Калле Блюмквист и Расмус Линдгрен Астрид
Ева-Лотта словно вдруг очнулась. Да это же просто Андерс и Сикстен дерутся на деревянных мечах!
– Вышиби его из прадедушкиного замка! – крикнул Калле, подбадривая своего вождя.
А вождь лез из кожи вон. Однако вышибить Сикстена из замка его предков ему никак не удавалось. Но, размахивая мечом во все стороны, Андерс наступал на Сикстена, отгоняя его назад, к колодцу посреди двора. Возле колодца имелся бассейн, наполненный мутной водой. И надо же было такому случиться, что вождь Алых, отступая, сделал неосторожный шаг назад и свалился прямо в эту мутную воду!
Калле и Ева-Лотта ликовали, заглушая своим криком негодующие протесты Алых. Но Сикстен выкарабкался из бассейна и теперь был очень зол. Он наскочил на Андерса, словно разъярённый бык, но тот разнообразия ради решил убежать. Икая от душившего его смеха, Андерс помчался к стене, окружавшей внутренний двор замка, и стал карабкаться наверх. Но едва он оказался на стене, как подоспел Сикстен и полез за ним следом.
– Куда это ты так торопишься? – поддразнивал его Андерс. – Уж не на пир ли в замке твоих предков?
– Для начала я оттаскаю тебя за волосы, – заверил его Сикстен.
Андерс легко пробежался по гребню стены, но про себя подумал, что же будет, когда Сикстен его настигнет? Ведь Сикстену всего-то надо вынудить его пробежать двадцать метров по гребню в восточном направлении, а там, по другую сторону стены, уже не будет мягкого травянистого склона высотой в человеческий рост, там откроется устрашающий обрыв – метров тридцать, не меньше. Что ему мешает слезть вниз по стене сейчас? Но нет, Андерс не станет этого делать. Раз опасно – значит, интересно, захватывающе, а эта ночь словно создана для опасностей. Может, волшебный лунный свет на него так действует, но Андерс испытывал непреодолимое желание совершать поступки, исполненные безрассудной храбрости. Он хотел сделать нечто такое, от чего у Алых захватило бы дух.
– Иди сюда, дорогой Сикстен, – поманил он неприятеля. – Не прогуляться ли нам с тобой под луной?
– Не волнуйся, сейчас приду, – пробурчал в ответ Сикстен. Он понял намерения Андерса, но Сикстен был не из тех, у кого, чуть что, дух захватывало.
Толщина стены была около двадцати сантиметров – ходить по гребню было легко, как по садовой дорожке, особенно если ты привык упражняться на уроках физкультуры на узком гимнастическом бревне.
Андерс уже добежал до восточного угла стены. Здесь была небольшая площадка с укрытием для стрелков, и стена меняла направление: поворачивала на юг и шла вдоль обрыва.
Андерс сделал несколько пробных шагов. В эту минуту в нём заговорил голос рассудка, ещё не поздно было к нему прислушаться. Ну как, решаться или нет?
Сикстен подобрался уже опасно близко, а увидев, что Андерс колеблется, ехидно засмеялся.
– Вот грядёт тот, кто узрит кровь сердца твоего! – сказал Сикстен и язвительно добавил: – Уж не испугался ли ты?
– Испугался, – отрезал Андерс и больше уже не колебался.
Ещё пара быстрых шагов – и он опять на гребне стены. Теперь только вперёд, другого выхода нет! Он должен пройти по гребню вдоль обрыва не менее пятидесяти метров.
Андерс старался не смотреть вниз, его взгляд был устремлён лишь вперёд, скользил вдоль стены, тянущейся перед ним в лунном свете, словно серебряная лента. Очень длинная лента и узкая! Вдруг она сделалась ужасно узкой! Не потому ли ноги у него стали как ватные?
Ему очень хотелось обернуться и посмотреть, где сейчас Сикстен. Но он не отважился, да этого и не потребовалось, поскольку услышал сзади его дыхание. Довольно нервное дыхание – Сикстену было определённо страшно… Как, впрочем, и Андерсу.
От страха он не смел дохнуть – что правда, то правда. А на площадку с укрытием уже взобрались Алые и Белые розы: они взирали с глубочайшим ужасом на безумство своих вождей.
– Вот грядёт… кто узрит… кровь сердца твоего… – всё ещё бормотал Сикстен, но уже не столь кровожадно.
Андерс размышлял. Он, разумеется, мог спрыгнуть во внутренний двор замка. Но это прыжок с трёхметровой высоты, а двор вымощен камнями. Медленно и осторожно слезть вниз тоже никак нельзя, ведь для этого нужно сначала низко присесть, а делать подобное над страшной пропастью у Андерса не было ни малейшей охоты. Оставалось одно: идти вперёд, ни на секунду не отрывая воспалённых глаз от противоположного угла стены, где была ещё одна площадка.
Возможно, Сикстену не так страшно, как Андерсу. Во всяком случае, его мрачный юмор ещё не иссяк. Вождь Белых роз услышал у себя за спиной его голос:
– Я уже близко. Ещё чуть-чуть, и я тебе подножку подставлю… Забавно будет…
Конечно, сказано это было не всерьёз, но для Андерса подобная шутка оказалась роковой. От мысли, что ему могут подставить сзади подножку, Андерс похолодел. Он обернулся вполоборота к Сикстену и пошатнулся.
– Осторожней! – крикнул ему Сикстен с тревогой в голосе.
И тут Андерс вновь пошатнулся… С площадки в ту же секунду донёсся страшный крик. К своему неописуемому ужасу, Алые и Белые розы увидели, как вождь Белых рухнул головой вниз в пропасть. Ева-Лотта зажмурилась. Отчаянные мысли пронеслись у неё в голове. Неужели никто не сможет им помочь? Кто пойдёт к фру Бенгтсон и скажет ей, что её сын Андерс разбился насмерть? И что скажут дома?
Вдруг Ева-Лотта услышала пронзительный крик Калле:
– Смотрите, он повис на кусте!
Ева-Лотта открыла глаза и, дрожа, посмотрела вниз: Андерс действительно висел на кусте. Небольшой кустик укоренился в старой стене, недалеко от гребня, и ловко поймал вождя Белых, стремительно летящего навстречу верной погибели.
Сикстена на стене не было. От испуга он и сам слетел вниз, но у него хватило присутствия духа, чтобы упасть во двор, где он, естественно, ободрал в кровь коленки и руки, но всё же остался жив.
А вот будет ли жить Андерс, ещё вопрос. Кустик был таким жалким, он сгибался под тяжестью Андерса всё больше и больше. Сколько времени он выдержит, прежде чем сломается и отправится в небольшое путешествие в пропасть с Андерсом в качестве пассажира?
– Что же нам делать, о Господи, что делать? – причитала Ева-Лотта, глядя на Калле чёрными от отчаяния глазами. В случае опасности руководителем операции обычно назначался знаменитый сыщик Блюмквист.
– Держись, Андерс! – крикнул он. – Я сбегаю за верёвкой.
На прошлой неделе здесь, возле замка, они упражнялись в бросании лассо, так что поблизости где-то должна была валяться верёвка, обязательно должна…
– Торопись, Калле! – крикнул ему вдогонку Йонте, когда Калле сломя голову понёсся за ворота.
– Быстрей, быстрей! – подгоняли его все Розы, хотя это было излишне – бежать быстрее было просто невозможно.
Тем временем все старались подбодрить Андерса.
– Ты не беспокойся, потерпи немного, – уговаривала его Ева-Лотта. – Сейчас Калле прибежит с верёвкой.
Андерс очень нуждался в самых разных утешениях. Он медленно-медленно подтянулся, уселся верхом на свой куст и сидел теперь на нём, как ведьма на метле. Он не смел посмотреть вниз, в бездну. Он не смел ни крикнуть, ни пошелохнуться. Он ничего не смел. Ему оставалось только ждать. В отчаянии Андерс уставился на куст, изогнувшийся у самого корня. Кора на нём полопалась, потрескалась на мелкие кусочки, а изнутри выглядывали белые волокна, они шевелились и скрипели. Если Калле задержится, верёвка ему уже не понадобится…
– Ну что же он не идёт… – всхлипывала Ева-Лотта. – Почему не торопится?
Если бы она только знала, как торопился Калле! Он носился вокруг осой, искал, где только можно. Искал, искал, искал… Но верёвки нигде не находил.
– Помогите! – в тоске прошептал Калле.
– Помогите! – прошептал и Андерс побелевшими губами, сидя на кусте, которому недолго оставалось расти и зеленеть.
– Ой, ой, ой! – застонал Сикстен на площадке. – Ой, ой, ой!..
Но тут наконец-то появился Калле с верёвкой в руке.
– Значит, так, – скомандовал он, – Ева-Лотта остаётся здесь, на площадке. Внимательно следи за Андерсом, глаз с него не спускай! Остальные все – вниз, во двор!
Нельзя терять ни минуты! Калле знает, что надо делать. Выбрать подходящий камень и привязать его к концу верёвки. Потом перекинуть его через стену, но так, чтобы не попасть Андерсу в голову. И ещё надеяться и молиться, чтобы Андерс успел, пока не поздно, ухватиться за верёвку.
Когда дорога каждая минута, пальцы и руки, как назло, не повинуются, становятся неловкими и неуклюжими, а время летит с такой чудовищной быстротой…
Внизу сидит Андерс и горящими глазами неотрывно смотрит на стену. Когда придёт спасение? Да вот же оно! Через стену перелетает верёвка, но она повисла слишком далеко от Андерса – ему её никак не достать.
– Правее, правее! – кричит Ева-Лотта со своего поста.
Калле и все, кто внизу, во дворе, крутят, дёргают верёвку, стараясь передвинуть её поближе к Андерсу, но у них ничего не получается. Видимо, верёвка зацепилась за какую-то шероховатость на гребне.
Ева-Лотта шепчет:
– Нет, больше не могу, я этого не вынесу…
Она видит, как мальчики тщетно теребят верёвку. Видит, как куст склоняется всё ниже и ниже над бездной. О, Андерс, белейшая из Белых роз, вождь Белой розы!
– Всё, больше ни секунды не выдержу! – И Ева-Лотта, босая, легко и быстро перебирая ногами, бежит по гребню стены.
Мужайся, Ева-Лотта! Не смотри в пропасть, просто беги вперёд к верёвке, наклонись, да-да, наклонись, отцепи, хоть ноги и дрожат, и передвинь верёвку, повернись и беги обратно по узкой стене к площадке.
Всё это она проделала… и разрыдалась.
Калле опускает верёвку. Камень качается перед Андерсом, и Андерс медленно-медленно протягивает к нему руки. Куст клонится всё ниже, и Ева-Лотта прячет лицо в ладонях. Но ведь ей поручено наблюдать, она должна заставить себя смотреть… Ой, куст сейчас не выдержит, его корни больше не в силах цепляться за расщелину в стене. Ева-Лотта видит, как что-то зелёное медленно летит вниз и исчезает. Но в последнее мгновение Андерс успевает ухватиться за верёвку.
– Он её поймал, поймал! – не помня себя от радости, кричит Ева-Лотта.
А потом все они столпились вокруг Андерса. Как же они его любили, как радовались, что он не полетел в пропасть вместе с кустом. Калле украдкой погладил Андерса по руке. Он чудесный парень, наш Андерс, как здорово, что он остался жив!
– А куст-то улетел в тартарары, – заключила Ева-Лотта, и все весело засмеялись. Смешно ведь, куст – и в тартарары!
– И какая нелёгкая тебя на этот куст занесла? Птичьи яйца, что ли, собирался искать? – не унимался Сикстен.
– Ну да, я подумал, может, тебе пригодится пара яиц для пиршества в крепости твоих предков.
А Калле добавил:
– Вообще-то ещё немного, и ты сам бы в яичницу превратился.
Тут все снова дружно захохотали. Ха-ха, надо же, Андерс чуть в яичницу не превратился!
Сикстен хлопал себя по ногам и хохотал громче остальных, пока не почувствовал, что его ободранные, израненные коленки очень болят и что он промёрз в своей намокшей одежде.
– Бенка, Йонте, пошли, нам пора! – скомандовал он и рысцой направился к воротам двора. Его верные соратники последовали за ним. В воротах он обернулся, весело помахал Еве-Лотте, Андерсу и Калле и крикнул: – Привет гадёнышам из Белой розы! Завтра мы сотрём вас с лица земли!
Но вождь Алой розы ошибался: прежде чем Розы сразятся вновь, пройдёт немало времени.
3
Три Белые розы, весёлые и довольные, не спеша направлялись домой. Ночь была насыщенной, и случившееся с Андерсом не вывело их из равновесия. Они обладали завидной способностью юности жить сегодняшним днём. Когда Андерс висел на кусте и ему грозила опасность, сердце у них разрывалось от ужаса, но зачем же волноваться и переживать после? Ведь всё обошлось, не так ли? И Андерс был в норме, словно ничего и не было. Он вовсе не собирался видеть страшные сны, он шёл домой, чтобы хорошенько выспаться и встретить новый день в полной готовности к новым приключениям и опасностям.
Но судьба распорядилась иначе – никому из Белых роз спать в эту ночь так и не довелось.
Они шли обратно в город гуськом по узкой тропке. Особой усталости Белые розы не чувствовали, но Калле, сладко зевнув, вслух заметил, что кое-где стало модным спать по ночам, и хорошо бы проверить, так ли это.
– Вот Расмус, я уверена, любит поспать, – с нежностью в голосе произнесла Ева-Лотта и остановилась, когда они подошли к Эклюндской вилле. – Он, наверное, такой хорошенький, когда спит!
– Ну нет! – взмолился Андерс. – Перестань! Ты опять за своё, Ева-Лотта?
Конечно же Расмус и его папа преспокойненько спали сейчас в своём одиноко стоящем жилище. На верхнем этаже дома окно было открыто, и белая занавеска колыхалась, приветливо помахивая идущим по тропке трём ночным путникам. Кругом было так тихо, так спокойно, что Андерс невольно понизил голос, чтобы не разбудить спящих за занавеской.
Но кто-то, куда менее деликатный и внимательный, ехал сейчас в автомобиле, не боясь нарушить тишину города шумом своего мотора. Было слышно, как кто-то, переключая скорость, въезжал на холм, как потом неприятно заскрипели тормоза, и опять стало тихо и спокойно.
– И кому это в такое время вздумалось прикатить на машине? – недоумевал Калле.
– А тебе-то что? – строго сказал Андерс. – Пошли домой! Чего мы, собственно, ждём?
Но тут в душе у Калле что-то шевельнулось, словно приподнял голову дремавший в нём сыщик. Прошло то время, когда Калле был не просто Калле, а почти всегда господин Блюмквист, знаменитый сыщик, проницательный и несгибаемый. Он стоял на страже безопасности общества и делил всех людей на две категории – «арестованных» и «ещё не арестованных». Со временем Калле поумнел, и теперь он становился знаменитым сыщиком лишь изредка, в отдельных, «специальных», случаях. Сейчас был именно такой случай. Несомненно, именно такой.
К кому же приехал этот гость? Здесь, на холме, всего лишь один дом – вилла Эклюндов. Дом стоит выше всех городских зданий и довольно далеко от них. Не похоже, чтобы профессор, живущий в этом доме, ждал гостей. Весь дом спит. Может, это влюблённая парочка приехала, чтобы поворковать? В таком случае они очень плохо знают окрестности. Место для свиданий находится на другом конце города. И вообще – надо совсем рехнуться от любви, чтобы выбрать такой запутанный и холмистый путь для ночных прогулок. Так кто же это приехал? Ни один уважающий себя знаменитый сыщик не оставит подобное дело не расследованным. Такого просто быть не может!
– Послушайте, давайте подождём немного, посмотрим, кто же это? – попросил Калле друзей.
– Да зачем? – удивилась Ева-Лотта. – Ты небось уже вообразил, что тут убийца-лунатик бродит?
Не успела она договорить, как возле калитки появились двое мужчин, не далее чем в двадцати пяти метрах от них. Было слышно, как тихо скрипнула калитка, когда те двое вошли в сад. Они действительно вошли!
– Быстро вниз, в кювет, – взволнованно прошептал Калле, и через секунду все трое залегли в кювете, высунув лишь головы, чтобы видеть происходящее в профессорском саду.
– А если это профессор их пригласил? – предположил Андерс.
– Как бы не так, – отмёл сразу Калле эту мысль.
Если это его гости, то ведут они себя в высшей степени странно. И зачем это дорогим долгожданным гостям понадобилось красться, словно опасаясь, что их застукают с поличным? Зачем шнырять вокруг дома, что-то высматривая и вынюхивая? Зачем проверять двери и окна? А если дом оказался заперт, зачем долгожданным гостям подставлять лестницу? Чтобы залезть в открытое окно на втором этаже?
Но двое ночных визитёров именно этим и занимались.
– Ой, мамочки! – выдохнула Ева-Лотта. – Смотрите, они же лезут в дом!
Они и правда лезли в дом, если верить своим глазам.
Ребята лежали в кювете, не отрывая глаз от открытого окна с весело танцующей занавеской. Прошла целая вечность в ожидании – вечность без единого звука, кроме их беспокойного дыхания и слабого шелеста утреннего ветерка в вишнёвых деревьях.
Наконец один из тех двоих появился на приставленной лестнице. В руках он что-то осторожно держал. Что это, во имя всех святых, он несёт?
– Расмус… – пролепетала Ева-Лотта, побелев, как полотно. – Они похищают Расмуса…
Да нет, это невозможно, подумал Калле. Такого не бывает! У нас не бывает. Может быть, в Америке (в газетах писали), но не здесь же…
Но, очевидно, такое может случиться везде. Мужчина нёс Расмуса. Он нёс его осторожно, лишь поэтому Расмус не проснулся.
Когда мужчина со своей ношей вышел из сада и исчез, Ева-Лотта горько расплакалась. Обратив своё бледное лицо к Калле, она точно так же, как тогда, когда Андерс висел на кусте, запричитала:
– Что же нам делать, Калле, что делать?
Но Калле был так потрясён, что не сразу нашёлся. Он нервно провёл рукой по волосам и сказал, заикаясь:
– Н-не знаю… Н-надо… н-надо бежать за дядей Бьёрком… Н-надо…
Он старался изо всех сил побороть это мерзкое оцепенение, мешавшее ему думать. Действовать надо быстро, а он не в состоянии что-либо придумать. Он понимал одно: привести сюда полицию они не успеют. До её прихода эти типы смогут выкрасть дюжину детей, и к тому же…
Мужчина вернулся, но без Расмуса.
– Положил его в машину, ясное дело, – прошептал Андерс.
Ева-Лотта ответила сдавленным всхлипом.
Они смотрели на киднеппера, похитителя детей, круглыми от ужаса глазами. Неужели, неужели существуют такие отвратительные люди?.. Такие исчадия ада?..
Дверь на веранду открылась, и оттуда показался второй преступник.
– Пошевеливайся, Никке! – сказал он низким голосом. – Здесь почти всё готово.
Тот, кого звали Никке, в два прыжка оказался на веранде, и они оба опять исчезли в доме.
И тут Калле пришёл в себя.
– Мы должны выкрасть Расмуса обратно! – нервно прошептал он.
– Если успеем, – сказал Андерс.
– Да-да, если успеем. Где у них стоит машина? – спросил Калле.
Машина стояла на вершине холма. Белые розы ринулись туда. Быстро и бесшумно бежали они вдоль кювета, ликуя при мысли, что сейчас вырвут Расмуса из лап бандитов. Дикое ликование, правда, сменилось столь же диким страхом.
В самый последний момент они обнаружили, что машину кто-то сторожит: на противоположной стороне дороги стоял человек. К счастью, стоял он к ним спиной и был занят сугубо личным делом, иначе бы непременно их заметил. Они едва успели спрятаться за кустами. Человек, по-видимому, что-то услышал – он спешно повернулся и перешёл на другую сторону дороги. Он стоял там и пристально смотрел прямо на кусты, в которых они спрятались. Неужели он не слышал, как колотятся их сердца и как прерывисто они дышат?
Им казалось это чудом. Человек постоял ещё немного, прислушиваясь, потом вернулся к машине и заглянул в салон через боковое стекло. Нервно походил по дороге взад-вперёд. Время от времени он останавливался и не отрываясь смотрел на дом. Наверное, беспокоился, почему его дружки задерживаются.
А за кустами царило полное отчаяние. Как можно помочь Расмусу, пока этот тип там маячит? Ева-Лотта плакала, и Калле пришлось толкнуть её в бок, чтобы она замолчала и чтобы хоть немного успокоиться самому.
– Это же кошмар! Что-то ведь надо делать! – выдохнул Андерс.
Ева-Лотта вдруг решительно проглотила слёзы и заявила:
– Я должна пробраться в машину к Расмусу. Если его и похитят, то только вместе со мной. Его нельзя оставлять одного с кучей бандитов, когда он проснётся.
– Да, но… – начал было Калле.
– Ни слова больше! – отрезала Ева-Лотта. – Бегите в те кусты и пошуршите там, чтобы как-то отвлечь этого бандюгу.
Андерс и Калле испуганно вытаращились на неё, но поняли, что она полна решимости и отговаривать её без толку. Они по опыту знали: если Ева-Лотта что и задумала, то уж не отступится.
– Давай лучше я проберусь в машину, – стал умолять её Калле, зная наперёд, что ничего из этого не выйдет.
– Бегите, да поскорее! – скомандовала Ева-Лотта. – Время не ждёт!
Они повиновались, но, прежде чем исчезнуть, услышали её шёпот:
– Я буду для Расмуса вместо матери. И, если получится, постараюсь оставлять за собой следы. Ну, как Гензель и Грета, вы знаете…
– Молодчина! – похвалил её Калле. – Мы будем следовать за вами по пятам. Как две ищейки.
И, ободряюще помахав Еве-Лотте рукой, Калле с Андерсом исчезли.
Как хорошо, что они умеют бесшумно подкрадываться, когда нужно! Не зря они так долго ведут войну Роз! Вот и часового, этого придурка на дороге, обмануть не составило труда. Ему приказано стеречь Расмуса – он и ходит взад-вперёд между домом и машиной. Туда и обратно. Туда и обратно. Но вот он слышит подозрительный скрип в кустах неподалёку. Значит, нужно сбегать и посмотреть, в чём дело. И он решительно перепрыгивает через кювет и ныряет в орешник. Он начеку, он весь внимание, он очень бдителен! Но ведь ему приказано стеречь машину, этому дураку! Всякое ведь может случиться возле машины, пока он неизвестно что ищет в орешнике. И ищет-то он понапрасну, потому что ничегошеньки там не найдёт. Конечно, двое мальчишек залегли за кустами, но он же их не видит! Он по глупости своей думает, что ему просто померещилось. Да мало ли какой зверёк проскользнул за кустами! Он очень бдительный сторож и доказал это на деле. Весьма довольный собой, он возвращается к машине.
Но вот наконец и дружки. Мальчики, осторожно высунувшись из-за кустов, их тоже увидели.
– Смотри, да это же профессор! Они и профессора похищают! – шепчет Калле. – Невероятно! Это нам, наверное, снится!
Профессор?! Да, это его силой подталкивают они впереди себя к машине. Он отчаянно сопротивляется, он зол, руки у него за спиной связаны, во рту – кляп.
Всё это похоже на очень страшный сон, но это вовсе не сон. Уже светает, и всё отчетливо видно. Пыль, клубящаяся вокруг упирающихся ног профессора, – отнюдь не мираж. Звук захлопывающейся дверцы – реальность.
Машина промчалась вниз по склону и исчезла из виду. Дорога пуста. Возможно, это могло быть и сном, если бы в воздухе не остался запах гари. И ещё: если бы на обочине дороги не лежал маленький мокрый носовой платочек Евы-Лотты.
Город внизу всё ещё спит, но скоро начнёт пробуждаться. На башне ратуши в первых лучах солнца уже поблёскивает золочёный петушок.
– Пресвятой Моисей! – произнёс Калле.
– Вот именно, – сказал Андерс. – Калле, чего же ты ждёшь? Разве не ты знаменитый сыщик Блюмквист?
4
Дорога вьётся и мягко петляет, пробираясь сквозь зелёный летний ландшафт. Она обтекает небольшие каменистые пригорки, сверкающие озерца, сосновые рощицы, пробегает меж белоснежных стволов берёз, мимо цветущих полян и лугов, мимо колышущихся полей. Замысловатыми узорами неспешно добирается она до морского побережья.
И туда же направляется этим чудесным летним утром большой чёрный автомобиль. Он несётся с бешеной скоростью, покрывая облаками пыли цветы у дороги. Это самый обыкновенный легковой автомобиль. Но внимательный наблюдатель всё-таки заприметил бы в нём нечто необычное. Дело том, что машина эта оставляет за собой примечательные следы. Время от времени из её открытого бокового окна высовывается девчачья рука, и потом на щебёнке остаются маленькие обрывки красной бумаги, а иногда и крошки сдобной булочки. Да-да, крошки сдобной булочки! Недаром Ева-Лотта – дочь пекаря, в карманах у неё всегда припасена булочка-другая. А красные бумажки – обрывки афиши, которую она сорвала со столба, когда кралась к машине, к спящему Расмусу. «Большой летний праздник!» – сообщала афиша чёрными буквами. А ниже: «Лотерея. Танцы. Кофе». Дай бог всяческой удачи спортивному клубу города Лилльчёпинга за эту афишу! Дорога им предстоит длинная, на сколько километров хватит пары булочек? Скоро придётся экономить и на булочках и на афише, чтобы на каждой развилке лежал ярко-красный клочок бумаги. Иначе как же спасатели узнают, куда им следовать? А появятся ли они? И вообще – чем всё это кончится?
Ева-Лотта осмотрелась по сторонам и попыталась проанализировать сложившуюся ситуацию. Рядом с ней на заднем сиденье – связанный профессор, всё ещё с кляпом во рту и отчаянием в глазах. Справа от него – тот, что так талантливо охранял машину. Впереди – бандит по имени Никке со спящим Расмусом на руках. За рулём – второй «верхолаз», его зовут Блюм, как теперь знает Ева-Лотта. Она ещё раз внимательно осмотрелась вокруг и уставилась в окно. А там – шведский летний пейзаж, это как пить дать. Вот поле, где поспела рожь, а вот ромашки и васильки – всё такое до боли знакомое и родное… И белые берёзы тоже… Вот только эта машина с её странными пассажирами – чужие, они – из американского кино про гангстеров. Сердце у Евы-Лотты отчаянно забилось, когда она подумала, что эти двое разбойников на переднем сиденье – киднепперы!
В такой солнечный летний день в Швеции – и похитители детей?! Откуда? Что за глупость! Даже странно слышать. Это же вам не Чикаго! Это у них, в Америке, может произойти подобное, да и то лишь тёмными осенними вечерами и под проливным дождём. А тут средь бела дня…
Никке, видимо почувствовав затылком её неодобрительный взгляд, обернулся и вперился в Еву-Лотту с недовольным видом.
– Кто, чёрт возьми, просил тебя соваться не в своё дело? – прорычал он. – Ты зачем забралась в машину, дурёха?
Ева-Лотта испугалась, но ещё больше разозлилась. Она вовсе не собиралась показывать этому негодяю, как ей страшно.
– За меня можешь не беспокоиться, – ответила она. – Лучше подумай, что ты скажешь, когда приедет полиция и заберёт тебя.
Профессор смотрит на неё ободряюще, и это придаёт ей храбрости. Она рада, что он здесь, хотя помочь им сейчас ничем не может. Но всё-таки он взрослый и на её стороне. Никке что-то угрожающе пробурчал, отвернулся и замолк. Ева-Лотта заметила – у него широкий затылок и светлые, давно не стриженные волосы. Светлый пух на шее. А как он вообще выглядит? Приметы! Будь здесь Калле, он прежде всего занялся бы приметами. Надо сейчас же сделать это вместо него, чтобы помочь полиции. А представится ли случай рассказать что-нибудь полиции?
Глаза у этого Никке глуповато-хитрые и некрасивое добродушно-румяное лицо. Да, лицо у него, как ни странно, добродушное, хотя сейчас и хмурое. Не очень-то умное, подумала Ева-Лотта и польстила себе, посчитав, что особые приметы, ею собранные, интереснее, чем те, что обычно отмечает Калле: цвет глаз да иногда родинки – и ни слова о характере человека. Теперь посмотрим на других. Блюм – темноволосый, вялый, бледный и прыщавый. Мелкий, тупой тип, подумала Ева-Лотта. За деньги, наверное, на всё пойдёт. А этот, что на заднем сиденье, и вовсе полный идиот. Абсолютный ноль! Песочного цвета волосы, подбородка почти нет, а ума не больше, чем может поместиться на кончике мизинца. Так что же, что заставило этих трёх ничтожеств решиться на похищение людей? Ведь должен за этим скрываться какой-то смысл, хотя, судя по всему, никого из них здравомыслящими не назовёшь. Но, возможно, за них думает кто-то другой и поджидает их где-то.
Ага, теперь машина вдруг сворачивает на узкую лесную дорогу. Ева-Лотта спешит рассыпать как можно больше бумажек и крошек, чтобы спасатели не сбились с пути. Их машина то и дело подскакивает и кренится на ухабах – ведь эта дорога не предназначена для езды на автомобиле. Она так подпрыгивает, что Расмус просыпается. Сначала он приоткрывает сонные тёмные глаза, но потом рывком приподнимается и пристально смотрит на Никке.
– Это ты должен был прийти починить нашу плиту в кухне или… или…
Он беспомощно замолкает, не договорив. Ева-Лотта протягивает свою тёплую руку и гладит его по щеке.
– Я здесь, Расмус, – говорит она. – Ты рад, что я здесь? Твой папа тоже здесь, хотя…
– А куда мы едем, Эва-Лотта? – спрашивает Расмус.
Но вместо Евы-Лотты отвечает Никке.
– Просто мы решили немного прокатиться, – говорит он и весело смеётся.
– Так это ты должен был починить нашу плиту, да? – всё-таки хочет узнать Расмус. – Папа, это он?
Но папа не отвечает.
Никке кажется его вопрос забавным, и он смеётся пуще прежнего:
– Плиту починить, говоришь? Да нет, парень, как-нибудь в другой раз.
Похоже, этот вопрос привёл Никке в хорошее расположение духа. Усадив Расмуса у себя на коленях поудобнее, он вдруг запел:
– «У графа была собачка по имени, видишь ли, Трулле…»
– Послушай, а как тебя зовут? – спрашивает Расмус.
– Никке меня зовут, – отвечает тот, ухмыляясь, и громко поёт: – «По имени, видишь ли, Никке».
– А я думаю, ты мог бы починить нашу плиту, – заявил Расмус. – Но папа всегда говорит: все только обещают да обещают, а ничего не делают.
Ева-Лотта с тревогой посмотрела на профессора. Сейчас у него забота поважнее, чем починка кухонной плиты. Она ободряюще гладит его по руке, и он благодарит её взглядом.
Ева-Лотта осторожно бросает в окно последний оставшийся у неё клочок афиши. Он весело порхает в солнечных лучах, прежде чем лечь на землю. Найдёт ли его кто-нибудь? И когда?
5
– Ни в коем случае! – возразил Калле. – Бежать за полицией у нас времени нет. Нам придётся самим преследовать бандитов и выяснить, куда они направились.
– Конечно, как же! Побежим следом и будем громко кричать! Где уж их машине тягаться с таким спринтером, как ты! – съязвил Андерс.
Калле проигнорировал такое дурацкое замечание и со всех ног бросился через калитку к профессорскому мотоциклу.
– Давай сюда! – крикнул он. – Возьмём мотоцикл!
Андерс смотрел на него с восхищением вперемешку со страхом.
– Не можем же мы… – начал было он, но Калле оборвал его:
– Мы обязаны. У нас сейчас так называемые «чрезвычайные обстоятельства». Сейчас речь идёт о человеческих жизнях, и нам некогда размусоливать о всяких там водительских правах и прочем.
– Вообще-то ты водишь мотоцикл даже лучше своего папаши, – сказал вдруг Андерс.
Они вывели мотоцикл на дорогу.
На песке виднелись слабые отпечатки автомобильных шин, и это был единственный след, оставленный похитителями. Чёрная машина была уже далеко-далеко.
Куда же она отправилась?
– Ева-Лотта сказала, что поступит так же, как Ганзель и Грета! – прокричал Калле, когда мотоцикл понёсся вниз по склону. – А что они делали?
– Бросали на дорогу хлебные крошки и камешки! – крикнул в ответ Андерс.
– Ну знаешь… Если у Евы-Лотты ещё и камешки с собой, то она даже удивительнее, чем я думал. Впрочем, это в её стиле. Она всегда что-нибудь особенное изобретает.
Они подъехали к первой развилке, и Калле притормозил. Куда дальше? Какой дорогой ехать?
На обочине валялся застрявший в траве клочок красной бумаги с надписью: «Танцы». А поскольку вдоль дороги всегда полно всякого бумажного мусора, на этот клочок бумаги Калле с Андерсом не обратили ни малейшего внимания. Но неподалёку от него они обнаружили нечто другое – кусочек белой булки. Андерс ткнул в него пальцем, издав торжествующий вопль. Ева-Лотта поступила точь-в-точь, как Гензель и Грета! А вон, в нескольких метрах от них, лежит ещё одна красная бумажка. Значит, эти бумажки хотели им что-то сказать.
Воспрянув духом, Калле и Андерс свернули на дорогу, которая, петляя, вела к морю. Они забыли про усталость. Нельзя сказать, что они были в хорошем расположении духа, но ко всем их страхам примешивалось какое-то удивительное, почти радостное возбуждение. Мотоцикл, равномерно потрескивая, пожирал километр за километром. Впереди их ждала неизвестность. Риск и скорость, похоже, увлекали мальчиков и были причиной их странного возбуждения.
Они внимательно смотрели на дорогу. То там, то тут мелькали красные бумажки, словно ободряющий привет от Евы-Лотты. Наконец они домчали до лесной дороги. Домчали и чуть не пролетели мимо. Дорога была едва заметна. Лишь в последнюю минуту Андерс обнаружил среди сосен хорошо знакомый красный листок.
– Стоп! – крикнул он. – Чуть не проехали. Они свернули в лес.
Какая прелестная просёлочная дорога! Утреннее солнце играло среди деревьев, освещая тёмно-зелёный мох и розовые цветки линнеи. На верхушке ели сидел чёрный дрозд и выводил свои трели с таким упоением, словно в мире не существовало зла.
Но пока Калле и Андерс лавировали между соснами на мотоцикле, они явственно ощутили, что дрозд заблуждался. Всеми фибрами своей души они почувствовали, что приближаются к чему-то угрожающему, не имеющему никакого отношения к цветам и пению птиц.
Дорога вела вниз. Вниз. Меж деревьев промелькнуло что-то синее. Море! Показался маленький полуразвалившийся причал. Здесь дорога кончалась. А на краю причала последний привет от Евы-Лотты – её красная заколка для волос.
Мальчики стояли в глубокой задумчивости и глядели на залив. Лёгкий туман только-только начал рассеиваться, солнце сверкало на поверхности воды, покрытой мелкой рябью от рассветного ветерка. Как тихо кругом! Как пустынно! Словно в первый день творения, когда человека ещё не было на земле. Горизонт заслоняли зелёные острова и скалистые шхеры. Можно было подумать, что маленький морской заливчик был просто озерком. Метрах в двухстах от причала был виден остров, загораживающий выход в открытое море. Казалось, что этот большой, холмистый, поросший лесом остров был необитаем.
Но это не так: над деревьями поднимается к небу лёгкий дымок.
– Вон оно, осиное гнездо, – сказал Калле.
– Взять их, куси, куси! – оживился Андерс.
– Как ты думаешь, сможем мы туда доплыть? Далеко ведь…
– Да запросто, – ответил Андерс. – И так как лодок здесь нет…
Возле причала стоял сарай. Калле подёргал дверь. Заперто. Может, там лодка?
Автомобиль определённо там, подумал он, увидев следы шин на росистой траве. Он был уверен, что чёрная машина спрятана именно там, в сарае. Калле испытывал глубокое удовлетворение оттого, что им удалось проследить путь похитителей, по крайней мере до сих пор. Как верно они поступили, пустившись в погоню немедля! Теперь он это ясно понимал. Ветер и птицы очень скоро унесли бы Евы-Лоттины бумажки и крошки. Да и кому бы пришло в голову искать киднепперов в этих пустынных шхерах?
Калле оценил взглядом расстояние до острова. Да, очевидно, придётся туда плыть, но, судя по всему, они сумеют одолеть это расстояние. А мотоцикл надо спрятать в лесу.
Когда после своего долгого заплыва посиневшие от холода Андерс и Калле карабкались на сушу, они чувствовали себя десантниками, высаживающимися на вражеский берег. К тому же высаживаться на вражеский берег пришлось в чём мать родила. Без одежды чувствуешь себя ещё более беспомощным и незащищённым.
Но враг не показывался, и они уселись на большой, нагретый солнцем камень, чтобы согреться. Развязав свои узелки с одеждой, они убедились, что рубашки и брюки не настолько намокли, чтобы их нельзя было надеть.
Читать бесплатно другие книги:
