Джип, ноутбук, прошлое Костинов Константин
Приборы ночного видения (зачеркнуто).
Пистолеты-пулеметы…
Пенициллин…
Противогазы…
Снайперские винтовки…
Ракетные установки…
Баллистические ракеты (зачеркнуто)».
Под списком была нарисована ракета с коротенькими крылышками, поясом в черно-белую клетку и ухмыляющейся акульей пастью. Руслан положил карандаш и отодвинул листок.
М-да… «Я изменю историю», – это легко сказать. А как начнешь думать… А думать тут необходимо: не будешь же просто раскидываться идеями, вспоминая все, что тебе известно из будущего. Мол, а неплохо бы было создать воздушно-десантную дивизию, чтобы она ка-ак высыпалась на голову ничего не подозревающему врагу! Вот круто-то будет! И пулеметчиков на мотоциклах! А что, у немцев были, можно и у нас сделать.
Тут думать нужно.
ЧТО поможет выиграть Первую мировую, КТО сможет это сконструировать, КТО сможет это сделать, КТО сможет это внедрить в армии и КТО сможет это применять в бою. Вот когда задашься этими вопросами, тогда завиральные идеи сами голову покидают.
В идеале, конечно, желательно просто отменить войну. Нет войны – нет жертв, все довольны, сбегать в Америку не нужно. Но это идеал, который, как известно, недостижим. Наверняка тут нигде нет рубильника с надписью «Включить войну» и «Выключить войну». Здесь не фэнтези, где война начинается от одного желания Темного Властелина. Прикончишь его – и войны не будет. Первая мировая началась вовсе не случайно, как иногда кажется легкомысленным людям: от выстрела в Сараево. Мол, сумеешь остановить выстрел – и все, войны не будет. Слишком много людей заинтересованы в переделе мира, всех не остановишь. Тем более что их всех Руслан просто не знает.
Значит, остается думать над тем, как минимизировать потери. То есть как ускорить войну, чтобы она тянулась не четыре года, а максимум год. Нет, можно, конечно, просто сдаться, но это не выход. Значит, Россия должна побеждать. Значит, нужно думать, что может он, Руслан, сделать для этого. При условии, что у него нет заводов, фабрик, складов… Фактически у него нет даже готовых конструкций. Ничего, кроме смутных образов и точного знания того, что произойдет, если ничего не сделать.
Думай, Лазаревич, думай. И не забывай, что ты не в волшебной стране, а в Российской империи 1910 года. Магия здесь встречается очень редко.
Вон к примеру – Руслан взглянул на список, – пистолеты-пулеметы. Кто их будет разрабатывать и делать, если в России, как он недавно узнал, пистолетов нет вообще. Вернее, они, конечно, есть, но не на вооружении армии. Официально на вооружении стоит только револьвер Нагана, остальные пистолеты господа офицеры могут покупать на собственный кошт, к тому же в России они не производятся.
В России 1910 года вообще нет своих пистолетов и револьверов. Только иностранные конструкции, из которых лишь наганы делают в России, в Туле. ВСЕ.
Для человека двадцать первого века, привыкшего к тому, что уж что-что, а оружие в России всегда СВОЕ, подобное было в диковинку.
Та же ситуация с пулеметами. Огромные станковые «максимы» по лицензии, остальное – импорт. И то… Как упомянул в разговоре иногда заглядывавший в гости капитан Секретев, импорт заключался в том, что в Русско-японскую закупили в Дании (Россия! В Дании!) несколько сотен ручных пулеметов «мадсен». Купили, попользовались, война кончилась – и на фиг. Ни на вооружение их принимать, ни свои конструкции разработать. А зачем? Винтовку в руки – и уря, братцы, в штыковую. На пулеметы. Бабы еще нарожают.
Руслан со злостью хлопнул ладонью по столу и с тоской принюхался. Фрезе, в кабинете которого он сейчас сидел, курил, и стены пропахли табаком. Сейчас бы сигаретку… Вот тут и пожалеешь, что бросил курить…
Да уж, чего в России только нет. Танков нет, грузовиков нет, автоматов нет… И пусть танки и автоматы сейчас вообще отсутствуют как класс, но уж организовать производство автомобилей можно было, не дожидаясь появления «американца». А зачем? Если можно за границей купить. Сто лет прошло, ничего не изменилось! Через четыре года война начнется – через линию фронта купленные грузовики будете перевозить, вашу мать?!
Спокойно, Руслан, спокойно… Лазаревич чувствовал, что злится он не столько на неповоротливую императорскую армию, сколько на самого себя. Чем дальше он разбирался в вопросе, тем больше понимал, какую гору он собирается свернуть. И ведь он только-только царапнул по вершине этой горы…
Ладно, не все так плохо. Бомбардировщики, к примеру, в России появятся и без него: тот же «Илья Муромец», к примеру. Правда, что они конкретно бомбили в войну, он, Руслан, не помнил, но он вообще плохо помнил историю Первой мировой. Что-то бомбили, наверное, не зря же их делали.
Минометы в армии должны быть. Правда, этого вопроса он не уточнял, но зато точно помнил, что изобретены минометы именно в России. В Русско-японскую, во время обороны Порт-Артура, один ловкий капитан, «за неимением гербовой», придумал минометы, чтобы навесным огнем обстреливать японские окопы. Наверняка они в армии есть.
Снайперские же винтовки, скорее всего, откажутся применять генералы. «Как можно, бесчестное оружие для стрельбы по офицерам…» Стоп-стоп-стоп, Руслан Аркадьевич, не придумывай за других. Тем более что ты ни с одним генералом не знаком, а значит, как они мыслят, не знаешь. Это женщина так может поступить: не спрашивая у мужа, сама за него ответит на все свои вопросы, сама обидится… Вернешься домой с работы и попадаешь в середину скандала. Причем из-за чего – ни сном ни духом. Ладно, Юля такими вещами не страдала, а вот пара друзей попала…
Руслан еще раз взглянул на список. М-да… Тут бригада нужна, чтобы все это внедрить. Одному человеку нечего даже и пытаться все охватить. Тем более что все это у него в виде общих идей, а таких «изобретателей» в России всегда было три вагона. Можно вспомнить идеи танков из Аниной детской энциклопедии: чего только не придумывали – от конструкции с огромными колесами, похожей на конные грабли-переросток, до совсем уже монструозного стального яйца диаметром в несколько сотен метров – Руслан даже название запомнил: «Обой», – которое должно было накатываться на крепости и давить их своим весом.
Ну и как тут твои идеи смогут всплыть среди всей этой пены? Это ты знаешь, что они – правильные, потому что в будущем сработали, остальные-то этого не знают! Чем твой танк будет отличаться для них от того же «Обоя»? Да ничем. А признаваться – мол, я из будущего – нельзя. Ладно, если примут за сумасшедшего, а если поверят? Он как-то не хотел для своей дочери участи морской свинки.
Даже без раскрытия тайны будущего – с идейками нужно быть сугубо и трегубо осторожными. Заинтересуется какой-нибудь контрразведчик: «Кто это тут у нас чертежи автомата прислал? Ах, господин из Америки… А кто приходил с предложением создания штурмовых отрядов? Опять он? А письмо о внедрении ручных пулеметов? Снова он? А подать-ка сюда этого Ляпкина-Тяпкина!»
Так что решить, что нужно, – еще полдела. Правильно подать, так чтобы не отмахнулись, но и не спалили, – вот в чем вопрос…
– Ага! – В кабинет влетел Фрезе. – Вы здесь.
– Здесь, – не стал спорить Руслан, складывая листок и кладя в карман.
– Руслан Аркадьевич, поехали!
– Поехали. А куда?
– К Пузыреву. Нет никаких моих сил с ним спорить, уперся как баран, прости господи. Может, хоть вы сможете его убедить.
– Я, конечно, попытаюсь. – Руслан надел меховую шапку и стал натягивать шубу: конец ноября в России – не самое теплое время года. – Но, честно говоря, не знаю, чем я смогу помочь. Если уж вы…
– Вы, в отличие от меня, русский.
– Из Америки?!!
Иван Петрович Пузырев, крупный мужчина лет пятидесяти, исподлобья смотрел на Руслана. Пузырев был непривычно гладко выбрит – русские мужчины в 1910 году в основном носили бороды или, в крайнем случае, усы, – широколиц, одет в темный костюм и очень-очень недоволен.
– Мой двигатель на машине немца стоять не будет!
Руслан и Фрезе синхронно вздохнули. Пузырев был ярым патриотом – слишком ярым, из той породы, которую с русского пути ни крестом, ни пестом не своротишь. Он хотел строить первый русский, и только русский, автомобиль, полностью из отечественных частей, и не собирался отдавать свой двигатель ради какого-то автомобиля какого-то немца и какого-то американца.
– Иван Петрович, – попытался урезонить его Руслан, – мы ведь не отобрать ваш двигатель хотим – купить. Сотрудничать предлагаем, вы нам – двигатель, мы вам – лицензии на наши патенты…
Завод Пузырева был самым ближайшим местом, где можно было купить двигатели, пусть и существующие пока в виде прототипа. Иначе придется везти их аж из Риги, и не факт, что руссо-балтовцы окажутся более сговорчивыми. Или заказывать за границей, что почти сразу ставит крест на автомобиле.
– Нужны мне ваши патенты! Все вы, американцы, русских дураками считаете! У нас своя голова на плечах есть!
Пузырев постучал себя по макушке. К его чести нужно признать, что и двигатель, и трансмиссию он для своего автомобиля конструировал сам. С привлечением специалистов, конечно.
– Иван Петрович, одна голова хорошо, а две лучше.
– Чем это вы лучше меня?!
– Я имел в виду, – начал Руслан, – что вдвоем две наши фирмы смогут в два раза быстрее выгнать из России иностранные автомобили.
Мысль была бредовая, но Пузырев задумался.
– Нет, – решил он в итоге. – Мне помощники, а тем более конкуренты, не нужны. Мало тут всяких иностранцев ездит, «рено», «пежо», «Дуксы», «Лесснеры»… Ни одного русского названия! Еще и «Фрезе» появится!
– Ну какие мы вам конкуренты, Иван Петрович, – улыбнулся Руслан. – Вы все сами делаете, а мы по разным заводам побираемся. У «Дукса» – колеса, у вас – двигатель…
– Еще не хватало, – пробурчал Пузырев, – чтобы говорили: двигатель Пузырева стоит на какой-то таратайке.
– А вы им: мой двигатель даже такую телегу может заставить двигаться.
Пузырев набычился, побагровел… И расхохотался:
– Телегу, значит. Видел я, что вы хотите построить, вон Петр Александрович показывал. Чистая телега, только с двигателем, ах-ха-ха!
– Так что с нашим вопросом? – Фрезе не очень-то понравилось такое высмеивание.
– Будет вам двигатель, будет. Пойдемте, покажу.
– Вот этот двигатель…
Руслан обошел конструкцию Пузырева вокруг.
– И какой объем? – спросил он у худенького человека, одного из инженеров.
– Пять литров с небольшим.
– А мощность?
– Тридцать пять.
М-да. Руслан еще раз посмотрел на двигатель. При мощности «Оки» он имел габариты тракторного дизеля. Если его вписать в те размеры, что они планировали для своего внедорожника – похоже, жить тому с названием «Фрезе», – то больше ни для чего места не останется. Или увеличивать размеры машины, а это увеличение веса, стоимости и ухудшение проходимости, или…
– А меньше его размерами вы делать не пробовали? – обратился он к Пузыреву.
– Можно и меньше. Меньше двигатель – меньше мощность, больше двигатель – больше мощность.
– А увеличить мощность при существующих размерах вы пробовали?
– Нет, ждали приезда самоучки из Америки!
Нет. Руслан посмотрел на громадину двигателя. Объем в два раза больше уазовского, а мощность в два раза меньше… Нет, возможно, все дело в здешнем бензине. Но не в четыре же раза он тут хуже! Как, интересно, можно увеличить мощность двигателя? В голову приходила только расточка цилиндров, но она лишь увеличивала объем, который здесь и без того здоровенный.
– А к специалистам вы обращаться пробовали?
– У меня отличные инженеры.
– Нет, – Руслан поймал мысль, – к ученым из какого-нибудь технического вуза…
– Технического чего?
– Института.
Худой инженер фыркнул и отвернулся. А вот Пузырев задумался.
– Ученый, значит… Из института, значит… Поспрашиваем. Александр Сергеевич что-то упоминал… Императорское Московское… Ага…
Пузырев задумался. Потом хлопнул ладонями:
– А вы не дурак, господин Лазаревич. Ученые, надо же…
Замотанный в тряпье двигатель – алюминиевый, надо же – тащили в помещения фабрики четверо рабочих на двух деревянных брусьях. Фрезе нетерпеливо подпрыгивал рядом: работа, стоявшая уже месяц, обещала двинуться дальше.
– Руслан Аркадьевич, там швеллера для рамы таскают, – обернулся он к Руслану, – проследите, чтобы нужные размеры взяли.
Лазаревич зашагал к сараю. Пузырев все-таки выделил им двигатель, но за это обещал порыться в их патентах и выбрать те, которые бы ему самому пригодились.
В сарае несколько кузнецов перебирали швеллера, выискивая подходящие. За ними наблюдал мастер Шарафутдинов.
– Соловей! – прикрикнул он. – Осторожнее!
– Ну что, – весело крикнул Руслан, – поработаем?
Кузнец обернулся…
– Соловей!!! – заорал татарин.
Поздно. Кузнец – кажется, тот Егор, которого они видели в Луге, он приехал вместе с татарином и племянником убитого Ратникова, – споткнулся и не удержал швеллер. Четырехметровая двухпудовая железяка рухнула Егору на ногу.
– Что с ногой? – спросил Руслан у Равиля, когда скрипящего зубами и тихо матерящегося кузнеца унесли на осмотр к вызванному врачу.
– Переломал кости в ступне.
– И что теперь с ним будет?
Татарин покосился на Руслана:
– Что будет, что будет… На пособие по инвалидности пойдет, две трети от оплаты.
– И какое это пособие будет?
Равиль прикинул:
– Получал он два рубля в день… Пятьдесят в месяц, шестьсот в год… Четыре сотни будет получать.
– Шестьсот? Что-то маленькая…
Сам Руслан как инженер получал от Фрезе сто двадцать рублей в месяц плюс доходы от канистр.
– Маленькая? – напряженно спросил татарин. – У нас на фабрике больше половины меньше двух рублей в день получают. А если по России считать – то только каждый десятый. У нас в России половина рабочих меньше рубля в день получает. Вот так и живем.
«Шестьсот рублей, – прикинул Руслан. – Сколько ж это на наше время? Считал как-то, только забыл. Кажется, пятьсот наших на один здешний рубль. Тридцать тысяч в месяц. И это десять часов в день, шесть дней в неделю, шестьдесят рабочих часов против наших сорока, так что можно делить на полтора. Двадцать тысяч в месяц. А если рубль в день – то десять. Хм… Не так уж и много. Хлеб стоит три копейки за фунт, то есть шесть копеек за полноценную буханку. На наши деньги – тридцать рублей. Ну да, так и есть. Мясо… Мясо двадцать копеек за фунт, то есть… так-так-так… Двести пятьдесят рублей за кило. Яйца – сто пятьдесят рублей за десяток. Сливочное масло – шестьсот рублей. Сахар – сто пятьдесят за кило. Капуста… мм… Сколько там, Танюша говорила, она стоит? Тринадцать копеек кочан. Шестьдесят рублей. М-да… И плюс еще жилье. Комната примерно восемь квадратов, здешние шестнадцать аршин – четыре рубля, две тысячи на наши, это без отопления и освещения… Да… Жить будешь, но жениться не захочешь».
– О чем задумались, Руслан Аркадьевич?
– Да так… О жизни…
«Лазаревич, ты действительно хочешь, чтобы ТАКАЯ Россия победила в войне?»
Глава 2
Дверь подъезда еле слышно скрипнула. Руслан отряхнул снег с калош, размышляя над тем, что в определенном смысле питерское словцо «парадное», над которым подсмеивались в его время, здесь имеет конкретное значение.
В домах две лестницы: одна – парадная, для господ, другая – «черная», для прислуги, для дров, для угля. Понятно, что для этих лестниц нужны разные названия, так что, если в доме есть черная лестница для слуг, слово «парадное» имеет смысл и значение. Если же нет… То нет.
Оставив калоши в стоявшей в подъезде тумбе с забавным названием «калошница», Лазаревич кивнул стоявшему у лестницы швейцару Андрону Иудовичу, крепкому старику в ливрее с позументами, штанах с лампасами, роскошными ухоженными седыми бакенбардами. Образ портила разве что бутыль постного масла в руке.
– Добрый вечер, Руслан Аркадьевич.
– Добрый вечер, Андрон.
На лестничной площадке между первым и вторым этажом Руслану попался навстречу господин Рейнард Фукс, он же невезучий фокусник Игорь Оленев. Он снимал квартиру почти прямо над Лазаревичами, называл себя артистом, хотя, как казалось Руслану, целыми днями пропадал дома, потихоньку наливаясь содержимым «белоголовок». Вот и сейчас от него ощутимо попахивало.
– Добрый вечер, Игорь Петрович.
– Добрый вечер, Руслан Аркадьевич.
Безработный фокусник слегка поклонился, чуть поскользнувшись на блестящем мозаичном полу, и зашагал к выходу.
Особо известным фокусник с псевдонимом «Рейнард Фукс» никогда не был, а год назад он, по неизвестной Руслану причине, рассорился с хозяином цирка, где выступал, и теперь перебивался мелкими ролями в театрах типа «Кушать подано». На водку ему хватало.
Впрочем, подумал Руслан, надо отдать герру Рейнарду должное: выпившим его Руслан видел, а вот пьяным – нет. Плюс фокусник никогда не просил денег «в долг» и никогда даже не пытался жаловаться на жизнь в стиле пьяных непризнанных гениев.
А вот и дверь в квартиру. Руслан нажал на черную блестящую кнопку новомодного электрического звонка.
– Добрый вечер, Руслан Аркадьевич, – открыла дверь Танюша.
Руслан скинул шубу, ловко увернувшись от попытки служанки ее принять: все-таки он еще не настолько ощутил себя «барином», чтобы без зазрения совести пользоваться служанкой.
– А где Юля?
– Юлия Николаевна у себя в комнате, пишут.
Лазаревич взмахнул рукой, как будто хотел шлепнуть девушку по круглой попке. Та увернулась, хихикнув, так как уже давно поняла, что хозяин ни к чему предосудительному склонять ее не будет.
Дверь в комнату оказалась заперта.
– Любимые мои девочки! Тук-тук-тук!
Щелкнул замок, Аня, открывшая дверь, кивнула и ушла на кресло, заниматься своими делами.
Юля сидела за столом, в кресле, одетая в костюм, подобный тому, который они купили еще в Луге, разве что темно-синий. Хотя Юля и ворчала, что напоминает сама себе Мэри Поппинс, но все равно предпочитала именно такой фасон. Джинсы и топик местные жители восприняли бы без всякого понимания. На ногах – черные колготки… вернее, чулки… хм… да, чулки…
Руслан тряхнул головой, отбрасывая воспоминания о прошлой ночи, и подошел к жене.
– Пишете, значит, Юля Николаевна? Пи… Юля!
– Что? – Любимая жена сделала вид, что не понимает, в чем дело.
– Это что?
Юля проследила взглядом за пальцем мужа.
– Стихи.
С краю стола действительно лежала толстая картонная папка с наклеенной бумажкой «Корней Чуковский». Пару дней назад Юля закончила переписывать все стихи покойного Корнея Ивановича, какие смогла вспомнить – а учитель начальных классов, поверьте, знает их целую уйму, – и отдала перепечатать машинисту. Работа на пишущей машинке здесь считалась прерогативой исключительно мужчин. Наверное, потому что работать на этих грохочущих монстрах могли только сильные люди. Тут пальчиками с накрашенными ноготками не поклацаешь…
– Я вижу, что стихи. А вот на стихах что?
Сверху на папке лежал пистолет. «Сэвидж», немного похожий на «парабеллум», пистолет, из которого застрелили Распутина. Не из этого самого, конечно, этот не принадлежал Пуришкевичу…
Купил его для Юли Руслан не из-за этого, а потому что там, где он его покупал, на тот момент из понравившегося были только «сэвидж» и длинномордый «браунинг» 1900 года. «Браунинг» Руслан взял себе, он сейчас лежал в кармане шубы. Потому что навряд ли маньяк или уличный грабитель станет ждать, пока он расстегнет на себе амуницию.
«Знания у вас, Руслан Аркадьевич, – переделал Лазаревич цитату из Камши, – как шкура у леопарда – пятнами. Вот из какого пистолета застрелили Гришку – ты помнишь, а есть ли в России кто-нибудь, кто может придумать танк, – нет».
– Ты сам сказал держать его под рукой.
Сказал, конечно… Руслан так и не сумел пока придумать, как вычислить маньяка, – если это, конечно, был маньяк, а не некие флуктуации исторического потока. Как он точно помнил единственное место, где они обсуждали и Мациевича, и Чуковского, – фабрика Фрезе. Значит, подслушать их могли только там, а значит, на роль «Русского Потрошителя» попадали все работники фабрики. И как понять, кто из них убийца, если бейджика с такой надписью не носил ни один? От тоски Руслану даже вспомнилась прочитанная в глубоком детстве история о том, как большевики вычислили того, кто сдавал информацию жандармам.
Подкинуть каждому подозреваемому дезу и посмотреть, на какую отреагирует неизвестный противник? Сразу же идея натыкается на два обстоятельства. Во-первых, в подозреваемых – целая фабрика. Не будешь же подходить к каждому и этак невзначай говорить: «А вы знаете, в будущем вон тот человек станет известным еще-не-придумал-кем. Откуда я это знаю? Так ведь я… это… Просто знаю – и все, короче». Во-вторых, пугает реакция убийцы. Фактически такой дезой отправляешь человека на смерть, к чему Руслан морально готов не был.
Остается носить с собой пистолет, быть всегда рядом с женой и надеяться, что она сумеет выстрелить, если окажется с маньяком один на один.
Реакцию Юли Руслан мог предсказать не всегда. Знакомые – очень хорошие или очень глупые – иногда интересовались, зачем он связался с такой… Определения колебались от «импульсивная» до «дура полная». Руслан улыбался и помалкивал. Он свою жену знал лучше любого другого и знал, что ее взбалмошность всегда до определенного предела, за которым Юля становится четкой, собранной и деловитой.
А что странная… Кто без странностей? Вспомнить хоть глаза тех, кто видит, как он, Руслан, пьет сладкий чай с селедкой.
И самое главное – Юля была умна. Как в обычном бытовом смысле этого слова, чем выгодно отличалась от загорело-пережаренных девиц, которых ему одно время усиленно советовали друзья, так и в том смысле, который подразумевает строгий костюм и очки.
– Анюта! – Руслан скользящим шагом придвинулся к дочери, сидевшей в другом кресле над книгой. – Ты чего такая кислая?
– Не кислая.
– Может, сходим в цирк на выходных?
– Нет, – покачала головой девочка, – не хочу.
– А чего ты хочешь?
Аня подняла голову:
– Папа, я вот думаю… А сколько мне теперь лет?
– Э…
Вот этот вопрос Руслану пока в голову не приходил. Аня родилась пятнадцатого июля, они выехали в июне 2012 года и приехали в 1910 год в сентябре. День рождения пропал.
– Если мы день рождения не отмечали, – подмигнул дочери Руслан, – значит, тебе по-прежнему десять лет. Но мы должны были его отмечать, значит…
– Значит? – не поняла Аня.
– Мы перенесем его!
– На куда?
– На первое декабря!
– Ура!!!
Девочка прыгнула из кресла и повисла на шее отца.
– Ура!!! – Она чмокнула его в щеку и спросила: – А подарки будут?
– Будут! Особые пожелания есть?
Аня сразу погрустнела.
– А нельзя, – тихо спросила она, – назад вернуться?
У Руслана дернулся глаз.
– Нельзя.
– Тогда… Я потом придумаю, ладно? – хитро посмотрела она на отца.
– Хорошо, Анюта.
– Любимый муж, – Юля все-таки убрала со стола пистолет и повернулась к ним, – ты чего такой веселый?
После прибытия двигателя Пузырева работа над автомобилем, уже, казалось бы, прочно вставшая, закипела. Рассчитали необходимые размеры корпуса и рамы, заказали все необходимое на других заводах – шестерен при всем желании в кузнице не выкуешь, – автомобиль начал приобретать некий облик…
Честно говоря, из-за того, что двигатель на него был поставлен просто огромный, а пропорционально увеличивать размеры корпуса не захотели, теперь «Фрезе-1» напоминал отрубленную голову крокодила: длинная морда моторного отсека и короткая «голова» салона.
Был спор из-за дифференциала: ставить или нет. В итоге сошлись на том, что без него, конечно, хуже управляемость и выше износ шин, но, с другой стороны, они все же строят внедорожник, которому по шоссе не гонять, а, наоборот, ездить по тем грязевым полосам, которые в России по осени называют дорогами. В итоге понадобится дополнительная фича вроде отключения дифференциала. А какой смысл сначала ставить механизм, усложняющий и удорожающий машину, а потом ставить еще один, еще больше повышающий сложность и стоимость, для того чтобы отключать первый?
Пузырев частенько заглядывал на фабрику – вспомнить хоть тот бой, который пришлось с ним выдержать, чтобы оставить за собой патент на полный привод. Хитрый Иван Петрович напомнил об обещании помочь ему патентами в обмен на двигатель и наотрез отказывался получать только лицензию на право использования. В итоге сошлись на лицензии, на поставках двигателей в необходимом количестве и на проданном за бесценок патенте на зеркало заднего вида: Пузыреву оно почему-то очень понравилось.
Стоит сказать, что Пузырев не собирался сидеть стервятником у них на шее: совсем недавно он сообщил, что нашел человека, ученого, имеющего некоторое представление о теории двигателей внутреннего сгорания, и теперь связывается с ним, чтобы пригласить в Питер. Все-таки мощность двигателя нужно было увеличивать.
– Как чего веселый? Жена закончила свое эпохальное произведение! Когда в редакцию понесешь?
– Никогда.
Руслан поднял брови и сел на подлокотник Аниного кресла.
– В смысле?
Юля подошла и села на второй подлокотник:
– Знаешь, Руслан… Я сначала подумала, что можно отнести стихи в редакцию, напечатать под своим именем, может быть, даже прославиться… А потом подумала: «А оно мне надо?» Если, предположим, я стану известной писательницей, то просто так на лаврах почивать не смогу – люди-то будут ждать, что я еще что-нибудь напишу. А я что, буду разводить руками и рассказывать про ушедшую музу? Звание писателя – это, знаешь, такой хомут, который литературному воришке и шею сломать может. А во-вторых…
Юля взглянула на дочку (о смерти Чуковского Аня уже знала) и продолжила:
– Руслан, Корней погиб из-за нашего появления. Так что теперь переписать его стихи и выдать за свои… Все равно что ограбить покойника. Я не стану этого делать.
– Тогда что же ты собираешься делать вон с той стопкой бумаги?
– Да очень просто. Отнесу жене. Скажу, что ее муж тайком баловался поэзией… Пока еще не придумала. Пусть печатает от его имени. Пусть Корней Чуковский продолжает жить, хотя бы в стихах. И дети узнают его стихи, и Айболита, и Мойдодыра, и… и вообще… Это будут ЕГО стихи. Его, а не ловкой воровки чужого таланта.
Рациональность, подумал Руслан в который раз, это хорошо. Но и об этике забывать не стоит.
Он вспомнил свои сомнения насчет того, стоит ли помогать Российской империи победить в Первой мировой. Все-таки не самое идеальное государство…
Потом он понял. Он помогает выиграть не императорской России, не государству, а просто России, той стране, которая, крути – не крути, его родина. В ней может быть самая разная власть, она может тебе не нравиться, но страна остается ТВОЕЙ страной. Можно бороться против власти, раз уж она так тебя не устраивает, но нельзя из-за своей ненависти к власти позволить погибнуть стране. Это все равно что попасть в сорок первый год и отказаться помочь стране только потому, что у власти – большевики и Сталин, который, по твоему мнению, кровавый тиран. Мол, пусть погибнут миллионы, но я не запачкаю рук, помогая диктатору.
Помогая выиграть Первую мировую, он помогает не Николаю Второму, не дворянской верхушке, которая сидит слишком высоко, чтобы рассмотреть проблемы простых людей. Он помогает людям, тем, кто в другой реальности погиб под огнем пулеметов, был отравлен газами, разорван шрапнелью. Изобретатель не сгорит в броневике, футболист не будет застрелен в штыковой атаке, музыкант не упадет вместе с самолетом. Люди будут жить.
Руслан улыбнулся. Он внезапно понял иронию истории.
Если он в самом деле сможет повернуть течение времени так, что Первая мировая будет выиграна, то этим подложит императору большущую свинью.
Да, война будет победоносно выиграна. И? Это решит те проблемы, которые существуют сейчас, в 1910-м? Крестьяне получат землю? Рабочим повысят зарплаты, сократят рабочий день и перестанут смотреть на них как на существ второго сорта? Купцы перестанут подделывать продукты, с улиц исчезнут проститутки, а солдатам можно будет ездить в трамвае и пить чай в буфете?
Не-эт, все останется по-прежнему. Победоносная война всегда, ВСЕГДА внушает власти мысль о том, что в стране «все нормально» и менять ничего не надо.
Армия устарела? Так мы же победили! И нужна Крымская война, чтобы начать реформу армии.
Крестьянам нужна свобода? Так мы же победили! И тогда «крестьяне, верный мой народ, да получат мзду свою от Бога».
Нужны реформы? Зачем? Мы же ПОБЕДИЛИ!
Единственное исключение – Великая Отечественная, выигранная, но слишком дорогой ценой.
Станет что-то менять Николай Второй? Нет. Он и сейчас искренне верит, что в стране все хорошо, и тем более не станет сомневаться в этом в случае победы. А значит, революция все равно случится, рано или поздно, но случится. Слишком сильно прогнило все наверху. Даже если налетит волшебный ураган и унесет большевиков, эсеров и вообще всех революционеров, то очень скоро на их месте окажутся какие-нибудь «синие», «народосчастники», «эрэсы», которые будут продолжать дело «унесенных ветром». Потому что большевиков не с Марса сбросили и не в почтовом конверте прислали, они появились в России потому, что если очень долго плевать на людей, то среди них всегда найдется тот, кто соберет отряд и отправится сбрасывать этого плевуна. Самый главный виновник революции всегда сидит на самом верху.
Тот, кто идет неправильным путем, придет в подвалы Ипатьевского дома, годом раньше или годом позже.
– …Руслан!
– А? Что?
– Муж мой любимый, ты сегодня веселый, но какой-то весь в себе. О чем задумался, детина?
– Да так… О судьбах России.
В дверь комнаты постучали.
– Руслан Аркадьевич, – крикнула из-за двери Танюша. – К вам пришли!
Читать бесплатно другие книги:
