Спецслужбы России за 1000 лет Линдер Иосиф

Нам остается только добавить, что в Николаевской академии Генштаба учили хорошо и тот, кто хотел и умел учиться, получал блестящее военное образование. Не производя должного отбора, российское правительство само готовило военные кадры для оппозиции. Подобное будет повторяться в нашей стране неоднократно.

В начале 1860-х гг. ситуация в Царстве Польском сложилась следующая. После объявления амнистии всем участникам восстания 1831 г. – как ссыльным, так и эмигрантам – российское руководство не озаботилось контролем над ними. Либеральные меры русского правительства поляки восприняли как проявление слабости центральной власти. Вернувшись из ссылки и эмиграции, сепаратисты стали создавать конспиративные организации. Пропагандируя идею независимости Польши, они уверяли общество, что восстание будет немедленно поддержано вооруженным вмешательством Австрии, Англии и Франции.

«В конце 1862 года, – писал очевидец[397], – в Царстве Польском носились слухи о восстании; уже стали появляться в лесах скопища неизвестных людей; но никто в то время еще положительно не думал о возможности явного мятежа. Никому не приходила в голову мысль о такой дерзости; а между тем вооружение шло деятельно; поляки готовили оружие, порох, и т. п.; почти в каждом семействе шили одежду, конфедератки, щипали корпию. Местная полиция, состоявшая исключительно из поляков, конечно, знала о том, но молчала. Впоследствии обнаружилось, что многие полицейские власти принимали деятельное участие в приготовлении к восстанию и в самом мятеже.

Наши военные, еще с 1861 года, отдалились от поляков и не бывали в их семействах, а потому и не могли знать положительно о приготовлениях к открытому восстанию; хотя все понимали, все чувствовали, что вокруг них готовится что-то недоброе. Поляки в своих действиях и поступках в отношении к русским стали чрезвычайно дерзки, нахальны. Русскому в Польше была жизнь не в жизнь: худо и дома, еще хуже вне его. <…> Начальство не приступало к решительным мерам, полагая, что поляки опомнятся, придут в себя, и действовало мерами кротости. <…> Всякая мера правительства, клонившаяся к восстановлению спокойствия, тишины и порядка, нарушаемых поляками, выставлялась ими в виде насилия; всякое бесчинство, публичное оскорбление, наносимое русским, оправдывались, по-иезуитски, патриотизмом. Словом сказать, смотря по обстоятельствам – из мухи делали слона и из слона – муху.

Чем меры правительства были снисходительнее, тем поступки поляков были нахальнее. Когда же наконец обнаружилось, с какими людьми довелось нам иметь дело, были приняты меры решительные, но уже было поздно, и со стороны поляков все было готово к открытому восстанию. В конце 1862 года был отдан приказ по войскам: быть постоянно в готовности к действию, усилить патрули, забирать с улиц всех шляющихся по ночам и т. д. Тогда же стали доходить до начальства положительные слухи, что в лесах сбираются толпы неизвестных людей; иные являлись с дубинами, другие – с оружием. С нашей стороны стали посылать отряды для разогнания шаек. При появлении их мятежники разбегались»[398].

Чтобы заручиться поддержкой русских антиправительственных организаций и собственных крестьян, польские заговорщики использовали лозунг борьбы с царизмом с последующей передачей власти в руки народа. На деле руководители Центрального национального комитета преследовали другую цель – восстановление независимой Польши в границах Речи Посполитой (до Западной Двины и Днепра, включая Белоруссию, Литву и Украину). В программе восстания, составленной Л. Мерославским, говорилось: «Пусть обольщают себя девизом, что этот радикализм послужит для нашей и вашей (польской и русской) свободы: перенесение же его в пределы Польши будет считаться изменой отчизне и будет у нас наказываться смертью, как государственная измена»[399]. Под радикализмом Мерославский понимал идею социалистической революции. По мнению большинства руководителей заговора, власть должна была перейти в руки польской шляхты.

К началу 1863 г. в рядах повстанцев насчитывалось около 25 000 человек. Военные руководители восстания – в основном офицеры русской службы (!) – ранее присягали на верность Александру II. Диктатором являлся Мерославский, вначале осуществлявший руководство из Парижа. Мятеж начался в ночь с 10 на 11 января 1863 г. с нападения на спавших в казармах солдат ряда гарнизонов. Западная и южная граница Польши охранялась Пограничной стражей, численность которой не превышала 3000 человек. Без поддержки армии, которая в начальный период мятежа отсутствовала, пограничникам приходилось охранять границу и вести круговую оборону против повстанцев. 31 марта государь объявил амнистию для всех сложивших оружие, но последняя успеха не имела; Александр II был вынужден пойти на жесткие меры.

Для руководства империи ситуация складывалась крайне опасная. Повстанцы широко применяли тактику партизанской войны, и только крайне слабая тактическая и огневая подготовка партизан, отсутствие у них современного оружия и решительные действия русских войск не позволили развернуть затяжную партизанскую войну. Имелась реальная угроза высадки британских и французских десантов в Курляндии, существовала опасность мятежа во внутренних российских губерниях. С этой целью повстанцы направляли специальных агитаторов, которые должны были распространять «казацкую гайдаматчину» против всех представителей царского правительства: священнослужителей, чиновников и военных.

Наиболее опасная попытка поднять военно-крестьянское восстание в поддержку поляков была предпринята в Поволжье весной 1863 г. Его организаторы – сторонники немедленного революционного выступления – рассчитывали вовлечь крестьян в восстание авторитетом императорской (!) власти, для чего заготовили фальшивый «манифест» и прокламацию «Временное народное правление». Прокламация призывала к восстанию и созданию органов новой революционной власти на местах. Центром мятежа должна была стать Казань, план захвата которой находился в стадии разработки. Благодаря своевременно полученным агентурным сведениям и решительным действиям местных властей вооруженное выступление было предотвращено, заговорщики арестованы, руководители заговора из числа военных (Н. К. Иваницкий, И. В. Кеневич, А. Е. Мрочек, Р. И. Станкевич и М. А. Черняк) расстреляны.

Решительные действия назначенного в мае виленским генерал-губернатором М. Н. Муравьева[400] были поддержаны подавляющим большинством русско-литовского населения. Во многих районах Украины и Белоруссии повстанцы натолкнулись на стихийное сопротивление крестьян. Местные мужики, еще помнившие поведение польских панов, «хватали там польских революционеров и отдавали их в руки русских властей, подчас убивали схваченных, подвергая их предварительно истязаниям и пыткам»[401].

Польские и русские революционеры, особенно в Лондоне и Париже, называли Муравьева «вешателем», тщательно замалчивая факты расправ повстанцев с мирными жителями и пленными русскими солдатами. За 1859–1863 гг. повстанцами совершено не менее 2000 убийств русских солдат, чиновников и мирных поляков[402]. Муравьев действовал в соответствии с законодательством Российской империи: он ввел военно-полевые суды, которые по законам военного времени приговорили к смерти 128 человек – офицеров-изменников, террористов либо лиц, уличенных в зверствах и мародерстве.

Летом 1863 г. император отозвал из Польши великого князя Константина Николаевича, бывшего наместником, и назначил на его место Ф. Ф. Берга[403]. Применение против повстанцев регулярной армии в сочетании с приговорами военно-полевых судов и ростом авторитета центральной власти позволило стабилизировать положение к весне 1864 г. Польский мятеж, особенно после получения информации о зверствах восставших, не нашел сочувственного отклика в России. Решительные действия русских генералов были восприняты в российском обществе с пониманием. Влияние «Колокола» Герцена, бывшего рупором мятежников и утверждавшего, что Россию охватил «сифилис патриотизма», заметно уменьшилось, тираж газеты сократился.

После подавления мятежа Царство Польское получило название Привислинский край, автономия была упразднена, поляки выведены из состава местной администрации. Вместе с тем царское правительство было вынуждено провести и там в 1864 г. крестьянскую реформу, признав, по существу, аграрные преобразования, осуществленные в ходе восстания. Для освобождения крестьян в Варшаву был направлен Н. А. Милютин[404], который по повелению императора провел реформу на худших для шляхты (по сравнению с помещиками в Центральной России) условиях.

Подчеркнем, что мятеж 1863–1864 гг. стал возможен не только вследствие сепаратистских настроений польской шляхты и непоследовательных действий царского правительства, но и благодаря активной пропаганде, которая велась из-за рубежа. Отечественные спецслужбы извлекли из этих событий уроки и параллельно с агентурно-оперативной работой стали заниматься пропагандистской деятельностью. Наиболее успешную контрпропаганду во время событий 1863–1864 гг. вел издатель газеты «Московские ведомости» М. Н. Катков. Его успеху способствовало то, что слово «патриотизм», использовавшееся Герценом для России (но не для Польши, Франции, Великобритании) в негативном смысле, для российских подданных в те годы не было просто словом.

В ходе польского мятежа 27 сентября 1863 г. Александр II утвердил (на два года) Положение и штаты Главного управления Генерального штаба (ГУГШ). В составе ГУГШ были образованы два отделения: 2-е (Азиатское) и 3-е (Военно-ученое), на которые возлагались разведывательные функции. «Глазами и ушами» этих отделений стали военные и морские агенты за рубежом. Они назначались из числа офицеров Генерального штаба, морские агенты – из числа офицеров флота, окончивших Офицерский класс при Морском корпусе. Военные и морские агенты Военному и Морскому министерствам формально не подчинялись и официально числились личными представителями русского императора в иностранных государствах. Высокий статус личного представителя государя значительно расширял возможности легальных представителей российской военной разведки в области установления оперативных контактов, в том числе и с коллегами из других государств, служил дополнительной защитой в щекотливых или рискованных ситуациях, в которые мог попасть сотрудник разведки.

Возвращаясь к событиям 1863–1864 гг., отметим три обстоятельства: 1) конспиративность действий заговорщиков; 2) активное взаимодействие нелегальных организаций между собой и с зарубежными антиправительственными центрами; 3) участие в подпольных организациях и антиправительственных выступлениях значительного числа младших офицеров русской армии. Это свидетельствует об ухудшении качества работы политической полиции, об отсутствии необходимой координации между жандармами и чинами полиции МВД и о частичной потере контроля над ситуацией в вооруженных силах. Оперативные достижения российских спецслужб в армии к началу 1860-х гг. оказались утраченными. Наиболее эффективно в указанный период с подпольными организациями боролся Муравьев, причем не только во вверенном ему крае, но и в сопредельных губерниях и даже в Петербурге!

Польские сепаратисты высоко оценили профессионализм своего противника, назначив за его голову награду в 25 000 рублей! Реакцией графа на это объявление были слова: «Дадут больше».

Мы убеждены, что благоприятные для революционного подполья условия были созданы ввиду отсутствия должного внимания к собственной безопасности со стороны императора. А ведь не только Заичневский призывал в своей прокламации к расправам с членами императорской фамилии: близкие к Н. Г. Чернышевскому землевольцы М. А. Антонович и Г. З. Елисеев строили планы похищения цесаревича Николая Александровича. Член «Земли и воли» А. Ф. Пантелеев в последствии писал, что террористический замысел сотрудников революционного журнала «Современник» состоял в том, чтобы с помощью студентов-революционеров захватить в Царском Селе цесаревича и потребовать от царя немедленного обнародования конституции.

Одна из подпольных групп сформировалась на базе студенческого кружка, организованного в 1863 г. вольнослушателем Московского университета Н. А. Ишутиным. Не будучи удовлетворены пропагандистской деятельностью, наиболее радикальные члены кружка создали тайное общество под названием «Организация». Как показал Ишутин на следствии, целью общества было устроить государство на социальных началах, а если правительство не согласилось бы, то произвести революцию. Группа Ишутина установила связи с петербургской группой И. А. Худякова, вернувшегося в ноябре 1865 г. из Женевы. Последний сообщил Ишутину о существовании «Европейского революционного комитета». Худяков мог иметь в виду «Центральный демократический европейский комитет единения партий без различия национальностей», I Интернационал или Тайное интернациональное братство, над созданием которого в середине 1860-х гг. работал М. А. Бакунин.

Совершение революции было глобальной целью ишутинцев; в узком кругу Ишутин говорил: «То, что мы делали до сих пор, все это не есть дело. Господа, по моему мнению, лучше – паф-паф»[405]. Под «паф-паф» понималось цареубийство.

Одним из идеалов Ишутина был итальянец Р. Ф. Орсини, 14 января 1858 г. в Париже бросивший бомбу в карету Наполеона III. Орсини предполагал, что убийство французского императора «разбудит» революционные силы Европы. Постепенно среди ишутинцев все более укреплялось мнение о необходимости убийства государя, поскольку освобождение им крестьян, по мнению «борцов за народное счастье», затормозило революцию в России. Для осуществления цареубийства, а также для контроля над членами организации планировалось организовать специальную группу, о которой будет рассказано ниже. Сторонником убийства императора был и двоюродный брат Ишутина, недоучившийся студент Д. В. Каракозов, предпринявший первую попытку покушения на Александра II.

4 апреля 1866 г. император совершал прогулку в Летнем саду. Около 16 часов он и сопровождавшие его лица вышли из ворот и направились к поджидавшей карете. Генерал-адъютант государя Э. И. Тотлебен и офицеры свиты находились за спиной Александра II, шесть казаков конвоя располагались возле кареты на набережной Невы. Когда император приблизился к карете, из приветствовавшей его толпы раздался выстрел. Условия для покушения были идеальными: стрелка и государя разделяло не более 5 метров, диссектрису никто не блокировал. Находившийся рядом с покушавшимся в момент выстрела костромской крестьянин О. И. Комиссаров толкнул стрелка под локоть, и пуля прошла выше головы Александра II. Стрелявший бросился бежать вдоль Невы, но был задержан унтер-офицером дворцовой команды С. Заболотиным и унтер-офицером жандармского эскадрона Л. Слесарчуком и доставлен в III Отделение на Фонтанку, 16.

В момент задержания стрелок был вооружен двуствольным пистолетом, второй ствол был заряжен, курок взведен. При обыске у покушавшегося обнаружены: фунт пороха и 5 пуль; стеклянный пузырек и около 10 порошков; 2 прокламации «Друзьям рабочим». Арестованный показал, что его зовут Алексей Петров, он – крестьянин одной из южных губерний, которую не назовет. На вопросы о целях покушения, сообщниках, месте проживания в Петербурге и о родственниках отвечать отказался. 5 апреля В. А. Долгоруков доложил о первых итогах следствия Александру II. Государь повелел передать стрелявшего Особой следственной комиссии[406] графа Ланского.

Допрос начался 5 апреля в 5 часов пополудни. Несмотря на увещевание священника, арестованный отказывался давать показания. Поскольку террорист назвался крестьянином, было принято решение о наложении на него оков (к дворянам эта мера могла быть применена только после лишения по суду всех прав состояния). Арестованный продолжал молчать и после того, как на него надели кандалы. Непрерывный допрос (перерывы делались лишь для «духовного увещевания» арестанта) продолжался до 7 апреля. В 3 часа утра «Петров» заявил, что готов дать показания, если ему позволят отдохнуть. Допросы прекратили.

М. А. Бакунин

Д. В. Каракозов

Н. А. Ишутин

Параллельно с допросами проводились криминалистические исследования и оперативно-розыскные мероприятия. При химическом анализе, произведенном профессором Ю. К. Траппом, было установлено, что в стеклянном пузырьке содержится синильная кислота, а в порошках – стрихнин и морфий. Указанные вещества являлись ядами мгновенного или замедленного действия, в зависимости от концентрации. Наличие ядов позволило сделать предположение, что преступник имел намерение покончить с собой. Осмотр одежды «Петрова» подтолкнул к версии, что он не является жителем Петербурга и, следовательно, нуждался во временном жилье. По законам того времени любое лицо, прибывшее в столицу, было обязано в течение суток с момента заселения представить паспорт для регистрации в полицейский участок. На Фонтанку по очереди вызывали всех дворников, портье гостиниц, трактирных официантов, банщиков и других лиц, которые могли видеть террориста.

7 апреля содержатель гостиницы «Знаменская» опознал в покушавшемся человека, поселившегося в 65-м номере 2 апреля и скрывшегося 3 апреля после напоминания о необходимости представить паспорт. В номере немедленно провели обыск, в результате которого жандармы обнаружили обрывки бумаги, оказавшиеся фрагментами почтовых конвертов. На одном из них удалось разобрать адрес: «В Москву. На Большой Бронной дом Полякова, № 25. Его высокоблагородию Николаю Андреевичу Ишутину». На другом конверте сохранился фрагмент адреса: «Ермолов, Пречистенка». В Москву направили срочный запрос об установлении этих лиц и указание об их немедленном аресте в случае обнаружения.

Арестованный после отдыха вновь отказался отвечать на вопросы, нарушив данное следователям обещание: «Петров» переиграл следственную комиссию, получив для себя дополнительное время. После этого император назначил председателем комиссии графа М. Н. Муравьева, и допрос террориста возобновился. Ему не отказывали в еде и питье, но твердо заявили, что спать он не будет до тех пор, пока не начнет отвечать на вопросы. Член комиссии П. А. Черевин[407] вспоминал, что допросы продолжались безостановочно по 12–15 часов. В течение этого времени допрашиваемому не позволялось сидеть или прислоняться к стене. Ночью его будили несколько раз и заговаривали с ним, преимущественно по-польски, полагая, что спросонья преступник проговорится. Столь напряженные допросы объяснялись желанием следователей подавить у арестованного волю к сопротивлению. Однако ни избиения, ни пытки к подследственному не применялись.

9 апреля в Москве были арестованы Н. А. Ишутин, П. Д. Ермолов и проживавшие вместе с последним М. Н. Загибалов и Д. А. Юрасов. Ишутину предъявили фотографию террориста, по которой он опознал своего двоюродного брата Д. В. Каракозова. Всех арестованных незамедлительно доставили в Петербург для допросов. После очной ставки Ишутина и Каракозова последний стал давать показания. Ишутин заявил о неосведомленности в делах брата, вероятно, полагая, что сумеет убедить следователей в непричастности к покушению. Он стал активно сотрудничать со следствием, которое, в свою очередь, начало с ним оперативную игру. Ему предложили написать брату письмо и склонить его к чистосердечному признанию. Желая продемонстрировать властям свою невиновность, Ишутин 28 и 30 апреля написал брату два послания. В них он убеждал Каракозова раскаяться в содеянном. Кроме того, в письмах Ишутин писал о своей полной невиновности и просил брата облегчить ему участь, равно как и участь других арестованных.

Под давлением неопровержимых улик и особенно после писем Ишутина, в которых, повторим, тот заявлял о своей непричастности к покушению, Каракозов начал давать признательные показания и указал на участвовавших в подготовке покушения петербуржцев А. А. Кобылина и И. А. Худякова. В конце апреля следствие располагало точной информацией о роли Ишутина, о его встречах с Каракозовым за две недели до выстрела и об обсуждении ими деталей террористического акта. Постепенно все участники групп Ишутина и Худякова были установлены и задержаны. Общее число арестованных к сентябрю 1866 г. составило 196 человек. В ходе следствия выяснились подробности внутренней жизни членов организаций, их намерение создать новую подпольную антиправительственную структуру. Чтобы дать представление о намерениях революционеров, приведем отрывки из показаний Ишутина и Юрасова.

«Ишутин: …Кроме этого, предполагалось устроить кружок „Ад“. Цель этого кружка была цареубийство, в случае ежели правительство не согласится с требованиями.

Члены „Ада“ должны отчуждаться от всех порядочных людей и, чтобы отвлечь от себя подозрения правительства, сделаться абсолютным[и] негодяя[ми], взяточник[ами] и вообще окружить себя самой гадкой обстановкою.

Когда членов „Ада“ наберется достаточно велико, так человек 30, то предполагалось, для пробы характера и нравственной силы членов, третью часть членов по жребию сделать доносчиками; члены „Ада“ через своих агентов знали бы о действиях всех кружков; в случае злоупотребления или недеятельности этих кружков они должны предупреждать и обязывать к непременной деятельности.

В случае революции члены „Ада“ не должны делаться вожаками и не [должны] занимать никакой высокий пост, ибо высокие положения усыпляют энергию и деятельность человека; цель членов „Ада“ при таком случае – неусыпно следить за действиями вожаков и ни в каком случае не допускать популярность вожаков в том объеме и направлении, при котором можно бы забыть основные принципы революции.

Член „Ада“ должен был в случае необходимости жертвовать жизнью своею, не задумавшись. Жертвовать жизнью других, тормозящих дело и мешающих своим влиянием. В случае убийства кого-либо член „Ада“ должен иметь при себе прокламации, объясняющие причину убийства; член „Ада“ при этом имеет с собою шарик гремучей ртути, держа в зубах во время убийства, после же должен стиснуть этот шарик зубами, а от давления гремучая ртуть производит взрыв и посему смерть, и притом обезображивает лицо так, что потом нельзя будет узнать лицо убийцы. Это бы делалось на предмет безопасности для других членов.

Член „Aда“ должен жить под чужим именем и бросить семейные связи; не должен жениться, бросить прежних друзей и вообще вести жизнь только для одной исключительной цели. Эта цель – бесконечная любовь и преданность родине и ее благо; для нее он должен потерять свои личные наслаждения и взамен получить и средоточить в себе ненависть и злобу ко злу и жить и наслаждаться этой стороной жизни. <…>

Юрасов: Это общество должно было носить название „Ад“. Когда явилась эта мысль, я хорошо не припомню. Должно быть, в начале 1866 года. Может быть, даже после того, как Ишутин приехал из Петербурга и рассказал о Европейском комитете, цель которого была революция, а средства для возбуждения революции – гремучая ртуть, орсиниевские бомбы и цареубийство. Целью „Ада“ была тоже революция и даже преступный замысел против жизни государя.

Общество это должно стоять не только отдельно от „Организации“ и не быть ей известно, но его члены обязаны сделаться пьяницами, развратниками, чтобы отвлечь всякое подозрение, что они держатся каких-либо политических убеждений.

Члены его должны находиться во всех губерниях и должны знать о настроении крестьян и лиц, которыми крестьяне недовольны, убивать или отравлять таких лиц, а потом печатать прокламации с объяснением, за что было убито лицо. „Ад“, предполагалось, должен был иметь свою типографию, в которой печатать, когда нужно, прокламации. <…>

Кроме того, другие члены „Ада“ должны были следить за действиями „Организации“ и в случае ее отклонения от пути, который „Ад“ считает лучшим, издаются прокламации или [„Ад“] тайным образом предостерегает „Организацию“ и предлагает исправиться; если же члены „Организации“ не изменят образа действий, то „Ад“ наказывает смертью.

Если член, следивший за „Организацией“, будет узнан и арестован, то его место должен занять новый, а арестованный должен отравиться, чтобы не выдать тайны. У каждого члена тайны, предполагалось, должен быть всегда готов для отравления яд.

Кроме всего этого „Ад“ посылает члена для покушения на жизнь государя. Пред тем, как член пойдет на это ужасное преступление, он должен обезобразить себя и иметь во рту гремучую ртуть, чтобы, совершивши преступление, раскусить ее, убить тем самым себя и изуродовать лицо, чтобы не быть узнанным. В кармане его должны находиться прокламации, объясняющие причины преступления и требования, желания „Ада“»[408].

По нашему мнению, в показаниях Ишутина и Юрасова речь идет о первой попытке создания внутри оппозиционной подпольной организации специальной многопрофильной службы безопасности. В числе предполагаемых направлений ее деятельности можно выделить: изучение общественного мнения и установление врагов революции (разведка); надзор за членами организации и их ликвидация (собственная безопасность, контрразведка); осуществление террористических актов и цареубийство (боевая группа); пропаганда революционных взглядов (активные мероприятия). Особое внимание в деятельности группы «Ад» отводилось секретности: о ней не должны были знать агенты правительства, обыватели и даже другие революционеры. Конспирацию следовало соблюдать и после совершения социальной революции. Имена членов группы не подлежали раскрытию и после смерти (по замыслу), в этом смысле входившие в «Ад» люди (преимущественно студенческая молодежь) более напоминают адептов тайного ордена, чем революционеров.

В заключение остановимся на основных версиях покушения Каракозова. Считается, что покушение предотвратил крестьянин О. И. Комиссаров (в качестве награды его возвели потом в дворянское достоинство), помешавший произвести прицельный выстрел. Если это действительно так – впору говорить о полном провале всех охранных структур империи, в том числе личной охраны государя. Однако уже в 1866 г. достоверность этой версии вызывала сомнения у некоторых высокопоставленных и вполне верноподданных лиц.

В собственноручных показаниях Каракозова есть интересные признания: «Эта мысль (убить царя. – Примеч. авт.) родилась во мне в то время, когда я узнал о существовании партии, желающей произвести переворот в пользу великого князя Константина Николаевича. <…> Что касается до личностей, руководивших мною в совершении этого преступления и употребивших для этого какие-либо средства, то я объявляю, что таких личностей не было: ни Кобылин, ни другие какие-либо личности не делали мне подобных предложений. Кобылин только сообщил мне о существовании этой партии и мысль, что эта партия опирается на такой авторитет и имеет в своих рядах многих влиятельных личностей из числа придворных. Что эта партия имеет прочную организацию в составляющих ее кружках, что партия эта желает блага рабочему народу, так что в этом смысле может назваться народною партиею. <…> О Константиновской партии я узнал во время моего знакомства с Кобылиным от него лично. Об этой партии я писал в письме, которое найдено при мне, моему брату Николаю Андреевичу Ишутину в Москву. <…> Буква „К“ в письме означает именно ту партию, Константиновскую, о которой я сообщал брату. По приезде в Москву я сообщил об этом брату словесно, но брат высказал ту мысль, что это – чистая нелепость, потому что ничего об этом нигде не слышно, и вообще высказал недоверие к существованию подобной партии»[409].

Вторая версия исходит из того, что покушение – тщательно организованная и блестяще осуществленная специальная операция, цель которой могла заключаться в замене ряда руководителей силовых структур империи на более компетентных лиц. Нельзя исключать, что операция могла быть организована и по политическим соображениям: с целью подвигнуть государя к проведению более жесткой политики по отношению к революционному подполью. Согласно этой версии, Каракозов, учитывая его личные качества, мог быть использован втемную, а Комиссаров являлся оперативником службы, прекрасно исполнившим роль «рояля в кустах». Возможен и вариант, при котором Комиссаров был действительно случайным человеком, но ему грамотно помогли подтолкнуть покушавшегося.

Брат Александра II великий князь Константин Николаевич с 1865 г. был председателем Государственного совета, а в 1866 г. составил проект конституции. Возможно, этот проект послужил поводом для распространения молвы о «Константиновской партии», готовящей государственный переворот. Настораживает тот факт, что А. А. Кобылин, на которого ссылается Каракозов как на источник информации о партии великого князя, был военным врачом, лечившим Каракозова. На квартире его брата С. А. Кобылина террорист проживал без прописки (!) перед покушением. После покушения оба брата были арестованы. А. А. Кобылин, обвиненный в том, что он знал о намерении Каракозова совершить покушение на жизнь императора и снабдил его ядами, как ни странно, был оправдан и освобожден под надзор полиции, а С. А. Кобылина заключили в крепость за предоставление квартиры без вида на жительство.

Обе версии имеют право на существование, но при втором варианте для всех интересующихся историей спецслужб возникает ряд вопросов. Если это – специальная операция, то по чьему указанию она осуществлялась: императора или кого-то из его ближайшего окружения? Какая из служб могла столь блестяще ее организовать: III Отделение, Главная императорская квартира, МВД, Министерство двора и уделов, военная разведка или личная агентура государя? Оставляем выбор на усмотрение читателей.

В отчете III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и Корпуса жандармов за 1866 г. говорится: «Обстоятельства дела о событии 4-го апреля представили фактические доказательства, что те разрушительные начала и пагубное направление, которые вкоренились в известной среде нашего общества, преимущественно в юношестве, не только продолжали существовать, но приобретали все более и более последователей, не останавливающихся ни пред какими преградами и готовых на самые безнравственные и кровавые преступления»[410]. Российская империя вступала в первый в ее истории период политического терроризма.

После покушения Каракозова в руководстве структур, обеспечивавших внутреннюю безопасность империи, произошли изменения. В. А. Долгоруков был уволен, главноуправляющим III Отделением и шефом жандармов стал граф П. А. Шувалов[411]. Был отстранен от должности военный губернатор Петербурга А. А. Суворов-Рымникский, а должность эта упразднена. Вместо генерал-адъютанта А. И. Анненкова обер-полицмейстером Петербурга назначался генерал Ф. Ф. Трепов[412]. Совместными усилиями Шувалов и Трепов добились улучшения работы III Отделения и столичной полиции.

Личная охрана Александра II была усилена, однако службе безопасности немало трудностей доставляло поведение государя, обусловленное особенностями его характера. Приведем пример. По приглашению Наполеона III Александр II прибыл в Париж для посещения Всемирной выставки 1867 г. В рамках визита планировалась встреча германского, русского и французского императоров. Но, как стало известно впоследствии, Александр II преследовал и личную цель – свидание с княжной Е. М. Долгоруковой. Их роман начался весной 1865 г. после внезапной смерти наследника престола Николая Александровича. По свидетельству фрейлины императрицы Марии Александровны А. Толстой, государь встречался с Долгоруковой даже в Зимнем дворце – в кабинете Николая I, имевшем отдельный вход с площади и потайную лестницу, соединявшую его с апартаментами Александра. Он оказался неплохим конспиратором: о тайных встречах долгое время не подозревало и ближайшее окружение.

Мы затронули эту деликатную тему только в связи с тем, что она имеет непосредственное отношение к личной безопасности императора. В день приезда в Париж 20 мая 1867 г. государь посетил «Опера-Комик», затем вернулся в Елисейский дворец. Около 23 часов 30 минут он сообщил министру двора и уделов В. Ф. Адлербергу[413] о желании прогуляться пешком и занял у него 100 000 франков. Император подчеркнул, что сопровождать его не нужно. Министр немедленно уведомил о произошедшем П. А. Шувалова.

«Адлерберг, – вспоминал Шувалов, – тут же сообщил мне об этом странном случае, и, поскольку в моем распоряжении находились мои собственные агенты (не говоря уже о французской полиции), которые должны были издали следовать за государем, куда бы он ни направлялся, я остался почти спокоен. Мы вернулись в свои комнаты, конечно, позабыв о сне, ожидая с минуты на минуту возвращения императора. Но когда пробило полночь, потом час и два, а он не появлялся, меня охватило беспокойство. <…>

Полицейские агенты, которым было поручено вести наблюдение за императором очень деликатно, могли упустить его из виду, а он, плохо зная расположение парижских улиц, легко мог заблудиться и потерять дорогу в Елисейский дворец. Словом, мысль об императоре, одиноком в столь поздний час на улице со ста тысячами франками в кармане, заставила нас пережить кошмарные часы. Предположение, что он мог быть у кого-то в гостях, даже не пришло нам в голову; как видите, это доказывает наше полное неведение относительно главных мотивов его поступков. Наконец, в три часа ночи он вернулся… Что же произошло с ним этой ночью?

Выйдя на улицу, император нанял фиакр, нагнулся под фонарем, прочитал какой-то адрес, по которому велел извозчику вести его на улицу Рампар, номер такой-то. Прибыв на место, сошел с фиакра и прошел через ворота во двор дома. Он отсутствовал примерно минут двадцать, в течение которых полицейские с удивлением наблюдали, как он безуспешно возился с воротами. Император не знал, что нужно было потянуть за веревку, чтобы дверь открылась, и оказался в ловушке. К счастью, агент, занимавшийся наблюдением, сообразил, в чем дело. Толкнув ворота, он быстро прошел вглубь двора мимо императора, как бы не обращая на него внимания, и таким образом дал возможность императору выйти. Извозчик ошибся номером, и дом, указанный императором, оказался в двух шагах. На этот раз он вошел туда беспрепятственно. Пока Адлерберг и я тряслись от страха, император, наверное, преспокойно пил чай в обществе двух дам»[414].

Шувалов имел все основания опасаться за безопасность государя. Во Франции нашли прибежище многие польские эмигранты, часть французского общества также была враждебно настроена по отношению к русскому царю. При его появлении на улицах Парижа нередко раздавались демонстративные выкрики: «Да здравствует Польша!» 25 мая близ Лоншана состоялся смотр войск, по завершении которого императоры Франции и России в сопровождении свиты направились в Париж через Булонский лес. Кареты были открытыми (!). Во время движения по лесу со стороны дороги, ближайшей к Наполеону III, раздался выстрел. Пуля попала в лошадь шталмейстера, ехавшего рядом. Стрелок был немедленно схвачен и избит толпой. Французский император, по преданию, сказал Александру II: «Если стрелял итальянец, то пуля предназначалась мне, если поляк – вам».

По мнению Шувалова, покушение оказалось неудачным из-за ошибки стрелка: «Двуствольный пистолет его разорвало от слишком сильного заряда, а при том уклонилось и направление пули»[415]. Покушавшимся оказался участник Польского восстания 1863–1864 гг. (тогда ему было 14 лет) А. И. Березовский. Следствие установило, что эмигрант присутствовал на вокзале при въезде Александра II в Париж и после этого начал готовиться к покушению. При посещении Александром театра Березовский внимательно разглядывал его, чтобы узнать впоследствии. Пистолет был куплен накануне дня покушения за девять франков.

В ходе обыска, проведенного в комнате террориста, была обнаружена книга по истории цареубийств. Разумеется, состоялся суд. Несмотря на просьбу защиты смягчить участь обвиняемого, суд, состоявшийся уже после отъезда Александра II в Россию, приговорил Березовского к пожизненной каторге в Новой Каледонии.

После покушения меры безопасности усилили, поскольку полиция не исключала повторного злодеяния; Александр II отказался от ряда поездок, в том числе и на охоту. Жена Наполеона III императрица Евгения (полагая, что в нее, как в женщину, заговорщики стрелять не будут) добровольно исполняла роль личного телохранителя, постоянно сопровождая высокого гостя.

Пребывание Александра II в Париже и покушение Березовского требуют ответа на ряд вопросов. Если Шувалов не знал о назначенном свидании, то это говорит о его профессиональной некомпетентности. Более того, проявленная главой III Отделения во время ночных похождений императора беспечность граничит с преступной халатностью. Данные факты в сочетании с покушением могут свидетельствовать о полном провале Шувалова и возглавляемой им службы. Но, учитывая его предыдущий опыт работы в специальных службах, подобное предположение, скорее всего, будет ошибочным. Мы полагаем, что о свидании Шувалов знал, но не стал афишировать свою осведомленность. Негласная охрана государя в этом случае могла быть поручена особо доверенным сотрудникам с хорошим оперативным опытом, прибывшим из Петербурга, а также секретным сотрудникам Заграничной агентуры.

Кроме того, Шувалов не мог не иметь информации о политических настроениях во Франции, в том числе в среде русской и польской эмиграции. Он должен был получать ее по официальным каналам (от французских коллег и чиновников российского МИД) и от сотрудников, негласно работавших во Франции. На наш взгляд, некоторые части из воспоминаний Шувалова вполне могут быть уткой, скрывающей истинные возможности российских секретных служб. Косвенно такая трактовка подтверждается тем, что Александр II не отстранил Шувалова от должности (как предшественника) и иногда даже называл его Петром IV, как бы намекая на истинные возможности графа.

Что касается покушения, то здесь основная часть вины лежит на принимающей стороне, обладавшей на своей территории несравнимо большими возможностями. Французские службы имели хорошие агентурные позиции в среде политической эмиграции. Наиболее вероятно, что Березовский действительно был террористом-одиночкой, выявить которого на стадии подготовки террористического акта крайне сложно[416]. Для этого пришлось бы взять под наружное наблюдение всех политэмигрантов, что практически нереализуемо. В пользу данной версии говорит и то, что пистолет был куплен буквально накануне покушения, а сам террорист получил тяжелое ранение руки ввиду разрыва ствола. В наибольшей степени ответственность за покушение несли не оперативные службы, а охранно-конвойные подразделения, не сумевшие обеспечить безопасность императоров на маршруте. Можно сделать далеко идущее предположение, что Березовского «установили» на вокзале или в опере, затем тщательно контролировали и продали заранее испорченный пистолет, но…

Покушения Каракозова и Березовского повлекли за собой изменения структуры специальных служб империи. В 1866 г. в Петербурге при канцелярии градоначальника[417] создается Отделение по охранению порядка и спокойствия в столице, сотрудники которого должны были вести оперативную работу по выявлению антиправительственных организаций. В январе 1867 г. перлюстрационное отделение в Варшаве перешло из ведения наместника в подчинение министра почт и телеграфов И. М. Толстого. Общее руководство перлюстрацией до 1886 г. осуществлял директор Санкт-Петербургского почтамта.

В обеих столицах организовали службу наружного наблюдения, состоявшую из сотрудников, негласно принятых на службу в городскую полицию. Сотрудники «охранительной полиции», как иногда называли лиц, обеспечивавших личную охрану членов правящей династии, постоянно находились в местах, где присутствовали император или члены его семьи. Для выявления потенциальных террористов охрана заблаговременно осматривала все места прогулок государя. При работе в толпе особое внимание обращалось на тех, кто старался приблизиться к высочайшим особам с подозрительными намерениями. Следовало задерживать лиц, которые казались охране переодетыми в крестьянскую или иную одежду, не соответствующую их внешности и поведению. Сотрудники охраны должны были работать конспиративно, в основном в «статском платье», не привлекая к себе внимания, при отсутствии публики – держаться на расстоянии. Место службы охранника и его обязанности сохранялись в секрете. Чины охраны имели удостоверения, в которых указывалось, что их владельцы выполняют особые задачи. Удостоверение предъявлялось только в самых необходимых случаях, когда охране требовалось содействие чинов общей полиции или других лиц.

Была изменена структура Собственного Его Императорского Величества конвоя. Еще ранее, в мае 1863 г., был упразднен лейб-гвардии Крымско-татарский эскадрон; троих офицеров и 21 нижнего чина эскадрона зачислили в конвой, образовав из них Команду лейб-гвардии крымских татар конвоя. Команда разделялась на три смены: одна находилась на службе, две – на льготе в Крыму; замена осуществлялась через три года. В связи с образованием Кубанского и Терского казачьих войск с октября 1867 г. в конвое стало 3 лейб-гвардии казачьих эскадрона: два Кубанских и один Терский. Казаки несли напряженную караульную и конвойную службу: охраняли государя и членов его семьи при выездах, на прогулках, во время отдыха в загородных дворцах и в Крыму. В Зимнем дворце от конвоя выставлялось пять постов. Ежедневно у кабинета императора несли караул унтер-офицер и два казака; встречали и провожали посетителей офицер, унтер-офицер и два казака. Во время придворных балов в парадном подъезде «для снятия пальто» дежурили семь нижних чинов. На ночь у дверей царской спальни добавлялись парные часовые. Все конвойные – как казаки, так и горцы – были обязаны одинаково хорошо владеть искусством вольтижировки и стрельбы с коня.

9 сентября 1867 г. принято новое Положение о Корпусе жандармов. Корпус состоял из Главного управления, управлений Варшавского, Кавказского и Сибирского округов, 55 губернских управлений, 50 уездных управлений 6 губерний Северо-Западного края, Наблюдательного состава, Петербургского и Московского конных дивизионов, 15 конных команд и полицейских управлений железных дорог. Сбор информации о политических настроениях возлагался на Наблюдательный состав (с 1870 г. – дополнительный штат). Наблюдательный состав размещался по городам и уездам, не имевшим жандармских управлений, и комплектовался исключительно из унтер-офицеров (из расчета двое сотрудников на один наблюдательный пункт). При преобразовании корпуса особое внимание обращалось на умственное развитие жандармских унтер-офицеров, поскольку полицейско-наблюдательная служба значительно отличалась от их прежней службы в жандармских кавалерийских частях.

На посту главного начальника III Отделения Шувалов действовал эффективно. В ноябре 1869 г. секретный сотрудник Заграничной агентуры К.-А. Романн (под видом отставного полковника Н. В. Постникова) вошел в контакт с Бакуниным и Огарёвым. Романн выкупил и переправил в Россию архив князя П. В. Долгорукова, находившегося в эмиграции с 1859 г. Российские специальные службы практически полностью парализовали деятельность нелегальных революционных организаций. Положительную роль в этом сыграло назначение в 1868 г. министром внутренних дел А. Е. Тимашёва[418], ранее занимавшего пост начальника штаба Корпуса жандармов.

Улучшению оперативной обстановки в Российской империи способствовало и изменение настроений в среде интеллигенции. Многие землевольцы разочаровались в революционных идеях, особенно после событий 1863–1864 гг., и отошли от активной деятельности. К лету 1864 г. большинство подпольных кружков, входивших в состав «Земли и воли», прекратило существование. Многих разночинцев оттолкнули от нелегальной деятельности покушения Каракозова и Березовского. После покушений увеличилось число подаваемых законопослушными гражданами в полицию и жандармерию заявлений о подозрительных лицах.

Произошедшее в конце 1869 г. в Петербурге убийство студента И. И. Иванова почти на 10 лет оттолкнуло интеллигенцию от участия в террористической деятельности. Убийство совершено членами группы С. Г. Нечаева, годом ранее принимавшего участие в студенческих волнениях, затем бежавшего за границу. Там он сблизился с М. А. Бакуниным и Н. П. Огарёвым; в Женеве написал теоретический труд, получавший впоследствии название «Катехизис революционера». В «Катехизисе» Нечаев сформулировал программу широкомасштабной террористической деятельности. Приведем выдержки из нее.

«§ 15. Все это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий. Первая категория – неотлагаемо осужденных на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осужденных по порядку их относительной зловредности для успеха революционного дела, так чтобы предыдущие номера убрались прежде последующих.

§ 16. При составлении такого списка и для установления вышереченного порядка должно руководствоваться отнюдь не личным злодейством человека, ни даже ненавистью, возбуждаемой им в товариществе или в народе. Это злодейство и эта ненависть могут быть даже отчасти и полезными, способствуя к возбуждению народного бунта. Должно руководствоваться мерою пользы, которая должна произойти от его смерти для революционного дела. Итак, прежде всего должны быть уничтожены люди, особенно вредные для революционной организации, и такие, внезапная и насильственная смерть которых может навести наибольший страх на правительство и, лишив его умных и энергических деятелей, потрясти его силу.

§ 17. Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым даруют только временно жизнь, дабы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.

§ 18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов или личностей, не отличающихся ни особенным умом и энергиею, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием и силою. Надо их эксплуатировать всевозможными манерами и путями; опутать их, сбить их с толку и, овладев по возможности их грязными тайнами, сделать их своими рабами. Их власть, влияние, связи, богатство и сила сделаются таким образом неистощимой сокровищницею и сильною помощью для разных революционных предприятий.

§ 19. Четвертая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С ними можно конспирировать по их программам, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем прибрать их в руки, овладеть всеми их тайнами, скомпрометировать их донельзя, так чтоб возврат был для них невозможен, и их руками и мутить государство.

§ 20. Пятая категория – доктринеры, конспираторы и революционеры в праздно-глаголющих кружках и на бумаге. Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичные головоломные заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих»[419].

Вернувшись в августе 1869 г. в Россию, Нечаев основал подпольную организацию «Народная расправа», состоявшую из «пятерок» под руководством комитета, в котором он состоял в единственном числе. Член организации студент И. И. Иванов позволил себе усомниться в лидере и был убит в соответствии с теоретическими положениями «Катехизиса». После убийства Иванова Нечаев вновь бежал за границу, где его отвергла вся политическая эмиграция, включая Бакунина. Членов «Народной расправы» арестовали и предали суду, их показания широко освещались в российской прессе и оказали сильное влияние на настроения интеллигенции. Нечаев был обнаружен в результате работы Заграничной агентуры, арестован швейцарской полицией, в 1872 г. выдан России как уголовный преступник и в 1873 г. приговорен к 20 годам каторги; скончался он в Алексеевском равелине Петропавловской крепости.

Сотрудники III Отделения помимо сбора информации о настроениях различных слоев общества занимались составлением аналитических отчетов для руководства империи. На рубеже 1860–1870-х гг. в отчетах особое внимание уделялось студенческому движению. «У нас, – писали аналитики, – образуется нечто худшее ученого пролетариата <…> – недоучившийся пролетариат, при самом вступлении в жизнь носящий уже в себе зародыши ненависти к существующему государственному и общественному порядку»[420]. Они обращали внимание правительства на попытки «политических агитаторов» вести активную пропаганду в студенческой среде, но полагали, что революционное движение все же является привнесенным извне. Вероятно, это мнение сложилось под воздействием определенных успехов российских спецслужб, однако подобные выводы были не совсем точными.

Преобразования 1860-х гг. давали возможность раскрытия человеческой личности, но подготовка и проведение этих преобразований вызвали неудовлетворенность в среде молодого поколения разночинной интеллигенции, стремившейся жить и действовать с пользой для общества. Помимо общей непоследовательности правительственного курса недовольство вызывало и то, что в проведении реформ власть стремилась действовать испытанным способом: отдавала распоряжения и ожидала отчетов об исполнении, не предполагая никакого сотворчества со стороны общества. Масса разночинной молодежи часто оказывалась не у дел. Энтузиазм тех, кто хотел сыграть свою роль в обновлении России, потрудиться на благо освобожденного народа, оставался невостребованным, инициатива – наказуемой.

В отчете III Отделения и Корпуса жандармов за 1869 г. говорилось: «Нигилизм в последние годы видоизменился. Из гадкой шалости небольшого числа молодых людей обоего пола, видевших в непризнании наружных общепринятых приличий способ доказать свою самостоятельность, он перешел в положительное учение, преследующее определенные социальные и политические цели. <…> Допущенный до такого развития, нигилизм уже не может быть искоренен прямым гонением, нужно приискать для борьбы с ним другое оружие. <…> Если пропаганда вредных учений первоначально нашла восприимчивую почву и усердных последователей в среде так называемых нигилистов, то в настоящее время уже нельзя не заметить, что сфера ее влияния значительно расширилась и, приравнивая естественный ход развития русского общества к ходу, пройденному другими европейскими обществами, можно предвидеть, что эта сфера постоянно будет расширяться, если заблаговременно принятыми мерами, основанными на тщательном изучении и верном понимании социальных явлений, развитие общества не получит правильного направления. <…> Многие, на первый взгляд мелкие, но в сущности весьма знаменательные подробности, раскрытые политическими дознаниями 1869 года, свидетельствуют, что эта пропаганда начинает приносить и в России свои отравленные плоды»[421].

В 1871 г. в секретном архиве III Отделения сосредотачиваются все дела по политическим преступлениям и сведения, добытые при перлюстрации. Систематически обновляются картотека, имевшая название «Алфавит лиц, политически неблагонадежных», и альбомы с их фотографиями. Но борьба с политическими противниками самодержавия осложнялась тем, что с 1871 г. сотрудники Корпуса жандармов были обязаны содействовать в обнаружении уголовных преступлений, т. е. в исполнении функций сыскной криминальной полиции. Однако взаимодействие между МВД и Корпусом жандармов оказалось явно недостаточным, более того, в конце правления Александра II вновь заметно усилилась конкуренция между этими ведомствами, что отнюдь не способствовало улучшению работы внутренних силовых институтов. Но и при этих условиях школа Бенкендорфа и фон Фока во многом сохранялась.

Дестабилизировала работу органов безопасности и частая смена руководства политической полиции. В конце 1873-го и особенно весной 1874 г. студенты-разночинцы активизировали «хождение в народ». Несколько тысяч молодых людей, вооруженных прокламациями, отправились агитировать крестьян за социализм и свержение самодержавия. Но уже в мае в Москве была раскрыта одна из народнических явок. Были задержаны несколько пропагандистов с нелегальной литературой, а также узнаны адреса и шифры. Кроме того, была обнаружена нелегальная типография в Москве и разгромлены кружки народников. По данным источников, число арестованных оценивалось от 1000 до 8000 человек. А после того как в июле граф Шувалов предложил императору на рассмотрение проект созыва Земского собора, он был снят с поста начальника политической полиции и отправлен послом в Лондон.

На его место заступил А. Л. Потапов[422]. 14 февраля 1875 г. он направил начальникам губернских жандармских управлений секретный циркуляр № 17[423]. Циркуляр представлял собой инструкцию по предупреждению и пресечению «разного рода преступлений и нарушений закона» и содержал требования к чинам жандармерии по устройству «наблюдения». Корпус жандармов стал именоваться Отдельным. Усиление надзора дало результаты. Осенью 1875 г. в Москве раскрыли «Всероссийскую социально-революционную организацию», которая ставила перед собой цель вести революционную пропаганду среди рабочих в европейской части России. В числе 50 арестованных было 14 рабочих и 16 женщин. Сам Потапов заболел и в 1876 г. был уволен в связи с «умственным расстройством». Новым шефом жандармов император назначил Н. В. Мезенцова[424]. В целом внутриполитическая обстановка в 1876–1877 гг. оставалась достаточно спокойной. Этому немало способствовал патриотический подъем в обществе, вызванный русско-турецкой войной 1877–1878 гг.

В преддверии большой войны с Турцией активизировалась работа русской военной разведки. 31 декабря 1865 г. 3-е (Военно-учетное) отделение ГУГШ переименовывается в 7-е, на него возлагается сбор сведений об иностранных армиях в Европе. 30 марта 1867 г. центральным органом военной разведки в Европе становится Канцелярия Военно-учетного комитета (ВУК). Управляющим делами ВУК был Н. Н. Обручев[425]. В этот период русские военные агенты (легальные резиденты) состояли при посольствах России в Вене, Берлине, Константинополе, Лондоне, Париже и Риме. Азиатская часть, образованная на базе Азиатского отделения, занималась организацией разведки в Китае, Персии и Туркестане. Предусмотрительность военно-политического руководства России в области военной разведки сыграла положительную роль во время Туркестанских походов 1867–1881 гг. и русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Одним из наиболее выдающихся военных разведчиков на балканском театре был П. Д. Паренсов[426]. Работая в Румынии под именем П. Паульсона, он в качестве нелегального резидента в течение семи месяцев организовывал и лично осуществлял разведку турецких вооруженных сил в Болгарии.

К сожалению, в ходе русско-турецкой войны уникальный опыт разведывательно-диверсионных отрядов, действовавших в 1812 г., русским командованием востребован не был. Партизанские отряды четников, состоявшие из местного населения, не имели постоянной связи с русской армией, их действия не координировались в ее интересах. При наличии большого количества казачьей и регулярной кавалерии не было предпринято ни одной серьезной попытки осуществить рейды по турецким тылам с использованием драгунской тактики. Элитные стрелковые подразделения, имевшие на вооружении дальнобойные винтовки Бердана № 1 и № 2, приняли участие только в заключительных сражениях войны. Победа в очередной раз была одержана ценой крови русских солдат.

Личную охрану Александра II во время его присутствия на театре военных действий обеспечивал Собственный Его Императорского Величества конвой. В октябре 1876 г. император принял решение, что в случае войны находящиеся на льготе 2-й Кубанский и Терский казачьи эскадроны войдут в состав действующей армии в качестве конвоя главнокомандующего. Кубанцами командовал полковник С. С. Жуков, терцами – штабс-ротмистр П. Т. Кулебякин. Полевой комендант действующей армии генерал-майор А. М. Штейн, в ведении которого находился конвой, решил использовать казаков для несения полицейской службы. Офицеры конвоя обратились за помощью к генерал-лейтенанту Д. И. Скобелеву, командовавшему конвоем в 1858–1864 гг. После его вмешательства приказание коменданта, как не соответствовавшее обязанностям службы конвоя, было отменено.

До начала кампании казаки усиленно занимались боевой подготовкой и несением конвойной и разведывательной службы. В мае 1877 г. в сопровождении полуэскадрона 1-го Кубанского эскадрона конвоя прибыла Императорская главная квартира. Из общего состава кубанцев сформировали два эскадрона, сведенные в дивизион. С началом военных действий при выездах в войска Александра II постоянно сопровождали от взвода до эскадрона казаков. Кроме выполнения основных обязанностей все эскадроны конвоя попеременно участвовали в боевых действиях, где полностью оправдали звание элитных подразделений. За героизм, проявленный в боях, кубанцы удостоились знаков отличия с надписью: «За отличие в турецкую войну 1877 и 1878 годов», а терцы – «За Ловчу 22 августа 1877 года».

После окончания войны среди разночинцев вновь нашлось достаточное число оппонентов правительству. Еще в 1876 г. в Петербурге была создана народническая организация, которая в 1878 г. вновь получила название «Земля и воля». Ее организаторами были А. Д. Михайлов, М. А. Натансон, А. Д. Оболешев, Г. В. Плеханов. В программе стояли: крестьянская революция, национализация земли, превращение империи в федерацию общин. Новые землевольцы предприняли «хождения в народ», занимались пропагандой среди рабочих и интеллигенции. Они издавали нелегальный печатный орган «Земля и воля» (в 1878–1879 гг. выпущены 5 номеров) и «Листок „Земли и воли“» (6 номеров). Редакторами были С. М. Степняк-Кравчинский, Д. А. Клеменц, Г. В. Плеханов, Л. А. Тихомиров, Н. А. Морозов.

Н. А. Морозов

Л. А. Тихомиров

Подавляющее большинство крестьян испытывали к носителям революционной пропаганды в лучшем случае равнодушие, в худшем – могли побить или сдать в полицию.

К концу 1870-х гг. в деревне народники столкнулись с социальным вакуумом. Ждать терпения не хватало, хотелось переустроить общество здесь и сейчас, поэтому часть народников вновь обратилась к террористической деятельности. Г. В. Плеханов подчеркивал, что основную роль при переходе от пропаганды к терроризму сыграла не невозможность работы в крестьянской среде, а настроение нетерпения у самих революционеров. Несомненно, развитию силовых способов борьбы способствовала и определенная «упертость» власти предержащей, не желавшей признавать необходимость политических преобразований.

24 января 1878 г. В. И. Засулич совершила покушение на петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова. Суд присяжных, проходивший весной под председательством А. Ф. Кони, ее оправдал, поскольку подсудимая заявила, что мстила за оскорбленного Треповым в тюрьме заключенного. Однако покушение не было личной местью экзальтированной особы. С 1876 г. Засулич «входила в состав отряда, организованного бунтарями в Елисаветграде»[427]. Здесь же, готовясь принять участие в крестьянском восстании, она прошла серьезную стрелковую подготовку и, по оценке современников, достаточно искусно владела огнестрельным оружием[428]. Решение о покушении на Трепова было принято подпольной группой в августе 1877 г. 24 декабря сообщником террористки легально был приобретен револьвер системы «бульдог», который ей не подошел, и 4 января 1878 г. в том же оружейном магазине револьвер заменили более дорогой моделью с доплатой. Засулич провела рекогносцировку, предварительно побывав в доме градоначальника. Эти факты указывают, что покушение организовано группой лиц с заранее обдуманными намерениями.

После окончания процесса толпа студентов провела демонстрацию по этому поводу на Невском проспекте. Неправовое решение присяжных, вынесенное исключительно под воздействием эмоций, повлияло на настроения разночинцев. В сознании революционеров как бы зажегся зеленый свет: чиновников можно убивать безнаказанно! И хотя после процесса над Засулич дела о покушениях на представителей власти были переданы в ведение военных судов, в среде радикалов сложился стереотип: «Карфаген должен быть разрушен!»

В мае 1878 г. принята окончательная редакция программы «Земли и воли», пункт 4 которой гласил: «В состав теперешней Российской империи входят такие местности и даже национальности, которые при первой возможности готовы отделиться, каковы, напр., Малороссия, Польша, Кавказ и проч. Следовательно, наша обязанность – содействовать разделению теперешней Рос. империи на части соответственно местным желаниям»[429]. К сожалению, стремление заполучить власть ценой территориальных и иных невозвратных политических уступок впоследствии стало традицией многих российских «борцов с режимом». Далее в программе отмечалось: «Само собою разумеется, что эта формула может быть воплощена в жизнь только путем насильственного переворота, и притом возможно скорейшего…»[430].

Были сформулированы две задачи, составившие основу работы «Земли и воли»: «1) помочь организоваться элементам недовольства в народе и слиться с существующими уже народными организациями революционного характера, агитацией же усилить интенсивность этого недовольства и 2) ослабить, расшатать, т. е. дезорганизовать силу государства, без чего, по нашему мнению, не будет обеспечен успех никакого, даже самого широкого и хорошо задуманного, плана восстания.

Отсюда таковы наши ближайшие практические задачи.

А. ЧАСТЬ ОРГАНИЗАТОРСКАЯ:

а) Тесная и стройная организация уже готовых революционеров, согласных действовать в духе нашей программы, как из среды интеллигенции, так и из среды находившихся в непосредственном соприкосновении с нею рабочих.

б) Сближение и даже слияние с враждебными правительству сектами религиозно-революционного характера, каковы, напр., бегуны, неплательщики, штунда и проч.

в) Заведение возможно более широких и прочных связей в местностях, где недовольство наиболее заострено, и устройство прочных поселений и притонов среди крестьянского населения этих районов.

г) Привлечение на свою сторону по временам появляющихся в разных местах разбойничьих шаек типа понизовой вольницы.

д) Заведение сношений и связей в центрах скопления промышленных рабочих – заводских и фабричных.

Деятельность людей, взявшихся за исполнение этих пунктов, должна заключаться, в видах заострения и обобщения народных стремлений, в агитации в самом широком смысле этого слова, начиная с легального протеста против местных властей и кончая вооруженным восстанием, т. е. бунтом. В личных знакомствах как с рабочими, так и с крестьянами (в особенности с раскольниками) агитаторы, конечно, не могут отрицать важности обмена идей и пропаганды.

е) Пропаганда и агитация в университетских центрах среди интеллигенции, которая в первое время является главным контингентом для пополнения рядов нашей организации и отчасти источником средств.

ж) Заведение связей с либералами с целью их эксплуатации в свою пользу.

з) Пропаганда наших идей и агитация литературою: издание собственного органа и распространение листков зажигательного характера в возможно большем количестве.

Б. ЧАСТЬ ДЕЗОРГАНИЗАТОРСКАЯ:

а) Заведение связей и своей организации в войсках, и главным образом среди офицерства.

б) Привлечение на свою сторону лиц, служащих в тех или других правительственных учреждениях.

в) Систематическое истребление наиболее вредных или выдающихся лиц из правительства и вообще людей, которыми держится тот или другой ненавистный нам порядок»[431].

Но была и еще одна сфера деятельности, которая революционерами не афишировалась, поскольку представляла собой заурядную уголовщину и проводилась по принципу «цель оправдывает средства». Мы имеем в виду участие борцов за свободу в кражах и ограблениях казенных учреждений – экспроприации («эксы») с целью добычи денежных средств для антиправительственной деятельности. Так, в июле 1878 г. была предпринята попытка ограбления следовавшей из Житомира в Киев почтовой кареты (100 000 рублей) и денежного ящика Курского пехотного полка. В 1879 г. из херсонского казначейства путем подкопа похищено 1,5 миллиона рублей для материальной поддержки сосланных в Сибирь. Примечательно, что осужденный за это преступление Ф. Юрковский на суде показал, что в этой краже он не видел ничего безнравственного, так как правительство и его оппоненты представляют собой два лагеря, находящихся в состоянии войны, и к ним следует применять нормы не уголовного, а международного права.

Слабой стороной спецслужб являлось отсутствие квалифицированной агентуры внутри революционных организаций и, соответственно, невозможность выявления и предотвращения террористических актов на «дальних подступах». Ситуацию не изменило даже то, что с января 1878 г. революционеры начали оказывать активное вооруженное сопротивление при арестах (Одесса), чего ранее не отмечалось. Участились и террористические акты.

В 1878 г. в Киеве Г. А. Попко убил адъютанта губернского жандармского управления штабс-капитана Г. Э. Гейкинга, В. А. Осинский стрелял в прокурора М. М. Котляревского, которого спасла толщина шубы. 4 августа на петербуржской улице С. М. Степняк-Кравчинский убил ударом кинжала руководителя III Отделения и шефа жандармов Н. В. Мезенцова, который передвигался по городу в сопровождении одного адъютанта. В 1879 г. покушения продолжились. 4 февраля Г. Д. Гольденберг застрелил харьковского губернатора Д. Н. Кропоткина (двоюродного брата князя-бунтаря), в марте Л. Ф. Мирский неудачно покушался на нового шефа жандармов А. Р. Дрентельна[432]. Осуществлять эти нападения было достаточно просто, поскольку никто из высших должностных лиц империи (за исключением царской семьи) личной охраны не имел.

Революционеры применяли и персонифицированный шантаж в отношении высокопоставленных чиновников. Прокурор Петербургской судебной палаты А. А. Лопухин, руководивший следствием по делу об убийстве Н. В. Мезенцова, в августе 1878 г. получил письмо от Исполнительного комитета Русской социально-революционной партии (так именовался кружок В. А. Осинского): «Мы, члены И. К. Р. С. Р. П., объявляем вам, что если вы пойдете по стопам Гейкинга, то и с вами будет поступлено так же: вы будете убиты. <…> Поэтому мы категорически заявляем вам, что 1) если в течение двухнедельного срока, совершенно достаточного для полного выяснения дела, не будет выпущен на свободу каждый из арестованных, против которого не будет ясных улик в убийстве генерала Мезенцова; 2) если в течение их содержания под арестом против них будут предприняты меры, оскорбляющие их человеческое достоинство или могущие вредно отозваться на их здоровье, то смертный приговор над вами будет произнесен. <…> В заключение считаем нужным сообщить вам, что 1-е предостережение делается совершенно конфиденциально. Распространяться оно не будет»[433].

В 1879 г. главной мишенью террористов стал Александр II, на которого 2 апреля было совершено третье покушение. В десятом часу утра государь совершал обычную утреннюю прогулку. Маршрут пролегал по Миллионной, Зимней канавке, Мойке и далее на Дворцовую площадь. На площади император обратил внимание на человека высокого роста, в шинели гражданского образца и чиновничьей фуражке, шедшего ему навстречу. Пристав, сопровождавший царя, отстал шагов на 25, ближайший жандарм стоял у подъезда Министерства финансов, на посту у Александровской колонны находился дворцовый гренадер. Когда неизвестный опустил руку в карман, интуитивно почувствовавший опасность император предпочел спасаться бегством в сторону Комендантского подъезда. Первый выстрел террорист произвел, находясь в 5–6 шагах от императора, а затем, преследуя Александра, выпустил в него все заряды из револьвера, но не попал. После того как его задержали, террорист раскусил орех с ядом, который держал во рту. Однако яд не подействовал. По заключению профессора Ю. К. Траппа, цианистый калий оказался частично испорчен.

С. М. Степняк-Кравчинский

В. А. Осинский

Террориста, первоначально назвавшегося Соколовым, доставили на Гороховую, в дом петербургского градоначальника А. Е. Зурова. После оказания медицинской помощи его допросили, и он сообщил свое настоящее имя – А. К. Соловьев. Согласно наиболее распространенной версии, ставшей на долгие годы официальной, покушение было его частной инициативой. Но факты говорят об обратном!

В 1875 г. Соловьев сблизился с Н. Н. Богдановичем, впоследствии создавшем внутри «Земли и воли» группу «сепаратистов». Замысел совершить покушение на Александра II возник у Соловьева еще во время агитационной работы в Поволжье. Он говорил коллегам по организации, что считает убийство императора поворотным пунктом в деятельности правительства и что с одобрения товарищей или без него поедет в Петербург и свое дело сделает. Несколько ранее Соловьева из Малороссии в Петербург с целью цареубийства прибыли Л. Кобылянский и Г. Д. Гольденберг, уже имевшие опыт террористических актов. По поводу предложения убить императора мнения в руководстве «Земли и воли» разделились: Г. Плеханов и М. Попов выступили против, А. Квятковскому, Н. Морозову и А. Михайлову эта идея нравилась. Было принято компромиссное решение: «Земля и воля» не берет на себя ответственность за теракт, но отдельным членам организации предоставляет право оказывать ту или иную помощь в этом деле.

Мы полагаем, данное решение позволило впоследствии заявить, что террористический акт был осуществлен без санкции политического руководства организации. Такая трактовка позволяла в случае арестов уберечь лидеров «Земли и воли» от применения к ним смертной казни. Кандидатуры Кобылянского (поляк) и Гольденберга (еврей) отвергли, чтобы не связывать покушение с национальной принадлежностью террориста – убийству хотели придать исключительно политическую окраску. После утверждения кандидатуры исполнителя началась практическая подготовка покушения. Н. А. Морозов приобрел для Соловьева револьвер, А. Д. Михайлов стал обучать его навыкам прицельной стрельбы на стрельбище Семеновского полка. С целью маскировки Соловьеву купили шинель гражданского образца: одетый в нее при покушении, он имел возможность приблизиться на дистанцию выстрела. Для быстрого отхода предлагалось воспользоваться пролеткой с кучером, но Соловьев отверг это. В соответствии с теорией Ишутина террориста снабдили ядом. Нетрудно догадаться, что смерть в результате отравления служила «самозачисткой», обрывавшей связь покушавшегося с направившей его организацией.

Таким образом, на практике было реализовано несколько принципиальных для того времени новинок в области оперативного прикрытия террористической деятельности: официальный отказ организации от своего человека; учет национальности боевика; использование многозарядного короткоствольного оружия; предварительная стрелковая подготовка для проведения возможной скоростной серии выстрелов; маскировка внешности; планирование отхода и самоубийство террориста. Учитывая предварительную разведку маршрутов прогулок императора (она подтвердила отсутствие ближней охраны, а также позволила выявить места нахождения основных постов и их удаленность от охраняемой персоны), государь практически был обречен.

Но Александр II остался жив. Его спасла великолепная реакция, он сумел распознать надвигающуюся угрозу и оценить степень ее опасности. Несмотря на то что ему был почти 61 год, он сумел не только увеличить дистанцию между собой и стрелком, но и бежал зигзагами, сбивая террористу прицел. Александру «помог» и сам Соловьев, который накануне покушения провел бурную ночь у проститутки, сопровождавшуюся употреблением алкоголя. А вот действия личной охраны императора во время покушения не выдерживают никакой критики. До момента задержания стрелок успел выпустить пять пуль из барабана своего револьвера. Все позиции оперативной триады – выявление, предупреждение, пресечение – были полностью провалены.

Во многом вина за совершившееся покушение лежит и на самом Александре. Император, подобно подавляющему большинству родовитых дворян, считал унизительным находиться в окружении личной охраны. Менталитет дворянства, включавший в понятие чести обязательную личную храбрость, создавал для покушавшихся дополнительные преимущества. Многие представители знати и высшие чиновники, в том числе сотрудники полиции и специальных служб, не могли представить, что на них кто-то может поднять руку. Генерал В. Д. Новицкий впоследствии вспоминал слова Мезенцова, говорившего: «…власть шефа жандармов так еще велика, что особа шефа недосягаема, обаяние к жандармской власти так еще сильно, что эти намерения следует отнести к области фантазий и к бабьим грезам, а не к действительности»[434]. Как мы уже упоминали, практически никто из должностных лиц империи не имел личной охраны[435].

К концу 1870-х гг. устоявшаяся школа личной охраны должностных лиц сложиться еще не успела. Сотрудники подразделений, обеспечивавших безопасность государя при его передвижениях, не имели достаточного опыта работы в этой области. Кроме III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, Отдельного корпуса жандармов и МВД специальные структуры имелись в Военном министерстве, МИД, Министерстве финансов, Министерстве двора и уделов, Императорской главной квартире. Наряду с межведомственной конкуренцией отдельные представители всех этих служб могли оказать вольную или, скорее, невольную поддержку нелегальным организациям. У нас нет однозначных данных, подтверждающих причастность руководителей того или иного ведомства к организации покушений на Александра II, но исключать подобную возможность мы не можем.

После покушения Соловьева в июне и июле 1879 г. прошли съезды «Земли и воли» в Липецке и Воронеже. В результате разногласий по вопросу о применении террора землевольцы раскололись на две организации. Г. В. Плеханов, В. И. Засулич, П. Б. Аксельрод и другие сторонники пропагандистских методов борьбы объединились в организацию «Черный передел» и впоследствии перешли на марксистские позиции. Их оппоненты, придерживавшиеся тактики террора, образовали организацию «Народная воля».

Руководящим органом «Народной воли» был Исполнительный комитет, в который входили: А. Д. Михайлов, Н. А. Морозов, А. И. Желябов, А. А. Квятковский, С. Л. Перовская, В. Н. Фигнер, М. Ф. Фроленко, Л. А. Тихомиров, М. Н. Ошанина, А. В. Якимова, А. И. Баранников. «Народная воля» состояла из двух частей: собственно организации и партии. Организация объединяла революционеров, подчинявшихся программе и уставу, всего в нее входили около 500 человек. Партию представляли 2000 сочувствующих, не связанных с организацией определенными обязательствами. Доминирующим в деятельности народовольцев стало проведение террористических актов. 26 августа 1879 г. Исполнительный комитет «Народной воли» вынес очередной смертный приговор Александру II.

Чтобы ввести в заблуждение правоохранительные органы империи, народовольцы постоянно совершенствовали конспирацию. Высшие руководители именовались агентами Исполнительного комитета 3-й степени. Сколько еще степеней существовало и какая из них высшая, оставалось неизвестным даже членам организации. А. Д. Михайлов предъявлял к конспиративным квартирам следующие требования: наличие звукоизоляции и запасного выхода, возможность визуального контроля. Предусматривалось выставление особых опознавательных знаков, служивших для посвященных посетителей сигналом опасности или безопасности конспиративной квартиры. Входившие в состав нелегальных организаций отдельные представители государственных органов знакомили соратников с навыками наружного наблюдения, тайной переписки, военного дела и т. п. Не меньшее значение придавалось снабжению нелегалов документами прикрытия. Использовались документы умерших лиц, похищались бланки, в которые вписывались нужные сведения, изготавливались фальшивые документы.

Наиболее удачной операцией сторонников террористических актов из «Земли и воли», ставших затем народовольцами, было внедрение в 1879 г. в штат III Отделения Н. В. Клеточникова. Мы специально отмечаем, что в 1873 г. он побывал за границей, особо интересуясь политикой. В Петербург прибыл в 1878 г. из Пензы с намерением предложить свои услуги революционерам в качестве боевика. В том же году М. Ф. Фроленко под чужим именем сумел устроиться надзирателем в киевскую тюрьму и способствовал побегу троих арестованных.

Вероятно, этот удачный опыт и использовал А. Д. Михайлов, предложивший Клеточникову внедриться в аппарат государевой службы безопасности. Кроме идеологических мотивов Клеточникову было дано обещание «щедро снабжать его деньгами, а также дать ему возможность в случае какой-либо опасности скрыться за границу»[436]. Внедрение проходило через вдову чиновника III Отделения А. П. Кутузову, которая изучала своих жильцов на предмет использования на агентурной работе. Создав о своей особе благоприятное впечатление, чему способствовали регулярные «проигрыши» в карты, Клеточников попросил подыскать ему должность. Вдова сообщила об этой просьбе в III Отделение, и разведчик «Народной воли» после некоторой проверки был принят в центральный аппарат политической полиции (!). По каким причинам в 1879 г. не были установлены его связи с подпольем, нам не известно; возможно, Клеточников обладал природным талантом оперативника или получил соответствующую специальную подготовку за границей. Мы склонны считать, что это – производное личных качеств и накопленного опыта и знаний.

В любом случае, именно благодаря его работе руководство «Народной воли» длительное время эффективно противодействовало секретным службам империи. Клеточников информировал своих коллег о лицах, находившихся под наблюдением, о готовившихся обысках и арестах, передал сведения о 385 секретных сотрудниках (в основном «наружного наблюдения»), причем не только внутренних, но и зарубежных. Как трудолюбивый и исполнительный сотрудник он пользовался благосклонностью начальства. Эти качества в комплексе с хорошо законспирированной системой передачи информации позволили ему успешно работать в качестве «крота» в течение двух лет.

Параллельно с организацией контрразведки Исполком «Народной воли» начал подготовку к намеченному покушению на императора. В условиях усиленных мер охраны применение холодного и огнестрельного оружия было признано неэффективным. Для покушения решили использовать взрывчатые вещества. Главным техническим экспертом народовольцев стал Н. И. Кибальчич[437], ранее член группы Михайлова и Квятковского «Свобода или смерть». С 1879 г. Кибальчич жил на нелегальном положении и занимался изобретением взрывчатых веществ и взрывных устройств в домашних условиях. К ноябрю, при постоянной угрозе подрыва «гремучего студня», ему и его помощнику С. Ширяеву удалось изготовить около шести пудов (72 кг) динамита[438].

А. И. Желябов

К этому времени террористы подготовили три варианта минирования железной дороги на пути следования царского поезда: под Одессой, под г. Александровск Екатеринославской губернии и под Москвой. В первую группу входили Фроленко, Колоткевич, Лебедева и Кибальчич. Фроленко по документам прикрытия устроился на работу сторожем и должен был взорвать фугас с использованием электродетонатора. Запалы для фугасов всех групп были украдены лейтенантом Н. Сухановым из минного класса. Вторая группа (Желябов, Якимова, Тихонов, Окладский, Пресняков) готовила двусторонний взрыв насыпи через овраг (высотой 44 м). Желябов выступал под именем ярославского купца Черемисова. Третья группа (Михайлов, Перовская, Гартман, Исаев, Ширяев и др.) сняла дом возле полотна железной дороги, откуда провела подкоп и заложила 2 пуда (32 кг) динамита. Таким образом, было предусмотрено тройное «перекрытие» маршрута царского поезда. Фугасы были установлены в местах, обеспечивавших нанесение максимальных повреждений составу. Все подготовительные работы террористы вели конспиративно.

Результаты были следующими. Ввиду штормовой погоды Александр II не поплыл из Ливадии в Одессу, а выехал в Симферополь, обойдя первый фугас стороной. 18 ноября вторая группа пыталась произвести взрыв, но его не последовало. Имеются три версии случившегося: некачественные запалы, техническая ошибка исполнителей или отказ одного из членов группы от террористического акта. Наиболее вероятно, что электропровода перерезал И. Окладский по этическим соображениям. 19 ноября был взорван фугас третьей группы, но не под императорским поездом, а под поездом свиты, в результате чего последний сошел с рельсов. Подрывники перепутали или не знали порядок следования литерных поездов; возможно, что он был изменен на одном из последних перегонов. Все три покушения сорвались. Пусть даже это случайность, но случайность тройная!

После взрыва на Курской железной дороге незамедлительно были предприняты меры противодействия минированию железнодорожного полотна. Уже 27 ноября 1879 г. московский обер-полицмейстер, генерал-майор свиты А. А. Козлов, издал совершенно секретный циркуляр частным приставам и квартальным надзирателям: «При охранительных мерах железнодорожного пути в ожидании следования императорских поездов необходимо иметь в виду, что минные подкопы могут быть проводимы наиболее легко из домов и вообще строений, находящихся в ближайшем расстоянии от полотна железной дороги; но при этом не следует упускать из виду, что устройство батареи возможно и в строениях более удаленных и что соединительные проводы до строения, откуда ведется подкоп от батареи, могут быть положены под снегом на поверхности земли.

Посему предлагаю обращать внимание не только на ближайшие, но и на более отдаленные дома и строения и на все следы, которые могли бы оказаться от подснежного устройства поверхностных проводов, откуда бы таковые следы ни начинались по направлению к полотну железной дороги.

Независимо от этого, находя необходимым иметь ближайшие сведения о всех домах, соседних с рельсовыми путями, я сделал распоряжение о снятии планов с прилегающих к железным дорогам местностей и, давая об этом знать, предлагаю оказать командированным для сего техникам должное содействие»[439].

С. Л. Перовская

В то время, когда охранные структуры империи занимались закрытием «брешей» на железных дорогах, народовольцы подготовили очередное покушение. Один из боевиков Исполнительного комитета С. Н. Халтурин устроился на работу столяром (истопником) в Зимний дворец под именем Степана Баташкова (Батурина). Внедрение было многоступенчатым: устройство на работу в мастерские Нового адмиралтейства – знакомство с Г. Петровым – рекомендация последнего столяру Зимнего дворца Р. Бандуле – устройство во дворец. Почему внедрение произошло успешно, способствовали ли этому лица из охраны императора или службы дворцового коменданта? Отметим, что в середине января из киевского Жандармского управления были направлены два сообщения о готовившемся во дворце взрыве «посредством особого аппарата, приспособленного на известный период», причем прямо указывалось, «что на печи и трубочистов следует обратить особое внимание»[440].

Постепенно Халтурину удалось пронести и заложить в подвале под столовой около трех пудов (48 кг) динамита. 5 февраля 1880 г. в 18 часов должен был состояться торжественный обед по поводу приезда принца Александра Гессенского. Халтурин знал об обеде: он поджег бикфордов шнур с расчетом, чтобы взрыв произошел в тот момент, когда Александр II и его гости сядут за стол, а сам покинул дворец. Однако высокий гость несколько задержался: по официальной версии, опоздал его поезд. В момент взрыва никого из членов императорской фамилии в обеденном зале не было. В результате взрыва погибли 11 военнослужащих лейб-гвардии Финляндского полка, находившиеся в караульном помещении на первом этаже – между подвалом и столовой, 57 человек были ранены. Халтурин благополучно скрылся из Петербурга и находился на нелегальном положении до 1882 г.

После взрыва в Зимнем дворце высшее общество находилось в шоке. Великий князь Константин Константинович писал в дневнике, что российский террор отличается от французского тем, что парижане в революции видели своих врагов в лицо, а российские власти своих врагов не видят и не знают. 9 февраля 1880 г. Александр II подписал указ об учреждении Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия.

В указе говорилось: «5. В видах объединения действий всех властей по охранению государственного порядка и общественного спокойствия предоставить главному начальнику Верховной распорядительной комиссии по всем делам, относящимся к такому охранению:

а) права главноначальствующего в С.-Петербурге и его окрестностях, с непосредственным подчинением ему с. – петербургского градоначальника;

б) прямое ведение и направление следственных дел по государственным преступлениям в С.-Петербурге и С.-Петербургском военном округе; и

в) верховное направление упомянутых в предыдущем пункте дел по всем другим местностям Российской империи.

6. Все требования главного начальника <…> комиссии по делам об охранении государственного порядка и общественного спокойствия подлежат немедленному исполнению как местными начальствами, генерал-губернаторами, губернаторами и градоначальниками, так и со стороны всех ведомств, не исключая военного.

7. Все ведомства обязаны оказывать главному начальнику <…> комиссии полное содействие. <…>

9. Независимо от сего предоставить главному начальнику <…> комиссии делать все распоряжения и принимать вообще все меры, которые он признает необходимыми для охранения государственного порядка и общественного спокойствия как в С.-Петербурге, так и в других местностях империи, причем от усмотрения его зависит определять меры взыскания за неисполнение или несоблюдение сих распоряжений и мер. <…>

10. Распоряжения главного начальника <…> комиссии и принимаемые им меры должны подлежать безусловному исполнению и соблюдению всеми и каждым и могут быть отменены только им самим или особым Высочайшим повелением»[441].

Главным начальником стал М. Т. Лорис-Меликов[442], которого современники характеризовали так: «Волчьи зубы, лисий хвост». Он получил практически диктаторские полномочия. 3–4 марта III Отделение и Корпус жандармов «временно подчинили» Верховной распорядительной комиссии, формальным главой этих ведомств стал генерал свиты П. А. Черевин[443].

Общее положение дел в системе оперативно-розыскных, режимно-заградительных и других мероприятий, проводившихся по линии исполнительной полиции, позволяют оценить циркуляры московского обер-полицмейстера А. А. Козлова частным приставам и квартальным надзирателям, которые вы найдете в конце главы.

11 апреля 1880 г. Лорис-Меликов направил на имя императора доклад, в котором констатировал необходимость координации деятельности правоохранительных органов империи и проведения политических преобразований. Александр II наложил на докладе резолюцию: «Благодарю за откровенное изложение твоих мыслей, которые почти во всем согласны с моими собственными»[444].

6 августа был подписан указ о ликвидации Верховной распорядительной комиссии. В соответствии с указом III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии упразднялось, его функции перешли к вновь созданному Департаменту государственной полиции МВД. Министром внутренних дел и шефом жандармов стал Лорис-Меликов, а первым директором Департамента государственной полиции – барон И. О. Велио[445].

М. Т. Лорис-Меликов

На практике все происходило не так быстро и гладко, как задумывалось. Формирование штатов нового органа политического сыска началось только в середине ноября 1880 г. Из 72 штатных единиц III Отделения в МВД была занята только 21. Прием сотрудников осуществлялся в соответствии с мнением Лорис-Меликова о порядке формирования Департамента государственной полиции: «Делопроизводство в оном может быть вверено только таким лицам, которые, обладая необходимыми для службы в высшем правительственном учреждении познаниями и способностями, вполне заслуживают доверия по своим нравственным качествам, выдержанности характера и политической благонадежности»[446]. Несмотря на правильные критерии отбора сотрудников центрального аппарата Департамента, Клеточников, например, отбор прошел и был принят на службу, в то время как большому числу кадровых сотрудников с достаточным оперативным опытом было отказано, поскольку они придерживались мнения, отличного от мнения нового руководства.

Тем временем Исполнительный комитет «Народной воли» приступил к реализации нового перспективного проекта – к созданию Военной организации. К концу 1880 г. сформировалось ее руководящее ядро. От Исполкома «Народной воли» в него вошли Желябов и Колоткевич, из офицеров – Н. Е. Суханов (первый руководитель), барон А. П. Штромберг и Н. М. Рогачев. Основной задачей Военной организации являлась подготовка захвата власти путем вооруженного восстания. Ставка была сделана на организацию военного переворота под руководством сагитированных офицеров гвардии, армии и флота. Один из лидеров Военной организации А. В. Буцевич говорил, что для организации переворота достаточно 200 или около того офицеров. После захвата власти предполагалось передать ее временному правительству в лице Исполкома «Народной воли». В отличие от «Комитета русских офицеров в Польше» (самостоятельной организации с локальной сепаратистской целью) Военная организация была идеологизированной партийной структурой, подчинявшейся Исполкому и призванной обеспечить захват власти в интересах партии и смену государственного устройства.

Как и их гражданские коллеги, офицеры-народовольцы одобряли террор против представителей власти, считая его ускорителем революции. На вопрос кронштадтских моряков о правах и обязанностях членов «Народной воли» Суханов ответил, что право и обязанность революционера заключены в бомбе.

Непосредственно в террористических актах члены Военной организации практически не участвовали, они занимались организацией ее филиалов в других городах. Кроме Петербурга и Кронштадта военные кружки были организованы в Москве, Киеве, Орле, Витебске, Риге, Митаве, Динабурге, Либаве, Минске, Николаеве, Одессе (всего около 20 городов). Они действовали автономно от остальных организаций народовольцев, уделяя большое внимание конспирации. Дисциплина в кружках была строгой, а в случае провала участников ожидало суровое наказание. Даже после ареста большинства руководителей «Народной воли», в том числе и Суханова, Военная организация продолжала нелегальную работу почти два года. Структура и методы ее работы стали примером для многих нелегальных политических партий, существовавших в России на рубеже XIX–XX вв.

Весной 1880 г. террористы «Народной воли» готовили еще два покушения на царя. В Одессе в одном из домов на Итальянской улице С. Перовская и Н. Саблин сняли бакалейную лавку, откуда сделали подкоп под мостовую для закладки фугаса. Но император в Одессу не приехал, и террористический акт не состоялся. В Петербурге народовольцы подготовили к взрыву Каменный мост на улице Гороховой. Под водой в прорезиненных мешках находилось более 100 килограммов взрывчатки. Электрические провода были выведены на плот, находившийся в отдалении. Взрыв не состоялся в результате опоздания исполнителя М. Тетерки.

Н. В. Клеточников

Следует отметить, что динамит не только производился в России, но и поставлялся из-за рубежа. Сразу же после липецкого съезда «Народной воли» один из его участников, А. И. Зунделевич, выехал в Швейцарию для приобретения динамита. При подготовке взрыва царского поезда террористы также рассчитывали на поставки динамита из-за рубежа; когда стало известно, что заграничный транспорт не прибудет, они направили в Одессу за динамитом Гольденберга, но того при доставке взрывчатого вещества задержали. В Киеве, при обыске на одной из конспиративных квартир, «в чуланчике для дров найден завернутый в клеенку и зарытый в землю металлический ящик», который «по наружному осмотру <…> экспертами-пиротехниками <…> был признан динамитным снарядом австрийского приготовления, при этом они нашли, что вес заключающегося в нем динамита около 5 ф.»[447].

Тем временем кольцо вокруг народовольцев постепенно сжималось. Еще в 1879 г. арестовали Гольденберга, Зунделевича, Квятковского и Ширяева. Гольденберг дал показания, на основании которых в течение 1880 г. арестовали Баранникова, Иванова, Колоткевича, Преснякова и Окладского. В конце ноября был арестован Михайлов, заказавший фотографии повешенных Квятковского и Преснякова для революционного архива. Фотограф, делавший снимки и для III Отделения, узнал казненных народовольцев и сообщил о заказе в полицию.

1 ноября 1880 г. по распоряжению министра внутренних дел в Москве было создано Секретно-розыскное отделение при канцелярии московского обер-полицмейстера. Но ни совершенствование структуры органов политической полиции, ни улучшение ее работы, ни многочисленные аресты не остановили оставшихся на свободе руководителей «Народной воли». В конце 1880 г. они начали подготовку к очередному покушению на Александра II.

В декабре А. В. Якимова и Н. Н. Богданович под фамилией Кобозевых арендовали помещение в доме Менгдена на Малой Садовой улице в Петербурге. Из этого помещения, замаскированного под сырную лавку, сделали подкоп под мостовую, чтобы взорвать императорскую карету на маршруте Зимний дворец – Михайловский замок.

В качестве запасного варианта подготовили группу гранатометчиков, чтобы забросать карету бомбами, если она поедет другой дорогой. Накануне покушения напротив Смольного института, на пустыре с другой стороны Невы, Кибальчич провел обучение метальщиков обращению с разработанными им бомбами, снабженными взрывателями мгновенного действия. Как показали испытания, радиус поражения осколками составлял до 20 саженей. К 1 марта 1881 г. были готовы четыре снаряда. За три месяца с помощью стационарного наружного наблюдения тщательно изучили маршруты передвижения Александра II, распределили позиции метальщиков вдоль наиболее вероятного маршрута (засада) и разработали систему оповещения.

О подготовке нового покушения Департаменту государственной полиции стало известно заблаговременно. В «Докладе по делу террориста Гольденберга о подготовке крушения царского поезда на Московско-Курской ж. д.», составленном не позднее второй половины 1880 г., сказано следующее: Гольденберг высказал «…что государя императора можно взорвать в Петербурге посредством подкопа на Малой Садовой улице, по которой государь часто ездит и, между прочим, каждое воскресенье ездит по ней на разводы в Инженерный замок, а равно и то, что государя террористы будут преследовать на каждом шагу, и с уверенностью сказал, что месяца через 1 государя непременно убьют. Очевидно, предположение устроить подкоп на Малой Садовой улице в Петербурге у них, террористов, уже созрело»[448]. Однако выявить помещение, из которого велся подкоп, сотрудники полиции и службы безопасности не смогли. Не предусмотрели они и возможность организации засады гранатометчиков.

В январе 1881 г. были арестованы Златопольский, Клеточников и Морозов, причем Клеточников разоблачен благодаря показаниям Окладского. Лорис-Меликов приказал своим подчиненным усилить бдительность и просил императора временно прекратить поездки по городу. 22 февраля Александр II от традиционной поездки отказался. За несколько дней до покушения под наружное наблюдение попал один из лидеров народовольцев М. Н. Тригони. Однако отсутствие навыков проводить установку по месту жительства не позволило выявить посещенную Тригони конспиративную квартиру, на которой скрывалась С. Перовская. 27 февраля засадой на конспиративной квартире был задержан Желябов. По одной из версий, он заявил полицейским: «Не слишком ли поздно вы меня арестовали?»

Об аресте Желябова немедленно доложили императору. Обрадованный сообщением, Александр II принял решение поехать на парадный развод караулов, который проводился по воскресеньям. Утром 1 марта 1881 г. государь принял министра внутренних дел и подписал проект реформ, вошедший в историю как «конституция Лорис-Меликова». Последний еще раз предупредил Александра о возможности покушения и просил его отложить поездку. Министра поддержала и супруга государя, но Александр был непреклонен и от поездки не отказался. В 12 часов дня его карета в сопровождении конвоя выехала из Зимнего дворца.

К этому времени террористы были полностью готовы к проведению операции, которой после ареста Желябова руководила С. Перовская. Подрыв фугаса в подкопе на Малой Садовой с помощью электродетонатора и гальванической батареи должны были осуществить Ю. Богданович или М. Фроленко; И. И. Гриневицкий, И. П. Емельянов, Т. М. Михайлов и Н. И. Рысаков с бомбами в свертках заняли позиции на улице. Конвой императора проследовал по набережной Екатерининского канала, миновав тщательно подготовленную засаду. Но, как мы уже упоминали, подобный вариант был предусмотрен: в действие ввели запасной план покушения. Перовская приняла решение перевести гранатометчиков на Екатерининский канал, рассредоточиться и ждать условного сигнала.

Около двух часов поплудни карета императора повернула с Инженерной улицы на набережную Екатерининского канала, неизбежно замедлив скорость. Перовская взмахнула платком, подавая метальщикам условный знак. Первую бомбу бросил Рысаков, поврежденная взрывом карета остановилась. Но она не была разрушена, и император получил легкую контузию. Террористы не знали, что экипаж был укреплен с помощью блиндирования.

За каретой следовали шесть казаков лейб-гвардии Терского эскадрона во главе с ротмистром П. Т. Кулебякиным, все они были ранены, некоторые серьезно. Александр II вышел из экипажа и направился к пострадавшим, хотя кучер просил его этого не делать; карета была в состоянии доехать до Зимнего дворца. Поступок императора можно объяснить следствием контузии, но, по нашему мнению, точнее другое объяснение: из кареты вышел не Александр, а полковник лейб-гвардии Преображенского полка, более обеспокоенный за жизнь своих подданных, чем за свою собственную.

К месту покушения уже бежали привлеченные взрывом прохожие, Рысаков был схвачен и предстал перед государем. Неразберихой воспользовался И. И. Гриневицкий, который подошел вплотную к царю и бросил бомбу ему под ноги. В результате взрыва Александру II почти оторвало обе ноги, около 30 человек получили тяжелые ранения, смертельно был ранен и сам террорист. Ранения императора явились настолько тяжелыми, что даже искусство доктора Боткина оказалось бессильно. В Зимнем дворце государь скончался.

И. И. Гриневицкий

Гибель его обусловлена как решением поехать на развод караулов вопреки рекомендации Лорис-Меликова, так и большим количеством ошибок, допущенных царской охраной.

1. Не были должным образом проверены маршруты следования и не обеспечено надежное оцепление улиц с помощью дополнительных сил. А ведь дополнительное оцепление являлось абсолютно необходимым при наличии реальной угрозы покушения (отметим попутно, что риск покушения бывает только высоким и неизвестным).

2. Численность конвоя была явно недостаточной, казаки не обладали достаточными навыками обеспечения эффективной охраны государя от потенциальных террористов.

3. Государь остался на месте покушения, несмотря на просьбы сопровождающих немедленно уехать.

4. В первые же минуты (а точнее – секунды) после первого взрыва не было выставлено оцепление, что позволило боевикам повторить покушение.

5. Императору не была оказана медицинская помощь на месте ввиду отсутствия в эскорте соответствующего специалиста.

Террористы переиграли не только личную охрану государя, но и всю систему безопасности Российской империи. Про недостатки в организации агентурной работы и оперативно-розыскной деятельности мы уже упоминали. Но у нас возникает вопрос, почему в условиях реальной угрозы жизни императора стали возможны перечисленные ошибки? Тут могут иметь место две версии:

1. Охрана государя являлась недостаточно компетентной, поэтому его убийство – следствие преступной самоуверенности и столь же преступной некомпетентности.

2. Злой умысел политических сил или отдельных персон в ближайшем окружении Александра II, заинтересованных в проведении исключительно репрессивных мер по отношению к революционерам и сохранении доминирующих позиций в политической жизни страны.

Качественной работе органов безопасности не способствовали деструктивная конкуренция отдельных ведомственных служб и кадровая чехарда в большинстве силовых структур. Если во времена Николая I III Отделение за 30 лет возглавляли всего 2 человека, то при Александре II – 5 за 25 лет. В Министерстве внутренних дел также сменилось 5 руководителей: С. С. Ланской (1855–1861 гг.), П. А. Валуев (1861–1868 гг.), А. Е. Тимашёв (1868–1878 гг.), Л. С. Маков (1878–1879 гг.), М. Т. Лорис-Меликов (1880–1881 гг.). Неблагополучие в органах внутренней безопасности, стратегические ошибки в оценке ситуации, недостаточно компетентное, а подчас просто волюнтаристское руководство и утрата контроля над политическим состоянием общества способствовали зарождению нового социального явления – политического терроризма.

Кроме уже упоминавшихся антиправительственных теоретических трудов идеологической основой российского терроризма левой направленности стали: «Смерть за смерть» С. М. Степняка-Кравчинского (1878 г.), «Террористическая борьба» Н. А. Морозова (1880 г.), «Терроризм как единственное средство нравственного и общественного возрождения России» П. Н. Ткачева (1881 г.). Таким образом, был заложен краеугольный камень террористической деятельности и социально-философского учения о терроризме, получившего дальнейшее развитие в ХХ в. Идеи, оформленные в соответствующие теории далеко не самыми глупыми представителями российской интеллигенции и части аристократии, стали для определенной части общества социальной религией и определили «жизнь в терроре» для многих активных революционеров.

В этот же период появились основные составляющие, остающиеся устойчивыми признаками терроризма и по сей день: средства (взрывчатка и стрелковое оружие) и методы (минирование, бомбометание, стрельба); сочетание пропаганды и агитации с террористическими акциями; публичная ответственность за террористический акт; захват заложников как один из методов проведения террористических акций; выбор в качестве объектов и жертв террористических акций не только лиц политического истеблишмента, но и неопределенно широкого круга лиц (безадресный терроризм); экспроприация денежных средств для финансирования пропагандистских и боевых операций; всесторонняя поддержка членов организации, попавших в руки правительства.

Развилась и оформилась организационная сторона деятельности: конспиративные структуры в стране и за рубежом; специальные боевые группы; взаимодействие с подобными иностранными организациями; закупка и переправка с их помощью оружия или его компонентов и частей; публикация пропагандистских материалов; приобретение собственного типографского оборудования для печатания революционной литературы; получение из различных, желательно законспирированных, источников финансовой помощи. Можно утверждать, что заложенные в последней четверти XIX в. идеологические, информационные, технологические и организационные основы террористической деятельности и ныне не утратили актуальности.

Из ЦИРКУЛЯРА ШЕФА ЖАНДАРМОВ № 17 от 14 февраля 1875 г.

Деятельность чинов Корпуса жандармов в настоящее время представляется в двух видах: в предупреждении и пресечении разного рода преступлений и нарушений закона и во всестороннем наблюдении.

Первый из этих видов деятельности опирается на существующее законодательство, и все действия жандармских чинов в этом отношении определены законом 19 мая 1871 г. Второй же вид по характеру своему и необходимым приемам в действиях хотя и не отличается от усвоенного прокуратурой и полицией, но, служа общим государственным целям, не может подчиняться каким-либо строго определенным правилам, а, напротив того, требует известного простора и тогда лишь встречает ограничения, когда материал, добытый наблюдаемым, переходит на законную почву и подвергается оценке, т. е. уже является предметом деятельности первого вида.

Таким образом, наблюдение доставляет материал для деятельности по предупреждению и пресечению нарушений закона, и, следовательно, оба вида жандармских обязанностей находятся в неразрывной между собой связи. Поэтому закон, определивший порядок действий чинов Корпуса жандармов по расследованию преступлений, не только не снимает с этих чинов обязанностей всестороннего наблюдения, но принуждает их обратить особенное внимание на более тщательное выполнение этих обязанностей, так как малейшая неправильность или недостаток беспристрастия в наблюдении непременно будут проверены судебным порядком, когда факт наблюдения окажется достойным расследования.

Несмотря, однако же, на особенную важность наблюдательных обязанностей, нет возможности, по их характеру, указать какую-либо инструкцию на все явления, требующие надзора. Можно сказать, что направление деятельности в этом отношении и сам успех много зависят от бытовых и местных условий, отношений к правительственным местам и лицам и к населению, а также и от необходимых для жандарма качеств – такта и умения оценивать факты, т. е. не обобщать те из них, которые, имея характер местный или минутный, не дают повода к заключениям более обширным. <… >

Без всякого сомнения, особенное внимание ваше должно быть обращено на раскрытие и преследование попыток к распространению вредных учений, клонящихся к колебанию коренных основ государственной общественной и семейной жизни. Всякое явление в этом смысле должно быть строго наблюдаемо и немедленно доводимо до сведения начальства, если бы даже и не заключало в себе, по-видимому, ничего положительного, так как при дальнейшем беспрепятственном развитии это явление обратится в предмет законного расследования и во всяком случае послужит пособием к раскрытию находящихся с ним в связи более веских фактов.

На этом основании предметами постоянного надзора должны быть: 1) школы, публичные лекции и чтения для народа, дабы верно знать их направления и иметь возможность всегда указать вредных деятелей на этом поприще; 2) книжная торговля, в особенности вразнос, кабинеты для чтения и вообще все подобного рода заведения, имеющие возможность сбыта книг преступного или вредного содержания; 3) лица, путешествующие для собрания разных сведений с научной целью, которая может иногда прикрывать другую, преступную цель. Наконец, необходимо вообще наблюдать за духом всего населения и за направлением политических идей общества, стараясь исследовать причины неблагоприятного правительству настроения умов.

Вот перечень главных предметов надзора, но, без сомнения, чины Корпуса жандармов не могут оставаться равнодушными зрителями и прочих различного рода злоупотреблений и обязаны доводить о подобных фактах до сведения своего начальства.

Выше я указал, что успех наблюдательной деятельности жандармских чинов зависит, между прочим, от их отношений как к правительственным местам и лицам, так и населению, а равным образом и от их такта.

Действительно, чины Корпуса жандармов по роду деятельности должны пользоваться широкой самостоятельностью, но эта самостоятельность даст им возможность исполнить свое назначение единственно только при умении ей пользоваться, а потому проявление оной отнюдь не должно колебать ту формальную сторону отношений, которая обусловливается положением лиц, имеющих частые с жандармскими чинами сношения.

Поэтому эти последние должны относиться к главным представителям власти в губернии и вообще к начальствующим лицам, стоящим во главе учреждений, давая заметить всем, что жандармские чины первые признают и уважают это положение. Те же отношения следует соблюдать и к лицам, стоящим выше их по служебной иерархии, а отношения с военными должны быть обусловлены соблюдением всех правил дисциплины. Наконец, отношения к прочему населению должны быть поставлены так, чтобы всякий был уверен, что в случае надобности всегда получит от них дельный совет и встретит участие, т. е. чтобы в основании этих сношений было полное к жандармским чинам доверие, приобрести которое вполне от них зависит.

Таким образом, самостоятельность чинов Корпуса жандармов должна проявляться никак не во внешних формах, но на деле, в убеждениях, которые должны быть тверды и чисты, и в законности и прямоте их действий.

Страницы: «« 4567891011 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Великая русская певица Людмила Георгиевна Зыкина олицетворяет собою подлинную славу русской музыкаль...
Китай сегодня у всех на слуху. О нем говорят и спорят, его критикуют и обвиняют, им восхищаются и по...
В свое время Лев Толстой написал назидательный рассказ «Филипок». А надо сказать, что я очень уважаю...
Целительные свойства деревьев известны с древних времен....
В этой книге собраны биографии самых знаменитых людей нашей эпохи, рожденных под созвездием СТРЕЛЬЦА...
Мадам де Сталь – французская писательница, известная также политическими и историческими сочинениями...