Русские провидцы и предсказатели Филякова Елена
Мать, почитавшая Ксению за угодницу Божию, подхватила дочку, и они отправились на Охтинское кладбище. Там как раз шла панихида по молодой женщине, жене молодого доктора, умершей при родах. Когда могилу зарыли, все стали расходиться, а доктору стало дурно. Мать и дочь Голубевы подбежали к нему, помогли, как умели. Так они и познакомились, а через год девушка вышла за него замуж. Жили они долго и счастливо, до конца дней своих с благодарностью вспоминая блаженную Ксению.
А однажды обычно тихая Ксения буквально ворвалась в свой бывший дом и с порога замахала палкой на Параскеву Антонову, свою знакомую, которой дом этот оставила:
– Бросай все и беги скорей на Смоленское кладбище! Бог тебе ребенка дает!
Параскева, женщина одинокая и бездетная, подхватилась и помчалась на кладбище. Путь был неблизок, шла она долго, а когда вышла на улицу, ведущую к кладбищу, извозчик сбил зазевавшуюся беременную женщину. Страдалица от удара родила прямо посреди улицы и скончалась. Параскева подхватила новорожденного, завернула в головной платок и отнесла домой. Позже, как ни искала петербургская полиция, да и она сама, найти отца ребенка не удалось, как не удалось установить, кто же была сбитая лошадью женщина.
Однажды Ксения перекрестилась вслед моложавой купчихе Крапивиной, которая ее постоянно радушно принимала, и произнесла грустно:
– Зелена крапива, да скоро увянет.
Ее слова вспомнили, когда полная здоровья купчиха в скором времени заболела и стремительно угасла.
Но особенную славу прорицательницы принесли Ксении страшные предсказания, которые не только по городу, но и по всей России печальным эхом прокатились. Накануне праздника Рождества Христова, 24 декабря 1761 года, блаженная Ксения была необыкновенно взволнована, особенно много ходила по городу и везде, и всюду, в гостях, посреди улицы, на паперти церкви упрямо твердила одно и то же:
– Пеките блины! Блины пеките! Вся Россия скоро блины печь будет.
Люди пытались разгадать тайный смысл ее слов, но ответ не находили. До масленицы еще далеко, с чего вдруг вся Россия блины печь будет? На следующий день, 25 декабря 1761 года, ответ принесли печальные колокола, известившие о скоропостижной кончине императрицы Елизаветы Петровны.
Смерть ее была неожиданной – дочь Петра Великого умерла полной сил и энергии. Накануне смерти отдавала распоряжения архитектору Растрелли об украшении нового Зимнего дворца, укладке паркета и позолоте лестничных перил, но все оказалось всуе. Ксения предсказала судьбу императрицы, ведь на поминках по обычаю едят кисель и блины.
Другое предсказание так же было связано с царствующей фамилией. Но сделано оно было уже во времена новой императрицы, Екатерины. Ксения несколько дней горько плакала на паперти возле церкви и клала земные поклоны.
– О чем так горько плачешь, Андрей Федорович? – участливо спрашивали ее.
– Кровь, кровь на воде. Каналы и реки кровью потекут, – сквозь слезы повторяла Ксения, указывая на воды близкого канала.
Город замер в ожидании беды. И она грянула через три недели, 5 июля 1764 года. В тайном каземате Шлиссельбургской крепости во время неудачной попытки освобождения поручиком Мировичем, помутившимся сознанием от отчаянной нищеты и безысходности, был убит охраной томившийся в неволе самый секретный узник Российской империи.
То, что сейчас известно любому неленивому школьнику, в те времена было тайной тайн государства Российского. Императрица Анна Иоанновна, стремившаяся любой ценой закрепить престол за потомством своего отца, царя Иоанна Алексеевича (брата Петра I), выдала свою племянницу, мекленбургскую принцессу Анну Леопольдовну, за принца Антона Ульриха Брауншвейгского. Рожденного от этого брака в 1740 году Иоанна Антоновича она поспешно назначила своим наследником. По смерти Анны Иоанновны в октябре 1740 года двухмесячный младенец Иоанн VI Антонович был провозглашен императором всероссийским. Пробыл он им всего год. С 24 на 25 ноября 1741 года в России произошел государственный переворот, один из многих, в столь щедром на них разудалом восемнадцатом веке. Императрицей была провозглашена дочь Петра Великого, Елизавета Петровна. Годовалого императора Иоанна Антоновича заключили в Шлиссельбургскую крепость, а родителей его отправили в ссылку в далекие Холмогоры, где они и скончались. Несчастный Иоанн Антонович протомился под строгим надзором в Шлиссельбургской крепости около 23 лет.
Вот чью страдальческую смерть предсказала и оплакивала Ксения Петербургская. Весть о трагическом происшествии в Шлиссельбургской крепости разнеслась по городу. К предсказаниям блаженной Ксении стали прислушиваться еще внимательнее, ловили каждое ее слово, пытались толковать странные ее речи. Она необыкновенно точно предсказала замужество многим девицам на выданье. Многих предостерегла от невыгодных и корыстных браков.
В ее странных речах и поступках люди стали видеть глубокий, скрытый смысл. Если Ксения дарила что-то, одаренного ею человека ждала нечаянная радость. Если же она что-то просила, что случалось крайне редко, того, к кому она с просьбой обращалась, ожидала беда или утрата, ему стоило поостеречься. Ее наперебой зазывали в гости, старались прикоснуться к одеждам. Считалось, что осенявшая Ксению милость Божия распространялась на каждого, кто соприкасался с ней. Удача и невиданное благополучие неизменно сопутствовали всем, кто оказал ей хотя бы малую помощь или внимание. Благодать надолго поселялась в доме, который посетила Ксения.
Рассказывали, что однажды она подошла на улице к женщине, дала ей копеечку с изображением Георгия Победоносца и сказала:
– Возьми царя на коне. Поспеши – погаснет.
Женщина растерялась, но копеечку взяла и, зажав ее в кулаке, поспешила домой. А когда подходила к дому, из-под самой крыши полыхнул яркий огонь. Мигом сбежался народ, пожар разгорался, женщина пыталась прорваться к дому, ее не пускали. Но словно неведомая сила толкала ее к пожару, и, когда ей удалось подбежать вплотную к зданию, бушевавший пожар тут же затих. Народ удивленно ахнул, а женщина разжала руку с подаренной копейкой, вспомнила вещие слова Ксении, и сердце женщины наполнилось благодарностью.
Особенно часто в городе Петра рассказывали о чудесном воскрешении утонувшего в Неве мальчика. Его вытащили уже бездыханным. Но рядом оказалась Ксения. Она обратилась с дерзкой мольбой к Господу, после чего, по благословению свыше, прикоснулась руками к утонувшему, и он ожил.
И уже почти в самом конце жизни она часто стала повторять странные слова:
– Скоро плакать на Руси будут. Как войдет он во врата, всей жизни ему будет столько, сколько букв над воротами в речении библейском!
Долго ломали головы горожане, строили догадки, о ком речь и что это за врата и где эти буквы. И вскоре кто-то разгадал тайну прорицания – в Петербурге спешно шло строительство Михайловского замка, предназначенного для императора Павла I. Строительство задерживалось, постоянно что-то не ладилось, не хватало материалов. Вот и ворота поставили, а облицовочного мрамора не было. И тогда взяли мрамор со строительства храма Исаакиевского собора. Одна из мраморных плит с выбитым на ней библейским изречением была укреплена над воротами замка. Суеверные петербуржцы бросились читать надпись и пересчитывать в ней буквы, высчитывая, сколько же лет будет жить император. Роковая надпись гласила:
ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ
Посчитали – и ахнули, насчитав сорок семь букв. Согласно предсказанию, отпущено было императору Павлу Петровичу сорок семь лет, жить ему оставалось всего ничего – до 1801 года. Из уст в уста, от человека к человеку передавалось по Петербургу это мрачное предсказание, гулким эхом докатившись до Москвы и других городов и превратившись в устойчивое поверье. Павел I, наверняка, знал о роковом пророчестве, но, будучи по натуре фаталистом, дерзко шел навстречу собственной судьбе, даже подгонял ее, как торопил он и строительство Михайловского замка. Распространившееся повсеместно предсказание Ксении создавало огромное напряжение вокруг фигуры императора и самого Михайловского замка. Уже то, что на его постройку были взяты материалы со строительства Исаакиевского собора, посчитали дурным предзнаменованием.
В начале 1801 года рабочие пытались закончить строительство, но замок оставался мрачным и снаружи, и внутри. Его не удавалось украсить, интерьеры были темны и печальны, к тому же в замке было очень холодно, и стояла ужасающая сырость. Но Павел I спешил, и как только замок освятили, тут же въехал в него. Город замер в ожидании чего-то страшного и неизбежного. И оно свершилось. Император Павел Петрович прожил в замке сорок дней. Въехал он в замок 1 февраля, а в ночь с 11 на 12 марта был убит заговорщиками, не дожив до своего сорокасемилетия всего несколько месяцев.
Еще в 1901 году в изданных к 200-летию Петербурга очерках В. М. Суходрев пишет о надписи над воротами Михайловского замка, как о существующей. Но в следующие годы упоминания о ней исчезают, как бесследно исчезает и… сама таинственная надпись. К 300-летию Петербурга Михайловский замок отреставрировали, обновлена была и ставшая пророческой, благодаря сбывшемуся предсказанию Ксении, надпись.
Многим помогла Ксения при жизни. А прожила она более семидесяти лет. Хотя письменных сведений о точном времени и обстоятельствах ее смерти нет, предание гласит, что перед кончиной она видела во сне Пресвятую Богородицу, возвестившую о близости завершения ее земного странствия. Похоронили блаженную Ксению на Смоленском кладбище. На том самом, на котором она ночами носила кирпичи на леса для строительства церкви в честь иконы Смоленской Божией Матери.
И после кончины не оставила Ксения страждущих заботами своими. На могилке ее стали совершаться чудеса – исцелялись больные, находились пропавшие вещи, примирялись поссорившиеся. Могила блаженной Ксении стала местом постоянного паломничества. Люди шли и шли. Шли помянуть праведницу, попросить ее о помощи и заступничестве. Многие приходили просто прикоснуться к надгробью, а многие уносили с собой горсть земли с могильного холмика. Вскоре холм сравнялся с землей. И еще дважды насыпали землю на могилу, и дважды уносили ее по горсточке, по щепотке страждущие защиты и помощи. Положили на могилу мраморное надгробье, но паломники откалывали от него по кусочку, и вскоре от мраморной плиты также ничего не осталось. Потом над могилой на пожертвования богомольцев построили часовню. Могилу покрыли мраморной плитой с надписью:
«Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. На сем месте положено тело рабы Божией Ксении Григорьевны, жены придворного певчего, в ранге полковника, Андрея Феодоровича. Осталась после мужа 26-и лет, странствовала 45 лет, всего жития ее было 71 год, называлась «Андрей Феодорович». Кто меня знал, да помянет душу мою, для спасения своей души. Аминь».
В специально заведенной книге, хранившейся в Смоленской церкви, было записано множество благодарственных слов блаженной Ксении Петербургской. Страницы книги были заполнены рассказами о чудесных исцелениях и помощи в делах житейских.
Будучи еще наследником, будущий император Александр III заболел тифом. Его жена, Мария Федоровна, неустанно молилась о его здравии. Кто-то принес ей горсть земли с могилы блаженной Ксении, посоветовав положить узелок с этой землей под подушку больному, помолившись блаженной. Мария Федоровна все исполнила, а ночью, забывшейся возле постели больного было видение: стоит перед ней старушка в красно-зеленом одеянии и говорит:
– Выздоровеет твой муж, а ребенок, которого ты носишь, будет девочкой. Назовите ее в мое имя Ксенией. Она будет хранить вас от бед.
Так все и случилось – больной выздоровел, родилась девочка, названная Ксенией, сестра последнего русского императора Николая II. Мария Федоровна ежегодно приезжала на могилку блаженной Ксении и заказывала панихиды. До самой революции вдовствующая императрица приходила на эту могилку.
В 1919 году она и ее дочь, великая княжна Ксения, покинули Россию на борту британского крейсера «Мальборо», специально присланного английской королевой Александрой, сестрой Марии Федоровны. Сама великая княжна Ксения прожила долгую жизнь: родившись в 1875 году, она умерла в 1960. Своей смертью умерли и вдовствующая царица Мария Федоровна, и муж великой княжны Ксении, и ее дети. Судьба остальных Романовых была трагична.
Принято считать, что особое покровительство святой Ксении Петербуржской распространено на матерей. Им она чаще всего оказывает помощь и поддержку. Одной женщине она помогла найти сбежавшего мужа и вернуть прихваченные им деньги, другой – устроить на учебу детей из бедной семьи. Сильно пьющему мужу одной паломницы, часто плакавшей и жаловавшейся на судьбу на могиле Ксении, она явилась во сне и строго сказала:
– Немедля прекрати пить! Жена твоя день и ночь плачет, слезами могилу мою затопила!
После этого муж несчастной женщины спиртного в рот не брал.
В 1902 году над могилой Ксении была построена новая часовня с мраморным иконостасом и надгробием посередине. В начале прошлого века на Васильевском острове был устроен «Дом трудолюбия в память рабы Божией Ксении для бедных женщин духовного звания». В наши дни именем Ксении названа церковная больница при духовной семинарии и академии.
В период советской власти, во времена воинствующего атеизма, постановлением горисполкома часовня была закрыта. Во время Великой Отечественной войны в ней находился склад для тары. Говорят, что сохранилась часовня благодаря нечаянному «покровительству» А. Н. Косыгина. На Смоленском кладбище были похоронены его родители, он часто навещал их могилы, что якобы помешало уничтожить часовню. Но это далеко не так. В 1946 году часовню по многочисленным просьбам верующих открыли, но вскоре закрыли опять. Могилу Ксении замуровали, над ней построили постамент, в часовне сделали сапожную мастерскую. Но ничего путного из этого не вышло. Сапожников так трясло, что они ни одного гвоздя забить не могли. Решили в часовне открыть мастерскую по изготовлению парковых скульптур, вроде печально знаменитых дейнековских девушек с веслом. Но и из этого ничего не получилось. Наваяют за день «мастера» скульптур, утром придут – на полу одни черепки.
В 1984 году передали часовню общине храма во имя Смоленской иконы Божией Матери. Поднимали часовню всем миром и в 1987 году вновь освятили. Со всей России приезжают сюда паломники. Это ведь только в радости не нужно искать, к кому прислониться, а в горе не вдруг найдешь помощь. Вот и едут со всей горемычной России к ней, к святой блаженной Ксении Петербургской. Просят ее: «Помоги, заступись, Андрей Федорович!»
Не случайно написано на могильной плите Ксении: «Кто меня знал, да помянет душу мою, для спасения своей души. Аминь».
По многочисленным свидетельствам святая Ксения часто является людям, особенно женщинам. То утешит, то советом поможет, то предскажет важное событие.
Говорят, до сих пор без устали ходит по Санкт-Петербургу высокая старушка, одетая в красно-зеленые цвета военной формы ее мужа, под чьим именем – Андрей Федорович, она творила дела добрые. Ходит в белом платочке, с котомкой за плечами и палочкой в руках, смотрит по сторонам ясными голубыми глазами.
Церковь канонизирует, или причисляет к лику святых за праведную жизнь и чудеса, творимые при жизни и после смерти. В 1988 году на Поместном Соборе Русской православной церкви, посвященном тысячелетию крещения Руси, блаженная Ксения Петербургская была причислена к лику святых.
День ее памяти отмечается 6 февраля.
Чудесные видения преподобного Серафима Саровского
…Радость моя, молю тебя, стяжи дух мирен, и тогда тысячи душ спасутся около тебя.
Серафим Саровский
Преподобный Серафим Саровский (Прохор Исидорович Мошнин) 19.07.1754 (59?), Курск – 02.01.1833, Дивеевская обитель, Саров
…Незадолго до своей загадочной смерти в Таганроге император Александр I путешествовал из Архангельска в Валаамский монастырь. Существует церковное предание, что на обратном пути император побывал в Саровской пустыни у старца Серафима. Император имел уединенную двух-трехчасовую беседу со старцем в его келье. Русский духовный писатель Евгений Николаевич Поселянин (Погожев) по монастырским воспоминаниям записал рассказ, в котором старец Серафим, провожая своего позднего гостя, напутствовал: «Сделай же, государь, так, как я тебе говорил».
Что именно советовал старец Серафим императору и о чем была их приватная беседа, мы уже никогда не узнаем. По одной из версий, Серафим Саровский наставлял императора на тайное монашество. По другой, якобы старец именно Александру I предрек: «Будет некогда царь, который меня прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечет за то, что восстанут против этого царя и самодержавия, но Бог царя возвеличит».
Было это пророчество на самом деле дано Александру I или нет, но действительно в самом начале XX века, в 1903 году, император Николай II много способствовал канонизации Серафима Саровского. И когда через 70 лет после смерти старца император Николай II приехал на торжества по поводу открытия и прославления его мощей, он получил письмо от. святого Серафима Саровского, подписанное: «Царю, который приедет в Дивеево». Считается, что в этом письме старцем была описана вся дальнейшая жизнь царской семьи. Но обо всем по порядку.
На пути
Будущий преподобный Серафим Саровский родился 19 июля 1754 года в семье курского удачливого купца Исидора Мошнина. При крещении мальчика назвали Прохором.
Его отец брал подряды на строительство зданий и за два года до рождения Прохора заложил в родном городе собор во имя преподобного Сергия Радонежского по проекту знаменитого Растрелли. Правда, закончить работу Исидор Мошнин не успел: доведя до ума нижнюю церковь, в 1762 году он умер. Руководство строительством взяла на себя его жена Агафья. Прохор любил бывать с матерью на стройке, наблюдать, как рождается чудо. Особенно привлекала его колокольня, гордо устремлявшаяся все выше и выше. Однажды он вместе с матерью поднялся на самый верх еще недостроенной звонницы. Шустрый и любознательный, как все восьмилетние мальчишки, Прохор решил посмотреть вниз, перевесился через перила и… Не успела Агафья ни глазом моргнуть, ни вскрикнуть, как сын уже камнем стремительно падал на землю. Испуганная женщина, не помня себя, сбежала с крутой лестницы, а Прохор, живой и невредимый, отряхиваясь шел ей навстречу. Изумленная и счастливая мать, пожалуй, и поддала своему чаду на радостях по мягкому месту, чтобы неповадно было озоровать, но счастлива была чудесному спасению безмерно. Как бы там ни было, но, видимо, с этого времени жизнь юного Прохора пошла под знаком чудесных явлений. А достроенный храм в 1833 году, уже после смерти Серафима Саровского, стал кафедральным собором.
Мальчик рос крепким и смышленым. В десять лет его отдали в обучение церковной грамоте. Ум у него оказался острым, а память цепкой. Так что учение продвигалось легко, но. Дети редко растут без болезней. Вот и Прохор тяжело заболел, врачи серьезно опасались за его жизнь. Тогда, во время болезни, он увидел во сне Божию Матерь, Которая обещала посетить и исцелить его. А вскоре через двор усадьбы Мошниных прошел крестный ход с иконой Знамения Пресвятой Богородицы. Мать вынесла сына на руках, и он приложился к святой иконе. Надо ли говорить, что после этого он быстро поправился?
Выздоровев, Прохор продолжил учение и стал помогать торговать старшему брату, содержавшему лавку в Курске. Однако купеческая стезя пролегала мимо его сердца. Он познакомился с местным Христа ради юродивым, который души не чаял в парнишке, и беседы с ним все чаще наводили Прохора на мысли об уединении в монастыре. Когда решение всецело посвятить свою жизнь Богу созрело окончательно, мать благословила его медным крестиком, который Прохор носил на груди всю жизнь. Не одна курская красавица вздыхала о русоволосом и голубоглазом купеческом сыне, но он уже повесил на спину котомку паломника.
В Киево-Печерской лавре, куда Прохор пришел пешком с паломниками, старец Досифей благословил его на иночество в Саровской пустыни. И с 20 ноября 1778 года началось его служение Богу.
Высокий, великолепно сложенный, крепкий и сильный, он много работал, проходя многочисленные монастырские послушания: был келейником старца Иосифа, пономарем, пек хлеб и просфоры. Но через два года он тяжело заболел водянкой и мучился три года, не подпуская к себе врачей. На недоумение ухаживающей за ним братии, Прохор отвечал, что вверил себя только «Истинному Целителю душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери.». Состояние больного было настолько плохо, что его исповедовали и причастили, но вдруг Прохор быстро поправился. Его выздоровление удивило не только монахов, но и врачей. О чудесном видении, даровавшем ему выздоровление, он станет рассказывать гораздо позже. «В ярком свете явилась Матерь Божия в сопровождении святых апостолов Петра и Иоанна Богослова. Указав рукой на больного, Пресвятая Дева сказала Иоанну: «Сей – от рода нашего». Затем она коснулась жезлом бока больного, и тотчас жидкость, наполнявшая тело, стала вытекать через образовавшееся отверстие, и он быстро поправился».
На месте явления Божией Матери была построена больничная церковь. Престол для одного из ее приделов, освященный во имя Зосимы и Савватия, чудотворцев Соловецких, послушник Прохор соорудил своими руками из кипарисового дерева. Впоследствии он всегда причащался в этой церкви.
Восемь лет пробыл Прохор послушником в Саровской обители. Тридцать два года – начало зрелости. Проницательнее и глубже стал взгляд светло-голубых глаз, резче черты лица, солиднее окладистая борода и длинные густые усы.
13 августа 1786 года Прохор принял иноческий постриг с именем Серафим (Пламенный), через год был посвящен в сан иеродьякона. Чудесные видения продолжались, неоднократно он видел святых ангелов во время церковных служб. А однажды, во время Божественной литургии в Великий четверг, увидел Иисуса Христа, идущего по воздуху от западных дверей храма в окружении небесных бесплотных сил. Дойдя до амвона, Иисус благословил всех молящихся и вступил в местный образ справа от царских врат.
В 39 лет отец Серафим был рукоположен в сан иеромонаха и стал пустынножителем. Он ушел жить в одинокую келью в нескольких километрах от монастыря, приходя в обитель только по субботам – причащаться. Однако высокое подвижничество не спасло его от встречи с грабителями. Разбойники, как им и положено, требовали денег, а когда не нашли, жестоко избили монаха, который, несмотря на физическую силу и топор в руках (он в то время рубил дрова), не оказал им никакого сопротивления. Вот уж действительно, вручил себя во власть «Целителя душ и телес».
Смертельно израненный, он с большим трудом дошел до монастыря, где пролежал в очень тяжелом состоянии, не принимая ни воды, ни пищи, удивив приехавших врачей тем, что вообще остался жив. У отца Серафима была проломлена голова, сломаны несколько ребер и остались следы жестоких побоев на всем теле. Снова ему в коротком и приятном сне являлась Божья Матерь с апостолами Петром и Иоанном. Коснувшись головы преподобного, Царица Небесная даровала ему исцеление.
Пять месяцев отец Серафим провел в монастыре и снова ушел в свой лес до 1810 года. В это время он прошел трехлетний «подвиг молчальничества»: не проронил ни звука. Когда он вернулся из пустыни, сразу на пять лет ушел в затвор. Итог такой жизни был закономерен: отец Серафим сподобился духовных даров прозорливости и чудотворения. Но подобным способностям нужно достойное применение. Снова являлась ему Пресвятая Дева в чудном сне и велела принимать у себя людей, души которых нуждались в наставлении, утешении, руководстве и исцелении. Так отец Серафим стал старцем.
Для частного пользования
Старец Серафим принимал всех охотно и с радостью, беседовал, давал краткие наставления и благословение. Посетителей подкупали его неизменное участие, ласковые обращения: «радость моя», «сокровище мое», огромная любовь и реальная помощь.
Келья его была открыта для посещений от ранней обедни до восьми вечера. Входящий натыкался на дубовый гроб в сенях, который отец Серафим сделал себе из цельного дерева. У гроба старец часто молился, постоянно помня о мире ином. Маленькая келья печкой не отапливалась, освещалась только одной лампадой, многочисленными свечами у икон и светом, поступающим через два крохотных оконца. Постелью старцу служили мешки с песком и каменьями, стулом – обрубок дерева. Келейник старца как-то спросил у него, не опасно ли такое большое количество зажженных свечей в тесном помещении. На что отец Серафим отмахнулся: «Пока я жив, пожара не будет, а когда я умру, кончина моя откроется пожаром».
Однажды прибежал в обитель крестьянин: отчаяние в глазах, слезы в голосе, – искал отца Серафима. Отыскав, упал в ноги:
– Батюшка! У меня украли лошадь, и я теперь без нее совсем нищий. Не знаю, чем семью кормить буду. А ты, говорят, угадываешь!
Старец Серафим поднял крестьянина с колен и ласково сказал:
– Огради себя молчанием и поспеши в село. Когда будешь подходить к нему, свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома: там ты увидишь калиточку. Войди в нее, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи молча.
Крестьянин только шапку к груди прижал с чувством и бегом в путь. И вернул лошадь в хозяйство.
Было дело, приезжал в Саровскую обитель из любопытства заслуженный генерал-лейтенант. При полном параде: вся грудь в орденах. Устроил сам себе экскурсию по монастырю. Когда же собрался покидать обитель, на выходе встретил знакомого помещика и слово за слово разговорился. Помещик, узнав, что собеседник незнаком лично со старцем Серафимом, стал настоятельно уговаривать его зайти к старцу в келью. Хоть и с трудом, но уговорил все-таки генерала и повел к старцу. Отец Серафим встретил посетителей на пороге, поклонился генералу в ноги, пригласил в келью. Что-то остановило помещика, и он остался в сенях, а генерал задержался у старца на добрые полчаса.
Когда старец Серафим выводил гостя из кельи, лицо последнего было мокрым от слез, и он прикрывал его руками, продолжая по-детски всхлипывать. Сдав генерала на руки помещику, старец вернулся в келью и вынес забытые посетителем фуражку и ордена. Позднее генерал рассказывал, как он был тронут до глубины души смирением старца и потрясен его прозорливостью. По его словам, старец Серафим рассказал всю его жизнь с тайными подробностями, и во время этого рассказа с генерала посыпались его награды.
– Это потому, что ты получил их незаслуженно, – вынес свой вердикт старец.
Приезжала за благословением старца некая Евдокия, вдова из Пензы. Помолилась в церкви и встала в конец очереди на прием к отцу Серафиму. Вдруг слышит его голос:
– Евдокия, поди сюда поскорее. Покрутила вдова головой, никто больше на имя не отзывается, а отец Серафим, хоть и в толпе она, прямо на нее смотрит. Подошла вдова, смущаясь, к старцу. Он благословил ее и говорит:
– Тебе надобно поспешить домой, чтобы застать дома сына.
Евдокия поспешила домой в Пензу и, действительно, едва застала сына: начальство Пензенской семинарии назначило его студентом Киевской академии и спешило скорее отправить в Киев.
Одна небогатая барыня-помещица совсем обеднела: три года хлеб не родился, остался один хуторок, да и тот перезаложенный. С горя поехала она за советом к старцу в Саров, всю дорогу проплакала. Приехала в обитель, а старец еще не принимает, и у его кельи народу – море. Пробралась помещица к самым дверям его кельи и стала громко просить старца, чтобы помог ей в горе советом и молитвой. Тотчас дверь отворилась, и появился на пороге старец Серафим. Благословил женщину и сказал:
– Не скорбите, матушка, не скорбите. Господь вас помилует. Вот как получите восемьдесят тысяч, то по копеечке с каждого рубля Богу пожертвуйте.
– Где мне, отец святой, столько денег взять? У меня теперь и восьмидесяти рублей не найдется.
– Будет, будет, – настойчиво повторил старец. – Вы только поспешите поскорее домой. Вот вам и сухарики на дорогу.
Благословил старец ее еще раз и все твердил, чтобы спешила домой. Удивленная и обрадованная барыня скорее села в коляску и покатила обратно. Приехала домой – письмо: умер дальний родственник и нежданно-негаданно оставил ей все свое состояние, как раз восемьдесят тысяч.
Приезжали к старцу и братья князья Волконские. Сергею Григорьевичу он и подойти к себе не дал, прогнал: «Гряди, откуда пришел». А брата его благословил, но подвел к колодцу с мутной и грязной водой и предупредил: «Твой брат намеревается возмутить Россию, образумь его, смуты не кончаются хорошим, много будет пролито слез и крови». Как Серафим Саровский и предвидел, генерал-майор князь Сергей Григорьевич Волконский, член «Союза благоденствия» и Южного общества, участник восстания декабристов, был осужден по первому разряду («к смертной казни отсечением головы»), но по конфирмации приговорен к двадцати годам каторги, сокращенной, впрочем, до пятнадцати лет.
Иногда посетители, готовясь к встрече со старцем, записывали вопросы для памяти, чтобы вдруг не забыть чего-нибудь главного. Потом изумлялись, что отец Серафим, иногда даже не дослушав вопрос до конца, поспешно отвечал на него. Казалось, он знает содержание заветных вопросников и торопится ответить на них полностью. На письма же старец отвечал, почти никогда не распечатывая их.
Многие удивлялись:
– Батюшка, душа человеческая перед вами открыта, как лицо в зеркале, ум ваш так чист, что от него ничего не сокрыто в сердце ближнего.
– Не так ты говоришь, радость моя, – мягко, но решительно отрицал старец. – Сердце человеческое открыто одному Господу, и один Бог – сердцеведец, а человек приступит, и – сердце глубоко. Ко мне идут, как к рабу Божию. Я, грешный Серафим, так и думаю, что я грешный раб Божий, что мне повелевает Господь, то я и передаю требующему полезного. Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе, а только верую, что так мне указывает воля Божия для его пользы. А бывают случаи, когда мне выскажут какое-либо обстоятельство, и я, не поверив Его воле Божией, подчиню своему разуму, думая, что это возможно, не прибегая к Богу, решить своим умом: в таких случаях всегда делаются ошибки. Поэтому как железо ковачу, так я предал себя и свою волю Господу Богу: как Ему угодно, так и действую, своей воли не имею, а что Богу угодно, то и передаю.
Наверное, поэтому Серафим Саровский так решительно определял судьбы доверившихся ему людей. Знал, что является только проводником Божией воли.
Один послушник Глинской пустыни, никак не решавшийся сделать выбор между миром и монастырем, пришел к Серафиму Саровскому за советом и услышал в ответ:
– Сам спасайся и брата своего Николая спасай. Возможно, напомнил молодой человек старцу его самого много лет назад, когда пришел он в Киев к затворнику Досифею за благословением, потому что после паузы отец Серафим продолжил:
– Помнишь ли житие Иоанникия Великого? Странствуя по горам и стремнинам, он нечаянно выронил из рук жезл, который упал в пропасть. Достать его было нельзя, а без жезла святой не мог идти далее. В глубокой скорби он обратился к Господу Богу, и ангел Господень невидимо вручил ему новый жезл.
Сказав это, старец вложил в правую руку послушника свою собственную палку и закончил:
– Трудно управлять душами человеческими! Но среди всех твоих напастей и скорбей в управлении душами братии ангел Господень непрестанно при тебе будет до скончания жизни твоей.
В дальнейшем послушник поступил в монастырь и через тридцать два года был возведен в архимандриты Астраханского Чуркинского Николаевского общежительного монастыря. Его брат провел жизнь в Козелецком Георгиевском монастыре в звании иеромонаха.
Был и такой случай: пришел к старцу крепостной – управляющий имением одного помещика вместе с женою. Они просили благословения на поездку в Москву к своему барину: хлопотать о вольной или, в крайнем случае, об увольнении с нелегкой должности. Старец Серафим взял управляющего за руку, подвел его к иконе «Умиление Божией Матери» и сказал:
– Прошу тебя ради Божией Матери: не отказывайся от должности. Твое управление – к славе Божией: мужиков не обижаешь. А в Москву нет тебе дороги. Вот твоя дорога: я благословил одного управляющего проситься на волю по смерти господина. Когда господин тот скончался, госпожа отпустила управляющего на волю и дала ему доверенность на управление имением такую, что только себя ему не вручила.
Управляющий остался служить, и все случилось так, как рассказал старец, якобы о ком-то другом.
– Сооруди храм, – сказал старец одной бедной вдове, оставшейся после смерти мужа без средств к существованию.
– Как, батюшка? У меня же за душой ни гроша! – растерялась женщина, пришедшая за советом и помощью к Серафиму Саровскому. Но тот объяснять ничего не стал.
В смятении чувств несчастная женщина вернулась домой, не зная, что ей делать с советом, и готовая расценить его как насмешку. А через несколько дней в церкви незнакомка дала ей ребенка, попросила поднести к причастию, да и скрылась в неизвестном направлении. Вдова подумала-подумала и взяла девочку на воспитание. В городе об этом узнали, и губернатор распорядился назначить женщине хорошую пенсию. Тогда она поняла, что имел в виду старец.
Часто спрашивали старца о будущем, просили благословения на брак. Часто он предсказывал, не дожидаясь вопроса. Немолодая купчиха вспоминала, как приезжала в Саров к старцу девушкой, полной ожидания счастья. Отец Серафим поцеловал ее в голову и сказал:
– Эта голова много горя увидит! В горести зачнешь и в горести всех пожнешь.
– Так и сбылось, – вытирала слезу купчиха. – Детей у меня было много, а он притчей предсказал мне правду: вырастила их, всех поженила и всех же схоронила. И сама осталась теперь одна на белом свете.
2 марта 1855 года Екатерина Федоровна Аксакова (урожденная Тютчева), фрейлина супруги Александра II, Марии Александровны, записала в дневнике: «Императрица говорила со мной также про предсказание, сделанное отшельником Сарова Михаилу Павловичу о смерти его дочери, о его собственной смерти и о смерти императора Николая. Великий князь Михаил никогда не хотел рассказать того, что было предсказано о детях императора Николая, говоря, что он откроет это только императрице, но он так и умер, не решившись этого сказать. По-видимому, это было что-то зловещее».
Бывало, что старец связывал судьбы людей незнакомых. Рассказывают историю, как один офицер приехал к старцу за благословением на брак. С благословением старец не торопился, сказав, что невеста ждет офицера в гостинице. И молодую девушку, ждущую благословения на замужество, отец Серафим тоже не благословил, сославшись на то, что жених ее в Сарове. Заинтриговал одним словом. Офицер и девушка познакомились, понравились друг другу, и когда вдвоем пришли к старцу по его требованию, тот благословил их к венцу. Их семейный союз оказался очень счастливым.
Кстати, вступившим в брак старец никогда не давал благословения на развод, а напротив, велел жить вместе, как бы ни было трудно.
– Зачем ты не живешь с женой (или с мужем)? – строго и даже грозно вопрошал в таких случаях отец Серафим. – Ступай к ней (к нему), ступай! – сердито гнал он от себя опешивших посетителей.
У тех, кто следовал наставлениям старца, семейная жизнь налаживалась, возвращались единение и согласие.
Десять лет принимал старец Серафим посетителей, не оставляя затвора, не покидая своей кельи. Наконец, пришло время выйти ему на свет белый, новые дела ждали Серафима Саровского.
Чудесные исцеления и Серафимо-Дивеевская обитель
О времени выхода из затвора старец Серафим тоже узнал от Богородицы. То ли сам отец Серафим просил у Нее разрешения, то ли волю Ее исполнял, не в том дело. В 1825 году он стал выходить из кельи и посещать свою пустынную келью и Богословский родник. Родник за время его затвора совсем пришел в запустение, и в 1826 году отец Серафим решил его возобновить. Накат, закрывавший бассейн, сняли, сделали новый сруб с трубою для истока воды, и около бассейна старец стал заниматься трудами. Собирал в реке Саровке камешки и выкладывал ими бассейн родника. Рядом устроил для себя гряды, удобрял их мхом, сажал лук и картофель. В 1827 году около родника ему выстроили новую маленькую келейку, потому что в прежнюю – за шесть верст от монастыря – ему ходить было очень тяжело по болезни. Эта келья получила название ближней пустыньки, а родник переименовали в колодец отца Серафима. Идя в обитель и из обители, он носил за плечами суму, грузно наполненную камнями и песком, в которой лежало и святое Евангелие. На недоуменные вопросы отвечал: «Томи томящего меня».
25 ноября 1825 года, старец пробирался по лесу вдоль реки Саровки в свою дальнюю пустыньку. Вдруг ниже еще не возобновленного Богословского родника и почти близ берега реки Саровки он увидел явившуюся ему Божию Матерь с апостолами Петром и Иоанном Богословом. Богоматерь ударила жезлом землю, и забил из нее фонтан светлой воды. Повелела Пресвятая Дева устроить в селе Дивееве рядом с существующей Казанской женской обителью еще одну, девичью. Место указала: на востоке, на задах села Дивеева, против алтаря Казанской церкви. Имена первых восьми сестер назвала, с которых начнется обитель, новый устав дала. Указала, как обнести это место канавою и валом. Велела из Саровского леса для начала срубить ветряную мельницу и первые кельи, а потом, по времени, соорудить в честь Рождества Ее и Сына Ее двухпрестольную церковь для этой обители, приложив ее к паперти Казанской церкви.
На месте явления Божией Матери отцу Серафиму был устроен колодезь, отличающийся чудотворною силой, а старец принялся выполнять указания своей высокой покровительницы. Серафимо-Дивеевская, или Мельничная, обитель стала его любимым детищем. Однако история ее началась гораздо раньше.
…Первым, кого исцелил старец Серафим, еще находясь в затворе, был Михаил Васильевич Мантуров, дворянин, военный, вынужденный оставить службу из-за серьезной болезни ног. В родовом имение Нуча в Нижегородской губернии, куда Михаил Васильевич вернулся с молодой женой Анной Михайловной, его ждала младшая сестра Елена – девушка на выданье.
Несмотря на все старания врачей, затруднявшихся, впрочем, поставить диагноз, болезнь прогрессировала. Когда положение стало катастрофическим, Мантуров, послушавшись советов близких и знакомых, решился ехать за сорок верст в Саров к старцу Серафиму. В сени к старцу его вносили на руках крепостные. В ответ на просьбу исцелить от мучительного недуга, отец Серафим трижды спрашивал Михаила Васильевича: «Веруешь ли ты Богу?» И получив трижды в ответ искреннее уверение в безусловной вере, старец молвил:
– Радость моя! Если ты так веруешь, то верь же и в то, что верующему все возможно от Бога, а потому веруй, что и тебя исцелит Господь, а я, убогий Серафим, помолюсь.
Старец посадил Михаила Васильевича в сенях у гроба, а сам удалился в келью за святым елеем. Вернувшись, велел Мантурову обнажить ноги и со словами: «По данной мне от Господа благодати я первого тебя врачую!», помазал их елеем и надел чулки из посконного холста. Потом старец вынес из кельи сухари, насыпал их Мантурову в полы сюртука и приказал так и идти с ношей в монастырскую гостиницу. Михаил Васильевич с недоумением посмотрел на старца, но послушно встал, придерживая полы сюртука, чтобы не растерять сухари, и недоверчиво сделал несколько шагов. Чудо было налицо: он чувствовал себя совершенно здоровым и бодрым, а страшная болезнь осталась где-то далеко, в другой жизни. Рискуя рассыпать подарок, Мантуров вне себя от радости бросился в ноги Серафиму Саровскому, но получил строгую отповедь:
– Разве Серафимово дело мертвить и живить, низводить в ад и возводить? Что ты, батюшка! Это дело Единого Господа, Который творит волю боящихся Его и молитву их слушает! Господу Всемогущему, да Пречистой Его Матери даждь благодарение!
И здоровый Мантуров поехал домой. Но через некоторое время, вспомнив о последних словах старца, он снова едет в Саров за благословением.
– Радость моя! – счастливо улыбаясь, встретил его на пороге старец. – А ведь мы обещались поблагодарить Господа, что Он возвратил нам жизнь-то!
– Я не знаю, батюшка, чем и как; что же вы прикажете?! – ответил Михаил Васильевич.
– Вот, радость моя, все, что ни имеешь, отдай Господу и возьми на себя самопроизвольную нищету!
О чем подумал в тот момент отставной военный?
– Оставь все и не пекись о том, о чем ты думаешь, – продолжил старец, – Господь не оставит ни в сей жизни, ни в будущей; богат не будешь, хлеб же насущный все будешь иметь.
– Согласен, батюшка! Что же благословите мне сделать?
– А вот, радость моя, помолимся, и я укажу тебе, как вразумит меня Бог!
Вот и случилось, что по благословению Серафима Саровского, Михаил Васильевич Мантуров продал имение, отпустил на свободу крепостных людей и купил в Дивееве 15 десятин земли на указанном старцем месте со строжайшею заповедью: хранить эту землю, никогда не продавать, никому не отдавать ее и завещать после смерти Серафимовой обители. Остальные деньги Мантуров сохранил до времени.
Сам же Мантуров с женой поселился в Дивееве и начал терпеливо переносить все недостатки новой жизни. Труднее всего пришлось его молодой жене, не готовой к подобным духовным подвигам, но Михаил Васильевич очень поддерживал ее. Терпение, кротость, смирение и безграничная вера старцу сделали Мантурова любимым учеником отца Серафима. И когда пришло время организовывать новую обитель, не было у старца лучше помощника, чем Мишенька. Все, что касалось устройства Дивеева, отец Серафим поручал только ему одному, как своему распорядителю. Так и повелось: старец руководил своим детищем из Сарова, а Мантуров непосредственно заведовал всем делом на месте.
Последние семь лет жизни Серафим Саровский отдал Дивеевской обители. Он знал, что именно в ней будет его последний приют.
«Смерть моя откроется пожаром»
В начале 1831 года, в праздник Благовещения, Царица Небесная посетила старца Серафима в последний раз. Она долго беседовала с ним, поручая дивеевских сестер, и, заканчивая разговор, сказала «Скоро, любимиче Мой, будешь с нами». При этом явлении Богоматери присутствовала одна дивеевская старица, Евдокия Ефремовна, впоследствии мать Евпраксия.
Летом 1832 года старец Серафим начал предсказывать собственную смерть. Теперь, прощаясь со многими, он решительно говорил: «Мы не увидимся более с вами». Если же просили его благословения приехать в Саров в Великий пост, поговеть и побеседовать с ним, то он смиренно отвечал: «Тогда двери мои затворятся, вы меня не увидите». С некоторыми из обительской братии он был более откровенен: «Жизнь моя сокращается. Духом я как бы сейчас родился, а телом по всему мертв». Даже указал место, где его следовало похоронить.
1 января 1833 года, в воскресенье, старец Серафим пришел в больничную церковь во имя Святых Зосимы и Савватия к литургии. Ко всем иконам поставил свечи и причастился Святых Христовых Тайн. Когда литургия закончилась, он простился со всеми молившимися и благословил со словами: «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте: нынешний день нам венцы готовятся». Затем приложился к кресту и к образу Божией Матери и вышел из храма северными дверями (как бы вратами смерти). Тогда еще никто не знал, что это все в последний раз. Его запомнили бодрым, спокойным и веселым, хоть он и был очень изможден физически.
После его келейник, брат Павел, вспоминал, что в тот день старец раза три выходил на то место, которое было им указано для погребения, и, оставаясь там довольно долгое время, смотрел на землю. Вечером старец пел в своей келии пасхальные песни.
2 января в шестом часу утра брат Павел вышел из своей кельи, направляясь в церковь. Вдруг он почувствовал запах гари из кельи старца Серафима. «Пока я жив, пожара не будет, а когда я умру, кончина моя откроется пожаром», – вспомнились ему слова старца. Когда двери открыли, оказалось, что книги и другие вещи тлели, а старец Серафим стоял на коленях перед иконой Божией Матери в молитвенном положении, но уже бездыханный.
Похоронили Серафима Саровского его по завещанию близ алтаря Успенского собора.
«Будет такая скорбь, чего от начала мира не было!»
Людей всегда интересовала не только своя собственная судьба и судьбы близких, но и будущее страны и мира в целом. Немало будоражила даже самые просвещенные умы идея приближающегося конца света. Не раз и не два задавали отцу Серафиму вопрос о времени наступления конца света.
«Радость моя, – с обычною ласковостью и смирением отвечал тот, – ты много думаешь об убогом Серафиме! Мне ли знать, когда будет конец миру сему и наступит великий день, в который Господь будет судить живых и мертвых и воздаст каждому по делам его?»
Но на пророчества о судьбе России Серафим Саровский не скупился. Правда, воспринимались они до поры до времени как туманные намеки на серьезные испытания.
«Некогда на Россию восстанут три державы и много изнурят ее. Но за Православие Господь помилует и сохранит ее». Очевидно, речь шла о Крымской кампании 1853–1856 годов между Россией и коалицией государств: Турции, Великобритании, Франции и Сардинии.
«Пройдет более чем полвека. Тогда злодеи поднимут высоко голову. Будет это непременно. Господь, видя нераскаянную злобу сердец их, попустит их начинаниям на малое время, но болезнь их обратится на главу их, и наверх снидет неправда пагубных замыслов их. Земля Русская обагрится реками крови, и много дворян побиено будет за Великого Государя и целость Самодержавия Его…»
«Мне, убогому Серафиму, Господь открыл, что на земле Русской будут великие бедствия: Православная вера будет попрана, архиереи Церкви Божией и другие духовные лица отступят от чистоты Православия, и за это Господь тяжко их накажет».
«Земля Русская обагрится реками кровей, но не до конца прогневается Господь и не попустит разрушиться до конца Земле Русской, потому что в ней одной преимущественно сохраняется еще Православие и остатки благочестия христианского».
«.Много прольется невинной крови, реки ее потекут по Земле Русской, много и вашей братьи дворян, и духовенства, и купечества, расположенных к Государю, убьют».
«До рождения Антихриста произойдет великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее: бунты Разинский, Пугачевский, Французская революция – ничто в сравнении с тем, что будет с Россией. Произойдет гибель множества верных отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей; осквернение церквей Господних; уничтожение и разграбление богатства добрых людей, реки крови русской прольются, но Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе.»
Дивеево от слова «диво»
«Мало в Сарове почивает святых. а открытых мощей нет, никогда и не будет, а у меня же, убогого Серафима, в Дивееве будут!» – с некоей гордостью любил говаривать старец.
Рассказывал он и о том, что после своего воскресения перейдет в Дивеево, которое будет называться так не по имени села, а по всемирному диву. Предсказывал дивеевским послушницам, что Дивеево станет местом спасения людей во времена Антихриста. «Когда век-то кончится, сначала станет Антихрист с храмов кресты снимать да монастыри разорять, и все монастыри разорит. А к вашему-то подойдет, подойдет, а канавка-то и станет от земли до небес! Ему и нельзя к вам взойти-то, нигде не допустит канавка, так прочь и уйдет».
…В конце XIX века некто Леонид Чичагов впервые посетил Саров и Дивеево. Заходил он и к знаменитой блаженной Паше Саровской, которая, едва увидев его, воскликнула:
– Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил государю, что наступило время открытия его мощей и прославления.
Сказать, что Чичагов был очень смущен и в недоумении, – ничего не сказать. Он представить себе не мог, как выполнить подобное повеление. Паша обсуждать эту тему отказалась:
– Я ничего не знаю, передала только то, что мне повелел преподобный.
С тех пор Чичагов потерял покой. В голове постоянно роились мысли о необходимости аудиенции у царя и сложностях ее получения, об аргументах-доводах в пользу прославления Серафима Саровского и о собственной беспомощности в этом вопросе. Наконец, пришла спасительная мысль: написать книгу о старце, используя все доступные воспоминания и документы и преподнести ее императору, который с должным уважением относился к духовной литературе.
Так Леонид Чичагов засел за написание книги. Пока она создавалась, много событий произошло в его жизни: умерла жена, он принял монашество с именем Серафим, стал архимандритом крупного монастыря. По преданию, когда в Сарове он закончил править гранки будущей книги, к нему в келью вошел сам Серафим Саровский. Обнял, поцеловал, поблагодарил за проделанный труд и, как положено в таких случаях, предложил: «Проси у меня все, что захочешь». И Чичагов попросил то, о чем мечтают все православные верующие: «Батюшка, хочу быть там, где ты».
«Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» была издана в 1896 году и преподнесена Николаю II. Как и предполагал архимандрит Серафим, книга была прочитана императорской четой, и венценосные супруги стали горячими почитателями старца. Кстати, «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» до сих пор считается лучшим жизнеописанием Серафима Саровского. Поэтому когда в 1902 году архимандрит Серафим обратился к Николаю II, как к «верховному защитнику и хранителю догматов господствующей веры», то был милостиво принят и доброжелательно выслушан. На аудиенции Чичагову удалось убедить императора в необходимости «поставить на заседании Святейшего синода вопрос о скорейшем прославлении Серафима Саровского в лике святых».
Вопрос был поставлен, создана Комиссия по обретению святых мощей Серафима Саровского, составлен акт освидетельствования мощей, получена царская резолюция, и Синод принял решение, на основании которого «Саровский старец Серафим причислялся к лику святых Русской Православной Церкви». Мы не зря уделяем внимание этим формальностям, потому что пройдут десятилетия, и все эти бюрократические сложности неожиданно сослужат добрую службу. А пока, летом 1903 года, в Сарове, в присутствии всей императорской фамилии и двора, гремели торжества по случаю прославления преподобного Серафима.
Ждали чудес, в том числе и император Николай II с супругой, – молились новоявленному святому о рождении наследника. Тут и блаженная Паша, Прасковья Ивановна, угодила, недвусмысленно предсказав рождение сына. Если кто не помнит, то в 1904 году в семье Романовых родился долгожданный наследник – цесаревич Алексей Николаевич.
Дальше история становится совсем грустной. Саровский монастырь разорили и закрыли, святые мощи Серафима Саровского бесследно пропали. Долгие годы пророчества старца о воскресении в Дивеево оставались весьма туманными. Пока в 1990 году в тогда еще ленинградском Казанском соборе, бывшем при советской власти Музеем истории религии и атеизма, не стали проводить опись. Тогда-то и был обнаружен завернутый в рогожку гроб с неизвестными мощами.
По благословению святейшего патриарха Алексия II было проведено тщательное обследование мощей и очень кстати пришлось их подробное описание в актах канонизации 1903 года. Мощи святого Серафима Саровского были на несколько дней поставлены в Александро-Невской лавре, в январе 1991 года выставлены в Москве в Богоявленском соборе, к 1 августа были доставлены в Дивеево.
Так сбылось одно из самых малопонятных пророчеств святого старца.
Память преподобного Серафима Саровского празднуется 2 января и 19 июля.
Пророк в своем отечестве
Жизнь его прошла в скорбях и теснотах, гонениях и бедах, в крепостях и в крепких замках, в страшных судах и в тяжких испытаниях…
«Житие и страдания отца Авеля»
Оные мои книги удивительные и преудивительные, и достойны те мои книги удивления и ужаса.
Авель – Параскеве Потемкиной
Авель (Василий Васильев) 18.03.1757, д. Акулово, Тульская губерния – 29.11.1841, церковная тюрьма Спасо-Ефимьевский монастырь, Суздаль
Пророки в нашем отечестве были и есть, да только «как известно, Парнас наш – Елабуга, а Кастальский ручей – Колыма». Так что русским Нострадамусам приходилось тяжко. Но даже среди них таинственностью, трагизмом и удивительно точными и страшными предсказаниями выделяется монах Авель, получивший прозвище Вещий.
Жизнь этого монаха не умещается в обычные рамки дат рождения и смерти. Да это и не просто жизнь, а самое настоящее житие, как сам он дерзновенно определил ее, написав в 20-е годы XIX века, лет за двадцать до смерти, «Житие и страдание отца и монаха Авеля». Дерзость в том, что в житиях описывается жизнь святых. Так что, называя так свое жизнеописание, монах как бы приравнивал себя к святым. Более того, он сделал это сам. Первым дерзнул назвать житием свои «мемуары» мятежный и неистовый протопоп Аввакум. Но он сознательно шел против церковных реформ и тем самым противопоставил себя официальной Церкви. Монах Авель Церкви себя не противопоставлял, он всегда оставался глубоко верующим человеком, чтившим Церковь. Хотя бы на словах.
Объединяли же огнепального протопопа и монаха-предсказателя твердая уверенность в своем предназначении, готовность следовать до конца по пути, определенному свыше, принимая муки и лишения. Аввакум – посылая мучителям проклятия и громовые анафемы, Авель – безропотно и терпеливо. Но оба ни на шаг, ни на слово не отступились от своих убеждений и пророчеств. А за это приходилось расплачиваться во все времена. Не случайно же из-под пера Авеля появилось словосочетание «житие и страдание».
Пророчества Авеля простирались на огромный временной отрезок русской истории – от правления Великой Екатерины до царствования Николая II. А возможно, и далее. По некоторым утверждениям – до самого что ни на есть конца.
Но обо всем по порядку. И для начала откроем пухлый том словаря биографий Брокгауза и Эфрона:
«Авель – монах-предсказатель, родился в 1757 году. Происхождения крестьянского. За свои предсказания дней и часов смерти Екатерины Второй и Павла Первого, нашествия французов и сожжения Москвы, многократно попадал в тюрьмы, а всего провел в заключении около 20 лет. По приказанию императора Николая Первого Авель был заточен в Спасо-Ефимьевский монастырь, где и умер в 1841 году».
Вот что писал сам о себе Авель в житии, напечатанном в журнале «Русская старина» за 1875 год. Пишет он о себе в третьем лице:
«Сей отец Авель родился в северных странах, в Московских пределах, в Тульской губернии, Алексеевской округи, Соломенской волости, деревне Акулово, в лето от Адама семь тысяч и двести шестьдесят и пять годов (7265), а от Бога Слова в одна тысяча и семьсот пятьдесят и семь годов (1757). Зачатие ему было и основание месяца июня и месяца сентября в пятое число; а изображение ему и рождение месяца декабря и марта в самое равноденствие; и дано имя ему, якоже и всем человекам, марта седьмаго числа. Жизни отцу Авелю от Бога положено восемьдесят и три года и четыре месяца; а потом плоть и дух его обновится, и душа его изобразится, яко Ангел и яко Архангел».
«…В семье хлебопашца и коновала Василия и жены его Ксении родился сын – Василий один из девятерых детей». Даты рождения указаны самим Авелем по юлианскому календарю. По григорианскому – родился он 18 марта, – почти «в самое равноденствие». Дату своей смерти он предсказал почти точно, немного «перевыполнив» норму – умер провидец 29 ноября 1841 года, прожив 84 года и восемь месяцев.
Крестьянскому сыну хватало работы по дому, и потому грамоте он стал приобщаться поздно, в 17 лет, работая на отходном промысле плотником в Кременчуге и Херсоне. Хотя по специальности он был коновалом, но как сам писал: «о сем мало внимаше». Впрочем, его постоянным длительным отлучкам на заработки есть и другая причина. О ней он позже сам поведал на допросах в тайной канцелярии: родители женили Василия против его воли на девице Анастасии, потому он и старался не жить в селении.
В юные годы он перенес тяжелую болезнь. Во время болезни с ним что-то происходит: то ли было какое-то видение, то ли он дал обет в случае выздоровления посвятить себя служению Богу. Чудом выздоровев, он обращается к родителям с просьбой благословить его на уход в монастырь. Вероятно, он и ранее был склонен к другой жизни, опять же не случайно по его собственным словам он «человек был простой, без всякого научения, и видом угрюмый».
Престарелые родители кормильца отпустить не пожелали, благословения своего Василию не дали. Но юноша уже не принадлежал себе, и в 1785 году он тайно уходит из деревни, оставив жену и троих детей. Пешком, кормясь подаянием, добирается до Петербурга, падает в ноги своему барину – действительному камергеру Льву Нарышкину, служившему обер-шталмейстером при дворе самого государя. Какими словами увещевал беглый крестьянин своего господина, неведомо, но вольную он получил, перекрестился и отправился в путь.
Будущий предсказатель проходит пешком по Руси и добирается до Валаамского монастыря. Там он принимает постриг с именем Адама. Прожив год в монастыре, он «взем от игумена благословение и отыде в пустыню». Несколько лет живет в одиночестве, в борьбе с искушениями. «Попусти Господь Бог на него искусы великие и превеликие. Множество темных духов нападаше нань». И в марте 1787 года было ему видение: два ангела вознесли его и сказали:
– Будешь ты новый Адам и древний отец и напиши все, что увидеть сумеешь, и скажи все, что услышать сумеешь. Но не всем скажи и не всем напиши, а только избранным Моим и только святым Моим.
А в ночь на 1 ноября 1787 года было ему еще одно «дивное видение и предивное», длившееся «не меньше тридесяти часов». Поведал ему Господь о тайнах будущего, велев донести предсказания эти народу: «Господь же… рече к нему, сказывая ему тайная и безвестная, и что будет ему и что будет всему миру». «И от того время отец Авель стал вся познавать и вся разуметь и пророчествовать». Покинул он пустынь и монастырь и пошел странником по земле православной. Так начал вещий монах Авель путь пророка и предсказателя.
«Ходил он так по разным монастырям и пустыням девять годов», пока не остановился в Николо-Бабевском монастыре Костромской епархии. Вот там, в крохотной монастырской келье, и написал он первую свою пророческую книгу, в которой предсказал, что царствующая императрица Екатерина II скончается через восемь месяцев. Показал эту книгу настоятелю новоявленный предсказатель в феврале 1796 года. И поехал вместе с книгой к епископу Костромскому и Галицкому Павлу, поскольку настоятель решил, что у того сан поболее и лоб повыше, пускай он и разбирается.
Епископ прочитал и постучал по лбу посохом. конечно же, Авелю. Дополнил свое мнение выразительной фразой, которая в подлиннике до нас не дошла, видимо, никто такое количество бранных слов записать не решился. Епископ Павел посоветовал провидцу забыть о написанном им безумном предсказании и возвращаться в монастырь – грехи замаливать, а перед тем указать на того, кто научал его такому святотатству. Но «Авель говорил епископу, что книгу свою писал сам, не списывал, а сочинял из видения; ибо, будучи в Валааме, пришел к заутрени в церковь, и как апостол Павел вознесен был на небо и там видел две книги и что видел, то самое и писал…».
Епископа затрясло от такого святотатства – надо же, пророк сиволапый, на небо он был «восхищен», с апостолом Павлом себя сравнивает! Не решившись уничтожить книгу, в которой были «различные царские секреты», епископ накричал на Авеля, пытаясь запугать его: «Сия книга написана смертною казнию!» Но и это предупреждение не образумило упрямца.
Вздохнул епископ, сплюнул, чертыхнулся сгоряча, перекрестился, вспомнил об указе от 19 октября 1762 года, который за подобные писания предусматривал расстриг из монахов и заключение под стражу. Но тут же всплыли в памяти слова о том, что «темна вода во облацех». Кто его знает, этого деревенского пророка, под страхом смерти на своем стоит упрямо. Вдруг и впрямь ему что-то тайное ведомо, все же пророчествовал не кому-то, самой императрице. Епископ Костромской и Галицкий ответственности не любил, потому отправил упрямого пророка к губернатору.
Губернатор, ознакомившись с книгой, не пригласил автора к обеду, а дал ему пощечину и посадил в острог, откуда бедолагу под строгим караулом, чтобы по дороге речами неразумными и предсказаниями бредовыми людей не смущал, доставили в Петербург. В Петербурге нашлись люди, искренне заинтересовавшиеся его предсказаниями. Они служили в Тайной Экспедиции и старательно записывали все сказанное монахом в протоколы допросов. Во время допросов следователем Александром Макаровым простодушный Авель ни от одного своего слова не отказался, утверждая, что мучался совестью девять лет, с 1787 года, со дня видения. Он желал и боялся «об оном гласе сказать Ея Величеству». И вот в Бабаевском монастыре все же записал свои видения.
Если бы не царская фамилия, скорее всего, пропал бы он без вести, запороли бы провидца или сгноили в глухих монастырях. Но, поскольку пророчество касалось царственной особы, суть дела доложили графу Самойлову, генерал-прокурору. Граф собственной персоной прибыл в Тайную Экспедицию, долго беседовал с провидцем, склоняясь к тому, что перед ним юродивый. Он беседовал с Авелем «на высоких тонах», бил по лицу, кричал на него: «Как ты, злая глава, смел писать такие слова, на земного бога?» Авель стоял на своем и только бубнил, утирая разбитый нос: «Меня научил секреты составлять Бог!»
После долгих сомнений решили все же доложить о предсказателе царице. Екатерине II, услышавшей дату своей собственной кончины, стало дурно, что, впрочем, в данной ситуации неудивительно. Кому бы при таком известии хорошо стало?! Поначалу она «за сие дерзновение и буйственность» хотела казнить монаха, как и предусматривалось законом. Но все же решила проявить великодушие и указом от 17 марта 1796 года «Ея Императорское Величество. указать соизволила оного Василия Васильева. посадить в Шлиссельбургскую крепость… А вышесказанные писанные им бумаги запечатать печатью генерал-прокурора, хранить в Тайной Экспедиции».
В сырых шлиссельбургских казематах пробыл Авель десять месяцев и десять дней. В каземате он узнал потрясшую Россию новость, о которой ему давно было ведомо: 6 ноября 1796 года, в 9 часов утра, скоропостижно скончалась императрица Екатерина II. Скончалась точно день в день согласно предсказанию вещего монаха.
На трон взошел Павел Петрович. Как всегда при смене власти менялись и чиновники. Сменился и генерал-прокурор Сената, а пост его занял князь Куракин. Разбирая в первую очередь особо секретные бумаги, он натолкнулся на пакет, запечатанный личной печатью генерал-прокурора графа Самойлова. Вскрыв пакет, Куракин обнаружил в нем ужасным почерком записанные предсказания, от которых у него волосы дыбом встали. Более всего поразило его сбывшееся роковое предсказание о смерти императрицы.
Одним из первых, встречавших Авеля и оставивших об этом письменное свидетельство, был не кто иной, как А. П. Ермолов. Тот самый Ермолов, будущий герой Бородина и грозный усмиритель мятежного Кавказа. Но это потом. А пока. опальный будущий герой, отсидевший по ложному навету три месяца в Петропавловской крепости, был сослан в Кострому. Там и встретился с таинственным монахом.
«.Проживал в Костроме некто Авель, который был одарен способностью верно предсказывать будущее. Однажды за столом у костромского губернатора Лумпа Авель во всеуслышание предсказал день и ночь кончины императрицы Екатерины II. Причем с такой поразительной, как потом оказалось, точностью, что это было похоже на предсказание пророка. В другой раз Авель объявил, что намерен поговорить с Павлом Петровичем, но был посажен за сию дерзость в крепость. Возвратившись в Кострому, Авель предсказал день и час кончины нового императора Павла I. Все предсказанное Авелем буквально сбылось».
Хитрый и опытный царедворец, князь Куракин хорошо знал склонность Павла I к мистицизму, потому «книгу» сидевшего в каземате пророка он преподнес императору. Немало удивленный сбывшимся предсказанием, Павел, скорый на решения, отдал распоряжение, и 12 декабря 1796 года князь А. Б. Куракин приказал коменданту Шлиссельбургской крепости Колюбякину прислать в Петербург арестанта Васильева. Поразивший воображение монарха предсказатель, дурно пахнущий плесенью шлиссельбургского каземата, предстал пред царственные очи.
Аудиенция была длительной, но проходила с глазу на глаз, и потому точных свидетельств о содержании беседы не сохранилось. Многие утверждают, что именно тогда Авель со свойственной ему прямотой назвал дату смерти самого Павла и предсказал судьбы империи на двести лет вперед. Тогда же, якобы, и появилось знаменитое завещание Павла I.
В некоторых статьях, посвященных провидцу, приводится его предсказание императору Павлу: «Коротко будет царствование твое. На Софрония Иерусалимского (святой, день памяти которого совпадает с днем смерти императора) в опочивальне своей будешь задушен злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей. Сказано бо в Евангелии: «Враги человеку домашние его»». Последняя фраза – намек на участие в заговоре сына Павла – Александра, будущего императора.