Афганская ловушка Брылев Олег
Но главное, пожалуй, в том, что низкий КПД 40-й ОА изначально был заложен в термине «ограниченный контингент». Видимая сторона «медали» — пропагандистская. Для успокоения общественности. А вот вторая вольно или невольно может скрывать совсем другое. Численность этого самого контингента после вывода из его состава за ненадобностью шести зенитных полков и некоторых танковых частей колебалась в пределах 105–110 тысяч человек. При этом значительная часть была задействована для охраны и обороны собственных городков. По данным командарма Б. Громова, только для тылового обеспечения, то есть для подвоза боеприпасов, продовольствия, ГСМ, ремонта техники, было задействовано до 70 % личного состава.
Много сил отнимала охрана Саланга, различных магистралей, гидроэлектростанции, аэродромов, других важных объектов. Например, Баграмскую авиабазу охраняло до 4 батальонов, примерно столько же — остальные аэродромы в Кабуле, Кандагаре, Шинданде.
Часть подразделений была недоукомплектована в результате боевых потерь как убитыми, так и ранеными, находившимися в госпиталях. Плюс отпускники. Многие переболели инфекционными заболеваниями, продолжая числиться в списках личного состава.
Опять сошлюсь на авторитетное свидетельство Б. Громова, тоже отлежавшего с гепатитом полтора месяца в госпитале: «В конце 1981 года эпидемия гепатита… захлестнула наши части — только в 5-й мотострелковой дивизии одновременно болело около 3 тысяч человек, то есть каждый четвертый солдат».
Генерал-полковник В. Меримский позже укажет на несколько десятков тысяч военнослужащих контингента, переболевших инфекционными заболеваниями и тем самым вырванных из состава боевых частей.
По мнению многих военачальников, КПД 40-й ОА не превышал 20 %. Другими словами, для непосредственного участия в операциях могло привлекаться не более пятой части от всей численности соединений и частей.
В результате нередко возникали проблемы при создании необходимых группировок, особенно при подготовке к более-менее важным операциям. Например, для боевых действий в Панджшере или операции «Магистраль» части и подразделения приходилось подтягивать издалека — из Газни, Джелалабада, Мазари, Кандагара. В такие периоды остававшаяся в гарнизонах часть армии фактически становилась полупарализованной, и мятежники в их зонах ответственности получали передышку и относительную свободу действий — «кошка с дому — мышки в пляс!».
Когда духи обнаруживали движение колонн, с разных направлений идущих в один и тот же район, им все было понятно. Они попросту растворялись, оставляя лишь мелкие заслоны, имитирующие их присутствие. Упорной обороной удерживались лишь базовые районы.
Все попытки армейского командования добиться увеличения группировки 40-й ОА оказывались безуспешными. Войска из западных групп войск снимать было нельзя — там «империализм наращивал свою агрессивность». На востоке «свирепствовал китайский гегемонизм», и ослаблять антикитайские округа тоже считалось опасным. Одновременно Москва разъясняла, что увеличивать численность вооруженных сил в условиях нарастающих экономических и финансовых проблем — непозволительная роскошь. Когда же Афганистан сыграл свою роль, все эти группировки мигом оказались ликвидированы Горбачевым.
Когда во Вьетнаме американцы ставили перед собою решительные цели, они создали там группировку численностью свыше 560 тыс. человек.
В боевых действиях на иракском фронте группировка США и в целом НАТО достигала 800 тыс. человек.
Если бы в Афганистане советских войск было хотя бы в два-три раза больше, еще неизвестно, какой мог быть результат и не оказались бы мы на побережье очередного океана.
Поэтому и сам термин, и реальный численный состав 40-й ОА вызывают вопросы — кем и для чего был предусмотрительно «ограничен» наш контингент?
Фактически такое положение дел и обеспечило достижение целей, заранее определенных «зарубежьем» — втянуть СССР в как можно долее затяжную войну, еще более ослабить экономику и ускорить развал СССР, подорвать авторитет нашей страны; пролить как можно больше «исламской» крови (а ограниченной численности ОКСВ для этого было вполне достаточно); спровоцировать враждебность мусульманских стран по отношению к Советскому Союзу, максимально отвлечь их внимание от противостояния с Израилем. В конечном счете создать линию фронта между христианством и исламом вдоль той самой «дуги нестабильности» З. Бжезинского, теперь уже реально проходящую от Афганистана и Таджикистана через Нагорный Карабах, Северный Кавказ, Крым вплоть до Косово и Сербии, развернуть стратегию Советского Союза (а теперь и России) от противостояния «Запад — Восток» на «Север — Юг». Одним словом, шла активная реализация проектов З. Бжезинского.
В качестве примера остановлюсь на «раскачке» ситуации на Кавказе и Черноморском побережье в преддверии Чеченской войны. В этих целях активно шла раскрутка вопроса о предоставлении независимости шапсугам (южным адыгам), проживающим на территории от Адлера до Туапсе включительно. Задумывалась попытка возвращения на родину из Турции потомков нескольких десятков, а может, и сотен тысяч убыхов, эмигрировавших туда в период Кавказской войны. Был снесен памятник Лазареву М.П., руководившему подавлением их восстания. Было осуществлено насильственное переселение из Узбекистана в пределы Краснодарского края турок-месхетинцев. Добравшись до Адлера, они намеревались совершить «марш мира» и явочным порядком якобы вернуться в Месхетию, что было на грани вооруженного кровопролития на тогдашней российско-грузинской границе и могло спровоцировать конфликт с Грузией. Начало этим событиям положила провокация 8 апреля 1989 года в Тбилиси…
Кстати, отработанная на Афганистане методика применения «ограниченного контингента» была впоследствии применена в ходе грузино-абхазской войны 1992 года. Для начала той войны понадобилось введение на территорию Абхазии незначительной группировки грузинских войск, явно недостаточных для «наведения порядка», но достаточных, чтобы спровоцировать восстание сепаратистов и «решить» вопрос о ее отделении.
Первоизбранный президент Грузии З. Гамсахурдия был дружен с Джохаром Дудаевым и, не исключено, знал о существовании в 1990–1991 гг. замысла по созданию «Великой Черкесии», в состав которой включалась бы и Абхазия. Дело оставалось только за выходом ее из состава Грузии, что и произойдет менее чем через два года, но уже в рамках другого сценария. (Тем не менее о «великочеркесских» амбициях некоторых абхазских националистов россиянам не следует забывать и при сегодняшнем статус-кво.)
Образование такого «государства» предполагало отторжение всего Северного Кавказа и Черноморского побережья от России одновременно с развалом СССР.
Поскольку Гамсахурдия вследствие его дружеских отношений с Чечней вряд ли решился бы на ввод грузинского «ограниченного контингента» в Абхазию, его пришлось срочно свергать и заменять на Э. Шеварднадзе. Последний, известный в Грузии по прозвищу «Подлая белая лиса», исполнил предательскую миссию по отношению к своему народу.
В 1989–1990 гг. в ряде регионов вслед за выводом войск из Афганистана почти одновременно прокатилась серия вроде бы не связанных между собой событий. В Узбекистане, особенно в Фергане, вдруг ни с того ни с сего возникли межнациональные конфликты между «местными» узбеками и татарами-переселенцами из Крыма, а затем и с турками-месхетинцами. В Сумгаите и Баку вспыхнула резня между армянами и азербайджанцами. Жили люди десятилетиями (а где-то и столетиями!) в мире и согласии — и вдруг такие взрывы ненависти. Вскоре все затихло.
Однако наивно было бы предполагать стихийность вспышек и развитие происходивших конфликтов якобы на бытовом уровне либо вследствие внезапно обострившейся активности каких-то радикалов-националистов. На самом деле очевидно, что по времени, целям, результатам во всех этих «горячих» точках действовали организованные, заранее подготовленные и оплаченные группы наемников, то есть исполнителей.
В Узбекистане они вначале поочередно обходили дома и квартиры переселенцев с настойчивыми уговорами «подумать» о возвращении на родину предков. Упорствующим угрожали, затем стали загораться их дома, квартиры, дачи, автомашины. Были случаи, когда людей обливали бензином и поджигали, вынуждая к переезду в Крым. СМИ с усердием освещали развитие конфликтов, в немалой степени содействуя тому. Следовательно, были и заказчики, а значит, существовал и сценарий.
Цели были частично достигнуты — турки-месхетинцы организованно двинулись в Краснодарский край, между армянами-христианами и мусульманами-азербайджанцами разразилась война в Нагорном Карабахе, татары стали возвращаться в Крым. И хотя на полуострове «процесс» тоже пошел, однако темпы были явно недостаточными — не хватало критической массы (и пока не хватает!) магометан для «демократизации» его по чеченскому варианту — численность славянского населения к тому моменту достигала там свыше 95 %. Требовалось ускорение.
За две недели до августовского путча произошло малозаметное событие, вряд ли бросившееся в глаза основной массе советских граждан. В начале августа-91 бывший в то время «павловский» кабинет министров успел издать постановление о предоставлении льгот крымским татарам в организации их возвращения на родину предков. В частности, предусматривалась оплата государством переезда членов семей и перевоза багажа, выделение земельных участков, выдача денежных ссуд, предоставление строительных материалов по госрасценкам (в то время острый дефицит). Это подействовало. Приток переселенцев заметно возрос. По крайней мере, до того, как Ельцин, Кравчук и Шушкевич «сообразили на троих» в декабре 1991 года. Таких льгот не получили ни армяне, бегущие из Азербайджана, ни азербайджанцы из Армении, ни русские, изгоняемые из Прибалтики. Просто надобности в том не было. А в Крыму была. Полуостров до сих пор остается «отстающим звеном», и если каша там заварится по-настоящему, то расхлебывать ее теперь уже Украине. Может, поэтому Хрущев передал ей Крым? А куда смотрели окружавшие его «мудрецы»? Видимо, их позиции после сталинских усилий еще были слишком слабы, иначе наряду с кавказской досталась бы эта проблема опять же России. Маху дали.
Говорят, Архимед утверждал: «Дайте мне точку опоры, и я переверну земной шар!» Именно Афганистан явился подобной «точкой опоры», развернувшей стратегию СССР, а теперь и России на Юг. Вот и задумайся теперь, ради каких целей создается противоракетный «зонтик» в Западной Европе. Возможно, лидеры США и Запада в чем-то почти искренни, пытаясь убедить Россию в «ненаправленности» новой системы ПРО против нас.
Ведь защитила же когда-то Русь Европу от полчищ Чингисхана. Начнись серьезный конфликт между православием и исламом с применением средств массового поражения — эта система ПРО может Европе пригодиться.
По прошествии времени тайное все более становится явным, в том числе и существование и деятельность масоно-сионистских структур и агентов влияния в СССР и России. В книге генерала КГБ Ю. Дроздова «Записки начальника нелегальной разведки» в главе «Агенты влияния и последствия развала СССР» сообщается об очень интересном факте: «Как-то в один из приездов в Москву бывшие американские разведчики в пылу откровений за ужином в подвальном ресторанчике на Остоженке бросили неосторожную фразу: «…Пройдет время, и вы ахнете, если это будет рассекречено, какую агентуру ЦРУ и Госдепартамент имели у вас наверху». Наверное, он забыл упомянуть при этом и МОССАД.
Ну, от фамилий калугиных, яковлевых, арбатовых, бовиных, примаковых мы вряд ли ахнем. А вот далее деликатно говорится: «Может быть, именно в этой фразе кроется разгадка, почему Горбачев М.С., обладая максимумом достоверной информации… поддался чужому влиянию…» Но у Горбачева был предшественник — Ю. Андропов. А генерал Ю. Дроздов ведет речь об агентуре, то есть не о единственном агенте.
Более прямолинейный бывший начальник КГБ Крючков В.Н. высказался еще конкретнее: «Приведите мне хотя бы один пример в истории, когда во главе государства стоял бы предатель, который развалил бы его своими руками… Во главе государства оказался ренегат и предатель».
Это о Горбачеве, которого старательно взращивал все тот же Андропов. Он, лежащий в ЦКБ, хотел даже собрать заседание Политбюро прямо в своей больничной палате и избрать Горбачева Генсеком тут же. Врачи отговорили. Мол, вы скоро выздоровеете, а сейчас не стоит перегружать себя. Он же «приютил» и дал ход в большую политику Е. Примакову.
В действиях и судьбе Андропова много схожего с У. Черчиллем. У того тоже было раздвоение личности. С одной стороны, Черчилль вроде бы верой и правдой служил Великой Британской империи и свято чтил ее интересы. О том свидетельствует увековеченная память в виде величественной статуи у входа в Палату общин британского парламента. За всю многовековую историю этого государства подобной чести удостоены лишь два премьера — он и Ллойд Джордж. С другой стороны, будучи откровенным сионистом, он являлся одним из главных действующих лиц по созданию Государства Израиль. (См. книгу П. Джонсона «Черчилль».) Об этом он мечтал еще со времен 1-й Мировой, в конечном счете принеся в жертву определенные геополитические интересы Великобритании как в арабском мире, так и в соперничестве с Советским Союзом. В частности, в 1942 году У. Черчилль согласился с сионистским проектом по открытию второго фронта в обмен на обещание И. Сталина всемерно содействовать созданию независимого еврейского государства на территории Палестины. Факт малоизвестный и тщательно скрываемый. По инициативе тогдашнего президента США Т. Рузвельта и в обстановке величайшей секретности в Америку весной 1942 года приглашался И. Сталин, но вождь под предлогом серьезной обстановки на фронтах вместо себя делегировал В. Молотова. Вначале, когда В. Молотов в мае 1942-го прибыл в Лондон на переговоры по данному вопросу, у Черчилля возобладали чувства великобританского патриотизма. Молотов продолжил вояж в Вашингтон, где посетовал на несговорчивую позицию Лондона. К его величайшему изумлению, ему тут же было сообщено, что британскому премьеру уже «пришлось» срочно пересмотреть точку зрения, а Молотову предстоит на обратном пути вновь посетить вдруг образумившегося Черчилля и обо всем договориться теперь уже в лучшем виде. Отсюда понятно, что стратегия сионизма вырабатывалась в Штатах, и Черчиллю оставалось лишь повиноваться. В дальнейшем все так и произошло, но в своих мемуарах высокочтимый в Англии бывший премьер об истинной цели визита Молотова и подробностях сговора по созданию Государства Израиль благоразумно умалчивает. Понятно, почему.
Это одна из наиболее охраняемых тайн 2-й Мировой. Замышляя бойню (а ее возможность была предопределена, как уже говорилось, еще А. Пайком в 1871 году), лидеры сионизма преследовали цель взаимоистребить СССР и Германию, использовав фашизм и Гитлера. Именно они спонсировали и сподобили его на Восточный поход. Это — главная тайна, о которой фюрер попытался сообщить в своем предсмертном «политическом завещании». И чем больше публикаций о холокосте и жертвах евреев в той войне, тем дальше и глубже должна быть сокрыта от толпы сокровенная тайна — дескать, не могли же они ее спровоцировать, раз уж в результате сами потеряли едва ли не больше, чем СССР и Германия, вместе взятые! Гитлер же по предварительной договоренности с ними должен был отвоевать у Англии ее колонию Палестину в качестве территории для создания Израиля. По их же заданию евреи во всех оккупированных гитлеровцами странах собирались эсэсовцами вначале в гетто, чтобы вслед за изгнанием англичан из Палестины быть «добровольно» отправленными в качестве освобожденных узников на Землю обетованную. Что впоследствии и было осуществлено. В том числе и после передачи советскими войсками освобожденных из концлагерей в американскую зону оккупации. Это также являлось одним из пунктов тайных договоренностей со Сталиным весной 1942 года. Ведь для образования государства помимо территории необходимо было и соответствующее количество населения. А где же было его взять, как не из Европы? Своих-то, местных, там было мало — всего лишь несколько десятков тысяч. Это — тоже тайна, хранимая за семью печатями от сородичей. Чего доброго, могут обидеться и даже возненавидеть!
В соответствии с договоренностями Гитлера со «спонсорами» в этих же целях немецкий корпус Э. Роммеля уже в начале 1941 года оказался в Северной Африке (а иначе что ему там было делать?) и настойчиво рвался к востоку через Египет. На том этапе Гитлер свое слово держал. Однако после разгрома фашистов под Москвой вслед за изменениями обстановки на советско-германском фронте последовали изменения и в геополитических раскладах лидеров сионизма. Определенно зарвавшийся в антисемитизме фюрер уже вызывал опасения в плане возможного отказа от более ранних договоренностей в отношении Палестины. Возможно, сработала гитлеровская разведка, узнав о результатах переговоров Молотова с Рузвельтом и У. Черчиллем, что и положило начало трагическому уничтожению евреев в концлагерях с весны 1942 года. Не исключено, что и сионисты разнюхали что-либо о намерениях возненавидевшего иудеев фюрера «кинуть» их с Палестиной по мере достижения Роммелем цели. Иначе как объяснить, что только после этого, лишь в середине 1942-го, то есть спустя полтора года после его высадки (и вскоре после договоренности со Сталиным), англо-американцы срочно начали создавать там такую группировку своих войск, которая в конечном счете смогла остановить, а затем и разгромить корпус Э. Роммеля. Сценарий кардинально менялся, и теперь уже должен быть осуществлен «добровольным» отказом Великобритании от мандата на управление Палестиной в ходе послевоенного переустройства мира.
Следовательно, ради создания Израиля Черчилль со товарищи пожертвовал английской колонией — Палестиной. Сталин сдержал свое слово, когда на 2-й сессии Генассамблеи ООН 29.11.47 г. СССР вкупе с «подконтрольными» голосами Украинской и Белорусской ССР, Польши и Чехословакии обеспечил большинство при голосовании по данному вопросу, вызвав большое удивление в мире.
Однозначно, что появление Государства Израиль — один из главных, заранее запланированных результатов Второй мировой войны. У. Черчилль — в числе его крестных отцов. Он написал великолепные мемуары с подробнейшим изложением даже самых малоизвестных событий той войны. Очень интересны его описания проблем послевоенного переустройства мира, обсуждавшихся на Тегеранской и Ялтинской конференциях. Но нигде он даже не заикнулся о потаенных замыслах по созданию Израиля, как будто их вообще не существовало. Но они-то имелись и цель была достигнута! (См. Churchill W.S. The Second World War.)
Не исключено, что у Андропова «раздвоение» происходило на той же почве — с одной стороны, вроде бы интересы советского государства, с другой — главенствующая роль в реализации сионистского проекта «Шторм-333», выдвижение Горбачева, в конечном счете приведшие к финалу «Беловежская Пуща-666».
З. Бжезинский утверждает, что именно он, а не кто-то иной является автором «афганского» и развального «перестроечного» проектов. По поводу Афганистана спору нет. А вот что касается сценария развала СССР, то З.Б. скорее явился лишь одним из главных действующих лиц по его реализации. Сам сценарий был разработан еще в начале 50-х. В 1954 году, за 31 год до начала «перестройки», в Штатах была попытка его детальной публикации в одной из русскоязычных газет. В экстренном порядке она была пресечена, однако в 1983 году, теперь уже за два года до горбачевских «инициатив», ее сценарий благодаря «Штази» (служба безопасности) был все же опубликован в ГДР.
Как известно, первые «перестроечные» наметки исходили именно от Андропова. Он же примерно в течение 10 лет внимательно присматривался и «взращивал» Горбачева. По странному стечению обстоятельств за этот период по различным причинам с политической арены то ли сошли, то ли были устранены такие сравнительно молодые государственники, как Машеров, Кулаков, Романов, Щербицкий. О некоторых из них Брежнев открыто говорил как о своих возможных преемниках, отчего Андропов, если верить воспоминаниям кремлевского лейб-медика Чазова, заметно волновался и постоянно и настойчиво интересовался состоянием здоровья Ильича. Другими словами, опасных конкурентов на пути Андропова, а затем и Горбачева более не оказалось.
Почему же при авторстве Бжезинского и других зарубежных «заказчиков» в реализации обоих этих проектов случайно или нет, но ключевую роль сыграл «исполнитель» Андропов?
Вернусь в 1979 год. Для действовавших «изнутри» очень важна была соответствующая информация из Афганистана. Причем такая, сообразно которой и производилась бы оценка обстановки в нужном ключе. В ключе, способствовавшем бы принятию необходимого решения. Того, что и было принято 12 декабря 1979 года.
Как теперь выясняется, конкретно предназначавшаяся «для ушей Брежнева», она поступала по каналам КГБ и МИДа. По свидетельству ряда очевидцев, посол А. Пузанов свои оценки согласовывал с представителями КГБ, фактически не проявляя самостоятельности и идя у них на поводу.
Особняком стоял характер информации из Кабула по линии военных советников, которая игнорировалась как не соответствовавшая замыслу. Этот аппарат возглавляли генерал-лейтенант Горелов Л.Н. и советник начальника главного политуправления армии ДРА генерал-майор Заплатин В.П.
Ситуация складывалась неоднозначная и требует подробного рассмотрения. Это важно, чтобы разобраться в событиях второй половины 1979 года, без чего невозможно понять истинный смысл происходившего. А оно во многом перевернуто с ног на голову, в том числе и в книге «Вирус «А».
Прежде всего, надо отметить, что по своему статусу персоной № 1 из числа советских представителей в Кабуле являлся посол Пузанов А.М. Касалось это прежде всего вопросов межгосударственных отношений. Однако в условиях, когда основной «движущей» силой Саурской революции явилась армия, статус главного военного советника Горелова Л.Н в глазах Н. Тараки и Х. Амина должен был играть не менее важную роль, особенно в повседневной, рутинной работе. Это и имело место в начальный период его пребывания. Постепенно ситуация менялась, особенно со стороны Х. Амина, у которого со временем стало развиваться более настороженное отношение к послу, генералам от КГБ, главному военному советнику.
Человек всегда по многим признакам ощущает отношение окружающих к себе. Возможно, влияли некоторые «пропарчамистские» симпатии одних, склонность принять «на грудь» и беспринципность других, еще какие-то личностные факторы. В частности, в отношении Л. Горелова это проявлялось еще и потому, что он до Апрельской революции работал со свергнутым Даудом, и это помимо прочих его качеств инстинктивно вызывало у обоих лидеров какие-то антипатии.
Авторы «Вируса» тоже как бы вскользь намекают на чрезмерное увлечение спиртным некоторых «представительных» кагэбэшников. Но делают это с изрядной долей лукавства, от имени генерал-майора Заплатина В.П. Так, они сообщают, как он, неоднократно убеждая и министра обороны СССР Устинова Д.Ф., и кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС Пономарева Б.Н. в недостоверности информации по линии КГБ, говорил: «Пить им поменьше надо, тогда и информация будет объективной!» Мне Василий Петрович рассказывал про одного из «больших» чекистов: «На приеме в посольстве разливают официанты водку по рюмкам, а товарищ Б., посмотрев по сторонам — не видит ли кто? — под шумок быстренько заполняет свой фужер водкой вместо минералки, а затем, опустошив рюмку, не спеша вроде как «запивает» ее из него». Справедливости ради скажу, что речь при этом не шла о личном представителе Андропова генерал-лейтенанте Иванове Б.С. У него, говорят, c «обликом морале» проблем не было. Да и прибыл он в Кабул позже. Однако, как оказалось, вышеупомянутому попустительствовал.
При этом в отличие от некоторых наших представителей абсолютно беспочвенны кивки в адрес Амина, что он был «выпивоха». Близко знавший его В. Заплатин утверждал, что Хафизулла позволял себе лишь дважды в год поднять стопку водки — на 9 мая и 7 ноября. Уж более красноречивых фактов трудно представить, в том числе чьим «агентом» он являлся.
Потому и явилось определенным парадоксом, что наиболее авторитетным представителем для Х. Амина мало-помалу стал генерал-майор Заплатин В.П. Особое доверие к нему питал и Н. Тараки. Оба нередко предпочитали решать многие повседневные вопросы именно через него, в обход Горелова. Характерен эпизод, когда в присутствии Заплатина Горелов что-то докладывал министру обороны СССР. В ответ на очередное указание Устинова Д.Ф. тот необдуманно ляпнул: «Есть, сейчас же направлю к Амину Заплатина!» Министр рассвирепел: «Кто такой Заплатин, знать не знаю! Вы там главный или нет?» Но не мог же Горелов объяснить Устинову, что Амин больше всего прислушивается и доверяет Василию Петровичу, а его не жалует.
И еще один эпизод, когда в начале декабря 1978 года афганское руководство убывало в Москву. Перед вылетом Тараки вызвал к себе Заплатина и поставил ему просто-таки поразительную задачу. Случай был раньше описан Н. Ивановым, поэтому приведу с его слов: «Товарищ Заплатин, мы все улетаем завтра в Москву на подписание Договора». — «Счастливого пути!» — «Спасибо. Ну а управление армией мы решили доверить вам. Остаетесь старшим». — «Я? Но ведь есть еще главный военный советник. Посол, наконец…» — «Понимаете, для нас армия — это все. Наш народ любит армию, а в армии уважают вас. Так что придется дня три-четыре побыть главой…» Все же, как поведал мне Василий Петрович, он смог убедить Тараки, что этого делать не следует, а они с Гореловым и так примут все меры, чтобы обеспечить порядок в отсутствие руководителей страны.
Случай уникальный. Интересно, бывало ли что-либо подобное с нашими советниками или послами за рубежом?
Жаль, что Василий Петрович до сих пор не написал своих воспоминаний. Его правдивый рассказ пролил бы свет на многие события того периода.
Мне довелось в 1986–1989 гг. служить с ним в политуправлении Сухопутных войск, и он многое рассказывал. И сейчас хоть изредка, но созваниваемся. Кое-что из его воспоминаний опубликовано в книгах ряда авторов и в прессе. Но далеко не все.
Особые отношения Амина и Тараки к Заплатину явно складывались в силу его качеств: принципиальности, прямого характера, честного отношения к делу, искреннего переживания за происходящее и трудолюбие. Кроме того, он — человек опытный, вдумчивый, по-житейски мудрый. Сам Заплатин об Амине также отзывался высоко, хотя и между ними не все бывало гладко. Так, однажды в середине лета 1979 года на проходившем заседании Ревсовета, где одним из обсуждавшихся вопросов являлась обострившаяся обстановка в приграничной провинции Кунар, Амин обрушился с обвинениями в адрес жителей примерно 12 кишлаков, поддерживавших мятежников. Обращаясь к присутствовавшим Горелову и Заплатину, он вдруг потребовал от них срочной поставки из Союза то ли напалма, то ли огнеметов — на корню выжечь там всю заразу, дабы остальным неповадно было. Заплатин взял слово и так «поддал» инициатору за жестокие намерения по отношению к своему народу, что тот затем в течение нескольких дней с изумлением все повторял: «Ну и врезали вы мне всенародно!» Потом извинился и признал, что был не прав, мол, погорячился. Но, видимо, за принципиальность «невзирая на лица» — зауважал советника еще больше.
При мне Заплатин являлся секретарем партийной комиссии Сухопутных войск. Хотя и эта должность была достаточно высокой и требовала особых моральных качеств, армейского и житейского опыта, однако он был достоин большего. К сожалению, Василий Петрович явно оказался в опале вследствие его лояльности Амину. Но об этом позже. Хочется добавить, что Заплатина исключительно ценил и уважал генерал-полковник Попков М.Д., в то время член военного совета — начальник политуправления Сухопутных войск. Они и сейчас поддерживают тесные отношения. А уж М. Попков, сам человек-глыба во многих отношениях, знал и умел ценить таких, как Заплатин. И еще добавлю, что после ознакомления с данным материалом Василий Петрович в телефонных разговорах помимо ряда уточнений неоднократно настаивал, чтобы я убрал из текста все лестное в его адрес. Однако, посчитав сказанное абсолютно объективным, я решил, что это было бы несправедливо — в афганской летописи это должно сохраниться. И еще о его личном — однажды я пытался дозвониться, чтобы поздравить его с днем рождения, но не мог — телефон был беспрерывно занят. Дозвонился. Говорю: «У вас что-то с телефоном случилось, полдня не работал?» — «Да нет, просто много звонков было… Из Голландии — Экбаль (бывший его подсоветный, начальник главпура армии ДРА); звонили находящиеся в эмиграции афганцы из Лондона, Германии, Парижа, московские…» Интересно, многим ли бывшим советникам звонят или поздравляют спустя более тридцати лет помнящие их афганцы? Значит, уважают и помнят по заслугам.
Столь подробная характеристика В. Заплатина необходима, чтобы с наибольшей серьезностью относиться к его информации. И подтверждение сказанному — множество ссылок на него в серьезных работах по Афганистану.
Итак, по мнению Заплатина, сведениям Л. Горелова и практически всех исследователей, оценки обстановки в донесениях аппарата военных советников резко отличались от кагэбэшных.
В этой связи убедителен генерал-полковник Меримский В.А. Его как-то незаслуженно подзабыли, а ведь он более четырех лет являлся одним из руководителей оперативной группы МО СССР. Он и до ввода войск в течение нескольких месяцев 1979 года в составе группы Главкома Сухопутных войск генерала армии И. Павловского объездил практически все гарнизоны, армейские корпуса, дивизии и части афганских войск и великолепно владел информацией от самых низов до Министерства обороны ДРА. Он знал лично и часто встречался с Тараки, Амином, а позже и Кармалем, давая четкие, с глубоким знанием дела оценки обстановки, а также меткие характеристики всем троим лидерам ДРА.
В книге «Загадки афганской войны», а затем и в ее более полном варианте, вышедшем уже под другим названием, В. Меримский напишет: «В силу возложенных на меня обязанностей, я имел доступ к донесениям, отправляемым некоторыми ведомствами. (Сомневаюсь, что ко всем. — Прим. авт.). И должен сказать, что наиболее полная и объективная информация готовилась аппаратом Главного военного советника, а следовательно, и нашей группой. Я это говорю не для защиты чести мундира, а основываясь на фактах… В каждой дивизии (от себя добавлю — и армейском корпусе. — Авт.), бригаде, полку, танковом батальоне, авиационных частях имелись наши военные советники. Они постоянно находились в контакте с офицерами, сержантами, солдатами, а также представителями местных партийных и административных органов власти, от которых получали всевозможную информацию. Советники других ведомств (читай: КГБ) имелись только в провинциальных структурах». Понятно, что при таком раскладе полнота информации по военным каналам в сотни раз превосходила ведомство Андропова.
Далее на примере Андараба и личных впечатлениях я еще проиллюстрирую правоту Меримского. И еще адресовал бы интересующихся к воспоминаниям Б. Громова, где он столь подробно расписал всю систему сбора информации в 40-й ОА снизу, чуть ли не от роты. Вряд ли кто будет оспаривать эти утверждения. Он также сообщит: «К мнению военных не прислушивались, и я думаю, что была информация по другим каналам. Скажем так, не совсем достоверная, несколько искаженная информация, на основе которой рождались соответствующие представления о политической ситуации в этой стране…»
Другими словами, аппарат военных советников, руководимый Л. Гореловым и В. Заплатиным, обладал более обширной, более детальной информацией, притом также шедшей с самых низов. Следовательно, более достоверной, отражавшей истинную картину.
Кагэбэшники довольствовались более куцыми возможностями, причем из источников, удаленных от гущи событий, — их представители восседали не далее провинциальных центров, откуда и гнали в Кабул что ни попадя. Нередко это были данные «двойников», а то и «бред, — как позже напишет Громов, — какого-нибудь обкурившегося агента».
В Кабуле все это обобщалось и направлялось Андропову. При этом под «выводы» подпрягался посол и другие. Был случай, когда прибывший в ДРА замминистра МВД генерал-лейтенант Папутин В.С. тоже было подмахнул подготовленную чекистами шифровку. В. Заплатин от возмущения в полном смысле слова схватился с ним «за грудки», убеждая в необъективности и поспешности. В. Папутин вынужден был от подписи отказаться, так как в действительности еще нигде не побывал и обстановкой не владел, доверившись чужим аргументам. Аналогичным образом чекисты, в частности Б. Иванов, пытались «перевербовывать» и И.Павловского с В. Меримским, о чем чуть ниже.
По возвращении из ДРА В. Меримский (вместе с И. Павловским), докладывая обстановку министру Д. Устинову, с полным основанием позволит себе утверждать о нецелесообразности ввода войск. Об этом в своей книге он напишет: «После возвращения нашей делегации из Афганистана в октябре мы представили министру обороны доклад, в котором четко указали, что вводить в эту страну наши войска нецелесообразно. (Здесь, по-видимому, он проговорился, так как из данного утверждения проясняется, что при убытии им все же ставилась такая задача — прозондировать вопрос целесообразности ввода войск? — Прим. авт.) Кроме того, мы подчеркивали, что свободолюбивый афганский народ не смирится с этим вмешательством извне, и приводили ряд фактов, подтверждавших эти выводы. Я напомню вам только один из них, когда нашему одному советнику командир афганского полка ответил: «Мы вас сюда не звали. Уезжайте в свою страну, а мы здесь разберемся сами». Я уверен, что мнение этого командира разделяли многие офицеры».
В ноябре-79 В. Меримский будет встречаться с маршалом С. Ахромеевым, который сообщит ему, что «несколько дней тому назад наше руководство приняло решение ввести войска в Афганистан…» (видимо, речь шла о предварительном решении согласно постановлению Политбюро от 31.10.79). Меримский удивился: как же так, они с Павловским представили Устинову достоверные данные с выводом о нецелесообразности ввода туда советских войск. Ахромеев разъяснил: «…Ты знаешь, информация из Афганистана поступает по дипломатическим, военным и экономическим каналам. Но есть еще один источник, который пользуется особым доверием и отличается от уже названных мною. Это информация по линии КГБ, которая считается приоритетной».
Получается, что организация, которую мы не в шутку называли «Контора Глубокого Бурения», обладала поверхностной, а скорее всего, тенденциозной информацией, по сравнению с более достоверными сведениями военных. Тем не менее она признавалась приоритетной.
Андропов наверняка знал и свои кадры, и их расстановку, и о том, что военные пашут глубже. Однако он игнорировал все, что не соответствовало его установкам, заодно вводя в заблуждение Генсека. Зато его «данные» почему-то совпадали с замыслом Бжезинского.
В этой связи уместно дополнение от ранее упоминавшегося Валерия Коновалова: «Здесь можно вспомнить еще и видного советского пуштуноведа Дворянкова Николая Александровича. Он пытался убедить Кремль в том, что крыло «парчам» — насквозь прогнившая буржуазная прослойка в НДПА, и упор необходимо делать на «хальк». Дворянков был близок к Тараки, совместно с ним написал ряд книг на пушту. Он хорошо относился к Амину. Никто, конечно, не послушал, а Андропов вообще приказал отозвать его из Кабула».
Еще неизвестно, с чьей подачи руководство ДРА с середины 1979 года зачастило с просьбами в адрес Кремля об оказании той или иной помощи советскими войсками, о чем так рекомендовалось в вышеизложенных тезисах «эксперта Центра». Раджа Анвар в книге «Трагедия Афганистана» со ссылкой на некоторых близких к Тараки афганцев сообщит об одном из эпизодов в августе 1979 года, когда посол Пузанов «советовал» Тараки готовить очередное обращение в адрес советского руководства с просьбой о вводе войск.
Почти под каждой информацией об очередной подобной просьбе стояли подписи Б.И. Иванова либо «представителя КГБ». Но с него взятки вроде бы гладки, так как он лишь докладывал о том по долгу службы.
Не так давно с легкой руки полковника Евгения Логинова, основателя сайта «[email protected]» (Военного института МО), была развернута дискуссия по первому варианту моей работы. Активное участие в ней принял полковник В.К., в свое время бывший советником одного из управлений афганского ХАДа. По-доброму отозвавшись по ряду моментов, он тем не менее обрушился на меня с критикой в связи с категоричным несогласием по поводу роли Андропова. В представлении В.К., его бывший шеф почти стерилен. В подобных случаях я обычно отвечаю такому специалисту на его же языке — «базар нет!», а полемику с ним в целях экономии времени прекратил, тем более что, когда иссякли аргументы, он уже не по теме перешел на ругань в мой адрес. Поскольку, возомнив себя чуть ли не гуру в делах «за речкой», он решил не дискутировать, а не очень вежливо назидать, я решил все же познакомить интересующихся с уровнем его познаний. Фамилию пока называть не буду, если он не будет настаивать. Может, одумается.
В одном из писем он сообщил: «У меня к деятельности Ю.В. Андропова на этапе подготовки вторжения в Афганистан больше вопросов и претензий, чем у вас (сразу видно, специалист с амбициями, себе цену знает! Но тогда как быть со «стерильностью»? — Прим. авт.)…
КГБ были совершены фатальные ошибки, в большей степени Крючковым (имеется в виду Первое Главное Управление, в те времена входившее в состав КГБ и подчинение Андропова), в меньшей степени самим Андроповым. И я буду писать об этом открыто (в будущей книге). Что теперь скрывать по прошествии стольких лет? Но тогда во внешней разведке КГБ имела место глобальная ошибка: она занималась изучением властных структур зарубежных государств, их спецслужбами и внешнеполитическими ведомствами, но никогда не занималась изучением обществ зарубежных стран. В результате по состоянию на 1979 год внешняя разведка КГБ имела очень хорошие позиции в афганской власти, партии и армии (сомнительно, судя по результатам. — Прим. авт.) и не имела подлинных знаний об афганском обществе… (Тогда зачем она дестабилизировала обстановку, охотясь на Амина, или, скажем, во время Ришхорского восстания, о чем еще пойдет речь? — Прим. авт.) Именно эта методологическая ошибка и подвела КГБ до ввода ОКСВ. КГБ просто не знало (? — Прим. авт.), куда оно (? — Прим. авт.) само (?) лезет (ошибки в окончаниях слов — так по тексту В.К.) и куда толкает нашу армию…»
А вот если верить коллеге В.К. — соавтору «Вируса «А» В. Самунину, в то время резидент КГБ в Кабуле полковник В. Осадчий, оценивая складывавшуюся обстановку, говаривал: «Иногда мне кажется, что мы сами лезем в намыленную для нас кем-то петлю!» Вот так!
Продолжу мысль В.К.: «Но обвинять в этом Андропова и КГБ неверно, ибо структуру внешней разведки КГБ, равно как и других органов КГБ, определял ЦК КПСС и ни на шаг в сторону. На тот момент ГРУ (Главное Разведывательное Управление. — Прим. авт.) чуть лучше понимало афганское общество, хотя все равно явно недостаточно для принятия таких глобальных решений, как ввод войск ОКСВ…» Стоп. При чем здесь «структура внешней разведки», если речь о задачах?
В общем, приехали. Кто-то что-то понял? Пока можно лишь согласиться с вынужденным признанием более высокой квалификации военной разведки в лице ГРУ. И на том спасибо — хоть шерсти клок. Но к сведению В.К., если он внимательнее почитает мои аргументы, речь нужно вести не о малой толике роли ГРУ, а об оценках всей советнической разведструкутуры Минобороны в ДРА, квинтэссенцией которых являлись обобщения аппарата Главного военного советника. В Политбюро ЦК КПСС заслушивался не начальник ГРУ, а генерал-лейтенант Лев Горелов, который и пытался опровергать доводы представителей Андропова, которые, если перефразировать В.К., «чуть хуже понимали афганское общество». И еще спасибо за откровение по поводу КГБ, «толкавшего нашу армию» в ДРА. Выходит, амбиции из оппонента прут, а подспудное сознание невольно истину глаголет? Значит, польза даже в нелицеприятных спорах присутствует. Потому продолжим с удовольствием.
По поводу того, что «структуру внешней разведки КГБ… определял ЦК КПСС». Тогда понятно — сидел в ЦК какой-то чижик и сочинял штатную структуру уважаемого ведомства, а вышестоящие товарищи вплоть до члена Политбюро Андропова соглашались или нет, но «ни на шаг в сторону»! Во-первых, из уважения к оппоненту вынужденное разъяснение, хотя и не по теме публикации: проблема совершенствования оргштатной структуры любого ведомства прорабатывается самим этим ведомством исходя из решаемых задач, но в рамках бюджетного финансирования. Если же оно при этом пыталось выйти за рамки оного, то на основе серьезной аргументации ставило вопрос перед Совмином, хотя, понятное дело, на уровне шефа КГБ договариваться с Н.А. Косыгиным было легче, чем кому-либо. Но не все было так просто, поэтому совершенствование штатов, как правило, осуществлялось за счет внутренних пертурбаций, а не по воле цэковских клерков. Это к сведению.
Во-вторых, что за бред по поводу структуры, если речь надо вести не о ней, а о задачах, повторяю, задачах и обязанностях уже существовавшего аппарата в Кабуле и в целом по Афгану, тем более что он с небольшой численности летом 1978 года стараниями самого Андропова, а вовсе не какого-то отдела административных органов ЦК, разросся до нескольких сотен человек, не считая численности спецназа? Или это тоже вершили чиновники в ЦК, а член Политбюро брал под козырек, разворачивая «Зенит», «Альфу», «Гром»? Кто ставил задачи подчиненным в Кабуле? Чьи команды они выполняли и «ни на шаг в сторону»? Кто готовил докладные в Политбюро и подговаривал Брежнева к устранению Амина и вводу войск в Афганистан, в то время как военные советники и комиссия во главе с Главкомом Сухопутных войск, а также начальник Генерального штаба костьми ложились на пути «приоритетной информации, шедшей по каналам КГБ»? Так что структура внешней разведки, «разрабатывавшаяся в ЦК КПСС», вовсе ни при чем, а ставший в позу ментора В.К. просто нагородил бессмысленную чушь…
К этому же относится и утверждение о «фатальных ошибках» КГБ, «в большей степени Крючкова, в меньшей степени самого Андропова». Значит, «сам» плясал под дудку подчиненного, начальника 1-го Главного управления, и не ведал, что его дурачат? И в Политбюро наибольшим влиянием пользовался Крючков, а не Андропов? А личный представитель Андропова в Кабуле генерал-лейтенант Б. Иванов, оказывается, вместо добросовестного и беспрекословного выполнения приказов всемогущего шефа чуть ли не в сговоре с Крючковым (которому он фактически не подчинялся, тем более когда был назначен на должность руководителя группы консультантов при председателе КГБ) тоже вводил Андропова в заблуждение? Подчиненные совершали «фатальные ошибки», а Андропов, передоверившись им, лишь хлопал ушами да внимал разлюбезному джазу, потакал диссидентам и наращивал интеллектуальный потенциал Израиля, поощряя их выезд туда…
Обратимся к более серьезным аргументам классиков в лице В. Снегирева и В. Самунина. Писали они вдвоем, но все же Валерий Самунин, ветеран 1-го Главка, знает ту кухню достаточно глубоко изнутри. Думаю, его информация внушает доверие.
Вот что написано о Б. Иванове: «17 марта (1979 года), учитывая обострившуюся обстановку, в Кабул была направлена оперативная группа КГБ СССР во главе с генерал-лейтенантом Б.С. Ивановым. Первый заместитель Крючкова в ПГУ, он возглавлял политическую разведку… Борис Семенович считался крупным специалистом в американских и европейских делах. Две длительные командировки за океан в качестве резидента, работа в официальных советских делегациях на переговорах с президентами США Никсоном, Фордом и Картером, разработка и реализация комбинации по обмену чилийского коммуниста Луиса Корвалана, участие в операции «Дунай» (вторжение советских войск в ЧССР и смена руководства этой страны), создание «специальной экономической разведки» и кратковременное руководство самым секретным в ПГУ 13-м отделом — вот далеко не полный перечень из послужного списка генерала Иванова. Но, возможно, главным достижением Бориса Семеновича было то, что к концу 70-х он стал одним из самых доверенных людей председателя КГБ. Иванов мог напрямую, минуя своего непосредственного начальника Крючкова, выходить, когда он считал нужным, на Андропова и на некоторых других членов Политбюро.
Возможно, именно это сыграло свою роль при решении вопроса о том, кто должен возглавить всю работу структур госбезопасности в Афганистане, а главное — информировать политическое руководство страны о реальной (!) ситуации там. Андропову был нужен в Кабуле человек, которому он мог бы всецело доверять, человек, не зависимый от конъюктурных настроений в совколонии, авторитетный как среди дипломатов и политиков, так и среди военных. Человек, который в сложных ситуациях, не тратя драгоценное время на согласование с Центром, мог бы на месте принимать серьезные оперативные решения. Вот почему выбор пал на «американиста» Иванова, а, скажем, не на Медника, который тоже был заместителем начальника ПГУ и как раз курировал средневосточное направление…»
От себя добавлю — авторитет главного военного советника генерал-лейтенанта Л. Горелова, как окажется позднее, явно не устраивал Андропова. Ему нужны были более весомые козыри в достижении своих целей, и кандидатура Б. Иванова подходила как нельзя более кстати. Последующие события это подтвердят.
«Безусловно… Теперь (Крючкову) предстояло считаться с тем, что шеф КГБ будет сравнивать ту информацию, которая поступала из Кабула по линии резидентуры (Вилиор Осадчий) и представительства (Леонид Богданов) с информацией, получаемой непосредственно от личного представителя Андропова. Но, с другой стороны, глава ПГУ должен был возблагодарить судьбу за столь неожиданный подарок. Генерал Иванов был слишком независим, слишком авторитетен, слишком профессионален, чтобы работать обыкновенным заместителем начальника главка. Крючков постоянно ощущал недоверие к своим начинаниям со стороны Иванова, который профессионально был, безусловно, на голову выше его. Человека с такими обширными связями на самом «верху» лучше было бы держать подальше от «леса» (лесного массива в Ясенево, где находилась штаб-квартира ПГУ. — Прим. авт.). И вот такая удача: решением Политбюро Иванова отправляют в Афганистан».
Очень важная деталь — «решением Политбюро», в то время как главный военный советник назначался туда лишь приказом министра обороны. Этим Иванову заведомо обеспечивался более высокий статус и приоритет в отношении оценок его информации в Политбюро, тем более представляемой лично через Андропова. С такими авторитетами Л. Горелову и В. Заплатину спорить было сложно. Выражаясь словами вышеупомянутых А. Камаля и В. Коновалова, «об умело поданной интерпретации видения афганской проблемы извне и изнутри, чтобы быть доведенной до ушей Брежнева», преимущество Андропову было гарантировано.
Умный ход или случайность? Это во-первых. А во-вторых, возникает резонный вопрос: а почему с такой характеристикой сам Б. Иванов не был назначен председателем КГБ СССР, как впоследствии, например, тот же В. Крючков? Какими более превосходящими профессиональными качествами, заслугами или чем-либо еще нам неизвестным перед державой обладал Андропов? И вообще, как он оказался руководителем всесильного ведомства?
Здесь надо убрать анонс еще не написанной главы «Версия на заданную тему». У нее будет соответствующий тротиловый эквивалент, но сейчас не успеваю.
Еще об исполнителях
Итак, во-первых, именно оценки и выводы Андропова возобладали «изнутри» при принятии окончательного решения Брежневым. Во-вторых, именно Андропов и его представители в Кабуле всегда делали ставку на «парчам», Бабрака Кармаля и Наджиба, склоняли Тараки к сотрудничеству с ними и устранению Амина.
Оценивая обстановку по прошествии некоторого времени после ввода войск, В. Меримский напишет: «Когда я узнал, что пост генсека НДПА, главы правительства и государства занял Б. Кармаль и к власти пришли члены фракции «парчам», это вызвало у меня недоумение. Я не понимал причин происшедшего. В течение 2 лет мы поддерживали халькистов, а теперь — парчамовцев. Как же нашим людям, военным и гражданским, работающим в Афганистане, смотреть в глаза халькистам? Что им ответить? Ответов на свои вопросы я не находил и обратился к более сведущему товарищу. Он мне ответил, что наш КГБ с давних времен поддерживал контакты именно с парчамовцами. По всей вероятности, руководствуясь их рекомендациями, Политбюро ЦК КПСС переориентировалось и сделало ставку на парчамовцев и их лидера Б. Кармаля. Халькисты занимали все ключевые посты в обществе, приобрели определенный опыт в управлении государством, были ближе к народу. Есть хорошая поговорка о том, что «коней на переправе не меняют». А мы сменили».
Еще один красноречивый эпизод описывает В. Меримский, когда сразу же по приезде в Кабул в августе в составе группы Главкома Сухопутных войск генерала армии И. Павловского во время встречи в нашем посольстве его «обрабатывал» главный кагэбэшник генерал-лейтенант Б. Иванов. Пригласив Меримского к себе в кабинет, он ознакомил его со справкой, где говорилось, какой плохой человек «этот Амин», очевидно, завербованный в США во время учебы там. Кстати, наш КГБ почему-то никогда не заикался о подобной возможности в отношении Тараки, в свое время тоже проживавшего и работавшего длительное время в той стране.
В. Снегирев, соавтор «Вторжения», напишет: «Когда нам представился случай спросить Б. Кармаля, зачем он объявил Амина агентом ЦРУ, бывший афганский горе-лидер горько усмехнулся: «Вы лучше задайте этот вопрос сотрудникам ваших спецслужб, которые тогда работали в Кабуле».
Действительно, в июле-79 в афганской столице впервые появились листовки, изображавшие Амина агентом ЦРУ. Сам он отреагировал на это репликой, что был бы «разочарован, если бы за этими попытками его дискредитации стояла советская сторона». Учитывая характер уже складывающихся к тому времени его отношений с командой Андропова, намек понятен. Кстати, появление таких листовок и ознакомление Меримского со «справкой» Иванова по времени тоже почти совпадают.
Если верить авторам книги «Война в Афганистане» (руководитель коллектива авторов Н.И. Пиков), известны факты переписки между Ю. Андроповым и Б. Кармалем еще до Апрельской революции и что Ю.В. «был очень «недоволен развитием событий 27.04.78», то есть, другими словами, захватом власти халькистами, а не «бундовским» «парчамом» во главе с Бабраком. Они же утверждают, что среди дипломатов и специалистов по Афганистану было немало тех, кто всячески поддерживал Б. Кармаля еще с дореволюционного периода.
Если это так, то еще с того времени прослеживается последующая цепь событий, управлявшихся не только симпатиями или антипатиями лично Ю. Андропова, но и каким-то известным ему планом. Опять конспирологическая случайность? Равно как и его подчиненными в Кабуле генерал-лейтенантом Ивановым Б.И. и полковником (впоследствии генерал-майором) Богдановым Л.П., которые, впрочем, просто имели от него конкретные установки и держали нос «по ветру». Как и водится среди некоторого служилого люда.
«Андропов получал из Кабула информацию о происках ЦРУ, «американской угрозе» и тому подобном. Его люди активно поставляли такую информацию…» — утверждают авторы книги «Вторжение» Д. Гай и В. Снегирев. Ссылаясь на ближайшее окружение Ю. Андропова, они акцентируют внимание именно на его доминирующей роли в реализации задуманного сценария по устранению Амина и замене его Кармалем.
Спустя двадцать лет В. Снегирев и обладатель ценнейшей информации В. Самунин (для которого в «Вирусе «А» многое автобиографично) будут эту тему конкретизировать. Привожу дословно, будучи абсолютно убежден в достоверности информации, поскольку Валерий Самунин являлся непосредственным очевидцем изнутри той самой «кухни», долгое время тщательно сокрытой от многих непосвященных. Речь будет идти о событиях последней декады августа 1979 года: «Да, видимо, обстановка в руководстве ДРА накалилась до предела, — озабоченно сказал Борис Семенович (Иванов). — Похоже, Амин торопится любой ценой убрать Тараки, обвинив его в неспособности контролировать обстановку в стране… В такой ситуации мы должны очень убедительно телеграфировать о назревающем конфликте Юрию Владимировичу…» Телеграмма за подписью Иванова была доложена Андроповым Брежневу и некоторым членам Политбюро. Судя по всему, она произвела впечатление на советское руководство».
Обратим внимание, что это донесение было направлено Ивановым непосредственно в адрес Андропова, с которым он, будучи в это время еще в ранге зама начальника ПГУ, имел право общаться напрямую. А вот следующее, возможно, более важное, тут же почему-то ушло Крючкову. А почему? Мелочь, рабочие моменты? Как бы не так! Решались-то вопросы серьезные, и все продумывалось основательно, абсолютно в стиле Андропова. Помните его кредо «действия чекиста должны быть филигранными»? Расшифрую.
«…Озабоченность Центра еще больше усугубила вторая телеграмма, поступившая из Кабула на имя Крючкова 24 августа… (Еще раз подчеркну — не Андропова!) В этой телеграмме, как и в предыдущей, указывалось, что Амин подозревается в связях с ЦРУ. Что он намерен захватить власть для того, чтобы скомпрометировать политику СССР в отношении развивающихся стран и в перспективе превратить Афганистан в военную базу США на южных рубежах Советского Союза.
Из Первого Главного управления КГБ в адрес Андропова для доклада на заседании Политбюро был направлен серьезный документ за подписью Крючкова… Возможно, именно этот документ был принят за основу дальнейших политических рекомендаций, исходивших от советского руководства. В нем, в частности, говорилось:
«Внутриполитическое положение в Демократической Республике Афганистан продолжает резко обостряться… Правительство Тараки — Амина заметно теряет свой авторитет в народе… В сложившейся обстановке нельзя исключать, что завоевания Апрельской революции могут быть утрачены и интересам Советского Союза в этом важном районе мира будет нанесен серьезный ущерб… В этих условиях полагали бы целесообразным:
1. Изыскать форму отстранения Х. Амина от руководства страной, возложив лично на него всю ответственность за необоснованные репрессии, просчеты в вопросах внутренней политики. (Вот это прыть! Только Крючкова ли? — Прим. авт.)
2. Убедить Тараки в необходимости создания демократического коалиционного правительства, руководящую роль в котором должны занимать члены НДПА, включая представителей «парчам».
…4. Провести неофициальную встречу с находящимся в эмиграции в ЧССР лидером «парчам» К. Бабраком. В ходе этой встречи обсудить вопросы, касающиеся стабилизации внутриполитического положения в ДРА…» (Здесь Крючков с помощью «вирусологов» прокалывается конкретно, а заодно подставляет Андропова, выдавая и косвенно подтверждая версию, излагаемую мною в главе «Пагманские тайны». — Прим. авт.)
Искушенные люди из тех избранных, кто был ознакомлен с этим документом, сразу обратили внимание на пункт 1-й, который предлагал найти возможность отстранить Амина от власти и возложить на него всю ответственность за плачевную ситуацию, сложившуюся в Афганистане. Опытный бюрократ, Крючков одним выстрелом убивал сразу двух зайцев: убирал занозу, какой для всех (для кого «для всех», кроме андроповцев?) становился Амин, и списывал на него все накопившиеся грехи». Будут ли после этого пункта вопросы по поводу роли КГБ и подготовленных к тому моменту покушений на Амина? Повторю очень важную мысль авторов о том, что, «возможно, именно этот документ был принят за основу дальнейших политических рекомендаций, исходивших от советского руководства…». Здесь авторы явно пытаются перевести стрелки на Крючкова, вольно или невольно как бы выгораживая Андропова.
Но спасибо им за фактуру, а за анализом дело не станет. И не надо лукавить — ничего он не «убивал», просто Андропов в присущей ему вкрадчивой и коварной манере осуществлял свой замысел руками Крючкова, который и действовал под его диктовку, лишь выполняя «филигранные» указания шефа. Но что касается «опытного бюрократа» — это уж точно. И, заметим, аппаратчика, великолепно ориентирующегося во властных кулуарах, где не принято бежать впереди паровоза. В изложенной им позиции содержатся не то чтобы поучения для Политбюро, но предложения и рекомендации, явно выходящие за сферу его уровня профессионализма (если вспомнить характеристику от В. Самунина) и компетенции как разведчика, хотя и главного. Крючков в жизни бы не осмелился столь дерзко, от своего имени, навязывать высшему руководству устранение от власти лидера соседней страны… Не его уровень. Он предварительно сто раз бы прозондировал «мнение наверху», прежде чем решиться высказать что-либо, да еще и с вытекающими оргвыводами. Вспомним хотя бы его осторожность при докладе Горбачеву о завербованном американцами А. Яковлеве, ближайшем соратнике главного «перестройщика». Следовательно, он работал под диктовку Андропова, который, как справедливо подчеркивается далее, «хорошо понимал, сколь высоки ставки в этой игре, поэтому действовал без резких движений, осмотрительно». Именно его программа намерений устами якобы Крючкова навязывалась уже не слишком адекватному Брежневу, пока Устинов с Громыко еще толком не разобрались с потоком противоречивой информации.
Андропов имел четкий план и все события разруливал под него. В «этой игре», как чуть выше ее назвали, «подача» для Крючкова, само собой, осуществлялась, конечно же, из Кабула, где весь многочисленный аппарат председателя КГБ, судя по воспоминаниям В. Самунина, добросовестно гнал в Ясенево требуемую информацию. А Крючков столь же старательно ее анализировал и трактовал. Уверен, он все воспринимал за чистую монету и поступал в соответствии с указаниями Андропова, благо они основывались на не подлежащих сомнению докладах многоопытных сотрудников резидентуры и представительства КГБ, тем более под руководством самого Бориса Семеновича. Вот только портили ситуацию военные, опровергавшие те оценки, что нередко приводило даже к ругани между руководителями уважаемых представительств, но более высокий авторитет Лубянки и доверие к ней ЦК КПСС возобладали. «Перепалки между руководителем представительства КГБ и главным военным советником… сделались постоянными, — сообщают авторы «Вирус «А» (стр. 464). — Горелов никак не желал присоединиться к общей антиаминовской линии, которая все яснее просматривалась в приватных разговорах и телеграммах, отправляемых в Москву». Тогда как насчет «занозы, которой для всех становися Амин»? — Ото ж.
Вложив в записку Крючкова пункты об «отстранении Амина от власти» и организации встречи с «К. Бабраком» (вот откуда пошла путаница в переставленных местами имени и фамилии; даже не удосужились толком разобраться с правильным именем Бабрака Кармаля, разведчики-геополитики!), Андропов ведь уже втайне, заранее, не дожидаясь решения Политбюро, подготовил приезд Бабрака в Москву, а самое главное — убийство Амина, которое должно было состояться — внимание! — всего через две недели. Другими словами, Андроповым уже заранее были осуществлены действия, которые Крючков якобы по своей инициативе (да и то в обтекаемых фразах) осмелился докладывать на рассмотрение Политбюро. Но это позволило Андропову подготовить Брежнева к согласию на реализацию именно его сценария. Вот кто реально, за спиной всех высших органов советской власти творил то, что впоследствии З. Бжезинский назовет «ловушкой для СССР». Так что особая благодарность В. Самунину и В. Снегиреву, снабдившим нас информацией для вышеизложенного анализа. Правда, в данном повествовании она используется под другим углом зрения, зачастую не совпадающим с их выводами.
Однозначно предстоит отказаться от каких-либо оценок как «ошибках», совершенных лично Андроповым, ибо их бесконечная череда и неумолимая последовательность выстраиваются в четкую логическую цепь, необъяснимую для непосвященных. Оттого и появилось так много слов «Загадки…», «Тайны…» и прочая конспирологическая лексика в названиях книг и исследованиях, посвященных афганской войне. В основе его действий, как будет рассмотрено далее, был явный умысел. Своеобразным был и «выбор» будущего главы ДРА.
Не так уж часто мы встречаем откровенные воспоминания людей, близко знавших Кармаля. В середине января 1980 года, то есть вскоре после ввода наших войск, состоялась встреча с ним маршала С. Соколова (в то время заместителя министра обороны СССР Д. Устинова) и В. Меримского. Подчеркну, только что возведенный в ранг главы государства Б. Кармаль, казалось бы, должен был со свежими силами и идеями энергично взяться за решение назревших проблем, иначе ради чего еще полтора года тому он замышлял вроде бы несбыточное — свержение власти халькистов, о чем пойдет вскоре речь.
Однако, судя по откровениям В. Меримского, лезть из кожи во благо афганского народа лидер, новоиспеченный непосильными трудами андроповцев, явно не спешил. «Обращала на себя внимание реакция Кармаля на все сказанное. Он почти не говорил, а в основном слушал, но никаких пометок не делал, как бы подчеркивая свою независимость. Изредка задавал тот или иной вопрос, как мне казалось, только чтобы поддержать разговор…
Вообще Кармаль не производил на меня впечатления государственного деятеля. При сравнении с его предшественниками Тараки и Амином он им во многом проигрывал. Сын крупного генерала королевской власти всегда жил в достатке. Его, пожалуй, можно было отнести к деятелям парламентского типа, как выразителя интересов своего класса… Я ни разу не слышал от него четко сформулированного своего взгляда на то или иное событие».
Подобные встречи происходили неоднократно. «Он с нами соглашался во всем, но пока ничего не делал. Интересная деталь, которая дает ему определенную характеристику, — в одной из бесед С. Соколов высказал мысль, что нужно иметь более тесную связь с народом, опираться на него и ему периодически выступать перед ним. На что он ответил: «А о чем я буду с ним говорить? Если вы настаиваете, то напишите, что я должен сказать».
Красноречивое высказывание… Создавалось впечатление, что он сам считал себя временным деятелем на занимаемом посту. Так в действительности и произошло».
Приходилось слышать и от других о позиции Кармаля типа «вам надо — вы и делайте». Так он, словно высокопоставленная марионетка, и продержался до мая 1986 года, пока его не заменили на Наджибуллу, спровоцировав этим раздрай уже среди самих парчамистов.
«Очевидно, что Комитет госбезопасности СССР совершил ошибку, определив… в качестве лидера нового правительства Афганистана Бабрака Кармаля… — напишет в своей книге Б. Громов, — разложение личности Кармаля усугублялось его неприкрытым пристрастием к спиртному…»
Об этих «особенностях» Б. Кармаля люди Андропова, надо думать, докладывали своему шефу. Тот же их почему-то игнорировал — значит, нужен был именно он, и не иначе!
Пагманские тайны
Как уже отмечалось, есть основания полагать, что Ю. Андропов был изначально недоволен захватом власти в Кабуле халькистами и, видимо, поразмыслив, приступил к последовательному осуществлению своего плана по «парчамистскому» перевороту, то есть фактически плану контрреволюционному, если учесть, кем накануне была осуществлена революция. Его конкретные этапы будут затем воочию просматриваться в течение полутора лет вплоть до полной реализации 27 декабря 1979 года. Непосредственными, хотя и невольными исполнителями этого вначале явится резидентура, затем будет создано и постепенно развернуто представительство КГБ в Кабуле численностью до 350 человек (в августе 1978-го, если верить В. Самунину — всего восемь); появится полномочное и особо доверенное лицо Андропова — генерал-лейтенант Б. Иванов.
Незаурядный интеллект абсолютного большинства кагэбэшников во многих случаях наверняка вынуждал их сомневаться в целесообразности тех или иных акций (особенно по прошествии времени), но по долгу службы поставленные задачи они выполняли четко. Впоследствии им нередко приходилось выкручиваться изо всех сил ради сохранения имиджа Конторы ГБ, равно как и из-за собственной роли в том, в чем им пришлось поучаствовать по приказам вышестоящего руководства.
Некоторые бывшие чекисты в силу ряда причин иногда стремятся скрыть или преуменьшить тайную роль Андропова в подготовке афганского похода, перевести «стрелки» на других, например, на бывшего начальника ПГУ КГБ В. Крючкова или изобразить «ястребом» министра обороны СССР Устинова Д.Ф.
Будем разбираться по порядку на основе имеющихся фактов, постепенно «дешифруя» их, словно снимки из космоса — уж слишком далеко от нас те события!
Первый акт. По имеющейся информации, в июне 1978 года, то есть через полтора месяца после взятия власти халькистами (во главе с Н. Тараки и Х. Амином), на окраине Кабула якобы состоялось тайное совещание видных парчамистов под руководством Б. Кармаля. Оно вошло в историю как «Пагманский заговор». Факт этот не слишком широко известен. Ряд авторов предпочитает о нем умалчивать либо ставить его под сомнение, так как при этом вскрывается неблаговидная роль «парчама» и его покровителей, по вине которых после временного затишья вновь разгорелась ожесточенная борьба, стоившая затем жизни многим сотням парчамистов, особенно осенью 1978 года. Именно это обстоятельство с той поры навсегда поставило крест на становящихся теперь уже навсегда немыслимых перспективах «единства». Андропов словно того и ждал — репрессии против них немедленно дали ему повод для дискредитации Амина и последующей жестокой охоты на него. Вне зависимости от того, был ли «заговор» или его инсценировка, но афганский «рейхстаг» был подожжен. Основные подозреваемые в «поджоге» при этом дружно, все разом срочно покинули страну. Б. Кармаль — послом в Прагу, Наджибулла — в Тегеран, Барьялай — в Пакистан, Нур Ахмад Нур — в Вашингтон, Анахита — в Югославию и т. д. На заклание остались двое — Султан Али Кештманд и Абдул Кадыр.
Нередко завеса этой тайны слегка приоткрывается авторами почти случайно. В качестве примера приведу отрывок из «Вируса «А», где описывается начальный период пребывания в Праге Б. Кармаля в качестве посла: «В середине августа его настроение вдруг резко ухудшилось… Из Кабула пришли известия, что оставшиеся там парчамисты под руководством Кештманда якобы пытались совершить государственный переворот. Информация была скудной: то ли они просто обсуждали в своем кругу возможность выступления против халькистов (почему вдруг, если те еще не сделали против них ничего плохого?), то ли предприняли какие-то реальные действия (без ведома шефа, находящегося в Праге!), но Тараки и Амин сразу воспользовались этим для того, чтобы окончательно добить своих недругов… (Но почему же «окончательно», если до того они не подвергались репрессиям?) Кештманд и его соратники были арестованы, брошены в тюрьму, их пытали и почти сразу же объявили заклятыми врагами революции…» Интересно, а по какой причине «оставшиеся в Кабуле» парчамисты могли бы «просто обсуждать в своем кругу возможность выступления против халькистов», если те еще не причинили им никакого вреда? Что или кто вдруг сподвигнул их на подобную и не присущую им прыть?
Скажу честно — прочитав этот абзац, от неожиданности расхохотался, посчитав его неуклюжей и наивной попыткой ввести читателей в заблуждение относительно истины. Полагая, что написал это соавтор Снегирева В.Н. — бывший сотрудник Службы внешней разведки полковник в отставке Самунин В.И., тут же созвонился с Владимиром Снегиревым, поинтересовался, кто автор этих строк и располагает ли он какой-либо дополнительной информацией по заговору в Пагмане. К моему удивлению, Владимир Николаевич сообщил, что, во-первых, писал их он, во-вторых, что это не имеет значения, так как работали они в тесном содружестве, и, в-третьих, вообще о каком заговоре идет речь? Он искренне поведал, что, по его информации, ничего подобного не происходило, что в свое время встречался и подолгу беседовал с бывшими арестантами по этому делу — Кештмандом и Кадыром, которые напрочь отвергли какую-либо причастность к контрреволюционным деяниям и сам факт того события в июне. Тогда за что же они были арестованы и, более того, приговорены к смертной казни? В ответ прозвучало: «А черт их знает!»
Не в меньшей степени удивило молчаливое согласие с такой подачей эпизода В. Снегиревым его соавтора — промолчал или так надо?
Николай Иванов в книге «Операцию «Шторм» начать раньше» на основе документальных источников утверждает, что Кештманд на допросах называл другие сроки предполагаемого восстания — 3–4 сентября (праздник разговения), а не август. Но это непринципиально.
Почему могут темнить Кештманд с Кадыром — понятно. Тема чересчур щепетильна, прежде всего для них самих — гораздо выгоднее выступать в роли жертв злодеев-халькистов, а не в роли тех, кто выдал соучастников и отправил на гибель сотни парчамистов. Возможны и другие причины, вынуждающие их держать язык за зубами.
В связи с вышеизложенным зададимся вопросом: а возможно ли вообще представить, чтобы при таджикском или пуштунском националистическом менталитете, в отсутствие удаленного из страны парчамистского руководства за хазарейцем (при всем уважении лично к Кештманду) пошли и осознанно поучаствовали бы в той авантюре какие-то представители таджиков, а тем более пуштунов? Каюсь, смех меня разобрал именно при прочтении версии, что Кештманд был способен на подобное лидерство и как до такой хохмы вообще мог кто-то додуматься!
«Пагманский заговор», если он все же имел место, подставляет КГБ и Андропова. Аморфный Кармаль и компания ни в коей мере не решились бы на подобное без указаний и поддержки извне. Далеко не безумцы, они отлично осознавали, что реальных сил у них нет ни в армии, ни в целом по стране. На что или на кого они могли рассчитывать, идя на смертельный риск? Конечно же, не на ЦРУ или «МОССАД», а только на Андропова! Но, скорее всего, и риска никакого не было — был лишь иезуитский сценарий с заведомыми жертвами. Не зря же Бабрак перед вылетом из Кабула вызывающе и с явной угрозой бросил фразу что-то вроде того, что скоро вернется… Известны и некоторые другие его высказывания на эту тему, но уже за рубежом. Следовательно, у него на это должны были быть веские основания и чьи-то гарантии, явно не посольского уровня. Личную переписку-то с Андроповым он вел давно. Последующие события это подтвердят…
Напомню, что Саурскую революцию совершили халькисты, в то время как парчамисты отсиживались по кустам. До этого они категорически отвергали возможность каких-либо насильственных действий против правящего режима, уповая на постепенные «демократические преобразования», за что получили от халькистов характеристику прислужников Дауда. Законная власть отныне по праву принадлежала пуштунскому «хальку», однако великодушно поделившемуся ею с «парчамом». Конечно, Кармаль и его сподвижники не без советского нажима получили некоторые второстепенные посты в НДПА и правительстве. Хотя как сказать, ведь Кармаль стал первым заместителем премьер-министра Тараки, а Нур Ахмад Нур — министром внутренних дел, Сулейман Лайек возглавил радио и телевидение. А это не так уж и мало.
Однако это их вроде как не устраивало. Но, рассуждая трезво, на что же они могли рассчитывать иначе, если Сауру осуществили пуштуны, обладавшие гораздо большим авторитетом, влиянием, решительностью и мужеством, мощной поддержкой в армии и без участия парчамистов в перевороте? Выходит, въехав в новый революционный рай на чужом, халькистском горбу, им теперь срочно понадобилась абсолютная и безоговорочная власть в стране, где подавляющее большинство за пуштунскими племенами? Неужели эти «соратники», ранее полтора десятка лет умеренно-миролюбивые (другими словами, трусливые и осторожные), вдруг по собственной инициативе превратились в оголтелых борцов, будто им вдули какой-нибудь озверин-антихалькин, и буром поперли на рожон, словно Матросов на амбразуру?
Нет. Их явно вели из-за кулис, возбудив амбиции и сыграв на этом эффективно. Очевидно, что и А. Кадыр мог быть вовлечен туда вследствие личных обид на власть, которая вопреки заслугам обделила его должностями, тем более что он не являлся халькистом. Но он и в «парчаме» не состоял! Следовательно, если кармалисты и примкнувший к ним Кадыр действительно собрались в Пагмане и решили взять курс на вооруженное восстание, свержение новой, революционной власти, то они фактически затевали контрреволюционный переворот. За что и должны были немедленно подвергнуться преследованиям по всем восточным строгостям, как только о том стало известно руководству ДРА.
Еще раз необходимо подчеркнуть — до Саурской революции они протестовали против насильственных действий Дауда, а через полтора месяца, получив ряд высоких постов, пока еще абсолютно беспричинно замахнулись на собратьев по НДПА? Нелогично. Значит, внешний фактор был. Да и последующая отстраненная пассивность Бабрака, начиная с прихода к власти и вплоть до его отставки, как бы косвенно может свидетельствовать, что инициатива исходила вовсе не от него.
В дальнейшей цепи событий именно «Пагманский заговор» должен рассматриваться в качестве поворотного и ключевого. Именно он, и только он, в качестве ответных мер руководства «хальк» спровоцировал, инициировал и повлек за собой немедленное преследование и казни заговорщиков-парчамистов и их сторонников, начиная с сентября по конец ноября 1978 года, что и дало весомые козыри в руки Андропову. Обвинения в адрес Амина без ссылок на первопричины его «кровожадности» (c одновременным нечестным сокрытием не меньшей роли Тараки) послужили мощными аргументами для Андропова при докладах Брежневу.
Одно время мне казалось, что Тараки с Амином вначале не располагали информацией и, лишь заподозрив неладное, выслали главных смутьянов послами в различные страны. Однако поразмыслив, вынужден признать — вряд ли они выпустили бы их даже при малейшем подозрении. Значит, либо события не было, либо разведка просмотрела, либо попросту все было инсценировано задним числом. В то же время многие источники сообщают, что Кармаль и все его «парчамбюро» то ли в конце июня, то ли в начале июля под предлогом неудовлетворенности статусом, как будто в знак протеста вдруг разом, по своей инициативе запросилось на загранслужбу. Тараки с Амином тому, конечно, только обрадовались, мол, валите с глаз долой! Однако почему-то лишь в августе, получив откуда-то информацию, арестовали Кештманда с Кадыром, которые и «сдали» Кармаля с остальными. Похоже, что такая информация была специально вброшена властям, согласно имевшемуся сценарию. Лидеры «халька», поверив тому, попытались вернуть их для расправы. Те, разумеется, сразу же нашли убежище, которое, надо полагать теперь с большой долей уверенности, согласно сценарию, было готово заранее, благо лубянская «крыша» все держала под контролем.
Однако сегодня я не взялся бы однозначно утверждать, по чьим каналам их сподобили на заговор. Если много как бы случайных совпадений между замыслом Бжезинского и действиями Андропова, можно ли исключать воздействие на Кармаля еще кого-то? Вряд ли Андропов действовал через свою резидентуру, хотя и такая версия, пусть и с оговорками, имеет право на существование. В этой связи стоит еще раз напомнить сакраментальную фразу резидента КГБ полковника Вилиора Осадчего. Помните? «Иногда мне кажется, что мы сами лезем в намыленную для нас кем-то петлю». В уме и проницательности ему не откажешь. Андропов знал, кому доверить важнейшее направление. Вот только кто же все-таки мог в Кабуле прорабатывать и осуществлять Пагманскую операцию? Ведь наверняка кто-то на месте этим занимался! Неужели резидентура?
В таком случае он мог осуществлять это лишь с ведома Брежнева, иначе был большой риск засветиться со всеми вытекающими последствиями. Но подобное на том этапе, еще в июне 1978 года, скорее всего было невозможно, если учитывать исключительную осторожность Андропова, хотя у него и были в резерве кое-какие козыри для приватных бесед с Ильичом. Однако то — на крайний случай. Значит, он действовал на свой страх и риск, ведомый четкой целью; у него был особый канал связи и своя целенаправленная логика, о чем не могли и не должны были знать до поры ни Генсек, ни другие члены Политбюро, включая руководителей Министерства обороны и МИДа. Они лишь спустя некоторое время будут поставлены перед фактом вдруг развернувшихся репрессий против сторонников Кармаля. Но то, что парчамистов кто-то спровоцировал и они действовали в рамках какого-то сценария — кажется очень вероятным. Повторюсь, Кармаль и его ближайшее окружение безумцами не были, они знали, на что шли.
Если за «Пагманским заговором» и торчали чьи-то «уши», то их хозяин или порученец мог вскоре объявиться. Так и произошло. Якобы не сумевшие скрыться С. Кештманд и А. Кадыр в августе были арестованы. Тут же у Тараки появился засланец — посол Пузанов А.М., энергично пытавшийся ходатайствовать об их помиловании. Тараки в жесткой форме отказался обсуждать с ним этот вопрос: мол, это наше внутреннее дело, и их судьбу решит трибунал.
На допросах С. Кештманд показал, что по решению Б. Кармаля и других заговорщиков именно А. Кадыр вновь назначался руководителем вооруженного восстания. Но как мог беспартийный Кадыр подчиниться приказу лидера «парчам»? Явная нестыковка. Ясно только, что, подставив Кештманда, с его помощью, согласно сценарию, приносились в жертву и безразличный Кармалю беспартийный нацмен Кадыр, и сотни парчамистов — соратников Кармаля. Вскоре обоих приговорили к смертной казни, но в начале октября решение будет пересмотрено на длительные сроки заключения. С приходом к власти Б. Кармаля С. Кештманд станет премьер-министром, а А. Кадыр одно время будет являться министром обороны.
Кстати, пытаясь скрыть факт и значение «Пагманского заговора» (или его инсценировки), а заодно и первопричины требования Тараки и Амина о немедленном возвращении в Кабул Кармаля со товарищи на расправу якобы лишь просто вследствие их стародавней ненависти к парчамистам как таковым, лукавые приверженцы этой версии прокалываются на Кадыре, который, как говорилось, вовсе не являлся парчамистом. Ведь если до раскрытия заговора никаких преследований афганских бундовцев не осуществлялось, то с чего вдруг вскоре после отъезда их руководства могли бы взбрыкнуть лидеры «халька», решившись на жестокости против давних недругов? Тогда зачем их выпускали из страны? И при чем здесь беспартийный Кадыр? Ответ простой — не случись на самом деле замалчиваемый факт, то арестовывать и репрессировать, тем более приговаривать его к расстрелу было бы попросту не за что. Поэтому он и впредь может в своих подмосковных интервью плести что угодно, вопреки логике…
Спрятанный московскими и чешскими «товарищами» Б. Кармаль проживал на спецдачах и ждал обещанного часа, не забывая попутно грозить врагам скорым возвращением. Судя по упоминавшейся записке Крючкова, этот час наступил в конце августа-79.
Теперь попробуем еще раз проанализировать события.
На заседании Политбюро 31.10.79 года с подачи Андропова одними из главных аргументов в пользу устранения Амина являлись обвинения в массовых репрессиях против парчамистов: «Обстановка в Афганистане после событий 13–16 сентября (а про 11 сентября составители Записки вроде как и не ведали), в результате которых Тараки был отстранен от власти и затем физически уничтожен, остается крайне сложной… Действия Амина ведут к дальнейшему углублению раскола в НДПА, ликвидации здорового ядра в партии и ослаблению ее влияния на социально-политическую жизнь страны…
В Народно-Демократической партии Афганистана сохраняются здоровые силы, выражающие серьезную озабоченность складывающейся обстановкой в стране… Однако эти силы разобщены и находятся, по существу, на нелегальном положении (в основном в Серебряном Бору. — Прим. авт.)».
Следовательно, Юрий Андропов, как один из высших руководителей СССР, вроде бы проявляет здесь озабоченность судьбой завоеваний Апрельской революции в Афганистане. Особая его забота о «здоровых силах» численностью аж с дюжину человек четко просматривается весь период с мая-78 до конца 1979 года. Этой легендой ему удавалось здорово дурачить Брежнева, то ли чересчур доверявшего шефу КГБ, то ли бывшего под его «колпаком».
Но «здоровое ядро партии» оказалось на нелегальном положении либо в результате провала «Пагманского заговора», инспирированного им самим же (или взаимодействующими структурами, согласно тому же плану «NX»), либо согласно еще какому-то сценарию. Но роль кукловода Андропова слишком очевидна. Разразившиеся репрессии против парчамистов немедленно вслед за раскрытием «Пагманского заговора» имели целью вначале получить необходимый компромат на еще непонятных для Брежнева «хальковцев», затем исподволь приступить к накоплению «доказательной» базы для устранения от власти халькистов, в том числе «афганского Сталина» Амина. Или это опять случайное совпадение? Следовательно, Андропову он неугоден был еще до осенних событий 1979 года, за полтора года до того! То есть задолго до репрессий и прочих «преступлений», позже вмененных Хафизулле. Так почему же председателю КГБ изначально были не по душе пуштунские лидеры с их «хальком»? Как покажет дальнейшее расследование, вся деятельность этого человека с раздвоившейся личностью будет последовательно и целенаправленно осуществляться в четко проявляющемся направлении — убрать их и всей мощью СССР заменить на «таджика» c иудейскими корнями, если теперь называть все своими именами.
Вот по этой причине «Пагманский заговор» долгое время и остается в статусе «Какой заговор? Да не было его, просто остававшиеся в Кабуле парчамисты под руководством Кештманда посидели, посовещались о чем-то, а Тараки с Амином и воспользовались этим для уничтожения своих недругов». Только вот Кадыр там уж совсем некстати оказался, всю картину портит. Но ведь и без ведома Кармаля этого попросту не могло быть!
И еще для полноты. Сборище парчамистов под руководством Кармаля, как свидетельствует обнародованная информация о результатах допросов арестованных, состоялось в Пагмане где-то в середине июня. (О чем, по словам В. Снегирева, Б. Кармаль вдруг узнал вроде бы как в Средине августа). По версии же Кештманда, общего собрания заговорщиков вроде как и не было — они «встречались друг с другом поодиночке». Зачем? Значит, о чем-то все же договаривались? А как быть с «посидели, посовещались»? Однако вскоре вся их верхушка разом запросилась в зарубежные посланники. Почему, если этими «мужественными революционерами» были приняты столь серьезные решения? Где, как не в гуще событий, здесь же, в народных массах проявить себя самым «здоровым силам нации»? Появились подозрения, что халькистская служба безопасности что-то пронюхала? Так нет же, это легко проверялось… Попытаться что-то разведать можно было и через доверенных лиц в резидентуре (а таковые были), а Кармалю — и через личного куратора в Москве, ведь все говорит об их особой дружбе. Чуть ли не в один и тот же день принимают решения на подготовку контрреволюционного переворота и тут же — на дружное бегство из страны. Разве это не косвенное доказательство заведомой провокации, задуманной извне и осуществленной с участием парчамистской верхушки?
Она ведь была абсолютно спокойна, уже имея на то основания в виде согласия Тараки и Амина на их убытие. Значит, во-первых, информацией халькистские лидеры при всей их подозрительности в отношении оппонентов не располагали. Советская сторона тоже активно посодействовала благополучному убытию «парчамбюро». А во-вторых, спланировав «восстание», оно тут же дружно ударяется в бега. Так поступают только провокаторы… Исчезли все главные заговорщики, за исключением — внимание, это важно! — хазарейца Кештманда и чараймака Кадыра (национальность, близкая туркменам), вроде как по личному решению Кармаля назначавшемуся «руководителем вооруженного восстания». А с чего это А. Кадыр должен был подчиниться заочному «личному решению» лидера парчамистов, если не имел к ним никакого отношения? Думается, склонить его к соучастию в подобном заговоре мог лишь сам Кармаль, и только лично, а не через сомнительных посредников. И только при наличии серьезных аргументов и гарантий. В противном случае заведомой жертве — Кештманду в запланированной инсценировке отводилась роль «главного свидетеля». Если вожди чувствовали опасность — сваливать нужно было всем. Если была в том логика какого-то иного замысла, то хазарейца и чараймака — не парчамиста заведомо бросали «под танк». Значит, так и было, что лишний раз доказывает негодяйство Кармаля и его спонсора.
Тогда и возникает резонный вопрос: почему служба безопасности (АГСА), проморгав событие, узнает о том лишь после благополучного убытия Кармаля и его ближайшего окружения? АГСА только в августе получит информацию и шанс сделать из Кештманда с Кадыром жертвенных баранов. Опять так получилось? В таком контексте сразу же бросается в глаза явно нереальное и абсолютно подозрительное «назначение» Кадыра Бабраком, — ведь ежу понятно, что никаких реальных сил у парчамистов тогда и в помине не было, потому и восставать было некому и, следовательно, командовать было бы некем. Тогда зачем умному и хитрому Кармалю был нужен весь этот маскарад с «назначением»? При заранее спланированном убытии всей компании за рубеж (а по хронологии событий этот вопрос был решен до предполагаемой даты сборища) какой был смысл в разработке какого-то «заговора»? И откуда вообще могла появиться подобная «революционная» прыть у трусливых бундовцев, ранее неизменно выступавших против любых насильственных действий против власти? Ведь они даже при гораздо более благоприятных условиях во время свержения режима Дауда полтора месяца тому умудрились благоразумно свинтить от опасного в том участия, лишь после успеха халькистов потребовав и для себя львиной доли праздничного пирога. Они бы и того не получили, не порадей за них московские сородичи. Следовательно, верна истина, что для решительного рывка вперед необходим пинок в зад. Значит, так и было.
Похоже, что на самом деле вместо заговора была лишь его инсценировка (что-то вроде афганского ГКЧП), потому и не замеченная службой безопасности, а вляпавшиеся, схваченные и «уличенные» с чьей-то помощью «заговорщики» в результате оказались приговоренными к смертной казни. Установить истину пока трудно, за исключением того, что при обоих вариантах, если судить по имеющимся фактам и конечным результатам, мы имеем дело с тщательно продуманными многоходовыми комбинациями, превратившимися, по признанию З. Бжезинского, в «ловушку для СССР».
Значит, более всего вероятен сценарий именно инсценировки. Следовательно, замысел мог быть таким.
Во-первых, обеспечить главным действующим лидерам «парчама» безопасность, предоставив им возможность скрыться за границей под весьма благовидным предлогом, сохранить их на будущее. Расчет был верным — Тараки и Амин выпустят их с превеликой радостью.
Во-вторых, произвести имитацию то ли какой-то встречи парчамистов в Пагмане, то ли просто «инструктажа» Кармаля обреченному Кештманду с обязательным вовлечением туда Кадыра, который получит провокационное «поручение» по «руководству восстанием». Все выглядело бы правдоподобным — летчик Кадыр, профессиональный, в прошлом высокопоставленный военный (начальник штаба ВВС и ПВО). К тому же совсем недавно имевший подобный опыт как во время свержения короля Захир-Шаха в 1973 году, когда он сыграл немалую роль для Дауда, так и явившийся первым руководителем Ревсовета 27–28 апреля в году 1979 (теперь уже при устранении самого Дауда) — халькистами унижен назначением на неподобающую должность директора какой-то хлебопекарни, а потому может быть готов отомстить обидчикам. Так что «боевиком» Кадыр был со стажем и вполне подходил для задуманного. Во всяком случае, скорое следствие в том не усомнилось.
«Гражданский» Кештманд, человек не элитного окружения Кармаля — на роль военного «руководителя вооруженным восстанием» явно не тянул, — будет главным свидетелем обвинения. При этом сложнее всего было вовлечь Кадыра, беспроигрышно сыграв на его уязвленном самолюбии (может, он, осознав все задним умом, и темнит теперь?). Кроме того, непросто было обеспечить скрытность мероприятия от ищеек Сарвари, главы АГСА. Но на том этапе эта организация была еще слишком слаба. Впрочем, если это была имитация личного поручения Кештманду от Кармаля во время разговора с глазу на глаз — тогда и этого не требовалось. Зато кармалисты впоследствии получили возможность становиться в героическую позу, когда разглагольствовали по поводу «мужественной борьбы c тиранами».
В-третьих, оказавшись в безопасности, спустя некоторое время через какой-то канал «слить» информацию о состоявшемся «заговоре». Тем самым спровоцировать халькистское руководство на репрессии и заведомо и надежно дискредитировать его перед советским руководством, равно как и перед зарубежьем. Кстати, этим достигалось сразу две цели — одна уже обозначена, а другая — в интересах Бжезинского по дискредитации революционной власти ДРА в глазах мятежников. При этом на эшафот неизбежно и безжалостно отправлялось какое-то количество своих менее ценных сторонников — от них и так было мало толку, а задачу все равно предстояло решать советским войскам. Поэтому, невзирая на жертвы, игра стоила свеч — в последующем достигалась главная цель. Типично сионистский, подлый вариант, когда на кону стояли такие важнейшие ставки, как вышеупомянутый проект Бжезинского по развалу СССР.
В-четвертых, далее в активную фазу действия вступает Андропов, получивший мощнейший компромат на халькистов с акцентом на главную роль Амина в творимых жестокостях для воздействия на Брежнева и Политбюро. Одновременно начинается склонение безвольного Тараки к сотрудничеству с Кармалем и внесение на той почве постепенного раздрая в руководство «халька» ввиду бескомпромиссно-жесткой позиции Хафизуллы (расчет был верный и оправдан); исподволь готовится серия акций по устранению ненавистного Амина и «высвобождению» тронного места под Кармаля.
В-пятых (уже втайне от Кармаля!), активно должна сработать команда «экспертов» Бжезинского по возможно максимальному вовлечению США в активизацию контрреволюционных сил в ДРА и неизбежному созданию тем самым условий для вынужденного обращения афганского руководства за помощью советскими войсками. Но, разумеется, во избежание непредвиденных последствий — лишь в составе ограниченного контингента.
Совпадение или нет, но гибель американского посла А. Дабса спустя несколько месяцев тому способствовала. Андропов тоже не погнушался этим воспользоваться, чтобы лишний раз очернить Амина, но о том в следующей главе.
Помните фразы «эксперта Центра» из его «ориентировки плана NX» о том, что «необходимо безотлагательно направить все наши усилия на то, чтобы афганские лидеры… начали настоятельно просить… военную помощь от СССР»? И далее еще: «Над этим клубком будут стоять, выгадывая свои интересы, США. Но над всем этим станет именно Израиль, добившись сразу стратегических задач в своих интересах»?
Все предельно четко — разработками занимались гроссмейстеры от геополитики. И афганская «ловушка» по своей важности, сложности, масштабам, размерам финансирования была не чета потешной арабо-израильской или ирано-иракским войнам!
В действительности все потом так и происходило, словно по сценарию…
Второй акт. После сентябрьских разоблачений в Кабуле постепенно началась активная, но скрываемая от Амина работа по склонению Н. Тараки к прощению и согласию на амнистию Бабрака. Н. Тараки, особенно после подписания в декабре Договора, шел на уступки. Как председатель Революционного Совета, глава правительства и Генсек НДПА, он к тому времени уже достаточно передоверил многие практические вопросы в стране и армии Амину, поначалу с восторгом и умилением наблюдая сверхэнергичную деятельность Хафизуллы. Однако встретив его неуступчивую, принципиальную позицию по поводу возможного возвращения Бабрака и других лидеров «парчама» и сотрудничества с ними, постепенно начал раздражаться. Не исключено, что это тоже делалось умышленно ради провоцирования разногласий между ними. Но результат был именно такой.
Нередко масла в огонь добавляла «банда четырех» (как их называл Амин) в составе Ватанджара, Гулябзоя, Сарвари и Маздурьяра, постоянно жаловавшихся Тараки на «наезды» со стороны Амина. Дело в том, что эти отличившиеся во время событий 27.04.78 года совсем еще молодые ребята, получив министерские посты, иногда были не прочь «расслабиться». За то они и получали и от Амина, и от Заплатина, пытавшихся их урезонить и удержать от поступков, по большому счету дискредитировавших новую власть. Надо знать особенности пуштунского характера, чтобы понять, сколь болезненно это могло восприниматься.
Особую остроту этим процессам придавало соперничество между Амином и ярым сторонником Тараки — Ватанджаром — по поводу дележа должности министра обороны. Она являлась ключевой для обладания реальной властью в стране. Отдав ее Ватанджару после гератских событий еще в апреле, Тараки тем самым положил начало противостоянию с Амином. В июле он вынужден был вернуть Амину руководство армией, но это еще более усилило конфронтацию между сторонами.
В июле — августе 1979 года трения между Н. Тараки и Х. Амином достигли апогея. Большую лепту вносили и советские представители, нагнетавшие накал страстей — дескать, Амин узурпировал власть и единолично распоряжается ею, игнорируя Тараки, вождя Саурской революции…
То, что без устранения Амина в Кабул Бабрака не вернуть, Андропову было понятно намного раньше. Да и нетерпение и консультации Бабрака также были целенаправленны.
Следовательно, формирование «мусульманского» батальона с мая 1979 года, почти одновременная подготовка «ломакинского» батальона ВДВ, появление в Кабуле тем же летом «Зенита-1» — конкретные этапы разработанного плана, ясного для Андропова, но еще смутного для военного ведомства и МИДа.
Далее следует третий акт. Действующие лица — все те же.
Охота на Амина
Ранее упоминался эпизод о похищении и убийстве американского посла в Кабуле Адольфа Дабса. Утром 14.02.79 года он был захвачен неизвестными при весьма загадочных обстоятельствах — остановил машину в непредусмотренном месте, разблокировал изнутри и открыл незнакомцам дверцу автомобиля; при нем оказался чемоданчик с личными вещами и туалетными принадлежностями, словно заранее собирался на ночлег вне посольства, и т. д. При попытке освобождения он был смертельно ранен. Штурмом руководил лично Амин.
Среди прочих версий развития событий появился намек — мол, Дабсу была известна информация о сотрудничестве Амина с ЦРУ и последнему было необходимо убрать того. Во-первых, автор этой байки нам уже знаком. Во-вторых, исходя из складывавшихся международных реалий, сочинять подобное мог лишь человек, считающий идиотами всех остальных.
Н. Иванов в своей книге приводит фразу Андропова из доклада Генсеку: «Амину была очень выгодна смерть посла!» Руководитель ведомства, запустившего утку об «агенте ЦРУ», утверждает, что тому была выгодна смерть посла страны-покровителя?
Такая версия, откуда бы она ни исходила, была явно сомнительной. Если в природе и существовало подобное «досье» ЦРУ на Амина как на агента, то о нем было бы известно не только А. Дабсу. Следовательно, и покушаться на него не имело смысла. Наоборот, Амин отлично осознавал, что гибель посла была чревата серьезным обострением отношений между США и ДРА и последующим, более активным вмешательством Америки в необъявленную войну на стороне оппозиции. Ему вряд ли было известно о разработках зарубежных «экспертов», но он был достаточно умен и пытался принять энергичные меры по спасению посла.
В российских источниках редко приходилось встречать, что афганская сторона до штурма комнаты № 117 в гостинице «Кабул» предложила посольству США выступить в роли посредников и сообщить Дабсу на немецком языке (он владел им), что он должен упасть на пол или укрыться в ванной комнате в момент, когда услышит первые, сигнальные выстрелы. У американцев это почему-то не получилось. Правда, в таком случае это могли сделать и афганцы. Очевидцы утверждают, что вели себя янки там как-то странно. Поразительно, просто неестественно спокойно во время переговоров через дверь гостиничного номера вел себя посол. У некоторых присутствовавших сложилось впечатление, что и террористы словно не предполагали трагического для себя конца.
И еще. Захватившие посла террористы, якобы принадлежавшие к одной из маоистских группировок, выдвинули требование в обмен на посла освободить из заключения нескольких своих сторонников. Однако сразу же «прокололись», так как некоторые из предъявленного списка уже были то ли освобождены год тому назад, то ли их уже не было в живых. Явно действовала «третья сила», ибо истинным руководителям о том было бы известно. Авторы «Вируса «А» полагают, что накануне вечером в ресторане той же гостиницы некоторые очевидцы видели А. Дабса в обществе нескольких людей, очень похожих на захвативших его террористов.
Как бы там ни было, но убийство посла, к тому же имевшего русские корни, оказалось выгодно тем, кто выражал наибольшую заинтересованность в вовлечении США в дела Афганистана, а именно — Израилю.
То, что Андропов еще в феврале начал «наезжать» на Амина, говорит о многом. Применяя «двойной стандарт», своим атакам он подвергал только Хафизуллу, щадя при этом Тараки, хотя отлично был осведомлен о самой активной и не меньшей причастности Тараки к творимым жестокостям и репрессиям. Опять случайность? По свидетельству Заплатина, например, именно Тараки во время мятежа жителей и 17-й пехотной дивизии в Герате в марте 1979 года намеревался авиаударами стереть город с лица земли, и сделал бы это, если бы не решительное сопротивление руководства аппарата военных советников. Лишь их аргументация об исторической ценности этого древнейшего города и невиновности основной массы его мирного населения в конечном счете остудила его не в меру горячую голову. Приходилось читать в воспоминаниях «зенитовца» В. Курилова, как в его присутствии ставленник Тараки министр госбезопасности А.Сарвари лично расстрелял строй военнослужащих, участвовавших в мятеже Джелалабадского гарнизона летом того же года. (Курилов В.Н., повесть «Операция Шторм-333», не путать с похожим названием книги Н. Иванова.) Позже, позабыв о собственно содеянном (и не только упомянутом), Сарвари обвинял в кровожадности Х. Амина. Спору нет, основания на то у него были, но ведь ответственность за репрессии несли в равной степени оба лидера и их приближенные, а не только Амин.
Как любой человек при общении с окружающими, Х. Амин наверняка чувствовал, откуда ветер дул. Естественно, у него были и свои источники информации.
В конце лета события стали вступать в решающую фазу.
«Дело было так, — напишут великолепно информированные в кабульской кагэбэшной «кухне» В. Самунин и В. Снегирев. — В конце августа с Сарвари и Ватанджаром негласно встретился Б.С. Иванов, пожелавший из первых рук получить подтверждение о готовящемся путче. Афганцы заверили его, что сразу после отъезда Тараки в Гавану на очередную сессию Конференции Движения неприсоединившихся государств Амин начнет аресты всех его противников… Оба говорили о своем желании упредить Амина и нанести удар первыми… Внимательно выслушавший их генерал-лейтенант Б.Иванов… призвал проявить выдержку… Впрочем, он сказал это, видимо, так, что оба афганца ушли с уверенностью в поддержке своей миссии. Советские товарищи явно не возражали против их решительных действий».
Как известно, никакого аминовского путча в отсутствие Тараки не состоялось, просто «на воре шапка горела». Помимо КГБ в деле явно был и Тараки. Чуть ниже мы узнаем, как Андропов заверит Брежнева в предстоящей гарантированной ликвидации Амина. Кстати, Б. Иванов, располагая в таком случае информацией о готовящемся покушении на Амина, вовсе не озаботился о его предупреждении хотя бы ради сохранения стабильности в афганской верхушке, что, помимо всего прочего, отвечало бы и интересам СССР, безопасности которого он обязан был служить верой и правдой. Он ведь в другой ситуации, не будь плана уничтожения Амина, наверняка принял бы подобные меры. Наоборот, «после совещания у посла с участием Сафрончука (советник-посланник, личный представитель А. Громыко), представителей КГБ и ГРУ (? — Авт.), было решено направить в Москву телеграмму, подтверждающую достоверность коварных планов афганского премьера». Вопрос в отношении участия ГРУ возник у меня оттого, что генерал армии И. Павловский не только отказался ее подписывать, но и направил свою, противоположного содержания, чем, говорят, вызвал сильное раздражение начальника ПГУ В. Крючкова.
Отдаю должное ловкости авторов, сумевших и фактуру донести, и вроде как увести подозрения от роли и непосредственной причастности личного представителя Андропова и Конторы ГБ. Однако, забыв о конспирации, они же через несколько десятков страниц открытым текстом сообщат, что «планы по ликвидации Амина вызревали на Лубянке и в Ясенево (штаб-квартира ПГУ) с конца лета», «приговор Амину был вынесен», «маневры ПГУ в Европе, связанные с подготовкой находившихся в эмиграции парчамистов к будущему новому перевороту Крючков на встрече (10.09) раскрывать не стал, эта информация оставалась засекреченной даже для коллег из ГРУ…». На эти фразы хотелось бы обратить внимание тех, кто, пытаясь выгораживать Андропова, винит Устинова. И еще, судя по осведомленности, например, временного представителя США в Кабуле Амстутца, эмигранты в силу присущей всем афганцам специфики очень оперативно «сливали» кому-то всю информацию о проводимой с ними работе КГБ по подготовке к перевороту и свержению Амина. Иначе откуда бы у него взялась вдруг необычная прозорливость, когда в своем донесении Госсекретарю США еще от 18.09.79 г. он напишет: «Поразительно, но Амин выживает, несмотря на заговоры против него, которые следуют один за другим… Лично я не дал бы ему более 50 процентов шансов, что он останется у власти в этом календарном году. Я считаю, что его шансы умереть в постели в преклонном возрасте равны нулю».
4 сентября 1979 года Тараки вылетел в Гавану на конференцию. В поездке его сопровождал министр иностранных дел Шах Вали и главный адъютант майор Саид Тарун — человек, преданный, однако, Амину. 7 сентября в Гавану позвонил начальник КАМ (служба безопасности) Сарвари, сообщивший Н. Тараки о последней вспышке конфронтации с Амином и завершении подготовки к исполнению некоего плана.
Судя по последующим событиям, Тараки знал, о чем шла речь. Возвращаясь через Москву, на встрече в Доме дружбы с афганскими студентами и военнослужащими, обучавшимися в СССР, Тараки 10 сентября уже позволит себе самоуверенно и во всеуслышание произнести: «У нас в партии образовалась раковая опухоль, но мы ее очень скоро вычистим!» Об этом сразу же стало известно и предполагаемому «пациенту» Амину.
В тот же день Н. Тараки был приглашен на встречу с министром иностранных дел СССР А. Громыко. Дальше развивался совсем уж детективный сценарий с появлением там вождя «здоровых сил нации» и пока еще невидимого фронта — Б. Кармаля. По причине секретности подготовленного Кремлем сговора лидеров «хальк» и «парчам», Шах Вали приглашен не был, что само по себе явилось беспрецедентным. Более того, оказалось, что Тараки был удостоен тайной аудиенции и у Самого. Через день, в Кабуле, подозрительный и чуявший недоброе Амин будет настойчиво допытываться, почему Тараки отправился к Громыко в одиночку. О встрече с Брежневым сообщений не было.
В ходе беседы Громыко убедится в готовности двух бывших врагов к компромиссу, а «проблему» Амина посоветует решить отправкой Хафизуллы послом в одну из соцстран. Тараки вроде согласился. Этот факт может служить основанием полагать, что Громыко в отличие от Андропова о готовящемся покушении либо не знал, либо притворялся.
На следующий день перед вылетом из Москвы, прямо на аэродроме, в зашторенном автомобиле для Тараки будет организована еще одна встреча с Бабраком. Возможно, окончательно оговаривались вопросы, не подлежавшие огласке в ведомстве Громыко. Значит, здесь уже действовали люди Андропова.
Как окажется через полтора месяца, Тараки видел Бабрака последний раз в своей жизни. Однако улетал он в полной уверенности, что по прибытии в Кабул в живых Амина уже не будет. К тому времени Тараки все мосты уже сжег.
Почти одновременно с ним в Афганистан прибудет и Бабрак Кармаль. Но тайно, на другой аэродром, Баграмский, где и будет укрыт в одном из дальних капониров под надежной охраной чекистов и ломакинских десантников. Там он будет нетерпеливо ожидать отмашки из Кабула на триумфальное возвращение.
Так называемый «ломакинский» (по фамилии комбата подполковника Ломакина В.И.) парашютно-десантный батальон (ПДБ) из состава бывшей Ферганской дивизии ВДВ еще с 7 июля 1979 года под видом то ли «школы сержантов», то ли «отряда технических специалистов» был размещен на авиабазе в Баграме. Почти одновременно туда прибудет спецотряд КГБ «Зенит-1», а в сентябре, накануне предполагавшегося покушения на Амина, — «Зенит-2». Учитывая, что спецназ КГБ обычно появлялся перед «главными» событиями (как это было в сентябре, октябре и декабре), резонно возникает вопрос: какая же пока неведомая миссия могла возлагаться на «Зенит-1» еще в июле? Что-то еще замышлялось, но не состоялось? Возможно, в связи с ожесточившейся схваткой между Амином и Тараки по поводу должности министра обороны? Ничего другого существенного в середине лета не происходило, если не считать появившихся вдруг листовок об «агенте ЦРУ». Однако в воспоминаниях офицеров из состава первой команды на то нет и намека. Возможно, в верхах еще не было решения, но подготовка шла.
Официальными задачами, поставленными В. Ломакину, являлись охрана и оборона аэродрома, обеспечение безопасности полетов, а при необходимости — высадки «дополнительных сил и средств».
Эти самые «силы и средства» в лице Б. Кармаля и его сопровождающих впоследствии будут неоднократно прибывать под надежную охрану ПДБ и «зенитовцев» накануне каждой очередной попытки покушения на Амина, немедленно исчезая вслед за их провалами. Лишь 27 декабря батальон выполнит главную задачу, ради которой и находился полгода в Баграме. Накануне он примет под охрану Бабрака, а затем вслед за убийством Амина доставит в Кабул нового лидера.
Следовательно, замысел на свержение Амина и тем самым замену пуштунской власти на «таджикско»-бабраковскую проясняется в деталях по целям, исполнителям, месту и времени, конкретизируясь как минимум с апреля — мая и опять случайно и полностью вписывается в задуманное З. Бжезинским.
Вряд ли Амин знал о московских встречах Тараки с Бабраком. Однако о готовящейся на него засаде 11 сентября по пути на аэродром для встречи «учителя» он был предупрежден, что тогда спасло ему жизнь. Он изменил маршрут и заставил самолет с Тараки лишний час кружить над аэродромом, пока его люди проверили дорогу, обеспечив безопасность. Сотни встречавших в аэропорту с недоумением глазели на непонятные маневры правительственного борта в воздухе.
Существует еще одна версия, что Амин якобы тоже и одновременно готовил покушение на возвращавшегося Тараки, намереваясь сбить его самолет над Кабулом, но «бдительный и преданный президенту Сарвари успел чуть ли не в последний момент заменить зенитные расчеты, и коварный замысел Амина был сорван». К сожалению, к распространению этой байки причастны и некоторые уважаемые авторы. Видимо, они просто повелись на чью-то недостоверную информацию.
Сомневающимся поясню: во-первых, если бы Амин готовил свержение Тараки, он в первую очередь и без проблем арестовал бы «банду четырех» еще до его возвращения. Он этого не сделал. Более того, Амин лишь после прибытия Тараки поднял вопрос о снятии «четверки» c занимаемых постов, но отнюдь не об их аресте. О том речь пойдет лишь через двое суток, когда у него появится более подробная информация. Во-вторых, «заменить расчеты» можно было бы при наличии резервных, которых, увы, взять было просто неоткуда. Допустим, произошло недопонимание, и авторы имели в виду что-то вроде временного отстранения их личного состава от выполнения обязанностей или ареста. Опять же, какие конкретно расчеты? Если таковые были, то Амин наверняка держал бы столь серьезный замысел под контролем и никому походя вмешаться в его планы не удалось бы. Как покажут затем события последующих дней, реально хозяином положения в стране уже был именно он, без особых помех пресекая неуклюжие попытки заговорщиков, действия которых оказывались возможными лишь благодаря поддержке извне. Подтверждений по поводу подобных замыслов Амина среди советников пока не нашлось. И вряд ли найдется.
В-третьих, именно в этой зенитно-артиллерийской части сильны были позиции как раз Тараки, а не Амина, что впоследствии было подтверждено намерением ее командования принять меры к спасению Тараки после его изоляции 14.09, а также готовившимся (но не состоявшимся) участием полка в антиаминовском мятеже спустя месяц. Поэтому Хафизулла, будь у него и впрямь подобное в мыслях, вряд ли бы задействовал командование или часть дежурных расчетов этого полка.
В-четвертых, при всем коварстве и уме Амина приписывать ему такую глупость или подлость, как вероломный расстрел правительственного самолета над городом среди бела дня, да еще при всем честном народе, — явно плод больного воображения. Распространители таких измышлений, видимо, не в курсе, что еще существовала ракетная бригада ПВО (где проходил службу один из моих однокашников-«персов» Михаил Ежиков), и, будь у Амина такое на уме, он бы скорее применил ракеты, чтобы, не засвечиваясь, сбить борт с вождем еще на дальних подступах, свалив потом все на кого угодно. Однако в той бригаде все было тихо, никаких похожих телодвижений тоже отмечено не было.
В-пятых, даже будучи уже осведомлен о заговоре и попытке покушения на него 11 сентября, а затем чудом спасшись от смерти 14-го (о том ниже), он, по крайней мере, проявил определенную выдержку и ответные меры в отношении Тараки предпринял лишь на основании решений состоявшегося 16.09 пленума ЦК НДПА и Ревсовета страны. Кстати, и без зениток никто не помешал бы ему провести эти решения накануне прилета Тараки, так как, еще раз подчеркну, вся реальная власть уже была сосредоточена в его руках. Но он этого не сделал по той простой причине, что еще не был спровоцирован. Да и вряд ли хотел. Лишь оказавшись перед фактом, когда решался вопрос «кто кого», вынужденно, только вынужденно пошел на крайние меры, да и то заручившись поддержкой высших органов коллегиальной власти. Он однозначно действовал с оглядкой на СССР, и беспричинно по ситуации на 11.09 пойти на устранение Тараки не посмел бы… В отличие от него Тараки внаглую и подло шел на спланированное в Москве убийство соратника. Следовательно, Хафизулла был гораздо честнее и порядочнее своего «учителя».
Читать бесплатно другие книги:
