Мой бывший враг Берзина Наталья

Часть первая

Найти себя

Алеся вдохнула запах свежей, еще невыветрившейся краски. На глазах проступили слезы. Наконец у нее появилась своя квартира! Пусть еще не совсем достроенная, пусть пока не пригодная для жилья, но она уже есть, со стенами, окнами, балконом. Понадобится время, чтобы в ней появились двери, обои, радующие глаз цветы, но это будет, теперь уже очень скоро. Придется отмывать и натирать пыльный паркет, ругаться со строителями по поводу кранов и смесителей, но это такая ерунда по сравнению с тем, что пришлось пережить, пока она ожидала окончания строительства. Пусть не в центре, пусть в отдаленном спальном районе, здесь тоже можно жить. Самое важное, что это ее дом. Алеся потрогала прохладную стену, осторожно обошла кучи еще невывезенного строительного мусора, вышла в непривычно просторный коридор, заглянула в маленькую комнату, которая показалась просто огромной. Подошла к окну. За на удивление чистым и необычайно прозрачным стеклом простирался неправильный четырехугольник просторного двора с уже смонтированной детской площадкой. О таком дворе Алеся мечтала, когда нянчилась с маленькой Леркой. Не сбылось, зато теперь, на закате… хотя почему на закате? Разве в сорок лет жизнь заканчивается? Неправда! Вот и Виктор может подтвердить! Эх, как было бы здорово, если бы и он вместе с ними жил, в новой квартире… Стоп! Пока об этом даже не стоит заводить речи. К сожалению, мужчины пугливы, особенно когда это касается их личной свободы. В этом отношении Виктор ничуть не лучше других. Сколько она слышала подобных историй! Стоит только заикнуться, что имеешь на мужчину определенные виды, он тут же исчезает в неизвестном направлении. Слава богу, Алеся уже не девочка, даже если и не рискнет Виктор предложить руку и сердце – обойдется! Жила без него почти двадцать лет – проживет еще! Алеся глядела, как непоседливые мальчишки из соседнего, тоже недавно построенного, уже заселенного дома осваивают ярко окрашенную пластиковую горку. Машина Виктора, сияя на весеннем солнце, блаженствовала на пока еще совершенно пустынном паркинге.

Шаги за спиной заставили Алесю обернуться. В дверном проеме стоял он. Такой же строгий, внешне неприступный и, как ни странно, необыкновенно привлекательный. В нем было все, что нравится женщинам. Невольно Алеся почувствовала жгучий укол ревности. Как ни крути, Виктор наверняка привлекает женщин. То, что он обратил на нее внимание, сама Алеся считала чистой случайностью. Еще бы, она далеко не красавица, к тому же не так молода, чтобы нравиться мужчинам, да еще вдобавок – у нее взрослая дочь. То, что самому Виктору уже немного за пятьдесят, совершенно ни о чем не говорит, он в расцвете мужской силы и красоты. Правда, он любит пококетничать по поводу своего возраста, но, по-видимому, сам откровенно любуется собой, когда называет себя старым и больным. Чего-чего, а здоровья у него на десятерых хватит. За те три года, которые они вместе, Алеся ни разу не видела Виктора болеющим. Всегда в отличной физической форме, уверенный в себе, подтянутый, он и впрямь выглядел значительно моложе своих лет. Порою настолько, что Алеся чувствовала себя рядом с ним едва ли не старухой.

Виктор смешно повел носом, провел пальцем по гладкой, еще не оклеенной обоями стене, негромко сказал:

– Вонища!

– Ерунда! Выветрится, отмоется, приберется – и будет здорово! – рассмеялась Алеся.

– Как ты представляешь себе все это мероприятие? Вдвоем с Лерой вы будете здесь ломаться еще год.

– Ну, ты не прав! Думаю, за месяц управимся. Знаешь, как говорят? Глазам страх, а рукам прах! У меня бабка всегда так говорила. Вот только обои вдвоем нам, конечно, поклеить будет трудновато.

– Я думаю, что тебе этого делать не придется. Проще нанять людей и заплатить.

– Виктор, ты явно забываешь, что я зарабатываю не так много, как хотелось бы. Едва собрала деньги на строительство. Теперь нужно рассчитаться с кредитом, и только тогда я смогу вздохнуть относительно спокойно.

– Ты почему-то всегда забываешь, что у тебя есть я. Это немного обидно. Или ты по-прежнему считаешь меня чужим человеком?

– Нет! Что ты! Я этого не сказала! – молитвенно сложила руки на груди Алеся.

– Я знаю, что не сказала, только позволь мне немного помочь тебе хотя бы в этом. Если у тебя есть настроение, после того как ты изучишь свою новую квартиру, хочу предложить тебе проехать по магазинам и выбрать для начала хотя бы обои. Бригаду для работы я найду сам. О деньгах не думай. Я все оплачу сам.

– Виктор, мне в самом деле неудобно, ведь ты мне…

– Если ты сейчас скажешь, что я для тебя чужой, – мне придется уйти! – остановил ее Виктор.

– Нет! Я не хотела этого говорить! – неожиданно испугавшись, взмолилась Алеся и почувствовала, как холодная волна прокатилась по позвоночнику.

Никогда в жизни она не боялась потерять мужчину, разве что мужа, но с тех пор прошло уже без малого двадцать лет. Внезапно Алеся остро ощутила, насколько она привязана к Виктору. А ведь все начиналось просто как милый, необременительный роман. Только, к сожалению или к счастью, роман затянулся, и в прошедшем марте они отметили три года совместной жизни. Впрочем, это Виктор заявил тогда, что их жизнь совместная. Алеся придерживалась иной точки зрения, но вовремя прикусила язык, сдержалась и не высказала того, что думает по этому поводу. В ее понимании совместно – значит вместе, бок о бок, рядом, а не так, как у них, – он иногда заезжает к ней, изредка остается ночевать, но не более. Виктор даже о вероятности женитьбы ни разу не заикнулся. Разумеется, это страшно бесило Алесю, но она старалась не показывать вида. Слишком долго она была одна, слишком тяжела и страшна была прошлая жизнь, чтобы вот так, одним неосторожным словом разрушить пусть и ненадежное, временное счастье. Как бы то ни было, именно рядом с Виктором она по-настоящему почувствовала себя женщиной, причем любимой и… единственной.

– Мамочка! Ну, поверь, пожалуйста! Я не виновата! Они сами, первые начали!

– Алеська, тебе бы мальчишкой родиться! Вся в отца! – всплеснула руками мама. – Ты посмотри, на кого ты похожа! Коленки сбиты. Под глазом синяк. А теперь еще и соседка пришла на тебя жаловаться! Вот скажи мне, зачем ты Артема избила?

– Мам! Я же тебе уже говорила, он сам начал. Да и не била я его вовсе! Мы боролись! По-честному!

– И из-за этой борьбы он пришел домой весь в крови?

– Совсем не весь! У него только нос разбит! Но я не виновата, что он тяжелее меня! Правда, мамочка? Я его через плечо бросала и не удержала в последний момент.

– Алеся, нам с тобой нужно серьезно поговорить. Ты хоть сама понимаешь, что ты девочка? А девочки никогда не дерутся!

– Да, как же! А что делать, если на тебя бандиты нападут?

– Во-первых, на тебя никто не нападает! Правильно? Это раз! Во-вторых, насколько мне известно, ты сама затеваешь потасовки с мальчиками.

– Мама, мы просто играем!

– Алеся, ты уже не маленькая. Тебе десять лет. Лучше бы в куклы играла!

– Я лучше в казаки-разбойники с ребятами. Мам, ты же знаешь, что там интереснее! Я же тебе помогаю? Ведь правда?

– Правда, но драться ты не должна! Ты меня понимаешь?

– Угу.

Алеся тряхнула торчащими в разные стороны косичками, направилась из кухни. Шмыгнув в ванную, она задрала испачканное в песке платьице и, морщась от боли, смыла кровь с оцарапанного бока. Не следует говорить маме о царапине. Вообще на улицу не выпустит! Она не понимает простой вещи: сидеть дома и перекладывать кукол с места на место – скучно! Куда лучше покачаться на тарзанке, сбегать с ребятами на речку, разжечь костер и представлять себе, будто ты на необитаемом острове или где-нибудь джунглях. Это ничего, что вместо пальм и лиан вокруг заросли орешника и ивы. Какая, собственно, разница! Главное, это приключения.

Алеся мечтала о том, как вырастет и отправится в настоящее путешествие, будет пробираться по непроходимым горам, переплывать моря и бурные реки, отыскивать затерянные города, изучать жизнь диких племен. Об этом так интересно рассказывал папа! Не важно, что он сам не бывал в дальних странах, зато свою исколесил вдоль и поперек. Он действительно побывал и в горах, и на море, и по бурным рекам сплавлялся. Несколько раз он Алесю брал с собой. Как же это здорово – ночевать в палатке, просыпаться на рассвете, наблюдать поднимающееся за дальним лесом солнце. А как интересно плыть по могучей быстрой реке, видеть летающих прямо над головой чаек, жарить на костре только что пойманную рыбу, слушать плеск волн и радоваться, что у тебя такой классный папа. Жаль, что отпуск у него короткий. Мама, конечно, ворчит, но и ей нравится такая жизнь. Недаром она вышла замуж за папу. Алеся мечтала, как она тоже выйдет замуж, хотя бы за Димку из соседнего двора. Он сильный, смелый, всегда и во всем первый, и главное – он никогда не обманывает. Она терпеть не могла, когда ее кто-то обманывал. Димка – надежный, проверенный друг. А то, что он на два года старше, – это ничего. Вон папа старше мамы на целых пять лет, а нормально живут.

Алеся мечтала, как вернется папа из командировки, как они втроем снова отправятся путешествовать, а там закончится лето, придет пора идти в школу. Но главное – не это. Главное – снова начнутся тренировки. Только нужно будет уговорить маму, чтобы она разрешила записаться на фехтование. Конечно, плавание и лыжи – это здорово, но научиться сражаться на шпагах, как настоящий мушкетер, тоже очень хочется. Папа не против, она уже говорила с ним на эту тему, он только сказал не запускать школу, а что там запускать, если она успевает сделать домашние задания за несколько минут. А читать в книжках то, что говорит учительница, скучно, интересней послушать на уроке.

– Кристина Яновна, вы сами понимаете, что для вашей дочери нагрузка просто непосильная? Да, я согласна, она хорошо учится, но ведь нужно хоть когда-нибудь отдыхать! Вы посмотрите, чем она только не занимается? Плавание, фехтование, лыжи, исключите хотя бы стрельбу! Зачем это девушке? Я, как классный руководитель, вынуждена требовать от вас, чтобы вы ее остановили. Иначе медаль она не получит! Не забывайте, это же выпускной класс!

– Я все прекрасно понимаю, Валентина Георгиевна. Но Алеся так устроена, она просто не может быть другой. Она и так снизила нагрузки почти во всех спортивных секциях, в которых получила первый разряд, но стрельба у нее пока идет плохо, а второй разряд ее не устраивает. Я очень прошу вас дать ей разрешение поехать на сборы. Уверяю: то, что Алеся пропустит на занятиях, она с легкостью нагонит!

– Я понимаю, что нагонит, но поймите и вы! У меня выпуск, а Алесе совсем немного не хватает, чтобы получить золотую медаль!

– Простите меня, Валентина Георгиевна, но я ничего с ней не могу поделать. Она и слышать не хочет о медали. Для нее сейчас важен только первый разряд.

– Как же так, разве она не хочет поступать в институт?

– Говорит, что поступит и без медали. Кстати, вы знаете, что она собирается поступать в педагогический? На математику-физику.

– Что ж, на ее месте я бы попробовала в университет. Вполне достойная девочка.

– Я ей то же говорила. Не хочет. Сказала, что для нее педагогический – оптимальный выбор. Да я ее понимаю, после того как погиб муж, нам совсем не просто приходится. Я одна воспитываю дочь, она мне помогает во всем. Если она уедет, мне придется тяжело. Вы понимаете, что значит остаться совершенно одной?

– Отчего же, прекрасно понимаю, сама после развода осталась одна с детьми, – грустно сказала учительница. – Но я считаю, вы обязаны поговорить с Алесей.

– Я попробую, но боюсь, это мало чем поможет. Дочка у меня упрямая, сама решает, как ей быть. Если она решила, что ей жизненно необходим первый разряд по стрельбе, то не отступится никогда, – с ноткой печали сказала Кристина Яновна.

– Жаль, с одной стороны – очень хорошо, что Алеся такая целеустремленная. Но вы понимаете, что мы с вами отвечаем за нее, хотя бы до той поры, пока она не поступит в институт.

Вечером Кристина Яновна, помогая дочери собираться дорогу, попыталась завести разговор, на котором настаивала классная. Алеся некоторое время слушала маму, продолжая складывать вещи в сумку, затем подняла голову и сказала:

– Знаешь, мама, я уже выбрала свой путь, конечно, он не совсем такой, о котором я мечтала в детстве, но тем не менее прошу тебя не забывать, что я взрослый человек и потому я сама отвечаю за свои решения. Очень прошу тебя, не волнуйся за меня, я сумею за себя постоять.

– Алеся! Дело не в том, можешь ли ты за себя постоять, тебе нужно о будущем думать.

– Именно этим я и занимаюсь. К этому я готовилась всю жизнь.

– Какая же ты упрямая, дочка! С тех пор как не стало отца, на тебя вообще управы нет.

– А она нужна, управа? – Алеся мягко улыбнулась матери и нежно обняла за плечи, тихо сказала: – Не волнуйся, мамочка, все будет хорошо! И разряд я получу, и в институт поступлю. Поверь мне.

Форштевень байдарки с силой врезался в стоячую волну. Зарылся в нее. Резко ушел в глубину. Алеся, что-то крича, пыталась табанить, но лодка, подпираемая потоком, все круче вставала на нос. Димка пытался парировать крутящий момент, почти полностью вылез из кокпита, но байдарка уже описала кормой полукруг и стремительно падала в кипящую воду.

Шлем выдержал, хоть удар был страшен. На мгновение в глазах потемнело. Задержав дыхание, Алеся привычно, как на тренировке, сделала сильный гребок, переворачивая капризный «Таймень», стала на киль и ужаснулась. Форштевень торчал из пены, смятый в гармошку. Каркас, прорвав оболочку, выглядывал из синей ткани, словно ребра погибшего зверя.

– Димка, мы тонем! – крикнула Алеся, пытаясь хоть как-то выгрести к берегу.

Надувные баллоны пока еще поддерживали лодку, но воздух быстро выходил из них, и «Таймень» стремительно терял плавучесть. Димка не ответил, но оборачиваться, узнавать, почему он не отвечает, времени не было. Справа, впереди, в бурлящей дикой воде, мелькнуло что-то оранжевое. До спасительных камней оставалось совсем немного. Алеся гребла изо всех сил, но лодка тонула слишком быстро. Корма задиралась все выше, наконец алюминиевый каркас застрял между камнями. Лодка почти погрузилась. Алеся, получив небольшую передышку, отстегнула фартук, прикрывающий кокпит, и буквально вывалилась из затонувшей байдарки в ледяную воду. Первое, что она поняла, выплыв, – что Димки нет в лодке. Жилет плохо работал в насыщенной воздухом бурной воде, на поверхности оставалась только голова.

– Димка! Димка, ты где? – теряя самообладание, крикнула Алеся, но голос ее потонул в реве водопада.

Вокруг не было ничего, кроме бурлящей реки, торчащих из белой пены страшных острых черных камней и сосен, чудом цепляющихся за неприступные скалы. Оранжевый жилет Димки мелькнул вдали и исчез за очередным порогом. Алеся в ужасе отпустила фал, привязанный к лодке, и, отдавшись на волю течения, поплыла догонять друга. Намокшая одежда сковывала движения, жилет не давал нормально плыть. Течением Алесю било о камни, крутило в водоворотах, но она упорно продвигалась вслед за другом.

Димкин жилет зацепился за корни упавшего дерева и не давал вытащить из воды бесчувственное тело. Плача, ломая ногти, обдирая до крови руки, Алеся упрямо тащила Димку на берег. Ноги в промокших кроссовках скользили на гладких, отполированных водой камнях. Она падала, вставала, снова и снова хваталась за одежду Димки, тянула из последних сил. О том, что можно просто расстегнуть жилет, она даже не подумала. Когда же она наконец сообразила это сделать, силы, казалось, совершенно оставили ее.

Димка, безвольно раскинув еще недавно сильные руки, лежал навзничь на осклизлых, омытых рекой камнях. На внезапно заострившемся, резко осунувшемся лице запавшие неподвижные глаза. Обескровленные, белые как мел губы плотно сжаты. Только слабо поднимающаяся грудь свидетельствовала, что Димка жив.

Алеся перевела дыхание, оттащила друга подальше от воды, уложила на спасательный жилет и начала подниматься вверх по течению. Лодку уже не спасти, это ясно как белый день, но там остались и палатка, и спальники, и самое главное – продукты. Осторожно пробираясь между камней, Алеся добралась до затопленной байдарки. За время ее отсутствия лодка затонула окончательно. В изуродованном носовом отсеке ничего не осталось, очевидно, вымыло течением. В кормовом оказались промокший рюкзак, несколько банок мясных консервов, палатка, пакет с размокшими сухарями и большой охотничий нож. Когда Алеся вытащила все, что осталось от припасов, на берег и пересчитала сокровища, осталось только горько вздохнуть. В рюкзаке оказались Димкины вещи, несколько коробков спичек, запаянных в полиэтилен, старенький фотоаппарат с запасом пленки, пачка отсыревших галет и кусок веревки. Все! Ни карты, ни компаса, ни спальника. Прошлой ночью они, замерзая, расстелили спальник на дне палатки, вдвоем забрались в один, а что делать теперь?

Димка пришел в себя только через несколько часов. Сломанная рука, сотрясение мозга, ушибы. Но это ерунда, хуже, что на правой ноге порваны связки. Даже перетянув голень разорванной на полосы рубашкой, Димка едва мог наступать на ногу, а предстояло подняться на скалу, чтобы хоть как-то укрыться от пронизывающей сырости.

Карабкались по стене долго. Димка держался молодцом, но раненая нога не давала надежной опоры. Сжав зубы, он поднимался и все время пытался отнять у Алеси рюкзак, но она упорно не отдавала. Куда ему – с больной ногой еще лишнюю тяжесть! Поднялись наверх почти в темноте. Пока Алеся собирала хворост, Димка почти на ощупь поставил палатку. Когда, поужинав, Алеся собралась бросить опустевшую банку из-под тушенки в костер, Дима остановил ее:

– Не выбрасывай, пригодится. Посуды у нас, как я понял, нет. Пусть хоть банка останется.

– Ты мне лучше скажи, как выбираться будем? – задумчиво глядя в костер, спросила Алеся.

– Ногами, милая, просто ногами. Здесь относительно недалеко, если идти вдоль реки – километров сто, а если срезать, не больше пятидесяти. Утром решим. У тебя, кстати, одежда сухая?

– Относительно. У меня, честно говоря, все, что есть, – на мне, хорошо, хоть документы остались.

– Значит, делаем так. То, что было в рюкзаке, просохло? Натягивай на себя. Остальное в палатку, под низ, укрыться будет нечем. Но ничего, как-нибудь перебьемся.

– А ты как? Замерзнешь.

– Не волнуйся. Переживу. Пошли спать.

Ночь выдалась холодной. У Димки поднялась температура. Все его тело буквально горело. Алеся пыталась обтирать его влажной тряпкой. Пыталась хоть чем-то помочь. Утром начался настоящий кошмар. Дима хотел подняться, но нога распухла, посинела, выглядела толстым бревном. Рука, прибинтованная к палке, тоже выглядела не лучшим образом. Температура к утру упала, но по-прежнему оставалась высокой. Дима время от времени терял сознание. Так продолжалось долгих три дня. Алеся почти не спала, отдавала все силы, чтобы поднять на ноги друга. Поила отварами трав, согревала своим телом ночью. Дима пошел на поправку.

Идти они решили напрямую. Пусть через горы, но так шанс добраться до людей был значительно выше. За первый день удалось пройти не больше десяти километров. Дима был слишком слаб, чтобы двигаться быстрее. Опираясь на палку, он хромал, стискивал зубы. Опухоль хотя и не увеличивалась, но выглядела так, что казалось, только тронь – натянутая синяя кожа лопнет и застоявшаяся кровь хлынет ручьем. Да и Алеся, измотанная бессонными ночами, тоже была не в лучшей форме. К вечеру их обоих шатало от усталости. Едва установили палатку, силы оставили их. Даже голод не стал помехой. Они прижались друг к другу и спали. Лишь под утро их разбудил холод. Дрожа, Алеся выползла из крошечной палатки и посиневшими от холода, непослушными пальцами разожгла костер. Живительный огонь взметнулся в светлеющее небо. Едва не касаясь пламени озябшими ладонями, она впитывала в себя драгоценное тепло. Чуть отогревшись, помогла выбраться из палатки Диме. Странно, что сильный физически парень так сдал: сначала эта жестокая простуда, теперь упорно не заживающие рука и нога. Хорошо, хоть воля его оказалась несломленной, хотя двигался Дима с огромным трудом. Да еще эта неспадающая температура!

В путь тронулись на рассвете. Из пяти банок тушенки осталось две. Немного спасало то, что Димка почти не ел, хотя Алеся старалась его накормить. Научилась даже печь из размокших сухарей нечто напоминающее по вкусу хлеб. Но пополнить запасы оказалось совершенно нечем. В начале лета в тайге привычной еды практически нет. Алесе приходилось собирать известные ей растения, добавлять в сухарный хлеб листья липы, но все равно еды катастрофически не хватало. На то, чтобы преодолеть полсотни километров, оставшегося явно не хватит. Нужно было думать, как решить еще и эту проблему.

Спускаясь с очередного гребня, Алеся старалась помочь другу, поддерживала его под руку. Дима уже не сопротивлялся, не отмахивался. Даже разговаривать почти перестал. Молча, сжав зубы, упрямо двигался рядом с Алесей, тяжело опираясь на палку. Пот выступил на бледном лбу. Только изредка, когда неудачно становился на камень, с его губ срывался стон.

Они шли весь день. Лишь однажды, перевалив через очередной кряж, остановились на два часа, чтобы погрызть напеченных с утра Алесей сухарных лепешек. Комары монотонно звенели над головами, но усталые путники даже не отмахивались от назойливых насекомых, сил не было. Отдохнув и немного придя в себя, двинулись дальше. Каждый шаг отдавался болью. В голове не осталось ни одной мысли. Сбитые ноги гудели. Кроссовки совсем развалились. Чтобы хоть как-то идти, Алеся, натягивая их на распухшие усталые ноги, перетягивала то, что осталось, уцелевшими кусками веревки. Вершины сосен на склонах невысоких гор кудрявились под лучами июньского, по-северному нежаркого солнца. Они шли, спотыкаясь, падая, поднимаясь, помогая друг другу, с одной-единственной целью: добраться до людей.

Еще одна холодная, почти бессонная ночь. Дима задыхался от кашля. Алеся пыталась его хоть как-то согреть, сбросила с себя почти все, прижимала полубессознательного Диму к своему телу, она готова была отдать всю себя, чтобы он выжил. К утру Диме стало хуже. Он уже не мог подняться. Алеся вскрыла предпоследнюю банку тушенки. Как ни пыталась накормить Диму, он упорно отказывался от еды. Весь день Алеся не отходила от него ни на шаг. Пыталась поить отваром из трав, но Дима уже не мог глотать. В середине дня он начал задыхаться. Алеся окончательно растерялась. Всегда уверенная в себе, целеустремленная, она просто не знала, что делать. Когда ничего другого не осталось, решила посмотреть горло друга. Заглянула и ужаснулась. Огромные гнойные мешки почти полностью перекрыли гортань. Решение пришло само собой – стараясь не дрожать, преодолевая внезапно подступившую тошноту, она острием ножа проткнула гланды Димы.

Отвратительная серо-зеленая с красными сгустками жидкость ручьем выплеснулась в рот парня. Алеся отбросила нож, быстро перевернула Диму на живот. Судорожный кашель, мучительная болезненная рвота и…

Дима впервые за последние дни вздохнул свободно. Как ни холодно было ночью, к утру парень чувствовал себя значительно лучше. О том, чтобы идти дальше, не могло быть и речи. Утром Алеся напоила Диму бульоном, сваренным из тушенки. К обеду он уже почувствовал настоящий голод. Подруга отдавала ему последнее, медленно слабела сама. Спустя два дня Дима самостоятельно выбрался на промысел. Перетянул ногу лоскутами ткани, медленно двинулся по каменистой осыпи.

Несмотря на то что до реки было более двух километров, он справился и вернулся с добычей. Он кормил Алесю зажаренной на костре рыбой и чувствовал себя настоящим мужчиной, воином, охотником, добытчиком. Двигаться дальше по безлюдным голодным горам не имело смысла. Вернулись к реке. Началось долгое, трудное, опасное путешествие.

Дима с помощью чудом сохранившейся лески и крючков ловил рыбу, обеспечивал более или менее нормальное питание. Шел день за днем, они продвигались по десять – пятнадцать километров в день. Алеся очень переживала из-за того, что дома волнуется мама. В этот поход они отправились спонтанно, особо не собирались. Дима сдал экзамены за второй курс ветеринарной академии и, счастливый, предложил Алесе сплавиться по реке. Она решила, что десятидневное путешествие не помешает, и тут же согласилась. Через два дня они уже вышли из самолета. Еще два дня, закинув на плечи рюкзаки и упаковки с байдаркой, Алеся и Дима бодро шагали по каменистой тропе в направлении малоизвестной горной реки. О том, что по ней когда-то сплавлялись Димкины друзья, в родном городе слагались легенды. Теперь впору слагать легенды о них.

На то, чтобы выбраться из ловушки, в которую они попали, понадобилось почти две недели. Еще две недели Алеся и Дима провели в больнице. До вступительных экзаменов осталось всего десять дней.

Потрясение, связанное с происшествием на горной реке, и болезнь послужили причиной того, что Алеся набрала на два балла меньше, чем требовалось для поступления на математику. В приемной комиссии, куда расстроенная Алеся пришла забирать документы, ей предложили идти учиться на факультет начальной школы. Подумав не больше минуты, она согласилась. В принципе была надежда на математику перевестись после первого курса.

Училась Алеся удивительно легко. Времени хватало и на тренировки, и на почти ежедневные встречи с Димой. Алеся уже не представляла жизни без него. Конечно, мама предостерегала ее в свое время, опасалась, что в какой-то момент между ними произойдет это. Однажды, когда Дима уже поступил в академию, она рискнула с ним побеседовать. Пока Алеся бегала в магазин, Кристина Яновна попросила Диму задержаться, якобы нужна была его помощь. Едва за Алесей закрылась дверь, Кристина Яновна напрямую спросила парня:

– Скажи мне честно, Дима, насколько серьезно ты относишься к моей дочери?

– Я люблю ее, – просто и совершенно спокойно ответил Дима.

– Но ты уже студент, а она школьница. Как вы думаете жить дальше?

– Так же, как и жили. До того, как я окончу институт, никакой речи о свадьбе или о чем-нибудь подобном не может быть. Я обещаю.

– А ты удержишься? Не тронешь ее? – дрогнувшим от волнения голосом спросила Кристина Яновна.

– Слово даю, не трону, – твердо сказал Дима.

– А что, если она, поступив в институт, познакомится с другим парнем? Полюбит.

– Это будет ее выбор, – чуть напряженно сказал Дима. Лицо его мгновенно стало жестким и решительным.

– Хорошо, я верю тебе! – постаралась успокоить его мама Алеси.

Дима сдержал слово, данное Кристине Яновне, вернее, почти сдержал. На выпускном вечере в академии они были вместе. Нужно было видеть, какими глазами смотрели на Диму его сокурсницы. Но, увы, его сердце было полностью отдано Алесе. Затем, уже утром, они шли по улице еще непроснувшегося города. Старинный мост над узенькой речкой. Зеленеющий парк, раскинувшийся на ее берегах. Заливистые трели перепутавшего время пения соловья. Поднимающееся над городом солнце. И главное – настроение, радостное, светлое, чуть приправленное легкой горечью предстоящей разлуки. Дима буквально через две недели уезжал в отдаленный район по распределению. Он должен был приступить к работе в должности ветврача на одной из крупных звероферм. Кристина Яновна в ту ночь работала. Обычные проблемы распределения машинного времени. Для программиста – дело привычное. Персоналок еще практически не было. Огромные машинные залы, сотни километров магнитных лент и толстенные стопки перфокарт.

Старый дворик, тенистые липы. Красный выветрившийся кирпич стен. Узкий темный проем арки ворот. Поцелуй! Почему-то совсем не такой, как раньше, с особым, непередаваемым вкусом. Непонятное, но такое приятное волнение и слова Алеси:

– Идем! Я хочу тебя!

Скрипучая дверь подъезда. Выщербленные ступени. Внезапно похолодевшие руки. Непонятная слабость и дрожь в коленях. Томление и трепет внизу живота. И непрерывные, непрекращающиеся поцелуи.

Сил запереть дверь не осталось, как, впрочем, и времени. Алеся набросилась на Диму, покрывая его лицо поцелуями. Он пытался остановить ее, что-то говорил успокаивающее, но сам уже почти не мог сдерживаться. Распухшие от поцелуев губы вдруг стали непослушными, оторваться друг от друга было невозможно. Недопустимо вот прямо сейчас остановиться, разрушить то, что происходит. В невероятный пламенный коктейль смешалось все: и страсть, и желание, и робость, и вызов, и неуверенный голос рассудка, и трогательно-трепетное изучение друг друга…

Это случилось. Алеся простила ему и неумение, и боль, и искусанные в исступлении губы, и следы от слишком сильных объятий. Они лежали, прижавшись как можно теснее. Впервые испытавшие то самое непередаваемое чувство близости, они познали то, к чему шли долгие годы, и не разочаровались. Пережитое еще не угасло. Кровь, горячая, хмельная, все еще кипела в жилах, медленно утихая.

– Господи, Леська, что мы наделали! – каким-то незнакомым, хриплым голосом сказал Дима, поглаживая русые волосы любимой.

– Все правильно! Я сама хотела этого! – ответила Алеся, не поднимая головы с груди Димы. – Просто верь мне – и все! Я люблю тебя! Не сомневайся. Осталось подождать только два года, а после я приеду к тебе. Только дождись. Получу диплом и приеду. Очень надеюсь, что ты не загуляешь без меня. А то найдешь себе какую-нибудь доярку.

– Не надейся. Не успею. Осенью, скорее всего, в армию. Так что год я проведу в форме и совершенно без женщин! – засмеялся Дима, еще крепче прижимая к себе любимую.

Конечно же мама застала их в постели, конечно же состоялся серьезный разговор, но что такое возмущение мамы по сравнению с тем, что обрела, наконец, Алеся!

Два года пролетели незаметно. Алеся писала Диме почти каждый день и пока он работал, и тогда, когда служил в пограничных войсках. А уж когда он приехал в отпуск после службы, весь месяц они провели вместе. На выпускной вечер Алеся не пошла. Что там делать одной? Вместо этого, забрав документы, в тот же день села в автобус и через шесть часов уже вышла на автовокзале тихого западного городка, уютно раскинувшегося среди восхитительных озер. На высоких холмах прилепились непривычные взгляду, совсем западные домики с ухоженными палисадниками. Улочки, круто взбирающиеся вверх, выложены древней брусчаткой. На центральной площади остро пронзил небесную голубизну огромный костел с внушительным ржавым замком на высоких стрельчатых дверях. Огромные дубы в старинном парке. Кованая решетка кладбищенской ограды, а за ней – тесанные из красного гранита величественные кресты на просевших от времени могилах. Все было странным, незнакомым и оттого, наверное, волнующим. Дима, которому Алеся позвонила перед отъездом, обещал встретить, но предупредил, что, возможно, придется подождать.

– Пока я доберусь до города, пройдет время. Я просто физически могу не успеть. Ты подожди меня на площади. Только далеко не уходи. Заблудишься! – сказал он на прощание.

Теперь у Алеси не оставалось иного выхода, как ожидать появления Димы. К счастью, ожидать пришлось недолго. На площадь выкатила разбитая, пыльная машина, из которой выскочил Дима.

– Алеська, родная моя! Наконец ты со мной! Давай в машину! А вещи твои где? Сумки, чемоданы? Ты в камере хранения оставила? – почти кричал Дима, подхватывая Алесю на руки.

– Димка, сумасшедший, отпусти меня! Люди же смотрят! – восторженно шептала Алеся, целуя его в глаза, щеки, лоб.

Наконец, поставив девушку на асфальт, Дима снова спросил о вещах.

– Да я так приехала, с одной сумкой. Ты ведь ничего не говорил!

– Как? Разве ты не насовсем ко мне? – испуганно уточнил Дима.

– Вообще-то я распределилась сюда, в этот город. Но окончательное решение за тобой.

– Тогда я ставлю вопрос ребром. Когда у нас свадьба? – глядя прямо в глаза возлюбленной, спросил Дима.

– Вот так сразу? Даже не предлагая руку и сердце? – наконец рассмеялась Алеся.

Неясная улыбка скользнула по лицу Димы. Он опустился на одно колено и с совершенно серьезным лицом сказал:

– Алеся, я прошу тебя выйти за меня замуж. Что касается твоей мамы, она уже дала свое согласие.

– Я согласна! – торжественно ответила Алеся. Затем, выдержав паузу, спросила: – А когда это ты успел с моей мамой переговорить? По телефону?

– Нет! Зачем? Когда в отпуске был! – пожал плечами Дима, поднимаясь с колен.

– Я даже не думала, что ты такой предусмотрительный! Главное, что она мне ни слова не сказала! Продали меня, значит! Вот вы какие! – не пряча торжествующей улыбки, сказала Алеся. – Ладно, поехали домой.

Добираться пришлось относительно долго. Дима жил не в самом городе, а в восьми километрах к северу. Именно там размещалась знаменитая звероферма. Несколько неприветливых двухэтажных панельных домов, стойкий запах зверья и чахлые деревца перед перекошенной, уже успевшей врасти в землю фанерной дверью. Алесю поразил резкий контраст между этим неприветливым, хотя, по-видимому, относительно новым поселком и городком, таким милым, уютным, чистым. Впрочем, и внутри дом больше походил на барак. Длинный темный захламленный коридор. Обшарпанные, когда-то коричневые двери. Грязь на затоптанном полу. Алеся, с детства приученная к чистоте и порядку, невольно поморщила нос.

– А вот здесь мы живем! Не пугайся, у нас немного не так, как в коридоре, – сказал Дима, отпирая дверь.

За дверью оказался кусочек знакомой жизни. Книги, неизвестно какими силами затащенный в комнату тренажер, давным-давно собранный Димой из подручных материалов и некогда красовавшийся в его родном доме. Маленький телевизор, притаившийся в углу. Тахта, застеленная знакомым клетчатым пледом, в который Алеся так любила заворачиваться, когда приходила к Диме. И главное – чистота!

Алеся, не дожидаясь, пока Дима поставит на пол пусть небольшую, но вполне увесистую сумку, повисла у него на шее.

– Боже! Как же я тебя люблю, Димка! Я выйду! Выйду за тебя замуж!

День в школе, затем на велосипеде, который здесь почему-то упорно называли «ровером», домой. Подготовка к занятиям, готовка, долгие счастливые вечера рядом с мужем. Беременность протекала довольно легко, сказались долгие годы занятий спортом. Алеся учила малышей едва не до самых родов. Только последние две недели провела дома. Дочка родилась крепенькой и очаровательной. Забирая девочку и молодую маму из роддома, Димка плакал от счастья и совершенно не стыдился своих слез. Он обожал Лерку. Девочка очень скучала по отцу, когда он уходил на работу. Стоило ему появиться на пороге, ребенок заливался счастливым смехом.

Алеся всю себя отдавала дочери, но в то же время не забывала и мужа. Как раз теперь у него начались трудные времена. Развал начался давно, а тут перешел в критическую фазу. Воровали со зверофермы все, что можно унести. Норкам не хватало корма. Зверьки дохли каждый день. Дима приходил с работы усталый, раздраженный, злой. Смягчался он, только беря на руки Леру. Когда разрешили открывать кооперативы, Дима зарегистрировал свой одним из первых. Посоветовавшись с Алесей, купил за копейки заброшенный хутор, несколько десятков оголодавших, полудохлых, облезших от бескормицы норок – и переселился вместе с семьей из барака. Вот здесь они по-настоящему хлебнули лиха. Не хватало абсолютно всего: денег, еды, одежды. Почти все, что удавалось сэкономить, уходило на Леру и зверьков. Деньги, которые зарабатывала Алеся в школе, растворялись без остатка, а ферма пока требовала только вложений. Почти год изматывающего труда – и, наконец, Дима продал первые шкурки. Они ушли по очень выгодной цене. Удалось закупить и новое поголовье, и новенькие «жигули», и, что самое важное, голод на ближайшее время семье больше не грозил. Ферма начала приносить ощутимый доход.

Алеся получила права и теперь ездила на работу на своей машине. Это было по большому счету необходимостью, до школы теперь насчитывалось не восемь километров, а все пятнадцать. На велосипеде, в особенности зимой, добираться до дома из школы оказалось непросто. Но главное – нельзя было надолго оставлять дочку без присмотра. Дима постоянно возился на ферме, свободного времени у него практически не было. Он полностью загрузил себя работой, но собственных сил не хватало, пришлось взять еще двоих работников, из тех, с кем он познакомился на государственной звероферме. Когда пришла пора заготовки шкурок, Алеся тоже стала помогать Диме. Этот сезон и впрямь был необыкновенно удачным. Продали абсолютно все, а уж заказов набрали выше крыши. Остро встал вопрос о расширении. Обсудили на вечернем семейном совете, как называл Дима их ночные разговоры в постели, детали предстоящего проекта. А утром…

Перемалывая свежевыпавший снег шинами, к хутору приближалась красная «Нива». Дима как раз заканчивал ежедневное обтирание, когда в двух шагах от него машина замерла. Распахнулись двери, на припорошенную пушистым снегом землю бодренько выпрыгнули двое крепких ребят в коротких кожаных куртках и широченных слаксах.

– Вам чего? – только успел спросить Дима, как неизвестно откуда появившаяся тяжеленная дубинка с хрустом опустилась ему на голову.

Охнув, Дима упал на колени. Тут началось. Били долго и сильно. Били со вкусом, смачно хакая, ногами, уже лежащего на залитом кровью снегу. Били старательно, пытаясь причинить как можно больше боли.

Алеся кормила Леру, когда ее внимание привлек неясный шум во дворе, выглянула в окно, успела заметить удаляющуюся «Ниву» и что-то непонятное, кроваво-красное перед крыльцом. Сердце оборвалось и упало куда-то вниз. Выскочила на крыльцо как была – в легкой маечке и шортах, совсем по-бабьи прикрыла лицо руками. На залитом кровью снегу, скорчившись, лежал ее Дима.

Когда Алеся затащила израненного, жестоко избитого мужа в дом, он был без сознания. Она плескала Диме на голову воду, пыталась привести в чувство – безуспешно. Кое-как натянула на бесчувственное тело мужа куртку, подогнала к крыльцу машину, с трудом усадила на сиденье, упаковала в комбинезон Леру и помчалась в город, в больницу. Еще в приемном отделении медсестра, заполняя документы, потребовала справку из милиции об источнике получения травм. Алеся не сразу поняла, о чем речь.

– Простите, какая еще справка? Моего мужа едва не убили, его спасать нужно!

– Чево их спасать? Уроды они все. Неча небо коптить. Твой где работает? Мне записать нужно.

– Фермер он. Норок выращивает, – не задумываясь, ответила Алеся.

Лучше бы она этого не говорила. Медсестра взорвалась.

– Кооперативщик? – закричала тетка. – Кровосос? Деньги лопатой гребет? А у нас деточки с голоду пухнут, пока вы жиреете! Вон брюхо отрастила!

– Да что вы говорите! Он же вкалывает с утра до вечера! А я на четвертом месяце! – закричала Алеся.

– Во, рожаете от бандюков, а после ревете! – заключила тетка.

Заявление в милицию так и не приняли. Сослались на то, что улик нет. Ни номера машины, ни подробного описания преступников – ничего не было. Один из сержантов вообще заявил, что потерпевший просто упал пьяный.

Лечился Дима долго. Сломанные ребра, разорванная печень и, что хуже всего, отбитые почки еще в течение трех месяцев давали о себе знать. Все то время, которое Дима провел в больнице, Алеся разрывалась между работой, Лерой и фермой. Благодаря ее усилиям падежа среди зверьков удалось не допустить. Да и помощники работали хорошо. Находясь в больнице, Дима ничего не смог выяснить. Нападавшие не выдвигали никаких требований, просто били, словно решили выместить на нем всю накопившуюся злобу. Первым делом после выписки он купил ружье.

Неприятности не заставили себя ждать. Уже через неделю Диму подкараулили в городе. Бить не стали. Просто к нему подошел молодой парень и, не говоря ни слова, сунул в руки листок бумаги.

«Будешь платить 500 баксов в месяц, или спалим!» – было написано на листочке корявыми печатными буквами. Дима все понял. Когда он начал свое дело, его предупредили люди, уже столкнувшиеся с рэкетом. Но того, что бандиты возьмутся не за торгашей, а за фермеров, представить он тогда не мог. Потому и не ожидал, что это коснется его. Вернувшись домой, не стал ничего говорить Алесе. Решил разобраться сам. О том, чтобы платить бандитам такие деньги, не могло идти речи. Их попросту у него не было. По этой причине Дима выбрал сицилийскую защиту. Ружье есть, патроны тоже, осталось выманить бандитов на переговоры.

Алеся видела, что с мужем что-то происходит, но не могла найти этому объяснения. Все попытки расспросить его заканчивались ничем. Она тогда не могла понять, что Дима не хотел волновать ее. Прошло два дня напряженного ожидания, и вот вечером, разбрызгивая колесами грязь, прямо у крыльца остановилась все та же «Нива». Двое вошли в дом, еще двое остались у машины. Бритые, в коротких кожанках, приехавшие были похожи, словно братья-близнецы. В руках одного зловеще блеснул автомат.

– Ну что, буржуй, поговорим? – рявкнул безоружный, садясь на табурет.

– О чем разговор? – спросил Дима, спиной выталкивая Алесю из кухни.

– Тебе понравился прошлый разговор? Почки не давят?

– Спасибо, нет, – в тон говорившему ответил Дима, заметив, что «калашников» стоит на предохранителе.

– Бабки приготовил?

– Не понял, за что? Я плачу только за работу.

– Ты совсем оборзел? Хочешь, чтобы повторили? Так это прямо сейчас. Заодно и телку твою разложим. Она у тебя брюхатая? Во! Мои пацаны еще не видели, как киндеры из… вылазят. Пусть полюбуются.

– А ты не много на себя берешь? – воскликнул Дима, мягко смещаясь к автоматчику.

– Не сцы раньше времени. Гони капусту и спи спокойно.

Дима уже просчитал. На то, чтобы снять автомат с предохранителя, нужно две секунды. А крепыш, похоже, в армии служил в мотострелках или в десанте. Привык «калаш» на предохранителе держать. Две секунды – это очень много.

– А не валили бы вы подобру-поздорову! Не ровен час, неприятность случится, – пробормотал Дима, сместившись так, чтобы автоматчик оказался в зоне удара.

– Ну, парень! Да ты хамишь! – воскликнул главный, и в тот момент, когда рука автоматчика потянулась к предохранителю, Дима нанес удар.

Рука отлетела прочь от затвора. Вторым ударом Дима выбил из автомата магазин и лишь затем, с разворота, нанес страшный удар левой ногой в висок. За спиной раздалось приглушенное «Ох!». Обернувшись, Дима заметил краем глаза, как оседает на пол тело главаря. Прямо перед ним стояла Алеся с ружьем в руках. Приклад обагрился кровью.

– Дим, возле машины еще двое.

– Знаю. Нужно валить их! – твердо сказал Дима.

Алеся только кивнула в ответ.

Бой был короток и страшен. Дима с автоматом выскочил на крыльцо и, не дав опомниться, бросился на спокойно курящих рэкетиров. Всего несколько секунд понадобилось ему, чтобы разделаться с бандитами. Связал троих, крепенько настучал по морде четвертому и, подталкивая его стволом автомата, приказал всем убираться. Тем же вечером утопил автомат в озере, а через два дня его застрелили в городе. Алеся вместе с Лерой была рядом и потому видела все. Она ожидала мужа в машине. Дима вышел из здания райисполкома. Прямо перед ним остановилась темно-вишневая «шестерка», выстрелы слились с истошным криком женщины. От пережитого у Алеси начались преждевременные роды. Ребенка, мальчика, так и не спасли.

Первое, что Алеся увидела, очнувшись, – оранжевый шар огромного апельсина. На шатком стуле прямо перед ней сидела та самая медсестра, которая оформляла в свое время Диму.

– Как ты, дочка, оклемалась? – сказала она с таким теплом и нежностью, что Алеся в одну секунду простила женщине ее прежнюю грубость.

– Где Лера? – слабым голосом спросила Алеся.

– У меня. Тебя же, как из машины достали, сразу на стол, а я как раз с дежурства сменилась, вот и забрала ее. Ты за ребенка не волнуйся, за ней моя старшая приглядит. Не пропадет твоя дочка.

– Диму убили! – вдруг горько вздохнула Але-ся. – У меня сын умер.

– Ты поплачь, девонька, авось полегчает, – посоветовала медсестра. – А на меня зла не держи, погорячилась я тогда. Причины на то были.

Алеся снова горько вздохнула. Слез не было. Только ужасная пустота и полынная горечь в груди. В один день она потеряла все. Жизнь кончилась. Впереди были только пустота и одиночество. Алеся не представляла, как жить дальше, и, наверное, если бы не Лера, жизнь потеряла бы смысл навсегда. Диму похоронили без Алеси. Она была слишком слаба, чтобы проводить мужа. Только через неделю ослабевшая Алеся стала понемногу подниматься на ноги. Горечь утраты смешалась с яростью, она ни о чем не могла думать, кроме мести.

В день выписки из больницы Алеся точно знала, что ей предстоит сделать. Анна Павловна отвела ее к себе. Лера, истосковавшаяся по матери, не слезала с ее колен весь вечер. Алеся оставалась задумчивой и печальной, только молча гладила дочку по русой голове и молчала.

– Что думаешь делать? – спросила Анна Павловна, когда, уложив Леру, Алеся вышла на кухню.

– Не знаю. С фермой мне одной не справиться. Лера еще слишком мала для того, чтобы что-то менять, – ответила Алеся.

– У тебя родные хоть есть?

– Да, мама. Но она далеко.

– Уезжать тебе нужно отсюда. Те, что убили твоего мужа, могут и до тебя добраться. Ты хоть догадываешься, кто это мог сделать?

– Я не догадываюсь. Знаю. Все произошло на моих глазах. Я хорошо запомнила всех.

– Милиции рассказала?

– Да, только, как мне показалось, меня не особенно слушали. Даже фоторобот не предложили сделать.

– Может, они и правы. Вдруг это лабусы? Они на все способны.

– Нет, те, кто к нам приезжал, были местные, я их видела в городе несколько раз. Ошибки быть не может, у меня хорошая память на лица.

Утром Алеся, собрав Леру, забрала машину с больничной стоянки, поехала на ферму. Неясное предчувствие тревожило ее. Подъехав к дому, она сразу все поняла. Выбитые стекла, сорванная с петель дверь, заляпанное грязными сапогами крыльцо, вещи Леры, втоптанные в раскисшую землю. Некоторое время Алеся сидела в машине, не решаясь выйти. Наконец, собравшись с силами, направилась в изуродованный дом. Там оказалось еще хуже. Разрушено, уничтожено и загажено было абсолютно все! Не осталось ни одной целой вещи, прямо на обеденном столе высилась куча дерьма, такая, что можно было подумать, что здесь оправлялся слон. Весь пол на кухне был залит разлагающейся кровью. Запах стоял такой, что Алесю тут же вырвало. Выскочив из дома, она стояла на крыльце и судорожно глотала воздух. Вернувшись к машине, достала бутылку воды, умылась, перевела дыхание, покопалась в бардачке, нашла пачку сигарет, когда-то оставленную мужем. Нервно, неумело закурила. Тошнота отступила, сменилась легким дурманом. Сделав несколько глубоких затяжек, Алеся отбросила недокуренную сигарету и, глубоко вздохнув, снова вошла в дом. У нее была цель; не достигнув ее, она не могла уехать.

Не останавливаясь прошла в кухню, распахнула дверь детской и обнаружила источник крови. Пол был завален грубо и неумело ободранными тушками норок. Запах разложения оказался настолько густ, что казалось, липкой отвратительной массой цеплялся за руки, лицо, одежду. Уже не глядя, куда ступает, Алеся подошла к встроенному в стену шкафу, отодвинула неприметную доску, достала ружье. На полке оказалось всего четыре патрона, два с пулями и два с картечью. Алеся помнила, что Дима снаряжал значительно больше, но где они – не имела представления.

Вернувшись в машину, Алеся выудила из пачки еще одну сигарету. Прикурила. Снова сделала пару затяжек. Выбросила сигарету, открыла багажник, достала канистру с бензином. Щедро плеснула на сухие, простоявшие уже больше сотни лет стены, отошла, намотала на палку то, что осталось от ее же собственных трусиков, и, обмакнув в бензин импровизированный факел, последний раз посмотрела на дом, который так и не стал для ее семьи родным. Гулкое, коптящее пламя охватило пропитанную бензином тряпку. Широко размахнувшись, Алеся бросила его на стену.

Огонь охватил весь дом сразу, вознесся к небу. Столб черного дыма поднимался все выше и выше. Уже садясь в машину, Алеся услышала частые хлопки в горящем доме. Выходит, патроны еще были.

Целую неделю Алеся уходила из дома Анны Павловны рано утром и возвращалась только поздно вечером. Первый день ушел на то, чтобы изменить внешность. Алеся купила другую одежду, прежней у нее не осталось. Подобрала себе темный парик, хотела обзавестись еще и темными очками, но здраво рассудила, что в начале апреля они будут выглядеть несколько вызывающе, передумала и просто изменила макияж. Она догадывалась, где можно отыскать врага, – и не ошиблась. Просто на это понадобилось определенное время. Каждый вечер в ресторанах и кафе провинциального города стала появляться стройная высокая брюнетка в вызывающе короткой юбке. Первые два вечера прошли впустую. Никого из тех, кого она искала, заметить не удалось. Зато отбоя от молодых людей, жаждущих приключений, не было. А вот на третий вечер в ресторане, расположенном на территории одной из баз отдыха, она увидела того, кого искала. В этот затерянный среди озер городок уже добралась мода на игорные залы, именно там за одним из столов Алеся заметила того, кого искала. На руке у него была непривычная и редкая татуировка: два самолета и парашют между ними. Эмблема десантных войск. Именно ее она видела в тот вечер, когда в дом ворвались бандиты. После удара прикладом по затылку десантник рефлекторно закрыл голову рукой. В памяти Алеси навсегда остался синий рисунок. Эта татуировка красовалась на левой руке главаря. Но, как ни пыталась Алеся незаметно рассмотреть его лицо, ей это не удалось. Она присела за соседний столик. Крупье сдал карты, и в ту же секунду главарь поднялся. Высокий, крепкий, с коротко стриженным затылком, он стоял к ней спиной, и возможности его разглядеть снова не оказалось. Откуда-то слева, из полумрака, появились еще двое. Алеся расслышала негромкое «Пошли», и на этом все кончилось.

На следующий вечер они снова были там, но главного с ними не было. Дождавшись, пока бандиты наиграются, Алеся проследила, как они сели в машину. На этот раз они были на светлой «девятке». Машина тронулась, Алеся поехала следом. Население городка было не велико, но застроенный в основном одноэтажными частными домиками, он раскинулся на нескольких прибрежных холмах. Ехать пришлось долго. Алеся старалась не заблудиться в хитросплетениях узеньких улочек, пыталась читать названия. Наконец добрались до Социалистической. Возле дома 17 «девятка» остановилась. Алеся стала неподалеку, вовремя погасив фары. В тусклом свете уличного фонаря она увидела, как двое рэкетиров вышли из машины и скрылись в доме. Подождав чуть больше часа и убедившись, что бандиты не собираются уезжать, Алеся поехала к Анне Павловне.

Рано утром на следующий день она уже дежурила на Социалистической. До самого обеда никто из дома не выходил, лишь в начале третьего возле «девятки» появился один из бандитов. Вынул из багажника увесистую сумку, снова ушел в дом. Двое из них вышли только в четыре. Постояли возле машины, покурили, явно кого-то ожидая, наконец появился главарь. Не спеша вышел на крыльцо, поправил огромные, закрывающие пол-лица темные очки и направился к машине.

До самой ночи Алеся следила за преступниками. За этот день она многое узнала о механизме вымогательства денег. Бандиты собирали дань. Подъезжали к кооперативным кафе, один выходил из машины, заходил внутрь и спустя несколько минут выходил с пакетом. Так происходило несколько раз, за исключением одного. В небольшой палатке по ремонту обуви вышла заминка. Выглянув из распахнутой двери, грабитель взмахом руки подозвал на помощь водителя. Тот неторопливо выбрался из «девятки», медленно, не скрываясь, достал из-под сиденья внушительную дубинку и направился к палатке. Очевидно, рэкетиров знали в лицо многие. Улица мгновенно опустела. Через минуту на мостовую вылетел хозяин палатки с залитым кровью лицом. Он пытался сопротивляться, размахивая сапожным молотком, даже зацепил одного из грабителей, но силы были неравны. Удар дубинкой по затылку, и дикое, страшное своей методичностью избиение несчастного… Унялись бандиты лишь тогда, когда их остановил главарь, спокойно покуривавший в машине.

Наблюдая за беспределом, Алеся остро пожалела, что на этот раз оказалась не готова. Решив продолжить слежку, до поздней ночи повсюду следовала за преступной троицей. После сбора дани они отправились на Социалистическую, а как только начало темнеть, выехали в ближайший ресторан. Основательно загрузившись, переместились в казино и лишь оттуда вернулись к себе. Алеся уже была готова привести в действие намеченный план, но помешало то обстоятельство, что из казино они привезли девиц.

Утром Алеся с явным нетерпением ожидала появления рэкетиров. Как и в прошлый раз, из дома они вышли около трех часов. Как только на пороге появился главарь, Алеся решила больше не тянуть. Ее бежевая «пятерка» молниеносно сорвалась с места. Резко затормозив у самого капота «девятки», Алеся выскочила из машины. Заряженное ружье словно само собой оказалось в ее руках. Первая пуля разворотила грудь ближайшего бандита. В нос шибануло кислой пороховой гарью. Второй сноп огня ударил в грудь второго рэкетира. Первый еще не успел рухнуть на землю, а Алеся, переломив ружье, досылала очередные два патрона. Растерявшийся на мгновение главарь, перепрыгивая через ступеньки, бросился к Алесе, выхватывая на бегу пистолет. Это пистолет помешал ей. Заметив уже почти направленное на нее оружие, Алеся рефлекторно выстрелила прямо в руку, сжимавшую пистолет. Кисть главаря словно взорвалась, брызнула кровь, шесть фонтанчиков залили изображение десантной эмблемы. Чуть поведя стволом, Алеся снова нажала на спуск, но выстрела не последовало. Осечка! Размахнувшись, она опустила приклад на голову скорчившегося от боли главаря. Хрустнуло так, что слышно было за километр. Ружье разлетелось в щепки. Отбросив обломки в сторону, Алеся побежала к своей машине.

Через час она вместе с Лерой неторопливо катила подальше от городка, который отнял у нее мужа и сына.

Жизнь Алеси остановилась. Как ни пыталась расшевелить ее Кристина Яновна, дочь целыми днями сидела уставившись в одну точку. Только Лера время от времени могла вернуть Алесю к реальности. Два месяца полного затворничества. Два месяца слез в подушку. Два месяца почти без слов. Кристина Яновна пробовала успокоить дочь, как-то утешить. Алеся оставалась безучастной. Она словно перестала жить. Пролетел апрель, за ним май, и только в начале июня она впервые вышла во двор. Все те же стены из выщербленного от времени красного кирпича. Та же чахлая травка, пробивающаяся сквозь щели в асфальте. Тот же отдаленный бой часов на старой ратуше и синее бездонное небо над головой. В тот день, глядя в небесную синь, Алеся впервые слабо улыбнулась.

– Знаешь что, мама, наверное, пора устраиваться на работу, – сказала она, не отрывая глаз от неба.

– Правильно, а то скоро все деньги проешь. А с машиной что будешь делать? А то сосед спрашивал, не собираешься ли ты ее продавать?

– Нет, оставлю себе. Мало ли когда понадобится! Слушай, мама, у меня, кажется, в баке бензин еще остался, поедем сейчас в парк.

– О чем ты говоришь, Алеся! Я с тобой в машину не сяду! Да и чувствуешь ты себя не слишком хорошо.

– Не обращай внимания. Лера, доча, поехали кататься! – позвала Алеся дочь.

– Я вас не отпущу! – разволновалась Кристина Яновна.

– Не отпускай! Садись с Леркой назад – и поехали.

Понимая, что с дочерью спорить бессмысленно, Кристина Яновна забралась в машину, взяла на колени внучку, замерла в тревоге. Удивительно, но простоявшая больше двух месяцев машина завелась легко. Алеся уверенно развернулась и выехала со двора. Узкая улочка повела ее к выезду из города. Вот слева, сразу за сквером, показалось величественное старинное здание факультета начальной школы, который она закончила. Могла ли девушка подумать несколько лет назад, что жизнь ее так быстро изменится. Свернула налево, вниз, выехала на самый старый в городе проспект. Застроенный исключительно частными домами, ведущий к загородному парку, он по чьей-то прихоти был назван именем давно забытого коммунистического деятеля, спускался вниз, к ручью, затем делал крутой поворот к холму.

Алеся оставила машину на стоянке, взяла Леру за руку и шагнула под сень деревьев. Она неожиданно ярко, будто это было вчера, вспомнила, как любила приезжать сюда с Димой. На стареньких велосипедах они катались по тенистым аллеям. Бродили по берегу реки. Иногда купались по вечерам, стыдливо разойдясь по разные стороны раскидистого куста. Несколько раз приезжали сюда с друзьями на шашлыки, правда, костер разводили подальше, по ту сторону парка, в настоящем лесу. А сколько они говорили, сидя на берегу, мечтали, как сложится их жизнь. Сложилась, но совсем не так, как они хотели. Да, они поженились, даже детей завели, как и мечтали – двоих. Только сын умер, даже не получив имени, а его отец, сильный и смелый, бесконечно добрый и ласковый Дима, убит. Жизнь у него отняли примитивные бандиты, посмевшие оценить бытие любимого человека в несколько сотен долларов. Как же хотелось кому-то рассказать о пережитом! Но дочь еще мала, а мама… вполне достаточно того, что она знает.

Алеся окончательно осознала, что пришла пора возвращаться к реальности. На следующий день она отправилась устраиваться на работу. Благо стараниями мамы документы с предыдущего места работы уже прибыли. Алеся принялась ходить по близлежащим школам. К своему ужасу, она столкнулась с серьезной проблемой. Свободных рабочих мест не было. Алеся обходила одну школу за другой. Перспектив никаких! И вдруг, пусть и относительно далеко от дома, она наконец нашла место. Директор был в отпуске, его замещала завуч, молодая тридцатилетняя женщина. Чувствовалось, что в директорском кабинете она себя чувствует неуютно.

– Знаете, Алеся, а не пойти ли нам ко мне? Чайку попьем, посплетничаем, – доверительно сказала Леонида Марьяновна.