Нет пути назад Афанасьев Александр

Вот и все – я продолжаю гореть!

Ярче всех – и до конца, до конца!

Быть собой – и ни о чем не жалеть!

Вот и все – просто запомни меня!

«Звери»

Афганистан, Кабул

Здание главного офиса «Кабул-банка»

16 декабря 2016 года

Наверное, это всегда так бывает, что за внешним блеском скрывается развал. Это так же верно, как и то, что под покровом ханжества клокочет грязь.

Отец четверых детей, один из самых молодых в России докторов экономических наук, министр финансов Афганистана Никита Талейников сидел на девятом этаже новостройки «Кабул-банка», что на Майванде, и с преувеличенным вниманием изучал пятое приложение к балансу.

Которое было таким же лживым, как и четыре предыдущих.

Научились, на свою и нашу голову…

Основная схема столь же проста, сколь и убийственна. Любое нормальное правительство, любое нормальное государство защищает свой рынок и свою национальную валюту ограничительными мерами, составной частью которых является валютный контроль. Все с этим согласны?

Наверное, все.

Валютный контроль – система мер, ограничивающих трансграничное движение капитала. Ведь капитал – это кровь экономики, и ни одно нормальное государство, ни одно нормальное правительство не может позволять, чтобы кто-то зарабатывал деньги в своей стране, используя труд, природные богатства, а тратил их в другой. Это верх дикости. Все с этим согласны?

Наверное, все.

Тогда какого же хрена происходит то, что происходит?

Схема простая, просто применяется она с откровенной наглостью. Все просто. Одна компания на этой стороне и одна на той. Зарегистрированы, внесены в реестр, все как положено.

Одна компания – с той стороны – заключает с другой компанией, с этой стороны, крупную сделку. Нужно финансирование. Поскольку Великобритания – враждебная страна, никто не финансирует сделки через клиринг, зачет взаимных обязательств, как со Священной Римской империей. Деньги, только деньги, и ничего кроме денег. Приходится допускать и прямой обмен валют, и трансграничные перечисления на крупные суммы. Итак: банк заполняет паспорт сделки, получает все необходимые визы, после чего происходит собственно перечисление. Все делается через Базельский банк международных расчетов, и назад там не отмотаешь.

После чего вдруг выясняется, что и первая и вторая компании находятся в комнате в какой-нибудь занюханной дыре и все, что у них есть, это стол, стул и телефон. И сделки никакой не было, и товара никакого не было, и вообще ничего не было. Кроме денег, которые откочевали за рубеж вместе с их обрадованными владельцами.

Просто замечательно.

Это было и раньше. Ввели обязательное визирование паспорта сделки начальником местной полиции – начальники полиции на этом сильно обогатились и теперь были самыми горячими сторонниками русских: давайте еще так же, мы подпишем. Ввели процедуру обязательного резервирования средств самим банком – начали создавать фиктивные банки, выводить резервы. Пошла волна банкротств, каждое из которых предпринимали обманутые вкладчики, и чаще всего вооруженные. Тогда отняли право кредитовать трансграничные операции у всех банков, кроме самых крупных. И что в итоге?

«Кабул-банк». Крупнейший в стране. Флагман местной экономики. Сюда специально не пускали никого для того, чтобы вырастить собственную экономику. Сто двадцать тысяч вкладчиков.

И дыра не менее чем на триста миллионов рублей. Которые были переведены в Британскую Индию и там растворились. Вместе с владельцем банка, молодым и амбициозным Джаграем. С которым он сам обсуждал будущее банка, будущее Афганистана три дня назад.

Пустышка.

Талейников поднял взгляд на сидящих за столом. Две трети – афганцы, треть – русские. Все преданно и решительно смотрят на него: мол, что делать будем?

Да что же это такое? Лучше бы он так и оставался в Персии…

– Кто подписывал аудиторские заключения по банку?

– Уже поехали.

– Бухгалтерия?

– Главный бухгалтер и главный кассир исчезли. Ищем. Рядовые работники показали, что существовали блоки памяти, которые постоянно забирались домой по окончании рабочего дня. Никто не знает, что на них.

Черная бухгалтерия, что ж еще. Просто удивительно одно: ставка по таким операциям доходит до трети суммы после того, как разгромили Хавалу. И может быть, кто-то объяснит ему, почему человек меняет дело с потенциальной капитализацией в несколько миллиардов на сто миллионов, но прямо сейчас и наличными? Неужели это никто и никогда ему не объяснит?

Пока что никто не сподобился.

Что дальше? А дальше выбирать. Либо забирать гарантийный фонд и получить при этом банкротство и сто двадцать тысяч вкладчиков, готовых громить и крушить, либо сделать вид, что ничего не произошло. В очередной раз.

Только гложет сомнение… не может быть, чтобы тут еще чего-нибудь не было. Наверняка что-то есть…

– Николай.

– Я! – вскочило молодое дарование.

– Оставайся здесь. Не уходи, пока не проверишь всю первичку. Мне надо знать, во что мы ввязываемся.

– А вкладчики?

– Удовлетворять всех. Другое еще опаснее.

Только системного банковского коллапса не хватало. А если рушится крупнейший банк цепочки, этого не избежать, кого-то обязательно заденет.

– При необходимости выходи на межбанк, потом решим. Ты тут на правах временного управляющего.

– Понятно.

– Никаких звонков, ничего. Но вкладчикам деньги выдавать.

– Понятно.

– Завтра я здесь с обеда. Никто не уходит, пока мы все здесь не выясним. Никто не общается с прессой, никуда вообще не звонит.

На лифте – это был один из немногих действующих лифтов в Кабуле – Талейников с немногочисленными сопровождающими спустился вниз. Выходя из здания, мрачно глянул на очередь, пока небольшую. Кабул – небольшой по меркам Востока город, и новости здесь распространяются мгновенно.

– Послушайте, милейший…

Руководящий охраной казачий сотник обратился в слух. У Талейникова здесь была крайне серьезная охрана, не хуже, чем у генерал-губернатора, потому что здесь все крутилось вокруг денег. И слово «откат», увы, тоже знали.

– Слушаю.

– Оставьте здесь максимум своих сил. Мне нужен минимальный конвой. Сами тоже тут оставайтесь…

– Но… не имею права…

Талейников поманил пальцем, чтобы казак склонился к нему.

– За этими стенами – дыра в триста миллионов. Кто-то должен ее охранять, пока мы не поймем, что с ней делать.

– Понял.

– Пришлют жандармов, они вас сменят. До этого – ни шагу отсюда.

– Слушаюсь.

Талейников, бросив невидящий взгляд на отделанные зеркальными панелями стены, сел в свой «Даймлер-Бенц». Несмотря на многочисленные просьбы сменить машину на более защищенную, он остался к ним глух.

– В Арк. И побыстрее.

– Слушаюсь.

«Даймлер-Бенц» крякнул крякалкой, прокатился несколько метров и застрял. За ним пошел только один внедорожник с охраной.

– Ослы… чертовы ослы…

Машина замигала спрятанными под облицовкой радиатора сиренами и выехала наконец на проспект.

Чтобы снова застрять. Их моментально затерло движением. Лошади, ослы, автомобили, люди… все смешалось.

– Да что делает этот идиот! – вскричал водитель.

Водитель полицейского пикапа, тоже застрявшего в трафике, выскочил из машины, но вместо того, чтобы идти разбираться, выскочил на тротуар и бросился бежать.

Машина охраны засигналила сзади.

– Полный бардак, – сказал водитель.

И тут пикап взорвался…

Российская империя

Санкт-Петербург. Зимний дворец

12 декабря 2016 года

Вызов в Санкт-Петербург был для меня неожиданным. Совершенно…

Вместе с нашей тайной работой мы не бросали и основную. Прошло два дня с тех пор, как мы передали в столицу информацию об очередном успехе. В результате искусно спланированной операции, опирающейся на агентов глубокого залегания, нам удалось ликвидировать сразу двух опасных противников на чужой территории. Это был очередной наш успех… я видел глаза людей в штабе, это нельзя недооценивать. Конечно, это не более чем два ублюдка, не надо переоценивать… но и недооценивать тоже нельзя. Когда раз за разом погибают твои товарищи, а ты не можешь ответить, это пагубно воздействует на боевой дух и на готовность сражаться. Когда ты видишь силу своего государства, своей армии, способность достать кого угодно и где угодно, это, наоборот, внушает гордость и готовность сражаться. Настрой нижних чинов очень важен, можно проиграть бой еще до самого боя…

И о чем пойдет речь, было непонятно.

В Санкт-Петербург, в правительственный терминал Пулково, мы прибыли уже с рассветом. Чуть позднее девяти по местному я был уже в Царском Селе.

Ксения с утра была усталой. В дурном настроении – я это сразу приметил, научился различать и вовремя готовиться к буре. И в брючном костюме для верховой езды – еще один признак надвигающихся неприятностей, Ксения не любила лошадей, но когда у нее было плохое настроение, она садилась на коня и скакала как бешеная. Дурное настроение распространилось и на меня: я не удостоился даже поцелуя в щеку. Или просто Ксения теперь не видела смысла играть. Я был всего лишь ее подданным, как Меньшиков при Елизавете.

– Сударыня… – прощупал почву я.

Ксения буквально вырвала руку:

– Нет времени, пошли.

Пошли так пошли… Я ведь даже и не против…

Мы прошли в соседнюю комнату. Это был не будуар, вообще не жилая комната, видимо, получилась в результате очередной перестройки дворца, я никогда не был здесь. Одно окно, высокое и узкое, несколько стульев, стол. Удивительно, что в обстановке дворцовой роскоши – такое убожество, в кабульском Арке комната для совещаний намного роскошнее. Круглый, вылизанный до блеска стол, на столе большой наладонник, одна из последних моделей – титановый корпус, двойная клавиатура, виртуальная и реальная, съемная. Интересно: это что, личный компьютер Ксении? Напрасно она его так оставляет, напрасно…

– Включай.

Я заподозрил неладное. Даже начал перебирать, где мог подставиться сам.

– Что-то произошло? – самым невинным тоном осведомился я.

– Включай. Он без пароля… – тем же тоном, сухим и каким-то надтреснутым, сказала Ксения.

Значит, общий. Ну, включай так включай…

Я подключил компьютер. На экране промелькнула заставка – обычное, гражданское программное обеспечение. Не вижу даже голографической наклейки, свидетельствующей о наличии системы шифрования.

– И?

Ксения достала маленький пластиковый квадратик видеокарточки – ни много ни мало из выреза своего декольте. Всегда поражаюсь, как дамы могут существовать без карманов на одежде… как видно, обходятся. Я взял карточку, машинально глянул – тридцать два гигабайта, самая новая. Не так давно, лет двадцать назад, такова была емкость хранилища данных компьютера, обслуживающего флотскую систему боевого управления, в Адмиралтействе он занимал целый этаж. Я это хорошо знаю, потому что теперь там и мой петербургский кабинет – на освободившихся площадях.

– Посмотри…

– Что там?

– Сказала, посмотри!!

А вот это – нокаут, господа. Я никогда, ни разу в жизни не видел Ксению в таком состоянии. Она могла быть злой, могла быть хитрой, могла быть как мегера, могла задумывать злое, но она никогда не срывалась.

Решив, что в такой ситуации лучше ее пока не трогать, я вставил карту в разъем и установил режим воспроизведения.

Сразу пошла запись.

Это была комната, комната в каком-то здании, судя по тому, что все стены были прямыми, но все они были задрапированы плотной белой бумагой или тканью, чтобы невозможно было опознать место, где велась съемка. Но я все-таки, по тому, как падает свет, понял, что это где-то на Востоке, Багдад, Тегеран, Константинополь – что-то в этом роде. Возможно, даже Кабул. Это сложно объяснить, но если кто долгое время был там, тот это понимает.

Человек, который на экране сидел перед камерой на простом, дешевом стуле, был не в положенной ему форме – генерала жандармерии, – а в гражданском, которое удивительно его молодило. Сейчас ему можно было дать сорок лет, не больше, хотя я точно знал, что ему было за пятьдесят.

Человек посмотрел мимо камеры – видимо, на оператора, который должен был дать отмашку, – а потом заговорил, отчетливо и ровно. Не было похоже, что он говорит против своей воли, не было похоже, что это спонтанное, вызванное каким-то неблагоприятным стечением обстоятельств или нахлынувшим приступом безумия выступление. Весомые, спокойно произнесенные слова, правильно выстроенные фразы.

Говорил человек по-русски, хотя я многое отдал бы, чтобы этого не слышать и не видеть, ни на русском языке, ни на каком-либо другом.

– Сведению нашей государыни, Императрицы Всея Руси Ксении, и всех, кого это касается и может касаться. Я, действительный тайный советник, товарищ министра внутренних дел Павел Порфирьевич Ковалев, дворянин Российской империи, делаю эту запись для того, чтобы прояснить мотивацию своих поступков как в прошлом, так и в настоящем. Я не говорю о будущем, ибо у меня его нет, и я в этом нисколько не сомневаюсь. Но эта запись предназначена и для тех, кто принимает решения: верю, что я своими поступками помог России, верю, что мой факел осветит дорогу в ее будущее.

На протяжении всего двадцатого века Российская империя делала все, чтобы колонизировать Восток, превратив его жителей в тех, кем они не являются, – в белых людей, в законопослушных христиан. Мы добились многого на этом пути, но делами своими мы вымостили путь в могилу себе и государственности России. Весь двадцатый век и начало века двадцать первого мы занимались тем, что превращали пассионариев в безликую массу, воинов – в купцов, работный люд и крестьян. Мы пришли на чужую землю и навязали ее жителям совершенно чуждое им мировоззрение и образ жизни, мы извратили и испохабили ислам, превратив его в аналог православия, которое учит: ударили по правой щеке – подставь левую. Победа над Великобританией, о которой вы сейчас подумаете, была одержана исключительно благодаря тому, что мы застали эту державу врасплох, вовлеченную в другой серьезный конфликт, и сразу применили ядерное оружие. Без этих двух факторов победы могло бы не быть.

Россия двадцать первого века – это не Россия воинов. Это Россия торгашей, развращенных потреблением людей, желающих получать все, не давая в ответ ничего. Нет в этом мире ничего гибельнее, чем решения Берлинского мирного конгресса, заставляющие великие державы гнаться друг за другом по пути выстраивания мира материального благополучия и достатка, в то время как духовное у нас уже давно превращено в обгорелые, изгаженные руины.

Я обращаюсь к Регенту Престола Ксении Александровне: задумайтесь над тем, что я сейчас скажу! Сейчас у вас один миллиард четыреста миллионов подданных и вассалов, из которых лишь треть являются православными, а остальные две трети – мусульманами. Никогда ранее в истории России, да и любой другой великой державы не было подобной ситуации. В течение последующих двадцати лет это приведет к тому, что Россия либо разрушится и перестанет существовать как великая держава, либо она завоюет весь мир, восславив пришествие Всемирного Халифата. Это великая угроза, но и великая возможность.

Спасение России – в исламе. В истинном, чистом исламе, зовущем к священному джихаду во имя очищения всей земли от мерзости и гнили, нанесенных последним веком ее истории. В джихаде, в котором участвует каждый и каждый готов положить свою жизнь перед Господом Миров, утверждая непобедимость и всесилие Халифата. Только когда весь мир будет одной большой Уммой, поклоняющейся Единому, Милосердному Аллаху, только тогда прекратятся все войны и бедствия, снедающие нас последние несколько веков. Война за войной, вторжение за вторжением – только так можно прекратить это! Россия должна возглавить этот процесс, стать вождем всех угнетенных и обездоленных, мы должны недрогнувшей рукой смести прогнившую до предела систему колониального правления на двух третях территории Земли, объединить угнетенные народы и повести их к победе под черным знаменем джихада. Вам, государыня, предстоит совершить самый важный выбор в своей жизни, вы войдете в историю либо как последняя правительница Великой Руси, либо – как Великая Императрица, направившая свой народ по пути истинной веры. Ислам, чистый, изначальный ислам Салафи, донесенный до нас Мухаммадом ибн Абд аль-Ваххабом ат-Тамими, да пребудет он вечно по правую руку от Всевышнего, должен стать новой, единой религией Халифата, созданного на территории четвертой части земли. Джихад до победы должен стать нашим смыслом и сутью жизни, сотни миллионов угнетенных вопиют об освобождении, взывая к Милосердному, – и в вашей воле их освободить.

В Книге сказано: «Поистине, те, которые не уверовали, расходуют свое имущество, чтобы отвратить с пути Аллаха. И они израсходуют его, затем они потерпят убыток, затем они будут повергнуты. И те, которые не уверовали, будут собраны в геенну. Это то, что мы делаем, это то, что нас ждет, это истина, принесенная нам через века, – и нет другой истины, кроме этой»[1].

Я счел бы за честь возглавить армию джихада, если не найдется другого, более достойного амира, и повести эту армию на приступ враждебных твердынь врага. Я призываю всех честных людей империи раскаяться в деяниях своих, в убийствах, воровстве и угнетениях и воззвать Милосердного о спасении. Только так мы спасемся, только так Россия станет подлинно великой. Переродившись в пламени, возродившись, как птица Феникс, дана ей будет власть над всем миром, и в тот день, когда это произойдет, мир очистится от скверны и будет жить по шариату во времена времен. Если же нет, Аллах покарает Россию первой и всем нам уготован огонь.

Таково мое послание этому поколению и будущим – и правда восторжествует, как бы ее ни пытались сокрыть.

Генерал-полковник сил жандармерии Павел Порфирьевич Ковалев, конец связи.

Запись закончилась. Я достал карточку, чтобы она не пошла на повтор. Одним человеком в Империи, знающим о постигшей нас катастрофе, стало больше.

– Как это понимать? – надтреснутым голосом спросила Ксения. Она уже выплакалась… слез было немного, но они были.

– Ты все видела, – сказал я, нарушая все нормы дворцового этикета. – Ковалев выразился совершенно определенно.

– Нет… – Ксения встала со своего места, сделала несколько шагов и застыла посреди комнаты, – нет, нет… Это не так. Нет… Это провокация. Это провокация британской разведки, которую они сделали, чтобы разрушить наш дом. Они убили деда, они убили отца, они убили брата… за что… это все…

– Где ты это нашла? – спросил я. – Ты можешь это вспомнить?

– Еще бы не помнить. У себя на туалетном столике. Я сразу взяла самолет и полетела сюда… Я подумала, что…

Сюрприз со стороны того же графа Толстого. Или еще кого. А мне-то, собственно, какое до этого дело?

– Господи. Он же русский…

– Он – не русский! Он полностью переродился, теперь это другой человек! Он деобандист! И террорист!

Похоже, все-таки не стоит женщинам вставать к рулю государства, не стоит. Типичная реакция женщин, когда машину несет к обрыву, – бросить руль и закрыть лицо руками, мужчина так никогда не сделает, он будет бороться до конца. Правда была слишком жуткой, чтобы принять ее.

Да и я сам только сейчас окончательно понял, что это значит. Гражданская война в стране, война христиан с мусульманами – и мусульман может возглавить генерал спецслужб, начальник отдела по борьбе с терроризмом. Вы хоть представляете до конца, что это такое? Тот, кто должен бороться с терроризмом, становится во главе террористов! Мы уничтожили генерала Тимура… я уничтожил генерала Тимура, но кто такой генерал Тимур против Ковалева… против того, кто…

Хочется просто сесть и завыть, как волк…

Что дальше? Что, мать вашу, дальше?!! Известие об измене старшего офицера Империи деморализует всех: армию, жандармерию, казаков, стрелковое общество. Их в два раза больше, чем нас, а молодых людей среди них больше в три-четыре раза, потому что в их семьях рождаемость выше, чем в русских, в два-три раза. Да, среди нас много тех, кто знает, как обращаться с оружием: но во время гражданской войны мы неминуемо получим удар в спину. Британия жаждет мести, она нанесет удар всем, что у нее осталось, у нее не будет никакой иной задачи, кроме как победить и расчленить Россию, выполнить завет британских геополитиков еще позапрошлого века. Немцы присоединятся к ним тайно или явно, потому что для немцев, для всех европейцев мы так и остались чужими, у нас нет там друзей, это сильнее их и сильнее нас, это составляет самую суть их цивилизации. Немцы считают себя наследниками Римской империи, и они просто не могут в душе смириться с тем, что на Востоке есть самая сильная держава в мире, это нарушает их право первородства и ставит под сомнение всю европейскую геополитическую концепцию, согласно которой Европа – центр мира, центр человеческой цивилизации. Для немцев подлая по сути своей, постоянно злоумышляющая британская нация ближе, чем нация русская, потому что британцы тоже наследники Рима, а мы – нет. Они это продемонстрировали совсем недавно и продемонстрируют снова; пока Берлин под угрозой удара из Польши, они не уймутся. Японцы тоже не преминут расквитаться, им нужна Сибирь, Британская Индия, выход к нефти, которой у них почти нет. Британскую Канаду так ни хрена и не удалось демилитаризовать, САСШ расколоты сецессией, на юге полыхает война, снова поднимают голову коммунисты.

Да, в этом месиве сгинем мы, а потом и сгинет весь мир. Мы – у самого кладезя бездны. И отмкнутся врата, и живые позавидуют мертвым…

– Что он говорил? Что он хочет?! – Ксения сейчас совершенно не была похожа на императрицу.

Мысль снова возвращалась в разумное русло. Вспомнился вдруг тот кусочек разговора, который мы записали в Кабуле, точнее, в Барджане.

– А в Петербурге что?

– Все сделано.

– Уверен?

– На сто процентов.

Может, этот разговор относится к теме, а может быть, и нет. Не верится в любом случае, что глава организации мог просто так сдаться. Все это отдавало дешевой опереттой, в то время как в Кабуле на наших глазах каждый день разыгрывался очередной акт кровавой трагедии. Трагедии без конца и края.

Тогда что это такое? Разборка между спецслужбами?

– Он хочет, чтобы ты приняла ислам, – вслух сказал я, – он говорит именно об этом, похоже. Чтобы вся Россия приняла ислам. Чтобы мы все стали деобандистами. Знаешь, что это такое?

– Душители?

– Нет, не они, но тоже чрезвычайно опасная секта. Зародилась она в Индии. Деобандисты – это протестанты ислама, наряду с ваххабитами из Аравии. Они хотят ввергнуть весь мир в Средневековье, установить ислам в самом жутком его варианте. Эти люди считают, что нужно вернуться к истокам, очиститься от скверны. Скверной они считают все то, что дала нам цивилизация, но это не касается оружия, они им пользуются, чтобы убивать. Они убивают всех, кто не мусульманин, потому что им так велел Аллах. Они не читают Коран, а читают книжки, которые печатают им британцы. Они считают, что весь мир должен поклоняться Аллаху, весь мир должен быть объединен в единую Умму, а тех, кто не согласен, надо убить до последнего человека. Даже если из десяти человек девять будут не согласны жить в таком мире, их надо убить, чтобы освободилось место для единственного правоверного. Они открыто говорят, что будут убивать всех, кто против них, будут убивать целыми семьями и вырезать целыми городами. Бейрут в каждом крупном городе – вот что нас может ждать, вырежут всех. Они отрицают государство, отрицают Престол и его неотъемлемые права, в их понимании государство, живущее не по законам шариата, государь, правящий не по законам шариата, – нелегитимные, государство надо разрушить, а государя убить. Это предатели, мятежники, цареубийцы и террористы. Они хуже троцкистов. Вот кто это такие. Каждый из них готов умереть за свои безумные идеи. И Ковалев теперь, похоже, с ними, он хочет, чтобы это распространилось на весь мир.

Ксения повернулась ко мне, когда я закончил монолог.

– Что теперь делать? – спросила она.

– Ты знаешь. Или мы – или они. Третьего не дано. Если это вырвется наружу, погибнут миллионы.

– Это только слова…

Так, стоп. Хоть кто-то должен сохранять здравый рассудок посреди творящегося безумия.

– Здесь есть что выпить?

Ксения показала на стену:

– Вон там…

Я не сразу разобрался, как это открывается, но разобрался-таки. Достал бутылку клюквенной от Смирнова и два бокала. Выставил на стол. Когда наливал Ее Высочеству, Ксения придержала горлышко, пока не налился полный бокал, двести граммов.

– Однако…

Не уважаю спиртное… как и все моряки, пью коньяк, когда надо согреться или что-то отметить, за ужином выпиваю немного красного вина… желательно с собственных, крымских виноградников. Но сейчас нужна была именно водка, потому что только водка, а еще лучше спирт, могла вывести из ступора, в который мы сейчас оба впали. Спирт… не предлагать же даме спирт, тем более Ее Высочеству…

Ксения заглотнула свою порцию в три глотка, почти как казак. Потянулась за бутылкой, но я успел убрать.

– Хватит. Этого достаточно…

Она не разозлилась. Просто… даже не заплакала… из нее полилась… настоящая истерика, с водопадом слез.

– Господи… за что… за что…

Знать бы…

– Он… Николая… убил… убил…

Странно, но вот эти слова и привели меня в чувство.

– Он этого не говорил… – сказал я сам себе.

Ксения продолжала что-то причитать… глупое, бабское…

– Он этого не говорил, – громче сказал я, – он этого, мать его, не говорил…

– И что?! – выкрикнула Ксения. – Господи… какой ужас…

Ей надо выплакаться, а вот мне надо приходить в себя… и думать, думать! Думать, потому что кто-то уже ведет игру, он уже в игре, он распланировал ходы и ведет нас по ним. И только делая не то, что от тебя ожидают, приходя к парадоксальным, можно сказать, выводам, можно сломать чужую игру, заставить их импровизировать, отклоняться от плана, поставить на одну доску с собой… Да… надо сыграть неожиданно.

– Он этого не говорил… – сказал я уже тише.

Я лихорадочно вспоминал, что мне было известно о Павле Порфирьевиче Ковалеве. С МВД я почти не имел никаких дел, русские офицеры считали бесчестием какие-либо контакты с МВД. Но этот человек… да, он был… был креатурой Кахи Несторовича Цакаи. Точно, был. Потом выдвинули вперед Ахмедова, как опытного арабиста, специально потому, что основные события предполагались на Востоке, в то время как департамент по борьбе с терроризмом МВД привычно отрабатывал внутреннюю среду… эсеры… студенты… коммунисты… польские эсдеки… надо было просто сменить вектор, и его невозможно было сменить, не поставив опытного арабиста во главе ведомства. Неужели Ковалев затаил злобу тогда?

Оставался вопрос, на который я никак не мог придумать ответ. Где, как, под влиянием чего он мог переродиться? Как мог генерал жандармерии стать на сторону деобандистов? Если он даже не мусульманин.

Провокация?

Неужели подделка? Что-то мне подсказывало, что нет. В таких играх с крапленых карт не ходят. Но если это не подделка, как можно заставить взрослого, опытного человека, офицера спецслужб, действительного тайного советника усесться перед камерой и говорить всю эту чушь, тянущую на высшую меру наказания?

Как?!

Может, они рассчитывали, что адресат этой пленки не рискнет отдать ее на экспертизу, чтобы определить подлинность?

Если так, то напрасно рассчитывали.

– Когда ты это нашла? – начал спрашивать я.

– Позавчера…

– Кто мог положить это тебе на туалетный столик? Кто у тебя был?

Я ожидал взрыва. Но Ксения, видимо, уже перегорела.

– Никто.

Я не стал уточнять – наверняка так и есть. Во дворце слишком много комнат и слишком мало порядка. Их кто-то убирает, в конце концов… да любой мог. След, ведущий в никуда.

– Ты кому-то это показывала?

– Нет. Только тебе.

И то ладно…

– Пыталась найти Ковалева?

– Да. Вызвала на доклад…

– И?

Ксения тоже приходила в себя. Выплакалась.

– Его нет.

– Что значит – нет?

– Я попросила… графа Толстого навестить… семью. Супруга сказала, что он уехал в командировку… три дня назад.

О как!

Значит, Ковалев все-таки знал о том, что что-то будет, все это не было для него неожиданностью. Уже интересно.

– Что ты сказала Толстому?

– Ничего! – вызверилась Ксения. – Он привык выполнять распоряжения без лишних вопросов!

В отличие от меня. Выдрессировала, значит. Мои поздравления.

– Опасайся тех, кто не задает вопросы, – резонно сказал я, – у них что-то на уме. Что еще? Путилов знает? Ахметов?

– Нет. Что будем делать?

– Ничего, – сказал я.

– То есть как – ничего?!

– Так. Ничего.

Видя, что Ксения опять заводится, я начал объяснять:

– Те, кто играют игру, все продумали. Если они сумели сделать такую запись, у них есть план. Мы не знаем какой. Сейчас мы знаем только одно: подбросив эту запись тебе, они хотели, чтобы ты начала действовать. Если бы они хотели огласки, они бы подбросили это журналистам, на телевидение, согласна?

На Ксению разумные аргументы всегда действовали. Все-таки характер у нее был мужской.

– Согласна. Ужас… он ведь убил Николая. Зачем ему это…

– Ксения, мы это не знаем. Мы не знаем, зачем человек сел перед камерой и признался в измене. Он не признался в том, что убил императора, он обращается к тебе, он ни слова не говорит про убийство. Если…

Мне вдруг в голову пришла одна мысль. Черт, конечно, заключение должен делать квалифицированный юрист, прокурор, но…

– Давай включим еще раз. – Я снова разлил спиртное. – Будешь?

– Нет. Хватит.

Я включил запись.

– Смотри внимательно…