Заговор богов Клеменс Пол

«А сами уходят в глубокое подполье, – подумал Анджей. – Не желают лишний раз светиться. Он чувствует, что вокруг организации происходит нездоровая возня, и не понимает, с чем это связано».

– Не стоит нервничать, Анджей, – тихо сказал Ангерлинк. – Скоро вас доставят обратно в гостиницу. Надеюсь, вы простите нас за это ночное… мероприятие. При свете дня возможны осложнения, поэтому мы выбрали темное время суток. А пока располагайтесь удобнее, обсудим некоторые технические и финансовые детали дела. Ружана, спасибо большое за присутствие, дальше мы справимся без тебя. Отдохни.

– Хорошо, фрейграф, – смиренно склонила голову Ружана…

В районе трех часов ночи черный автомобиль с мигающим голубым огоньком над рулевой колонкой доставил его до гостиницы. Анджей угрюмо смотрел, как автомобиль будто растворяется в черноте. Совсем отбили сон. Фрейграф… Он подавил непроходящий зубовный стук и спустился в питейное заведение Янки Комарковой. По уверению Здены, оно работало до последнего посетителя и открывалось по первому зову случайного прохожего. Заведение, как ни странно, работало. Уютный погребок с оленьими рогами и бочками, чистенькие столики, одинокий посетитель в дальнем углу, сидящий неподвижно, обхватив голову руками. «Не шпик, – подумал Анджей. – Кто же знал, что я сюда завалюсь?» Девушка в переднике мыла пол ультрасовременной, оснащенной рычажками и кнопками шваброй. Над стойкой возвышался мускулистый субъект с лоснящимся черепом (неужели Янка Комаркова?).

– May I come in? – поинтересовался Анджей.

– Конечно, – на дикой смеси польского и чешского сказал работник. – Проходите, располагайтесь. Вы польский турист-профессор, который поселился в «Марготе»?

Анджей ответил кривой улыбочкой. Если скоро вся Прага будет знать, что «турист-профессор» поселился в «Марготе»…

– Чего изволите, профессор? У нас имеются пятнадцать сортов чешского пива, коньяк «Мартелл», «Реми Мартин» из Шампани, виски «Джек Дэниэлс», «Чивас Регал», шотландский скотч, текила «Сауза», «Херенсия»… А может, по ночам вы предпочитаете шампанское? Тогда к вашим услугам имеется нежнейшее Moёt & Chandon, «Вдова Клико»…

– Всего понемногу, дружище, – вздохнул Анджей. – Начинаем с малого и вперед – до полной победы над здравым смыслом…

Он понял, что такое организация Ангерлинка. Проклятая эрудиция, куда от нее спрячешься?.. Судебные тайные общества впервые возникли в германской империи после изгнания Генриха Льва. Середина XIII века. Самым зловещим из тайных образований было тайное судилище в Вестфалии: Vehm-Gerichte – священное судилище. Императорский суд уже не заседал, власть императора теряла влияние, безобразничали феодалы. Функции карающего меча переходили к тайным судам, никем официально не разрешенным. Принимались к «сведению» все преступления против христианской религии, Евангелия, десяти заповедей. У посвященных имелся тайный язык, шифрованные письма. Согласно мифам, за обедом члены судилища узнавали друг друга по вилкам, острие которых обращали к центру стола. Посвященные приносили клятву: «Клянусь в вечной преданности тайному судилищу, клянусь защищать его от самого себя, от воды, солнца, луны, звезд, всех живых существ, поддерживать его приговоры и способствовать приведению их в исполнение…» Стартовала судебная процедура с обвинения, которое делалось Вольным заседателем. Названному лицу предписывалось предстать пред судом и лично председателем фрейграфа, пред которым на столе лежали обнаженный меч и ивовая веревка. Не являлся – приговаривали заочным решением, соответственно законам, изложенным в «Саксонском Зерцале». Приговор приводился в исполнение немедленно. Изгнание, разжалование, смерть. Шея приговаривалась к веревке, тело – к съедению птицам и зверям, имущество – к конфискации. Судилище внушало людям такой суеверный ужас, что вызова к вестфальскому Вольному графу боялись больше, чем к императору. Суды ликвидировали, последний – во Франции, в 1811 году. Но только формально. Священные судилища продолжали существовать – скрытно от глаз. Из уст в уста передавались страшные подробности приведения в исполнение «справедливых» приговоров: жертву спускали в подземелье, приказывали целовать гигантскую статую Святой Девы. Когда осужденный прикасался к святыне, она раскалывалась пополам, обнажая полость, утыканную гвоздями и лезвиями. Жертва с помощью механизмов втягивалась внутрь, дверцы закрывались. Несчастного пронзали гвозди и ножи. Через минуту разверзался пол, жертва падала вниз. Под люком крутились шесть больших, попарно расположенных барабанов. Каждый барабан был снабжен острыми клинками. Расстояние между барабанами сужалось по вертикали. Под страшным аппаратом имелось отверстие, в котором слышался плеск воды. Жертва – изувеченная, с выколотыми глазами – пролетала между барабанами и в виде мелко нарезанного фарша уносилась протекающим под «плахой» ручьем. Следов экзекуции не оставалось…

Анджей был клиентом беспроблемным. Никого не оскорблял, не бил посуду, мебель, персонал. К рассвету благодарный работник заведения вывел подгулявшего клиента из кабачка, поднял на поверхность и заботливо перевел через дорогу.

– Всего хорошего, мистер.

Он не был всмятку пьяным, невзирая на чудовищное количество выпитого. Ноги подкашивались, но голова оставалась ясной. Раковский взобрался на крыльцо, вошел в гостиницу. На подоконнике дремал швейцар Збышек. Здена Тарантова сидела с распущенными волосами за стойкой и говорила по телефону. Анджей побрел через вестибюль.

– О, да, пан Голота, я понимаю, вы хотите бронировать наш отель… – подобострастным тоном ворковала Здена. – Не извольте сомневаться, к утру, когда вы прилетите из Нью-Йорка, все будет готово…

«Ничего себе, бронировать отель, – лениво думал Анджей. – Из пушек будут расстреливать?»

– Пан Раковский? – изумленно сказала в спину Здена.

Он нехотя повернулся. Работница гостиницы положила трубку, блеснув вереницей золотых изделий на пальцах правой руки. Он вспомнил, что женщины делятся не только на умных и красивых. Бывают еще и богатые.

– Как мило, пан Раковский, что вы опять с нами, – робко улыбнулась Здена. – А мы, сказать по правде, страшно испугались. Пришли угрюмые люди, увели вас среди ночи. Показали документы – вы не поверите – службы национальной безопасности… – она смотрела на него с какой-то помесью пугливости и любопытства.

– Глупости, пани Здена, – отмахнулся Анджей. – Просто старые друзья решили подшутить. Мы очень славно провели время. А что касается документов – то это ненастоящие документы, уверяю вас со всей ответственностью.

Работница гостиницы покачала головой и укоризненно сказала:

– Я вижу, что вы славно провели время. Посмотрите на себя в зеркало – оно у вас за спиной.

Очень странно выглядел человек, смотрящий из зазеркалья. Шевелюра взъерошена, мертвецки бледное лицо, глаза сузились до щелок и подрагивали. «Надо побриться», – подумал Анджей и побрел к себе.

Похмелье было чудовищное. Раковский очнулся в первом часу дня. Голова трещала и будто искрилась, как центр Варшавы в День независимости. Каждая клеточка тела умоляла о немедленном самоубийстве. Стук в дверь, и на пороге вырос очередной черный человек в опрятном пиджачке и фетровой борсалино.

– Вы пришли убить меня? – с надеждой вопросил Анджей.

Пришелец брезгливо поморщился, бросил на стол белый конверт и удалился. Анджей застонал, откинул голову… Но вскоре он уже сидел за столом, сжимая пухнущую голову, и тупо рассматривал цветные книжицы. Двадцать второе июля – рейс на Каир. Двадцать пятое: Каир – Мехико, двадцать девятое: Мехико – Антананариву, второе августа: Антананариву – Лондон. Тот же день: Лондон – Эдинбург…

Карусель еще не стартовала. Сегодня у него свободный день. И завтра, до вечера…

«Свободный» день угрожал перерасти в заунывную монотонную пытку. Уснуть не удавалось. Он влез под душ и переключал воду с горячей на холодную до тех пор, пока не стало чуть легче. Доковылял до погребка Янки Комарковой, где и провел остаток дня, врачуя похмелье и с упоением надираясь заново. В кабачке царило веселье. Гудели туристы из Силезского воеводства, забегали на огонек поджарые полупьяные немцы. В углу щебетала, временами взрываясь хохотом, длинноволосая гей-компания. Анджей сидел за стойкой бара, потягивая цветные коктейли. Когда иссякла палитра, к нему полез брататься непримиримый боец за независимость Силезии. Он жаловался на жену-католичку, на скудное жалованье, не позволяющее путешествовать дальше Чехии. Так и подмывало дернуть за цепочку сливного бачка. Бармен завел пластинку – последний бездарный диск группы Babyshambles Пита Доэрти – ведущего английского наркомана, бродяги и пропойцы. Веселье в кабачке взлетело на новый уровень. Народ галдел, отплясывали мясистые дамы в штанах в обтяжку, сломался стул под увесистой тушкой туриста из Штральзунда. Геи испарились. Анджей от барной стойки перебрался за их столик, заказал какую-то дичь и стал тянуть пиво, отгородившись от суеты. Но об одиночестве оставалось лишь мечтать. Пару раз мимо столика артистично продефилировала крашеная проститутка в небрежно сидящем топике. Села напротив, вульгарно рассмеялась, взгромоздив на стол увесистую дамскую сумочку, и спросила по-польски с прибалтийским акцентом:

– Ты холостой, парень?

– Бракованный, – буркнул Анджей.

Проститутка развеселилась:

– Блеск. Что за крендель такой? Не надоело тут сидеть? Пойдем подремлем?

Анджея чуть не стошнило. Он, в принципе, не возражал против проституции как института, но только не сегодня. Дама изрядно надралась. Откуда ее занесло в это «благопристойное» заведение? Рыжие волосы всклокочены, ухмылка не сползала с сильно накрашенного лица, губы с синеватым отливом, под глазами зеленые тени, юбочка – фасона трусиков, голос хриплый, прокуренный…

Избавиться от таких прилипал – проще поле вспахать.

– Да не кривись ты, – сипела проститутка, сбрасывая пепел под стол. – Чего как неживой, амиго? Встряхнись, угости даму выпивкой. Не вздумай геем притвориться, я вашего брата насквозь вижу…

– Глотай, – Анджей подтолкнул ей бутылку. – Но учти, не пойду я с тобой в постель, тошнит от таких, как ты.

Она не обиделась, задавила окурок, полезла рукой к нему в еду, бормоча, что бы съесть такого, чтобы похудеть. Она не выглядела худышкой. Впрочем, неприлично упитанной она тоже не казалась.

– Какой ты странный, право, – бурчала девица, – не ценишь здоровый задорный секс.

– Ценю, – уверял Анджей. – Два раза в день, после еды. Но ты когда последний раз в зеркало смотрела, подруга?

– Давно, – путана отмахнулась и придвинула к себе тарелку. – Эйзоп… трофобия, – она с трудом выговорила. – Боязнь зеркал. Угадай загадку: зимой и летом его нету.

– Счастья в жизни.

– Правильно, – удивилась путана. – Так и живем. Беготня, спешка. Подцепила тут красавчика за углом, не удержала – умчался в сторону заката.

– И меня не подцепишь.

– А это мы еще посмотрим, – она погрозила пальчиком. – Я упорная и очень обаятельная. Ты пей, парень, пей, откинь сомнения, а там посмотрим… – она подливала ему пиво, словно масла в огонь, а потом подозвала официанта. – Зубровку тащи, чего смотришь?

Анджей раскисал, сознание уезжало. Одно он знал определенно: спать с этим крокодилом он не будет, даже если крокодил ему доплатит. А остальное… даже забавляло.

– Звать-то как тебя, принцесса?

– Не имеет значения, – кокетничала путана. – Зови Фридой. Или Франческой. Прекрасное имя – Франческа. Есть в нем что-то и французское, и чешское…

– Ты полька? Чешка?

– Послушай, ты совсем не сечешь? Ну, какая я, скажи на милость, полька или чешка, послушай внимательно, мы же с тобой не на азбуке Морзе общаемся? Латышка я. Ла-тыш-ка. А то, что польский знаю в совершенстве, – так это специализация у меня в порту Гданьска была по вашей линии…

Она лопотала, а Раковский уплывал в пьяном водовороте. О чем-то спорил с разбитной особой, что-то ей доказывал. Уверял, что она ничего не знает и не понимает. А та убеждала в обратном – она ходячая энциклопедия и знает всё. Каждые сто лет сутки удлиняются на двадцать три тысячных секунды. Земля вращается со скоростью 463 метра в секунду. Тридцать процентов британцев готовы отказаться от секса, если это позволит прожить до ста лет. Крепостное право в далекой России отменили в 61-м году – Гагарин полетел в космос, потому и отменили…

Он стонал от смеха и, очевидно, проболтался, что живет в гостинице напротив. Анджей ковылял к себе, путана поддерживала его под локоть и что-то ворковала. «Почему она за мной тащится? – равнодушно думал Анджей. – Ограбить хочет?» На улице темнело, в вестибюле горели лампы. Танцующей походкой он протащился мимо Збышека, который не спал и смотрел на него широко открытыми глазами, мимо Здены, которая порывалась что-то сказать, но проглотила язык.

– Сестра моя, – объяснил нелепую ситуацию Анджей. – Вчера из лечебницы для умалишенных выписали, а сегодня уже на панели…

Но пани Здена порывалась сообщить что-то другое. Уже на лестнице путана взгромоздилась ему на шею. Анджей отбивался, так и волок ее на себе по коридору. Она бормотала, что ей не надо его денег, а хочется простого человеческого общения. Попал, злился Анджей, выискивая в штанах ключ от номера. Она и здесь пролезла поперек, первая проникла в номер. А дальше было просто и трагично. Проститутка шлепнула по выключателю, вспыхнул свет. Двое посторонних в номере – об этом и пыталась сообщить Здена! Мужчина приподнялся в кресле – серый пиджак, глаза решительные, как у палача. Пистолет с навернутым глушителем. Второй оторвался от косяка, сделал шаг. Путана оттолкнула «клиента». Но он уже ввалился в номер. Негромкий хлопок. Путана вскричала – как-то жалобно, пошатнулась, упала на колени… Он дернулся назад, чтобы вылететь из номера, но тот, у косяка, уже захлопнул дверь – Анджей ударился в нее спиной. Стрелок большим пальцем взвел курок. Дырочка смотрела в лоб. Над дырочкой глаза – пронзительные, без тени юмора. Поехал спусковой крючок… Раковский оттолкнулся пяткой от двери, полетел куда-то в сторону, отбив ладони. Сбил неустойчивую тумбу, покатился по полу, сминая коврик. Удар затылком по ножке кровати. Загудело в черепе, как призывный набат…

Стрелку пришлось выбираться из кресла. Он подошел поближе. Второй скрестил руки на груди, смотрел на происходящее в качестве зрителя. «Мало выпил, – с досадой подумал Анджей. – Поддал бы по-свински, не так бы расстроился». Пистолет опять пристроился ко лбу. Палец на спусковом крючке заждался…

– Живо, парень, где Оракул?

А дальше – как в кино. Поторговаться не дали. Взметнулась попа в кожаной юбочке, разлетелись рыжие космы, и гибкое тело артистично прошлось колесом. Взмах ноги, и человек с пистолетом выронил оружие, схватился за разбитое запястье. Второй сделал стойку, но колесо уже катилось в обратную сторону. Острый каблучок врезался под дых, мужчину согнуло и вырвало. Первый возжелал вернуть пистолет, но потерпел фиаско – метнулся к оружию и встретил серию ударов. Путана сосредоточенно лупила острым кулачком. Последний – в шею, стрелок издал звук ломающейся табуретки, разинул пасть, как гиппопотам, и рухнул носом в гобелен.

Настала подозрительная тишина. А может, уши заложило. Анджей рискнул подняться. Проморгал, привстал на колени. Мужчины валялись в живописных позах. У путаны на лице было забавное выражение: какая, дескать, муха меня укусила. Она сидела на полу в позе турецкого человека, обнажив розовые трусики, и сосредоточенно выковыривала мизинцем пробку из уха. Топик сбился окончательно, открылся крошечный бюстгальтер без верхних лямочек. Рыжие волосы встали поперек, сместились на затылок, теперь девица стала двухцветной – черно-рыжей. Между ног лежал пистолет с глушителем.