Живые книги Иванцова Мила

1

Если бы в тот майский день тучи над Киевом не боролись с солнцем, а гром, обещая ливень, не гремел бы то над одним районом города, то над другим, скорее всего, элегантная особа среднего возраста прошла бы мимо той кофейни на Подоле. Но в природе что-то происходило, от этого у женщины сжимало виски, отдавая болью то в темя, то в затылок, и спасти ее могла только порция крепкого кофе, а то и не одна.

Итак, стройная дама в темных очках, в длинной белой юбке и яркой батистовой блузке, подпоясанной тонким белым ремешком, огляделась вокруг и потерла виски обеими руками. Дородная домохозяйка, тащившая мимо нее с Житнего рынка сумки с продуктами, с удивлением заметила на незнакомке белые кружевные перчатки и выразительно хмыкнула. Но та не обратила на это внимания — ее радар был настроен на кофе, и через минуту дама уже открыла дверь под вывеской «Книжное кафе».

Внутренний мир помещения оказался гораздо большим, чем можно было представить извне, учитывая плотное расположение входных дверей соседних заведений вдоль улицы. Несколько отдельных площадок со столиками на трех уровнях кафе были соединены довольно крутой деревянной лестницей, что позволяло посетителю выбрать место по душе. Стены были украшены полками со старинными кофемолками, медными и латунными кофейниками, турочками, бывшими когда-то давно в употреблении. Посетительница поднялась на верхний, третий, ярус-балкон, где в тот момент никого не было. Здесь она заметила на стенах еще и полки с книгами.

Когда после первой чашки кофе в глазах у женщины прояснилось, а боль отпустила голову, она заказала еще одну порцию «медикамента» и пирожное «Наполеон». Чтобы скоротать время, протянула руку к полке, вытащила наугад книгу и открыла ее. Глаза выхватили абзац текста, в котором неизвестная дама-автор размышляла о жизни и о нелегкой женской судьбе. Читательница вздохнула, закрыла толстый томик, поставила его на место и погрузилась в свои мысли — ничто этому не мешало. Взгляд ее блуждал по небольшому столику, на котором соседствовали кружевные перчатки, сахарница и модные недешевые очки с темными стеклами.

Когда официантка принесла заказ, посетительница вздрогнула, тряхнула головой, словно отгоняя мысли, и увидела на груди девушки бейджик с надписью «книжница Аня».

Через полчаса, уже спускаясь по лестнице, женщина заметила книжные полки и в двух других залах, а на груди еще одной официантки разглядела бейджик «книжница Вера». Это казалось странным — она впервые видела такое сочетание кофе с книгой и официантки с библиотекарем или продавщицей книжного магазина. Поблагодарив и попрощавшись, женщина скрыла глаза за темными очками и уже собиралась выйти на улицу, как одна из девушек протянула ей рекламную листовку и улыбнулась:

— Вы еще не слышали о нашей акции «Живые книги»? Вот, ознакомьтесь, пожалуйста! Приглашаем принять участие, люди понемногу отзываются, надеемся, будет интересно, составляем картотеку. — И она показала рукой на небольшой деревянный ящичек с несколькими почтовыми открытками, стоявшими в нем вертикально.

— Спасибо, — уголками губ улыбнулась посетительница, взяла рекламу и вышла в жаркий майский город со слишком нестабильной синоптической перспективой.

День прошел, как прошел. Как все ее дни в последнее время — подобно другим бессмысленным дням. Вечером она то бродила из угла в угол по неуютной квартире, то выходила на балкон подышать воздухом, насыщенным запахом вымытых грозою молодых листьев и терпким ароматом липких тополиных почек. Вдруг в сумочке запикал эсэмэской мобильный. Она вздрогнула и быстро пошла в коридор. Сообщение оказалось анонсом очередной акции от оператора связи, телефон вернулся на место, а реклама из кафе наконец привлекла внимание женщины, которой, казалось, больше нечем было себя занять.

«Книжное кафе в течение мая и июня проводит акцию „ЖИВЫЕ КНИГИ“, во время которой посетители смогут примерить на себя роль Читателя или Книги.

Читатель выбирает в каталоге Книгу и сообщает желаемые день и час встречи. Кофейня все согласовывает и приглашает Книгу на сеанс Чтения, который, по условиям акции, длится один час. В течение этого времени Книга будет рассказывать Читателю истории из своей жизни.

Кофейня угощает Книгу кофе на выбор, а Читатель, в благодарность за уделенное время и откровенность, оплачивает десерт.

За более подробной информацией просим обращаться к книжницам или по телефонам кафе.

Желаем приятного Чтения и общения! Ведь мы не сомневаемся, что интересных историй в мире гораздо больше, чем уже написанных книг!»

2

— Да, конечно, запишите номер моего мобильного, я буду ждать вашего звонка, — сказал официантке за барной стойкой высокий мужчина в темных очках, продиктовал номер и назвал свое имя: — Виктор.

Он поблагодарил, сделал неуловимый жест, и короткая металлическая трубка в его руке вдруг стала тростью и приобрела необходимую длину, чтобы незрячий человек мог простукивать ею дорогу перед собой и определять маршрут.

Эту неожиданную метаморфозу предмета заметила та самая дама в кружевных перчатках, как раз входившая в кафе. Они разминулись у входной двери. Посетительница отступила в сторону, пропуская его на улицу, однако незрячий мужчина успел почувствовать несколько пьянящий аромат ее духов — неожиданный для утреннего посещения дамой кафе.

— Доброе утро! Вы опять к нам? — засияла книжница Аня. — Проходите за столик, сейчас я принесу меню.

— Здравствуйте, — сдержанно улыбнулась женщина и не тронулась с места, — собственно, я хотела спросить о вашей акции…

— А! Вас заинтересовало? — оживилась официантка. — И кем бы вы хотели быть — Читателем или Книгой?

— Я?… — Женщина сделала паузу, а затем выдала решительно, будто нырнула в воду: — Собственно, я — писательница. Довольно известная, хоть и печатаюсь под псевдонимом, но у меня сейчас некий творческий ступор… И я подумала… Может, именно эти ваши Живые книги расскажут мне что-то интересное? Так сказать, станут именно тем зерном, из которого…

— Ух ты! — одновременно выпалили обе официантки, находившиеся рядом.

— Надо же! Живая писательница! Класс! — восторженно произнесла книжница Аня. — А мы еще вчера вас заметили! Нет, люди искусства все же действительно отличаются от других!

— Да не то чтобы… — пожала плечами посетительница и снова оглянулась вокруг.

— Ой, не говорите! — замахала руками Аня. — Вон, видели, только что вышел мужчина? Он хоть и очень любит читать, но был военным и потерял зрение, ну, почти потерял, едва видит очертания фигур и свет. Так он очень обрадовался, узнав о нашей акции! А что? Будет ходить к нам, «читать»… Вот уже выбрал себе Книгу, будем с ней договариваться. Так о чем это я? А! Вот по нему видно, что он обычный! А на вас глянешь, и понятно, что вы человек искусства!

— Спасибо, — улыбнулась женщина такой бурной и непосредственной реакции.

— Так надо же записать ваши данные и ознакомить вас с каталогом Книг, хоть он еще и небольшой. Как ваше имя?

Женщина помолчала, а затем медленно произнесла, будто пропела:

— Амалия.

— Вот! Я же говорила, Вера! — оглянулась на коллегу Аня. — Даже имя необычное! Вот, заполните, пожалуйста, эту карточку. А кофе сегодня пьете?

— Да-да. — Потенциальная Читательница взяла анкету и снова отправилась на верхний ярус кафе.

В этот день она пила кофе не «медикаментозно», а просто так, для удовольствия. Кроме того, хотела потратить на этот процесс какое-то время суток, часть долгого майского дня, который снова нужно было чем-то наполнять.

Амалия то прислушивалась к тому, как шептались в нижнем ярусе официантки-книжницы, обсуждая между собой встречу с настоящей писательницей, то разглядывала свои перчатки, которые опять лежали на столике, то бродила глазами по стенам, будто вживаясь в уютный интерьер кафе, останавливала взгляд на коллекции кофейников, потом на картинках с видами Львова, на книжных полках, иногда улыбалась… Но если бы кто-то внимательный незаметно наблюдал за этой особой, то вряд ли счел бы ее улыбку веселой. Скорее это была несколько мечтательная, растерянная, неуверенная улыбка на ухоженном лице красивой, но уставшей женщины, скрывающей свою проблему.

Вскоре она увидела, как книжница Вера поднялась по лестнице на второй ярус подать меню новым клиентам — немолодой паре иностранцев, спрятавшихся в прохладе этого старинного толстостенного дома от майской жары. С балкона своего третьего яруса Амалия услышала, что девушка говорит с ними на довольно плохом английском, но и посетители отвечали не лучше, хотя весьма дружелюбно. Женщина снова погрузилась в свои воспоминания, которые на этот раз замелькали в воображении слайдами прежних заграничных поездок.

Она вздрогнула от внезапного покашливания и увидела рядом Веру, которая протягивала ей несколько открыток — рукописный каталог Книг, то есть людей, согласившихся приходить и рассказывать свои истории.

Через минуту она уже пересматривала краткую информацию о каждом.

Студент Политехнического университета, родом из Карпат, был не прочь за кофе с пирожным рассказывать о различных обычаях своего края и происшествиях в горах, случившихся с ним, с его знакомыми или с туристами-горожанами.

Женщина подумала, что для вечно голодных иногородних студентов акция кафе — неплохой способ заработать кофе с пирожным, хотя это и не решает проблемы питания. Она сдержанно улыбнулась и принялась за следующую открытку.

Пенсионерка, учительница с многолетним стажем, готова была поделиться целым «сериалом» из школьной жизни. Причем Читателю предлагались на выбор версии «об учениках», «об истории неординарной киевской школы», «об учительской судьбе» и так далее.

Амалия сначала удивилась, читая эту несколько наивную на ее взгляд саморекламу, но потом вздохнула из сострадания к пенсионерке, которой, видимо, общение требуется больше, чем угощение, ведь всю жизнь она была окружена людьми… Но почему-то это предложение также не пробудило интерес потенциальной Читательницы.

Вдруг внимание ее вновь привлекли голоса со среднего яруса кафе — иностранные туристы говорили между собой на французском. Амалия напряглась и подалась к деревянным перилам, у которых стоял ее столик. Она бросила заинтересованный взгляд вниз на пожилую пару, улавливая отрывки их разговора. Из услышанного поняла, что мужчина собирался пойти на какую-то встречу, а жена не очень хотела его сопровождать и предлагала подождать супруга в этой уютной кофейне.

— Et qu'est-ce que tu feras ici pendant toute cette heure?[2]

— Mais je regarderai ces petites choses sur les rayons et je feuilleterai les livres. — Женщина оглянулась вокруг и указала мужу на полки со старинными турками, кофемолками и на книги, выстроившиеся отдельно на небольших полочках, — et tu reviens me prendre ici midi, d'accord?[3]

— Bon, d'accord, si cela ne te gne pas. Et ensuite on ira djeuner au restaurant de l'htel! Hier j'ai bien aim leur borchtch![4]

«Вот она — Книга, которую бы хотелось почитать! — подумала вдруг Амалия и почувствовала неожиданное волнение. — Но как? Как подойти к незнакомой женщине и „считать“ с нее какую-то историю? И захочет ли она вообще со мной говорить? Зачем ей это? Хотя… Встретить в чужой стране человека, который говорит на твоем языке, всегда приятно, это упрощает контакт…»

Француз спустился на первый уровень кафе, а через мгновение звякнул колокольчик на двери, обозначив таким образом его выход в город.

Выдержав паузу в несколько минут, Амалия поднялась, собрала в стопку еще не дочитанные карточки каталога Книг и двинулась к деревянной лестнице.

— Bonjour, madame! Je m'appelle Amalia et je vous ai entendu parler franais[5]. — Она приветливо улыбнулась, и пожилая иностранка мгновенно отразила ее улыбку.

— Oh, madame! C'est un grand plaisir de trouver l'tranger quelq'un avec qui on peut parler sans barrirs![6]

He прошло и десяти минут, как женщины разного возраста, разных национальностей и вообще — две очень разные женщины беседовали на разные темы. Француженку звали Кристин. Ей было, очевидно, слегка за шестьдесят. Но худощавая, высокая, спортивного телосложения, в джинсах и в льняной рубашке мужского кроя, совсем без макияжа, она выглядела женщиной без возраста. Собственно, возраст Амалии тоже непросто было определить, хоть она и была одета очень женственно и не гнушалась элегантным, не кричащим макияжем.

Разговор закружился вокруг Киева, его изюминок, интересных для туристов, потом перешел на Францию, Париж, о котором обеим было что вспомнить. Вскоре к ним подошла книжница Вер, немало удивленная тем, как ловко писательница говорит по-французски и как при этом с ее лица словно слетела пелена грусти и растерянности, которую девушки заметили и вчера, и сегодня утром.

«Вот так тарахтит! — подумала Вера. — Наверное, поймала себе хороший сюжет в новый роман! Эх… Вот так жизнь! Не то что…»

Девушка улыбнулась обеим посетительницам и обратилась к Амалии:

— О, Амалия, вы так легко говорите на французском! Я в восторге! Что-то еще закажете? Ой… А может, эта дама согласится принять участие в нашей акции?

Кристин с приветливой улыбкой смотрела на девушку, ничего не понимая, и поглядывала на реакцию новой знакомой. Амалия на мгновение заколебалась, но потом взяла в руку открытки из каталога книг, сложила их веером и помахала над столиком.

— Знаете, Кристин, эта милая девушка хочет спросить вас, не решитесь ли вы принять участие в акции, которую проводит эта кофейня.

От краткой информации о временном распределении посетителей на Книги и Читателей глаза француженки стали сначала круглыми от внимания и удивления, а потом превратились в две щелочки с лучиками добрых морщинок.

— Но мы же здесь всего на несколько дней, — сказала она, будто извинялась, — хотя… я на своем веку прожила немало историй и, конечно, могу ими поделиться, было бы только кому слушать! Знаете, чем дольше человек живет, тем больше у него накапливается в доме вещей, а в душе — воспоминаний. И время от времени перебираешь их, что-то отдаешь, что-то выбрасываешь, а с чем-то не хочется расставаться никогда. И ты трепетно держишь в руках самое дорогое, рассматриваешь его, вспоминая себя и других в рамке давно прошедших лет… А потом не выставляешь это на виду, а снова прячешь куда-то — то ли на полку книжного шкафа в виде фотоальбома, то ли в ящик письменного стола, как шкатулку со старыми украшениями или пожелтевшими письмами.

Вера все не отходила и зачарованно слушала чужую непонятную речь. Амалия перевела. Девушка слегка наклонила голову на бок, а одна бровь ее смешно поползла вверх, как бы говоря: «Так вы принимаете условия нашей игры?»

Кристин посмотрела на часы. Амалия бросила взгляд на свои, а Вера на старинные настенные, которые качали маятником неподалеку на стене. Они показывали четверть двенадцатого.

— Я думаю, что успею рассказать вам хоть что-нибудь о моей бабушке. — Она снова улыбнулась, и легкая грусть отразилась на ее лице. — К сожалению, при таком ритме жизни ни детям, ни внукам нет дела до далеких предков. Их не очень интересуют сентиментальные истории о былом. Пусть это будет моим небольшим вкладом в вашу виртуальную библиотеку!

— А госпожа Амалия — писательница! — не удержалась Вера, указав рукой на Читательницу.

— Qu'est-ce que c'est «pisatelnitsia»?[7] — не поняла туристка.

Амалия погрозила пальцем Вере и сдержанно объяснила, что она действительно писательница и согласилась на эту игру, надеясь пополнить свой архив интересных историй, которые, возможно, когда-то пригодятся при написании книг.

Глаза француженки снова округлились, а брови поползли вверх.

— О! Какая неожиданная удача! Живая писательница! Тогда я просто обязана рассказать вам что-то интересное! Ведь я и сама так люблю читать! — Она указала рукой на книжные полки. — Но кофе я уже пила, и пирожное только что съела. Принесите-ка нам, пожалуйста, соку, вы же не против сока, Амалия?

Моя бабушка… Это так неожиданно и так странно… Но, видимо, именно здесь и сейчас пришла пора рассказать кому-то о ней — озвучить мои мысли. С возрастом люди становятся сентиментальнее, на их «внутреннем рынке» растет цена не на нефть или алмазы, а именно на такие воспоминания. И я питаю особый сентимент к моей бабушке, часто вспоминаю о ней, хотя она была обычным человеком, «рядовой французской женщиной первой половины двадцатого века», как написали бы журналисты.

Однако она не была французской женщиной! Она была бретонкой! Вы понимаете разницу? — Кристин заглянула в глаза собеседницы, та кивнула, но промолчала.

Бретонцы, жители северо-западного полуострова Франции Бретань, — это, по сути, кельты, которые в древности переселялись из Британских островов под давлением англо-саксов. И бретонский язык местного населения, конечно, тоже кельтской группы. Но современное молодое поколение уже почти не понимает язык своих пра-пра… Кругом царит государственный, но в южной части полуострова еще кое-где хранят традиции и говорят на обоих языках. Когда-то Бретань была отдельным королевством, которое до XVI века сопротивлялось французским централизаторам. Но потом… потом все бретонское истреблялось и шлифовалось величественной Францией.

Собственно, я о бабушке. На ее юность пришлись тяжелые годы. Она появилась на свет в конце XIX века в простой и небогатой крестьянской семье, в которой родилось двенадцать детей, но не все выжили. Дома говорили на бретонском. Представляете, бабушка ходила в школу всего два года — с семи до девяти лет! Там и выучила французский. Полученных знаний ей хватило только для того, чтобы научиться самостоятельно расшифровывать Библию. В семье решили, что этого достаточно и дальше она должна пасти коров…

Бабушка мечтала стать врачом. На протяжении всей жизни она покупала в букинистических лавках и на распродажах дешевые потрепанные книги по медицине, которые продавали студенты путешествующим букинистам. Ее библиотека состояла из очень умных учебников и монографий.

В 1914 году в возрасте восемнадцати лет она вместе с сестрой «поехала во Францию», то есть в Париж, так тогда у нас говорили, потому что Париж олицетворял собой Францию, а Бретань считала себя ею весьма условно. Поехали на заработки. У вас тоже, я знаю, Киев притягивает к себе рабочие руки из провинции. Это всегда шанс прокормиться и прокормить семью — зарабатывать в богатом месте, чтобы проедать деньги в бедном.

Все работники с Запада страны прибывали тогда на вокзал Gare Montparnasse, теперь на его месте уже стоит новое современное здание. И там, на вокзале, наивных приезжих ждали «агенты» работодателей. Многие из них были просто сутенерами, которые заманивали в свои сети очень доверчивых провинциальных девушек. «Настоящие» французы относились к бретонским девушкам как к здоровым, вежливым, но… недалеким. Этот образ закрепился даже в мультиках. Но сутенеры и не искали большого ума.

Надо сказать, что бабушке с сестрой тогда просто повезло в чужом большом городе! Они действительно наткнулись на представителя семьи одного буржуа, куда их наняли прислугой «на всю работу». Это была удача! Но буквально через несколько недель вспыхнула Первая мировая война, и напуганные девушки снова вернулись домой, в свой поселок Chapelle-neuve[8] (Kapel Nevez на бретонском). Опять пасти коров. У меня дома на стене есть фото того периода — сестры в национальной бретонской одежде. Они там обе очень серьезные — потомки кельтов-мореплавателей, борцов за свой маленький гордый этнос…

После войны сестра там же на родине ушла в монастырь, а бабушка снова поехала в Париж и нанялась на работу в большое пригородное хозяйство. Сначала выращивать и убирать картофель (а что еще она умела?!), а потом бабушка много лет собирала розы и тюльпаны на цветочных плантациях богатой семьи де Вилъморен. Их предприятия до сих пор продают разные семена и розы. Кстати! Луиза де Вильморен была довольно известной писательницей. Я слышала, что в вашей стране очень уважают Экзюпери, да? — Кристин оторвала взгляд от старинных медных кофеварок и мельниц, и улыбка Амалии подтвердила ей сказанное.

Так вот: эта Луиза была невестой писателя-летчика! Они были помолвлены. Но не сложилось. И, видимо, так должно было быть. Они были очень разными. Очень.

Кристин замолчала, словно задумчиво гладила взглядом старинные предметы на полках, и, видимо, что-то вспоминала. Амалия незаметно бросила взгляд на часы и подумала, что скоро вернется муж собеседницы и на этом рассказ может прерваться. Но та снова заговорила:

— Бабушка работала там много лет. Имея мужа и четверых детей. Мой дед тоже был бретонцем. Он, бедный, пострадал на войне от газовой атаки… Вы же слышали, как солдат в окопах травили ипритом? Он прожил после войны еще 15 лет, но был слаб здоровьем и умирал ужасно. Его обожженные едким газом легкие причиняли ему страшные страдания, а антибиотиков тогда еще не было…

Но, несмотря на это, супруги нажили за четыре года четверых детей, которых бабушка в итоге растила сама, и по мере своих сил дала всем образование. И всю жизнь провела, собирая цветы. Со стороны это может показаться романтичным занятием, не так ли? Собирать цветы до пенсии! Кстати, о пенсии — в смутные для Европы годы, конец тридцатых — первая половина сороковых (Вторая мировая война), из каждой ее зарплаты хозяева вычитали определенный «пенсионный» процент, но… Но не платили его в государственную кассу. И так продолжалось десять лет!

Это стало известно, когда бабушка в ее шестьдесят собралась выйти на пенсию, но оказалось, что она ее еще «не заслужила».

Хоть я и нередко слышала, что характер у бабушки был нелегким, но она безропотно смирилась с этим и проработала еще десять лет в воинской части, выполняя привычную для нее тяжелую неквалифицированную работу уже в таком возрасте. Вот так просто богатые люди украли у нее десять лет жизни…

Кристин снова погрузилась в свои воспоминания, но вдруг услышала, что звякнул колокольчик на двери первого этажа, посмотрела в глаза собеседницы, словно хотела понять, осознала ли та все, о чем она рассказывала, и нужно ли было вообще открывать душу чужому человеку здесь, в чужом, хоть и таком красивом, городе?

Амалия тоже услышала, что кто-то вошел, и проследила за реакцией Кристин.

— Еще, еще расскажите что-нибудь о ней! — попросила женщина неожиданно искренне и жадно.

— Конечно, каждая энциклопедия поведает вам, кто такая Луиза де Вильморен, кем были ее друзья и любовники, но нигде вы не найдете упоминания о Марии-Элизе Кабельгвен, скромной, незаметной, трудолюбивой, одной из тех, кто всегда находится неподалеку, но чьего мнения никогда не спрашивают.

Однако это она покупала мне маленькой в бакалейной лавке дешевые конфеты, склеенные между собой боками. Это она выносила с поля под юбкой картофелины, чтобы прокормить своих четверых детей. Это она пасла коров, вязала носки и мечтала лечить людей. Это у нее украли десять лет заслуженного отдыха…

Рука Кристин неожиданно стукнула по столу и замерла. Амалия осторожно положила свою ладонь на руку пожилой женщины. Француженка улыбнулась и накрыла ухоженную руку новой знакомой своей второй ладонью — рукой обычной женщины, которой многое пришлось делать в этой жизни.

— А еще — именно она купила мне толстый карандаш, с одной стороны синий, с другой — красный. И учила меня рисовать им французский флаг — все же не жаловалась и не ненавидела страну, которая украла у нее родной язык… Женщина, всю жизнь собиравшая для кого-то цветы, которой никто ни разу не подарил ни букета, ни цветка…

Скрипнула лестница, Амалия оглянулась и увидела седого мужчину, который приближался к столику, не скрывая своего удивления от того, что час назад оставил здесь одну женщину, а теперь нашел двух.

3

Три девушки лет двадцати расстались неподалеку от спуска к станции метро «Контрактовая площадь», как обычно прощаются приятельницы — несколько поцелуйчиков в щечки, затем помахали друг другу руками, разошлись в разные стороны, оглянулись и помахали еще раз. Одна из них спустилась в подземный переход к метро, вторая направилась через площадь в сторону Андреевского спуска, а третья пошла к конечной остановке трамвая метрах в двадцати позади. Эта последняя была невысокого роста крашеной блондинкой с причудливой прической — голову ее обвивали спиралью искусно сплетенные косички, которые заканчивались пушистым асимметричным хвостиком над левым ухом. Одета она была в короткие джинсовые шортики и футболку, едва достигавшую пупка, а обута в белые кроссовки с разноцветными шнурками — салатовым и оранжевым. Маленькая джинсовая сумочка, скорее похожая на большой кошелек, висела на длинной ручке, перекинутой через плечо.

Девушка потопталась с минуту на месте, оглянулась на площадь, куда направилась одна из ее подруг, потом бросила взгляд на спуск к станции метро, развернулась и пошла через трамвайные рельсы на север.

Она всегда точно знала, где в городе находится Днепр, как и то, что течет он с севера на юг. По крайней мере, так это выглядело на карте. Она чувствовала присутствие невидимой за зданиями реки, как кошка чует мышь в темной кладовке. И внутренний ее компас ни разу не обманул. Собственно, она долгое время считала, что другие ориентируются таким же образом, и не раз удивлялась, когда люди не понимали ее объяснений вроде «100 метров на восток» или «два квартала на юг». Наконец, разобравшись, что другие устроены иначе, она оставила свою систему координат только для «внутреннего употребления».

Итак, девушка прошла один квартал в северном направлении и, на всякий случай оглянувшись, свернула направо. То есть — на восток. Она точно знала, что эта не слишком широкая, но прямая, словно прочерченная под линейку, улица вывела бы ее к реке. Но сейчас юная особа имела другую цель.

Звякнул звоночек над дверью, и официантка за барной стойкой напротив входа посмотрела на посетительницу.

— Что-то забыли? — вежливо спросила она, узнав одну из трех девушек, которые минут десять назад вышли из кафе.

— Нет. То есть да, — приблизилась к ней хозяйка причудливой прически и непарных шнурков, — я хотела немного расспросить о вашей акции… Знаете, я, пожалуй, оставлю свои координаты…

— Хотите быть Читателем или Книгой? — сдержанно улыбнулась ей книжница Аня.

— Давай на «ты», а? — махнула рукой посетительница, и обе рассмеялись, потому что были примерно одного возраста и официоз в их общении выглядел довольно странным.

— Давай! Так кем хочешь быть? Кстати, тебя как зовут? Меня Аней.

— Да вижу, что Аня, ты же подписана! — снова засмеялась гостья, но глянула на людей за ближайшим столиком и прикрыла рот ладошкой. При этом жесте Аня женским глазом оценила ее безупречный маникюр.

— Я Женя! Знаешь, я, конечно, могу травить байки, но вряд ли они кого-то очень заинтересуют, поэтому лучше бы сама «почитала» кого-то интересного, или как это у вас называется? — улыбнулась она.

— Еще не знаю, как это будет называться и что из этого получится, — понизила голос Аня, — это хозяин наш, который больше живет в Лондоне, чем здесь, забросил директрисе такую идею, где-то там такое увидел. А мы только начинаем. Хотя народ уже понемногу проявляет интерес — вот даже картотеку Книг составляем. Ой… А ты в курсе, что мы угощаем Книгу кофе, а тебе придется оплатить выбранный ею десерт?

— В курсе, я читала афишу на двери. Это не проблема, если я раз или два в неделю, вместо того чтобы соблазниться пирожным, послушаю интересного человека! — тряхнула головой Женя, и русый хвостик над ее левым ухом весело отреагировал на это движение.

— Что, планируешь с кем-то интересным познакомиться? — подмигнула ей Аня и ловко вытащила из каталога одну карточку. — Вот, смотри, прикольный парень, капэишник, гуцул, — будет целый час травить тебе байки за кофе с пирожным! А может, и дальше чего…

— Этого еще не хватало! Кормить парней за свой счет! И не станет ему поперек горла мое угощение?! — возмутилась Женя.

— Нет, он нормальный, просто откликнулся на нашу рекламу, сказал, что имеет в запасе кучу историй — о Карпатах, о скаутах. И сама бы послушала, так я ж на работе!

— Нет, подруга, у меня другие цели… Мне бы кого-то разумного… С жизненным опытом…

— Ищешь старшего мужчину? Папика? — не сдержала скептического выражения лица Аня. — Так они вряд ли здесь Книгами за угощение станут работать!

— Еще этого мне не хватало! — скривила губы Женя. — Значит, так: я оставлю свои данные, а ты уж мне маякни, если вдруг у вас среди Книг появится какая-то женщина с неслабым жизненным опытом, но не забитая и затоптанная, а из тех, что прошли Крым и Рим и выжили, да еще и вверх идут, а?

— Аааа… Так бы и говорила. Поняла! — кивнула Аня и протянула новой Читательнице открытку-анкету. — Вижу качает тебя жизнь, подруга…

— Да не то чтобы очень качает, но… разговор с умным человеком не помешает!

— Ты гений! — вдруг всплеснула руками Аня. — Одни ходят к гадалкам, другие — к психотерапевтам, неслабые деньги из дому выносят, а ты за пирожное хочешь иметь то же самое! Бомба! Я бы не додумалась!

— Кхе… Собственно, я не совсем так себе это представляла, но… Может, ты немного и права, — пожала плечами Женя. — Ну, тогда я побежала, мне еще на работу надо заскочить, хоть и выходной сегодня, а ты это… Если что — маякуй!

— Хорошо! Договорились! А ты где работаешь?

— В салоне красоты. Администратором.

— Ух ты! Круто!

— Да не очень круто, небольшая парикмахерская в спальном районе, — махнула рукой Женя, — но мастера хорошие.

— Ага, я уже заметила, — подмигнула ей Аня и пошевелила в воздухе пальцами.

Юная администратор хихикнула, карикатурно, как гламурная блондинка, сделала обеими руками «бай!», развернулась и легкой спортивной походкой пошла на выход.

— Это что за странная такая приходила? — спросила книжница Вера, которая как раз спустилась с третьего яруса за заказом.

— Это? Новая Читательница! — улыбнулась Аня и помахала перед своим лицом открыткой-анкетой.

— О! Смотри-ка, а процесс, кажется, пошел. Кто бы мог подумать! Удачный день! Утром военный заходил, потом писательница с французами разговорилась, а теперь еще эта.

— Писательница?! Как же я не подумала! Конечно! Хотя… Может, это и не то, что этой Жене нужно, кто ее знает… — Она оглянулась на Веру, но та уже исчезла за дверью кухни, а неутомимый колокольчик известил о новых посетителях — жаркий майский полдень загонял людей в уютные помещения с кондиционерами.

4

Амалия ехала домой в маршрутке. Сегодня она не испытывала дискомфорта от людей, с которыми судьба свела ее в ограниченном железном пространстве. Может, потому, что это был выходной день и маршрутка не была плотно нафарширована киевлянами и гостями города, которые все одновременно говорят между собой или по мобильному, при этом одни грызут семечки, а другие жуют шаурму с чесночным соусом, которая продается в киоске на конечной… Собственно, в такую компанию она попадала всего несколько раз, да и то, не в силах добраться до места назначения, выходила, чтобы пересидеть час пик где-то в кафе или поймать такси. До недавнего времени она много лет ездила на собственной машине, но жизнь иногда меняется до неузнаваемости… И поломка автомобиля — это, наверное, далеко не самое худшее.

Привычная и почти родная ей Пежуля теперь стояла на платной парковке недалеко от нового жилища Амалии, привезенная туда эвакуатором. После последнего снегопада на нее упала толстая ветка старого развесистого тополя, не выдержав веса обильного мокрого снега. Ветка толщиной в две женские руки разбила лобовое стекло, погнула капот и слегка крышу машины. Счастье, что хозяйка в тот момент не сидела в ней и даже не стояла рядом, а только приближалась к машине. Видимо, кто-то там, «наверху», решил, что пока рано.

Еще долго Амалия видела это, будто в замедленном видеоролике, который раз за разом прокручивала ей память. А потом она стояла на вечерней заснеженной киевской улице возле искалеченной машины и плакала. От испуга, бессилия, обиды, одиночества, не зная, что делать вообще и как именно действовать сейчас. Подходили люди, фотографировали мобилками разбитую машину, сочувствовали, давали какие-то нелепые советы, но она воспринимала все это, словно во сне. Наконец какой-то таксист притормозил на «ланосе» рядом и предложил ей конкретную помощь. Он спросил, застрахована ли машина, и, услышав, что нет, сам вызвал эвакуатор.

Срок страховки, кстати, закончился ровно две недели назад. Но Амалия не поспешила возобновить соглашение еще на год, не уверенная, что это вообще будет ей нужно. Этот гипотетический «еще год» казался тогда очень далеким, туманным и длинным сроком, и еще неизвестно было, дотянет ли она сама его до конца. Бывают в жизни такие периоды…

Иногда она грешным делом думала, что если бы шла чуть быстрее, то ветка, возможно, шарахнула бы ее по голове — и все! Это закрыло бы занавес спектакля, в котором жизнь будто вытолкнула ее на сцену играть чужую роль вместо своей, привычной за многие-многие годы. При этом — ни сценария, ни слов новой роли она не знала, а жила-играла словно наощупь, поглядывая вокруг, озадаченная такой неожиданностью. Но ветка и силы небесные выбрали Пежулю, а ее оставили играть дальше.

Надо сказать, что с машиной могло бы быть и хуже, а так — ходовая часть практически не пострадала. Просто Амалия понятия не имела, что ей теперь делать, ведь в старом спектакле рядом с ней был персонаж, который быстро и умело, будто с помощью волшебной палочки, решал множество вопросов — и бытовых, и автомобильных, и разных прочих, о которых она привыкла не задумываться. Но — занавес упал неожиданно и, как показалось Амалии, разрубил пьесу надвое. Далее — каждый отдельно, и она должна была теперь играть сама и наугад или не играть вообще.

Но сегодня она ехала в маршрутке домой и не испытывала дискомфорта, ведь в голове все еще звучали фразы на французском — и рассказ Кристин о ее бретонской бабушке, которая пережила столько трудностей в жизни, даже проведя ее среди шикарных цветов, и добрые слова о Киеве, которые восторженно говорил на прощание муж Кристин, и комплименты ее французскому произношению, и их приглашение: «Когда будете в следующий раз в Париже, непременно позвоните, мы вам покажем наши любимые места…»

«Когда будете в следующий раз в Париже…» — грустно улыбнулась Амалия, поправила на руках кружевные перчатки, привезенные когда-то именно оттуда, и снова включила «внутреннее видео» на повтор неожиданно «прочитанной» сегодня истории.

5

— … Охи заорал я тогда! Бросил «болгарку» на пол, ухватился за руку, затопал ногами, стиснул зубы, присел и замер… Тихо стало так, будто я оглох. Вдруг где-то за стеной завыл пес. Затем в подъезде зажужжал лифт.

Боль не утихала, а наоборот — поднималась выше по руке. Я открыл глаза. «Болгарка» валялась в стороне, шнур был выдернут из розетки. А в метре от меня на паркете лежали на расстоянии друг от друга… два пальца. Я сжимал правой рукой левую ладонь и боялся отпустить, наверное, еще не верил, еще надеялся, что все не так плохо…

Но вдруг потекла кровь. Страшно и почему-то неожиданно. Я бросился на кухню — обычно именно здесь люди держат медикаменты. Здоровой рукой я выдергивал один за другим ящички кухонной мебели, иногда снова хватаясь здоровой рукой за покалеченную, чтобы зажать рану. Весь пол кухни забрызгал кровью, но мне было не до этого. Не найдя аптечки, я схватил из стопки чистое полотенце и туго обмотал им руку.

«Спокойно! Без паники! — как в армии, скомандовал я себе и мгновенно вспомнил недавно виденную передачу о достижениях современной хирургии. — „Скорую“! Срочно вызвать „скорую“! Надо успеть!»

Я бросился в коридор, где на полочке стоял хозяйский телефон, зажал закутанную руку в подмышке и другой набрал «103».

Молодой широкоплечий мужчина ударил правой рукой по столу, а затем покрутил перед собою левой, но вряд ли его собеседник, Виктор, разглядел отсутствие на ней двух пальцев, ведь тот сидел в помещении кафе в темных очках, и хоть и реагировал на рассказ, но, казалось, смотрел куда-то над головой рассказчика.

— И что? Как вы действовали дальше? — заинтересованно спросил слушатель. — Неужели не пытались спасти руку?

— Пытался. Через мгновение я отыскал на чужой кухне пустую полулитровую банку, даже сполоснул ее для порядка, и вернулся в гостиную, где как раз в тот день делал хозяевам ремонт.

Знаете, не буду скрывать — стремно было на них смотреть… А тем более — взять и положить в банку. Мне и не верилось, что это на самом деле мои пальцы, и хотелось бежать скорее к врачам за помощью, чтобы они все уладили…

Я присел на корточки и сделал это. Они были еще не холодные и упали на стеклянное дно один за другим тихо, как в немом кино. Запомнилось, что здоровая правая рука тогда ужасно дрожала.

Вдруг я осознал, что потерял чувство времени, а «скорая», видимо, уже вот-вот приедет, поэтому лучше бежать ей навстречу! Я схватил банку здоровой рукой и бросился к двери. По дороге заметил свою сумку, повесил ее на плечо, локтем нажал ручку входной двери, а потом толкнул дверь ногой, чтоб она закрылась. Так же локтем нажал кнопку лифта и прислонился к стене.

Острая боль в руке прошла, но две раны болели тупо, и казалось, будто через те места тянули из моей руки жилы.

Открылись двери грузового лифта. Мне было безразлично, какой приедет первым, лишь бы быстрее! Я вошел в кабину, натолкнувшись на тревожно-недовольный взгляд девушки с пышными рыжеватыми волосами, и локтем нажал кнопку первого этажа. Казалось, лифт спускается бесконечно долго. Я терял силы, а перед глазами все еще стояла абсурдная картинка — мои пальцы сантиметрах в двадцати друг от друга на светлом паркете гостиной, и возле каждого из них крошечная алая лужица.

Вдруг лифт замер и остановился, но двери не открылись. Я подождал мгновение и снова нажал кнопку с единицей. Движение возобновилось. Но теперь казалось, что лифт везет нас не вниз, а вверх, и при этом ползет так долго, как в высотке, а не в шестнадцатиэтажном доме. Я в сердцах ударил ногой по двери, в ответ рука отозвалась резкой болью, но ничего не изменилось — лифт двигался медленно, словно издевался. Я поднес к лицу раненую руку — полотенце уже пропиталось кровью.

Барышня, которая стояла позади меня, строго сказала: «Что вы вытворяете? Взрослый человек! А я, между прочим, спешу!»

Я уже потерял ощущение времени, силы меня покидали, хотелось присесть, а еще лучше — лечь, замереть и заснуть. Но где-то навстречу мне уже мчались врачи, и я тоже должен был спешить… Чтобы не упасть, я поменял позу и прислонился к стене. Видимо, задел какую-то кнопку, потому что лифт снова дернулся и замер. Дверь не открылась. Моя сумка предательски сползла с плеча на пол. Девушка гневно посмотрела на меня и отшатнулась — у меня не было сил говорить, я только протянул к ней банку со своим сокровищем. Она замерла. Я показал ей вторую руку, замотанную уже покрасневшим полотенцем. Она быстро поняла, что с рукой плохо, но что во второй?

Я поднял банку выше, мутный свет бледной лампы осветил ее содержимое, девушка присмотрелась, вскрикнула и прикрыла рот ладонью.

Мгновение мы смотрели глаза в глаза, но вдруг она качнулась и начала оседать вниз. Сумочка с ее плеча упала на пол. Я будто проснулся от этого стука и обхватил девушку обеими руками, хотя одна была в крови, а пальцы второй судорожно вцепились в банку.

Это хрупкое тело оказалось довольно тяжелым, никак не хотело стоять на ногах, и я смог только посадить барышню на пол спиной к стене. Тупая боль в руке от движений переходила в острую, меня самого шатало, и вдруг я услышал, что где-то на другом этаже кто-то стучит в дверь лифта.

Рассказчик достал из кармана мобильный, порылся в меню, и на экране появилось фото очаровательной рыжеволосой девушки.

— Вот она! — Он протянул мобильный слушателю. — Ой, простите, я опять забыл, что вы… То есть… Извините, каждый раз волнуюсь, когда возвращаюсь к этой истории, хотя рассказываю ее, пожалуй, в тридцатый раз, но все больше своим, а вот так, как книгу, — это впервые.

— Ничего, Ярослав, не стоит извиняться. Тем более что, если позволите поднять экран к глазам, я могу и увидеть, он же светится. А это облегчает… — Слушатель принял на ладонь смартфон и поднес экран к глазам, то есть к темным очкам.

— Правда, красивая? — не сдержал широкой улыбки собеседник.

— Очень, просто сказочная! — улыбнулся Виктор и отдал мобильный хозяину.

— Ну, так вот. Она сидит себе дальше и приходит в чувство, я едва стою на ногах, лифт завис, а внизу кто-то стучит кулаками в дверь и кричит: «Одурели там, что ли? Катаются они! А нам что, холодильник на себе тянуть?»

Здесь я собрал последние силы, прижался лицом к щели в дверях и рявкнул: «Да сделайте же что-нибудь! Здесь человеку плохо! Вызовите кого-то!»

Время словно остановилось. Переговоры с диспетчером по встроенной связи обнадежили, что когда-нибудь нас выпустят. Мы сидели в полумраке на корточках друг перед другом, а на полу между нами стояла банка с моими пальцами…

Девушка сказала: «Разматывайте руку, надо пережать сосуды, чем-то перетянуть запястье, вон полотенце все в крови…»

Она встала и сняла с длинной юбки самодельный пояс, сплетенный из полосок кожи и монеток. А мне велела снимать футболку. Я освободил руку от окровавленного полотенца, бросил его в угол кабины, со страхом взглянул на обрубки пальцев. Девушка увидела то же, но сознания не потеряла, а будто вся подобралась, втянула голову в плечи и ловко перехватила мое запястье пояском, а затем спеленала руку футболкой, сложив ее вдоль.

Не знаю, сколько времени прошло…

Вдруг в дверь энергично постучали снаружи: «Это вы вызвали „скорую“? Кто в лифте? Сколько вас там?»

«Это мы вызвали», — сказал я уже безо всякой надежды.

Но вдруг попутчица моя вскочила и принялась колотить кулачками в дверь: «Бригада! Спасите! Спасите человека! Ему плохо! Он потерял много крови! И пальцы тоже тут, в банке! Нельзя терять время!»

Неуверенный молодой голос снаружи сказал: «Что, может, будем ломать дверь?»

«А ты умеешь? Были прецеденты?» — вместо ответа спросил второй.

«Умные вы, гиппократы! Вам лишь бы ломать… Вы людей лечите, а к механизмам лучше не лезьте!» — буркнул третий.

«Вы что там — издеваетесь?!» — рявкнул я и со всей дури ударил ногой по двери. Лифт вздрогнул и снова двинулся вниз, а я увидел перед собой испуганное лицо девушки с растрепанными курчавыми волосами и удивленными глазами…

Ярослав замолчал и выпил одним глотком эспрессо, уже остывший в маленькой чашечке.

— А дальше что? — не удержался от вопроса Виктор.

— Дальше? Когда лифт остановился, а двери его разъехались в стороны, мы вышли из него вдвоем, поддерживая друг друга. Люди, собравшиеся на площадке первого этажа, отшатнулись. Я — полуголый, оба грязные, окровавленные и уставшие, мы шли, как последние защитники Брестской крепости, при этом девушка плакала и свободной рукой держала банку с моими пальцами.

По лестнице с топотом сбежал вниз запыхавшийся медбрат. В этот миг открылись двери пассажирского лифта и из него вышел врач со своим чемоданчиком, а вслед за ним лифтер — со своим.

«В машину! — оценив наш вид, скомандовал врач. — Времени нет! Хотя… Скажите, в котором часу вы получили травму?»

Я на это только пожал плечами. Шустрый медбрат взглянул на часы и сообщил, что вызов поступил ровно в полдень.

«Мдааа…» — невесело сказал врач, а мы с девушкой встретились глазами.

«Что? Что это значит?» — девушка перевела взгляд на врача.

«Ну… значит, что травма была получена еще раньше. А сейчас половина второго… А такая хирургия — это очень деликатное дело… Плюс — доехать в специализированное отделение по Киеву, это даже с мигалкой минут сорок… — Он достал из кармана сигареты, но потом резко сунул их обратно. — По коням! Все равно надо ехать зашивать. А нормальный мужик проживет и без пальцев! Это же не голова и не…»

Вплотную к подъезду стояла «скорая».

Девушка вдруг спросила, можно ли ей поехать со мной и, не дожидаясь ответа, передала медбрату банку, а тот с выражением безграничной скорби торжественно принял груз.

Я вытер здоровой рукой слезы на ее щеках и спросил, как ее зовут. Оказалось, что Вероникой.

Вдруг из подъезда кто-то закричал:

«Сумки! Сумки в лифте оставили!»

«Господи! — Девушка хлопнула себя по лбу. — Я же ехала на собеседование, на работу устраиваться! Там же все документы! Да черт с ней, с той работой!»

И мы поехали зашиваться. Вот такая история.

Ярослав улыбнулся и посмотрел на часы.

Виктор, предчувствуя, что это еще не конец истории, сдержался и ничего не спросил.

— Ну, вот почти все. Правда, история не новая, ей уже четыре года, — сдержанно улыбнулся молодой мужчина, оценив выдержку бывшего военного, — и она имела продолжение. Может, это кому-то и покажется странным, но не мне. Судьба, забрав у меня одним махом два пальца, свела с женщиной, которая вскоре одним махом родила мне двух сыновей!