Универсальная хрестоматия. 1 класс Коллектив авторов
Не догнать! Маруся уже на углу стоит, собирается улицу переходить.
Галя знала по себе, что переходить улицу одной страшновато: уж очень она широкая. Сегодня, впрочем, Галя беспокоилась не за себя, а за Марусю. Улица такая большая, а Маруся такая маленькая, да ещё торопится.
Когда Галя вошла в класс, Маруся уже сидела за партой и разбирала свои тетрадки.
– Здравствуй, – сказала Галя.
Галя сказала: «Здравствуй», а Маруся ясно услышала: «Не сердись».
– Здравствуй, – не поднимая глаз, ответила Маруся.
А Галя в этом «здравствуй» услышала совсем другие слова: «Обидела ты меня».
В самом начале урока Ольга Андреевна спросила:
– Ну-ка, девочки, кто сегодня выучил хорошо и может прочесть до конца всю страницу?
Галина рука сама взлетела над партой и сама сейчас же опустилась. Галя увидела, что Маруся тоже поднимает руку, правда, совсем ещё невысоко, робко и нерешительно. Из всех рук в классе Ольга Андреевна выбрала именно эту, самую медленную руку. Маруся читала гораздо лучше, чем вчера, прямо, должно быть, наизусть выучила. Только она слишком торопилась, как будто боялась, что её перебьют, не дадут договорить. От этой спешки перепутала строчки в самом конце – вместо одного слова прочла другое – и остановилась, смущённая.
Гале так хотелось поправить, что она обеими ладонями зажала себе рот. Удержалась всё-таки.
Ольга Андреевна улыбнулась чуть-чуть и сказала:
– Не спеши, Маруся, подумай и скажешь правильно.
Маруся подумала и очень хорошо, с выражением даже, прочитала последние две строчки.
– Молодец! – похвалила Ольга Андреевна.
А Галя зашептала:
– Пятёрку тебе поставила, пятёрку, я видела!
Девочки возвращались домой, крепко держась за руки.
Это был удивительный день. Совсем не жалко и не грустно было смотреть, как облетают осенние листья.
Осень – это конец года, но ведь для девочек эта осень была только началом.
Маруся и Галя шли медленно и останавливались около каждой вывески.
Сначала Маруся называла буквы, потом Галя говорила всё слово целиком.
А когда дошли до угла и остановились у перехода, Маруся посмотрела на загоревшиеся маленькие зелёные буквы, пошевелила губами… И вдруг прочитала, громко и радостно, не по буквам уже, а сразу всё слово:
– «Иди-те!»
Трусиха
Галя была трусиха. Она боялась мышей, лягушек, быков, пауков, гусениц. Её так и звали – «трусиха».
Один раз ребята играли на улице, на большой куче песка. Мальчики строили крепость, а Валя и её младший братишка Андрюша варили обед для кукол. Валю в войну играть не принимали – ведь она была трусиха, а Андрюшка для войны не годился, потому что умел ходить только на четвереньках.
Вдруг со стороны колхозного сарая послышались крики:
– Лохмач с цепи сорвался!.. К нам бежит!..
Все обернулись.
– Лохмач! Лохмач!.. Берегись, ребята!..
Ребята бросились врассыпную. Валя вбежала в сад и захлопнула за собой калитку.
На куче песка остался только маленький Андрюшка: на четвереньках ведь не уйдёшь далеко. Он лежал в песочной крепости и ревел от страха, а грозный враг шёл на приступ.
Валя взвизгнула, выбежала из калитки, схватила в одну руку совок, в другую – кукольную сковородку и, заслоняя собой Андрюшу, стала у ворот крепости.
Огромный злющий пёс нёсся через лужайку прямо на неё. Он казался коротким и очень широким. Он не лаял, а как-то всхрапывал при каждом прыжке. Вот уже совсем близко его оскаленная, клыкастая пасть. Валя бросила в него сковородку, потом совок и крикнула изо всех сил:
– Пошёл вон!
– Фьють! Фьють, Лохмач! Сюда! – Это сторож бежал через улицу наперерез Лохмачу, Вале на выручку.
Услышав знакомый голос, Лохмач остановился и вильнул хвостом. Сторож взял его за ошейник и увёл обратно к сараю.
На улице стало тихо. Ребята медленно выползали из своих убежищ: один спускался с забора, другой вылезал из канавы… Все подошли к песочной крепости. Андрюша сидел и уже улыбался, вытирая глаза грязными кулачонками.
Зато Валя плакала навзрыд.
– Ты что? – спросили ребята. – Лохмач тебя укусил?
– Нет, – отвечала она. – Он не укусил… Просто я очень испугалась…
Саша-дразнилка
Саша очень любил дразнить свою сестрёнку. Ляля обижалась и плакала.
– О чём ты плачешь, Лялечка? – спрашивал папа.
– Меня Саша дразнит!
– Ну и пусть дразнит. А ты не дразнись.
Было очень трудно не дразниться, но один раз Ляля попробовала, и вот что из этого вышло.
Ребята сидели за столом и завтракали.
– Вот я сейчас поем, – начал Саша, – и твою куклу за ноги к люстре подвешу.
– Ну что ж, – засмеялась Ляля, – это будет очень весело!
Саша даже поперхнулся от удивления.
– У тебя насморк, – сказал он, подумав. – Тебя завтра в кино не возьмут.
– А мне завтра не хочется. Я пойду послезавтра.
– Все вы, девчонки, – дрожащим голосом проговорил Саша, – все вы ужасные трусихи и плаксы.
– Мне самой мальчики больше нравятся, – спокойно ответила Ляля.
Саша посмотрел кругом и крикнул:
– У меня апельсин больше, чем у тебя!
– Ешь на здоровье, – сказала Ляля, – поправляйся.
Тут Саша не выдержал и заплакал.
– О чём ты плачешь, Сашенька? – спросила мама, входя в комнату.
– Меня Лялька обижает! – ответил Саша, всхлипывая. – Я её дразню, а она не дразнится!
Сергей Алексеевич Баруздин (1926–1991)
Русский поэт и прозаик Сергей Алексеевич Баруздин родился 22 июля 1926 года в Москве. В 1938 году опубликовал первые рассказы в детском журнале «Пионер». Принимал участие в Великой Отечественной войне. С 1966 года – главный редактор журнала «Дружба народов». Награждён орденом «Знак Почёта» и медалями.
Человеки
Мать собралась топить печь.
– А ну-ка, Человеки, быстро за дровами! – сказал отец. – И лучинки не забудьте прихватить. Для растопки.
– Знаем! Сами стругали! – сказали Человеки.
Сорвались Человеки с места, побежали в сарай.
Когда у вас четыре руки и четыре ноги, любое дело быстро делается. Минуты не прошло, как Человеки в избу вернулись, две охапки дров принесли и лучину.
– Вот и хорошо, – сказала мать. – Скоро, Человеки, ужинать будем.
Пока то да сё, сели Человеки радио слушать. А ведь у них не только четыре руки и четыре ноги. Ещё четыре уха.
И ещё два курносых носа, четыре серых глаза, два рта, а на двух круглых, как подсолнухи в поле, мордахах много-много веснушек. Только веснушек никто у них не считал…
В общем, всё у Человеков было поровну, и лет – всего четырнадцать: по семь на брата!
Всё, да не всё!
Фамилия у Человеков одна: Прохоровы. Её никак поровну не разделишь.
– Человеки! – звал их отец.
И мать звала их:
– Человеки!
Но всё-таки дома как-то разбирались, кто из них кто. Кто – Ваня, а кто – Саня. Зато в деревне никто не разбирался.
– Как жизнь, Ваня? – спросят.
– Жизнь ничего! Только я не Ваня, а Саня, – отвечает Саня.
– Здравствуй, Саня! Как дела идут? – поинтересуются.
– Дела идут! Но я Ваня, а не Саня, – скажет Ваня.
Надоело людям путаться, впросак попадать. Стали говорить проще:
– Привет!
– Как жизнь, ребятки?
– Что нового, подрастающее поколение?
– Здравия желаю, Вани-Сани!
Красные уши
Пошли Человеки играть в футбол.
Ваня – команда. И Саня – команда. Каждый – и вратарь, и защитник, и нападающий, и даже судья.
Два часа играли. Голов забили видимо-невидимо.
Но вот мяч полетел к соседке Дарье Павловне. Прямо в окно.
Зазвенело, вылетело стекло. За ним и Дарья Павловна выбежала на улицу:
– Кто из вас окно разбил?
Молчали Человеки.
– Это не я! Это он! – наконец сказал Ваня.
Тут уже Саня не выдержал:
– Вовсе и не я, а он!
– Кто из вас он, а кто не он, не поймёшь! – бушевала Дарья Павловна. – И надо ж такими одинаковыми уродиться!
А Человекам только этого и надо было. Побежали они домой. Вечером пришёл с работы отец:
– Кто из вас окно разбил у Дарьи Павловны?
И откуда только он узнал?!
Человеки заскучали.
– Так кто? – повторил отец. Показал на Ваню: – Вижу, ты!
– Почему я? – возмутился Ваня.
– Потому что у тебя уши покраснели, – сказал отец.
– У него тоже красные, – не согласился Ваня. – Посмотри, папа, внимательно.
А у Сани, и верно, тоже уши покраснели.
– Ну ладно, Человеки, – сказал отец. – Спорить не буду! Наказывать тоже! А вот стекло взамен разбитого пошли-ка вставлять вместе!
Ничего не поделаешь. Пошли.
Отец стекло Дарье Павловне вставил, а Человеки замазкой стекло замазали. Получилось! Не хуже старого, разбитого!
Дарья Павловна хлопотала вокруг и всё радовалась:
– Вот уж спасибо вам, родные! Не оставили в беде – выручили! Премного вам благодарна!
Петрушка
– Вы сегодня петрушку на огороде не рвали? – спросила мать.
– Петрушку?
Удивились Человеки. Морковь они не раз рвали. Это верно. Вкусна свежая морковка! Лук зелёный рвали. С солью да чёрным хлебом – одно объедение! А петрушка? Она только для супа годится, а так кто её есть станет!
– Не рвали, – сказали Человеки.
На следующий день опять про петрушку разговор зашёл.
– Вы петрушку на огороде и сегодня не рвали? – спросила мать.
– Не рвали.
И так три дня подряд. Наконец отец не выдержал.
– Пойду, – говорит, – проверю, кто нашей петрушкой балуется.
Взял карманный фонарик, пошёл на огород. Долго отца не было. Мать успела Человеков в постель загнать, в комнате прибрать, печь вычистить.
– А папа чего не идёт? – робко спросили Человеки из своего закутка.
– И верно, долго чего-то, – согласилась мать. Только сказала, как отец входит.
– Что это? – вскрикнула мать.
– Что? Что это у тебя? – Человеки с постели повскакали.
– Вот она, ваша петрушка!
В одной руке отец держал за уши большую серовато-бурую зайчиху, в другой – крохотного зайчонка.
– Беда, – сказал отец. – Зайчиха-то слепая. Видно, и на огород забрела сослепу, родила сынишку, а уйти назад не смогла…
– А сынишка? – завопили Человеки.
– Этот зрячий, – сказал отец. – Боевой парень, хоть и три дня ему от роду, не больше. Еле поймал!
Пустил отец зайчиху и зайчишку на пол.
Зайчиха фыркнула носом, посмотрела незрячими глазами и, оттолкнувшись задними ногами, побрела под стол. Ударилась носом в ножку – и в сторону, к печке. У печки замерла – дрожит.
А зайчишка посмотрел на необычную обстановку, перепугался и быстро-быстро под лавку забился. Сидит – тоже дрожит.
– Никак не пойму, – сказала мать, – при чём тут петрушка? Ну, капусту они ели бы – понимаю, морковь…
– Петрушка – самое их любимое лакомство! – объяснил отец. – Может, из-за этой петрушки они и попались.
С этого дня так и поселились новые жильцы в доме Прохоровых. Слепая зайчиха охотно ела, пила, даже по комнате изредка передвигалась, но всего пугалась и к зайчонку не подходила. И он не подходил к матери.
Зато, когда появлялись Человеки, зайчонок сам бежал к ним, охотно давался в руки, барабанил передними лапами и издавал какие-то звуки, вроде хриплого ворчанья.
– Ешь, ешь! – говорили Человеки и совали ему в рот молочную бутылку с соской на конце. – Ешь, Петрушка! Лопай, Петрушечка!
Петрушка и по сей день живёт у Человеков. Петрушка, кажется, доволен. Человеки тоже до-вольны.
Аркадий Петрович Гайдар (1904–1941)
Аркадий Гайдар (настоящая фамилия – Голиков) родился в 1904 году в городе Льгове Курской губернии. Его отец был учителем, а мама приходилась дальней родственницей М.Ю. Лермонтову. Детские годы будущего писателя прошли в Арзамасе.
В годы Гражданской войны с 14 лет служил в Красной Армии. В 15 лет командовал взводом, а в 16 лет – ротой, после окончания Высшей стрелковой школы в 1921 году стал командиром полка. В декабре 1924-го Гайдар ушёл из армии по болезни (после ранения и контузии). Начал писать. С этого времени он стал известным как детский писатель, прославляющий боевое товарищество, дружбу и честность.
Совесть
Нина Карнаухова не приготовила урока по алгебре и решила не идти в школу.
Но, чтобы знакомые случайно не увидели, как она во время рабочего дня болтается с книгами по городу, Нина украдкой прошла в рощу.
Положив пакет с завтраком и связку книг под куст, она побежала догонять красивую бабочку и наткнулась на малыша, который смотрел на неё добрыми, доверчивыми глазами.
А так как в руке он сжимал букварь с заложенной в него тетрадкой, то Нина смекнула, в чём дело, и решила над ним подшутить.
– Несчастный прогульщик! – строго сказала она. – И это с таких юных лет ты уже обманываешь родителей и школу?
– Нет! – удивлённо ответил малыш. – Я просто шёл на урок. Но тут в лесу ходит большая собака. Она залаяла, и я заблудился.
Нина нахмурилась. Но этот малыш был такой смешной и добродушный, что ей пришлось взять его за руку и повести через рощу.
А связка Нининых книг и завтрак так и остались лежать под кустом, потому что поднять их перед малышом теперь было бы стыдно.
Вышмыгнула из-за ветвей собака, книг не тронула, а завтрак съела.
Вернулась Нина, села и заплакала. Нет! Не жалко ей было украденного завтрака. Но слишком хорошо пели над её головой весёлые птицы. И очень тяжело было на её сердце, которое грызла беспощадная совесть.
Виктор Владимирович Голявкин (1929–2001)
Виктор Голявкин родился в 1929 году в Баку в семье преподавателей музыки. В доме всегда звучало фортепьяно, и сыновей – Виктора и двух его младших братьев – учили музыке. Но наперекор родителям, мечтавшим видеть сына музыкантом, Голявкин выбрал живопись. Всё началось с того, как однажды Виктор нарисовал карикатуры на гостей, которые приходили музицировать к его родителям. Тогда отец подарил сыну книгу о живописи и художниках. С тех пор будущий писатель рисовал постоянно, а также прочитывал от корки до корки все книги по искусству, какие только удавалось найти.
Одновременно Голявкин начинает писать – он создаёт короткие рассказы, которые категорически не вписываются в официальную эстетику. В результате сначала в журналах «Костёр» и «Мурзилка» стали печатать его детские рассказы.
Болтуны
Сеня и его сосед по парте не заметили, как вошёл учитель. Сеня нарисовал на ладони себя и показал соседу.
– Это я, – сказал он. – Похоже?
– Нисколько, – ответил Юра, – у тебя не такие уши.
– А какие же у меня уши?
– Как у осла.
– А у тебя нос, как у бегемота.
– А у тебя голова, как еловая шишка.
– А у тебя голова, как ведро.
– А у тебя во рту зуба нет…
– А ты рыжий.
– А ты селёдка.
– А ты вуалехвост.
– А что это такое?
– Вуалехвост – и всё.
– А ты первердер…
– Это ещё что значит?
– Значит, что ты первердер.
– А ты дырбыртыр.
– А ты выртырвыр.
– А ты ррррррр…
– А ты ззззззз…
– А ты… – сказал Юра и увидел рядом учителя.
– Хотел бы я знать, – спросил учитель, – кто же всё-таки вы такие?
Яандреев
Всё из-за фамилии происходит. Я по алфавиту первый в журнале – чуть что, сразу вызывают. Поэтому и учусь хуже всех. Вот у Вовки Якулова все пятёрки. С его фамилией это нетрудно – он по списку в самом конце. Жди, пока его вызовут! А с моей фамилией пропадёшь. Стал я думать, что мне предпринять. За обедом думаю, перед сном думаю – никак ничего не могу придумать. Я даже в шкаф залез думать, чтобы мне не мешали. Вот в шкафу-то я это и придумал.
Прихожу в класс, заявляю ребятам:
– Я теперь не Андреев. Я теперь Яандреев.
– Мы давно знаем, что ты Андреев.
– Да нет, – говорю, – не Андреев, а Яандреев, на «Я» начинается – Яандреев.
– Ничего не понятно. Какой же ты Яандреев, когда ты просто Андреев? Таких фамилий вообще не бывает.
– У кого, – говорю, – не бывает, а у кого и бывает. Это позвольте мне знать.
– Удивительно, – говорит Вовка, – почему ты вдруг Яандреевым стал!
– Ещё увидите, – говорю.
Подхожу к Александре Петровне:
– У меня, знаете, дело такое: я теперь Яандреевым стал. Нельзя ли в журнале меня изменить? Чтобы я на «Я» начинался.
– Что за фокусы? – говорит Александра Петровна.
– Это совсем не фокусы. Просто мне это очень важно. Я тогда сразу отличником буду.
– Ах, вот оно что! Тогда можно. Иди, Яандреев, урок отвечать.