Вмешательство мисс Сильвер. Когда часы пробьют двенадцать (сборник) Вентворт Патриция

Глава 41

Полли открыла дверь комнаты и увидела мисс Парадайн за письменным столом. Не оборачиваясь, та спросила:

— Это вы, Луиза?

— Нет, мэм, это я.

— А где Луиза?

— Ей нездоровится, мэм.

Мисс Парадайн сидела с ручкой в руке, но не писала. Перо было сухим, лежавший на столе лист бумаги — пустым. Она рассеянно произнесла:

— Да… я забыла. Ступайте вниз и позовите ко мне миссис Рэй. Если она в гостиной, подойдите к двери и спросите, можно ли сказать ей несколько слов. Когда она выйдет, передайте мою просьбу. Все запомнили?

— Да, мэм.

— Прекрасно.

Мисс Парадайн сидела, не поворачивая головы и не глядя на Полли. Никогда еще ее сознание не было столь ясным, а воля, подкрепляемая ледяным гневом, до такой степени непреклонной. Никто в жизни не разговаривал с мисс Парадайн так, как Элиот. И никогда она не ощущала такой решимости и внутренней силы.

Когда дверь открылась и вошла Филида, мисс Парадайн обернулась к приемной дочери с радушной улыбкой:

— Дорогая, я тебя не отвлекла?

— Нет, тетя Грейс, — тихо и взволнованно ответила Филида. Она казалась испуганной.

Грейс Парадайн быстро спросила:

— Что случилось, Фил? Он тебя огорчил?

— Нет.

— А по-моему, да. Вот о чем я хотела с тобой поговорить, милая. Так продолжаться не может. Ты изнервничалась, да и все мы. Честное слово, нам и без того хватает забот. — Она достала из-за манжеты платочек и прикоснулась к глазам. Рука слегка дрожала.

Филида начала:

— Пожалуйста, тетя Грейс…

Рука опустилась и легла поверх другой, продолжая сжимать платочек.

— Прости, дорогая… я пережила сильное потрясение. И не думала, что даже Элиот Рэй способен выбрать такую минуту, чтобы усилить мою боль.

Филида молчала. А что она могла сказать? Она стояла, глядя на тетю Грейс, как смотрят на что-нибудь во сне — на нечто ненастоящее.

Грейс Парадайн встала и подошла к ней.

— Я бы перенесла оскорбительное поведение Рэя, если бы оно затрагивало только меня, но я не вправе позволить тебе терпеть нападки — и не позволю. Я попросила его уехать — исключительно ради твоего блага, милая, но он сказал, что является гостем Марка, а не моим. Я, несомненно, побеседую с Марком, однако сначала решила поговорить с тобой. Не думай, будто я что-то делаю за твоей спиной.

Филида задрожала. Если видишь сон, можно проснуться. Если это явь, приходится терпеть.

— Пожалуйста, тетя Грейс… не надо так.

— Что ты имеешь в виду, Фил?

Филида отвела взгляд:

— Вы не правы. Я так думаю. Зачем вы это сделали?

Если бы она смотрела на Грейс Парадайн, то заметила бы, как у той вспыхнули глаза, а щеки слегка порозовели. Мисс Парадайн вознамерилась драться и победить. Она ощутила жар, который всегда охватывает бойцов перед схваткой, но заговорила очень ласково:

— Фил, детка, что ты имеешь в виду? Может, расскажешь? Он что-то тебе сообщил? Если да, то, думаю, лучше поделиться со мной.

Филида взглянула на нее и вновь отвернулась. Она не в силах была принять то, что читала на лице Грейс Парадайн. Эта женщина символизировала собой любовь и безопасность, с тех пор как Филида себя помнила. А теперь Филида не могла встретиться с приемной матерью взглядом — и взмолилась почти шепотом:

— Пожалуйста, тетя Грейс… — И вдруг она набралась смелости. Так бывает, если приходится столкнуться с опасностью лицом к лицу. — Да, я скажу, я должна. Мы с Элиотом поговорили. Я знаю, что он дважды писал мне. Знаю, что было в тех письмах. Я их не получила и знаю почему. Я знаю про Мейзи…

— Ты знаешь то, что сказал тебе он.

— Да.

— Девочка моя, ты думаешь, что Элиот сказал правду? Ты думаешь, хоть один мужчина искренен в таких вещах? Ему просто надоела эта девушка — я готова поверить, что она больна, — и он решил с тобой помириться. Почему бы и нет? Ты молода, красива — и по завещанию Джеймса получишь изрядную сумму. Разумеется, он хочет, чтобы ты вернулась.

— Вы говорите, что Мейзи больна, — твердо произнесла Филида. — Разве вы не знаете, что она парализована уже не первый месяц?

— Это тоже он сказал? И ты поверила? Милая, неужели ты хочешь, чтобы Элиот снова разбил тебе сердце? Сейчас он не прочь тебя вернуть, но сколько продлится его любовь, если ты заболеешь, как бедняжка Мейзи? Он бросил ее — и не постыдился прийти и признаться в этом. Как можно ему доверять? Наверное, она тоже думала, что будет счастлива. Что ты получишь в результате?

Филида подняла глаза, полные неизъяснимой грусти.

— Не надо… Все было совсем не так — и, наверное, вы это знали. Мы любим друг друга. Больше не пытайтесь нас разлучить.

Воцарилась тишина. Потом Грейс Парадайн сказала низким трагическим голосом:

— Вот как?

Вновь молчание.

Грейс Парадайн отвернулась. Через несколько мгновений она проговорила:

— Я хочу, чтобы ты поняла. Ты готова выслушать, Фил?

Она произнесла это мягко, даже нежно.

От жалости к ней у Филиды перехватило горло.

— Конечно.

Грейс Парадайн не смотрела на нее. Стоя вполоборота, она разглядывала бумаги на столе.

— Трудно добиться понимания. Вот в чем трагедия немолодых людей — они сами страдали… иногда ужасно страдали. Зачастую по собственной вине. Они слишком многого ожидали, слишком многому верили, ошибались, потому что были невежественны и думали, будто знают все на свете. И теперь они мечтают только о том, чтобы уберечь детей, которых любят, от тех же самых ошибок и страданий. Каково, по-твоему, нам, когда дети не желают слушать и верить? Когда приходится стоять в сторонке и смотреть, как твой ребенок идет к пропасти?

— Нельзя прожить жизнь за другого, тетя Грейс, как бы вы меня ни любили… позвольте мне жить своей жизнью.

Грейс Парадайн обернулась. Пугающе бледная, она все-таки улыбнулась:

— Это твой голос, но не твои слова, Фил. Поди сюда, девочка.

Когда Филида подошла, она положила руку ей на плечо.

— Посмотри, Фил, вот первая фотография, которую я сделала, когда ты появилась здесь в полтора года. Я не прибегала ни к чьей помощи. Ты была самой прелестной малышкой на свете. Потом я взяла няню, но почти всегда купала и одевала тебя сама. Вот миниатюра, которую я заказала, когда тебе исполнилось пять лет. Ты мало изменилась с тех пор. Вот твоя первая школьная фотография, в этой ужасной спортивной блузе, но ты так ею гордилась. Вот ты на выпускном балу. Красивое платье, правда? И еще десятки фотографий. Я храню все. Они лежат здесь, в этой комнате. В доме надо мной смеются, Дики называет их «галереей Филиды». Пускай себе смеются. То, что связано с тобой, слишком дорого, чтобы я могла с этим расстаться. Я старалась сберечь все. Ты и есть моя жизнь.

Филида шевельнулась, словно хотела заговорить, но слова так и не сорвались с ее губ. Грейс Парадайн дрогнувшим голосом продолжила:

— И другой жизни у меня нет. Ты понимаешь? Я рассказываю, дорогая, поскольку хочу, чтобы ты поняла… Ты всегда была любимой и желанной, а я — нет.

— Тетя Грейс!

Негромко и твердо Грейс Парадайн сказала:

— Место, которое принадлежит мне теперь, я создала своими руками. — Она заглянула в глаза Филиды. — Тебе никто не говорил, что я — приемный ребенок?

Филида откровенно испугалась.

— Не может быть!

— Наверное, большинство просто забыли, ведь прошло столько лет. Мать Джеймса потеряла новорожденную девочку, и они удочерили меня. Не сомневаюсь, она меня очень любила, но умерла, когда мне не исполнилось и пяти. От остальных я видела много добра, но никому не была дочерью. И тогда я постаралась обрести свой дом. Когда я обручилась, то решила, что мечта сбылась. Наверное, ты знаешь, что мы с Робертом Моффетом собирались пожениться?

— Да.

— За месяц до свадьбы я услышала от кого-то, что у него девушка в Берстеде. Он и не отрицал — только сказал, что между ними все кончено. Джеймс и его отец хотели, чтобы я вышла за Моффета, они не понимали, отчего я придаю той связи такое большое значение. Фил, милая моя, я рассказываю не для того, чтобы расстроить тебя, просто хочу объяснить, что я почувствовала, когда узнала про Элиота Рэя.

Филида тихо ответила:

— Да, я понимаю. Но ничего похожего…

— Правда? А мне так не кажется. Моя жизнь была разбита, и никто не спешил ее облегчить, как я облегчала твою жизнь, никто не стремился окружить меня любовью и лаской. Прошли десять ужасных пустых лет. А потом появилась ты. Все началось сначала. Как будто я родилась заново. Нельзя расстаться с частичкой жизни, не приблизившись немного к смерти. Вот почему я хранила твою одежду и фотографии. Я не могла ни с чем расстаться, не утратив частичку себя. И вдруг появился Элиот…

Лишь когда Грейс Парадайн произнесла имя Элиота, Филида почувствовала, что больше не выдержит. Она была кротка, но не глупа. Страдания и боль тети Грейс обратились в оружие против Элиота. Неразделенные чувства порой становятся невыносимыми. Филида просто не могла дольше оставаться рядом с Грейс Парадайн, чувствовать давление ее руки. Но отстраниться немедленно — нет, так она не могла.

Грейс Парадайн замолчала, как будто споткнувшись об имя Элиота. Но тут же продолжила:

— Он пришел… его пригласил Джеймс. Не будь я в отъезде, он никогда не ранил бы твое сердце, уж я об этом позаботилась бы. Но когда я вернулась, было уже поздно, вы обручились. Джеймс всегда поддерживал Элиота — этого я так и не простила брату. Элиот мне не нравился, я ему не доверяла, но ничего не могла предъявить. Я потребовала продлить срок помолвки. Джеймс снова принял его сторону. А потом, когда вы поженились, я получила письмо Агнесс Крэнстон. Я не в состоянии выразить, как было ужасно узнать правду — слишком поздно.

Рука на плече Филиды похолодела. Она чувствовала ее, тяжелую и холодную, сквозь платье. Невзирая на жалость к Грейс, она поняла, что больше не вытерпит. Филида отступила, и рука упала. Лицо Грейс Парадайн медленно окрасилось тусклым румянцем.

Филида заговорила, стараясь, чтобы голос не дрожал:

— Пожалуйста, тетя Грейс… я пришла, чтобы кое-что сказать. Позвольте мне закончить. Нет смысла перебирать произошедшие события. Мы нехорошо начали, но собираемся попробовать еще раз. То есть мы с Элиотом собираемся. Не хотите ли и вы? Почему бы не начать сначала? Нет ничего плохого в том, чтобы выйти замуж и обзавестись собственным домом. Моя родная мать была бы счастлива…

Она не могла сказать ничего более страшного. Давняя ревность вырвалась из-под спуда и вспыхнула. Филида увидела лицо, какого никогда не видела раньше, — самообладание сменилось яростью, губы беззвучно произносили слова, долетавшие до нее тихим страшным шепотом. Филида едва сознавала, где находится. Она перепугалась и дрожала.

Когда Грейс Парадайн крикнула: «Уйди!», Филида выбежала из комнаты, думая лишь о том, чтобы наконец скрыться от бури, которую вызвала сама.

Глава 42

Внизу, в кабинете, Фрэнк Амброз устало произнес:

— Да, да, я вернулся сюда. И охотно расскажу — наверное, так или иначе об этом стало бы известно.

Он сел туда, где раньше сидел Марк Парадайн, — в кресло, придвинутое к торцу письменного стола. Мисс Сильвер смотрела на Фрэнка Амброза, продолжая спокойно вязать. Инспектор Вайнер, склонившись над промокательной бумагой, делал пометки. На противоположном конце стола, хмурясь, сидел полковник Босток. Хотелось бы ему никогда не видеть всю эту публику. Чертовски неловкая ситуация, чертовски неприятное дело.

Мисс Сильвер тихо сказала:

— Думаю, да, мистер Амброз.

Фрэнк Амброз расправил плечи. Он выглядел как человек, которого уже мало что интересует в жизни. Лишь усилием ему удавалось держаться прямо. Большое бесстрастное лицо одрябло от усталости, светлая кожа казалась серой. Он кивнул:

— Ей-богу, все очень просто, но из-за смерти отчима самые простые и естественные события, которые происходят в семье, кажутся подозрительными. Я могу рассказать, что случилось, но не могу сделать так, чтобы вы поверили. Мои слова ничем не подтверждаются. Это лишь слова, без всяких доказательств. Я вернулся, поскольку очень разволновался и встревожился из-за того, что отчим сказал за ужином. Чем больше я раздумывал о его обвинении, тем сильнее убеждался, что нельзя оставить все как есть. Я решил вернуться и поговорить со стариком. Спросите кого-нибудь, кто знал нас обоих, и вам скажут, что мы были очень близки. Отчасти он обращался со мной как с сыном, отчасти как с другом. Он не отказался бы побеседовать. Поэтому я вернулся. У отчима был властный, язвительный характер. Я не хотел, чтобы какой-либо его поступок стал причиной долговременного раскола в семье.

— Как мистер Парадайн воспринял ваш приход? — спросил полковник Босток.

Фрэнк Амброз помолчал, прежде чем ответить:

— Мы поговорили. Я провел в кабинете минут двадцать, потом ушел.

Вайнер поднял глаза и спросил:

— Он сказал, что пропали чертежи мистера Рэя?

Выдержав паузу, Фрэнк Амброз ответил:

— Да.

— Он сказал вам, кто их взял?

— Боюсь, я не могу ответить.

— Конечно, вы имеете право не отвечать на вопросы сейчас, но их зададут в другом месте, когда вы принесете присягу.

— Понимаю. Но в настоящий момент вряд ли могу сообщить больше.

Когда за Амброзом закрылась дверь, мисс Сильвер бросила:

— Ну надо же!

Полковник Босток громко высморкался.

— Он что-то знает. Как по-вашему?

Вайнер отвлекся от записей.

— Сомневаться не приходится.

— Он выглядит так, будто неделю не спал. Кстати… — Босток повернулся к мисс Сильвер, — миссис Амброз… как ее, Ирен… действительно ни при чем. И слава Богу. Молодая женщина и убийство — неприятное сочетание. Да уж. Вайнер объяснит.

Инспектор взглянул добродушными синими глазами на мисс Сильвер.

— Я кое о чем порасспрашивал в доме у доктора Гортона. В комнате на чердаке, в передней части дома, живут две служанки. Одна из них говорит, что выглянула из окна в двенадцатом часу и заметила миссис Амброз, которая расхаживала туда-сюда, как она и сказала. Вы помните, что до полуночи, пока не пошел дождь, ярко светила луна. Служанка абсолютно уверена, что видела миссис Амброз. Они с подругой даже посмеялись. Миссис Амброз вечно названивала доктору Гортону насчет детей, и именно эта служанка обычно брала трубку. Смеха ради они несколько раз выглянули в окно, желая проверить, не ушла ли миссис Амброз. Они допоздна не ложились, потому что вторая девушка на следующий день собиралась на свадьбу к сестре и дошивала платье. Они утверждают, что Ирен находилась на улице до без десяти двенадцать. По-моему, мы имеем право поставить точку.

Мисс Сильвер кивнула:

— О да.

Она внимательно посмотрела на мужчин поверх вязальных спиц.

— Итак, если не ошибаюсь, большая часть времени между девятью сорока пятью и полуночью у нас учтена. Было бы весьма полезно составить список. Если инспектор будет так любезен, чтобы этим заняться…

9.45 — отъезд мистера и миссис Амброз, мисс Амброз и мисс Пеннингтон.

9.50 или около того — уход мистера Марка Парадайна и мистера Ричарда Парадайна.

9.52 или 53 — мистер Пирсон идет в кабинет, чтобы пожелать мистеру Джеймсу Парадайну спокойной ночи. Вслед за ним является Лейн, который видит, как Пирсон приходит и уходит.

Через несколько минут в кабинет заходит мистер Рэй, чтобы пожелать спокойной ночи. Проводит там две-три минуты. Выходя, видит, что мистер Пирсон ждет в коридоре. Они отправляются в комнату мистера Рэя.

10.10 — миссис Рэй идет в кабинет, чтобы поговорить с дядей.

10.30 — мистер Амброз стучит в дверь кабинета, его впускают. Миссис Рэй выходит через соседнюю комнату.

10.50 — мистер Амброз покидает кабинет.

Между 10.50 и 11 часами в кабинете появляется мистер Марк Парадайн.

Незадолго до 11.30 мистер Марк Парадайн уходит. Мистер Рэй и мистер Пирсон спускаются в столовую. Мистер Рэй слышит, как закрывается входная дверь, а также — какая-то дверь наверху, в коридоре, куда выходят комнаты мисс Парадайн и миссис Рэй.

11.53 — мистер Рэй и мистер Пирсон возвращаются наверх и тут же расстаются. Мистер Рэй идет в ванную.

Инспектор Вайнер перестал писать и посмотрел на собравшихся с крайне испуганным выражением лица.

— Вы говорите — одиннадцать пятьдесят три, мисс Сильвер?

Полотно серых рейтуз для маленького Роджера вращалось на неустанно двигающихся спицах.

— Да, именно это я сказала, инспектор.

Вайнер не сводил взгляда с ее лица.

— Мистер Рэй и мистер Пирсон оба заявили, что на часах в комнате мистера Рэя было восемь минут первого, когда они вернулись из столовой.

Мисс Сильвер кашлянула.

— Стрелки перевели.

— Господи помилуй! — воскликнул полковник Босток.

Мисс Сильвер, продолжая вязать, пояснила:

— Алиби мистера Пирсона, разумеется, привлекло мое внимание. Если можно так выразиться, оно было слишком безупречным. С другой стороны, мистер Пирсон и не скрывал, что тщательно подготовил алиби. Обратившись к его показаниям, вы увидите, что он откровенно говорит: «После того как мистер Парадайн выдвинул обвинение против одного из членов семьи, которого он не назвал, я позаботился о том, чтобы родственники не заподозрили меня. Поэтому я дождался мистера Рэя и попросил позволения составить ему компанию до начала первого, поскольку мистер Парадайн указал, что будет сидеть в кабинете до полуночи. Было десять минут первого, когда мы с мистером Рэем расстались у двери комнаты».

Вайнер листал страницы. Он кивнул:

— Дословно, мисс Сильвер.

Она склонила голову.

— Вы видите, мистер Пирсон вполне искренен и говорит достаточно разумно. Остальные члены семьи его недолюбливают, родство дальнее, о каких-то близких отношениях, в общем, речи не идет. Он называет по имени лишь младших членов семьи — мисс Парадайн, мистера Амброза и мисс Амброз. Все только обрадовались бы, если бы мистер Пирсон оказался виноватым. Его желание обеспечить себе алиби вполне могло быть естественным и совершенно невинным. Но могло и не быть. Если у мистера Пирсона имелся повод убить своего шефа, невинное на вид алиби — очень полезная вещь. До сих пор мы не обнаружили никакого мотива, но, если посмотреть внимательнее, особый интерес представляют следующие пункты. — Мисс Сильвер отмотала еще серой шерсти, перевернула вязанье и продолжила: — Пункт первый. Согласно показаниям мистера Пирсона, он утверждает, что Лейн находился в кабинете, когда он пришел, чтобы пожелать мистеру Парадайну спокойной ночи. Показания Лейна вроде бы подтверждают это, но не вполне. Мистера Рэя, миссис Рэй, мистера Амброза и Марка мистер Джеймс Парадайн встретил одной и той же, отчасти язвительной, отчасти шутливой фразой: «Вы пришли признаться?» Я очень хотела знать, услышал ли то же самое и мистер Пирсон. Если да и если у него действительно была совесть нечиста, этот вопрос мог убедить Пирсона, что его вина установлена, и, возможно, именно тогда он задумался об убийстве. Разумеется, это зависит от того, совершил ли он какой-либо серьезный проступок, который следовало скрывать. Расспросив Лейна, я обнаружила, что на самом деле дворецкий еще не успел войти в кабинет, когда явился мистер Пирсон. Лейн как раз миновал с подносом дверь в коридоре, когда мистер Пирсон, показавшись с противоположной стороны, вошел в кабинет первым. Лейн слышал, как мистер Джеймс Парадайн сказал: «Здравствуйте, Альберт. Вы пришли признаться?»

— Господи помилуй.

Спицы щелкали.

— Нет необходимости ломать голову: мы не знаем, было ли у мистера Пирсона бремя на совести или нет. Он не успел ответить своему шефу, поскольку в комнате появился Лейн. Хотя Пирсона ненадолго позвали обратно, когда дворецкий выходил, он оказался в коридоре, прежде чем Лейн добрался до лестницы. Я не требую особого внимания к этой мелочи, но полагаю, что впоследствии, возможно, придется принять ее к сведению.

Вайнер сказал:

— Вопрос в том, почему мистер Пирсон сказал, что Лейн уже был в кабинете, когда он вошел.

— Да.

— Возможно, в какой-то степени потому, что он опасался за свою репутацию.

— Я также задумалась об этом, инспектор. — Мисс Сильвер кашлянула и продолжила: — Таким образом, мы подходим ко второму пункту. Если алиби мистера Пирсона фальшивое, значит, он перевел часы в спальне мистера Рэя. Я попыталась определить, когда он мог войти в комнату. Явно не перед ужином, поскольку никто не знал, что комната будет занята или что мистер Парадайн сделает заявление, которое он, строго говоря, сделал после ужина. И точно не сразу после речи мистера Парадайна, ведь мистер Пирсон находился вместе с остальными гостями до без четверти десять. Первая возможность представилась в промежутке между той минутой, когда Лейн увидел, как Пирсон выходил из кабинета, простившись с мистером Парадайном, и временем, когда мистер Рэй встретил его в коридоре, то есть несколько минут спустя. Мистер Пирсон вполне успел бы сбегать наверх и перевести часы в комнате мистера Рэя.

Полковник Босток недоверчиво фыркнул:

— То, что он теоретически мог сделать, — не доказательство, мэм.

Мисс Сильвер встретила усмешку с невозмутимым спокойствием и поспешила согласиться:

— Разумеется. Доказательств нет. Я лишь объясняю, что заставило меня пуститься на поиски улик. Вчера вечером я отправилась к себе без четверти десять. Через несколько минут младшая горничная, юная Полли Парсонс, вошла, чтобы перестелить постель. Я задумалась, и мне пришло в голову, что она могла, выполняя свои обязанности вечером в среду, обратить внимание на часы в комнате мистера Рэя. Я изыскала возможность расспросить девушку сегодня перед ленчем, и вот что она рассказала. Полли помогала мыть посуду вечером в среду, когда состоялся праздничный ужин, а когда без четверти десять уехали мистер и миссис Амброз, Луиза послала Полли наверх — застелить постели для двух джентльменов и положить пару грелок в постель мистера Рэя, которую не успели проветрить. Девушка поднялась по задней лестнице со стороны кухни, миновав комнаты миссис Рэй и мисс Парадайн. Она увидела, как мистер Пирсон вышел из комнаты мистера Рэя и побежал по коридору к лестнице. Полли удивилась, что он делал у мистера Рэя. Она застелила постель, положила грелки, а потом, выпрямившись, посмотрела на часы на каминной полке и подумала: «Надо же, как поздно», поскольку они показывали десять минут одиннадцатого. Потом она вошла в комнату мистера Пирсона, через коридор. Там часы показывали без пяти десять. Полли побоялась, что мистер Джеймс Парадайн рассердится — часы в его доме никогда не врали. Она сказала, что спустилась в кухню и пожаловалась второй горничной, Глэдис, и Луизе.

Полковник Босток присвистнул.

Инспектор Вайнер заметил:

— Едва ли не первое, что мы сделали, — проверили часы. Часы в комнате мистера Рэя утром в четверг не спешили ни на минуту — но, разумеется, не исключено…

Мисс Сильвер кивнула:

— Мистер Пирсон, вероятно, перевел стрелки назад, пока мистер Рэй был в ванной. Он кажется мне очень методичным молодым человеком… — Она помедлила, привычно кашлянула и продолжила: — Остается еще один пункт. Мистер Рэй утверждает, что они с мистером Пирсоном спустились в столовую чуть позже половины двенадцатого. Когда я попросила сказать поточнее, он ответил, что посмотрел на часы, которые показывали шестнадцать или семнадцать минут двенадцатого, и предложил спуститься в столовую. Когда они оказались в прихожей, он услышал, как закрылась входная дверь. Но мистер Марк Парадайн говорит, что покинул дом примерно в половине двенадцатого — и дверь закрыл именно он. Мы наткнулись бы на ощутимое противоречие, если бы теперь не знали, что часы в комнате мистера Рэя спешили на четверть часа. И это соответствует словам Полли.

Полковник Босток вновь присвистнул. Инспектор Вайнер сказал:

— В коридоре есть часы, и еще одни — в столовой. Разве сам мистер Рэй не заметил бы неточности?

Мисс Сильвер покачала головой:

— Думаю, нет. В коридоре горит лишь одна очень тусклая лампа, а что касается столовой, то мистер Пирсон вполне мог позаботиться о том, чтобы часы на каминной полке остались незамеченными, включив свет только над буфетом. Что вполне естественно, ведь там и стояли напитки. В любом случае сомневаюсь, что мистер Рэй был склонен подмечать мелочи. Он только что встретил жену после годовой разлуки и, разумеется, размышлял в первую очередь о собственных делах.

Вайнер кивнул:

— Похоже на то. Что ж, мисс Сильвер, с минуты на минуту здесь будет мистер Гаррисон. — Глаза инспектора ярко сверкнули. — Нужно открыть сейф. Думаете, тогда мы и обнаружим мотив мистера Пирсона?

Мисс Сильвер сдержанно ответила:

— Мне бы не хотелось этого утверждать, инспектор.

Глава 43

Мистер Гаррисон отличался пунктуальностью — он прибыл в половине третьего. Ровно без четверти три он открыл сейф Джеймса Парадайна. Первоначально предполагалось, что при этом будут присутствовать только Марк и Ричард Парадайны, но в свете недавних событий решили пригласить в кабинет всех находящихся в доме членов семьи, а также мисс Сильвер и неприметного мистера Джонса, присланного из ведущей берлтонской экспертной фирмы. Мисс Парадайн взглянула на него и, склонившись к Марку, тихо спросила, кто это такой — не служащий ли мистера Гаррисона? Получив отрицательный ответ, она, казалось, немного удивилась, но больше вопросов задавать не стала.

Мистер Гаррисон, открыв сейф, отступил назад и пропустил инспектора Вайнера. Тот принялся доставать и выкладывать на письменный стол выцветшие красные кожаные футляры, которые мистер Парадайн перебирал незадолго до смерти. Он брал их аккуратно, рукой в перчатке, касался пружины и открывал крышку.

— Давайте проверим, прежде чем двинемся дальше, мистер Гаррисон.

Мистер Гаррисон, вытащив список, прочел:

— «Бриллиантовая тиара, три года назад оценена в четыре тысячи фунтов. Серьги с солитерами — то же самое, тысяча фунтов. Кольцо с солитером — пятьсот фунтов. Кольцо с бриллиантами — двести фунтов. Кольцо с бриллиантом „Маркиз“ — сто пятьдесят фунтов. Кольцо с полукруглым бриллиантом — двести фунтов. Пара бриллиантовых браслетов — тысяча фунтов. Украшение на корсаж — две тысячи фунтов. Бриллиантовая булавка — сто фунтов. Бриллиантовое солнце — четыреста фунтов. Бриллиантовая бабочка — сто пятьдесят фунтов. Бриллиантовый трилистник — двести фунтов».

— Все правильно, все на месте, — сказал Вайнер и небрежно оглянулся. — Мистер Джонс, будьте так добры…

Собравшиеся разглядывали бриллианты. Грейс Парадайн не видела их двадцать лет. Странно было осознавать, что они лежат запертые в темноте, сохраняя красоту и блеск, точно так же, как и цену. Бриллианты Клары — скользнула в сознании презрительная мысль. Ей никогда не нравилась Клара. Фрэнк Амброз вспоминал, как в последний раз мать надевала украшения. Она казалась больной и хрупкой, бесцветные глаза над блеском бриллиантов смотрели устало и ласково. Ричард, Лидия, Филида и Элиот Рэй никогда не видели этих драгоценностей — только на портрете над камином. Марк же видел и держал в руках. Он смотрел на камни без особого интереса, мечтая лишь, чтобы формальности наконец завершились и инспектор объявил, арестуют его или нет. Бриллианты сейчас привлекали Марка не больше, чем гравий. Альберт Пирсон, вместо того чтобы проявить понятный профессиональный интерес, казалось, был совершенно равнодушен, но явно испытывал нечто иное. Стоя с краю, он как будто ощущал некоторую неловкость от того, что находился здесь. В качестве родственника он вряд ли мог на что-то притязать. А в качестве помощника Джеймса Парадайна? Но ведь его позвали не ради исполнения секретарских обязанностей. Пирсон поморгал за толстыми стеклами очков и сунул вспотевшие руки в карманы.

Мистер Джонс сказал «позвольте» и прошел мимо.

Мисс Сильвер, сидевшая очень прямо на дальнем краю стола, наблюдала за ним. Она перестала вязать. Руки лежали на коленях, внимательные глаза блестели. Она смотрела на мистера Джонса — маленького человечка, бледнолицего, ничем не примечательного, со старомодным, криво сидящим пенсне и сверкающими вставными зубами, заставлявшими его слегка пришепетывать. Эксперт подошел к столу, склонился над футлярами, заглянул в каждый с выражением мучительной скрупулезности и произнес негромко и чуть картаво:

— Полагаю, мистер Парадайн знает, что некоторые из этих камней — копии?

Мгновенно оживившись, Марк выпрямился, приблизился на шаг и, встав рядом с мистером Джонсом и инспектором, испуганно спросил:

— Что вы имеете в виду?

Мистер Джонс взял ручку, как указку. Перо нависло над брошью в виде трилистника.

— Это копия. Очень хорошая имитация. То же самое могу сказать о бабочке и булавке. Солитеры в серьгах и кольце — тоже поддельные. Крупный центральный камень на украшении для корсажа также заменен.

— Что?! — воскликнул Марк. — Вы уверены?

Мистер Джонс обнажил сверкающие зубы в легкой улыбке сожаления:

— Никаких сомнений, мистер Парадайн.

В комнате воцарилась полная тишина. Инспектор Вайнер взглянул на мисс Сильвер. С тем же успехом он мог бы сказать вслух: «Вот вам и мотив».

Мисс Сильвер кашлянула, и, словно сговорившись, эти двое посмотрели на Альберта Пирсона. У секретаря вспотели не только руки — от пота заблестел лоб. Любой заметил бы, что ему дурно и неуютно.

Вайнер обернулся к мистеру Джонсу:

— А остальные камни — настоящие?

Джонс достал из кармана лупу и принялся рассматривать украшения. Процедура казалась бесконечной. Но рано или поздно все заканчивается. Лупа вернулась в глубокий нагрудный карман. Мистер Джонс, пришепетывая, заверил, что прочие камни настоящие, и испросил позволения откланяться. Звук закрывшейся за спиной эксперта двери показался Альберту Пирсону похоронным звоном. Сердце мучительно колотилось, волосы облепили лоб. Сквозь туман, заволокший стекла очков, он видел, что все обернулись в его сторону. Это было похоже на ночной кошмар. Он услышал голос инспектора Вайнера:

— Подойдите, пожалуйста, сюда, мистер Пирсон. Я бы хотел задать вам несколько вопросов. Мой долг предупредить: то, что вы скажете, может быть записано и обращено против вас.

Пирсон подошел, наткнулся на стул, сел и начал механически протирать запотевшие очки. Когда он вновь их надел, рядом оказался смышленый молодой констебль с записной книжкой. Все смотрели на Альберта — кроме Филиды, которая словно была на грани слез. Мисс Парадайн сидела с таким выражением лица, как будто собиралась рассчитать вороватую кухарку. Назвать его гневным мешало явное презрение, но в то же время на ее лице отражалось несомненное удовлетворение. Пирсон не только поставил себя вне семейного круга — он был осужден и приговорен, прежде чем успел произнести хоть слово. Сидя перед ними, он чувствовал, что кольцо неумолимо сжимается вокруг него, грозя гибелью. Альберту предстояло сыграть роль, которую, как он знал, члены семьи охотно возложили бы на него при первой возможности. Роль козла отпущения. Что ж, он запасся алиби — пусть попробуют с ним потягаться. Он всегда был лишним в семье.