Чернослив в шоколаде Лазорева Ольга

Я мельком оглядела холл. Он выглядел, как моя гостиная по размерам, но обставлен был с роскошью.

– Ладно, – легко согласилась она. – Тогда вот тебе мои тапочки. Они новые.

Марика поставила торт на столик, зонтик бросила на пол и достала из тумбочки розовые тапки. Я не удивилась, увидев, что на носках у них чернели сердечки.

– Это мамка мне из Греции недавно привезла, – сообщила она, снимая упаковку. – Как раз в моем стиле. Но великоваты. А тебе должно быть в самый раз.

– Ты все носишь в такой гамме, – заметила я, переобуваясь. – А другие цвета не приемлемы?

– Не-а, – ответила она. – Мне так нравится. Черный цвет – мрак, скорбь, тоска, депрессняк. А розовый – взрыв эмоций. Это суть эмо, понимаешь? Такие резкие перепады вполне в стиле. Да и музыка так же построена. Пойдем ко мне?

– Так руки помыть, – начала я.

– У меня и помоешь, – ответила она странной фразой.

Квартира оказалась двухуровневой. Из холла мы попали в огромную квадратную гостиную. Множество ковров, позолоты, красного дерева, живой зелени, картин создавали странное впечатление. Несомненно, гостиная выглядела уютной, но так и казалось, что это декорации какого-то высокобюджетного исторического фильма из жизни французского королевского двора позапрошлого века. Только огромная плазменная панель на стене явно дисгармонировала с обстановкой.

– Тут мамка любит обитать, – сказала Марика, – но я не очень. Я живу наверху.

Марика двинулась в угол, и я заметила винтовую лестницу.

– А чем занимается твоя мать? – спросила я.

– У нее свой салон красоты тут неподалеку, – ответила Марика, поднимаясь по лестнице. – Может, хочешь воспользоваться? Тебе скидки устрою!

Я улыбнулась и отказалась.

На втором уровне у Марики оказалась практически отдельная квартира, что меня несколько удивило. Ладно, своя гостиная, кабинет для занятий, спальня, ванная, но вот кухня? Везде был образцовый порядок. Я ожидала увидеть черно-розовую гамму, но, в основном, обстановка была выдержана в пастельно-кремовых тонах с цветочными мотивами. И только спальня была розовато – белой. Правда, несколько черных подсвечников с розовыми свечами, черная лаковая напольная ваза с искусственной веткой розовой сакуры и черные стеклянные рамы на постерах вносили диссонанс в эту белизну. Я остановилась возле одной из стен и начала внимательно изучать изображения. На всех постерах был один и тот же парень. Где-то он пел на сцене с гитарой в руках, где-то был сфотографирован на улице, а на нескольких, явно рекламных, находился в составе группы. Парень выглядел совсем юным, от силы лет семнадцати. Он был худощав, почти везде в узких джинсах, обтягивающих его стройные прямые ноги, и в женских на вид кофточках. На одном из постеров он стоял на сцене, держа в руках красную гитару. На нем было что-то типа прямого узкого черного платья, открывающего колени, красные трикотажные гольфы и кроссовки. Волосы были русые с длинной челкой, закрывающей ему пол-лица. Почти везде он был с густо подведенными черной линией глазами. Но его лицо мне понравилось. Общее выражение одухотворенности, полного погружения в музыку, отрешенности вызывало странное притяжение. Хотелось смотреть на него. Известное изречение гласит, что в мире нет ничего прекраснее скачущей лошади, танцующей женщины и корабля под парусами, и на них можно смотреть бесконечно. И на его фотографиях именно это полное погружение в свой неповторимый и, несомненно, прекрасный мир, отсутствие работы на зрителя создавало магию притяжения. И хотелось смотреть и смотреть.

– Это Марик, – услышала я и повернула голову.

Марика стояла рядом и не сводила глаз с постеров.

– Не правда ли, он супер? – спросила она и улыбнулась. – Помнишь, я тебе говорила, что обожаю киевскую группу «Маракеш»? Вот это они и есть.

Она подошла к небольшому стеклянному стеллажу, на котором стояла компактная розовато – серебристая аппаратура и поставила диск. Тут только я обратила внимание на плазменную панель на стене.

– Ты слушай и смотри, а пока чайник поставлю, – сказала Марика. – А то тортик охота.

– Тебе помочь? – все-таки предложила я.

– Не-а, мамка меня с детства приучила к самостоятельности, я все сама делаю. Она мне всегда твердит, что рассчитывать в этой жизни лучше только на себя и нянчиться со мной никто не обязан. Я даже и суп могу сварить и котлеты пожарить. Не то, что чай заварить, вот!

Она вышла из комнаты, а я села в кресло, обтянутое белым искусственным и очень мягким мехом и посмотрела на экран. Там начался ролик, это было, как я поняла выступление группы «Маракеш». Но меня удивило плохое качество изображения, было ощущение, что это переснято с экрана монитора. Ребята выступали на улице перед каким-то красно-коричневым зданием с высокими колоннами. Аппаратура стояла прямо на тротуаре, зрители были в основном молодые. Марик отрывался на полную катушку, гитара в его руках находилась в беспрерывном движении, как впрочем, и он сам.