Весна для влюбленных. Большая книга романов для девочек (сборник) Щеглова Ирина

– Я тоже… Еще мне пришло в голову, что у нас с тобой коллективное помешательство. Идем за каким-то блуждающим огнем… Ты несешь чушь про саламандр, а я тебе почему-то верю…

– Ой! Гляди! – вскрикнула Саша. – Похоже, большая пещера!

Не сговариваясь, они с Генрихом пошли быстрее, хотя подземный ход стал забирать вверх еще круче. Когда они, здорово запыхавшиеся, вошли в довольно большое помещение с низким горизонтальным потолком, Генрих сказал:

– Это не пещера…

– А что… – Саша сказала это просто так, машинально. Она и сама видела, что это не пещера. Больше всего это походило на давно заброшенный подвал какого-то здания. Рассмотреть его весь было трудно, потому что огонек свечи выхватывал только небольшой участок перед самыми глазами. Остальное терялось во мраке.

Саша огляделась по сторонам в поисках огненного шарика саламандры, но нигде его не обнаружила. Генрих опять произнес вслух то, что она думала:

– А саламандры-то нет… Судя по тому, что подземный ход шел вверх, она привела нас туда, откуда можно выбраться на поверхность. Ну… Я надеюсь на это… Но… – И молодой человек замолчал, пытаясь осветить стены и углы, которые были завалены всяким хламом. Как-то идентифицировать хлам было трудно: то ли камни, то ли окаменевшие мешки, то ли что-то еще.

– Что «но»? – спросила Саша.

– Но жаль, что мы не нашли того, за чем спускались.

– Ах да… – Она кивнула. Они же надеялись найти стальные бриллианты. Глупые, безосновательные надежды. Хотя… откуда-то ведь взялась стальная бусина в бабушкином подполе…

Саша еще размышляла, когда на груде каких-то ящиков, беспорядочно наваленных в углу, вдруг опять разгорелся костерчик саламандры.

– Саш, она явно хочет, чтобы мы покопались в этом углу, – проговорил Генрих. – Тебе так не кажется?

– В-возможно… – стала заикаться Саша. Она только сейчас поняла, до какой степени ирреально все, что с ней происходило. Еще сегодня утром Генрих казался ей неуклюжим толстяком, которому исключительно подходит идиотская кличка – Гендос. Сейчас же он представляется ей чуть ли не героическим рыцарем. Может быть, это и впрямь потому, что здесь очень темно и воображение может свободно дорисовывать то, чего в Гендосе нет и никогда не было. Но как же ей не хочется, чтобы восхищение им прошло, как только они выйдут из этих подземелий и подвалов. До чего же прекрасное чувство владело ею сейчас! Может быть, и саламандра им обоим видится для того, чтобы они навсегда запомнили, что их объединило: ее волшебное пламя и долгий переход по подземным коридорам? А уж то, как он тащил ее из ямы… Разве это можно забыть?

– Саш! – вдруг прервал ее размышления Генрих. – А ну иди сюда!

Она резко сорвалась с места, и движимый ею воздух задул огарок свечи. Она как-то смешно пыкнула, почти как перегоревшая лампочка, потом будто чихнула и погасла.

– Ой… – только и смогла пискнуть Саша.

– Ничего… Спички же со мной… Сейчас все будет в порядке…

Но сколько Генрих ни жег свои спички, огарок зажигаться никак не желал и вскоре развалился у него на ладони на части. Саша опять смогла выдать только протяжное:

– О-о-ой…

– Главное, не бойся, – опять начал Генрих и вытащил из кармана джинсов мобильник. – Мой телефон можно переключить на режим фонарика. Он, конечно, недолго горит, враз батарея садится, но, думаю, нам хватит времени, чтобы найти выход.

Саша неожиданно для себя всхлипнула. Она даже не очень понимала почему. После блуждания по подземельям страх уже как-то притупился. Или она ничего не боялась, потому что находилась рядом с этим человеком, который взял командование на себя. Вообще-то Саша привыкла все делать сама. Она никогда не полагалась на других и в самых трудных походах, в которые ей доводилось ходить с одноклассниками, с легкостью и без всяких просьб с чьей-либо стороны бралась за мужскую работу, например рубила дрова для костра, ставила палатки, иногда даже несла за ослабевших девчонок их рюкзаки. Она была сильной и довольно бесстрашной, но как же оказалось сладко быть слабой, когда рядом есть такой друг. Она всхлипнула еще раз, а Генрих легонько обнял ее и опять погладил по голове.

– Не расстраивайся, – сказал он. – Мы обязательно выберемся. Я тебе обещаю…

Он начал нажимать кнопки мобильника, но переключить его на режим фонарика не успел. Именно в этот момент рядом с ними снова вспыхнул огонек пропавшей было саламандры. Ящерка крутилась внутри пламени все с большей скоростью. Пламя опять замкнулось в огненный шар, который разгорался все ярче. Помещение подвала наполнилось медовым светом.

– Спасибо… – с чувством проговорил Генрих, отстранил от себя Сашу и повернулся лицом к неопрятной пыльной куче в углу. Сверху он снял что-то похожее на полуистлевшую корзину. Она под его руками развалилась на части, как совсем недавно свечной огарок. Следующим был огромный бумажный куль. Он тоже лопнул в руках Генриха, обдав их с Сашей едкой пылью, в которую превратилось его содержимое. Под кулем лежал серый от пыли холщовый мешок. Генрих одни рывком вытащил его из кучи, но сообщил:

– Нелегкий, между прочим…

– Клади сюда! – крикнула Саша, показывая на крупный плоский камень непонятного назначения.

Генрих плюхнул мешок на камень. То, что находилось внутри, как-то странно звякнуло.

– Осторожно, – на всякий случай попросила Саша.

– Я стараюсь, – отозвался он, уже пытаясь развязать веревку, стягивающую холстину. Полуистлевшая, она не развязалась, а тоже лопнула с тихим хлопком. Вслед за ней начала разлезаться ткань. Генрих сунул руки в образовавшуюся щель и разодрал мешок на две половины. Их с Сашей зрению предстало нечто, похожее на покрытый пылью ларец с островерхой резной крышкой. Генрих провел рукой по резьбе, и она в свете огня саламандры вдруг вспыхнула тысячами искр. Саша охнула, а Генрих, проведя грязной рукой по щеке и оставив на ней полосы, произнес:

– Не может быть…

А Саша ощупывала холодную крышку, будто покрытую крупным песком. Но она уже понимала, что это не песок. Это были те самые стальные бриллианты. И весь ларец есть не что иное, как творение тульских мастеров восемнадцатого века.

Дрожащими от нетерпения руками девочка попыталась открыть крышку, но у нее ничего не получилось.

– Ключ нужен, – сказал ей Генрих, и Саша увидела на одной из стенок ларца изящный замочек, тоже покрытый сверкающими бриллиантами.

– И где же мы его возьмем? – огорченно спросила она.

Генрих приподнял ларец и осторожно опустил его на голый камень, а потом осторожно обследовал порванный мешок.

– Ничего нет, – сказал он.

– Может быть, выпал…

– Может, и выпал, но, согласись, сейчас его тут не найти, – отозвался молодой человек и показал на кучу, из которой несколько минут назад он извлек мешок с ларцом. Она представляла собой нагромождение мешков, кулей и какой-то странной гнутой металлической арматуры.

– Да, похоже, придется сюда идти еще раз… – огорченно заключила Саша.

– Может быть, и не придется. Я думаю, замок можно открыть другим способом. Главное, вытащить ларец отсюда.

Саша повернулась к саламандре в надежде, что та как-то решит этот вопрос, но ящерка танцевала в своем костре все медленней и медленней. Она будто устала освещать это большое помещение. Движение, похоже, давалось ей с трудом. Яркий свет, излучаемый огненным шаром, начал медленно меркнуть. Генрих тоже понял, что они скоро останутся в полной темноте, а потому, крикнув Саше: «Где-то должен быть выход!», бросился обследовать помещение. Она, стараясь держаться к нему поближе, принялась осматривать соседнюю стену. Ничего похожего на выход видно не было. Голые стены, но не земляные, а, похоже, обмазанные глиной. Генрих тоже обратил на это внимание и сказал:

– Вряд ли люди, которые сооружали этот подвал, оборудовали его, тащили сюда все нужное через подземные ходы… Выход где-то есть… обязательно есть…

Саша вдруг подумала, что выход из подземелья она непременно должна найти сама. Хотя бы это она может сделать для Генриха, чтобы он знал… чтобы понял: она для него теперь тоже готова… в общем… на многое… Девочка ринулась к другой стене подвала. Возле нее тоже были навалены кучи хлама. Саша бесстрашно полезла вверх по разлезающейся под ногами груде древнего барахла. Ноги то скользили по каким-то осколкам камней, то проваливались по щиколотку в пыль, перемешанную с мелким мусором. Автоматически переставляя ноги и цепляясь за толстые металлические штыри, торчащие из кучи, Саша лезла вверх, напряженно вглядываясь в потолок. Генрих прав. Где-то непременно должен быть выход. Стены у подвала гладкие, а вот потолок поделен на какие-то странные квадраты…

Свет, излучаемый шаром саламандры, становился все тусклее. Наконец он ярко вспыхнул, задрожал, как в садящейся лампочке, и потух, послав последний яркий сполох в потолок. И в этой яркой вспышке Саша вдруг увидела, что один из потолочных квадратов возле стены будто несколько приподнят вверх по сравнению с остальными. Если бы она оставалась внизу, на полу, то вряд ли увидела бы это. Как же хорошо, что ей захотелось что-то сделать для Генриха! Как же это здорово!

– Давай сюда! – крикнула она ему со своей кучи. – Врубай мобилу! Тут на потолке что-то такое…

Она не договорила, вслушиваясь в пиликанье телефона. Потом увидела, как мрак слегка рассеялся под неярким лучом, выбивающимся из мобильника. Приблизившись к ней, Генрих направил этот луч в потолок, но снизу ему было не видно то, что видела Саша. Она поняла это по его лицу, выражающему недоумение.

– Лезь ко мне, – предложила она. – Только осторожно, чтобы все не рассыпалось.

Когда Генрих кое-как утвердился рядом с Сашей и направил луч туда, куда она показывала, стало окончательно ясно, что выход именно там. В голубоватом свете мобильника еще отчетливей было видно, что один из квадратов находится на более высоком уровне по сравнению с соседними.

– Да… можно было раньше догадаться, что люк должен быть в потолке… – проговорил Генрих. – Конечно… Мы хоть и поднялись немного, но все равно под землей.

– Только вот до него не достать даже с этой кучи, – огорченно произнесла Саша. – Он от нас в стороне.

– Достанем… Потолки довольно низкие… Тут полно всякого барахла. Придется сооружать пирамиду прямо под люком…

– Только бы мобильник не погас, а то как мы… в темноте-то? Хотя, может быть, саламандра еще раз… зажжет свой костерчик…

– Это вряд ли. Думаю, она уже свое дело сделала. А мы с тобой ее даже не поблагодарили…

– Да-а-а… – протянула Саша и крикнула в темноту, которую почти не рассеивал луч фонарика: – Спасибо, огненная саламандра!

В ответ не раздалось ни звука. Саша в огорчении зашмыгала носом, и Генрих, помогая ей спуститься с кучи, уже в который раз попытался ее успокоить:

– Не волнуйся ты так! У нас же еще есть спички! Будем жечь, если мобильник сядет. Главное, не тратить их понапрасну… В общем, ты сейчас встанешь прямо под люк… с телефоном… а я к тебе буду подтаскивать ящики… ну и всякое такое, что найду. Так что достанем… Лишь бы люк сверху не был ничем завален…

– А если завален?! – крикнула Саша, и в ее голосе зазвенели настоящие слезы. Она вдруг поняла, что ее находка может оказать совершенно бесполезной, а путь по переходу назад им преградит огромная яма, через которую перебраться совершенно невозможно.

– Сашка… – Генрих осторожно дотронулся до ее плеча. – Все будет хорошо… Верь… Я же сильный…

– Я верю… Верю… – прошептала Саша, которой больше ничего не оставалось, кроме веры в него. Она так и сказала, чтобы тоже приободрить своего друга: – Тебе невозможно не верить…

– Ну и хорошо! Ты стой под люком, а я сейчас все же пару спичек зажгу, чтобы осмотреть подвал повнимательней… ну… где что лежит… А таскать придется в темноте. Спичек мало осталось. Беречь надо.

Саша молча кивнула, хотя в тусклом свете мобильника Генрих вряд ли мог видеть ее кивок. Когда чиркнула первая спичка и осветила лицо молодого человека, Саша увидела, как оно осунулось. Ей очень хотелось бы помочь ему. Кроме того, она была деятельной по натуре, стоять на одном месте ей было трудно, но она понимала – надо выполнять его просьбы. Генрих не подведет.

Сооружение пирамиды из ящиков и кулей оказалось делом хлопотным. Старые ящики разваливались в руках молодого человека, кули лопались, и из них сыпалась труха. Генрих беззлобно чертыхался и начинал все сначала. В конце концов, у него получилось вполне устойчивое сооружение, даже с каким-то подобием лесенки.

– Фу-у-у… – выдохнул он и сказал: – Все… Сейчас чуть передохну и попробую открыть люк.

– У тебя все получится, вот увидишь! – выкрикнула Саша, не замечая того, что уже переняла подбадривающие интонации своего нового друга.

– Само собой, – спокойно ответил Генрих и, вручив Саше еще и спичечный коробок, полез на пирамиду ящиков и мешков.

Саша, продолжая светить ему уже заметно слабеющим лучом мобильника, принялась твердить про себя: «Он откроет! Он обязательно откроет!»

Генрих кряхтел вверху. На Сашину голову посыпался песок, потом стало падать что-то вроде мелких камешков. Один здорово оцарапал ей щеку, но девочка даже не ойкнула. А потом она сумела сдержать волнение, когда окончательно погас мобильник. Она спокойно положила его в карман и хотела чиркнуть спичкой, но Генрих, тяжело переведя дух, крикнул ей сверху:

– Не трать спички, Саш… Открывать можно и в темноте…

Она согласилась. В темноте так в темноте. Она верит ему. Она верит в него. Все непременно будет хорошо.

Еще довольно долго на Сашу сверху сыпались какая-то труха и острые камешки, потом вдруг послышался скрежет и скрип, будто давно не смазанных петель, хлопок откинутой крышки, и в подвал хлынул свет. Саша зажмурилась. Когда она не без труда открыла глаза, Генрих уже спрыгнул вниз.

– Давай, Саша, лезь, – сказал он. – Там совсем немного надо подтянуться на руках. Я не смогу тебя подсадить. Думаю, это сооружение нас двоих не выдержит.

– Страшновато немного… – прошептала Саша, которая вообще-то редко чего-то боялась.

– Брось, Сашка! Там солнце! Тепло! Наверху все в порядке!

Саша сама не знала, что ее тревожит. Уж конечно, не свет белого дня и не то, что ей придется подтягиваться. Она – девочка спортивная. Саша пыталась определиться с тем, что ее пугает, и вдруг поняла. Здесь, в подземельях, было все просто (как ни странно это может прозвучать): они двигались к цели, преодолевая трудности и препятствия. Они были заодно и очень нужны друг другу. А что будет там, на поверхности, в обычной жизни? Саша поняла, что ее совершенно не волнует найденный ларец, который, скорее всего, имеет немалую историческую ценность. Ей хотелось бы сохранить то единение с Генрихом, которое возникло под землей. Она хотела бы гордиться им всегда.

– Ну что же ты, Саша? – спросил он, а она подошла к нему, опять ткнулась лбом в его грудь и, очень волнуясь, сказала:

– Если бы не ты…

– Если бы не я, ты сюда вообще не полезла бы.

– Но тогда не нашелся бы ларец.

– Не стоит он того… – Голос Генриха дрогнул. – В общем, ты ведь могла погибнуть…

– И ты…

– Я… да… Но вот если бы ты – это совсем другое…

Саша подняла голову, быстро чмокнула его в щеку и полезла на кучу ящиков и кулей. Подтянуться действительно пришлось. И было непросто. Хорошо, что Генрих не стал ее пугать тем, что лаз все равно остался высоко. Саша старалась не зацикливаться на этом. Она уцепилась руками за край люка и стала осторожно подтягивать к нему тело, как к перекладине брусьев в спортивном зале. Когда удалось лечь на этот край грудью, Саша долго переводила дух.

– Ну как ты там? – раздался снизу голос Генриха, глухой и далекий.

Это сразу подстегнуло Сашу. Он не должен там остаться. Пирамида весьма ненадежна, а он наверняка захочет вытащить еще и тяжелый ларец. Саша выползла на поверхность и, не оглядываясь вокруг, крикнула в темноту подвала:

– Все в порядке! Генрих! Не тащи ларец! Опасно! Ну его! Потом можно с какой-нибудь лестницей прийти!!!

– Хорошо! – отозвался он, и Саша в изнеможении легла навзничь, уставившись в синее теплое небо. Как же хорошо здесь, наверху! И как же она устала… Руки дрожат… Все тело дрожит… Вот она сейчас с минутку отдохнет и поможет Генриху выбраться, хоть руку протянет… Хотя она может только помешать… Ладно, придется действовать по обстоятельствам.

Первым на свет все же появился ларец. Те бриллиантики, которые очистились от пыли, мгновенно вспыхнули тысячами искр. Но Саше было не до них. Она боялась, как бы Генрих не обессилел.

– Ну давай, миленький, давай… – шептала она, не замечая, что говорит вслух.

Генрих только положил руки на край лаза, когда Саша явственно услышала шум разваливающейся под ним пирамиды. Парень охнул и, видимо, повис на руках. Саша представила, как он срывается и падает на острые обломки ящиков. Это было непереносимо. Но она уже усвоила стиль самого Генриха. Она не стала визжать от ужаса, хотя ей очень хотелось. Она села возле лаза и принялась приговаривать:

– Это ничего, Генрих! У тебя все получится! Ты же сильный, я знаю! Если уж я подтянулась, то и у тебя получится! Давай мне руку!

– Не мешай… – с трудом прошептал он.

Саша замолчала. Он не должен тратить силы на разговор, а она, конечно же, не сможет ему помочь. Если он только оторвет руку от края люка, то рухнет вниз. У него все получится без нее! Обязательно получится!

И у него получилось. Сначала показалась голова с багровым от чудовищного напряжения лицом, потом плечи, и вот он уже лежит грудью на краю лаза и отдыхает, как это делала Саша. Потом подтягивается еще, выползает наружу весь, тоже переворачивается на спину и затихает с закрытыми глазами.

– Вот видишь… все получилось… – произнесла Саша дрожащим голосом.

Генрих вздохнул и прерывисто проговорил:

– Не получилось бы… Рухнул бы… Но нога нащупала какой-то выступ в стене… Можно было упереться… Иначе бы все… кранты…

– Нет! Не кранты! Не могло быть никаких крантов! – Саша подползла к Генриху и положила голову ему на грудь, прямо на грязную и рваную футболку. И они так пролежали достаточно долго, пока не отдохнули и не набрались сил.

Саша первой подняла голову и наконец огляделась. Они находились в каких-то развалинах. Их окружали остатки кирпичной кладки. Сохранившиеся стены были невысокими и щербатыми.

– Где мы, Генрих? – спросила Саша и тут же сообразила: – Это остатки монастыря, да?

Парень приподнялся на локтях, сел, тоже огляделся, после чего согласно кивнул и сказал:

– Да, это то, что осталось от монастыря. Здесь недалеко во время войны проходила передняя линия обороны Тулы. В город немцев не пустили, а тут были страшные бои. Кстати говоря, Красилово все заново отстроено. Из старых всего два дома сохранилось. Тот, в котором твоя бабушка живет, и еще один. Там сейчас наш одноклассник проживает, Севка Петрищев.

Саша поднялась на ноги и подошла к люку, из которого они только что вылезли. Ей вдруг показалось странным, что до сих пор никто еще не забрался в бабушкин подпол, пройдя через подземный ход.

– Вот интересно… – начала она, пытаясь приподнять крышку люка, – … почему никто до сих пор не влез в подземелье через этот лаз и не порылся в кучах хлама?

Генрих, подойдя к ней, одним резким движением закрыл крышку. Она, покрытая слоем бетона и не имеющая никакой ручки, оказалась вровень с остатками такого же бетонного пола, разделенного на одинаковые квадраты. Молодой человек, зачерпнув ладонью сухой мелкий мусор, сыпанул его в щель между крышкой и полом и сказал:

– Чтобы найти среди этих квадратов крышку, надо точно знать, что она здесь есть. Ее давно не открывали, и щели были покрыты уже почти окаменевшим слоем пыли и песка. Я чуть не надорвался, пока все это лопнуло… Давай-ка засыпем щели… завалим крышку мусором… а то набегут тут кладоискатели… а мы еще не все исследовали…

Саша подчинилась без лишних слов. Когда дело было закончено, Генрих стянул с себя грязную футболку, обернул ею сверкающий ларец и обратился к Саше:

– Ну что, пойдем?

– Куда? – спросила она.

– Ну… думаю… к вам в дом. Пока Ольги Николаевны нет, надо поставить стеллаж обратно. Мы ж в подполе все разорили.

– Точно! – обрадовалась Саша. – А то бабуля всыплет мне по первое число!

По дороге она спросила Генриха:

– А куда ларец девать?

– Наверно, в какой-нибудь тульский музей. Придем в дом, я попробую его открыть.

– А вдруг сломаешь?

– Не-е-е… если с ходу не получится, ломать не буду. А еще, знаешь… я думаю, надо ребятам показать. Альке особенно.

– Почему вдруг Альке – особенно?! – с возмущением произнесла Саша.

– Понимаешь, – начал Генрих, – у нас в школе есть предмет такой – история Тулы. Конечно же, всем нам рассказывали и про тульских оружейников, и про стальные бриллианты, но именно Алька выяснила, что несколько мастеров были родом из Красилова. И еще то, что в нашем поселке были найдены предметы, украшенные гранеными стальными шариками: зеркало и подсвечник. Она пишет исследовательскую работу, посвященную тульским алмазам… Ну и мастерам, которые их изготавливали. Алька с этой работой хочет участвовать в одном очень престижном конкурсе, а потому никого к этим сведениям не допускает… Знаем только мы с Серегой и Петькой. Так уж получилось… Мы давно все вместе дружим…

– И мы принесем ей в клювах ларец, – перебила его Саша, – чтобы она, не пошевелив даже пальцем, прославилась в веках, прямо как Генрих Шлиман?

– Это ты на того, который древнюю Трою откопал, намекаешь? – спросил Генрих.

– Я не намекаю! Я утверждаю, что вашей Альке Шлиманом не стать! Мы с тобой, можно сказать, жизнью рисковали вовсе не для того, чтобы Алечка со своим… рефератом по истории в люди выбилась!

– То есть ты сама хочешь в люди выбиться? – спросил Генрих, и Саше очень не понравились интонации его голоса. Она, с минуту подумав, ответила:

– В люди выбиться я, конечно, хочу. Правда, не с тульскими алмазами… Я хочу поступать в театральный…

– Ну вот! А Алька уже точно решила историком стать, и если она победит в этом конкурсе, то сможет поступить на любой истфак в любом городе. А у нас с тобой вдруг такая находка! Представляешь, как ей это поможет!

– Почему я должна это представлять?! – возмутилась Саша. – Я нашла в бабушкином подполе стальную бусину без всяких рассказов вашей Алечки! Если бы ты ко мне не явился, я сама нашла бы и подземный ход! А если мне было бы дверь не открыть, я обо всем рассказала бы бабушке, и уж она нашла бы способ, как открыть и дверь, и тот люк, что спрятался в развалинах монастыря!

– Может быть, ты хочешь сказать, – Генрих остановился, – что я тебе вообще только мешал?

– Нет, я это не хочу сказать! Ты помогал! Очень! Но думаю, что… все получилось бы… – Саше очень не хотелось говорить «и без тебя», потому что он может обидеться, хотя это безусловная правда. Но Генрих все равно обиделся. Он махнул рукой направо и сказал:

– Тебе туда! Не сворачивай с дороги, и выйдешь прямо к дому. Держи! А футболку потом выбросишь. – Он сунул в руки Саше тяжелый ларец и, резко развернувшись, зашагал обратно к развалинам монастыря.

– Генрих! Перестань валять дурака! – крикнула ему вслед Саша, но он не обернулся.

– Ге-э-энри-их! – еще раз протяжно взвыла она, но парень, ловко перепрыгнув через ограду автомобильной стоянки, исчез в кустах, которые росли перед спуском к озеру. Саша, проглотив подступившие к горлу злые слезы, сказала вслух: – Ну и ладно! Ну и пожалуйста! Всякие Гендосы будут тут еще указывать, что мне делать…

Нести ларец было очень тяжело. Через десяток метров Саша готова была уже от всего сердца подарить его Альке, если бы та вдруг попалась навстречу. Но вместо Федоровой навстречу попалась бабушка.

– Сашка! На кого ты похожа?! – рявкнула она. – Стоит тебя оставить на полдня, как ты тут же куда-то влезаешь, как пятилетнее дитя! И что за дрянь ты к животу прижимаешь?

– Это не дрянь, бабуля… – плаксиво отозвалась Саша. – А почему ты так рано? Ребята говорили, что с этой ярмарки красиловцы только к ночи приезжают…

– Я на попутке! Вот как чувствовала, что не надо оставаться на концерт! Тебя, Сашка, били, что ли?!

– Чего это вдруг били?!

– Так ты ж вся в синяках! И физия расцарапана! И куртку старую зачем-то нацепила на жаре… Совсем с ума сошла… Да брось ты эту гадость, говорю! Тряпка какая-то грязная…

– Бабушка! Прошу тебя, пойдем домой! – взмолилась Саша. – Хватит голосить на всю улицу! Я тебе дома все расскажу. А тут… в этой тряпке… такое… В общем, у тебя глаза на лоб вылезут. Только все это… очень тяжелое… Мне у тебя сумки не взять…

– А то я сама не донесу! – возмутилась бабушка. – Пойдем, горе мое луковое!

Когда Саша водрузила ларец на стол в кухне и сняла с него грязную футболку Генриха, Ольга Николаевна схватилась за сердце.

– Где взяла? – не своим голосом спросила она и тяжело опустилась на табуретку.

– Где-где… Мы тут с одним человеком подпол тебе попортили…

Бабушка испуганно посмотрела на внучку и опять спросила:

– С каким еще человеком?

– Его все Гендосом зовут, а он на самом деле – Генрих…

– Это который Венцель, что ли?

– Бабуля, он называл свою фамилию, но я ее забыла… Он говорил, что он из обрусевших немцев. Так что вполне может быть и Венцелем. Здоровый такой… А отчество – Оттович! Почему-то запомнилось…

– Погоди, Сашка… – отмахнулась бабушка. – Про Генриха потом… Я тебя спрашиваю, где ты эту… штуку взяла?

– Так я же про это и рассказываю. Мы с Генрихом нашли в твоем подполе дверь в подземный ход… – И Саша принялась рассказывать бабушке про все, благоразумно исключив явление огненной саламандры и собственное падение в яму. Про саламандру все равно не поверит, а ямой лучше пожилого человека не пугать.

– Не может быть… – пробормотала Ольга Николаевна. – Я была уверена, что это все легенды…

– Кстати, о легендах! Ты мне так и не рассказала ту, которую начала утром.

– Видишь ли, Саша… судя по этому ларцу, это вовсе и не легенда… Быль, похоже…

– Вот что за привычка – тянуть! – нетерпеливо проговорила Саша. – Расскажи, бабуль!

– Подожди, – опять отмахнулась Ольга Николаевна и попыталась открыть ларец.

– Не получится, и не трудись, – сказала Саша. – Видишь, тут замочек висит. Ключ надо. Ну… или мастеру какому-нибудь отдать…

– Не может быть… – прошептала бабушка и опять схватилась за сердце.

– Баб, может, тебе корвалола накапать? Хотя я не понимаю, чего ты так нервничаешь. Со мной все в порядке. Ларец я не украла. А стену в подполе мы покрасим – будет как новая!

Вместо ответа бабушка ушла в комнату и через несколько минут вернулась. Когда она разжала кулак, на ее ладони сверкнул такими же стальными бриллиантиками маленький ключик и несколько бусинок, подобных той, что нашла Саша. Теперь уже девочка вздрогнула и схватилась за сердце, которое заколотилось с небывалой скоростью.

– Откуда это у тебя? – еле ворочая языком, пролепетала она.

– У себя в подполе нашла. За неделю до твоего приезда. Хотела вкопать бутыль с соком, потому что она оказалась неустойчивой, все грозила перевернуться, и нашла в земле… этот ключик и бусины… Хотела с этой находкой в Тулу съездить, в музей, но ты приехала – и я отложила на потом…

– Удивительный ты человек, баб… Почему мне ключик не показала?

– Я как раз собиралась, когда сегодня утром про тульских оружейников заговорили, но ты ушла с Алей, а меня Мария Дмитриевна уговорила на рынок поехать.

Саша взяла из бабушкиных рук ключик и с замирающим сердцем подошла к ларцу. Руки подрагивали. Девочка усилием воли заставила их перестать дрожать, быстро вставила ключик в замочек ларца и повернула. Она была уверена, что у нее ничего не получится, поскольку в скважину наверняка набился мусор, но послышался клацающий звук, и дужка замочка вышла из своего паза. Саша вытащила замочек и откинула крышку. Припорошенные пылью и песком внутри него лежали фигурки, похожие на статуэтки. Саша взяла в руки одну и стерла пыль пальцами. Фигурка оказалась конем с коронкой на голове и рыбьим хвостом. Коронка и чешуя хвоста были усыпаны мелкими гранеными шариками, испускающими сверкающие искры. Ольга Николаевна взяла в руки другую фигурку, которая представляла собой граненый столбик, увенчанный чем-то вроде кораблика. Следом Саша вытащила из ларца несколько одинаковых фигурок гораздо меньшего размера, чем конь и столбик с корабликом. Они были похожи на маленьких солдатиков.

– Сашка! Да это же шахматы! – воскликнула Ольга Николаевна.

– Думаешь?

– Тут и думать нечего! У вас в Петербурге, в Эрмитаже, находится стальная шкатулка, которую сделал тульский мастер Андриан Суханов. Неужели ты ее не видела?

– Не-а… – покачала головой Саша. – Мумию видела, Золотого павлина видела… Еще Рыцарский зал мне нравится в Эрмитаже… Но вот шахматы как-то не попадались…

– Ну ничего! Теперь-то уж обязательно сходишь на них посмотреть! – успокоила ее бабушка. – А посмотреть там есть на что. Я в журнале видела фотографии. В общем, шкатулка эта очень богато украшена, отдельные элементы даже позолочены. На крышке и стенках изображены корпуса Тульского оружейного завода. Вроде бы их так и не построили… Что-то забыла, как там точно дело было. Но это сейчас неважно. Представь, Сашка: белые фигуры сделаны из полированной стали. А черные – из вороненой.

– Вороненой – это как? – спросила Саша.

– Каким-то особым способом сталь нагревали вместе с химикатами, она и делалась почти черной, то есть вороненой… ну… как вороново крыло, значит… – ответила Ольга Николаевна. – А фигурок в том ларце аж восемьдесят штук!

– Да ну! Зачем так много?

– Я как раз в том журнале прочитала, что в восемнадцатом веке в России играли в так называемые четвертные шахматы. Одновременно в игре участвовали восемь человек: по четыре с каждой стороны доски.

– Это как же? – удивилась Саша.

– Честно говоря, не знаю, как они там управлялись, – пожав плечами, ответила бабушка.

– Так что, это и есть легенда?

– Саш! Думай, что говоришь! Если шахматы в Эрмитаже хранятся, какая ж это легенда? Это, как говорится, присказка, сказка будет впереди. Эта шахматная шкатулка, о которой я говорю, была подарена тульскими оружейниками Екатерине II, и повторять ее было нельзя. Но другой мастер изготовил еще одно партикулярное изделие…

– Что еще за партикулярное?.. – опять перебила бабушку Саша.

– Партикулярный – значит невоенный, штатский, гражданский. Завод-то был оружейным, а потому все, что не являлось оружием, и называлось партикулярными изделиями. Так вот: второе такое изделие было еще одним шахматным ларцом. Только более скромным, с одним комплектом шахмат. Знаешь, какую фамилию носил это мастер?

– Какую?

– Красилов! Демьян Красилов.

– Да ну?! – изумилась Саша.

– Вот тебе и «да ну!». Однажды этот самый Демьян Красилов исчез вместе с только что изготовленным ларцом. Об его исчезновении рассказывают следующее. Я думала, что это легенда, но теперь… В общем, здесь, в Красилове, Демьян сосватал девушку, одну из дочерей купца-галантерейщика. Девушка любила другого, но в те времена никто женщин о любви не спрашивал. Отдали ее за Красилова, и он увез ее в Тулу. А вслед за ними отправился тот, кого девушка любила. Этот человек, разумеется, не без помощи своей возлюбленной, убил Красилова. Влюбленные успели вернуться в родное село, но очень скоро были найдены в избе у каких-то родственников этого парня. Он всю вину взял на себя и был казнен. А ларец так и не нашли. Купец свою ослушавшуюся дочь не простил, и она вынуждена была уйти из родительского дома в монастырь, замаливать свои грехи. А потом не выдержала тяжести испытаний и бросилась в воды озера.

– Бабуль… – еле выдохнула Саша. – Неужели эта история происходила именно здесь, в твоем доме?

– Говорят, что так…

– То есть ларец был здесь? Н-ну… раз ключик к нему в подполье оказался…

– Не знаю, Сашка. Может, купец какое-то время продержал дочь в подполе – для науки, и она ключ выронила. Возможно, он висел у нее на шее на шнурке. Я нашла ключ с обрывками шнура. Шнур сразу распался на части, остались только бусинки, которые его, видимо, украшали. А ларец мог быть спрятан в другом месте. Купеческая дочь вполне могла отдать его в монастырь… Тайн еще много осталось. Одно теперь ясно: ларец – не выдумка. Вон он как сверкает!..

– Баб, а куда мы теперь с этим ларцом?

– В Тулу надо везти, в музей.

– А давай мы вместе поедем!

– Конечно, вместе! Ты же шахматы Демьяна Красилова нашла. Генриха тоже можем взять, раз вы вместе были.

– Ге-энриха… – протянула Саша. – Да-а… Наверно, надо взять и его…

Весь вечер Саша с Ольгой Николаевной чистили ларец и шахматные фигурки. В конце концов они засверкали так, что стало ясно: граненые стальные шарики не зря прозвали бриллиантами. Наверно, в парадных залах царского дворца, при свете свечей и блеске зеркал стальные бриллианты производили неизгладимое впечатление.

Уже лежа в постели, перед сном, Саша задумалась о Генрихе. Похоже, он ни за что не поедет в Тулу без Альки. А, собственно говоря, почему он так о ней печется? Может быть, она ему нравится? Точно! Нравится! Не зря он уклонялся от Сашиных нежностей. Как воспитанный человек он не мог сказать ей «пошла вон», а потому говорил всякую ерунду. А сам в Альку влюблен! Да что же в ней такого, в этой Федоровой?! Нет, конечно, Аля очень стильная девчонка, но она, Саша, ничем не хуже! Подумаешь, археологом Алька решила стать! Кто их знает, археологов? Все Трои уже раскопаны! А вот она, Саша, станет великой актрисой, и Генрих еще пожалеет, что так с ней поступил! Но будет уже поздно!

Почему это будет поздно, Саша не придумала. Она вдруг всхлипнула и упала лицом в подушку. Правда, долго плакать не смогла. Уснула. День выдался слишком тяжелым.