Ленин Волкогонов Дмитрий

Русская революция, и я об этом говорил, словно оглядывалась постоянно на революцию французскую. Вожди русской революции бредили образами той, давно отгоревшей во Франции. Считалось признаком хорошего тона использовать в речи, сравнения с Робеспьером, Маратом, Карно, Дантоном, Дюмурье. Формула-лозунг «Отечество в опасности» словно передана с городской ратуши Парижа на площади Петрограда. Пришли в российскую жизнь и комиссары — лица, «уполномоченные революцией». Много комиссаров. Скоро «сотрудник ЧК» и «комиссар» станут главным олицетворением советской власти. И первое советское правительство, которое тоже вначале было временным (предполагалось — до созыва Учредительного собрания), называлось «Совет Народных Комиссаров».

Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов принял 26 октября постановление, написанное Лениным в тот же день. Утром Ленин предложил трем левым эсерам Е. Д. Камкову, В. А. Карелину, В. Б. Спиро войти в состав первого правительства. После совещания они отказались, так как считали вклад левых эсеров в дело переворота более весомым, чем три правительственных портфеля.

В постановлении говорилось, что «правительственная власть принадлежит коллегии председателей — т. е. Советам Народных Комиссаров.

В настоящий момент Совет Народных Комиссаров составляется из следующих лиц:

Председатель Совета — Владимир Ульянов (Ленин);

Народный комиссар по внутренним делам — А. И. Рыков;

Земледелия — В. П. Милютин;

По делам военным и морским — комитет в составе В. А. Овсеенко (Антонов), Н. В. Крыленко и П. Е. Дыбенко;

По делам торговли и промышленности — В. П. Ногин;

Народного просвещения — А. В. Луначарский;

Финансов — И. И. Скворцов (Степанов);

По делам иностранным — Л. Д. Бронштейн (Троцкий);

Юстиции — Г. И. Оппоков (Ломов);

По делам продовольствия — И. А. Теодорович;

Почт и телеграфов — Н.П Авилов (Глебов);

Председатель по делам национальностей — И. В. Джугашвили (Сталин).

Пост народного комиссара по делам железнодорожным временно остается незамещенным»240.

Через полгода лишь трое из членов первого правительства сохранили за собой эти посты: Ленин, Луначарский и Сталин. А через два десятилетия абсолютное большинство первых народных комиссаров будут физически уничтожены «учеником Ленина» — Сталиным.

Взяв в руки власть, создали правительство. Троцкий вспоминал о рождении правительства:

«— Как назвать его? — рассуждал вслух Ленин. — Только не министрами: это гнусное, истрепанное название.

— Можно бы комиссарами, — предложил я, — но только теперь слишком много комиссаров. Может быть, верховные комиссары… Нет, „верховные“ звучит плохо. Нельзя ли народные?

— Народные комиссары? Что ж, это, пожалуй, подойдет. А правительство в целом?

— Совет Народных Комиссаров?

— Совет Народных Комиссаров, — подхватил Ленин, — это превосходно: пахнет революцией.

Последнюю фразу помню дословно»241.

Ленину нравилось председательствовать. Заседания Совнаркома шли по 5–6 часов. Председатель строго следил за временем; если докладчик не укладывался в положенные минуты. Ленин мог оборвать. Иногда, приставив ко лбу правую руку козырьком, разглядывал зал, словно ища кого-то. В ходе заседания Ленин то и дело посылал записочки к некоторым участникам заседания; требовал справку, уточнял обстоятельства, советовался, предлагал решения…

Работавшие (обслуживавшие) его люди вскоре заметили: он был строг, хотя и часто улыбался. Вся обслуга знала: Ленин любит прохладную температуру в помещении; когда было очень тепло — задыхался. Не любил мягких кресел. Больше полагался на записки, посыльных, чем на использование телефона. Часто и подолгу редактировал документы, заботясь при этом больше о политическом смысле, чем о литературном совершенстве; постановления и решения поэтому нередко были весьма «корявыми» и тяжеловесными, как и весь слог его письма. Много работал, но как только чувствовал недомогание, усталость — бросал все и ехал отдыхать. Организационные заботы не отбили у него охоты к партийной журналистике; в результате всех этих перегрузок, профессиональной неподготовленности Ленина к государственной работе, он стал стремительно «изнашиваться» и разрушаться, стареть на глазах. Совнаркомовские бдения были долгими, отупляюще однообразными. Для Ленина роль лидера, вождя оказалась очень прозаичной, канцелярской, неблагодарной.

Буквально через несколько дней в конце октября разразился первый кризис в правительстве. Представители Всероссийского исполкома железнодорожного профессионального союза («Викжель»), где было сильно влияние меньшевиков и эсеров, потребовали создания «однородного социалистического правительства», то есть из представителей всех социалистических партий. «Викжелевцы» назвали это возможное правительство Народным Советом. Требование «Викжеля» поддержали четыре наркома-большевика: Милютин, Ногин, Рыков, Теодорович, некоторые члены ЦК партии большевиков. Более того, меньшевики и эсеры условием своего вхождения в Совет Народных Комиссаров ставили устранение «организаторов военного заговора» Ленина и Троцкого (вместо Ленина предлагаются Чернов или Авксентьев).

Ленин взбешен. Тем более что большевистская фракция в ЦИКе склоняется к необходимости создания коалиционного правительства. Каменев, возглавляя группу большевиков на переговорах с «Викжелем», колеблется и готов пойти на уступки. Тогда Ленин созывает 1(14) ноября заседание ЦК РСДРП. Каменев докладывает о ходе переговоров и условиях меньшевиков и эсеров. Предлагает компромиссное решение, в частности продолжить переговоры с «Викжелем». Его поддерживают Зиновьев, Рыков, Милютин, Ларин, Рязанов, некоторые другие.

Ленин был резок: «Политика Каменева должна быть прекращена в тот же момент. Разговаривать с „Викжелем“ теперь не приходится… „Викжель“ стоит на стороне Калединых и Корниловых…»242 Ленин абсолютно справедливое требование о создании коалиционного правительства расценивает как контрреволюцию (обвиняет несогласных с ним в связи с Калединым и Корниловым). Прием чисто ленинский. Несмотря на его нажим, 1 ноября не удалось уломать строптивых большевиков. Потребовалась еще целая серия заседаний, совещаний, ультиматумов меньшинству ЦК, поддерживавшему «Викжель», пока Ленин не добился своего. В знак протеста против антидемократичности в формировании правительства Каменев, Зиновьев, Рыков, Милютин и Ногин вышли из ЦК, а Милютин, Ногин и Теодорович сложили с себя полномочия народных комиссаров.

Ленин пишет тогда ультиматум непокорным, обвиняя их в соглашательстве и дезорганизаторстве. Кроме Ленина, документ подписывают А. С. Бубнов, Ф. Э. Дзержинский, А. А. Иоффе, М. К. Муранов, Я. М. Свердлов, Г. Л. Сокольников, И. В. Сталин, Л. Д. Троцкий, М. С. Урицкий. От выполнения требований ультиматума, пишет Ленин, «зависит судьба партии, судьба революции»243. Выступая на заседании правительства, Ленин возражает против всяких соглашений с «Викжелем»244. Ленин не хочет лишаться монополии на власть.

Председатель Совнаркома увидел в случае с «Викжелем» нечто большее, чем борьбу за правительственные посты. Для него было ясно — меньшевики и эсеры хотят не допустить политической монополии большевиков на власть. Но именно ее и добивался Ленин. Этот «кризис в ЦК и правительстве показал, что истинная цель Ленина не вообще советская власть как таковая, а Советская власть как форма диктатуры большевистской партии»245. Ленина устраивает только однородно-большевистское правительство. Путем личных бесед с «соглашателями» (Зиновьевым, Милютиным, Ногиным и другими) Ленин добился отказа этих людей от своих первоначальных взглядов на состав советского правительства.

Поначалу Ленин с огромным увлечением погрузился в работу правительства, которое заседает почти ежедневно, по многу часов. Достаточно сказать, что с момента его образования по 27 июля 1918 года из 173 заседаний Совета Народных Комиссаров Ленин не присутствовал лишь на семи246. Знакомство с протоколами заседаний Совнаркома сначала приводит в удивление, а затем в состояние глубокого недоумения.

Социалистическое общество большевики решили строить, детализируя, контролируя, декретируя, регламентируя широчайший спектр областей деятельности огромного государства. Только в ноябре-декабре 1917 года комиссары рассмотрели около 500 вопросов государственной, общественной и экономической жизни. Вначале главными были вопросы конфискации, дележки, выделения средств, революционного суда и борьбы с саботажем. Большевики добились, сломив сопротивление эсеров и демократически мыслящих своих сотоварищей, принятия 4(17) ноября 1917 года специального постановления ВЦИК, которое наделило СНК не только исполнительными, но и законодательными правами247. По сути, ЦК РСДРП(б), управляя и ВЦИК и СНК, с самого начала захватил безграничную монополию на власть, ее законы и исполнение. Декреты СНК плодились неимоверно быстро, непродуманно, сиюминутно. В основе их разработки и принятия была только «революционная целесообразность». Законотворчество было такое, что могли осудить за любой пустяк, если он выглядел «буржуазным». Например, Президиум ВЦИК на одном из заседаний в мае 1920 года рассматривал множество различных ходатайств. Сам их характер весьма красноречив.

«5. Ходатайство Калужского губпродкома об отмене приказа Наркомпрода о выговоре тов. Архипу…

13. Ходатайство о помиловании осужденных Костромским Ревтрибуналом за игру в карты: В. Лбовского, Н. Серединского, Д. Истомина, Г. Беляева, И. Постникова, В. Усикова, Д. Нагорского, П. Быкова, А. Вальденбурга, В. Конопатова на 4 года заключения в лагерь и П. Вахромеевой и В. Квасникова — на 10 лет.

14. Ходатайство т. Ф. Ильина об оставлении его в занимаемой им квартире во 2-м Доме Советов и об освобождении от платы за нее…»248

Сам Ленин на специальном бланке со штампом «Председатель Совета Народных Комиссаров» отдавал множество распоряжений самого разного свойства. Вот, например, 18 августа 1918 года собственноручно пишет черными чернилами на бланке:

«Здоровей, Орловской губ. Бурову, Переяславцеву; копия губсовету Орловскому.

Необходимо соединить беспощадное подавление кулацкого левоэсеровского восстания с конфискацией всего хлеба у кулаков и с образцовой очисткой хлеба полностью с раздачей бедноте части хлеба даром телеграфируйте исполнение.

Предсовнаркома Ленин»249.

При всей незаурядности ленинского ума и обширности теоретических знаний глава правительства не только никогда не работал в промышленности, сельском хозяйстве или государственных органах управления, но и не бывал там. Его знания особенностей функционирования различных сфер государства (конкретной экономики, транспорта, военного дела, дипломатии и т. д.) были крайне дилетантскими, поверхностными. Многие указания, советы вождя путанны и труднопонимаемы. Вот, например, выступение Ленина на совещании представителей Петроградского гарнизона по вопросу «О водворении порядка в городе».

«…Наша задача, которую мы ни на минуту не должны упускать из виду — всеобщее вооружение народа и отмена постоянной армии. Если рабочее население будет привлечено — работа будет легче. Практично предложение товарищей собираться каждый день… Каждая часть должна заботиться вместе с организацией рабочих о том, чтобы все нужное для этой вашей войны было запасено, не ожидая указки сверху. Надо с сегодняшней же ночи взяться за эту задачу самостоятельно…»250 И все это публикуется в «Правде». Многое выглядит просто ребусом, трудно понимаемым. А все это от переоценки своих конкретных знаний, опыта, компетентности. Приведу выдержку из личного письма А. А. Иоффе к Л. Д. Троцкому, которая подтверждает мысль о дилетантизме главы правительства в конкретных вопросах, насаждении им таких комиссаров в правительстве, которые были преданны, но малокомпетентны. Иоффе пишет:

«…На другой же день после назначения Красина наркомпутем, т. е. на пост, на который он, несмотря на все свои достоинства, совершенно не годится, мне пришлось уезжать и перед отъездом быть у Владимира Ильича. В разговоре последний меня спросил, когда я еду. Я ответил, что не знаю, когда идет поезд.

— Так Вы позвоните Красину, — сказал мне Владимир Ильич.

В его представлении наркомпуть должен знать все, в том числе и расписание поездов, и это несмотря на то даже, что он ведь только вчера назначен и до сего железнодорожным делом никогда не занимался. И так во всем»251.

Далее Иоффе пишет о подборе и назначениях народных комиссаров. «По финансовому вопросу изволь обращаться к Крестинскому, хотя с каких пор последний стал финансистом? По иностранным делам — к Чичерину, хотя всем известно, какой он дипломат. Быть может, так и следует в „благоустроенном“ государстве, но тогда нужна была бы еще одна предпосылка, а именно назначение на пост только специалистов данной области, как при царском режиме, когда министром финансов становился человек, наживший геморрой как раз в финансовом ведомстве; министром иностранных дел человек, обивший пороги всех иностранных дворов, сначала в роли атташе, затем посланника и наконец посла и т. д. Но у нас, когда человека всегда берут, так сказать, от сохи, когда какого-нибудь Лутовинова назначают Членом col1_1К.И. не потому, что он что-нибудь понимает в Инспекции или когда-нибудь этим интересовался, а только потому, что ему надо заткнуть глотку и „орабочить“ Р. К. Инспекцию…»252

Я утомил читателя этой пространной выдержкой из письма известного советского дипломата, но она, по моему мнению, удачно показывает, что классовое имело огромный приоритет перед профессиональным. Замечание Иоффе характеризует главу правительства как человека, весьма смутно разбиравшегося в элементах сложнейшего государственного механизма.

Правительство, состоящее из комиссаров, большинство из которых никогда раньше не занималось тем, чем они теперь ведали, руководствовалось прежде всего «классовыми» принципами и соответствием принимаемых решений догмам марксизма. Сам Председатель редко докладывал на заседаниях СНК, ограничивая свою роль общим руководством и приданием деятельности правительства ярко выраженной революционной направленности. Но по наиболее острым политическим вопросам Ленин старался выступать сам.

На заседании СНК 28 ноября 1917 года Ленин внес проект декрета «Об аресте виднейших членов ЦК партии врагов народа (кадетов. — Д.В.) и предании их суду Революционного трибунала»253. Предложение, естественно, почти единогласно принимается (против голосовал один Сталин). Будущий преемник Ленина иногда таким способом подчеркивал свою независимость и самостоятельность в суждениях.

Заседания Совнаркома проходили обычно утром и вечером. Нередко комиссары заканчивали обсуждение вопросов и принятие решений далеко за полночь. Вот, например, какие вопросы Советское правительство под председательством Ленина рассмотрело на своем заседании 19 ноября 1917 года. За столом находились члены Совнаркома и приглашенные: Ленин, Коллегаев, Шлихтер, Елизаров, Глебов, Шляпников, Троцкий, Стучка, Аксельрод, Пятаков, Менжинский, Боголепов, Якубов, Коллонтай, Петровский.

Обсуждения были немногословными. Ленин, как обычно, торопил, требовал лаконизма, обрывал многословных, выговаривал опоздавшим. Так, по его инициативе было принято специальное постановление «О мерах воздействия за неаккуратное посещение заседаний и совещаний», которое было адресовано всем органам советского управления. В документе говорилось:

«Опоздание без уважительных причин на заседания более чем на 10 минут влечет за собой выговор; второй раз — вычет дневного заработка и в третий раз — выговор в печати… Опоздавшие более чем на 15 минут подвергаются выговору в печати или привлечению на принудительные работы в праздничные дни…»254 По предложению Ленина для членов Совнаркома также предусмотрели специальные санкции. Установили штраф для опаздывающих: до получаса — 5 рублей, до часа — 10 рублей. От штрафа освобождаются только те народные комиссары, которые заранее представят соответствующие заявления с точным указанием причин опоздания255.

Вот таким образом вождь революции хотел добиться, чтобы гигантская машина всеобщих и бесконечных заседаний работала ритмично. Ленин мог резко оборвать шепчущихся за столом, бросить ядовитую реплику, написать «колючую записку». Например, на заседании СНК 2 декабря Л. А. Фотиева вполголоса что-то поясняла стенографисткам. Это Ленина раздражало, и он, взяв лежавший перед ним синий карандаш, быстро набросал Фотиевой записку: «Если Вы будете болтать, я Вас, ей-ей, прямо выгоню»256. Лидия Александровна, получив записку, сразу же притихла…

Впрочем, секретарям от Ленина всегда доставалось, хотя все они затем вспоминали вождя только в духе официальной установки ЦК. Той же Фотиевой однажды, когда она понадобилась Ленину и ее не оказалось на месте. Председатель Совнаркома раздраженно начертал: «Фотиевой. Объявляю Вам выговор. Вы должны не спать, а уметь делать так, чтобы Вас все могли легко найти и всегда по делу ко мне. 21–11. Ленин»257. Нескладная фраза свидетельствует о большом недовольстве Председателя Совета Народных Комиссаров…

Однако вернемся к заседанию 19 ноября 1917 года. Какие вопросы решало правительство и как? Воспроизведу (с сокращениями) форму протокола заседания Совнаркома:

Слушали: Постановили:

1. Проект декрета о гражданском браке

Передать на рассмотрение в Комиссариат юстиции

2. Проект декрета о рассмотрение разводе

Передать на  в Комиссариат юстиции

5. Доклад Сталина о

Поручить Пятакову выяснить вопрос торговле с Финляндией о валюте.

О кредите — в кредитной канцелярии,

и о финляндской валюте

доложить на решение Малому Совету Совнаркома…

8. Предложение Сталина об отсрочке выборов в Учредительное собрание

Отложить рассмотрение этого предложения до 20 ноября 1917 года

9. Доклад Сталина об Украине и Раде

Поручить Сталину созвать 20 ноября особую комиссию…

11. Экстренное требование 500 000 рублей рабочими Зентеевского горнозаводского округа

Передать на рассмотрение межведомственной комиссии…

13. Запрос Сталина о кредитах комиссариатам

Если выяснится, что служащие получили жалованье по 1 января 1918 г., - вернуть эти деньги обратно.

Перед арестами и преданием революционному суду не останавливаться

15. Предложение Ульянова о назначении врем. зам. нар. комиссара по гос. контролю т. Эссена

Назначить т. Эссена зам. нар. ком. по госуд. контролю

18. Ходатайство чрезвычайного Крестьянского съезда об ассигновании ему на расходы 200 000 руб.

Выдать 200 000, остальные 250 000 из фонда Предпарламента

21. Доклад Глебова о прибавке почтово-телеграфным служащим

Выдать почтово-телеграфным служащим Петрограда 500 000 руб. за ноябрь месяц

(Ассигновка 500 000 рублей)

25. Доклад Троцкого о военном министерстве

(Записывается закрытое постановление о чистке министерства, «выписке командного состава из латышских полков…)

26. Запрос Петровского об арестах по мин. внутр. дел

Арестовать, если Петровский признает это необходимым

27. О „чистке“ в министерствах народных комиссаров

Обязать подпиской всех давать ежедневно письменные отчеты о „чистке“ в своих министерствах.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин)»258.

Протокол даже в сокращенном виде дает представление о работе революционного правительства. Основные вопросы, решаемые народными комиссарами: выделить средства, разделить, назначить, арестовать, «почистить»… Те же проблемы, которые носили характер хоть какого-то созидания, тут же передавались наркоматам, комиссиям, комитетам. Старая государственная машина была сломана, новая была примитивной, малоэффективной, с самого начала сугубо бюрократической. Возможно, не все тогда понимали, даже Ленин, что создаваемые новые структуры, органы, комитеты, комиссариаты представляли собой рождение гигантской исторической ловушки: директивной, бюрократической, тоталитарной системы. Ленин без конца говорил о том, что народ должен управлять государством, а сам все больше и больше регламентировал и ограничивал самостоятельность спонтанно возникавших общественных и государственных элементов человеческого бытия.

Ленин всегда — и до революции, и до своих последних сознательных дней — видел в государственном, общественном, рабочем контроле панацею от всех бед. Контролю он отводил буквально мессианскую роль.

Едва ли он предвидел, что безграничный контроль за производством, потреблением, распределением, поведением граждан рано или поздно приведет к созданию полицейского государства. Впрочем, почему поздно? Полицейское государство стало создаваться на второй день после переворота. Уже 26 октября Ленин собственноручно написал «Проект Положения о рабочем контроле», где, по сути, главным в общественной жизни страны провозглашалось: контроль, контроль, контроль за всеми сферами жизни. «Виновные в нерадивости, сокрытии запасов, отчетов и пр. караются конфискацией всего имущества и тюрьмою до 5 лет»259. Особый контроль Ленин требовал за печатью. Уже в декабре 1917 года многие издания, альтернативные большевистским, были просто закрыты. Но Ленин не останавливался. В подписанном им «Положении о военной цензуре ВЧК» этому органу вменяется «просмотр предварительный как периодической, так и непериодической печати, фото и кинематографа, снимков, чертежей, рисунков… просмотр почтово-телеграфной корреспонденции»260.

Совсем недавно еще многие ленинские статьи, речи, брошюры пылали негодованием по поводу жестокостей полицейского режима самодержавия и буржуазии! Теперь же Ленин в неизмеримо больших масштабах насаждает репрессии, кары, слежку, пролетарский контроль, цензуру, реквизиции, ограничения свобод… Единственный аргумент, которым он везде пытается прикрыть беззаконие и революционный произвол, — это делается «в интересах масс» и осуществляется «самым передовым классом» — пролетариатом. Едва ли он не знает, что его аргументы — классическая демагогия, которая рано или поздно должна быть раскрыта и осуждена.

Ленин считал себя вправе дополнять, корректировать постановления Совнаркома. Им, например, собственноручно было написано дополнение к декрету СНК «Социалистическое отечество в опасности!». Стоит привести один-два фрагмента этого полицейского документа.

«2. Каждый, принадлежащий к богатому классу или к состоятельным группам… обязан обзавестись немедленно рабочей книжкой для еженедельной отметки в этой книжке, выполнена ли им соответственная доля военной или административной работы… Рабочие книжки для состоятельных получаются за 50 руб. штука…

3…Неимение рабочей книжки или неправильное (а тем более лживое) ведение записей карается по законам военного времени.

Все, имеющие оружие, должны получить новое разрешение а) от своего домового комитета; б) от учреждений… Без двух разрешений иметь оружие запрещено; за нарушение этого правила кара — расстрел.

Та же кара за сокрытие продовольственных запасов…»261

Так новая власть выполняла свои обещания создать «свободное общество», без угнетения, полицейщины, террора и сыска. Но Ленин не испытывал ни угрызений совести, ни элементарной неловкости за обман и демагогию. Правительство новых правителей — народных комиссаров сделало главной опорой чрезвычайные, карательные органы. Проницательные люди рассмотрели контуры страшной угрозы сразу. Горький, пока «не принял» революцию, был категоричен: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия». Слова автора «Буревестника» жестки и бескомпромиссны: «…Ленин не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата. Рабочие не должны позволять авантюристам и безумцам взваливать на голову пролетариата позорные, бессмысленные и кровавые преступления, за которые расплачиваться будет не Ленин, а сам пролетариат…»262

Среди людей, чувствовавших пришествие новой страшной власти, были не только мыслители, писатели, профессура, но и самые простые люди. Архивы сохранили для нас письма, которые получал Ленин в 1917-м и в последующие годы. Среди них много откровенных, кричащих от душевной боли, выражающих интеллектуальную муку и страдание.

Вот что писал Ем. Павлов Ленину: он обвинял во всем комиссаров — людей в «кожаных куртках». Эти люди «курят перед вами фимиам и всеми мерами стараются втащить вас на такой пьедестал, откуда вам ничего не было бы видно, да и вы виднелись бы народу, как недосягаемое божество…»263.

А вот что излагал в письме российскому вождю Н. Воронцов в то смутное время. «…Все твои реформы свелись, в сущности, к следующим: 1) всеобщие каторжные работы с типичными признаками такого режима: уничтожение права свободного переезда, система пропусков, насильственное питание и обучение и т. д. Усовершенствование до возможных границ Охранного отделения (ЧК) и его распространение на всех граждан: система повальных обысков и отсутствие суда…» Автор полагает, что не исключено, что «труп Твой растащат по Москве как труп Самозванца…»264.

Трудно сказать, дошли ли эти письма до главы российского правительства, но нельзя не согласиться, что еще в самом начале, у порога советской истории, многих ужасала перспектива, которую Ленин развернул перед великим народом, привыкшим за долгие столетия страдать, каяться, надеяться и снова страдать. Ленинская революция, большевистская власть зачерпнули для народа полной чашей мучения, окрашенные часто ложным пафосом первопроходчества к вечной справедливости как конечной цели.

В ряде случае для поднятия авторитета новой власти Ленин прибегал к популистским приемам. По его предложению был принят декрет об окладах денежного жалованья членам правительства. СНК постановил: месячное жалованье народного комиссара — 500 рублей плюс 100 рублей на каждого неработающего члена семьи265.

Но Ленин ведь знал: все это — верхняя часть айсберга. Комиссары получали особые пайки; в Москве быстро были разобраны «буржуазные» дачи, выделялись личные врачи. Уже с 1918 года стали практиковаться частые поездки для лечения и отдыха за границу. Партверхушка, которую в монопольно-большевистском правительстве некому было критиковать, «своего» не упускала.

Сам Ленин часто в разгар каких-либо событий брал на несколько дней отпуск и уезжал в Подмосковье. После октябрьского переворота, через два месяца, в декабре, Ленин взял пятидневный отпуск…266

Совет Народных Комиссаров штамповал декрет за декретом. Хотя и было провозглашено, что регулярная армия заменяется всеобщим вооружением народа, реальные войска были и регулярная армия оказалась необходимой. Ее нужно было создать, кормить, одевать, управлять ею. С остатками старой пришлось повозиться. Ленин подряд в течение нескольких дней в ноябре подписал ряд декретов об армии. В декрете «Об уравнивании всех военнослужащих в правах» СНК упразднил все чины и звания, титулы и ордена, офицерские организации, провозгласив, что «армия Российской республики отныне состоит из свободных и равных друг другу граждан, носящих почетное звание солдат революционной армии»267. Одновременно другим декретом вводилось: «выборное начало власти в армии». В рескрипте подчеркивалось, что армия подчиняется верховному выразителю воли народа — Совету Народных Комиссаров. Вся полнота власти в частях и соединениях принадлежит солдатским комитетам. Командный состав и все должностные лица в армии выбираются…268

Ленин, следуя абстрактным схемам, подобным теории об отмирании государства, своими декретами разрушал остатки военной организации. Не имея представления об особенностях военной системы, ее иерархической сути, связанной с единоначалием, комиссары в правительстве насаждали в полках и на кораблях анархию, революционный беспредел. Меня всегда поражала способность Ленина к бездумному экспериментированию, имея в руках как предмет бредовых опытов классы, государство, народы, армию.

Что хорошо усвоили большевики и чем постоянно пользовались неограниченно — это репрессии и реквизиции. Поступили жалобы, что некоторые воинские части плохо снабжаются, тут же, естественно, последовал декрет «Об увеличении пайка солдатам». Документом правительства предписывалось идти за решением вопроса не в Советы, а поступить «революционным путем — конфисковать средства у богачей». В декрете говорилось, что «Совет Народных Комиссаров еще раз напоминает, что только революционная самостоятельность и революционный почин… способны решить наболевший вопрос»269.

Такого же порядка было постановление Совнаркома от 30 ноября 1917 года о реквизиции золота и о назначении премий тем, кто его «обнаружит». Предложение внесли Троцкий и Бонч-Бруевич. Решили: лицам, которые «обнаружат» золото для реквизиции, донесут о его «наличии», причитается один процент рыночной цены…270.

Подписывая эти государственные бумаги, Ленин поощрял социальный произвол, морально развращал людей, подталкивал «бывших» к организованному сопротивлению, зажигал местные факелы гражданской войны, которые скоро сольются в один страшный пожар.

Во всех этих «починах» Ленину активно помогали левые эсеры. Председатель правительства после совещания в ЦК решил дать несколько портфелей народных комиссаров своим попутчикам. 9 декабря вопрос был рассмотрен на заседании СНК. Главное условие, поставленное перед левыми эсерами, — следовать «общей политике Совнаркома», то есть курсу большевистского ЦК. После долгого ночного совещания Свердлова с представителями левых эсеров было объявлено на заседании СНК «о достижении полного соглашения». В правительство вошли левые эсеры в качестве наркомов: А. Л. Коллегаев — земледелия, юстиции — И. З. Штейнберг, почт и телеграфа — П. П. Прошьян, местного самоуправления — В. Е. Трутовский, госимущества — В. А. Карелин, «без портфеля», но с решающим голосом — В. А. Алгасов, а несколько позднее пост народного комиссара получил еще один левый эсер — М. А. Бриллиантов271.

Участь всех их в будущем печальна. Тот, кто не умер от тифа и других напастей лихолетья в гражданскую войну, как Прошьян, или не уехал за рубеж, как Штейнберг, разделили в тридцатые годы трагическую участь Зиновьева и Каменева.

Пожалуй, это была редкая и, может быть, уникальная возможность социалистического плюрализма власти, хотя долгое сожительство большевиков с левыми эсерами было едва ли возможно. Но какой-то шанс сдержать большевиков в их якобинстве, особенно если были бы приглашены в правительство и меньшевики, имелся. Впрочем, левые эсеры были, пожалуй, еще большими якобинцами, чем сами большевики.

Так или иначе, первое время большевики и левые эсеры более или менее продуктивно сотрудничали. Ленин, выступая в январе 1918 года на III съезде Советов, подчеркнул, что «на основании двухмесячного опыта совместной работы я должен сказать определенно, что у нас по большинству вопросов вырабатывается решение единогласное»272.

Но трения в СНК между большевиками и левыми эсерами начались сразу же. Нарком юстиции И. З. Штейнбрег стал требовать, чтобы его комиссариат имел право полного контроля над ВЧК и следственной комиссией Ревтрибунала. Большевики не могли допустить такого. Ленин был категоричен в своих отказах. Наркомат местного самоуправления, возглавляемый левым эсером В. Е. Трутовским, вознамерился сохранить земские учреждения, а большевики в них видели оплот старорежимности… Совнарком на протяжении недолгого сотрудничества двух партий более десятка раз занимался разбором конфликтных ситуаций. Однако по прошествии лет можно сказать, что этот союз, коалиция, соглашение способствовали взаимному сдерживанию, что в принципе могло бы в будущем, возможно, ослабить оковы тоталитарности и монополии.

Правда, был момент, когда левые эсеры — партия радикального социализма — хотели объединиться с большевиками. Но, как вспоминал Троцкий, Ленин сначала настороженно, а затем с иронией отнесся к этому предложению.

— Пусть подождут, — многозначительно подытожил лидер большевиков273.

Пока Ленин не расправился с партией левых эсеров, что произошло после убийства немецкого посла Мирбаха, сотрудничество все же состоялось. Например, в Коллегии ВЧК из двадцати человек семь были левыми эсерами, включая заместителей Дзержинского Александровича и Закса. Левые эсеры в апреле 1918 года помогли большевикам разгромить анархистов. Они же помогли большевикам усилить влияние в деревне. В частности, левые эсеры поддержали грабительский декрет СНК от 13 мая 1918 года «О продовольствии», с помощью которого большевики просто отбирали хлеб у крестьян.

Но скоро выяснилось: большевики ни с кем власть делить не хотели. И стоило левым эсерам пойти против мира в Брест-Литовске, большевики тут же обвинили их в заговоре и 6–7 июля 1918 года попросту разгромили. Большевизм не способен иметь равноправных союзников, даже таких авантюрно-радикальных, как левые эсеры. Когда они 15 марта 1918 года в знак протеста вышли из СНК, большевики вздохнули облегченно. Ленин всегда хотел однопартийного правительства. И он добился своего.

Ленина больше беспокоило не правительство с выпадами «Викжеля» и капризами левых эсеров, а дамоклов меч Учредительного собрания, которое по первоначальному замыслу должно было определить будущее Российского государства. Председатель Совнаркома не забыл, что он уже публично выразил свою озабоченность ролью будущего высшего органа власти в судьбах социалистической революции на памятном заседании ЦК 10 октября. Тогда он откровенно заявил партийцам (чувствовал!): «Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно, ибо это значит усложнять задачу»274. Но тогда это предостережение все пропустили мимо ушей; до Учредительного собрания было далеко, а удастся ли взять власть — было еще под большим вопросом. А теперь власть в руках, но Учредительное собрание, если дать ему волю, может большевиков ее лишить. Ленин понимал, что в крестьянской стране, где село, деревня шли не за большевиками, шансов у них на предстоящих выборах крайне мало. Но было и другое. Не знаю, помнил ли лидер большевиков то место из книги Карлейля «Французская революция», где тот писал об Учредительном собрании. «Избранное в тысячу двести человек годно лишь для одного: для разрушения. Действительно, это не что иное, как более решительное применение его природного таланта: ничегонеделания. Не делайте ничего, только поддерживайте агитацию, дебаты, и все рушится само собой»275.

Ленин не мог знать, что придет время и Съезд народных депутатов СССР (своеобразное Учредительное собрание) не спасет его детище — Союз. Столь же сомнительную роль сыграет и Съезд народных депутатов России. Огромная толпа амбициозных людей, стоящих над парламентом, властью, судом, действует больше разрушительно, нежели созидательно. А над парламентом должен стоять не ленинский съезд, а только Бог и Народ. Но ни Ленин, никто другой не знали, что, возможно, Учредительное собрание России и начало бы с того, чтобы создать представительный и работоспособный парламент, чтобы гигантская страна могла перейти на цивилизованные рельсы развития.

На историческом пути валяется множество несбывшихся прогнозов, проектов, вариантов конкретных моделей социального творчества. Ленин в 1917 году едва ли думал обо всем этом. Для него было ясно: Учредительное собрание может лишить его заветного плода, который он всю жизнь лелеял и взращивал в своей душе, мыслях, делах, — власти. Он не был бы Лениным, если бы примирился с таким вариантом развития революции. Вождь Октября был полон решимости сбросить каркас и обломки «мертвого буржуазного парламентаризма» с революционного поезда, устремленного в будущее.

А ведь совсем недавно Ленин говорил и делал совсем другое! Еще до переезда из Швейцарии в Россию Ленин в написанной им листовке призывал требовать «немедленного созыва Учредительного собрания»276. В своей статье «О задачах пролетариата в данной революции», написанной на основе его апрельских тезисов, Ленин патетически восклицал: «Мне приписывают взгляд, будто я против скорейшего созыва Учредительного собрания!!!

Я бы назвал это „бредовыми“ выражениями…»277

Большевики до самого Октября продолжали себя выдавать за последовательных сторонников созыва Учредительного собрания. На следующий день после переворота «Правда» провозглашала: «Товарищи, вы своею кровью обеспечили созыв в срок хозяина земли русской — Всероссийского Учредительного собрания».

Еще Временное правительство определило, что выборы в Собрание состоятся (17)30 сентября 1917 года, а его созыв — 30 сентября (13 октября). Постановление было подписано 14 июня 1917 года председателем правительства Львовым и министром юстиции Переверзевым. Выделили на проведение народного волеизъявления 6 миллионов рублей. Правда, позже, уже Керенскому, который стал председателем правительства, и министру юстиции Зарудному выборы пришлось перенести на 12 ноября (и эти сроки не оказались последними), а созыв Учредительного собрания — на 28 ноября. Когда начались переносы сроков и выявилось враждебное отношение большевиков к Учредительному собранию, Зинаида Гиппиус задолго до его роспуска уже оплакала его судьбу:

В состав комиссии по выборам вошли достаточно известные люди: Л. М. Брамсон, М. М. Винавер, М. В. Вишняк, В. М. Гессен, В. В. Гомберг, М. И. Градзицкий, В. Н. Крохмаль, А. Г. Делюхин, Г. Н. Лордкипанидзе, В. А. Маклаков, В. Д. Набоков, барон Б. Э. Нольде, Э. Н. Понтович, М. С. Фокеев, И. В. Яшунецкий и некоторые другие. Председателем комиссии стал Н. И. Авинов.

Было определено, что подготовка списков и проведение выборов возлагаются на органы волостного и городского местного самоуправления. Определено представительство от избирательных округов. Например, Воронежский округ должен был избрать 15 членов Учредительного собрания, Забайкальский — 7, Казанский — 12, Камчатский — 1, Киевский — 22, Московский (столичный) — 10, Московский (губернский) — 9, Пермский — 18, Таврический — 9, Тобольский — 10, Харьковский — 15 и т. д.279.

В один день выборы провести не удалось. В ряде мест они проходили в течение всего декабря. Было избрано 715 человек. Результаты для большевиков оказались обескураживающими. Они получили в собрании 175 мест, эсеры — 370, левые эсеры — 40, меньшевики — 15, народные социалисты — 2, кадеты — 17, независимые — 1, от национальных групп — 86.

Троцкий вспоминал: «В первые же дни, если не часы, после переворота Ленин поставил вопрос об Учредительном собрании:

— Надо отсрочить выборы… Надо дать возможность обновить избирательные списки. Наши собственные списки никуда не годятся: множество случайной интеллигенции, а нам нужны рабочие и крестьяне. Корниловцев, кадетов надо объявить вне закона.

— Неудобно сейчас отсрочивать. Это будет понято как ликвидация Учредительного собрания, тем более что мы сами обвиняли Временное правительство в оттягивании Учредительного собрания.

— Пустяки! Почему неудобно отсрочивать? А если Учредительное собрание окажется кадетско-меньшевистско-эсеровским, это будет удобно?

Долгое время по вопросу об Учредительном собрании Ленин оставался в одиночестве. Оннедовольно поматывал головой и повторял:

— Ошибка, явная ошибка, которая может нам дорого обойтись! Как бы эта ошибка не стоила революции головы…»280

Взвешивая все «за» и «против», Ленин однозначно стоял за «разгон» Учредительного собрания. Его только немного смущало, как к этому отнесутся их попутчики — левые эсеры. После обсуждения вопроса с большевиками в узком кругу левые эсеры согласились на «разгон» Собрания. Но Ленин не успокаивался:

— Ошибка явная: власть уже завоевана нами, а мы вынуждены принимать военные меры, чтобы завоевать ее снова281.

«Военные меры», в частности, выразились в том, что Ленин распорядился о переброске в Петроград одного из самых верных латышских полков. В случае «непокорности» Учредительного собрания, предполагалось применить силу. Так же, как сила была применена, чтобы сорвать или признать выборы недействительными по вине якобы меньшевиков и кадетов. Дело было так.

Очередное заседание комиссии по выборам в Учредительное собрание открылось 23 ноября в Таврическом дворце. В полдень в комиссию заявился комендант дворца прапорщик Пригоровский. Он заявил, что уполномочен арестовать кадетско-оборонческий состав комиссии. Невзирая на протесты, профессора и адвокаты, врачи и политики были водворены в пустую комнату и заперты как раз накануне выборов. Четверо суток их держали без еды и постелей, угрожая поступить круче… А все дело в том, что эта самая комиссия по выборам в Учредительное собрание десятью днями раньше опубликовала в своем бюллетене обращение к народу от имени Временного правительства (правда, распространить его почти не удалось), в котором говорилось: «Осуществленная попытка в 20-х числах октября захвата власти расстроила в ряде избирательных округов дело проведения выборов… Не считая возможным отменить день созыва Учредительного собрания, Временное правительство назначает его открытие в Таврическом дворце 28 ноября в 2 часа дня…»282

Когда стало известно об этом «самовольстве», Ленин распорядился ликвидировать комиссию. Прапорщик Пригоровский и исполнил этот приказ. Комиссаром по выборам был назначен Урицкий. Оставшиеся на воле несколько членов комиссии прорвались к народному комиссару Джугашвили-Сталину. Был заявлен протест, и М. М. Добраницкий спросил наркома:

— Почему была арестована комиссия? Не за то ли, что она не признает власти народных комиссаров?

— Нас мало интересует, как к нам относится комиссия. Дело серьезнее. Вы занимались подлогами и фальсификацией…

— Никаких подлогов не было! Это ложь!

— Разве вы можете гарантировать, что кадеты и оборонцы не устраивали секретных от вас заседаний?283

У большевиков логика классовая: то, что разрешается им, другим инкриминируется как преступление.

Сталин вел себя вызывающе и на прощание бросил:

— Мы не позволим контрреволюции использовать ширму Учредительного собрания для своих целей!

Арест комиссии был воспринят в Петрограде как прямой вызов демократическому процессу. 28 ноября кадеты и правые эсеры организовали демонстрацию протеста у Таврического дворца. Была попытка проникнуть во дворец и «открыть» заседание Учредительного собрания. Большевики с помощью верных им отрядов матросов и рабочих рассеяли демонстрантов. Вечером того же дня Совнарком под председательством Ленина рассмотрел вопрос о событиях в Петрограде. Доклад сделал Троцкий. Он расценил выступление правых эсеров и кадетов как попытку вооруженного восстания в Петрограде. По мнению Троцкого, руководство кадетов — постоянный очаг контрреволюции, очаг восстания. Ленин внес проект декрета «Об аресте виднейших членов ЦК партии врагов народа и предании их суду революционного трибунала»284. Эта акция была продолжением широкой кампании большевиков против Учредительного собрания. На следующий день СНК решил распустить комиссию по выборам, поручив их проведение (там, где они еще не состоялись) Урицкому. Комиссия, однако (те, кто мог), собралась вновь. Урицкий приказал выставить членов комиссии из дворца. Его не послушались. Тогда было оглашено постановление Совнаркома о ликвидации комиссии.

Но депутаты были избраны. В состав Учредительного собрания вошло много известных людей: Розенфельд (Каменев) Л.Б., Фрунзе М. В., Спиридонова М. А., Питирим Сорокин, Чернов В. М., Авксентьев Н. Д., Маклаков В. А., Ульянов (Ленин) В.И., Гоц А. Р., Милюков П. Н., Бронштейн (Троцкий) Л.Д., Джугашвили (Сталин) И.В., Брешко-Брешковская Е. К., Чернова-Слетова А. К. (жена В. М. Чернова), Вишняк М. В., другие лица. ВЦИК срочно принимает декрет «О праве избирателей отзывать депутатов, не оправдавших доверия». И хотя Учредительное собрание еще не приступило к работе, большевики точно знали, кто «не оправдал доверия народа». Начались шумные кампании отзыва, инспирируемые большевиками. На ряде съездов крестьян и солдат были лишены мандатов депутатов Собрания Авксентьев, Брешко-Брешковская, Гоц, Милюков, другие «контрреволюционные элементы». Но этим большевики не ограничились. Секция на Собрании, которая должна была представлять их интересы, также была смещена, ибо Зиновьев, Каменев, Рыков, Рязанов, Милютин (Ленин не простил им «Викжеля») полагали, что созыв Учредительного собрания будет важным этапом социалистической революции.

В середине декабря Ленин набросал 19 тезисов об Учредительном собрании. Они означали крутой поворот большевиков от своих первоначальных лозунгов. Вождь в качестве своего главного аргумента выдвинул тезис о том, что Советы являются «более высокой формой демократизма», чем Учредительное собрание. Притом не только более высокой, но и «единственной». Эти совершенно научно не обоснованные, голословные утверждения легли в основу практической политики большевиков. Далее в тезисах Ленин доказывает, что «списки старые», население еще не успело оценить достижений политики большевиков в вопросах о мире и земле285.

Казалось бы, люди, имевшие власть и утверждающие, что старые списки «исказили» новую расстановку классовых сил, могли все поправить демократическим путем. Как пишет М. Вишняк, Ленину тогда следовало бы, «распустив Учредительное собрание, избранное в ноябре по октябрьским спискам, тут же назначить и провести новые выборы»286. Но Ленин не стал этого делать; большевики проиграли в ноябре и проиграли бы на следующих выборах. Лидер большевиков просто решил попытаться ослабить «меньшевистско-кадетскую часть» Собрания путем частичного отзыва неугодных депутатов, а затем все же созвать «хозяина земли русской» и предложить одобрить ему основные декреты, принятые большевиками. Он знал, что и правые эсеры, и меньшевики откажутся это сделать. Тогда Учредительное собрание просто нужно «прихлопнуть».

Ленин говорил Троцкому:

— Конечно, было очень рискованно с нашей стороны, что мы не отложили созыва, — очень, очень неосторожно. Но, в конце концов, вышло лучше. Разгон Учредительного собрания советской властью есть полная и открытая ликвидация формальной демократии во имя революционной диктатуры287.

Думаю, в последней фразе Ленина выражен весь глубинный смысл борьбы с представительным органом, избранным народом. Разве диктатуре нужны национальные, учредительные собрания, парламенты? Нет, конечно. Исключения могли составлять «однопартийные» собрания по типу Верховных Советов СССР и его республик. Это больная тень подлинного парламентаризма. Разве певец пролетарской диктатуры мог согласиться на такое? Еще раз повторюсь: тогда Ленин не был бы Лениным.

Решили соблюсти форму, созвать все же Учредительное собрание. «Совет Народных Комиссаров назначает сроком открытия Учредительного собрания пятое января, при наличии установленного кворума в 400 человек»288. Даже средства на канцелярию выделили: «отпустить из средств государственного казначейства на оплату жалованья — 71 000 рублей, на переписчиков, курьеров и сторожей — 8 т., на разъезды курьеров — 10 000 р., на содержание ресторана 5000 р…Всего в круглых цифрах 233 000 рублей»289. Большевики знали, что расходы эти — краткосрочные.

В декабре большевики развернули пропагандистскую войну против Учредительного собрания. На одном из заседаний Совнаркома Троцкий внес предложение «Об усилении слежения за буржуазной печатью, за гнусными инсинуациями и клеветами на советскую власть». Поручили Петровскому создать при министерстве внутренних дел (!) специальный орган для реакции на «клевету»290. Это было зачатком будущей цензуры ВКП(б) и НКВД, создавших печальной памяти Главлит — идеологический шлагбаум на пути к истине.

Наконец Собрание, с которым очень многие связывали такие большие надежды, открылось. В поддержку Учредительного собрания вновь была организована манифестация. Однако большевики были предусмотрительны. Войска не пустили демонстрацию к Таврическому дворцу. Начались столкновения. Пролилась кровь, были жертвы. Впрочем, начавшийся 1918 год будет так щедр на эти жертвы… В зале оказалось всего 410 депутатов из 715.

Собрание открыл один из старейших депутатов С. П. Шевцов. Но его коротенькую речь уже не слушали. Большевики и левые эсеры с момента открытия Собрания (в 4 часа дня) устроили какофонию: стучали по пюпитрам, топали ногами, свистели, улюлюкали (как похоже на наши съезды народных депутатов!). Особо выделялись Крыленко, Луначарский, Скворцов-Степанов, Спиридонова, Камков. «В левой от председателя ложе — Ленин, сначала прислушивавшийся, а потом безучастно развалившийся то на кресле, то на ступеньках помоста и вскоре совсем исчезнувший». При выборах председателя Собрания Чернов получил больше всех голосов, но ему не давали вести заседание сплошным гвалтом. М. В. Вишняк пишет, что выступающий Бухарин заявил: «Диктатура закладывает фундамент жизни человечества на тысячелетия».

Свердлов от имени большевиков внес предложение признать и одобрить декреты Советской власти. Эсеровское большинство отвергло это домогательство. Тогда в соответствии со сценарием, разработанным Лениным, большевики покинули зал заседаний. Вскоре за ними ушли и левые эсеры. «В зале заседаний матросы и красноармейцы, — вспоминает Вишняк, избранный секретарем Собрания, — уже окончательно перестали стесняться. Прыгают через барьеры лож, щелкают на ходу затворами винтовок, вихрем проносятся на хоры. Из фракции большевиков покинули Таврический дворец лишь более видные… Публика на хорах в тревоге, почти в панике. Депутаты на местах неподвижны, трагически безмолвны. Мы изолированы от мира, как изолирован Таврический дворец от Петрограда и Петроград от России…»291

Исторический шанс мирного, цивилизованного, парламентского развития был вновь упущен. Теперь на долгие десятилетия. Может быть, именно тогда была заложена одна из причин огромной исторической неудачи, которая будет осознана только к концу столетия.

Собрание (оставшиеся депутаты) хотело сохранить этот форум. Продолжались выступления, хотя в зале уже витал зловещий призрак нависшей военной силы. В пятом часу утра большевики устами знаменитого матроса А. Г. Железнякова просто предложили депутатам покинуть зал. В следующий раз свободно избранные в этой стране депутаты войдут в подобный зал только через семьдесят лет…

Ленин, покинув зал заседаний, набрасывает тезисы к проекту декрета ВЦИК о судьбе Учредительного собрания. Рукописный вариант проекта несколько отличается от принятого. Ленин в пункте пятом перекладывает «вину» за роспуск представительного органа на партию правых социалистов и меньшевиков, что привело «к конфликту между Учредительным собранием и Советской властью». Но основной пункт, седьмой, не претерпел изменений: «Учредительное собрание распускается»292.

С двадцатиминутной речью на заседании ВЦИК в ночь с 6 на 7 января 1918 года выступил Ленин. Он нажимал на то, что социалистическая революция «не может не сопровождаться гражданской войной». Оратор не боялся прибегать к явно демагогическим приемам, которые, однако, принимались аплодисментами. «Народ хотел созвать Учредительное собрание, — говорил Ленин, обводя глазами зал, — и мы созвали его. Но он сейчас же почувствовал, что из себя представляет это Учредительное собрание…»293

Как мог народ почувствовать, что из себя представляет этот представительный орган? Еще ни газеты, ни другие средства информации не оповестили о ходе заседания даже столицу! Оказывается, распуская Собрание, большевики «исполнили волю народа!». С легкой руки Ленина впредь и на долгие десятилетия партийная власть узурпировала право все творить от имени и по воле народа… Ленин, готовя проект декрета, текст своей речи, посвященные роспуску органа, с которым так много связывалось надежд, успел между делом 6 января написать и статью «Люди с того света». На все лады автор статьи «раскладывает» Чернова и Церетели, которые весь пафос своих речей посвятили призыву: «Да не будет гражданской войны». А Ленин повернул по-другому: либо победа в гражданской войне — либо гибель революции294.

Чернов, как и многие другие члены Учредительного собрания, которые не погибли, а провели всю оставшуюся жизнь в эмиграции, всегда вспоминал о 5 января 1918 года как о великом упущенном шансе. За ним все эти годы следили ОГПУ-НКВД. Каждый шаг, каждое выступление тут же становились известными Москве. По агентуре ИНО-ОГПУ Чернов проходил под кличкой Цыган. Из дома № 17 по улице Короля Александра в Праге агент Лорд выкрал часть документов Чернова, и в том числе часть подлинного протокола об открытии Учредительного собрания. В конце первой страницы протокола написано:

«В ознаменование исторического момента эту стенограмму подписывают:

Председатель Учредительного собрания

Виктор Чернов,

Члены: Евсеев, Рабинович, Ефремов, Кузнецов, Роговский, Бунаков…»295,

и далее подписи многих других депутатов.

Троцкий позже в издевательской форме запишет: «В лице эсеровской учредилки Февральская республика получила оказию умереть вторично…»296 Здесь же второй вождь большевизма счел нужным сделать сравнение: «Чернов есть эпигонство старой революционной интеллигентской традиции, а Ленин — ее завершение и полное преодоление». Видимо, Троцкий прав, если под «преодолением» понимать попрание, отрицание, искажение. Старая русская интеллигенция, несущая на себе крест духовного бунтарства, была совестливой, честной, неподкупной, идеалистичной. Ленин «преодолел» эти «слабости», явив собою тип нового интеллигента-марксиста: беспощадного прагматика, фанатика утопической идеи, считающего себя вправе на любые эксперименты, благо главная цель — власть — достигнута.

Чернов, Мартов, Дан, другие русские интеллигенты-социалисты отличались от Ленина в главном: они хотели добиться достойной человека жизни без применения насилия, с использованием всего мирового демократического опыта. А Ленин думал не о человеке, а о «массе», для которой хотел создать конструкцию коммунистической жизни, рождавшуюся в его голове. Борясь с идущей диктатурой, российские социал-демократы небольшевистского типа видели на горизонте призрак грозной тоталитарности. Можно считать пророческими слова В. М. Чернова, сказавшего: «Охлократическое вырождение революции может легко кончиться каким-нибудь цезаризмом»297. К несчастью для России, его пророчество сбылось.

На этом можно было бы и остановиться, говоря о роли Ленина в печальной судьбе Учредительного собрания. Но осенью 1918 ему стало известно, что Карл Каутский написал брошюру «Диктатура пролетариата». Ее ему прислал Боровский из Скандинавии. В ней патриарх европейской социал-демократии откровенно, но весьма корректно пишет о диктаторстве большевиков. Каутский, например, оспаривая ленинский тезис о том, что Советы являются более высокой формой демократии, чем Учредительное собрание, не без иронии замечает: «Жаль только, что к этому выводу пришли (большевики. — Д.В.) лишь после того, как оказались в меньшинстве в Учредительном собрании. Раньше никто не требовал его более бурно, чем Ленин».

Читая Каутского, Ленин негодовал — он не привык к критике в свой адрес. Сам вождь считал, что может разносить кого угодно и как угодно, но не переносил критических личных уколов, особенно если они были верны. А Каутский весьма точно, аргументирование и вместе с тем корректно показал глубокий антидемократизм большевиков и самого Ленина. Вождь Октября не мог этого пропустить.

На фронтах гражданской войны шла изнурительная борьба, которая несла реальную угрозу поражения Советам; республика страдала от жестокого голода, бандитизма, террора; ныла рана в плече у самого Ленина, но Председатель Совета Народных Комиссаров, отодвигая множество государственных забот, садится за книгу «Пролетарская революция и ренегат Каутский». Он должен был ответить обидчику! Думаю, этот почти стостраничный труд может характеризовать в целом «научный» стиль Ленина. Прагматизм и безапелляционность в суждениях, больше имеющих отношение к политике, нежели к теории, сопровождаются такой бранью, что трудно поверить, русский ли интеллигент все это писал. Метр К. Каутский бесчисленное количество раз называется «иудушкой Каутским», «ренегатом», «мошенником», «слепым щенком», «сикофантом буржуазии», «негодяем», «подпевалой мерзавцев и банды кровопийц», «филистером-мещанином», и т. д. и т. п.

Приходится лишь удивляться, как даже мы, со своими мозгами, схваченными обручем марксистского догматизма, не увидели беспомощности этого легковесного и скандального памфлета! Поразительно, что, превосходя самого себя в брани, Ленин обвиняет Каутского, достойного «помойной ямы ренегатов!», в «презренных приемах», «гнусной лжи».

Чтобы знать Ленина, подлинного, настоящего, не обязательно было ждать вскрытия «ленинских тайников». Даже опубликованный Ленин, если бы наша мысль не была парализована многолетней пропагандой, мог давно выглядеть в наших глазах иным…

Еще в 1918 году В. Медем писал: «Есть нетерпеливые люди, которые думают, что без Учредительного собрания можно скорее и легче всех осчастливить. Но еще никогда и никого насильно счастливым не сделали. На месте народовластия возникает самозванство.»

Октябрь оставил глубокий, вечный шрам на ковре российской истории. Он еще более рельефно виден на фоне рваных ран гражданской войны, в которую страна после империалистической бойни и революционного катаклизма погрузилась почти на три года. Все хотели распоряжаться Россией, вместо того чтобы служить ей.