Не пытайтесь это повторить Первухина Надежда
И они укатили. Я подождала, пока в темноте растает свет габаритных огней, и бросилась обратно, на поляну.
И похоже, успела вовремя!
Земля возле сосны дала трещину, и дерево наполовину погрузилось в образовавшуюся расселину. Но это было не главное. Из расселины лился яркий свет. И что-то гудело, как провода высокого напряжения.
А затем гробница вышла на поверхность и немного приподнялась в воздух. Я поняла, что она больше напоминает не гробницу, а… колыбель.
– Лекант, – прошептала я.
Я подошла к гробнице и осмотрела ее. Она светилась каким-то голубовато-зеленым светом и была вся изрезана непонятными символами. Кто-то словно толкнул меня под руку, и я коснулась пальцами трех символов, выгравированных на крышке: круг, птица, волнистая линия.
Крышка бесшумно откинулась как на шарнирах, свет усилился, и тогда я увидела его.
Скелет.
Он был очень старым, это я определила сразу. Кое-где на нем висели лохмотья истлевшей ткани. Я еще заметила что-то блестящее на зубах черепа и сверкающие, потрясающей красоты браслеты, обхватывающие почерневшие от времени кости запястий.
– Лекант, – прошептала я. – Это ты?
Но скелет, разумеется, молчал.
Что делать?
Во мне заговорил будущий ученый. Гроб с его содержимым необходимо как можно скорее отправить в музей. И уже там провести исследование, привлечь специалистов.
Хотя не станет ли специалистам-людям плохо от присутствия этого экспоната, как недавно Димке?
Вопросы, вопросы…
Я медленно закрыла тяжелую крышку. Она щелкнула, и тут же с боков выдвинулись ручки. Что ж, очень мило.
Я потянула за одну из них, и гробница медленно двинулась за мной по воздуху. Так я и шла с нею в арьергарде по самым многолюдным улицам. И что интересно, никто не обратил ни на меня, ни на гробницу внимания. Впрочем, за поздним временем зрителей на улицах было мало. Щедрый, подобно прочим провинциальным городкам, рано ложится спать (во всяком случае, человеческая часть его населения).
Наконец мы добрались до музея. Меня ощутимо потряхивало, и с ног сыпались личинки – я здорово устала. Ладно, завтра восстановлюсь.
Я отперла служебный вход своим ключом и втащила гроб внутрь. В музее никого не было, поэтому никто не спросил меня, что это я затеяла.
Почти падая от усталости, я внесла гробницу в одну из пустых кладовых и поставила прямо на пол. Сияние померкло. Теперь это был просто мрамор странного зеленоватого оттенка.
– До завтра, Лекант, – прошептала я и закрыла кладовку.
Теперь стоило поспешить домой. Родители, конечно, волнуются – думают, где это я пропала. А их меньше всего хотелось бы нервировать, они и так со мной натерпелись. И потом, мне нужна хорошая ванна из талька. Или хотя бы сухой душ.
Я заперла музей, радуясь, что сделала потрясающее открытие. Кто он, этот Лекант Азимандийский? Как его оживить? А в том, что его можно оживить, я не сомневалась. Иначе зачем такие сны? Такие видения? Лекант обрастет плотью и восстанет. И будет живее меня! И скажет мне: «Благословенна будь, Тийя! Здравствуй, моя единственная любовь!»
Я шла по улице Красных Янычаров и размышляла сразу о миллионе предметов. Но больше всего я думала о Леканте и о Димке – как он там, в гномской больнице? Надо обязательно навестить его в ближайшее время…
Темнота вдруг сгустилась вокруг меня, словно плотное одеяло, а в следующее мгновение я почувствовала, как в мою шею впиваются острейшие клыки.
От неожиданности я замерла как вкопанная.
Вампир?!
Но наши вампиры на умертвий не нападают, знают, что это глупо и непродуктивно. В нас нет настоящей крови, а лишь магическая зеленая субстанция, заменяющая ее. Наши сердца не бьются. Вампиру от умертвия нечем поживиться.
По крайней мере, местному вампиру.
Значит, этот – не местный?
Тут клыки дернулись и вышли из моей шеи. Следом я услышала звук некультурного плевка и ругань на английском:
– Чтоб ты сгорела, проклятая мертвечина!
– Я не мертвечина, а умертвие, – сказала я на английском и обрела возможность двигаться. Тьма рассеялась, да к тому же я включила ночное зрение. Передо мной, брезгливо отирая белоснежным платком рот, стоял юноша лет двадцати. Глаза у него горели красным, длинные черные волосы разметались по плечам, а красивое лицо было безумно бледным. Одет вампир (все уже поняли, что это вампир?) был в изящнейший серый костюм-тройку и вычищенные до блеска остроносые ботинки. Хорош, мерзавец! Ну почему все красивые мужчины либо имеют не ту ориентацию, либо вампиры? Впрочем, эти мысли побоку. Я спешу домой.
Но надо же что-то сказать напоследок!
Что-нибудь этакое. Едкое, как хлорка.
– Приличные вампиры всегда отличают живое от неживого, – сказала я, изящно дернув плечиком и посверкивая глазами.
Произнесла я это, разумеется, по-английски. Я уже давно поняла, что передо мной иноземец.
Он убрал платок, а потом сказал неожиданно жалобным голосом:
– Что же мне делать?
– А что?
– Я голоден и, похоже, заблудился в этом вашем ужасном городе!
– Наш город вовсе не ужасный, а очень даже гостеприимный. Для порядочных особей, разумеется. А насчет того, что вы голодны… Донорская кровь подойдет?
– Донорская кровь?
– Ну да. Замороженная. Но для вас разморозят, конечно.
– Кровь???
– Я что, плохо говорю по-английски? Кровь. Еда. Лучшая трапеза для вампира.
Он как-то болезненно посмотрел на меня своими красными глазами.
– Я молодой вампир, – сказал он. – Меня недавно инициировали, поэтому я должен питаться только живой кровью. А не… донорской.
– У нас в Щедром вампирам запрещено охотиться на людей и даже на животных. Только донорская кровь. Или медленная смерть от голода.
– Голод?! О нет! Шит! Деммит! Где ваша донорская кровь?
– Идемте, – торжествующе сказала я. – Провожу.
Полчаса я потратила на то, чтобы довести вампира до ближайшей дежурной аптеки с кровью. Его пришлось чуть ли не тащить на себе. Так вот, об аптеке. Да, у нас кровь можно приобрести не только на станциях переливания и в спецресторанах, но и почти во всех аптеках.
В аптеке обессилевший вампир сел в кресло, а я подошла к прилавку.
– Литр крови, пожалуйста. Эй, вампир, тебе какая группа нужна?
– Все равно, – пробормотал вампир.
– Любую, пожалуйста. Только чтоб посвежее, а то он из новичков, поэтому капризный.
Аптекарша понимающе кивнула, отлучилась на секунду, и вот уже передо мною на прилавке стояла коробка, похожая на упаковку из-под сока, и маленькая трубочка-соломинка.
Я расплатилась, забрала коробку, подошла к вампиру, скорчившемуся в кресле. Протянула со словами:
– Пей. Приятного аппетита!
Он так и присосался к соломинке. Даже замурлыкал от удовольствия.
До чего же он все-таки жалок! Сочетание костюма-тройки и это поведение…
Наши вампиры не такие. Наши лучше.
Он опустошил коробку в мгновение ока. Бросил тару в урну, распустил крылья.
– Сила, – пошептал он.
– Легче стало? – заботливо осведомилась я.
– Легче. Как тебя зовут?
– Тийя.
– А меня Аларих.
– Очень приятно, Аларих. Куда теперь идем? Ты, кажется, говорил, что заблудился…
– Да, я заблудился. Мы приехали недавно, остановились в гостинице… Ее держат вампиры.
– «Цепеш»?
– О да, верно. Боюсь, что сам я не найду туда дорогу.
– Я провожу. Хотя вообще-то я спешу.
– Мы можем полететь. Я вполне в силах нести тебя на своих крыльях.
– Нет уж. Лучше вызовем такси.
Я вызвала такси (снова в ход пошла моя карточка), и мы доехали до «Цепеша». Там я распрощалась с вампиром и на этом же такси отправилась домой.
Дома, естественно, родители стояли на ушах.
– Тийя, где ты была так долго?!
– Простите, – сказала я в ответ. – На меня напал вампир.
– Что???
– Да, вот так получилось, – нервно рассмеялась я. – Он не местный, приезжий, поэтому не сразу понял, что я не живой человек. Он был очень голоден…
– Надеюсь, ты не потащила его в ближайший донорский пункт, – проницательно заметил папа. – Ты ведь у нас без меры милосердная. Всех убогих спасаешь. Дома уже деваться некуда от твоего галчонка и черепашки.
Есть такое дело. После моей смерти я стала жалеть всех живых существ, которые пострадали, но в которых теплится нежный огонек жизни. Поэтому я спасла галчонка, которого сбила машина (у него были сломаны оба крыла и лапка), а потом еще принесла и черепаху, на нее спьяну наступил хозяин, и у бедняжки треснул панцирь. Эту черепаху к нам в музей приволокли, хотели заспиртовать, но я не дала. Стала лечить и вылечила. Теперь галчонок и черепаха живут (именно живут!) у нас дома. Я их обожаю и тетешкаю, а родители воспринимают их, конечно, не очень. Лишние рты и все такое… И мусорят, мол.
Но вернемся к вопросу о вампирах. Точнее, о вампире.
– Папа, ну что было делать? Я привела его в аптеку и купила ему литр крови. Ему после этого полегчало… Потом я проводила его до гостиницы «Цепеш», потому что он заблудился.
– Тийя, ну это уже ни в какие ворота… Он хоть красивый? – поинтересовалась мама.
– Очень красивый и молодой. Его недавно инициировали, он сам сказал. И имя у него красивое – Аларих. Иностранец, одно слово.
– Тийя, – занервничала мама, – надеюсь, ты в него не влюбилась? Тебе бы лучше обратить внимание на Диму…
– Я не влюбилась… Ой, хорошо, что ты сказала про Диму. Напомнила. Мне надо кое-куда позвонить.
– Куда? – Мама у меня сверх меры любопытна.
– В гномскую больницу.
– Что случилось? – разволновалась мама.
– Все сегодня началось с того, что мы гуляли с Димой в парке, и ему стало плохо. Димке, разумеется, а не парку. Я вызвала гномскую «скорую», его увезли в больницу…
– А почему ты не поехала с ним?
Пришлось выкручиваться. Говорить про гробницу родителям не хотелось. А то они подумают, что после смерти их любимая дочь еще и сошла с ума.
– Так вышло, – беззаботно пожала плечами я. – Так я звоню?
– Звони, конечно.
Я достала сотовый и набрала данный мне гномом номер.
– Алло, больница? Здравствуйте, извините за поздний звонок. К вам поступил сегодня Дмитрий Санников, человек. Можно узнать, как его самочувствие?
– Минутку.
Я услышала, как щелкают клавиши компьютера.
– Вот. Дмитрий Санников, человек, помещен в сто третью палату. На данный момент состояние стабильное. Больной в сознании, но очень слаб. Завтра можете прийти его навестить, но ненадолго.
– Спасибо!
Я выключила телефон.
– Завтра отпрошусь с работы и навещу Димку, – сказала я родителям. – А сейчас извините, я очень устала.
– Перегной будешь?
– Нет, перед сном не ем. Я быстренько разотрусь тальком, а то вся пропахла этим вампиром, и в постель.
– Ну хорошо, – сказали родители и отправились спать.
Я зашла в ванную и, раздевшись, придирчиво осмотрела себя. Все бы ничего, только на шее следы от укуса – два синячка. Ладно, если до завтра не сойдут, замажу пудрой «Совершенный тон».
Я достала початую банку с тальком и принялась ожесточенно себя растирать, стараясь как можно лучше освежить кожу. Вскоре я добилась желаемого эффекта – моя кожа порозовела, стала гладкой и шелковистой и ко всему прочему запахла ванилью. Вот бы сейчас прямо в объятия Леканта!
– Эй, не мечтай, – сказала я своему отражению. – Завтра еще придется объясняться с руководством по поводу гробницы в кладовке.
Я накинула халатик и вышла из ванной. Открыла в спальне форточку, чтоб воздух был посвежее, и плюхнулась в постель. И почти сразу провалилась в сон. Вас не удивляет, что я, мертвая, еще и сплю? Меня, например, удивляет. Но поделать с этим ничего не могу.
И снова приснился мне сон про Леканта. Мы шли по какому-то лесу, ухитряясь помещаться вдвоем на узенькой тропинке. Лекант держал меня за руку и улыбался мне. А я… я просто тонула в его сапфировых блестящих глазах.
– Милая Тийя, – сказал мне Лекант, – благодарю тебя за то, что ты меня вызволила. Теперь дело за малым. Оживи меня.
– Но как? – спросила я, дрожа от предвкушения ласк.
– Все очень просто. Налей в гробницу крови. Как можно больше, хоть до самых краев. И закрой крышку. Я оживу и приду к тебе.
– Хорошо, – влюбленно глядя на Леканта, сказала я. – Я все сделаю как надо.
И дальше мой сон превратился в форменное эротическое безумие, так что пересказывать его я вам не буду. А то вы, читатели, просто люди и нервы у вас слабые.
Человеческие.
Утром я, как всегда, встала рано. Поставила дивиди-диск с записью упражнений из серии «Танец живота». Переоделась в спортивный костюм и следом за улыбчивыми ведущими проделала комплекс, подтягивающий бедра и ягодицы. А как же! Тело у меня одно, и за ним следить надо. Особенно после того, как оно умерло.
Следом проснулись родители. Из кухни потянуло жарящимся омлетом и варящимся кофе. Папа включил канал «Вести» на полную громкость. И взялся вслед за ведущими комментировать все новости.
Я оделась и накрасилась. Не сильно, просто хотелось опробовать новую помаду, подаренную Юлей Ветровой. Она сказала, что это заговоренная помада. Губы, накрашенные ею, будут притягивать к себе взоры всех мужчин.
А мне не всех.
Мне одного.
Правда, глаза у него есть только во сне…
На работу я явилась вовремя и сразу отправилась к нашей замдиректора по науке.
– Варвара Васильевна, – спросила я ее, – можно мне сегодня уйти пораньше?
– А что случилось?
– Дима Санников в больнице. Я хотела его навестить.
– Вот это новость! И что произошло?
– Мы вчера гуляли, и ему стало плохо, – выдала я приемлемую версию Диминой болезни.
– Ну что ж, конечно, иди. А пока, если у тебя нет никакой срочной работы, просмотри рубрикатор древностей. Кажется, лаборантки опять там что-то напутали.
Проверять рубрикатор древностей священная обязанность каждого сотрудника музея. Потому что если допустить там ведение записей кое-как (а именно так подчас ведут их лаборантки, эти вездесущие крашеные крысы), музей превратится в дом хаоса. Или что-то типа того.
Я кивнула, вышла из кабинета Варвары Васильевны и направилась к себе в комнатушку. Странно, что Варвара не спросила меня про гробницу. Неужели еще не знает?
Впрочем, та кладовка почти забытая, и никто в нее почти не заглядывает. Так что вполне может получиться так: о гробнице никто из моих сотрудников не узнает, покуда я им не скажу.
Часа два я сидела перед компьютером и возилась с рубрикатором. Потом решила, что надо дать себе передышку. Встала, разминая затекшее тело, и вышла в коридор.
Там было пусто, если не считать старого чучела крокодила. Он давно был смещен с экспозиции, но выбрасывать его никто не решался – жалко. Этот крокодил даже был для нашего музея чем-то вроде негласного амулета. Во всяком случае, нам пока жилось припеваючи под его отверстой пастью с обломками зубов. Мы с крокодилом играли. Как? Да просто. Загадывали желание или писали его на бумажке и совали ему в пасть. Помнится, я написала: «Хочу встретить свою любовь». И вот!.. Почти встретила.
Я потихоньку переместилась в зону кладовых и наконец оказалась в той, где была гробница.
Здесь все выглядело по-прежнему. Гробница тускло поблескивала мрамором под светом ничем не прикрытой стоваттной лампочки. Я хотела было открыть ее, но потом чего-то испугалась.
Что войдут…
И обнаружат.
А этого никак не должно быть!
И это внушил мне Лекант.
Я постояла, прислушиваясь. Было тихо. Возле кладовок никто не проходил. Может, пронесет?
В конце концов я покинула кладовку, предварительно прикрыв гробницу старыми упаковочными пленками и погасив свет. Все образуется. Мне почему-то кажется, что гробницу никто так и не заметит.
Я вернулась к рубрикатору, проработала еще часа три, а потом собралась в больницу к Диме.
До гномской больницы надо было ехать на троллейбусе пять остановок, а потом еще порядочно пилить пешком.
В этом троллейбусе кондуктором работала умертвие по имени Ванесса. Я с нею раньше дружила, а потом мы разошлись. Я недолюбливала ее – Ванесса всегда была слишком язвительна и любопытна.
– Куда это ты направляешься посреди рабочего дня? – подозрительно блеснула вертикальными зрачками она, отрывая мне билет.
– По делам музея, – не покраснев, соврала я. – В районе гномской больницы какой-то странный минерал обнаружили. Позвонили нам в музей, прислать сотрудника попросили.
– Представились?
Хм.
– Звонок анонимный, – продолжала запутываться в паутине лжи я.
– Тогда это липа, – со знанием дела сказала Ванесса. – Или террористы.
– Откуда быть террористам в нашем Щедром?
– Террористы, они везде, – мрачно ухмыльнулась кондукторша.
– По-моему, ты слишком подозрительная, Ванесса. Кстати, ты не пробовала новый крем от личинок? Называется «Белая роза». Говорят, помогает.
– Нет, я пользуюсь проверенным методом, – оскалилась Ванесса. – Деготь.
– То-то у тебя на плечах личинок что перхоти. Тьфу, смотреть противно. Да еще пребывать в таком виде перед людьми!
Троллейбус подъехал к последней остановке.
– Пока, Ванесса, – сказала я и поспешила прочь.
Я шла по дороге к гномской больнице и понимала, что сглупила. В чем? Да в том, что не купила Димуле никаких гостинцев, обычно полагающихся больному. Вот что значит мышление мертвеца! Сама если удобрениями питаешься да магией, то считаешь, что бананы с апельсинами не так уж и важны. Вот дура-то!
Хотя, будь при мне сумка с бананами, Ванесса вся бы изошла на любопытство.
Да черт с нею, с Ванессой! Можно подумать о ком-нибудь приятном.
Например, о Леканте.
Как он прекрасен в моих видениях!
Как я жду минуты свидания наяву!
Эти глаза… Они манили, обещали, звали. Они предвкушали и испытывали на прочность. Кстати, в мертвом состоянии я еще ни с кем не занималась… ну вы сами понимаете чем.
А если у нас с Лекантом это будет?
В чем я не сомневаюсь.
Не развалюсь ли я на пылинки и на атомы, сгорая от великой страсти? Впрочем, все равно. Я готова даже распасться на атомы, лишь бы Лекант существовал и был рядом.
Его сильные руки обнимут меня, как во сне, длинные, тонкие пальцы прикоснутся к моему лицу…
Я остановилась, переводя дух.
Что-то слишком уж размечталась!
Слава небесам, вот и больница.
Я пошла к входу, почему-то чувствуя себя виноватой перед Димой. И вовсе не в том, что втянула его в сомнительные авантюры. А за такие вот разухабистые мысли.
Я вошла в холл больницы. Здесь было пусто, если не считать скучающую гномиху за регистрационной стойкой.
– Здравствуйте, – подошла я к ней. – Я хотела бы навестить больного.
– Какая палата? – оживилась гномиха.
– Кажется, сто третья.
– Кажется или точно? – Гномиха уже смотрела не на меня, а на дисплей компьютера, стоявшего перед ней.
– Точно.
– Тогда возьмите халат и бахилы и идите на второй этаж. Направо первая дверь.
– Благодарю вас.
Я сняла с вешалки халат, получила в автомате коробочку с бахилами и должным образом экипировалась.
Сжимая в руках свою крошечную сумочку, я поднялась на второй этаж. Подошла к двери палаты и вдруг оробела. А что, если Димка после всего случившегося просто обидится на меня и не захочет меня видеть? Такое вполне может быть.
Я пристально оглядела себя в маленькое зеркальце на предмет личинок. Странно. Еще ни одной за весь день не выползло. Что не может не радовать.
Я деликатно постучалась и приоткрыла дверь.
– Кто там? Входите! – раздался слабый знакомый голос.
Я открыла дверь и вошла. В палате Димка был один, как король. Впрочем, гномская больница и обещает своим пациентам королевские условия. Правда, платить за них приходится… Интересно, сколько после всего этого у меня на кредитке останется денег?
Димка сидел в пижаме на постели и разгадывал сканворд. Завидев меня, он улыбнулся, отложил в сторону сканворд и встал.
– Тийя! – воскликнул он. – Как здорово, что ты пришла!
– Ты мне рад? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Конечно, рад! – Дима взял мою безвольную руку и пожал. – Ты не представляешь, как скучно в этой больнице!
– Ох, Дима, короткая же у тебя память!
– В смысле?
– В смысле это же я, и никто другой, потащила тебя в такое место, где тебе стало плохо. Это из-за меня и моих амбиций ты попал в больницу. Прости меня, если сможешь.
– Тийя, ты не виновата! Я и сам заинтересовался этой гробницей. Кстати, какова ее судьба?
– Ой, Димка, я такого натворила! Если узнают в музее, выговором мне не отделаться.
– Так что?