Дорога стали и надежды Манасыпов Дмитрий
Кирилка летал на облаках из чего-то пушистого и сладко пахнущего. Вокруг затихало, мелькали пропадающие тени, несколько раз стукнула, закрываясь, дверь операционной. Он улыбнулся, погружаясь в мягкий теплый сон и начал засыпать, совершенно не вслушиваясь в убаюкивающую болтовню, прерываемую ритмичным шипением работающей респираторной маски.
– Инга, моя девочка, слушай внимательно… После окончания этой процедуры ты должна сделать всего одну вещь.
– Да, Мастер?
– Собери свой отряд, возьми лучших людей и технику. Обязательно прихвати с собой Серого Илью и Шатуна. Не прекословь, майор!.. Вот так, да, наклони свою красивую и умную голову, согласись со мной, умирающим никчемным подобием самого себя. Так вот, майор Войновская, слушай мой приказ. Ты отправишься в сторону гребаного Кинеля, рассадника муравьев, не желающих пока принимать лучшую для себя участь. Там ты найдешь девушку, зовущуюся Дарьей Дармовой, и приведешь ее сюда. Я уже отправил человека, и он предупредит наших агентов в Кинеле. Возможно, задача окажется даже проще, и ты просто привезешь ее сюда. Но…
– Что «но», Мастер?
– Вот только мне совершенно не верится в такой исход.
– Зачем нам эта Дарья?
– Зачем… я умираю, девочка. Сколько еще протянет мое тело, не знаешь? Никогда тебе не рассказывал, считал, что это глупо. Когда-то я был настолько самонадеян и глуп, что… что не выбрался из камеры для опыта во время ракетного удара. Одного единственного импульса, уничтожившего аппаратуру за сотню километров отсюда, хватило для скачка напряжения, уничтожившего энергосистему. Автономные цепи сработали не сразу, кто мог предположить такой-то сбой до настоящего, а не тренировочного, удара? Десять секунд внутри саркофага, не спасающего от проникающей радиации и одновременно попавшего под сильное электромагнитное излучение, без защиты. Да, моя сила появилась именно в тот момент, и только благодаря этому появился наш с тобой Орден.
– Вы никогда не рассказывали, верно… – Инга подошла к висящему в своем коконе человеку. Провела рукой по щеке, той ее части, что виднелась между респиратором и металлизированной маской, надеваемой Мастером в последнее время все чаще и чаще. – Столько лет страдать, мучиться от постоянной боли… не слишком ли дорогая цена?
– Нет. Цена даже малая по сравнению с полученным результатом. Чувствовать и читать мысли, узнавать сокровенное, манипулировать и управлять – мечта многих до Войны. Жалею о двух вещах, девочка… Вряд ли увижу возвышение, настоящее возвышение Ордена. И о том, что повстречал тебя уже таким. Но хотя бы смог сделать тебя такой, какая ты есть…
Кирилл уже плохо понимал происходящее с ним. Оставались только два голоса, ясно и четко беседующие о чем-то рядом. Тепло и ласковая мягкость пушистых золотых облаков отступала, превращалась в ало-багряные пугающие стенки, сжимавшиеся вокруг него.
– Мастер… – Инга отступила. – Спасибо тебе. Что мне надо знать о девчонке?
– Да, действительно. Ей около пятнадцати-семнадцати, как мне кажется, хотя, полагаю, даже чуть больше. Она красива, несмотря ни на что, несмотря на серую жизнь вокруг. Один из агентов, живущих в Кинеле, должен будет встретиться с тобой, передать ее портрет либо ее саму. Она сильна, хотя и не подозревает об этом, настолько сильна, что следует взяться за нее сейчас и превратить в наше новое оружие. Я совершил самонадеянную глупость, уже стоившую нам дорого… Нашел ее, залез в голову и наследил.
Инга молчала, прокручивая в голове слова создателя Ордена. Способности Мастера, до Войны бывшего перспективным ученым, работающим над геномом человека, всегда поражали ее. Сам он, говоря о себе и подобных, изредка встреченных солдатами Ордена, использовал странноватый и непонятный термин – сканеры. И улыбался чему-то. Возможности, подаренные ему Войной, поражали.
Мастер умело направлял лучших военных подземной части объекта, ставших первыми командорами Ордена, и подавлял слабоволие рядовых воинов. Читал, нисколько не смущаясь, мысли у тех, кто попадал под его влияние. Инга не была уверена в себе, но считала, что ее воля не дает Мастеру подобной возможности игры с ней самой. Мастер, еще пять лет назад бывший более бодрым и здоровым, постоянно старался тренировать умения. И уж если заговорил о девочке, обладающей схожими качествами… Значит, она действительно ему нужна. А раз так, то не остается ничего другого, как достать ее хоть из-под земли.
– Она почувствовала меня… – Мастер недовольно дернул головой. – Испугалась, ощутила ауру Ордена, нашу силу, наши методы. Да-да, моя девочка, канал связи, скажем так, двусторонний. И пусть я закрыл его насколько мог своим собственным, так сказать, файерволлом, кое-что до нее дошло.
– Чем это грозит?
– Дарья смогла нащупать еще одного сканера, вернее, одну. Оказывается, моя милая, все не так уж и плохо в бывшей Башкирии. Во всяком случае, та сучка, что отозвалась, как раз оттуда. И эта шелудивая тварь посоветовала нашему нежному цветку убираться из Кинеля. Что, с одной стороны, нам на руку, а, с другой, только повредит. Нет худа без добра, конечно. Тупая овца, считающая себя кем-то сильным, совершенно не позаботилась прикрыться и выдала девчонке нужную мне информацию, пусть и не всю.
– Мы знаем, когда и куда точно она уйдет?
– Не совсем так… Но кое-что известно. У нас есть небольшой запас времени, и ты используешь его.
– Что тогда не так? – Инга уловила в голосе Мастера… неуверенность?!!
– Девочка связалась с кем-то, смогла найти маячок в голове какого-то отморозка. И я, Я!!! Я не смог проникнуть в его мысли и совершенно не представляю, что тот выкинет.
Облака, в которых Кирилка уже не плавал, тонул, сгустились пурпуром, сдавили его, выжали все возможное. Вспыхнул на краткий момент свет операционной, падающий на самую прекрасную и опасную женщину его короткой жизни. И пришла тьма.
Самарская обл., крепость Кинель (координаты: 53°14'00''с. ш., 50°37'00''в. д.), 2033 г. от РХ
Сеня переминался с ноги на ногу, стоя под грибком самого мерзкого входа в крепость. Блокпост, вынесенный далеко за пределы первых укреплений, выходил на ржавую ветку, ведущую в Самару. Ни тебе торговцев с мздой для караула, ни поселенцев из окружающих деревень с тележками жратвы, ни путников, ищущих новое место и наверняка желающих что-то да дать героическим постовым. Никого. И, ясен пень, ничего.
А все почему? А все потому, что Рубеж, хренова срань, растянулся вокруг дохлого города. Никто не пройдет, никто не проедет. Разве что набежит порой какая-никакая мерзопакость, мечтающая воткнуть клыки, когти, шипы или чего хуже в замерзшего и продрогшего часового дальнего блокпоста Арсения Рыткина. Этого-то удовольствия, вместе с радостью, сколько угодно, прямо-таки сколько душа попросит. Хотя она-то как раз в таких случаях старалась молчать и не вякать.
Сеня вздохнул, почесав ногу. Свербило немилосердно, а как еще? Да и почесался, куда там… почешись через ОЗК и теплые штаны на вате. А как еще, если льет уже без продыха третий день? Если не четвертый. Вот караульный Рыткин и хлюпал себе по коричневой, чавкающей жиже в чулках защитного комплекта поверх ботинок с опорками. Чертов дождь, сраная и гребаная жизнь, э-э-х…
Автомат, древнее «весло», соскользнул с плеча, Сеня подхватил его, да вот… То ли шагнул неудачно, то ли просто не судьба сегодня, и все тут. Жирный шматок повис на предохранителе и затворе, потек вниз.
– Да чтоб тебя… – Арсений матюгнулся, и, для разрядки, еще раз. – Твою ж за ногу…
Через дождь, пусть и не стоявший стеной, пробился звук. Сеня вздрогнул, смахнул грязной перчаткой воду со лба, перепачкав лицо. Звук повторился. За густой пеленой капель проглянулся вдали странный силуэт. Сеня охнул и ударил обрезком трубы по куску рельса, потом еще, и еще.
Торопливо опустил предохранитель, дернул затвор, молясь про себя. Лишь бы не заклинило, лишь бы грязь внутрь не попала, лишь бы… Не попала. Затвор лязгнул, загоняя патрон. Караульный уже присел за наваленные мешки с песком, прицелился, ловя подрагивающую мушку. Сзади, поскальзываясь и хлюпая, уже бежали свои.
– Чёй-то? Где, Сенька?
– Да вон, тама, зырь!
– Чо за хрень, мужики?!! Не пойму, то ли стоит, то ли нет.
– Ничо, пацаны, ща ближе подойдет и…
– А-а-а-тставить, охуярки! – громыхнуло сзади. – Сдурели что ли, палить по не пойми чему?! Я вас научу, как родину любить и ее патроны не тратить! Обалдуи рукожопые!
Кузьмич возник рядом со своим собственным караулом всей своей невысокой и квадратной фигурой. Первым делом затянул ремень брюк, совершенно наплевав на дождь, и лишь потом поправил плащ и перебросил автомат со спины вперед. Караульные мокли, молчали и даже не думали оправдываться.
– Так… – усы чуть дернулись. – Ну, Рыткин, ради чего ты меня сдернул с относительно теплого сортира, а, щегол?
– Это, старшина… я, ну это, вон же, там, а я…
– Я-я, головка от… кумулятивного снаряда, – старшина присмотрелся. – Хм, однако же… действительно, непонятная хрень.
Непонятная хрень стала чуть ближе, а звук стал легко узнаваемым. Шли в четыре ноги, волоча за собой что-то тяжелое. Что-то ритмично стучало по остаткам почти сгнивших шпал.
– Эй, сволота, а ну-ка, стоять! – гаркнул Кузьмич. – Стрелять буду!
Неведомая сволота обращение начкара проигнорировала самым наглым образом и продолжила тащиться в сторону поста. Старшина крякнул, тихо опустил предохранитель, положил палец на спуск. Остальные замерли, вжались в мокрые, воняющие землей мешки, ловили в прицелы две заметные шагающие и согнутые фигуры.
– Не то что-то… Серый, Колян, а ну-ка за-а мной!
И зачавкал грязью, по-медвежьи переваливаясь в сторону плетущихся. Новички, Серый и Коля, его обогнали, прижимая приклады, старались не упустить ничего по сторонам. Старшина одобрительно хекнул, харкнул тягучей слюной, уставился на маячивших впереди двоих. За десяток шагов до патрульных те, наконец-то, встали, шлепнулись на колени, не отрывая рук от чего-то за спиной.
– Да что за… – Кузьмич приостановился, выждал, пока ушедшие вперед бойцы поравняются с нежданными гостями. Ничего не происходило. Старшина присмотрелся к сидевшим людям, уже подойдя к ним вплотную.
Один худой, с торчащим подбородком, русский, второй вроде как кавказец, что ли, лица пусть и в синяках, и нос у одного набок, а знакомые. Да еще как знакомые-то… Одежда хорошая, но рваная, грязная, прямо тряпка половая. Ага, так вот почему руки назад, надо же. Запястья кто-то не особо заботливый и сердобольный притянул тонким и прочным шнуром к ручке от большой старой тачки. На ней, ржавой и просевшей на грубых деревянных колесах, темнел большой мешок. И несмотря на дождь, чем-то очень не нравились старшине потеки по толстому брезенту.
– Да что за ешкин клеш… – Кузьмич увидел наконец-то причину, из-за которой эти бедолаги шли и шли. За дождем-то, особенно когда глаза в щелку за набухшими кровью свежими синяками, мало чего разглядишь. А услышать?! В ушах у обоих, темнея запекшейся кровью, торчали деревянные чопики, вбитые чьей-то рукой. – Ну не х…
– Стоять! – дико заорал Серый, направив ствол на неожиданно выросшую на насыпи темную фигуру. – Руки в гору задрал, мать твою!
Кузьмич прищурился, смахнул каплю, попавшую в глаз. Перевел взгляд на странно знакомых страдальцев, и еще раз на нового персонажа. И даже угадал его слова.
– Ты мою маму-то не трогай, ушлепок, а то уши отрежу, – плевок. – Здравствуй, Кузьмич.
– Серый, отставить, – старшина выдохнул. Мандраж, все-таки добравшийся до него, отступил. Хотя тревога до конца так и не испарилась. В присутствии этого тревога у начкара появлялась всегда, уже целых десять лет, прошедших с момента его первого появления в Кинеле. – И тебе не хворать.
– Ну не обижайся, не надо. Пошутил слегка, с кем не бывает.
– Шуточки ему, надо же.
– Пошутил? – лицо у обиженного Сергея чуть перекосило. – Да мы б их постреляли, урод!
– Кузьмич, что он у тебя такой невоспитанный, а? – человек, скрывающий лицо под плотным капюшоном, хмыкнул. – Может, для профилактики…
– Хватит, – старшина вздохнул. – Кто они?
– Наконец-то! – мужик под капюшоном довольно хмыкнул. – Рад, что среди стражей этого островка цивилизации есть воистину логично мыслящие люди. Так вот, уважаемый Кузьмич, здесь у меня, ни много ни мало, а ровно две шестых банды Весельчака Гарика, этих долбанутых гумпленов и садистов, сейчас стоящих перед вами, представителями законной власти свободного города Кинель… или сидящих, как думаешь, Кузьмич? Так что, юноша Серж, постреляли бы, так постреляли. Собаке, как известно, собачья смерть.
– А? – караульный непонимающе уставился на старшину. – Чего он мне гонит, старшина? Да и кто он ваще та…
– Рот закрой. – Кузьмич покрутил левый ус. То-то лица показались знакомыми. – И ведь точно, они самые, сукины дети. Ты что, Серый, не помнишь прошлогоднюю историю с челноками с Черкасс? Ну, которым еще рты разрезали, от уха до уха.
– Ага… – Серый сглотнул, уставившись на бандитов, так и стоявших на коленях.
– Да, лучше бы мы вас постреляли, уроды. – Кузьмич сунул в рот загодя приготовленную «козью ножку», прикурил. Самосад продирал хорошо, чуть не до печенок, самое оно в такую-то погодку. – Погоди. Так, понятно, это вот у нас самолично Гарик Весельчак, он один не русский-то был. А кто второй, не пойму, хотя… ба, Пашок Свобода, етит меня за ногу, точно. Ну-у-у, мил человек, серьезно тебе не повезло, Касьянов тебе многое припомнит из твоих выходок. А где, раз уж пошла такая пьянка, еще четыре шестых банды?
– Да вот же они, все здесь, упакованы и разложены согласно полученным от нарсуда предписаниям, – рука в перчатке с обрезанными пальцами похлопала по мешку. – Дизель, Станислав, Никитос и этот, как его… Дюшес, что ли? Ну, то ли Метелкин, то ли Веников, в общем. Хотя нет, Станислав у нас вот тут, оттопыривается где. Больно уж у него на башке волос много оказалось, прямо грива.
– Ясно. – Кузьмич вздохнул, наклонился. От мешка ощутимо тянуло тухлецой. – Подгнили уже, что ли? Солью хоть присыпал?
– Дожди, чего ты хочешь.
– А?! – Серый начал врубаться. – Что в мешке, старшина?
– Репа, епт… головы, чего еще то?
Караульный чуть позеленел, уставился в темноту под капюшоном.
– О-о-о…
– А?
– Отрубал?
– Нет, юноша, отпиливал. Бензопилой со стразами, от Сваровски, – мужик хохотнул. – Не, Кузьмич, они у тебя совсем дикие. Не знают, что такое бензопила. Или стразы? Вот чем.
Длинная пола резинового плаща ушла в сторону. Рука ласково погладила рукоять длинного, расширяющегося к концу тесака.
– Мачете рулит, шкет, однозначнее однозначного.
Кузьмич затянулся сильнее, отвернувшись в сторону. Коля побледнел, но пока держался. Серого неудержимо рвало в канаву у обочины.
Старшина выделил двух бойцов этому странному и страшному человеку, встал под козырек караулки и засмолил следующую цигарку. Арсений, сменившийся, топтался рядом.
– Чего тебе? – буркнул старшина.
– А кто он такой?
– Этот-то? – Кузьмич сплюнул. – Морхольд это. И все тут. Иди спать, боец, смена не ждет, скоро снова на пост.
Выйдя от судьи, он огляделся. Город прирастал, это бросалось в глаза; о том, чтобы окружить его дополнительной стеной, не приходилось и думать. Но кинельские власти справлялись и так. Хотя… Морхольд прищурился, присматриваясь через дождь, перешедший в монотонную морось. Ба, ну надо же, все-таки начали строить подобия небольших фортов на границе городской территории. Видать, чего-то опасаются. Но его проблемы разросшегося Кинеля совершенно не волновали, сейчас важнее другое. Или другая, это как посмотреть.
Сдать ухарей-ухорезов, несомненно, лучше всего было именно здесь. Пачки «семерки» приятно оттягивали подсумок, слово свое местные держали. Но пришел он сюда не за этим, или, вернее, не только за оплатой.
Когда он в первый раз услышал странный зов во сне? Неделю назад, где-то так, может, и больше. Искать «весельчаков» пришлось на самой Красной Глинке, как вспомнишь, так вздрогнешь. Мало как будто ему банды, пусть и за хорошее вознаграждение. Так нет, потянуло этих утырков к большой воде, б-р-р-р. Не иначе, кто-то слил информацию про него этим поганцам. Вот и бежали сломя голову, совершенно не разбирая пути. Неужели и правда, полагали, что не рискнет идти к месту охоты мэргов? Идиоты.
Тогда, на бывшем заводе «Электрощит», сон пришел в первый раз.
Тоненькая девичья фигурка, разлетающиеся под напором дикого ветра волосы, слезы в глазах, дрожащие мягкие губы. Он не помнил ни слова, как ни старался, не выходило. Память выдавала только ее облик и старое одноэтажное здание из кирпича между путей, которое он знал с самого детства, видел сотни раз в окна электропоездов, возивших студентов и работяг из области в Самару. Огромная железнодорожная станция, ставшая после Войны вольным городом-крепостью Кинелем. Что оставалось делать после пятого подряд сна, точь-в-точь повторяющего предыдущий? Несомненно, спирта, найденного у упырей, любящих поиздеваться над пойманными торгашами, хватило бы на недельный запой. Но смысл?
Да и вообще, человек по природе своей скотина любопытная, а Морхольд себя не причислял ни к какому другому роду, виду или отряду млекопитающих. Оставалось только слегка пошукать и найти юную деву с большими глазами, блестящими, аки у коровы, копной густых волос и желанием познакомиться с Морхольдом. Либо все же обратиться к Михаилу Михайловичу, давешнему знакомцу и одному из светил кинельской медицины, психиатру по основному профильному образованию, полученному в самарском «меде».
Хотя… искать ее на ночь глядя и под дождем? Нет уж, назойливое видение, увольте. Себя и собственное здоровье Морхольд ставил куда выше сноприходящих дев, пусть те даже юны и прекрасны ликом. Ничего страшного, подождет до утра. Поиск, в смысле. Либо поход к Михал Михалычу.
Мужчина далеко не молодой, грузный и с ног до головы изгвазданный грязью, спрыгнул с крыльца суда прямо в жижу под ногами и двинулся в сторону приветливо горевших огней двухэтажки неподалеку. Хотелось ему сейчас немногого: помыться в горячей воде с мылом, сменить насквозь промокшие портянки, съесть чего-то горячего и мясного, чуть выпить. И бабу. От последнего Морхольд не отказался бы и в первую очередь. Разве что вместе с помывкой, так как сам себя считал человеком воспитанным и культурным.
Судя по легкому шелесту и чуть слышной дроби за стеной, дождь и не думал прекращаться. Обидно. Хотя куда обиднее стук в дверь спозаранку. Но деваться ему некуда, придется откликнуться. Но перед этим Морхольд сделал три дела. Вернее, два с половиной.
Взвел курок у револьвера, натянул трусы и подумал прикрыть роскошный, пусть и слегка полноватый задок шлюхи, снятой тут же, в гостинице. Именно в такой последовательности. Прикрывать все же не стал, решив, что такая красота может и отвлечь стрелков. Если за дверью, конечно, именно они.
– Входи!
Дверь скрипнула, впуская незваного утреннего гостя. Морхольд хмыкнул и убрал револьвер. Она оказалась еще моложе и симпатичнее. И не плакала. Да и вообще не походила на ту слабую и расстроенную девчушку из сна.
Ишь, какой взгляд, того и гляди прострелит им насквозь. А так… а так действительно совсем молоденькая и милая девушка. И что дальше по плану? Пока Морхольду совершенно ясно было только одно: с головой у него все в порядке и распить с ветераном битв против зеленого змия спиртяшки, если и выйдет, то не скоро и без профессионального повода.
– Здравствуйте, вы же Морхольд?
Он было открыл рот, чтобы ответить. За спиной что-то пробормотала и зашевелилась «ночная бабочка», почесалась во сне. А ночная гостья уставилась на нее и, совершенно неожиданно густо, по самые уши, покраснела. На всякий случай Морхольд оглянулся. Ну… ну лежит себе и спит голая и относительно молодая баба, ну, синяки есть на заду и прыщик, и что? Эх, молодежь-молодежь, чего тут краснеть-то? Он хмыкнул и развернулся обратно:
– Я-то Морхольд, девушка. А вот вам надо будет мне кое-что объяснить, ферштейн? Для начала, как зовут так талантливо проникающую в мои сны особу?
Неожиданно… но она покраснела еще сильнее.
– Даша. Даша Дармовая.
Глава 2
Дорога не из желтого кирпича
Башкортостан, Чишмы (координаты: 54°35'38''с. ш., 55°23'42''в. д.), 2033 г. от РХ
В Чишмы Пуля вернулся через два часа вместо обещанных трех. Уставший, промокший от мороси до самых подштанников и злой. Прошел по широкой главной улице, где сохранились даже двухэтажные коробки, оставшиеся от бывшего поселка, вновь ставшего селом. Жизнь вокруг прямо-таки кипела, особенно по сравнению с тихим спокойствием старицы, с ее мертвенно-зеленоватыми кругами на стоячей воде и ссохшимися зарослями камышей. И запахом, мертвым тленом смерти, диким и непрекращающимся ни на секунду криком погибших людей. О да, не услышать вопли душ, не желающих уходить, он так и не смог. Да и не хотел. А сейчас, ощущая улетавшую прочь грусть, чугунно-тяжелую, шел по раскисшей улице и радовался жизни вокруг. Дыму из труб, такому домашнему и приятному. Ребятне, с визгами гонявшей по лужам старые ободья от бочек с помощью палок. Стаду разнорогих коз, загоняемых пастухом. Аромату где-то пекшегося хлеба, пусть тот больше чем наполовину состоит из травы вперемешку со всяким жмыхом. Грязи, чмакающей под подошвами его собственных далеко не новых сапог. Азамат старался не думать о подошвах, грозящих в скором времени отстать, и радостно мыслил вот про эту грязищу, такую милую, потому что в ней хватало парящего навоза, но не виднелось поблескивающей и впитывающейся крови. Жизнь и покой стоили нынче дорого. И радоваться, не платя ни патрона, хотелось все больше.
Местные, в основном старики и детвора, да женщины, открывающие ворота для своего скота, вовсю косились на него, таращили глаза. Кто и какую сплетню пустил про него, стало неважным. Взгляды, в основном испуганные, говорили сами за себя.
Девка в выцветшем платке, катившая на маленькой тележке здоровенный бидон с водой из колодца, разом затормозила. Колесики устройства, разные по высоте, и без того увязали в грязи. А сейчас, когда хозяйка отпустила ручку и одновременно шарахнулась в сторону, ушли в жадно чавкнувшее серое тесто полностью. Азамат покосился в сторону девчонки, испуганно уставившейся на него, вздохнул. Почему-то казалось, что причина не только в Саблезубе. Уж кого-кого, а мутировавшего зверья, чем дальше от Уфы, тем больше. Пусть даже его и уничтожают с такой скоростью, как здесь.
Помогать ей он не стал. На улице хватало «помогаев» и без него, а время дорого. Дом Ильяса ему показал хмурый мужик, пока еще неумело стучавший новенькой и пока светлой деревяшкой вместо левой ноги. А жил местный хозяин довольно скромно, пусть и в большом доме, но уж точно не во дворце. Внутрь его пропустили без задержек, разве что один из давешней пары охраны незамедлительно возник рядом.
– Нашел. – Азамат плюхнулся на недавно выскобленную лавку, вытянул ноги. Те ощутимо гудели, намаявшись лазать по вывороченным кустам, упавшим деревьям и густой топи у берега. Снимать сапоги не хотелось, хотя марать пол было стыдно. – Завтра утром пойду. Помощь все же нужна будет, человек пять, и с чем-то горючим.
– Может, сразу огнем? – Ильяс ощутимо обрадовался, в глазах замелькали быстрые расчеты. – Сапоги не снимай, отмоют.
– А как же девочка? – Азамат благодарно кивнул симпатичной черноглазой девушке, незаметно поставившей перед ним большой ковш. В посудине что-то парило, вкусно и сладко пахло. Кружки приземлились на столешницу следом, чуть звякнув об бок сковороды с засохшим и остывшим мясом.
– Да жива ли она?
– Ты не просил помощи ни у кого, а меня позвал друг, я приехал. Друга сожрали на твоей земле и запросто оприходуют еще многих, если ничего не делать. Ты сам пока не можешь, время идет. Если я готов сделать это сам… – Пуля жадно глотнул теплого молока с медом из кружки, скребанув зубами по эмали, еще не сбитой до конца. – Так, может, мне решать – как и что делать? Ты говорил про плату, помнишь?
– Ты отказался.
– Я отказался от меха, мяса, патронов или еще чего-то. И не знал тогда, что точно жива.
– Хорошо. – Ильяс перестал хмуриться. – Пять человек?
– Да. Трое встанут по берегу, двое будут ждать меня у входа в гнездо навьи. Это сложно, на самом деле.
– Хорошо. Я сам пойду с тобой.
Азамат пожал плечами. Хозяину хочется искупить вину хотя бы так? Его дело.
– Еще мне нужен оружейник. В Чишмах ведь есть мастерская?
– Да. Я…
– Найду. Где мне остановиться?
– У меня. Комнату приготовили, баня стоит с паром, ужин, как стемнеет.
– Хорошо. Я вернусь позже, меня не надо ждать. Встаем не очень рано, мне надо отдохнуть как следует. А мутанты эти, водяные, вернутся с охоты рано, как раз к обеду лягут спать, а навья еще долго будет ленивой и спокойной.
Ильяс не ответил, лишь кивнул головой. Большего Азамату было и не нужно.
Лавку оружейника, совершенно сивого хрыча с пегой бородой веником, несколькими парами очков и люто дымящего трубкой, Пуля нашел быстро. Людей на улице прибавилось, косились так же часто, но без прежнего испуга (все-таки новый человек, и даром что с котом-живоглотом), если не считать давешнюю красотку с бидоном, вновь встреченную и теперь для разнообразия не шарахнувшуюся в сторону, а застывшую на месте. Азамат вздохнул, пожал плечами и пошел дальше, провожаемый тягучим взглядом. Глаза, к слову, оказались большими и красивыми, с дрожащими ресницами и влажной поволокою. Или ему это показалось, мало ли, давно не был среди людей, одичал.
Дед, если судить по грубой вывеске, звавшийся Палычем, задумчиво ковырялся в агрегате, отдаленно напоминавшем разобранный до последнего винтика АГС. Хотя с таким же успехом он мог оказаться невесть откуда взявшимся в Чишмах отбойным молотком. И тому и другому делать здесь было категорически нечего, и Азамат даже немного удивился, хотя дальше удивляться предстояло больше.
Пусть старый пень и не выглядел, как любой его коллега из Уфы, Стерлитамака или Челнов, наикрутейшим спецом в собственном деле, упакованным с головы до ног в лучший камуфляж и амуницию, лавка его оказалась чистым сокровищем. Сам хозяин, в своих вытертых до белизны брюках и застиранной рубахе защитного цвета, смотрелся неряхой. Рукава, закатанные до сбитых локтей, блестели пятнами масла, очки либо обмотаны изолентой, либо спаяны вместе из двух разных половинок. Борода нечесана, прокуренные усы не стрижены и полностью закрывали верхнюю губу. А вот большая комната и ее ассортимент…
Экипировка, редкие довоенные экземпляры, висели бок о бок с новыми экземплярами сбруи для патронов, гранат и прочего убийственного инвентаря. Камуфлированный «Тарзан» и пара «Пионеров», армейский жилет для «химиков», кем-то и когда-то найденные среди останков военных баз и руин городов, соседствовали с блестевшей от масла кожей подсумков и карманов, сделанных уже сейчас. Практически вечные синтетические ремни с застежками и пряжками из пластмассы – против брезента с медными и латунными деталями. Новодел явно преобладал.
Оружие, вновь ставшее главным и лучшим союзником человечества после одного дня пылающего неба, стояло, лежало и висело в достатке (в основном, правда, холодное). Отдельно от всего блестела хищными щучьми мордами и гравировкой по лезвиям пятерка настоящих злато-устовских ножей, соседствовавшая с куда более скромными, но куда более удобными боевыми армейскими экземплярами. Остро и зло бликовали граненые стрелы, становившиеся все более популярными, и рядом, широко расставив плечи из полиамида, металла и даже рога, висели арбалеты. В отдельной высокой пирамиде стояли рогатины, дротики, топоры и граненые шестоперы.
Азамат не удивился, понимая все больше возрастающую роль давно, казалось бы, забытых приспособлений. Острыми твердыми перьями пробить череп любому мутанту проще, чем старым и далеко не надежным патроном «макарова» (в случае, если для ближнего боя есть ПМ). Нож, несомненно, штука хорошая, но против дикой всеядной свиньи, становящейся все более многочисленной, тяжеленная дурында на палке – куда лучше.
Огнестрельного оружия висело и лежало меньше: три АК разных модификаций, один РПК с погнутым стволом, чуть блестевший чистыми накладками гранатомет и с десяток разнокалиберных ружей. За половину всего этого арсенальчика, практически не глядя, Азамат не отдал бы и собственный обрез. Видимо компенсируя бедность выбора заводского огнестрела, хватало самоделок, куда без этого. Одна здоровенная дура с откидным прикладом и здоровенным барабанным магазином даже глянулась Азамату. Очень уж грозно смотрелось это непотребство, калибра девятого на глазок. Вот только где к такой брать боеприпасы? Хотя и этого добра в лавке хватало.
Цинк, найденный в схронах, стоял открытым, показывая патроны в промасленных пачках. Рядом же лежали россыпью их менее везучие товарищи, на которых сразу бросались в глаза удаленные следы ржавчины, убранной маслом или соляром, рубчики от тисков, державших цилиндрики во время перезарядки кустарным порохом. Рисковать и приобретать такие Пуля не решался никогда, даже если его положение становилось совсем тяжелым. Но сегодня его интересовали их более крупные и безопасные родственники. Для обреза, с дробью, а лучше – даже с картечью на медведя или кого-то его габаритов – в последние годы встречались всякие твари. А для цели его завтрашней охоты нет ничего лучше хорошо и крупно нарубленной или отлитой металлической начинки обычного охотничьего патрона.
– Здравствуйте, абый.
– Ой, вот не надо, а?! – Палыч поднял голову, снял одни очки, слепленные из черной и красной оправ, и нацепил другие, склеенные вместе изолентой. – Я тебе, сынок, не абый, ты уж не обижайся. Хочешь дедом называть, так и называй.
– Как скажете. – Азамат пожал плечами.
– Это ты к другу приехал, а теперь вроде как, по души наших местных убивцев ночных собираешься?
– Все село уже знает?
– Все не все, а половина точно. – Палыч усмехнулся, не убрав трубки изо рта и окутавшись густым клубом дыма. – Думаю, ты ко мне не потрындеть о погоде зашел?
– Ваша правда. – Азамат улыбнулся в ответ. Оружейник ему нравился.
– Так ты садись вон там, пододвинь ящик. И говори, чего тебе, сталбыть, надо.
– Хорошо. Если по делу, так патронов бы к ружью, с картечью. И…
– Да погоди ты, милок, – дед бодро встал и тут же схватился за поясницу. – А, будь ты неладна, зараза проклятущая. Как стрельнет, так хоть вой. Так… сынок, а ну-ка, помоги. Давай сперва решим один вопрос, а там и дальше посмотрим, что к чему. Патроны, говоришь… Вон тот ящик давай сюда. Да нет, не тот, а деревянный, крашеный. Ага, молодец. Вот и спускай его сюда. Так…
Азамат осторожно спустился по шаткой стремянке, сняв с верха стеллажа ящик армейского образца, и поставил перед стариком. Внутри отыскалось необходимое.
– От, смотри, чего у меня есть. А?! Не, ты глянь, ручная работа, мастерская… – Палыч крутил в пальцах толстый цилиндр из латуни. – Сам делал, снаряжал, не, ты на-ка вот, посмотри!
Азамат взял патрон, провел пальцами по гладкому металлу, присмотрелся к донцу. Придраться оказалось не к чему, дело свое седой оружейник знал. В ящике насчиталось двадцать снаряженных «самоделок», осталось только определиться с ценой.
В рюкзаке, во внутреннем кармане, лежало несколько интересных вещей, которые Азамат рассчитывал обменять именно на боеприпасы. Посмотрел на дело рук Палыча, и невольно закралось сомнение: а сговорится ли? Кустарно, да, но ведь и перезаряжать можно, и куда надежнее хоть пластиковых, хоть картонных. С патронами-то беда, где их отыщешь много?
Покопавшись в заветном хранилище, таскаемом за спиной, он решился. Палыч, посасывая трубку, хитро прищурился, явно прикидывая размеры торга. И то верно, будь у Азамата самая ходовая валюта – автоматные «патрики», не стал бы рыться внутри потрепанного мешка, достал бы магазин, поторговался и отсчитал сколько надо. Стало быть, как ни крути, придется сейчас искать компромисс.
Уж чего только не довелось видеть коренному жителю бывшего города, инженеру по образованию, капитану по званию и мастеру-оружейнику по призванию за последнюю двадцатку лет! И поросят за ремонт куцего АКСУ, и связку дорогих и вроде как даром ненужных браслетов золота чистейшей 585-ой пробы, и… Да даже попытку всучить тощую замухрышку невнятного возраста с непонятными болячками за найденный и любовно восстановленный «Печенег».
Поросята прижились, дали потомство, даром что половина сожрала своих же собратьев. Золото Палыч тоже взял, уже зная о дантисте, перебравшемся в Чишмы. Ну а девчонка, отмытая и отстиранная с мылом, щелоком и порошком от педикулеза, стала ему и старухе и помощницей, и внучкой. Но сейчас, спустя двадцать лет с Войны, Азамат смог удивить Палыча.
На стол, зашуршав тонким пергаментом пакета, легла большая квадратная коробка. Азамат достал ее, аккуратно поставил перед Палычем. Тот странно кхекнул, дернул шеей и, явно не веря, пальцами погладил серо-голубую крышку, провел по почти стертой, но все еще видимой надписи.
– Нестеров?.. – голос деда даже дрогнул. – Чать, смеешься, нет там ничего.
Азамат улыбнулся, открыл коробку. Палыч вздохнул, выдохнул, затянулся своим ядреным самосадом и закашлялся.
– Ну, так это ж… и идут, да? И даже механические. Дык, мил человек, откуда ж если чего, запчасти-то на них, а?
Пуля вздохнул и положил рядом еще мешочек, мягко звякнувший содержимым.
– Не… ну если так-то, то чего уж, оно конечно… – дед все же достал блеснувшие в свете лампы металлом браслета и корпуса кажущиеся новехонькими часы «Нестеров». – От ведь, гребаные микитки, ты ж посмотри, это ж…
Азамат отошел, оставив мастера один на один со свалившимся счастьем в виде работающих часов и памяти о минувшем прошлом. В мешке оставались еще две заветные коробки, в свое время найденные в сейфе. Один раз найденные хронометры компенсировали все потраченное время и силы, ушедшие на переноску и его вскрытие, сейчас история явно повторялась.
Нужное и дополнительное устройство, так необходимое для охоты на навью, у Палыча имелось. Осталось только решить – хватит ли деду, явно не простофиле, одних часов и запасных частей к ним, или придется торговаться дальше.
Обернувшись, Азамат натолкнулся на хитрый взгляд умных глаз за стеклами очков.
– Что-то еще жалаете, голуба моя?!
Солнце старательно пробивалось через низкую и плотную хмарь, затянувшую небо. Плотный белесый туман, густой, как хорошая сметана, неохотно расступался перед идущими людьми. Коней вели позади, аккуратно обмотав копыта всякой ветошью. День днем, ночные ночными, а осторожность никто не отменял. Азамату не хотелось столкнуться с проснувшимися из-за стука по поверхности и злыми нелюдями раньше времени. Если, конечно, слуг навьи можно было назвать именно нелюдью.
Сам Пуля, Ильяс, двое его одинаковых спутников и еще тройка местных охотников – вот и все. А, и кот, само собой, этот друга никогда не отпускал одного. Шли тихо, мягко наступая на землю. Охотники косились на Азамата, и было с чего: не каждый пасмурный день рядом с тобой совершенно спокойно идет человек в кожаных летных очках с зеркальными стеклами. Но на их удивление Пуля плевать хотел. Ильяс причину знал, телохранители, как и до этого, игнорировали. А Саблезубу так вообще без разницы.
В берлогах любого хищника, что мутанта, что обычного (хотя остались ли такие?) медведя, темно. Не глаз выколи, но и вряд ли что увидишь сразу. Особенно со света, пусть на улице и хмарь, и солнца днем с огнем не отыщешь. Стоит ли, сунувшись к навье практически под землю, потеряться в черном провале логова, стать слепышом? Азамату такого не хотелось.
Проснувшись и умывшись, сразу же достал из мешка кожаную укладку, сложенную вдвое и стянутую шнуром. Современный мир просто так не ничего не давал, учил долго и вдумчиво. Если Всевышний послал испытания, так и пройти их следует достойно, и не надеясь только на его, Всевышнего, помощь. Аллах милосерден, Яхве, если верить православным батюшкам, тоже, Иса так вообще был милосерднее некуда. Но есть ли им сейчас дело до относительно сильного Азамата? Когда вокруг хватает тех, кто куда слабее и кто куда как больше нуждается в их помощи? То-то и оно. А раз так, то не следует отвлекать Всевышнего на помощь тому, кто и сам способен помочь себе.
Несколько капель, раз-два-три, в каждый глаз, зажмуриться, скрипнуть зубами от едкого и расползающегося под веками огня. На ощупь дотянуться до гладкой, вытертой от нескольких лет носки маски с очками, нацепить и крепко прихватить на затылке застежкой. Вот… теперь можно и открыть глаза, да и драло уже не так сильно. Ну, а рассказывать всем и каждому о вредном излучении солнца, насквозь проходящего атмосферу, лишенную озона, Азамату было несподручно. Темных очков на всех не напасешься.
Сухостой трещал под ногами. Азамат пока не ругался, до входа в пещерку, прячущуюся под берегом, оставалось довольно времени.
– Слушай… – Ильяс, жующий щепку с самого выхода, догнал его. – Скажи, оно тебе зачем?
А, проняло. Азамат посмотрел на него, видя свой ответ в его глазах: человек, если он человек, от самого себя не убежит. Да, мир вокруг против людей, пусть и по их собственной вине. Но оскотиниться, наплевать на слабых ради других… Этот мужчина не смог до сих пор.
– Я… – Азамат приостановился. – Мне очень хочется вернуть в этот мир немного добра.
– Да? – Ильяс усмехнулся. – У тебя татуировка на предплечье, группа крови и характерный такой череп. Там, где ты ее себе сделал, вас учили делать добро?
– Нет. Хотя мы его делали для других.
– Ну да. – Ильяс сплюнул, треснула сломанная щепка, хрустнула, наконец-то, в его пальцах. – Добро победит зло, да? Найди всех злых людей и убей, потом возьми их женщин, изнасилуй и тоже убей. Добро обязательно победит зло.
Азамат не ответил. С погибшим Мишкой они служили в особых частях, рассусоливать и заниматься гуманизмом там не принято. Оправдываться ему не хотелось. Пришло его время, и Пуля ушел – стал сталкером, контрабандистом и охотником. Охотником на мутантов. И, даже убивая за деньги, старался думать о правильном выборе. И о добре.
О добре для родителей трех оставшихся детишек в сельце Буздяк. То добро он принес им в ящике из-под овощей. Подобрал там же, где убил трех упырей, свивших гнездо на бывшей оптовой базе, куда детишки повадились бегать и искать всякие мелочи. Головы мутантов выглядели ужасно, воняли еще хуже, но стали добром – людям не пришлось уходить в другое место.
Дорога, что выбрал Азамат, с добром пересекалась, пусть и по-своему. Со своей надеждой на что-то хорошее, на что-то… вроде бы и потерянное, но бывшее рядом. Обидно только, что большую часть добрых дел, идя по своему пути, ему приходилось делать с помощью стали.
Всякое добро попадалось ему на пути. И сейчас следовало совершить еще одно хорошее дело, в память о друге и для примера жителям села Чишмы. Азамат шикнул на спутников – шуметь стало опасно, старица уже показалась вдалеке.
Оренбуржье, бывш. Донгузский полигон, Орден Возрождения (координаты засекречены), 2033 г. от РХ
Инга поправила ремень планшетки. Прикрикнула на двух замешкавшихся техников, приставленных к одной из «Выдр». Времени ей и отряду еще хватало, но следовало торопиться. Выход отряда она сама и назначила на эту ночь – в темноте следовало пройти по хорошо изученным окрестностям и пройти как можно дальше. Выжимать из машин следовало все возможное, но не сейчас. Подвести Мастера Инге не хотелось.
Подземный ангар, освещенный еле-еле на одну четверть, наполнялся шумом и лязгом металла. Кроме дежурных бригад, в нем сейчас находилось в два раза больше вспомогательных. Командиры техников ворчали, но и не думали перечить Войновской – себе дороже.
Мастер сказал: «Возьми все необходимое». Пока никто из совета Ордена не скажет ни слова против. Но… Инга вполне понимала, уходя в такой дальний рейд, что Мастер остается практически один. После гибели Андрея Ливнева и его отряда полгода назад, верных людей у Мастера оставалось очень мало. И не только людей. Всего, столь необходимого для продолжения идей Ордена, больше не становилось.
Что помогло Мастеру создать Орден сразу же после Войны? Только ли появившиеся возможности? Нет, Инга знала это совершенно точно, не будь Донгузский полигон тем, чем являлся… ничего бы и не вышло.
Жужжа электродвигателем, постукивая загруженными емкостями и шелестя протертыми покрышками, мимо проехала грузовая платформа. Круглые пластиковые цистерны, под завязку заполненные горючим, со склада выкатили сразу же. Дополнительный запас топлива придется тащить с собой, хотя Инга этому не радовалась. Соляр, конечно, сам по себе не загорится, если в него не попадет неслучайная зажигательная пуля, но…
Хотя в готовящейся экспедиции «но» хватало. С самого ее начала.
– Пятнадцатый! – Инга повернулась в сторону одного из своих бойцов. Номера на левом наплечнике она не видела, незачем. Людей, входивших в собственный отряд, Войновская различила бы и ночью, и без ПНВ. – Ты видел Илью Серого?
– Нет, майор! – Пятнадцатый замер.
– Ты чем сейчас занят?
– Экипировкой, майор.
– Сейчас же иди в правое крыло, в координационный отдел, узнай, где сейчас Илья, найди его и пригласи ко мне. Разрешаю выполнять.
– Есть.
Боец развернулся и немедленно отправился в указанную сторону. Один из техников, тощий и длинный парняга в синем комбинезоне, только покачал головой. Войновская дернула щекой, отворачиваясь. Раздолбайство «мазуты» многим в Ордене казалось нормальным и даже неискоренимым, но не ей.
Инга прошла вперед, остановившись у «Выдр». Взвод, идущий на колесных вездеходах, облепил машины, как муравьи. Разведка, подбираемая ею постоянно вновь взамен погибавших бойцов, работала слаженно.
– Девятый, закрепи трос лучше! – сержант, Тридцатый, практически не повышал голоса. Не требовалось, выполнять приказы командиров в отряде Войновской приучали сразу. – Двадцать седьмой, поправь ящики с патронами по левому борту, притяни надежнее. Майор?!
Инга остановилась. Оглядела одного из своих самых старых бойцов, оставшись довольной увиденным.
– Продолжайте. Паек уже доставили?
– Так точно. Жду выстрелы к гранатометам.
– Я потороплю оружейников.
Войновская пошла дальше. Техники, проверяющие станции на машинах, косились ей вслед. Да-да, Инга вполне понимала ход мыслей синекомбинезонных: ее жесткость с подчиненными, требовательность и прагматичность многих из них пугают. Это Войновская знала прекрасно.
Историю о бывшем Пятнадцатом, на которого Инга потратила один патрон, распространилась среди Ордена мгновенно. Хотя ей на это было наплевать, боец умер бы чуть позже, даже успей отряд добраться до базы – не спасти от заражения, вызванного укусами огромной стаи мутировавших насекомых, напавших на бойца. И от ожогов четверти поверхности кожи, случившихся из-за отражения атаки этих слепней с помощью огнеметов, тоже.
Инга принюхалась. Несло паленой резиной из-за спин техников, группкой окруживших одну из радиостанций. Профилактический ремонт, что поделать, лучше здесь и сейчас, чем потом. Когда погиб Пятнадцатый, воняло намного сильнее: и резиной от комплекта ОЗК и противогаза, и шерстью сукна куртки, и паленой плотью. Да-да, запашок в тот день стоял еще тот.
– Майор! – голос донесся сверху. Инга повернулась в сторону «Тайфуна», вставшего под заливку топливных баков. – Сейчас я спущусь.
Даже при приземлении он не издал ни одного лишнего звука, несмотря на вес около полутора центнера и росте в метр девяносто, а то и больше.
– Шатун. – Инга пожала протянутую руку. На удивление, один из самых опасных одиночных оперативников Ордена не обладал кистью титанических размеров. Скорее, наоборот, ладонь у Шатуна отличалась скромными размерами и мягкой кожей. Кроме габаритов, страшного в нем не было ничего: мягкое и доброе лицо, с морщинами от привычной улыбки. Ну, шрамы, так у кого их сейчас нет? Но из всех одиночек, постоянно уходящих в дальние рейды, именно его Войновская была не очень рада видеть. – Довольна сотрудничеством.
– Я тоже, майор. – Шатун кивнул. Из рейда он вернулся давно и явно заскучал. Борода, сбритая сразу по возвращении, уже успела отрасти. – Введешь в курс дела?
– Несомненно. – Инга покосилась на новые серебристые клепки широкого ремня. – Кого взял на этот раз?