Как стать лучшей подругой? Большая книга романтических историй для девочек (сборник) Мазаева Ирина

Глава 9

Керри

12.03.

«Вот так, и стала я такой, как все. И жизнь моя стала такой же, как у всех. Каждый день – утро, потом – учеба, потом – работа, потом – вздохи о парнях. И дурацкие интриги одноклассников. А еще прием пищи и редкие думы о возвышенном. И ночь, когда я могу побыть собой наедине с дневником. Можно покорно бежать, а можно биться головой о стены. Второе – выбор Нади. Она думает, что может сделать жизнь такой, какой она хочет, чтобы та была. МЫ – глупые и смешные, когда думаем, что все в жизни будет так, как мы хотим. Потому что жизнь – это поток случайностей, река, которая течет себе, постоянно меняя русло. Никогда никто не знает, куда она вынесет. Все эти мечты о принце – пусты и банальны. «Ах, у меня будет парень, ах, он признается мне в любви и поцелует меня. Ах, мой принц будет такой-растакой, разэтакий, особенный. Красивый и умный, а еще добрый и внимательный. Самый лучший. Всем-то достанутся сантехники, а мне – с голубой кровью». Мы ожидаем чудес и волшебных событий. Может, я и дура, но я тоже их жду. Больше! И я буду их ждать, несмотря ни на что! Я сделаю свою жизнь особенной! Потому что я – особенная! Я вырвусь из этого! И у меня будет настоящий принц! Появился Гена, и мне показалось, что он – мой принц, что он – особенный. Что он мне подходит и что мне хочется с ним переписываться, видеться с ним. Я мечтала о поцелуе с ним. Да! Я была как все! Я представляла себе, как он меня поцелует. Подойдет близко-близко, признается в любви и поцелует. А поцеловал меня Женька Ищенко, который меня ненавидит, называет Вилкой и Поросеночком. Потому что мы все думаем, что мы умнее, что мы знаем наперед, что и как будет. А потом – хлоп! – и все происходит не так. Без тебя давно уже все все решили. Думала, он тебя любит? С ним будет поцелуй? А вот тебе другой! Но второй раз я на эти грабли не встану: не пойте мне ваши песни про любовь. Все всегда врут. Кто из вас может говорить правду? Кто на это осмелится? Кто живет ярко и полно?»

Почему Вика отчаянно не хотела говорить с Надей о поцелуе с Ищенко? Пыталась понять почему, но не могла. Три дня молчала, как партизанка, размышляла. А потом как-то к слову прошлось, не о поцелуе, а о том, как Керри украла у него мячик.

– Керри отобрала мячик у Ищенко?! У-ха-ха! – веселилась Надя. – Он что, маленький, с мячиком играться?

Подруги, как обычно вечером, гуляли с собаками, осторожно обходя подернутые льдом лужи. В город пришла самая настоящая весна: днем светило солнце, пели птицы, снег оседал и чернел. По тротуарам бежала вода, которая замерзала к утру, а затем снова таяла. Собакам приходилось мыть лапы после каждой прогулки.

– Он сказал, что это – его талисман, что он, когда нервничает, начинает кидать его о землю, это его успокаивает.

– А Керри его уперла! Я люблю твою собаку.

– Она у меня замечательная и умная! – Вика рассказала, как Керри придумала играть в мяч сама с собой, сталкивая его с лестницы.

– Ух ты! Жаль, меня рядом с телефоном не было. Я бы сняла ролик, и твоя Керри стала бы звездой Ютьюба!

– Меня надо было снимать на видео. Как я паниковала, заблудившись в трех домах. Ищенко же на Герцена живет, а я его дом почему-то не узнала.

– И Губин в том же доме живет.

– Только непонятно, что Фокина там делала.

– А Фокина при чем? – не поняла Надя.

– Фокина еще подвернулась, когда Ищенко на меня грохнулся.

– Да, это ты мощно решила, что сможешь его удержать.

– Ага, зато как смешно мы хлопнулись в сугроб. А какая Фокина была злая…

– Почему Фокина была злая? Она должна была от хохота умереть: как же, двое одноклассничков так облажались.

– Ну… э… – растерялась Вика: в ее планы по-прежнему не входило рассказывать про поцелуй.

Но было поздно: Надя, как ищейка, уже заподозрила недосказанное.

– На что разозлилась Фокина?! Что ты мне не говоришь? У тебя есть от меня тайны? А еще подруга называется!

– Ну… я… Она видела, как… Как меня Ищенко…

– Как тебя Ищенко что?!

Вика зажмурилась и выпалила:

– Поцеловал.

– ТЕБЯ ПОЦЕЛОВАЛ ИЩЕНКО!? – Надя чуть с табуретки не грохнулась. – И ТЫ МОЛЧАЛА? И ты мне два часа про какой-то мячик рассказываешь?!

Вике пришлось сообщить про поцелуй все с подробностями.

– И как это было? Как это – целоваться?

– Я не поняла…

– Опять решила в партизанку поиграть?

– Я правда не поняла. Надь, ты лучше скажи, зачем это он? Поцеловал меня, а в школе теперь ведет себя так, как будто ничего и не было. Я ему нравлюсь? Но тогда зачем он надо мной издевается? А если не нравлюсь, то зачем он меня поцеловал?

– Ща, погодь, мне надо подумать. Значит, говоришь, Фокина еще все это видела? Мне кажется, весь секрет в Фокиной.

– А Фокина при чем?

– Как при чем-то? Ты же знаешь, что Ищенко и Губин из кожи вон лезут, чтобы завоевать ее расположение. Щас, щас… Мысль уже рядом… – Надя задумалась. – Ага! Помнишь, после вечеринки Губин показывал фотографии на айпаде. Мне кажется, я краем уха слышала, как он подчеркнул, что для всех вечеринка закончилась в одно время, а для него – в другое. Может быть, Фокина оставила его у себя, чтобы романтично посидеть вдвоем? И тогда пазл складывается. Ищенко она выгнала, а Губина оставила. Ищенко разозлился.

– И? – все еще не понимала, в чем интрига, Вика.

– Ты говоришь, он случайно грохнулся на тебя. А потом рядом оказалась Фокина. Так вот, получается, он увидел Фокину и решил отомстить ей, поцеловав тебя: вдруг она приревнует?

– Фокина приревнует Ищенко ко мне?! – Теперь Вика чуть с табуретки не упала. – Но ведь я же…

– Не спорь! Ему же надо было ей как-то отомстить, а тут – ты. Ведь Фокина же неспроста там была. Она к Губину шла. Или от Губина домой. И Ищенко это понял.

– Я что – просто подвернулась ему под руку? – расстроилась Вика.

– Ну да…

– А разве можно целовать человека просто так, без любви? Целовать, чтобы отомстить кому-то? Это ведь нечестно!

– Конечно, нечестно, – согласилась Надя. – Но ведь мы знаем, что Ищенко – сволочь. Что ты так расстроилась? Ты что, решила… – Надя испуганно замолчала, а потом аккуратно спросила: – Тебе что, нравится Ищенко?..

– Я его ненавижу!

– Прости меня, Вичка, прости. Я со своей логикой… Может быть, все было не так. Может, ему надоела Фокина, и он…

– Надя! – перебила ее Вика. – Не надо меня утешать. Ты во всем права. Я опять себе пытаюсь придумать непонятно что. Сначала придумала себе большую любовь с Фроловым. Теперь уже готова поверить, что у меня большая любовь с Ищенко. Я… Я… Я просто очень хочу, чтобы меня кто-нибудь полюбил… – тихо закончила она.

Прошло три дня. Гена не звонил ей и не писал. И она ему тоже не звонила и не писала. Предложение Нади «сказать ему все» Вика, подумав, отмела. Ведь что она ему, в сущности, могла сказать? Рассказать, как она ждала его красивая и с салатами? Как ей было плохо и больно от того, что он не пришел? Как она пыталась делать вид, что ей на него наплевать, а на самом деле это не так? Но она даже под пытками ему в этом не призналась бы! Еще чего! Не хватало еще, чтобы кто-то знал о ее чувствах, ее боли.

Ведь понимал же он, что Вике, мягко говоря, будет не радостно. Что она будет ждать его и надеяться на праздник. И все равно не пришел. Значит, либо он хотел ей сделать больно. Либо ему было все равно. И в том, и в другом случае ей не о чем с ним было разговаривать. Если для него оказалось важнее сходить в клуб с Черемшиным – это его выбор.

Про выбор очень любила говорить Надя. Она считала, что вся жизнь состоит из череды выборов. Мы постоянно выбираем, чего хотим, а чего не хотим, что нам нравится, а что нет. И не важно, что говорит человек, важно – как он себя ведет. Только поступки показывают, какой выбор он делает. Вот и Фролов выбрал клуб и Черемшина, а не Вику и праздник с ней.

Выкидывать его из друзей и закрывать от него страницу она тоже не стала. Ей казалось, что это как-то по-детски. Ведь все это – внешнее. Внешняя демонстрация непонятно чего. Тогда как гораздо важнее внутреннее решение. И зря про нее Надя говорила, что она – аморфная, что она никогда не знает, чего хочет. В ночь с субботы на воскресенье Вика точно почувствовала свои желания: она не хотела видеть Гену Фролова НИКОГДА.

Осталось только как-то пережить боль предательства. И Вика знала способ. И этот способ назывался «терпеть». Она всегда гордилась своей способностью перетерпеть все невзгоды. И пусть Надя считала «терпеливость» недостатком, сама Вика была точно уверена, что это – достоинство. Терпеть, терпеть, терпеть, а потом – р-раз! – и все прошло. И можно жить дальше. Как ни в чем не бывало. Как будто ничего и не было.

Был ли Гена в ее жизни? А разве четыре встречи – это отношения? Это так, как говорится, а был ли мальчик? Это не важно. Ни о чем. Случайный эпизод. Раз за разом Вика повторяла сама себе эти слова и все больше успокаивалась. Если она ему не нужна и не важна, то и он ей – не нужен. В жизни и без него была масса проблем, которые требовали времени и сил для решения. Вике и без Фролова было чем заняться. Вика с головой ушла в учебу. Стала больше читать книг, особенно поэзии. Она пыталась доказать себе, что никакой любви ей не надо. А тут вдруг – р-раз! – и проговорилась.

– Боже, Вичка! Ты готова кинуться даже на Ищенко, который тебя вечно поддевает и обзывает, чтобы тебя любил хоть кто-нибудь?! – изумилась Надя. – Да ему просто нужно было задеть Фокину, отомстить ей. Ты же сама видела, что Ищенко ты как была по барабану, так и осталась. Вичка, нельзя так! Надо себя любить и ценить!

– Надя, мне пора домой.

– Ты опять убегаешь!

– У меня промокли сапоги, – буркнула Вика, не глядя на подругу.

– Мне надоело решать твои проблемы, особенно когда ты сама не хочешь их в упор замечать!

– Надейка, прости, но мне пора, – Вика решительно развернулась и рванула домой.

13.03.

«Клянусь, что никогда и никому не признаюсь в своих слабостях, не объясню свою систему ценностей и не открою истинных мотивов действий. Клянусь, что никогда и ни перед кем не буду унижаться, ни у кого ничего не попрошу (денег, помощи, сочувствия, любви и т. д.). Для всех я буду сильной, умной и уверенной в себе и не допущу, чтобы кто-то увидел во мне что-нибудь иное. Клянусь, что не выйду из этой роли. Клянусь, что никогда и никому не поверю ни одной своей тайны, не скажу ничего такого, что помогло бы увидеть больше, чем мне хотелось бы показать, что могло бы быть использовано против меня. Клянусь, что буду держать себя с людьми так, как они этого заслуживают, и не больше. И никому не позволю обращаться со мной хоть чуть-чуть хуже, чем мне этого хочется, а также помыкать мною, командовать и использовать меня в своих целях, что, впрочем, маловероятно. Клянусь!»

Вика отложила тетрадку; ей стало легче.

– Я не хочу быть слабой! – громко заявила она, оборачиваясь. – Не хочу!

Но коготки по полу не застучали…

Вика пробежалась по квартире: собаки не было.

– Я забыла Керри на улице! – вскрикнула она в ужасе: ведь это было чудовищно – забыть свою любимицу во дворе.

Вика пулей слетела, не дожидаясь лифта, по лестнице и выскочила во двор.

Во дворе на скамеечке рядком сидели Керри и… Фролов.

– Вика, прости меня. Я ваще – дурак, я – ноль, я – никто. Я никому не нужен. Никто не хочет со мной отношений. И ты тоже, я знаю. Ты меня ненавидишь. Все меня ненавидят. Черемша, Серега, тоже меня ненавидит. Он меня и в клуб берет только потому, что у самого денег на вход нету. Ничего мне не говори. Мне стыдно. Я не поздравил тебя с 8 Марта, я обещал прийти и не пришел. Я не заслуживаю твоего прощения, и ты меня не простишь. Ты права. Ты во всем права, – с этими словами парень кинулся к ней навстречу, пытаясь схватить за руки.

Вика, совершенно сбитая с толку, отбрыкивалась, как могла, но силы были неравны.

– Вика, у тебя же день рождения в субботу. Можно, я приду? По-честному. Я приду. Я принесу тебе цветы. И ты меня простишь. Мы с тобой отпразднуем. Ведь тебе же шестнадцать! Это важная дата. Это обязательно надо отметить. Нет у меня в клубе никаких девчонок! Не убегай. Побудь со мной!

Гена тянул Вику куда-то прочь от подъезда. Она же выскочила из дома в чем была, в тапках, а потому ноги в носочках моментально промокли в стылой весенней воде. Но Вика этого не чувствовала. Она и слов парня почти не слышала и не понимала, о чем он говорит. Только повторяла, как попугай:

– Нет, нет, нет, отпусти меня, я не хочу, я не буду, не надо.

Такая же сбитая с толку, Керри прыгала рядом. Ведь она – несмотря на свой маленький рост – была готова защищать свою хозяйку от всех врагов! Но тут никак не могла понять, опасен ли этот малознакомый человек или нет.

– Да, да, скажи мне это, что я – дурак! Только не бросай меня, не оставляй здесь, здесь холодно!

Холодно! Вику в этот момент прямо обожгло холодом. Она почувствовала, что ногами стоит в ледяной воде, а промозглый весенний ветер легко проникает сквозь футболку.

– Пусти меня! – отчаянно рванулась Вика к подъезду.

– Нет! – рявкнул Гена и дернул ее назад еще сильнее.

И тут Керри приняла свое решение: молча, но яростно она вцепилась ему в ногу.

Глава 10

15 марта

15.03.

«Сегодня мне – 16. Купила себе оранжевую ручку. Все пытаюсь найти себя. Быть может, в этом – в оранжевой! – не синей, не черной ручке – я? Может, я в звездочках на небе? Как же мне достать себя? Разглядеть получше бы – далеко! Может, я – яблоня? Или лампочка под потолком? Или дырка в двери для глазка? Я – звук, я – слово, я – цвет. Опять же оранжевая ручка. Только ли это отличает меня от других? От синих, черных… Что есть во мне? Кто есть во мне? Какая глубина, какой океан? Тихий, громкий, сильный, слабый, умный, глупый, бестолковый? Что мне делать со всем этим? Что мне делать со мной? Как рассказать кому-то, что во мне есть? С кем поделиться? Что делать с оранжевой ручкой, ведь в школе ей писать нельзя…»

– С днюхой!!! Ура!!! Ты уже совсем большая! Тебе уже можно водить мотоцикл! – накинулась на Вику Надя утром в субботу, едва подружки встретились во дворе.

– Привет. Спасибо, – улыбнулась Вика, а потом вздохнула: – Да, по возрасту уже можно, но… Но у меня нет денег ни на права, ни на сам мотоцикл. Так что не сыпь мне соль на сахар.

– Что за пессимизм?! Верь мне, все устроится. В мире всегда есть место чуду и сказке. Все будет хорошо.

– Да, конечно…

– Что-то я все равно не слышу радости.

– Я рада. У меня сегодня день рождения, – снова и немного неискренне улыбнулась Вика, пытаясь скрыть волнение.

– Отлично. Ну что, жжем вечером?

– Надейка, я… Я не буду праздновать. Все нормально, просто не хочу. Хочу побыть одна.

– Что?! – изумилась та.

– Ничего. Прости, но я тебя не зову. Я не буду праздновать.

– Что за ерунда, Вичка, отставить! Никакого нытья. Я приду часам к пяти, и отожжем. Может, кстати, в клуб на дискотеку выберемся? Я узнала, в нашем районе один есть, там дискотеки с шести до десяти для школьников. Давай, мы же никогда на них не ходили!

– Надя, я же сказала, что нет, я не могу. Не хочу.

– Что значит «не хочу»?

– Ты сама меня всегда укоряешь, что я не знаю, чего хочу. А тут я знаю: я хочу побыть одна. В свой день рождения.

– Стоп. Что-то тут нечисто. – Надя даже на самом деле остановилась.

Вике ничего не осталось, как тоже остановиться. Она встала рядом, но сделала вид, что любуется окрестностями, чтобы не смотреть на подругу. Изо всех сил пыталась придать себе спокойный и равнодушный вид.

– С кем ты собралась встречать дэрэ? – поразмыслив, выдала Надя.

– Одна, – держала оборону Вика.

– Что, правда?

– Да. Ладно, спасибо за поздравления. Давай, может, потом и правда куда-нибудь сходим? А сейчас мне пора. Мама должна прийти ненадолго. Она тоже хочет меня поздравить.

– Ладно… Пока… – растерянно проговорила Надя, все еще недоверчиво глядя на подругу.

У Вики все внутри дрожало, но она внешне спокойно помахала рукой на прощание, позвала Керри и пошла к своему подъезду. «Удалось, повезло, пронесло», – стучало у нее в висках.

15.03.

«Счастье и несчастье – одно и то же. Есть такое слово «счастье», но где само счастье? Как и есть такое слово – «горе». Наиболее ясно это видно в любви. Счастье – несчастье, страдание – наслаждение, свобода – зависимость. Жизнь не настолько проста, чтобы можно было отделить одно от другого, классифицировать, разложить по полочкам, как старается это сделать Надя. Ей кажется все просто: разложи, выбери себе то, что подходит, а остальное выкинь. Но так нельзя! Любая мысль, облеченная в слова, теряет свою цельность, форму – она однобока. Люди живут в двухмерной реальности. Это как если нарисовать человека, животное – лишь контур. А что включает в себя другая сторона, невидимая? Можно жить в трех измерениях – изваять статую, скульптуру. А что внутри? Гипс? Чугун? А каков этот человек, это животное в движении? Какие они по характеру? Что они чувствуют? Выход в трехмерность не выявляет суть, потому что под формой должно быть содержание. Так и мысль – сложный, многомерный, живой, постоянно меняющийся и самоусовершенствующийся организм. Выразив словами один ее бок, можно ли домыслить, достроить и другие? Если я говорю «любовь», то что я имею в виду, что слышат остальные? Если человек говорит другому «ты мне нужен» – как понять его? Или, может, не надо его понимать, а надо почувствовать?»

Вика сидела в кресле с ногами и с дневником на коленях.

Мама уже приходила. Они посидели за столом, поели салатиков и попили чаю с тортом. На шее у Вики висел мамин подарок – тоненькая серебряная цепочка с кулончиком в виде мотоцикла. Папа не звонил, не торопился поздравить ее с днем рождения. Но в семь должен был прийти Гена, и Вика все равно была счастлива.

Делать было нечего: ведь глупо же заниматься повседневными делами – уроками, физическими упражнениями – в свой день рождения! А потому она сидела, глядя в пустоту, и думала, думала, думала обо всем сразу. Время от времени записывая мысли в дневник.

Пискнул домофон. Вика удивилась: времени было – четыре, но вдруг Гена не выдержал и прибежал раньше? Но это была Надя.

– С днюхой! И ничего не говори. Я не позволю тебе сидеть дома в дэрэ одной. Возражения не принимаются!

– Надя, я… – растерялась Вика.

– Доставай салатики из холодильника. Обожаю твой сырный салат. А это тебе – держи! – Надя, раздевшись, вручила имениннице огромный сверток.

– Что это?

– Просто разверни.

Вика осторожно развернула свой подарок и обнаружила под пакетами и упаковками… настоящий мотоциклетный шлем. И тут же надела его.

– Круто, – оценила Надя.

А Вика смотрела на себя в зеркало и не верила своим глазами: у нее появился собственный шлем!

– Шлем у тебя уже есть. Желаю тебе, чтобы вскоре появился и мотоцикл. Пойдем срочно есть, я голодная.

– Спасибо… – все еще не могла прийти в себя Вика.

– Ты есть в шлеме собралась?

Пришлось его снять.

– Вичка, посмотри мне в глаза, ты что-то от меня скрываешь, – начала Надя, когда они поели.

– Я ничего от тебя не скрываю, – быстро ответила Вика, выпрыгивая из-за стола к чайнику.

– Мама ушла, а ты сидишь нарядная, и холодильник – полный всяких вкусностей. Ты не умеешь врать! Кого ты ждешь?

– Никого.

– Не ври мне! Подруга я тебе или нет? Я ведь почти поверила тебе утром, что ты будешь сидеть в одиночестве. А сейчас что-то мне подсказывает, что это не так. Ты… Подожди, подожди… – Надя, озаренная какой-то мыслью, замолчала, а потом с утроенной силой накинулась на подругу: – Ты СНОВА ЖДЕШЬ ФРОЛОВА?!

– Ну… э-э…

– Точно, ты его ждешь. Отцепись же, наконец, от чайника! Если за него держаться, он быстрее не вскипит. Ты ждешь Фролова. Ты его сама позвала? Он проявился? И после того, как он поступил с тобой 8 Марта, ты его простила?!

– Надя, он… Я… Он… он пришел, извинился, сказал, что он – дурак и ему стыдно…

– Ну надо же! Он – дурак, и ему стыдно, – всплеснула руками Надя. – И ты ему поверила? Если парень один раз так поступил, то ему нельзя верить! Он ведь даже не позвонил, он просто выключил телефон! И отплясывал с Черемшиным в клубе. И это хорошо, если просто с Черемшиным! А если они там были с другими девчонками? Может, у твоего Фролова вообще есть кто-нибудь, а ты – так, запасной вариант?

– Никого у него нет… – Вика, не глядя подруге в глаза, разливала чай. – Что ты так… Ну… ошибся человек.

– Что же он, интересно, сказал тебе, кроме того, что он – дурак? Почему он не позвонил? Он же должен был как-то объяснить тебе свой поступок?

– Он сказал…

И тут Вика поняла, что в тот вечер, когда она забыла Керри на улице, а вернувшись за ней во двор, обнаружила там Фролова, он, конечно, что-то ей объяснял, но она так разволновалась, что ничего из его объяснений не запомнила.

– Я не помню, – призналась Вика подруге.

– Как это не помнишь? Он объяснил тебе, почему вместо того, чтобы быть у тебя, как обещал, он был в клубе, или нет?

– Объяснил, но я не помню, что он сказал.

– Как это вообще можно забыть?! Я тебя не понимаю. Это же важно!

– Важно. Но я не помню. Я правда не помню. Я волновалась.

– Боже, – Надя схватилась за голову, – я вообще не понимаю, что происходит. Парень тебя предает, потом что-то плетет невразумительное, раз ты даже воспроизвести это не можешь, напрашивается снова в гости, а ты тут же таешь, прощаешь все и снова на все готова – так, что ли?

– Ну… Я не знаю. Я… Мне… мне захотелось его увидеть в день рождения. У меня никогда не было дня рождения с парнем.

– Опять двадцать пять! Пусть дурак и предатель – лишь бы был, что ли?!

– Надя, вот тортик, тебе сколько отрезать? – попыталась перевести разговор на другую тему Вика.

– Какой тортик?! Ты опять не хочешь со мной об этом говорить? А мне нужно, чтобы ты ответила: почему ты его простила?!

– Надейка, если ты поняла, что я не хочу об этом говорить, тогда зачем ты настаиваешь?..

Надя сверкнула глазами, но промолчала, взяла себе кусок торта и нервно принялась его поглощать. Вика же в задумчивости размешивала в кружке сахар, который туда не положила. Она чувствовала дискомфорт и раздражение. Ей хотелось, чтобы Надя ушла, хотелось остаться одной, взяться за дневник, еще немного подумать, настроиться на встречу с Геной. Но как попросить подругу оставить ее, она не знала.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – вдруг напрямую спросила Надя.

Вика от неожиданности растерялась и брякнула правду:

– Да.

– Хорошо, я уйду. Я не буду мешать твоему счастью. Во сколько он там должен прийти? Только поверь моей интуиции: он не придет. Не придет он сегодня. Сегодня – снова суббота, а потому он как пить дать снова пойдет с Черемшиным в клуб.

– Спасибо тебе еще раз за шлем. Я так рада, так благодарна тебе, ты – настоящая подруга!

– Пожалуйста. Если он не придет – позвони, я прибегу и утешу тебя.

– Он придет.

Чтобы настроиться на нужный лад, Вика взяла дневник:

«Все люди могут передавать душевные порывы словами. Просто одни – ленивы, другие – глупы, третьи – не умеют, четвертые – не хотят. Но есть люди, в которых постоянно бьет добро, как вода из ключа. Они облекают его в слова. И делятся с одними, другими, третьими, и доброта их, душевная мудрость, чуткость к чужой боли не иссякает. Отдавая живое, наболевшее, они мучаются не от того, что жалко, а боясь, что всем не хватит. Только им ведомы сильные страсти и страдания. Причем страдания – в большей степени. Но они не ропщут, не злятся, они ищут в себе хорошее и достойное и дальше делятся с другими. Они великодушны: их душа слишком велика для них одних».

А когда его отложила, на часах была половина восьмого. Керри сидела у входной двери, намекая, что пора бы прогуляться. «Встречу его на улице», – подумала Вика, одеваясь.

Но на улице были только слякоть и мокрый полуснег-полудождь. Побродив между своим домом и домом Гены, она вернулась восвояси. На часах было двадцать минут девятого. Вика набрала номер Гены. Длинные гудки шли один за одним, пока не высветилось «Соединение завершено» – Гена не взял трубку. И тут Вика испугалась: а вдруг Надя права, вдруг ОН НЕ ПРИДЕТ?!

Она нервно помыла посуду, сыграла на компьютере в «Тетрис», разложила пасьянс… Время шло, а Гены не было. НЕ БЫЛО. Она раз за разом набирала его номер, но из телефона доносились только длинные унылые гудки. Вика не могла ничем заниматься – все валилось у нее из рук! – она только нервно ходила по квартире, как и в прошлую субботу.

Все было точно так же: она ждала, а он не шел. Ездил лифт, открывались двери, кто-то входил и выходил из квартир, но… Но никто не шел к Вике. Гена не приходил.

Я буду ждать. Я просто буду ждать. Не плакать, не надеяться, не верить. И не любить. Лишь пол шагами мерить. И с каждым шагом молча умирать, —

перечитала Вика строчки в своем дневнике.

И… вдруг опять что-то неуловимо изменилось, рука сама потянулась за ручкой…

А я одна, а я опять одна. Что тревожиться из сил своих последних? Мне одиночество – и друг, и собеседник. Мой верный друг. И я ему верна.

Вика написала это и испугалась. Смотрела и не верила своим глазам: я снова сочиняю стихи, это я? Но слова рвались откуда-то изнутри, требовали продолжения. И страх отступил.

А я одна, но я не знаю скуки. Ведь я внутри намного больше вне. Сто пять галактик, тьма миров во мне. Движенья, мысли, чувства, буквы, звуки.

Теперь Вика смотрела на строчки с удивлением. У нее было такое ощущение, что писала не она, а как будто кто-то другой через нее. «Это – не мое! Я не могла так сказать! – скакали в голове мысли. – Я вообще не умею писать стихи!» Но стихи упорно рвались изнутри наружу.

А я одна, и я не сплю ночами, При ночнике вступаю в отношения, С душой своей, без страха и сомнения.

И здесь словно кто-то ее остановил. Вика понимала, что дальше должна быть последняя, финальная и очень важная строчка, но невидимый канал перекрыли, и поток слов иссяк. Раз за разом она перечитывала стихотворение от начала до конца, но последней строки как не было, так и не было. Вика почему-то разозлилась и отбросила дневник на диван. Взгляд ее упал на часы: было почти десять.

И тут же реальность обрушилась на нее. Это был ее день рождения. К ней должен был прийти самый лучший парень на свете. Этот день рождения должен был стать первым настоящим веселым праздником в ее жизни, но не стал. Потому что парень снова ее предал. Снова пообещал сказку и снова жестоко обманул. Ткнул носом в реальность, в которой не бывает праздников, сказок, любви. Сколько бы Вика ни смотрела в потолок, слезы было не остановить.

– Я его ненавижу! – выкрикнула она в пустоту.

И тут же раздался звонок в дверь. Громко, как выстрел.

Вика вздрогнула, судорожно вытерла слезы, забыв про то, что накрашена, и кинулась к двери. Он пришел! Пришел! Пришел!

На пороге стоял Славка:

– Вика, поговори со мной, пожалуйста, о мотоциклах, а? Я тебя прошу!..

«А после, может, разрожусь стихами», – вспыхнуло у нее в голове.

Глава 11

Вечеринка

– Не пришел?! – в воскресенье шестнадцатого марта прямо с порога спросила Надя, а потом сама же ответила на свой вопрос: – Не пришел. Ты в курсе, что Керри у двери чаттанугу-чучу отплясывает? Ты что, до сих пор ее не выгуляла? Времени – первый час!

Вика ничего не ответила, как стояла, прислонившись к шкафу в прихожей, так и осталась стоять.

– Понятно. Сейчас я ее выгуляю и займусь тобой. Это ключи от квартиры? Я их возьму, – и Надя ушла.

А Вика пошла на кухню и включила чайник. Она не могла понять, рада она появлению подруги или нет. А когда она не знала, чего хочет, и она начинала вести себя гостеприимно.

– Тортик остался! – радостно заметила Надя, вернувшись и усаживаясь за стол, а потом сразу взяла быка за рога: – Не пришел, да? А ты снова ждала, как дура. Понятно. И что ты думаешь делать дальше? Какие тебе еще нужны доказательства, что он тебя не то что не любит, он тебя вообще ни в грош не ставит. Так себя вести можно только с человеком, на которого плевать с высокой колокольни.

– Чего ты от меня хочешь? – вздохнула Вика, наливая и себе чаю. – Да, ты права, ты, как всегда, права. А я – нет.

– Только вот не надо таким скорбным тоном, хорошо?

– Хорошо.

– Ладно, прости, я снова на тебя нападаю. Не вешай нос, подруга! Будет и на нашей улице праздник. Просто надо выкинуть этого Фролова из головы. Забыть. Плюнуть и растереть. Кто он? Да никто! Дурак.

– Ко мне ночью Славик приходил.

– Кто?

– Славик, твой брат.

– Зачем?!

– Поговорить о мотоциклах.

– В смысле, с днем рождения поздравить?

– Нет, он не помнил, что у меня день рождения. Он хотел поговорить со мной о мотоциклах.

– И что, он тебя даже с днюхой не поздравил? Вот эгоист! А я думала, вы такие друзья. Ты же за него на даче, как негр на плантации, работаешь каждое лето…

Вике и самой было обидно, что папа не позвонил, что Гена не пришел ее поздравить, а Славик не только сам не поздравил, но даже не заметил, в каком она состоянии. Просто говорил о своем, о мотоциклах. Но, с другой стороны, она-то заметила, в каком он состоянии…

– Ему плохо было. Мне кажется, у него что-то нехорошее в жизни произошло. Как будто он хотел поговорить о чем-то другом, но не решился.

– То есть ты у нас тоже теперь психолог? Решила побыть чьей-то жилеткой? Понятно, понятно… Как посидели?

– Хорошо посидели. Салата поели, чаю попили, поговорили.

– Подожди, я ведь о чем-то другом хотела сказать… – Надя задумалась. – О чем мы говорили до Славика? А! Так о Гене! Забудь о нем!