Моя свекровь – мымра! Милевская Людмила
«Не затянулась ли шутка? – думала я. – Напугали, по городу повозили, хватит, пора бы и меру знать».
Увы, выразить свое «фи» я не могла: мордовороты сделали то, чего не догадались сделать все мои мужья – рот залепили мне скотчем. Поступили мордовороты, должна заметить, весьма предусмотрительно, иначе наслушались бы они от меня такого, чего и врагу не пожелаешь. Здесь я большая мастерица, натренировалась на своих мужьях…
Впрочем, я и со скотчем уже начала вести себя очень тревожно: ерзала, крутилась, куда-то ногами била – думаю в дверцу машины.
Наконец автомобиль остановился, меня извлекли на свет белый и повели в неизвестность.
«Обратно к Фроське», – решила я.
Почуяв скорую свободу, разумеется, оживилась.
«Ох и покажу же этой зловредной Фроське где раки зимуют, пусть только руки развяжут!» – мысленно лютовала я, готовясь к ответным мерам.
Однако, свободой там и не пахло. Когда с головы моей сняли мешок, я обнаружила себя в громадной комнате, обставленной с неприличной роскошью. Сплошное мещанство: резная мебель, хрусталь, позолота и ковры, ковры, ковры…
Впрочем, удивляла не роскошь, а обилие дверей.
Несмотря на то, что ноги и даже руки мне развязали, драться почему-то совсем расхотелось: комната, битком набитая мужчинами огромными и неприветливыми располагает к смирению. Судя по выражению их лиц, им самим ужасно драться хотелось, с трудом сдерживались.
Я притихла и подумала: «Ну-у, это Фрося явно переборщила».
И мысли нахлынули, мрачные все какие-то, щедро сдобренные сомнениями.
Пока я развлекала себя мрачными мыслями, в комнате началось движение. Мужчины взбодрились и с надеждой поглядывали на дверь. Я тоже туда посмотрела, никого не увидела, но зато услышала высокий голос, непонятно, то ли женский, то ли мужской:
– Где она? Где?
С этим криком в комнату вбежал, точнее, вкатился маленький толстенький человечек. Глаза и лысина у него блестели, пухлые щечки горели, влажный рот нетерпеливо хватал душный воздух – верзилы невообразимо потели.
– Где она? Где? – кричал человечек.
Я поняла, что речь идет обо мне и приосанилась, желая сразить его своей красотой.
На кой ляд этот человечек мне сдался, было совершенно не ясно, как не понятно было, зачем мне, умнице и красавице, понадобилось стараться ради такого урода.
Но я приосанилась, как это ни смешно. Даже просторную Фросину блузу приподняла, чтобы продемонстрировать ему свою фигуру, да и французский костюм заодно. Такое со мной происходит постоянно: сколько живу, столько пытаюсь кого-нибудь собой сразить. И, что удивительно, не надоедает.
Однако человечек оказался неблагодарной свиньей. Игнорируя мои старания, он брезгливо поморщился и недовольно спросил у верзил:
– Что, не могли привезти помоложе?
Я и возмутиться не успела, как верзилы бросились меня защищать.
– Не кобенься, – сказал человечку самый громадный из них, – ты что, ослеп? Только глянь, какая отвальная бикса!
– Не дева, но хороша, – поддержал его и второй, самый интеллигентный из всех верзил.
У него у единственного не было в глазах той характерной пустоты, которая объединяет мужчин такого сорта и рода. Более того, лицо его озарялось, порой, самой неподдельной, настоящей прям-таки мыслью.
– Да, не дева, – повторил он, – но зато какой шик, шик во всем, и в мимике, и в походке.
Я изумилась: «Как он узнал? Я же лежала лицом в мешке!»
Изумился и человечек. (Вот подлец!)
– Да где же шик? – взвизгнул он.
– Да ты шо? – обиделся за меня Интеллигентный. – Совсем, гад, слеп? А фигура? А все остальное?
Мне бы здесь разобидеться: разглядывают меня, как корову на ярмарке, я же, глупая, подарила Интеллигентному свою самую ослепительную улыбку (из тех, что всегда в запасе держу) и шепнула:
– Приятно, что вы разбираетесь.
– А то! – самодовольно осклабился он и добавил такую нецензурщину, что до сих пор горит лицо, когда вспоминаю ту гадость, хоть и истина она настоящая.
Зато человечек задумался – правда, безрезультатно.
– Старье, оно и есть старье, – в конце концов сказал он, но верзилы его слушать не стали и хором возмутились.
– Много на себя берешь! – загалдели они. – Есть заказчик. Ему видней. Он платит, значит знает за что. Тебе-то какая разница?
Человечек, увидев их гнев, согласился.
– Да, мне без разницы, – сказал он. – Раз эту заказали, значит эту и будем лишать.
И из комнаты вышел, абсолютно не прояснив, чего лишать меня (умницу и красавицу!) собираются – вроде как всего, чего можно, давно уж добровольно лишилась. Почему добровольно, спросите вы? А как же, сама ведь жила эту жизнь, не заставлял же никто – в результате одни потери, одни потери! А тут снова собираются чего-то лишать!
В общем, запаниковала я. Все выглядело так натурально, что становилось ясно: это не розыгрыш Фроси, не ее это прикол, а самая настоящая действительность. Я бы сказала даже, наша действительность, российская.
Едва я это поняла, как сразу начала чувств лишаться. В висках застучало, колени подогнулись, еле живая стою, а в голове одна только мысль: «Меня заказали! Господи! Заказали! За что? А я-то надеялась, что это прикол».
Невозможно передать как тяжело я расставалась с последней надеждой, как грустно было осознавать, что Фрося здесь ни при чем. Как я могла сердиться из-за приколов? Приколы – чудесная штука! Я уже молила Бога, чтобы он послал мне прикол, чтобы этот кошмар оказался розыгрышем. О, как я молила, да где там, Бог меня не услышал.
В комнате, между тем, воцарилось молчание – тишина стояла кладбищенская. Верзилы скучали, я коченела от страха. Нервы мои были так напряжены, что когда зазвонил мобильный, я с диким визгом подскочила метра на полтора, но машинально попыталась извлечь телефон из кармана.
Вот что значит привычка!
Но, к сожалению, это был не мой телефон. Интеллигентный верзила приложил трубку к уху и бодро гаркнул:
– Да, батя, она давно здесь.
Видимо «батя» интересовался в чем заминка, кстати, это же интересовало и меня. Интеллигентный верзила прояснил обстановку.
– Ждем партнера, – сказал он. – С минуты на минуту прибудет.
Я призадумалась и даже больше того.
«Партнер – это кличка или состояние?» – истерически гадала я, чувствуя, что от этого зависит вся моя дальнейшая жизнь, если она у меня еще есть, жизнь дальнейшая.
Вскоре выяснилось, что партнер – это состояние. Прибежал мужчина (в спортивных штанах и в майке-борцовке) и важно заявил, что он партнер и зовут его просто Арнольд. Верзилы презрительно ухмыльнулись, а я напряглась еще больше, тревожно своей участи ожидая.
Партнер, должна сказать, был ничего. Особенно вышел фигурой: качок еще тот. Будь он помоложе, я, пожалуй, пошла бы и на роман.
Впрочем, возраст не самый большой недостаток, были у него недостатки похуже: гуттаперчивость и шарнирность. На месте, бедняга, не мог устоять. Даже больно было смотреть на него: дергается, мускулами поигрывает. Залетел в комнату и прямиком ко мне. Я опять (ну вы знаете) приосанилась, зачем-то желая и этого сразить наповал. Он смерил меня очень мужским взглядом и презрительно протянул:
– Фиии!
Верзилы напряглись похлеще меня и с угрозой ему завопили:
– Что – фиии?
– А то, что не подходит она, – заявил Арнольд и еще раз смерил меня очень мужским взглядом.
Я ответила ему женским и на всякий случай сказала:
– Урод.
Но, увы, он не услышал, ему было не до меня: на него наступали мои похитители и защитники в одном лице – точнее, лиц было много и все они были поборники справедливости, хоть и мерзкие хари.
– Ты кто? – кричали верзилы, грозно потирая свои кулаки. – Партнер ты или не партнер?
– Я партнер, – мгновенно согласился Арнольд.
Верзилы успокоились.
– А она партнерша, – почти ласково сказал Интеллигент. – Она – партнерша, ты – партнер, следовательно не кобенься.
«Вот оно что! – прозрела я, не зная ликовать или плакать. – Так он мой партнер! Если мой, то в чем?»
Арнольд, между тем, призадумался. Верзилы опять напряглись.
– Знаешь что, – возмутился самый громадный, – ты, пацан, тут в распятие не впадай. Дело есть дело. Это работа твоя, и совсем не сложная. В конце концов, бабки отстегивают за то, что я и даром бы делал.
Я окончательно запаниковала: «Что этот гоблин мне делал бы даром? Надеюсь, не дырки в моей голове?»
Пока я паниковала, Интеллигентный рассвирепел.
– Хватит уламывать недоноска! – взревел он и тяжело посмотрел на Арнольда. – Раз эту бабу нам заказали, значит выбора нет. Батяня звонил, заказчик уже понтуется, весь на изменах, так что резину тут не тяни. Выполняй, бля, заказ!
– Фиг с вами, – согласился Арнольд, и у меня подкосились ноги.
«Господи! Неужели гибель моя пришла?!» – подумала я, уже не надеясь дожить до развязки, так от страха к смерти была близка.
Казалось вот-вот испущу дух без всякой посторонней помощи.
«Господи! Господи!» – стучало в моих висках.
К Всевышнему обратился и мой партнер.
– Господи, – с укором глядя на верзил, сказал он, – помоложе не могли привезти. Неужели мне с таким антиквариатом придется заниматься сексом? Кому рассказать, не поверят.
Я мгновенно вернулась к жизни и завопила:
– Что-оо? Сек-соом?
– Конечно, – подтвердили верзилы, – а для чего еще мы тебя сюда привезли? Не похоже, что ты на другое способна.
– Так вы не будете меня убивать? – на всякий случай уточнила я.
– Нет, не будем, – заверил интеллигентный верзила.
Иногда я бываю придирчива, потому и спросила:
– Почему?
Интеллигентный меня просветил:
– Не заслужила пока.
«Ну это я быстро у вас заслужу!» – подумала я, но промолчала.
Глава 4
Так уж устроен человек: не ценит того, что имеет. Как только выяснилось, что убивать меня не собираются, сразу обнаружились и другие проблемы.
Тем более, что речь о сексе зашла – здесь я чрезвычайно разборчива. Разумеется, стало ужасно обидно, что предложили мне – МНЕ! умнице и красавице! – такого недостойного партнера.
Если честно, когда думала, что меня собираются жизни лишать, жутко испугалась, но теперь пришла в еще больший ужас.
«Легче умереть, чем переспать с этим уродом», – мгновенно решила я и завопила:
– Убейте меня! Лучше убейте, чем мучить!
Верзилы опешили:
– Ты что, баба, сказилась?
Партнер тоже оторопел.
– Что с ней? – спросил он у верзил.
Но я сама его просветила.
– Урод, ты в отцы мне годишься! – гордо заявила я, и он (какой неженка) пошел красными пятнами.
Чтобы окончательно его добить, я пояснила:
– А мой бывший муж, пожалуй, сгодится тебе и во внуки. Лучше вены себе перережу, чем лягу с таким на одну кровать!
И на всякий случай я завизжала тем дурным голосом, которым пугала всех своих бывших мужей.
Однако, добилась совсем не того, чего от мужей получала. Парнер, как ни странно, от визга пришел в себя и обнаглел. С чувством превосходства он посмотрел на меня, но обратился к верзилам.
– Бабенка завалит все дело, – сказал он. – Зря думаете, что это легко. Это искусство, приходится тщательно выверять движение каждое, а вы предлагаете мне психопатку.
Верзилы за меня по обычаю встали горой.
– Никакая она не психопатка, – возмутился самый огромный, – просто ты, Арнольд, не в ее вкусе. Не обижайся, ты качок и все прочее, но, будь я бабой, еще не так заорал бы, сосватай мне кто тебя.
Услышав это, я попыталась издать вопль отчаяния прежнего пострашней, но поперхнулась, закашлялась и вынуждена была вести себя тихо.
– Видите, – сказал партнер, – у нее явный непорядок с мозгами: то кричит, то молчит.
– Бабе мозги совсем не нужны, – философски заметил Интеллигентный. – Баба другим местом сильна.
– Оно так, – согласился партнер, – но при снятии нашей порнухи нужны крепкие нервы, эта же – настоящая истеричка. Разве может она трахнуться гениально?
– Гениально я все могу! – с гордостью начала я, но тут случайно вдруг поняла истинный смысл сказанного презренным партнером.
А я еще собиралась быть паинькой. Мои благие намерения как корова слизала.
– Что-ооо? – завопила я тем самым голосом, которым собирался вопить верзила, будь он бабой вместо меня. – Так речь идет о грязной порнухе?! Вам втемяшилось снимать меня в порно?!
И я поступила как порядочная женщина: саданула своему партнеру коленом между ног и попыталась выпрыгнуть в раскрытое окно.
Но не успела: верзилы меня схватили и… устыдили.
– Ну-у, что ты, глупая, в распятие так впадаешь? – добродушно распекал меня Интеллигентный, со злорадным сочувствием глядя на коченеющего от боли Арнольда. – Вон, мужика до тоски довела, а ведь ему еще предстоит этим органом важным работать на благо нашего дела.
– Это мой самый рабочий орган, – сквозь зубы выдавил Арнольд, страстно сжимая срамное место руками. – Будешь, сука, платить мне пенсию по инвалидности, – пригрозил он, не зная, что я платить не умею.
С детства я не привыкла платить.
– Зачем платить, – ответила я, – если в нашей стране хватает того, что плохо лежит. Нагнись и бери бесплатно.
Здесь я помянула свою бизнесменку-Тамарку, которая воровством пирожков в школьном буфете проложила себе дорогу в светлое будущее, наступившее для нее сразу же, как нашу страну скоропостижно скрутила рыночная демократия. Тамарка была в первых рядах тех, кто с демократическим свободолюбием превращал нашу страну в рынок, типа базар. Натренировавшись на пирожках, она потянула из закромов родины такие богатства, каких там, казалось, и не было. Теперь Тамарка владелец заводов, газет, пароходов…
Говорила я вдохновенно, как всегда говорю, осуждая подруг. Верзилы умнели на глазах и слушали меня с неослабевающим интересом, а вот Интеллигентный с чего-то вдруг поглупел и взбунтовался, рявкнув:
– Молча-ать!
Разумеется, я не замолчала, поспешно сообщив, что Тамарке плевать на долги – суды она все купила.
Интеллигентный махнул на меня рукой и не на шутку встревожился, глядя на синеющего Арнольда.
– Что, братан, и в самом деле так плохо? – спросил он. – Неужели работать не сможешь?
– Да работать-то я смогу, член в моем деле не главное, – весьма противоречиво успокоил его Арнольд, будто забыл, что совсем недавно утверждал обратное. – Работать я буду, только не договаривались мы так. Не знал я, что мне подсунут дикую стерву. Партнерша опасна. За риск надо платить. За травму тоже.
– А-аа, вот ты о чем, – успокоился Интеллигентный. – За травму доплатим как за производственную. Риск еще выше оценим.
Я возмутилась:
– Ему, развратнику, значит, доплатите! А мне, порядочной женщине, как же?
– Ты тоже в обиде не останешься, – туманно заверил меня самый огромный верзила, очнувшись от повести про Тамарку.
Терпеть туманностей не могу – я повторила попытку бежать. С криком «я не такая!» бросилась к окну, и опять неудачно. Меня снова схватили и поволокли к двери, за которой (я не сомневалась) была съемочная площадка.
– Ни за что! Никогда! Даже и не надейтесь! – вопила я, храбро и не жалея французского костюма отбиваясь от пятерых верзил.
Клянусь, они уже раскаивались, что связались со мной. Царапалась и лягалась я так, будто делала это последний раз в жизни, они же обращались со мной осторожно, поскольку боялись повредить мой «фэйс», как выразился Интеллигентный – видимо, полиглот и большой любитель английского.
– Никогда! Ни за что! – страшно орудуя ногтями, вопила я.
– Тихо, тихо, – уговаривали они.
В конце концов верзилам надоело. Самый огромный воскликнул:
– Мы заплатим тебе, черт возьми!
– Платите, сволочи, в евровалюте! – заявила я, мгновенно стихая.
Меня отпустили.
Ну, в «евро» не в «евро», но Интеллигентный отслюнявил дрожащей рукой триста долларов и мрачно протянул мне купюры.
Три жалкие бумажки! Я рассмеялась ему в лицо.
– Да-аа? – удивленно пропел Интеллигентный и отслюнявил еще две.
– Здесь не панель, – сказала я, твердо решив вцепиться в рабочий орган Арнольда бульдожьей хваткой сразу же, как предоставится случай.
Интеллигентный тревожно взглянул на часы, сокрушенно покачал головой, вздохнул и отслюнявил еще две бумажки.
– На, зараза, бери и больше просить не смей, – процедил он.
Я удивилась:
– С чего это вдруг?
– Больше у меня нет с собой, – буркнул Интеллигентный, нахально запихивая обратно в карман толстенную пачку «зеленых».
– Как нет? – возмутилась я. – Как это нет, когда глаза у меня на месте.
– Пока, – уточнил самый крутой, чем насмешил Арнольда.
Мой партнер просветлел, представив меня безглазой – настроение у него поднялось.
У меня же, напротив, совсем «опустилось», но виду я не подала.
– Чем глядеть на тебя, лучше и вправду родиться слепой, – небрежно бросила я Арнольду и обратилась к жлобу-Интеллигентному: – «Бабки» гони. Работать я не привыкла, даром – тем более.
– «Бабок» нет у меня, – нагло ухмыляясь, ответил он.
– А что в карман положил?
– То не мое, то пахана.
Я рассудила: «Пахан он потому и пахан, что с ним не договориться».
– Фиг с тобой, – согласилась я, тщательно укладывая то, что урвала, за лиф комбидреза и не собираясь добровольно расставаться с этим ни при каких обстоятельствах.
Выполнять прихоти верзил и партнера я тоже не собиралась, но об этом умалчивала, кротко и глупо похлопывая глазами.
Таких дур мужики обожают, поэтому верзилы вздохнули с облегчением и расслабились, да поспешили – не знали они, что я за штучка. Вдруг одна из дверей распахнулась, оттуда выбежал маленький человечек и пропищал:
– К съемкам все готово.
Демонстрируя супер реакцию, я сразу вцепилась в «фэйс» крутого верзилы – он ближе стоял.
– Никогда! Никогда! – визжала я, безбожно царапаясь и лягаясь.
А зачем себя ограничивать, раз уж так повезло, что и я попала в неприкасаемые – не все же одной Тамарке иметь привилегию так беспредельничать и борзеть, что даже самый отъявленный чиновник (взяткобратель, мерзавец и плут) тронуть ее не смеет – боится руки испачкать.
До Тамарки, разумеется, мне далеко, но и я беспредельничала как могла, пользуясь тем, что мой «фейс» верзилам жизни дороже: и ногтями орудовала, и каблуками молотила куда ни попадя и выражений при этом не выбирала.
Верзилы пришли в отчаяние. У Интеллигентного крошка летела с зубов, но он взял себя в руки и терпеливо начал меня уговаривать, словно маленькую.
– Ну чего ты боишься, дурочка? – увещевал он. – Ты же баба. Секс – дело конкретно твое, тебе дело привычное. И не пыльное, мы же не картошку сажать тебя заставляем.
Много чего говорил, но я оставалась неумолимой – такой выдала им концерт! Бенефис еще тот!
Маловато, жаль, зрителей было.
– Удавлюсь, а на промискуитет не пойду! – дурным голосом вопила я, сражая верзил эрудицией. – В моногамности выросла в ней и умру! Что скажет мой восемнадцатый муж?! Что скажут единственные подруги, соседи?!
Верзилы опешили и изумились.
– У нее есть муж! – закричал самый огромный. – Про это базара не было.
– Хорошо, что муж. Так даже прикольней, – успокоил его Интеллигентный и пояснил: – Больше кипешу будет.
– Ах, так! – разъярилась я и активизировалась нечеловечески, удивляя верзил и радуя себя потрясающим здоровьем. И энергией.
Есть еще порох в пороховницах, а свекровь все пилит меня, что я уж не молода – такого шороху я не производила даже в двадцать пять лет – дай бог здоровья и моему третьему мужу, если он еще жив.
Или четвертому? Или пятому?
Впрочем, неважно. Речь не о том.
Хочу сказать о партнере. Партнер мой очухался от удара и, скрестив на груди руки, с наслаждением наблюдал за премьерой своей потенциальной коллеги, то бишь меня. Было видно, что о женской чести он где-то слыхал, но не ведал, что ею так дорожат. Мои боевитость и здоровый азарт его ублажили, партнер улыбался. Сокрушая верзил, я краем глаза за ним наблюдала и мысленно констатировала, что он уже симпатизирует мне, а значит не держит зла. Радовало меня и его спокойствие, поскольку в недрах сознания я готовила партнеру сюрприз. Люблю контрасты. Чем спокойней сейчас он, тем громче будет орать потом, когда я вцеплюсь ногтями в…
Короче, меня радовало его спокойствие. А вот за верзил порадоваться я никак не могла. Уже с огромным трудом они держали себя в руках. В конце концов рассвирепел даже миляга Интеллигентный.
– Как хотите, – заявил он безвкусно, – но я эту стерву сейчас пристрелю!
– Так бы сразу и говорили, – ответила я, мгновенно обретая спокойствие.
«Пора бы уже осуществить свое коварное намерение да вцепиться в рабочий орган Арнольда», – подумала я и, решительно оттолкнув верзил, сама бодро вошла в распахнутые двери.
Вошла и остановилась…
Глава 5
Комната была пуста. Во всяком случае, никакой кровати я там не обнаружила. Лишь дорогая видеокамера стояла на штативе в углу да несколько стульев расположились перед темной потрепанной шторой.
Я растерялась:
– Где же мне раздеваться?
Верзилы пришли в изумление:
– Раздеваться?!
– Ну да.
– Зачем?
– Как – зачем? – рассердилась я. – Мы что же, одетые будем порно снимать?
Маленький человечек вдруг психанул – бывают же такие уроды.
– Вы что, ничего ей не рассказали? – взвизгнул он и давай убиваться: – Нет, так невозможно! – вопит. – Никаких условий нет для искусства! В такой пошлой обстановке я не могу свои шедевры творить!
– Шедевры? – рассмеялась я. – Со мной вы собрались творить шедевры? В сексе? В скучном постельном деле? Ха! Слышали бы это мои мужья! Сдохли бы со смеху! Все двадцать! Или тридцать человек, сколько там их было? Мелочей я не помню.
Человечек обиделся.
– Почему они сдохли бы? – капризно оттопыривая губу, спросил он. – Почему сдохли бы со смеху?
– Да потому, что шедевры творить я могу только в скандале, чем и занимаюсь с утра до вечера. В постели же я отдыхаю.
Верзилы переглянулись.
– Отдыхаешь? Каким образом? – поинтересовался Интеллигентный.
– Как все жены: лежу, будто бревно, на потолке мух считаю, гадаю, не пора ли нам делать ремонт. Но чаще сплю, вижу сны эротические, знаете ли такие-эдакие сны…