицо Самсонова исказилось от бешенства.
— С обоюдного согласия? — сквозь зубы процедил он. — Они почти не знали друг друга, а Диана была не так воспитана, чтобы…
— … с обоюдного согласия, — словно не слыша его, продолжал Толя, — а потом между ними возникла ссора, и девушка попросила высадить ее у метро. Куда она затем пошла и что делала, Евгений Муромцев не знает. Конечно, нехорошо, что он вовремя не сообщил обо всем следствию, но мало ли — испугался, что его обвинят, смалодушничал.
— Мне казалось, вы поклялись вашей жене, моей дочери Лизе, найти убийцу ее сестры, — с горечью проговорил Самсонов, — а вместо этого вы защищаете преступника.
— Я никого не защищаю, — ледяным голосом возразил Анатолий, — я сейчас объясняю, как примерно выстроит версию защиту хороший адвокат. А адвоката ему найдут самого лучшего, можете не сомневаться. Ко всему прочему, Евгений Муромцев — подающий надежды молодой ученый, судимостей не имел, ему дадут кучу положительных характеристик, начиная с детского сада. Даже для себя лично я должен найти дополнительные доказательства, прежде, чем решусь предъявить обвинение. Я видел Евгения всего пару раз — во второй раз, это когда вы водили нас всех в ресторан, — но он производит впечатление очень интеллигентного и мягкого молодого человека.
— Интеллигентного молодого человека! — Самсонов расхохотался таким резким и болезненным смехом, что Толя даже слегка от него отпрянул. — Хорошо, ищите доказательства.
— Буду искать, — сухо ответил молодой следователь. — Думаю, мне пора, довезите меня до метро, если вам не трудно.
Самсонов судорожно вздохнул и постарался взять себя в руки.
— Я хочу увидеться с Халидой, — сказал он.
— Халида Рустэмовна тяжело больна, — хмуро проговорил Толя, — она не в состоянии говорить и двигаться, находится в полусне и вряд ли осознает, что вокруг нее происходит. Вам вряд ли стоит видеть ее в таком состоянии.
— Стоит. Но Сергей и дети не должны меня видеть. Вы можете мне в этом помочь?
Слегка поколебавшись, Толя кивнул.
— Хорошо, я постараюсь.
Он не уверен был, что поступает правильно — до того момента, как они вошли в палату, где лежала Халида. Она казалась опутанной проводами, которые тянулись к мониторам, индикаторы на экранах вычерчивали ломаные зеленые линии. Свет в палате горел круглосуточно, и при ярком свете обтянутое кожей лицо Халиды казалось зеленовато-желтым.
Самсонов остановился, потрясенный ее видом, потом резко шагнул к кровати и опустился перед ней на колени.
— Халида! — позвал он. — Халида, любимая, ты слышишь меня? Это я, Юра.
Толя положил ему на плечо руку.
— Не надо, встаньте, она вас не слышит, она…
Внезапно он умолк, застыв на месте от изумления — длинные черные ресницы Халиды дрогнули и медленно поднялись кверху.
— Юра, — отчетливо произнесла она, — наша Дианка…
— Я знаю, родная, знаю! Но я нашел этого человека, я узнал, кто убил нашу дочь.
Взгляд Халиды застыл, и сразу тревожно и неприятно загудел датчик, а луч индикатора, уже не отклоняясь, побежал по прямой вдоль горизонтальной оси. Вбежавшая в палату медсестра бросилась к Халиде, на бегу коича Толе и Самсонову:
— Родственники, выходим, выходим из палаты, сейчас в реанимацию повезем.
Подкатили носилки, вошедший — худощавый седой мужчина в очках — торопливо наклонился над кроватью, потом выпрямился и угрюмо распорядился:
— Уберите носилки, уже не надо.
Толя растерянно спросил:
— Профессор, она… она умерла?
Тот кивнул.
— Соболезную, — отрывисто произнес он, — Вы зять? Вам пока лучше подождать в коридоре.
— Мне нужно сообщить жене.
— Да-да, конечно, можете позвонить от дежурной, я сейчас постараюсь связаться с Сергеем Эрнестовичем, — он повернулся к Самсонову, — вы тоже родственник?
Тот вздрогнул, словно вопрос этот больно хлестнул его по лицу. Не ответив профессору, он кинул последний взгляд на уже прикрытое простыней тело Халиды, резко повернулся и вышел из палаты.
На улице бушевала непогода. Порыв ветра ударил в глаза струйками дождя и на миг ослепил Самсонова, с непокрытой головы его по шее и лицу потекла холодная осенняя влага. Шагая через двор от корпуса до ворот клиники, он плакал — впервые с тех пор, как после гибели матери в далеком дагестанском селе маленькая Халида в последний раз утерла ему слезы.
Автомобиль остановился возле бревенчатого двухэтажного дома. Спустя пару минут Коля и Зойка в наброшенных на головы башлыках стояли перед Мусой Шалимовым, Васю, уже начавшего понемногу приходить в себя, грубо швырнули на пол. Шалимов вопросительно посмотрел на брата, и тот пояснил:
— Пришлось всех сразу брать, этого Сэм вырубил. Ничего, очухается.
— Заприте его пока в подвале. А это еще что? — черные глазки Мусы сверлили Зойку.
— С ними была. Стерва, царапалась, как кошка, — Рафик сорвал с пленников башлыки. Прищурившись, Муса оглядел девушку и присвистнул.
— Ба! Да это же лучшая девочка Жака! Ты что здесь делаешь, красавица?
Она мгновенно подбоченилась и вызывающе посмотрела на Шалимова.
— Это ты у своих придурков спроси, зачем они меня сюда притащили, а я, между прочим, работаю!
Рафик пристально смотрел на нее, и злость в его взгляде постепенно сменялась восхищением. Заметив это, Муса, подмигнул брату.
— Нравится? Ладно, ты мне здесь пока не нужен, можешь взять ее наверх и развлечься.
Отскочив от протянувшего было руку Рафика, Зойка возмущенно крикнула:
— На халяву не дам, ты что, нищий, Шалимов? Хотите трахаться — платите по таксе!
Муса хохотнул и похлопал себя по карману.
— Иди-иди, не бойся, у Шалимова деньги есть, тебе заплатят.
— А эти? — подбородок Зойки указал в сторону Коли, поскольку Васю уже унесли в подвал. — Я с ними со вчерашнего дня по очереди работала, они мне еще не заплатили. Или сам за них плати!
— Пошла вон, б…! — рявкнул в конец раздраженный ее наглостью Муса. Она тут же приняла испуганный вид и покорно позволила Рафику увести себя наверх по деревянной лестнице.
Закрыв дверь, он сразу же крепко стиснул талию Зойки, закрыв ей рот поцелуем. Одна рука его грубо сжала грудь девушки, другая торопливо стаскивала с ее плеч курточку.
— Да погоди ты! — ей удалось оттолкнуть его, освободив свои губы. — Я же так задохнусь. Ты что, ничего не умеешь?
— Почему это не умею? — дыхание Рафика было тяжелым, взгляд помутнел от страсти, но в голосе слышалась досада — как правильно угадала Зойка, большого опыта в отношениях с женщинами у него не было.
— Потому что не знаешь, что надо делать, — очаровательно изогнув шею, она кокетливо повела глазами. — Я тебя научу, хочешь? Или тебе нужно просто так — быстро, без удовольствия?
Чарующий смех Зойки колокольчиком зазвенел в воздухе, Рафик зачарованно следил за ней глазами.
— Я хочу тебя, — хрипло проговорил он, и вздыбившиеся брюки подтвердили правдивость его слов.
— Сразу на женщину только мальчики бросаются, настоящий мужчина всегда хочет получить настоящее удовольствие. Если ты мужчина, я покажу тебе, что надо делать, — рука ее торопливо и ласково скользнула по его щеке, — смотри.
Мягко отведя его руки, Зойка сбросила курточку и, завлекающее виляя бедрами, начала стаскивать с себя джемпер — медленно-медленно. И пока стаскивала, внимательно осматривала комнату — пыльно, неубрано, диван у стены завален барахлом, стол в углу комнаты заставлен бутылками и тязной посудой.
Стащив, наконец, джемпер, она соблазнительно изогнулась, во всей красе демонстрируя Рафику свою упругую грудь, но когда он протянул к ней руки, проворно ускользнула и отступила назад.
— Куда? — он двигался за ней, как завороженный.
Извиваясь, словно Саломея в танце, Зойка медленно двигалась к столу, пока не уперлась в него задом. Тогда она вскинула руки, положив их на плечи Рафику.
— Теперь я сама буду тебя раздевать, ты увидишь, как это приятно. Так, как со мной, тебе не будет приятно ни с одной женщиной, ты в жизни этого не забудешь! Закрой глаза!
Руки девушки ловко скользили по телу Рафика, освобождая его от одежды. Он покорно смежил веки, отдавшись во власть ее тонких пальчиков, а когда расстегнутые джинсы его упали на пол глухо, застонал:
— Скорее!
— Ага, сейчас, — быстрым умелым движением она сунула руку ему промеж ног и в момент сделала с ним такое, от чего он, коротко вскрикнув, согнулся пополам, почти теряя сознание от боли в паху.
Схватив стоявшую на столе бутылку, Зойка пару раз изо всех сил огрела своего незадачливого любовника по затылку, а когда он грохнулся на пол у самых ее ног, вдобавок еще перевернула стол, придавив сверху его скорчившееся тело. Потом натянула джемпер, надела куртку и, распахнув окно, выглянула наружу — до земли было довольно высоко. Зойку это не обескуражило — опыт в прыжках с высоты у нее уже имелся. Пока оглушенный и еще не отошедший от боли Рафик охал, ворочаясь под столом, девушка живо сгребла в охапку его одежду вместе с валявшимися на диване шмотками, выкинула все это в окно, перебралась через подоконник и комочком приземлилась на мягкое место прямо в середину кучки.
Обогнув дом, она со всех ног понеслась в сторону леса и уже спустя пять минут продиралась сквозь густой кустарник к берегу Дона. Мысли у Зойки, как всегда в минуту опасности, работали очень четко, и рассуждала она так: раньше, чем минут через десять, Рафик не очухается, а когда окончательно придет в себя, то вряд ли сразу станет звать на помощь — застыдится, что его одурачили, да еще оставили голышом. Потом ему, конечно, придется кого-то позвать или спуститься вниз, но какое-то время он будет искать свою одежду, и это даст ей минут пятнадцать-двадцать форы.
Вышло именно так — окончательно придя в себя и выбравшись из-под стола и грязной посуды, Рафик заметался в поисках своей одежды, но, поняв, наконец, что его здорово одурачили, пинком открыл дверь и в ярости выскочил на лестницу, прикрываясь рукой, как фиговым листом.
— Муса! — во весь голос завопил он. — Она сбежала! Эта сучка, эта б… сбежала!
Крик Рафика прервал назидательную речь, с которой его брат в это время обращался к Коле Тихомирову.
— Ты врешь, что не знаешь, — говорил Муса угрожающе спокойным тоном, — но не думай, что сможешь меня обмануть — Шалимова еще никто не мог обмануть. Снова спрашиваю: кто привозит тебе мясо? Почему ты не хочешь сказать? Если ты скажешь, тебя отпустят домой, но если будешь обманывать, будет плохо, очень плохо! Знаешь, как плохо может сделать Шалимов? Не знаешь, тебя ведь еще не били. Тебе еще не жгли живот горячим утюгом, — сказав это, он лизнул палец и дотронулся до включенного в сеть утюга, демонстрируя привязанному к стулу пленнику, как с шипением испаряется его слюна, — знаешь, как это больно? Не знаешь — пока не знаешь.
Действуя в соответствии с указанием Володина, Муса сначала рассчитывал быстро взять Тихомирова-младшего на испуг, но молчание парня уже начало его раздражать. Для чего, спрашивается, этому идиоту строить из себя великомученика и так стойко скрывать имя поставщика мяса? Партизан нашелся!
Смертельно бледный от ужаса, Коля неподвижно смотрел на шипевший утюг, чувствуя, что волосы его становятся дыбом. Сказать правду, разумеется, было невозможно, и он лихорадочно соображал, как бы получше соврать, но от страха в голову ничего толкового не лезло.
Появление Рафика нарушило эту мирную идиллию и помешало завершению вдохновенной тирады Шалимова. Подняв голову и увидев брата, стыдливо прикрывавшего интимное место, главарь бандитов выругался и вскочил на ноги.
— Как убежала?
— Прыгнула в окно. И одежду мою выкинула.
— А ты что в это время делал, хрен несчастный? Зачем ее выпустил? — сплюнув с досады, Муса решил, что отложить на время допрос будет даже полезней — пусть этот недоумок Тихомиров посидит связанный в подвале и подумает о том, что его вскоре ждет.
Рафику принесли его одежду, выброшенную Зойкой в окно, при свете фонарика на рыхлой от недавнего дождя тропинке обнаружили ее уходящие в лес следы.
— Никуда она не денется, сучка, — весело проговорил Сэм, — сейчас лес прочешем, даже до моста добежать не успеет.
Муса наморщил лоб, потом кивнул.
— Правильно. Мы пойдем от дома, а ты, Сэм, с ребятами гоните на тачке к мосту — перекроем ей дорогу. Лес здесь редкий, окружим и пойдем с фонарями — тут ей и спрятаться негде.
— А вдруг к берегу спустится? — спросил один из бандитов.
— Пусть спустится, все равно возьмем. По берегу здесь не пройти, а в Дон она не полезет — не лето.
Но Муса ошибся — продравшись к реке сквозь заросли кустарника, Зойка, не медля ни минуты, скинула сапоги и одежду, завернув все в куртку, крепко стянула узлом и решительно ступила в воду, поначалу показавшуюся ей ледяной. Дважды пыталась она окунуться и каждый раз с тихим визгом выскакивала обратно. Наконец набралась решимости, взяла в рот узел с одеждой, по горло вошла в воду и, резко оттолкнувшись от дна, поплыла, подхваченная быстрым течением.
Чтобы не окоченеть приходилось энергично двигать руками и ногами. Зажатая в зубах куртка мешала дышать и закрывала обзор, но Зойка успокаивала себя, что берег близко, и если схватит судорога, она сумеет до него доплыть.
«Зимой некоторые в проруби плавают, а сейчас только осень. И совсем не холодно!»
От мыслей ли этих или от быстрых движений, но спустя какое-то время ей показалось, что вода действительно не так уж холодна, однако затем тело начало медленно неметь.
«Чем дольше продержусь, тем дальше уйду от них. Но очень долго тоже нельзя, говорят, в холодной воде может сердце остановиться».
Увидев краем глаза насыпь приближающегося моста, Зойка решила, что пора выбираться, пока ее сердце не остановилось. Трясясь и стуча зубами, она натягивала на себя подмокшую от брызг одежду. Онемевшие пальцы двигались с трудом, голова кружилась, спазм сжимал горло, мешая воздуху проходить в легкие.
После моста берег стал более пологим, заросли кустарника поредели, и сквозь них параллельно Дону тянулась довольно широкая тропа, проложенная рыбачившими в этих местах окрестными жителями, а вела она прямиком к домику тети Клавы. Шатаясь, как пьяная, Зойка побрела по дорожке. Будить старушку она не стала — чмокнула в нос подбежавшего Пирата, влезла в дом через окно и забралась на широкую русскую печь.
Тетя Клава мирно посапывала на своей кровати, а Зойка, лежа на печи, мучительно размышляла о том, что делать дальше и как выручить приятелей. Мусу и его компанию она знала достаточно хорошо, поэтому, взвесив все «за» и «против», решила, что бандиты наверняка прикончат ребят, и уж хуже этого быть ничего не может. Поэтому выход оставался один — обратиться за помощью в милицию.
Проснувшись утром, тетя Клава, как обычно, направилась к печи и, наткнувшись на нежданную гостью, испуганно заахала. Узнав же Зойку, она ужаснулась еще больше — та лежала, разметавшись, лицо ее горело, с губ срывались непонятные слова.
— Заболела! Ах ты, господи, беда-то какая! Сейчас, сейчас, отварчику липового. В воду что ли упала — одежда вся мокрая.
Раздев девушку, она развесила ее вещи, чтобы просушить, заставила выпить отвару. К полудню температура у Зойки упала, она села и в недоумении огляделась.
— Я что, заболела что ли?
— Лежи, куда встаешь? Недавно вся горела.
Однако Зойка, полежав еще немного, поднялась и, невзирая на протесты старушки, начала одеваться. Развешенная над печью одежда уже просохла, но куртка и сапоги были еще совсем сырыми.
— Мне надо идти, тетя Клава, можете мне что-нибудь одолжить — на ноги и поверх? Я свои вещи потом заберу.
— Да ты только пропотела!
— А я больше двух часов никогда не болею — с утра температура, а днем уже бегаю.
Поворчав немного, старушка дала ей старый плащ-дождевик и большие резиновые сапоги.
— Занесешь потом, я в этом на огороде работаю. И куда тебя больную-то несет?
Но, возможно, это и вправду не было болезнью — просто молодой организм бурно отреагировал на чрезмерную нагрузку. Выйдя из дома тети Клавы, Зойка еще ощущала легкую слабость, но, доехав до отделения милиции, уже чувствовала себя превосходно.
Когда ее ввели в кабинет Корнилова, майор с трудом удержал улыбку — в свисавшем до пят дождевике и огромных сапогах Зойка с ее очаровательной мордашкой выглядела весьма живописно.
— Садитесь, Парамонова, — он постарался придать голосу должную строгость, — что скажете?
— Людей бандиты захватили, — торопливо застрекотала она, — поедем скорей, пожалуйста!
— Погодите, Парамонова, изложите все спокойно. Кто и кого захватил?
Его спокойствие вывело Зойку из себя, вскочив и топнув ногой, она закричала:
— Да они их убьют, пока тут излагать, я лучше покажу, где это! Спасать надо людей, а не разговаривать! Ваша милиция будет когда-нибудь нормально работать? Поехали!
Взгляд Корнилова стал ледяным.
— Успокойтесь, Парамонова, возьмите себя в руки и уясните для себя: пока вы мне подробно не изложите всех обстоятельств, никто вам помочь не сможет. Итак, с самого начала.
Читать бесплатно другие книги:
