Системный властелин (сборник) Слюсаренко Сергей

Из слухового окна хорошо просматривался мавританский особняк на углу Левашовской и Чекистов. Рев грузовика, неповоротливого КРАЗа, вползающего на перекресток, казался далеким. Он не смог заглушить даже звон падающих капель из водопроводной трубы, проложенной вдоль мауэрлата. Грузовик выглядел зловеще, под его тентом легко мог уместиться взвод президентской гвардии. Госбезопасность и личная охрана работают неплохо. Они все-таки вычислили меня достаточно точно, хоть и потратили на это несколько часов. КРАЗу вторил рокот вертолета. Я видел в коммуникаторе и транспорт, и спецназ внутри него жирной красной точкой. Сейчас, я почти уверен, грузовик остановится, и гвардия начнет прочесывать этаж за этажом, квартиру за квартирой. Тогда я буду видеть каждого спецназовца отдельно. Мне важно – не рвануться раньше времени, выждать паузу. Пусть они все войдут в здание.

Обвязка готова, очки-дисплей закреплены на затылке веревочкой. Что же, дюльфер со стены шестиэтажного дома – это даже романтично. Сколько раз в уме, не веря в то, что это придется когда-нибудь проделать наяву, я прокручивал безумный прыжок с крыши во двор. Но, даже не веря, я готовил на чердаке тревожный запас, до деталей продумывая отход.

Боевые орбитальные лазеры мигнули на дисплее зеленым. Готовы. Ситуация полностью под контролем мейнфрейма, датчики-энтрудеры – активны. В уме считаю до десяти, чтобы собраться и не оставить себе шанса на отступление. Перед прыжком я краем глаза заметил в небе два дрона, собирающих данные. Боевая сфера тоже где-то рядом. Старая серая крыса, хозяйка чердака, осуждающе смотрит на меня из глубины. Все – три, два, пошел...

С воплем, потому что все равно страшно, выламываюсь из слухового окна, выходящего во двор, и в три прыжка пролетаю всю высоту дома. Звон стекла, крик толстой тетки во дворе. Началось! Теперь кубарем вдоль соседских машин, скрываясь за ними от заметавшихся гвардейцев. Первый, прицельный плевок лазера с орбиты. Боевая сфера отработала импульс точно – «Тойота-круи–зер» бывшего футболиста, припаркованная во дворе, лопнула с глухим звуком, отвлекая на себя внимание агентов гвардии. Извини, сосед. Хоть ты и тренер никакой, но ничего личного.

Рывок изо всех сил вглубь, под арку соседнего дома еще глубже во дворы. Только слышно, как запоздалые автоматные очереди веером ударили по забору, отделяющему усадьбу, построенную еще в царские времена. Шипящая молния размела давно заложенный кирпичами проход в следующий двор. Этого командиры гвардии не ожидали – они и не подозревали, что отсюда можно вырваться. Но я живу здесь дольше вас! Пробежав на одном дыхании Губернаторский скверик с вечно не работающим фонтаном, замечаю, как истерично влетает в центральные ворота БТР, разворачивая в мою сторону пулемет... Две вспышки – и у бронетранспортера загорелся двигатель, и оплавленный ствол повис переваренной макарониной. Правильно, программа не предусматривала ничьей смерти. Только активная защита и отсечение преследователей.

Вперед, мимо кабминовского здания-монстра, мимо Мариинки, к заросшему кустами заветному спуску с днепровской кручи, о котором уже никто не помнит. Давно я не бегал кроссы. Хекая и прихрамывая, под прикрытием фонтанов огня, парализующих сознание преследователей, добираюсь до смотровой площадки. Так, здесь спешить не надо... Осторожно спускаюсь, и вот я на шоссе, где ждет меня заранее припаркованный «Ситроен». За десять минут я успею домчаться до Владимирской горки, там проще. Как бы не так, наверное, преследователи не отстали, только изменили тактику.

Вертолеты не отстают от меня. Запрос на опознание – в небе две «Черные касатки», злые гении российского вертолетостроения. На шоссе – шестерка новейших «мерсов», оснащенных ярославскими моторами. Ну ладно, сами напросились. Входя в безумный поворот под Чертов мостик, поворот, на который способен только «Ситроен», я в зеркало вижу, что «Касатки», как кленовые семена, тихо опадают на землю, а «мерсы» дружно полыхают, притормозив на мгновение и навсегда завязнув на неожиданном вираже. Они не ожидали, что я поверну, не сбрасывая скорости. Хватило мощности всего одного спутника. Хорошо все-таки делали лазеры в советские времена. Я все-таки ушел от погони!

Глава первая

Несколько месяцев назад

Сегодня, на торжественном собрании ученого совета, директор представил нового куратора института от Министерства по Науке и Передовой Технологии. Профессор Сонг собственной персоной. Тощий китаец с неупорядоченными зубами. В часовом докладе он долго и косноязычно рассказывал, какие перспективы сулит сотрудничество института с Пекинской академией, как Великий Кормчий Кхао Дзун II заботится о благе ученых всех стран. О том, как мы должны тяжело работать (тут он явно употребил кальку с английского, чувствовался опыт работы в Штатах), чтобы оправдать те инвестиции в науку, которые делает китайская компания «Дэйву», и прочая, прочая, бла-бла-бла... Правда, в конце он мельком упомянул, что теперь ввиду важности сотрудничества все контакты с учеными других стран могут осуществляться только с ведения куратора. Ясно, приехали. Я прекрасно помню Первый отдел во времена советской власти и все, с ним связанное. История повторяется.

После заседания народ по привычке собрался на площадке между этажами, служившей заодно курилкой. Занудный болтун Забахо, тыча время от времени сигаретой в крашеную зеленую стену, рассуждал о том, как, может быть, будет хорошо:

– Я вот шо помню, так каать, вот как незалежнисть стала, так и компутер можно было новый купить и на конференцию поехать. Ведь, так каать, нихто ж не поможе, и не скажет – какой компутер куплять. А вот китайцы, так каать, народ умный, так не только денег дадуть, так и помогут, так каать...

Забахо уже лет двадцать не мог определиться, какой компьютер покупать, – и при советской власти, и в ранние годы романтической перестройки, и даже потом, когда никаких денег на науку уже не было.

Пробегавший неизвестно откуда и неизвестно куда Кошкис, член-корреспондент, сохранивший со школьных времен кличку «профессор», был распознан по гортанному выговору еще за два этажа до курилки. Кошкис был демократ и инсургент, иного при такой фамилии ему не оставалось.

– Так, Миша! – начал он третировать моего приятеля Мишу Рублева в коридоре перед кабинетом, замок которого, как обычно, заклинило. – Ты как-то говорил, что у тебя есть знакомые в Шанхайском университете. Надо срочно написать и организовать сотрудничество напрямую. И пожалуйста, приготовь мне свежий материал к докладу.

Далее Кошкис намекнул на то, что у него давние хорошие отношения с Сонгом и что тот точно сможет финансировать поездку Кошкиса в Шанхай.

В общем, в курилке, как всегда, шел привычный разговор, новых тем не появлялось. Я удалился в свою каморку под лестницей.

– Профессор Сонг желает разговаривать с вами сегодня в 13.10, – прощебетала в трубку незнакомая девица, очевидно, секретарша.

– У меня обед в это время. – Бесцеремонность нового негласного шефа меня возмутила.

– Профессор Сонг очень занят, но готов пожертвовать своим свободным временем для беседы с вами. – Секретарша притворялась дурой.

– Ладно, скажите вашему профессору, что я буду.

Китаец занял директорский кабинет, отправив академика в лабораторию, чтобы не мешал. При моем появлении куратор приветливо выбежал навстречу, стал трясти руку, приговаривая при этом вежливую бессмыслицу. Усадил меня в мягкое кресло возле журнального столика и сам устроился напротив, излучая приветливость.

– Мы изучили ваши предыдущие работы, и смею вас заверить – они очень перспективны для развития сотрудничества Украины и Китая, – торжественно произнес Сонг. И при этом, не стесняясь, пукнул.

«Китайская церемония демонстрации превосходства положения», – подумал я.

– Для дальнейшего финансирования ваших работ нам необходимо получить подробное описание сделанного, но не в сжатом виде, как было в статьях. Пожалуйста, к завтрашнему утру представьте полный отчет по активной системе сложения лазерных мощностей.

– Я не совсем понимаю необходимость такого отчета. Тематика работ финансировалась из бюджета, результаты опубликованы, написан обычный годовой отчет. В связи с чем нужен новый отчет, да еще развернутый?

– Ваша работа была отмечена как перспективная в высших кругах Китайской академии, и мы бы хотели подробно изучить ее. – Сонг объяснял мне спокойно и доходчиво, как умалишенному.

– Но ведь мы давно уже не при тоталитарном режиме живем, всякий труд должен быть оплачен. За проделанную работу зарплату я уже получил, зачем же возвращаться к пройденному? – Я решил изобразить из себя зануду. Но, очевидно, недооценил занудство китайского куратора.

– Если работа окажется настолько интересной, как показалось нам, то возможно финансирование по отдельной статье бюджета, – с патетическими нотками в голосе провозгласил Сонг.

– Я не могу гарантировать такой быстроты, но постараюсь заняться этим. – Вежливая улыбка. Конечно, сейчас все брошу и буду ему писать отчеты. Годами мы работали за зарплату, недостаточную, чтобы просто заплатить за проезд до института, а теперь даром отдай, за морковку, подвешенную перед носом.

– И, пожалуйста, напишите отчет на украинском языке, – добавил Сонг. – Я хочу, чтобы с моим появлением наконец был бы наведен порядок с государственным языком. В Украине надо говорить по-украински!

– Конечно, – согласился я, – а в Бельгии – по-бельгийски.

Сонг сделал вид, что не понял моей фразы.

Имея в кармане пятилетний контракт с крупнейшим итальянским университетом, я, естественно, мог себе позволить вступать в дискуссии с новыми институтскими властями. Завтра вечером моя семья улетает в Анкону, где есть работа и где все здешние проблемы становятся далекими и незначительными. Я поеду туда на следующий день на машине, чтобы не беспокоиться там о покупке новой.

Глава вторая

Вечная кутерьма Борисполя уже давно стала родной. Таможенники с прочувствованными взглядами, строгие пограничники, вежливая обслуга аэропорта. Без особых проблем пропустив мою семью за таможенный барьер, офицер очень оживился, увидев на тележке клетку с собакой. Надо сказать, что пес всегда путешествовал с нами и объездил полмира.

– С собакой проблем нет, только у вас документы не международного образца! – с радостью сообщил таможенник, проверив пачку собачьих бумаг.

– Так что делать?

– Значит, так! Вы должны поехать на центральную таможню во Львов и подать заявление на оформление международных документов. Для этого надо представить международный ветеринарный сертификат, родословную, сертификаты о победе на международных выставках, заключение министерства культуры об особой чистоте породы и еще декларацию от международной кинологической ассоциации о выбраковке собаки из национального реестра как некачественной. Вам потом за полчаса в таможне сделают документы. Ну и мыто заплатите.

– А сколько мыто?

– По курсу – пятьдесят юаней.

– А можно тут оформить? За те же деньги? У вас же здесь есть таможня? Самолет через час.

– Ой, я и не знаю, что можно для вас сделать, – сокрушенно покачал головой таможенник. – Сейчас схожу узнаю.

Он вернулся через минуту.

– Идемте со мной.

Я последовал за ним и заметил, как он сжимает и разжимает ладонь. Рука была опущена вдоль тела, как по стойке «смирно». Для интереса я вставил в руку означенную купюру. Рука перестала сжиматься. Таможенник, притормозив, обернулся и сказал:

– Я говорил с начальством – оно готово пойти вам навстречу. Идите прямо на регистрацию.

– А можно в таком случае пройти с семьей – я не лечу, но хотелось бы помочь?

– Конечно, нет проблем.

Но за бюро теперь сидел новый тип. Он проверил все документы и поставил печать на декларации. Я, уже принимая от него документы, проговорил:

– А нас только что ваш коллега уже проверил, сказал, что все нормально...

– Какой коллега? Я только заступил на вахту, до этого вообще никого не пропускали.

Ясно, снова на кидалу напоролся.

После регистрации багажа, заплатив еще два раза таким же образом – сначала налог на провоз собаки (шустрая тетка, не открывая рта, прощебетала: «Сто с квитанцией, пятьдесят – без») и десятку грузчику за то, чтобы клетка не перевернулась по пути до самолета, я наконец оставил семью у эскалатора, увозящего пассажиров во чрево аэропорта на паспортный контроль. Потом пришлось вернуться и ловить по залу дочку, устроившую прятки с детьми, летящими в Тель-Авив, а потом успокаивать ее и обещать, что скоро приеду. Ну, все! Завтра утром решу оставшиеся формальности в институте и вперед – пробег по Европе.

По пути из Борисполя домой, слушая в пол-уха новости, я уловил тревожные нотки в сообщении:

– Турция представила на рассмотрение Совета Безопасности проект резолюции о возвращении Севастополя в соответствии с Парижским договором 1858 года, заключенным в связи с окончанием русско-турецкой войны.

А ведь так и есть, Севастополь, согласно этому договору, или российский, или турецкий, третьего не дано. Интересно, это как всегда – треп журналистов? Кому он нужен – город былой славы флота? Да и флота того уже давно никто не видел. Продали тем же китайцам на металлолом...

Вечером зашел попрощаться Миша. С собой принес бутылку на посошок и пакет для пересылки из Италии в Штаты, с материалами якобы своей последней научной работы. Там было два документа Наркомвнудел, подписанных Лаврентием Берией, и нагрудный знак времен гражданской войны «За отличную рубку» для срочной продажи на Ебее. Как всегда, разговора на больные темы Миша избегал, и мы просто смотрели кино по телевизору. Миша время от времени проверял ход торгов на аукционе и жаловался на Кошкиса. В общем, обычный, спокойный вечер.

Глава третья

Утром на институтской проходной охранник меня встретил словами:

– Вас ожидают в приемной прохвесор Свонг.

– Наверное, Сонг?

– А бис його знает, чи воно Свонг, чи Сонг... – Он был явно недоволен новым начальством. – Понапрыйизжалы тут... Вот собаки им заважалы...

Вахтер тяжко вздохнул и пошел разгонять от въезда собак. Охрана любила институтских собак. Много лет назад сучка Найда стала родоначальницей своры и новой традиции института. Сейчас их было полтора десятка добрых и верных псов. Они свободно и праздно болтались по корпусу, никогда не входя в лаборатории и кабинеты. Незлобивые сотрудники института всегда приносили псам поесть и строго следили, чтобы их никто не обижал. А теперь собакам запретили вход на территорию института.

В приемной новая секретарша, черноволосая и узкоглазая, которую раньше никто не видел, сообщила, что я могу оставить отчет, обещанный к сегодняшнему утру, у нее на столе и что профессор Сонг занят. Естественно, я вежливо объяснил ей, что никакого отчета не обещал, не принес и принесу не скоро, что, мол, уезжаю и прошу оформить командировку. Та без возражений дала мне бланк и потом, уже заполненный мною, положила в папку с золотым тиснением «НА ПОДПИС». Мягкий знак был вымаран шариковой ручкой для придания надписи нерусского вида.

Когда в обед я пошел выпить традиционный кофе в кафе «Молочное», двое молодчиков в униформе с лотосом на рукавах остановили меня и потребовали пропуск.

– На каком основании?

– С сегодняшнего дня Академия наук не имеет возможности оплачивать вашу работу.

Можно подумать, что она мне когда-нибудь действительно платила. Ну, на бензин в принципе хватало.

На мой звонок в приемную ответила все та же луноликая:

– Мне очень жаль, но профессор Сонг просил сообщить вам, что в данный момент он недоступен. Он занят составлением рекомендательного письма вам, с наивысшими оценками.

– Извините, – обратился я к ней опять, – вы лично увидитесь с профессором Сонгом?

– Конечно, каждое утро и вечер мы все получаем инструкции!

– Так вот, будьте так добры, передайте профессору Сонгу, чтобы он, по окончании работы над рекомендательным письмом, – меня уже вдохновенно несло, – засунул его себе в зад!

Никакого пропуска я никому, естественно, не отдал, но войти в институт еще раз мне не удалось...

Подъезжая к дому, я почувствовал, что сюрпризы на сегодня не закончились. У подъезда – полицейский автомобиль «Дэйву», распахнутая дверь квартиры...

Я такое видел только в кино. Обыск. На лестничной площадке стояли несколько человек в знакомой униформе с лотосами, толстая тетка, наверное, понятая, алкаш из соседнего двора с котом на плече (верный признак запоя), тоже понятой, и бухгалтерша из жэка, надменно и победно взирающая на меня. Формально это был поиск служебной документации, не возвращенной в институт после увольнения. Погром закончился конфискацией загранпаспорта. А что делать завтра?

В вечерних новостях сообщили, что Совет Безопасности не принял резолюцию о возвращении Севастополя, однако претензии Турции счел законными и требующими немедленного разрешения.

Они следят за мной постоянно, день за днем, то там, то здесь взгляд выхватывает внимательное узкоглазое лицо. Топтун немедленно отводит глаза, думая, что я не замечу слежку. Они совершенно уверены, что белый человек не может различить лица китайцев, и поэтому не удосуживаются послать достаточное число агентов. Неужели они и в самом деле решили, что я обладаю стратегическими данными? Да наплевать мне на них – пусть ходят.

На Майдане стояли люди, что-то нечленораздельно скандируя. Судя по транспарантам «Руки прочь от города украинской морской славы» и «Ганьба туркам!», это была демонстрация против претензий Стамбула. Несмотря на то что внешне в мире все оставалось спокойно, и Турция никак не реагировала ни на постановление Совбеза ООН, ни на ноты Украины, в воздухе над Майданом витала международная напряженность.

Китайские дружинники уже дважды наведывались ко мне домой поздними вечерами с целью проведения беседы о важности дружбы между народами... Оба раза разговор о дружбе как-то не складывался, последний раз даже пришлось мое отношение к этому вопросу подкрепить старой клюшкой для гольфа, привезенной много лет назад из Пенсильвании.

Потом пришел Миша. Он не стал бередить мои раны и сразу предложил выпить. Потом мы долго разбавляли казенный спирт (даже теперь Миша свято хранил традиции) грейпфрутовой газировкой, решив совершенно проигнорировать виски «Tullamore dew», оставшийся от моей предыдущей поездки в Саутгемптон. Воспоминания о былых временах подвигли меня приготовить шашлык на гриле, установленном на балконе. Сосед, министерский чиновник Шарко, возразил против дыма, но, посланный подальше, захлопнул форточку.

Когда угли в гриле дошли до нужной кондиции, а спирт значительно поубавился, выяснилось, что я не купил мясо. Останавливаться на достигнутом мы не решились и энергично устремились на Бессарабку. В подъезде опять напоролись на Шарко, пригласили его на мясо, и он уже было согласился, но Миша вдруг затронул больную тему – что было бы без Горбачева, и, не найдя общего языка с Шарко, похоже, расстроил его планы на вечер. Потом мы шумно и весело шли по Круглоуниверситетской к рынку, обсуждая ситуацию в институте после моего увольнения. Как выяснилось, сам факт не вызвал никаких комментариев, однако народ стал понемногу осознавать статус-кво и беспокоиться о собственном будущем. Дебатируя в коридорах, в основном принимали позицию Сергея Таращенко, героя Первого съезда Советов и подавления ГКЧП, который считал, что в науке важно работать, а кто платит деньги – не важно. И что настоящий ученый будет работать и без денег.

– Но сам-то он никогда не отказывался от своей немалой зарплаты? – съязвил я.

– Ну, ты понимаешь, – с глубокой иронией возразил Миша, – великие ученые часто нуждаются в деньгах, им надо расходы покрывать, и они много думают...

На рынке мы, отбившись от продавцов поддельной черной икры, долго выбирали мясо, приведя в исступление мясников требованиями курдючного барана и пытаясь доказать, что у свиньи нераздвоенное копыто. Выяснив истину, согласились с симпатичным продавцом, что у свиньи, как и у лошади, по три пальца. Потом Миша требовал оборудовать рыбную лавку багром и спасательным кругом, вместо того, чтобы помочь мне поймать из аквариума осетра, и под шумок украл рака. На выходе из базара рак прямо из его кармана укусил постового милиционера, за что пришлось отдать членистоногое сержанту в плен.

В «Банана-плазу» нас не пустили потому, что я был мокрый. Однако, поверив в то, что Миша действительно тот самый Рублев, согласились принести еду по списку. Список был краткий – красные бобы, красный перец, красный чай и красный флаг. Где Миша взял этот список, я не знал, но принесли все, кроме чая. Мы расплатились раскисшими купюрами. Флаг я накинул на плечи вместо потерянной к тому времени мокрой майки. Потом мы что-то объясняли ОМОНу в скверике возле дома. ОМОН на шашлыки к нам не захотел, однако был вежлив и вошел в положение. Потом я решил похвастаться своим топтуном и посадил Мишу в засаду под елку. Миша, вместо того, чтобы просто понаблюдать, как за мной стелется хвост, выскочил при его приближении и громко заорал «ГАВ!». Потом мы швырялись вслед ретировавшейся слежке молодыми еловыми шишками.

– Так что, ни одна, как бы сказать, личность и не вспомнила, что меня уволили? – спросил я уже дома у непогасшего гриля.

– Ну, ты знаешь, вспомнили, конечно, когда на профсоюзном собрании утверждали приказ Сонга. Ну, там просто кто-то возмутился, что приказ задним числом оформили. Мол, несоблюдение норм. Народ у нас, сам понимаешь, интеллигентный и знает: сегодня ты – завтра они. Так зачем это завтра приближать?

– А что же там осередок общества Тараса Шевченко в институте? Тоже китайский учат? – не унимался я, уже совсем теряя связность речи.

– Ну, ты понимаешь... Во-первых, ради тебя этот осередок даже не пошевелится. У них у всех тоже есть начальники, и когда речь заходит о призыве к реальной очистке от инородцев, тут сомнения возникают. Ведь они, понимая, что очистка может и не остановиться на достигнутом, боятся, что процесс может пойти и дальше и глубже.

Были правдоискатели от профсоюза, требовавшие организовать пикеты у здания кабмина с целью повышения бюджетного финансирования. Однако в пикеты никто не пришел. Еще Миша рассказал, что все уже дружно кропали и носили куратору толстые отчеты, дарили конфеты узкоглазой секретарше и поддержали предложенное куратором нововведение – китайские обеды на рабочем месте. Из павильона бывшей столовой, занятой какими-то коммерсантами, в срочном порядке сделали китайский ресторанчик. Шустрые кули стали разносить пакеты с обедами по лабораториям. На общем собрании института после долгой дискуссии, но единодушно приняли решение считать рабочими днями все ныне существующие праздники за исключением Рождества и китайского Нового года.

Лаборатории стали немедленно пополняться молодыми аспирантами – выпускниками Пекинского и Шанхайского университетов. Оказалось, они побратимы с Киевским университетом, и давно существует программа обмена кадрами. Аспиранты были очень работящие и дисциплинированные. Правда, чтобы дать им задание, необходимо было написать подробную инструкцию – последовательность нажатия кнопок на приборах – и заранее составить пустые таблицы, объяснив, что куда вписывать. Что же касается работ, связанных с приготовлением образцов, постановкой задач и анализом результатов, тут пока приходилось все делать самим, да и китайцы особенно не противились. В результате отчеты пополнялись тысячами и тысячами графиков и таблиц, как правило, бессмысленных, но делавших работы внешне очень солидными.

– В общем, – подвел итог Миша, – все поступают как надо, и ничего не меняется. Все спокойно.

– Ну конечно, вот так, от магического сочетания «так надо», все движутся в ад. Да ведь самые страшные дела на Земле творились не сразу, а шаг за шагом. Просто говорили: «Сейчас надо так!» Немножко поступиться ради общего блага. Тем более что это «так надо» тебя вроде и не касается. А потому что надо и тебя это не сильно касается, то можно и поддержать. Ну, подумаешь, звезду Давида на рукав пришить. Да ерунда. Не мне же, пусть пришьют. Да подумаешь – надо критиковать вредителей. Я же не вредитель. Ну, подумаешь, государственный язык только украинский. Нам-то что? Не запретят же мне говорить на родном языке. Но всегда все кончалось одинаково – завтра следующим будешь ты! – Я чего-то разговорился. – Малые силы постепенно приводят к катастрофическим последствиям, когда накапливаются. Когда можно было сопротивляться – никто не захотел, а когда захотели – не смогли!

– А еще так русская тетка в Киеве говорит со своим ребенком по-украински, не зная языка, потому что так надо! Кто-то сказал – надо, а мы выполним, может, нам талон на повидло дадут, с работы не уволят. А потом оглянуться не успеешь – под окнами маршируют штурмовики. – Миша отчасти поддержал меня. – Вот бы взять за задницу того, кому это действительно надо...

Болтая с Мишей, я уловил слова диктора из программы «Время», запрещенной, как и все российские каналы, но подпольно принимаемой у меня через Интернет:

– Его Императорское Величество Изяслав I подписал указ о направлении ноты протеста правительству Турецкой Джамахирии по поводу блокады Севастополя военно-морскими силами Джамахирии.

– Да там вроде все серьезно, – задумчиво произнес Миша, – добром не кончится...

– А мне кажется, – ехидно усмехнулся я, – все это очередная дурилка с целью устроить отток от крымских курортов российских отдыхающих. Ведь сезон на носу, а после прошлогодней ваххабитской резни в сочинской гостинице «Кавказ» мало кто рвется на российские курорты. Заодно и турецкие заблокируют.

– Может, и так, – согласился Миша, – ведь Россия сама предложила такую резолюцию. Но вообще было бы смешно, если бы кампания, спровоцированная каким-либо турагентством, переросла в вооруженный конфликт.

– Да какой вооруженный конфликт? Кто и чем стрелять будет? Флот давно пропили, ракеты не запускают уже сколько лет, боятся опять сбить что-нибудь не то. А Турция – страна НАТО, хоть и бывшая, но все-таки еще месяц назад участвовала в совместных учениях.

– Ладно, не в первый раз, – успокоил Миша. – Пошумят, поскандалят, потом помирятся, если Украина задобрит российские турагентства. Все будет как всегда – тихо и скучно. Только нам опять в Крым не съездить – не по карману. Лучше уж в Италию...

Миша, сам того не желая, наступил на больную мозоль. Не видать мне скоро Италии, с семьей только по аське и общаюсь. Но пусть они там посидят, пока у меня устаканится.

Глава четвертая

В пять часов утра меня разбудил российский гимн. «Боже, царя храни» играли громко и пафосно. После вчерашнего спирта с газировкой музыка задевала потаенные струны души. Но струны были настроены не в лад. Вставать было лень, и я просто накрыл голову подушкой. Сон вернулся быстро, но не простой, а с живописной картиной.

Я, первый в мире космонавт, возвращаюсь из полета. Гордо иду по ковровой дорожке. У самых ступенек, когда уже можно разглядеть каждый волос в прическе Хрущева, я спотыкаюсь и падаю прямо на ступеньки. И, запутавшись в развязанных шнурках, не могу подняться. А оркестр уже играет позывные – «Широка страна моя родная». Левитан, почему-то стоящий на трибуне вместо Брежнева, начинает зачитывать текст:

– Внимание, внимание, работают радиостанции Постсоветского Пространства и Центральное телевидение!

– Какое, к черту, постсоветское? – Эта фраза начисто вышибает сон. Однако голос Левитана, синтезированный, давно используемый имперской пропагандой для официальных объявлений, продолжает вещать из компьютера:

– Через пять минут будет передано важное сообщение! Просим оставаться у ваших радиорепродукторов.

Репродуктор у меня на кухне давно выключен. По нему последние десять лет непрерывно транслируют заседания Рады, а слушать это представление, напоминающее митинг в дурдоме, вредно для здоровья.

Наверное, решили «Буран» отстроить или еще что запускают. Только зачем же по утрам орать?

Через положенное время знаменитые позывные повторились троекратно, и левитановский голос провещал:

– Внимание, внимание! Вы слушаете заявление Его, выбранного всенародным голосованием, Императорского Величества, володаря земель белорусских, молдавских, ярославских, петербургских и туркменских, протектора ближнего и дальнего Закавказья, президента Афганистана и Персии, кандидата советских технических наук, почетного академика Сорбонны, заслуженного мастера спорта, профессора Изяслава Волотомановича Первого!

Объявление было сказано с патриотическим надрывом. Да, царя любили. Бандитов он посадил, войну в Чечне почти погасил и честно обещал не избираться на третий срок. Впрочем, последнее неочевидно.

Позывные повторились, и в динамике послышался знакомый голос.

– Дорогие соотечественники и соотечественницы, россияне, товарищи! Смертельная опасность нависла над нашей страной! Сегодня ночью, вероломно, без объявления войны, авиадесантные войска Турецкой Джамахирии при поддержке авиации и флота вторглись с неба, с моря и из-под земли на территорию нашей братской соседки – Украины и захватили славу русского флота, город-герой Севастополь. Украинские войска, сохраняющие нейтралитет, не оказали сопротивления и оставили город Севастополь. Учитывая стратегические интересы России в этом регионе, обязательства, данные сестринскому народу, и как Главнокомандующий войсками Российской империи и начальник штаба Постсоветского Союза Демократических Республик я уполномочен заявить следующее:

– Россия считает неприемлемым разрешение каких-либо территориальных или политических конфликтов военным путем.

– Мы осуждаем действия Турецкой Джамахирии как несоответствующие международному праву и грубо попирающие суверенитет Украины, нашей стратегической партнерши и братской державы.

– Мы требуем немедленного вывода турецких войск и немедленной организации трехсторонних переговоров с целью разрешения конфликта.

– Мы требуем немедленного созыва Совета Безопасности ООН.

– Мы, как полноправный член НАТО, призываем всех членов этой миротворческой организации осудить действия Джамахирии как несоответствующие международному праву.

Да храни Бог Россию и Украину! Агрессор будет усмирен! Победа будет за нами! Ура, господа!

Потом опять играли «Боже, царя храни», и «Союз нерушимый», и увертюру из «Лебединого озера». Новостные серверы в Интернете не загружались. Да, закрутилось. Кто бы мог подумать? Вернее, я подумал, это все происки турагентств, а вот, поди, как обернулось.

Потопав на кухню, я долго рылся в шкафчике – искал старый репродуктор. Интересно, что говорят эти в Раде. Подключив, подергал провод, пока динамик не перестал хрипеть и монотонный голос не забубнил:

– Депутаты Верховной Рады Евгэн Мигалко, Владимир Задрыпо, Михаил Полян и Яремо Терещук предлагают парламенту одобрить льготный импорт двух миллионов тонн продовольственной пшеницы и пшенично-ржаной смеси до 31 декабря 20.. года по нулевой пошлине вместо действующей в размере 40–80 евро за тонну. Об этом говорится в проекте закона «О порядке ввоза в Украину продовольственного зерна в 20... году», зарегистрированном в парламенте и представленном сегодня на рассмотрение. В сопровождающих документах указано, что депутаты предлагают новый законопроект взамен поданного ранее (предусматривал импорт 2,5 млн тонн продовольственного зерна).

Затем кто-то, видимо, спикер, спросил:

– Какие еще будут предложения по сегодняшней программе работы? Депутат Кострубенко, не подскакивайте ты там! Вы шо, не знаете процедуры составления порядка денного сессии? Ну и шо, што турки? Мы ж не в Турции! Та шо, шо там кошмар?! Повторюю – никакого кошмару нет! Если так надо – заслушаем министра иностранных дел! Шо? Ну ладно, унутришних! Маршал Заколенко – доповедить, будь ласка...

Послышалась возня и ропот зала. Кто-то покашлял, постучал по микрофону и тихо произнес:

– Шо – этот? Слышно меня? Не? Шановные депутаты! Как шо по известным мне данным, сегодня ночью группа лиц, то ли турецкой национальности, то ли переодетая у турки, с боку побережья проникла у город Севастополь. Как передали мне, в городе сохраняется порядок и те, хто проник, просто соби ходють по городу и никого не чипають. А шо там та Россия говорит, так то ж мы знаем, шо они непроверенными данными пользуются. Шо? Так какие меры прыймать? Мы контролируем ситуацию... Шо? Так ничего ж не було!

Ясно, как всегда, врут и не краснеют... Потом скажут, что все-таки не группа, а дивизия, и не с моря, а с неба, и так далее. Сколько раз уже раскручивался подобный сценарий – сначала ничего нет, потом начинают врать, придумывая оправдания, потом врать, выпутываясь, и так далее... Вообще последнее время парламентарии, полностью удовлетворенные китайскими взятками, мало кого интересовали. Хотя в таком экстренном случае могли бы и пошевелиться...

Буботение Рады прервал нарастающий гул – что-то очень крупное ползло по небу. С балкона удалось рассмотреть хорошо знакомый по фотографиям красавец «Илья Муромец», гордость украинско-российского авиастроения. Военный грузовик, перевозивший в один заход до трех тысяч человек и десяток танков. Рев его двигателей привел в исступление сигнализацию всех машин в округе. Самолет был окрашен в камуфляжные цвета, но триколор легко угадывался на гигантском хвосте. Я никогда не видел в киевском небе российских военных самолетов. Видать, учения задумали – турок попугать хотят.

Раздался громкий бесцеремонный стук в дверь.

– Кто там?

– Откройте, телеграмма! – В дверной глазок я рассмотрел знакомого почтальона.

После долгой возни с запертыми на ночь замками я наконец распахнул дверь. Оттолкнув растерянного почтальона, в комнату, сразу повалив меня, ворвалась толпа китайских дружинников. На заломленных руках защелкнулись наручники, глаза и рот залепил скотч. Потом я почувствовал холодящий укол в руку, и все поплыло...

Глава пятая

Меня разбудила яркая лампочка на потолке камеры.

– Встать! Руки на голова. Вперед шагая!

Команды были не совсем традиционные. Не те, к которым нас приучили кино и литература. Опять ночной допрос. Офицер с синим четырехлистным цветочком на рукаве, сидевший за массивным столом, казался усталым и сонным. Его круглое, почти детское лицо выражало крайнюю степень безразличия. Жесткие черные волосы ежиком, узкие глаза. Это тот, что был вчера, или уже новый? Не сообразить. Да и какая разница? Ни их вопросы, ни мои ответы не имеют никакого значения... Тем более я не отвечаю... Не отдам я вам нашу с Мишей неколлинеарную вторую гармонику – путь к созданию неограниченного по мощности лазера. Ведь если отдам, то сразу придушат. Я все отрицаю и постепенно сам себя убеждаю, что не знаю ничего.

Сегодняшний следователь отличался безупречным русским. Его манера разговора больше подходила для салона любителей изящной словесности. Это был тот рафинированный русский, на котором говорят некоренные россияне. Голос у китайца был низкий, с глубокими обертонами.

– Итак, вы утверждаете, что во время работы в Институте физики не имели контактов с иностранными организациями? С целью передачи служебной информации, – начал очередной допрос новый следователь.

– Я не вижу необходимости отвечать вам на какие-либо вопросы. Езжайте в свой Китай и там старайтесь! На каком основании вы держите меня здесь и задаете свои дурацкие вопросы?

– Успокойтесь, пожалуйста, это вопрос, который первым стоит в протоколе допроса, – я обязан повторить его... И не надо отправлять меня в Китай – я гражданин Казакистана... Вы совершенно зря горячитесь, – сочувственно склонив голову, продолжал следователь. – Я только выполняю свои обязанности, и от моей добросовестности зависит не только моя карьера, но и то, как быстро вы сможете встретиться с вашей семьей. Давайте выпьем чаю. Кстати, меня зовут Ксеон.

– Странное имя для казаха, почти газ.

– Нет, что вы, что вы. Это мое настоящее имя, адаптированное для англоязычных стран. Я хоть и казах, но все-таки китаец. Мое настоящее имя Кхсяо Джун, и я не настаиваю на его употреблении. Для вас так трудно произносить наши имена. Но что поделаешь, молодо – зелено. Я имею в виду молодость вашей цивилизации. Давайте выпьем чаю, – повторил он. – Вы, наверное, никогда не пробовали настоящий китайский чай?

Не дожидаясь моего ответа, он достал из кармана маленький колокольчик и позвонил. Вошедшему охраннику была отдана краткая команда. Через несколько минут девушка в красном балахоне вкатила небольшой столик, заставленный всякими принадлежностями чайной церемонии.

– Присаживайтесь поближе, – предложил Ксеон. – Сегодня у нас редкий случай. Мне друзья привезли улунский чай. Вы, наверное, и не слыхали о таком. Это действительно хороший чай.

Он засыпал в глиняный чайник листья и поджег спиртовку под сосудом с водой.

– Вы удивитесь. Но в Киеве практически невозможно найти воды для чая, – рассуждал китаец. – Я специально посылаю обученного человека на Десну, когда хочу выпить настоящего чаю. Вы совсем не умеете приготавливать чай, зачем-то используете воду из источников.

– Мы – это кто? – удивился я.

– Вы – белые, – менторским тоном произнес Ксеон. – Белые люди совершенно не умеют использовать великую культуру нашего народа. Китайцы – величайшая раса, и все, что есть, на деле создано нами!

Казалось, эта мысль захватила его настолько, что он даже стал выше ростом.

– Как же так – все? Насколько я знаю, последний век Китай только и делал, что выпускал продукцию по лицензии Штатов. И для Штатов.

– Вы слишком упрощаете ситуацию. Все придумали у нас, а белые – только похитили и обратили в свою пользу. Вы порабощали мой великий народ столетиями! Кто придумал порох? Кто придумал компас? Макароны и многое другое? Ваши «марки полы» и ему подобные украли наши великие достижения еще в средние века! Мы только хотим восстановить справедливость! И восстановим – навеки!

Он забыл даже о своей чайной церемонии и перекипятил воду. Пришлось воду наливать заново и ждать. Когда вода почти закипела, китаец ловко вылил ее в чайничек, показав мне, как почти сразу листья начали разворачиваться и источать приятный запах...

– Чайную церемонию у нас украли японцы! Но в чае они не смыслят ничего. Им бы только покрасоваться! – Следователь не мог успокоиться.

Несмотря на запал, Ксеон больше не терял контроль над чаем. Он перелил его из чайничка в фарфоровые цилиндрики и накрыл пиалами.

– Но вы ведь не хотите ничего принимать со стороны! Невозможно пользоваться плодами цивилизации, не ассимилируясь. – Я решил поспорить. – Вы живете во всем мире в чайна-таунах, едите своих пекинских уток и даже не удосуживаетесь понять культуру стран, где вы живете!

– Нам не нужна ваша культура! Наша лучшая, и она великая! Зачем нам ассимилироваться – это и так наш мир! Как вы тупы! – Потом сразу спокойным тоном: – Переливайте чай, нюхайте – он прекрасен... И мир постепенно понимает, как ценна наша культура, наше наследие, – ведь не зря даже на Украине стали ценить и приглашать наших специалистов на работу!

Да, помню-помню.

Сначала было постановление об освобождении Запорожского автозавода от налогов. Потом постановили передать контрольный пакет акций фирме «Дэйву», владевшей до этого сорока процентами. Потом, как достижение демократии, было объявлено, что военизированная охрана с целью борьбы с массовыми хищениями запчастей имеет право на безлицензионное использование оружия и создание групп охраны имущества по всей стране. А когда контрольным пакетом уже владела «Дэйву», было разрешено использовать на работе граждан неукраинской национальности... «Дэйву» была продана канадской компании «ГЕО», которая полностью контролировалась первым замом председателя компартии Китая.

Реально это привело к созданию китайской полиции, не подчинявшейся украинским властям, а также к формированию отрядов китайских народных дружинников, якобы для наведения порядка среди соотечественников.

Потом все это стало потихоньку разрастаться, как метастазы, да и сам организм уже давно был тяжело болен...

– Да, конечно, можно гордиться историей своей страны, но, по-моему, отождествлять себя полностью с теми, кто жил на вашей территории три тысячи лет назад, это достаточно амбициозно, – не переставал сопротивляться я. – Где гарантия, что ваши великие предки и вы – это одно и то же? Вот, например, моя бабушка родилась в стране, гордящейся своими царями, культурой, победами над французами, турками, японцами. Я родился в стране уже с другой историей, в которой были гениальные вожди, было торжество идей над разумом, но были и первый космонавт, и Курская дуга. А теперь я живу в стране, у которой в истории остались только вырезанные собственными фашистами поляки, жалобы на угнетение и языковая дискриминация большинства населения. И этот порядок утвержден волею трехсот бывших коммунистов, не спросивших у народа, как он хочет жить. При этом, заметьте, – я никуда не переезжал! А теперь возьмем вашу многотысячелетнюю историю. Что у вас лично общего с вашими предками?

– А что вы можете сказать о вашем коллеге Михаиле Рублеве? Вы ведь с ним дружите? – вдруг переменил тему следователь.

– Да, это мой старинный друг, а чем он вас заинтересовал?

– Мы получили ценную информацию о том, что результаты вашей с ним совместной работы в полном объеме хранятся в его архивах на даче. Его задержали, но он пока полностью отказывается сотрудничать. Поэтому мы вернем вам сегодня свободу перемещения, кстати, и ноутбук свой заберите – там ничего нет. Да и стихи ваши – ничтожные потуги по сравнению с танами Хань Юи.

– Не смею сомневаться, куда нам. Только позвольте поинтересоваться – откуда у вас такие данные про архив Рублева?

– Вы, белые, только кичитесь своими моральными ценностями и семейными традициями. А ваши женщины – они очень неустойчивы. Стоит ей предложить виллу в Китае – она и семью бросит, и о родине не вспомнит. В этом вы все – белые. Мы предоставили ей убежище в лагере для перемещенных лиц в Тибете.

После чая принесли какой-то салат, и Ксеон стал ловко вылавливать его палочками.

– Угощайтесь. Вот чопстики, – предложил он мне.

– Вы знаете, предлагать мне чопстики – опасно. Я ими так плохо владею, что боюсь за здоровье окружающих. Я лучше по-простому, по-нашему, вилкой.

– Вот! Это типично для белых. Вы не можете пользоваться нормальными столовыми приборами, а рассуждаете о своей культуре!

– Я как-то, много лет назад, был в Самарканде. Так вот раньше из кино и книг я знал, что узбеки едят плов руками. А в действительности – ложками. На мой вопрос о традициях мне там ответили: «Знаишь, папробовалы ложкой – удобно, да!» Так вот – вы сами ложкой не пробовали? – съязвил я.

Китаец нервно отшвырнул в сторону палочки и, сопя, не попрощавшись, вышел. Вместо него вошли два молодчика и огрели меня по затылку.

Глава шестая

Я очнулся ранним утром на Крещатике, на газоне. Дико болела голова, во рту было сухо. Поднявшись, я понял, что через плечо висит сумка с ноутбуком – не украли, гады. Что же, пора домой.

С трудом передвигая ноги, двинулся в сторону Майдана. Пустынный проспект был тих, лишь иногда случайные машины пролетали взад-вперед. Странно... Наверное, какие-то очередные «Дни России» – вдоль улицы на столбах были вывешены вместе украинские и российские флаги, поперек улицы плакаты – «Россия—Украина – сестры навек». Ладно, дело такое, как только нефти-газа не хватает – сразу дружимся.

Следующий сюрприз меня ждал на Майдане – на гостинице «Украина», бывшей гостинице «Москва», красовалась надпись «МОСКВА». Галлюцинация? Что заставило вернуть гостинице, давно оккупированной депутатами под апартаменты, старое название, такое непатриотичное? Как говорится, шось велике у лиси сдохло.

Ноги сами принесли меня домой. В сумке ноутбука я нашел ключи и, набрав код на электронном замке подъезда, быстро поднялся к своей квартире. Странно, ключ не проворачивается. За спиной раздался голос соседа, депутата Мошко. Похоже, он был подшофе.

– Во! Какими судьбами? Уже и не думал увидеть. А шо? Не пускают? Они как вселились после тебя, так никому не открывают. Квартиру снизу вот затопили. Так мы и с милицией стучались, и я им корочки показывал в глазок – мне молчат, а сами галдят за дверью.

– Кто вселился? – Я определенно ничего не понимал.

– Ну, так китайцы! Как тебя увезли, сразу тут штук десять въехало, я даже через свои каналы узнавал, думал, раз тебе хата уже не нужна, может, мне отдадут – мне положено расширение как депутату, так сказали – ты добровольно передал в пользу китайской народной дружины. А ты шо, и вправду передал?

В ответ сосед услышал то, что и должен был услышать в этом случае. Даже депутатская неприкосновенность его не защитила. Злобно ткнув ногой бронированную дверь, установленную несколько лет назад (в частных мастерских, расплодившихся на останках института Патона, делали на редкость прочно), я медленно побрел вниз. Во дворе стоял мой «Ситроен», пыльный и бессильно упавший на брюхо. А ключи – дома. Но это уже не мой дом. Сволочи! И тут я увидел валявшиеся под балконом деревянные щепки. Это была разбитая при падении, раздавленная колесами машин модель старинного парусника...

Много лет, беззаботных и добрых, мы клеили ее всей семьей. Сначала в Италии, когда старший был еще совсем ребенком, потом, после возвращения, здесь. Собирали по разным странам экзотические палочки, точно соответствовавшие породам оригинала. Сплетали нитки в имитацию старинных вант. Кроили мою старую шелковую рубашку на паруса и рассказывали дочке, родившейся, когда гордый профиль корабля уже хорошо угадывался на стапеле, о маленьких моряках, которые поплывут на паруснике с красивым именем «Баунти» и откроют новые земли. О том, как будут они менять у дикарей бусы на золото и бороться со злыми пиратами. Собрав обломки в какой-то валявшийся рядом старый полиэтиленовый пакет, я побрел, не понимая, куда и зачем, не видя ничего перед собой.

Пришел в себя я на скамейке Ватутинского парка. Было уже темно. Какой-то тип в розовой женской синтетической шубе не по размеру, судя по запаху, бомж, молча тянул сумку ноутбука к себе.

– Тебе чего надо?

– Слышь, зёма, давай сумку, загоним, пузырь возьмем! Люська в гастрономе на Садовой – своя баба, она понимает, что к чему. А сумка тебе зачем? Она кожаная, все равно до утра не удержишь...

– Мужик, отползи, у меня и без тебя голова болит, – вяло возразил я, пиная новоявленного земляка ногой.

– Так полечимся ж, полегчает! – Бомж не собирался сдаваться. Тем более отпускать мою сумку.

Пришлось пнуть его сильнее. Мужик, впрочем, не стал особо настаивать и позволил мне медленно удалиться с поля боя без потерь.

Значит, так, подведем итоги. Работы нет, паспорта нет, денег нет, квартиры нет, населена роботами... Хорошо, хоть здоров пока, и голова скоро пройдет, выспаться бы только. Вот черт! Клялся себе не говорить, что здоров! Всегда после таких мыслей грипп подхватываю. Вот и теперь сразу горло начало саднить...

К вечеру, уже с полным гриппозным набором – температурой, заложенным носом, болью в глазах и неимоверной слабостью, – я смог добраться до розетки, чтобы включить свой ноутбук. Мужик, продающий сахарную вату, милостиво разрешил подключиться к его удлинителю. Пусть аккумулятор зарядится, а я заодно почту проверю.

Сообщение было всего одно – из Министерства по Науке с требованием представить в трехдневный срок пятисотстраничный отчет по программе сотрудничества с Германией, за которую я был ответственен. Мне сейчас только отчеты писать, в мусор. Посмотрим новости, пока от розетки не прогнали. Но сначала надо Мише позвонить. Компьютер, показав, что лимит сотовой связи составляет шесть минут, быстро набрал знакомый номер. Через пару гудков высокий незнакомый голос ответил:

– Пазаласта!

– Можно Мишу к телефону? – без особой надежды попросил я.

– Але!

– Это квартира Михаила Рублева?