Джип, ноутбук, прошлое Костинов Константин
Руслан с Юлей сдержались, а вот Аня все же хихикнула, вспомнив сразу и хамоватого доктора из «Интернов», и добродушного кота из мультика.
– Очень приятно, – склонил голову Руслан, чувствуя, что по спине сбегает струйка пота.
Они пожали руки друг другу.
– Прошу к столу.
Руслан боялся запутаться в столовых приборах, но Дмитрий Иванович, судя по всему, не ставил перед собой цели смутить гостей: у тарелки, белой, с рисунком полевых цветов, лежала только одна вилка и один нож.
Служанка, а может, горничная, короче говоря, девушка в фартучке положила на тарелки бифштексы, открыла бутылку вина.
– Обратите внимание, – поднял палец Дмитрий Иванович, – вино из Ливадии. Сам государь такое пьет.
Вино разлили по бокалам зеленого стекла.
Исправник встал:
– Пью за наших гостей из далекой Америки.
Руслан понял, что от рассказов о «родине» не сбежать.
… – Я смотрю, Руслан Аркадьевич, – в шутку заметил доктор Быков, – вы и в самом деле из Америки. Как вы своеобразно с мясом разделались.
Лазаревич взглянул в тарелку. Смешно: и у него, и у Юли, и у Ани бифштекс был разрезан на маленькие кусочки, в то время как у остальных – только отрезано с краю.
– Американская манера, – улыбнулся он. – Есть две манеры пользоваться ножом и вилкой. В Европе держат нож в правой, вилку – в левой, отрезают по кусочку и едят. В Америке же разрезают бифштекс на части, потом перекладывают вилку в правую руку и едят так.
– Сколько народов, столько и обычаев, – сощурил глаза в улыбке Дмитрий Иванович.
– В Америке все так необычно, – немного манерно закатила глаза Ольга. – Руслан Аркадьевич, расскажите, пожалуйста, как вы там живете?
– Как живем… Наверное, так же, как и в России: утром просыпаемся, вечером спать ложимся.
– Вы шутите!
– Нисколько. Могу вас заверить, именно так и поступаем.
– У вас там, в Америке, много всяческих технических новинок? Столько всего придумано, даже автомобили лучше, чем у нас…
– Если вы судите по моему, то он к американскому гению не имеет никакого отношения.
Руслан не соврал: сложно представить машину, более далекую от Америки, чем УАЗ.
– Я сам ее сконструировал, – привычно соврал он, – так что она такая же русская, как и американская.
– Вы шутите! Если бы вы жили не в Америке, вам не удалось бы построить нечто подобное. Наши мастера на такое не способны!
«Сто лет прошло, – подумал Руслан, – и ничего не меняется. Такие же гламурные курицы с силиконовыми мозгами будут рассуждать об отсталой России, ничего о ней не зная и полагая, что в Америке – рай земной…»
– Но у вас там зато негров линчуют, – победно добавила она.
«Знакомо. У вас там богатство, но бездуховность. Кто бы мог подумать, что такое отношение к Америке уходит корнями так глубоко…»
– В самом деле, – вмешался улыбающийся, как мастер Йода, исправник, – почему у вас такое отношение к неграм? Как к людям второго сорта?
Руслан молча развел руками. Он помнил совсем другое отношение к «афроамериканцам», поэтому не мог придумать быстрого ответа.
– Там, где я жил, негров было немного, – выкрутился он, – поэтому не могу сказать, чем вызвана нелюбовь остальных американцев. Ведут себя вроде бы тихо…
– Скорее всего, – заметил исправник, – в таком отношении виноваты сами негры. Вспомните, они совсем недавно в историческом отношении освобождены из рабства. Посмотрите на наших крестьян. Они же как дети: без твердого родительского наставления не способны ни на что разумное.
– Да-да-да! – оживился доктор. – Вот, скажем… Хотя об этом я потом расскажу.
– С другой стороны, – продолжил рассуждение Дмитрий Иванович, – у нас без отеческого наказания крестьянин быстро портится. Вспомним все случаи поджогов, нападений на землемеров. Было такое при крепости? Не было! Все от лишней свободы! Вот вы, Руслан Аркадьевич, какого года рождения?
«Черт, а правда, какого я года? 1910 минус 33…»
– Семьдесят седьмого.
– Ну тогда вы тех времен не застали.
– Не скажите, Дмитрий Иванович, – опять доктор, – крестьян революционеры мутят. Вот, Руслан Аркадьевич, скажите, у вас революционеры есть?
– Как вам сказать… Есть, но несерьезные.
– Во-от! Некому ваших негров мутить, а то бы они и у вас по ночам дома жгли. Все зло – от либералов.
Доктор поправил на лацкане серебряный значок с крестом и всадником.
– Ну у нас своих либералов хватает.
– Волю! Волю им не давать! У нас с ними нянчатся, а надо…
– У меня, – вставил исправник, – двоюродный племянник в Санкт-Петербурге в Отделении по охранению общественной безопасности и порядка служит. Вот уж он-то спуску не дает.
«Что за отделение? Тут, в Российской империи, по названию черта с два догадаешься, чем контора занимается. Хотя это везде так».
– Фи, – наморщила нос Ольга, – папа, тут нечем гордиться. Андрей пошел в доносители, это же мерзко.
«А, понял. Знаменитая царская охранка…»
– Ничего мерзкого! Он государству служит!
– Папа, давайте не будем говорить на эту тему! Мы же хотели послушать рассказ нашего гостя.
Ольга немного попытала Руслана на предмет технического прогресса в Америке, получила ряд невнятных ответов и рассказов об автомобилях и самолетах – вернее, «аэропланах» – и насела на Юлю, с требованиями рассказать о последних тенденциях американской моды.
В этот момент Руслана утащили в курилку.
– Давайте, господа, без женщин и их вечных разговоров о моде поговорим о мужском.
Исправник, доктор и Руслан расселись в маленькой комнатке-курилке в глубокие кресла.
– Вы, Руслан Аркадьевич, какие сигары предпочитаете?
Исправник открыл деревянный ящичек.
– Я, господа, и вовсе не курю. Просто решил составить вам компанию.
Доктор и исправник закурили.
– Вернемся к крестьянам, – выпустил дым доктор Быков. – В вашем представлении, – он указал сигарой на Руслана, – они как дети. Ха! Вы общались с этими детьми? Это же не люди! Тьма египетская! Дикари, дикие представления о медицине, о гигиене! Едят из одной посуды, спят вповалку, а отсюда что? Болезни, эпидемии! Холера, сибирская язва! Сифилис!
– Ну насчет сифилиса вы загнули… – не поверил Руслан.
– Простите?
– Преувеличиваете.
– Нисколько! Целые деревни болеют! Съездит отец в город в отхожий промысел, сходит к проституткам – и все! Потом домой приедет – пожалуйте, бытовой lues. Малые дети болеют, а вы говорите, преувеличиваю. Эпидемия холеры в стране. Откуда? Оттуда, от бескультурья.
«Пить только кипяченую воду, есть только мытые продукты. И никаких контактов с женщинами».
– Русский крестьянин – дикарь!
– Вы не любите крестьян, доктор.
– Да, не люблю! Чему вы улыбаетесь? – выставил доктор бороду вперед.
– Вы напомнили мне одного знакомого.
– Надеюсь, приличного человека?
– О, разумеется. Тоже врач.
– Хорошо… О чем это я? Ах, да… Крестьяне!
Судя по выражению лица исправника, доктор сел на своего любимого конька и скакать теперь будет долго.
– Всякие либералы, – доктор стряхнул пепел в черную чугунную пепельницу в виде двух мальчишек, везущих на санках бочку, – требуют, чтобы мы уважали крестьянина. Мужика вообще, что усердьем велик. Что вы на это скажете?
Руслан развел руками:
– Есть мужик и мужик. «Если он не пропьет урожаю, я того мужика уважаю»[2].
– Вы тоже читали «Потока», – успокоился доктор, видимо записав Руслана в свои сторонники. – Вы правильно заметили: «Если не пропьет урожая». А если пропьет? А? Вот вам и голод! А либералы обвиняют в неурожаях помещиков и зерноторговцев. Голод – это миф! Вот смотрите…
Доктор взялся загибать пальцы:
– Во-первых, все неурожаи и проистекающий из них якобы голод есть следствие неблагоприятных природных условий. Виноваты в этом помещики? Нет! Во-вторых, виной неурожая – архаичные методы земледелия. Кто виноват? Крестьяне! В-третьих, государство все силы прикладывает, чтобы предотвратить смертность от голода: льготы, субсидии, медицинская помощь… В-четвертых, общественность! Благотворительностью можно накормить не один миллион крестьян. В-пятых, если был голод, где смерти? А? А нет смертей! Не зафиксировано! Подтасовки – есть, то общую смертность объявляют смертностью от голода, то просто выдумывают. А смертей – нет! И наконец, от неурожаев для самих крестьян только польза…
– Какая?! – поразился Руслан.
– Как какая? Крестьянин перестает надеяться только на рожь-матушку, переходит на другие культуры, на тот же картофель, животноводство развивается, технологии осовремениваются. Тысячу лет сохой землю ковыряли, так пусть хоть теперь на плуг перейдут. Наконец, Средняя Азия заселяется, Сибирь, то, что Петр Аркадьевич пропагандирует, как следствие – железные дороги…
Доктор обнаружил, что уже загнул все пальцы.
– Так что голод – миф! Миф, и все тут!
«Ничего за сто лет не меняется… Ничего…»
– Кстати, – попытался переключить тему разговора Дмитрий Иванович, – у вас ведь в Америке, кажется, в прошлом году тоже был неурожай? Что скажете?
– Вы знаете… Если у человека есть деньги, неурожая он просто не заметит.
– Золотые слова, – встрял доктор. – А если денег нет – значит, лентяй и сам виноват!
«Ничего».
– Уже покидаете нас, Руслан Аркадьевич?
– Да, позвольте откланяться. Время позднее, дочери пора спать…
– Ну что ж, не смею задерживать. Ольга, попрощайся с гостями.
– До свидания… Ой, какой любопытный браслет! В Америке такие носят?
Руслан попытался прожечь Юлю взглядом, но безуспешно.
– Юля, какого черта?!
Они вошли в номер, Руслан в сердцах пихнул под кровать сумку с документами, которую приходилось таскать с собой, чтобы не попалась на глаза горничной или кому-нибудь, кто захочет залезть ночью в автомобиль. С грохотом упал домкрат.
– А что такое?
– Я же сказал – снять браслет!
– Руслан, я забыла.
– Так и скажи: решила начать победное шествие блэк-металла на сто лет раньше.
– Не злись. – Юля лисой подкралась к мужу, прошлась пальцами по груди. – Я же знаю, почему ты такой злой…
– Ничего тебе сегодня не обломится. Аня спит в одной комнате с нами.
– Я знаю, – тяжело вздохнула Юля. – Но ты обещаешь?
– Обещаю. Обещаю выдрать как следует за все твои выходки!
– Нет! Ты с ума сошел!
Кузнечный мастер Ратников был просто возмущен. Предлагать такую низость!
– Не глупи. Никакого риска. Американцы знают, как делать дело, бизнес есть бизнес, как они говорят.
– ТАКОЙ бизнес – не по мне!
Ратников повернулся и зашагал прочь. Нет, ну какая наглость.
– Как знаешь… – прошептал его собеседник.
Кургузый ствол револьвера поднялся вслед уходящему.
Выстрел!
Последнее, что почувствовал Ратников, – тупой удар в затылок. Боли не было.
Огромное мертвое тело покачнулось и упало в траву. Из-под головы медленно потекла черная в темноте безлунной ночи кровь.
Как скажут в будущем, совершенно в другой стране: объем мускулов на скорость полета пули не влияет.
Глава 12
Понедельник – день тяжелый. Банальность, а в нашем случае еще и неправда. Руслан с женой и дочкой прекрасно провели вечер, выспались и встретили утро в бодром настроении.
– Ну что, девочки, – спросил Руслан после утреннего умывания и легкого завтрака в гостинице, – какие планы на день?
Можно было, конечно, не строить никаких планов и вообще ничего не делать, собраться и уехать в Питер. Но…
Приехать в Питер – означает искать работу, дом, школу для Ани. Это все – время, нервы, стрессы, беготня. Хотелось хоть немного, хоть на пару деньков растянуть свое пребывание в Луге, тихом уютном старом городке. Тем более что никто их пока не торопит, гостиница оплачена до четверга, а сегодня – понедельник… Пусть хотя бы эти три дня будут выходными.
– Я не знаю, – сказала Юля, рассматривая корни волос в зеркало. Мутное, кстати, и кривоватое.
– Давайте просто по городу погуляем, – предложила Аня. – А то мы все время куда-то бежим, бежим, бежим… Давайте погуляем.
Руслан посмотрел на дочку. Пусть. Пусть прогулка. Аня еще осознает, что старая жизнь не вернется, ей еще предстоит много-много неприятных переживаний… Да и ему самому хочется денек не думать о том, в какой ситуации они оказались.
– А что. – Руслан хлопнул себя по коленям и встал. – Правда, давайте погуляем. Представим, что мы – туристы.
Из гостиницы они прошли в оказавшийся неподалеку городской парк. Пусть листья на деревьях уже основательно пожелтели, но парк все равно оставался красивым. Узкие дорожки, аллеи с листвой, изредка шуршащей под ногами, солнечный свет сквозь ветви…
– Красиво… – вздохнула Юля, поддевая ногой кленовый лист. – На Тригорское похоже. Помнишь, мы там были на экскурсии?
– Помню, – вздохнул Руслан. – Тригорское отсюда не так далеко, кстати, наверное, поэтому и похоже.
Они прошли к беседке под черепичной крышей. От беседки тянулись ступеньки к реке, где виднелась пристань.
– Здесь что, пароходы ходят? – Юля прислонила ладонь козырьком.
– Не знаю… Прошу прощения. – Руслан обратился к прогуливающимся по тропинке двум молодым людям в светлых костюмах и соломенных шляпах-канотье, с тросточками. – Мы не здешние, не могли бы вы разрешить наши сомнения. Это – пароходная пристань?
– Совершенно верно. Два раза в день пароходы Плетцера ходят. Правда… – парень прищурился, глядя на реку, – что-то «Тамара» сегодня запаздывает.
– Вероятно, – предположил второй, – опять реку бревна у завода Андронова загородили.
– Благодарю вас, – приподнял шляпу Руслан.
– Не стоит.
Лазаревичи прошлись по парку.
– Ну что, девчонки, в город?
Тихая осенняя погода, когда уже нет летней жары, но еще не зарядили промозглые дожди. Вероятно, именно поэтому Пушкину в Болдино так хорошо удавалось творить…
Руслан на некоторое время отложил мысли о том, как жить дальше, Юля не рвалась непременно предупредить Николая Второго о приближающейся войне и поставить командирскую башенку на танк. Для этого нужно было для начала построить танк. Аня, которой до этого не так уж и часто удавалось вот так погулять с обоими родителями, просто наслаждалась прогулкой, задавая вопросы обо всем встречном и поперечном.
– Папа, а что это за дом? – Девочка указала на длинное одноэтажное здание со сводчатыми арками.
– Гостиный двор, судя по виду. По крайней мере, на питерский похож.
– Папа! – Аня схватила отца за руку. – А что такое «лури»?
– Понятия не имею. Где ты это слово взяла?
– Вон, на вывеске. Там написано, что их – целый магазин.
– Анюта, это не товар, это – фамилия хозяина магазина. Видишь, написано: «Магазин Лури».
Девчонка разочаровалась. Она обладала развитой фантазией и успела представить магазин, в котором продаются таинственные существа лури, наверное очень симпатичные и дружелюбные. А это, оказывается, всего лишь фамилия толстого дядьки. Неинтересно.
– Мама, а что такое граммофонные пластинки? Там написано «Прокат граммофонных пластинок».
– Это пластинки, которые слушали на граммофоне.
– Спасибо, кэп, – отсалютовала двумя пальцами Аня. – А я сама не догадалась.
– Ну помнишь, в фильмах про старину есть такие штуки, с огромной трубой, как цветок у вьюнка. На них кладут большие черные пластинки, заводят рукоятку – и играет музыка.
– А, они еще все время заикаются?
– Ну… да.
– Мам, а патефон и граммофон – это одно и то же?
– Мм… Руслан?
– Ну вы задаете ребусы. Откуда… А, хотя нет, помню. Граммофон – он с трубой, а патефон – без трубы. Он как маленький чемоданчик, его раскрывали – на нижнюю крышку ставили пластинку, а из верхней играла музыка.
– Тогда почему здесь нет проката патефонных пластинок?
– Вот чего не знаю, того не знаю… Посмотрите налево, – тоном профессионального гида произнес Руслан, – вы увидите Воскресенский собор, великолепный образчик архитектуры…
– Переигрываешь, – хмыкнула Юля.
– Папа, мы в нем уже были.
– Напали вдвоем на одного…
Щелкнул фотоаппарат.
– Юля, ты с ума сошла?!
– Руслан, – серьезно сказала жена. – Я понимаю, что батарейки в нем скоро сядут, что распечатать фотки мы все равно не сможем, что на память нам они не останутся… Пожалуйста, дай мне почувствовать себя не… – она бросила взгляд на Аню, засмотревшуюся на проходившего мимо полицейского, – не Робинзоном Хроноса, а простой туристкой во времени. Пожалуйста.
– Конечно, – улыбнулся Руслан.
Хотя улыбка далась нелегко. Юля понимает, что жизнь сломана, правда, в отличие от него, не думает об этом постоянно, а прячется за легкомысленным поведением. Пусть. Пусть фотографирует, благо фотоаппараты здесь известны, и даже если кто-то сообразит, что эта коробочка делает снимки, то не решит, что у него украли душу. Все-таки Российская империя не Папуасия.
На Базарной площади, где пахло колбасой от дома с вывеской «Колбасная», было тихо и намусорено. Вчера здесь был базар, а сегодня – тишина и спокойствие. Руслан подумал, что если бы не приметы того, что здесь живут люди – тот же мусор, пыль на улицах, изредка попадающиеся навстречу пьяные, – можно было бы решить, что они – в огромном городе-музее. Вон два трактира с вывесками «Новгородъ» и «Биржа», самые настоящие, с потемневшими дверьми и доносившимся изнутри гулом голосов. Правда, ощущение старины слегка портит надпись «Типографiя»… О!
– Девочки, зайдем.
В типографии, в которой стойко пахло краской, у Ильи Абрамовича Гольдберга, Руслан заказал себе визитные карточки. С гордой надписью «Руслан Лазаревич, Нью-Йорк, мебель и аксессуары». Когда документов нет вообще, а по тем, что есть, он еще семьдесят лет как не родился, – лучше уж визитки…
– Господин Лазаревич, – Илья Абрамович, несмотря на классические отчество и фамилию, внешностью обладал неклассической: черная борода, черные, расчесанные на пробор волосы, даже нос вполне средней длины, – прошу прощения за нескромность, а вы случайно не…
– Не, – усмехнулся Руслан, – если вы о национальности – русский…
Предки Руслана были из Белоруссии, но он точно помнил, что в царской России белорусов отдельным народом не считали.
– Если о вероисповедании – православный.
– А откуда будете?
– Из Нью-Йорка.
– Нью-Йорк, Нью-Йорк… Знаете, – видимо, фамилия настроила типографа на откровенность, – наверное, я когда-нибудь тоже продам свое дело и уеду в Америку. Там ведь у вас нет черты оседлости, нет этого отношения, как к недолюдям, нет этих ужасных мясников…
– Знаете, там, у нас, тоже не рай земной.
– В любом месте, где тебе не запрещают селиться где хочется, уже есть аромат рая. Нет, я ничего не хочу сказать, Россия – благословенная страна, – повысил Гольдберг голос. – Но здесь нам, евреям, запрещают даже обрабатывать землю…
– Неужели вы хотите стать крестьянином? – улыбнулся Руслан.
– Ну я-то нет… Да и, с другой стороны, одно дело, когда ты чего-то не делаешь, потому что не хочешь, и совсем другое – когда потому, что тебе запретили. Приходите завтра, ваши карточки будут готовы.
– Папа, – когда они вышли из типографии, дернула Аня Руслана, – здесь что, фашисты?
– Почему?!
– Ну ведь это фашисты не любили евреев.
– Анюта, у нас в России тоже многие не любят евреев, это же не значит, что у нас – фашисты…
«Правда, – подумал он, – у нас нет черты оседлости и отдельных законов для разных национальностей… С другой стороны, здесь нет концлагерей и газовых камер. Чай на самом деле не фашисты».
Юля фотографировала все, что считала нужным, и все, что казалось ей красивым. В Луге было много интересных зданий.
Железнодорожный вокзал, резной, как деревянный дворец, разве что из темно-розового камня.
– Папа, а почему здесь лошадки стоят?
– Они здесь вместо такси.
– И мы можем поехать на них куда захотим? Не только вокруг площади?
– Можем.
– Папа, давай поедем!
– Эх, гулять так гулять!
Под мерное цоканье копыт они прокатились мимо запечатленного Юлей здания почты – песочно-желтого, с белыми узорами, вызывающего в памяти ассоциации с Древним Египтом, мимо красно-кирпичного костела Святого Николая…
– Руслан, а куда мы едем? – Юля обратила внимание, что пошли домики частного сектора.
– К Саше Гусеву. Спросим, когда они уезжают.
Судя по бледному лицу Саши, незваным гостям он был не рад. Или чем-то сильно расстроен.
– Что случилось? – вместо приветствия вырвалось у Руслана.
– Дядьку Павла убили.
Дядьку Павла? То есть…
– Павла Юрьевича?!
– Да…
– Как же?..
Огромный мускулистый Ратников походил на этакого русского Терминатора. В представлении Руслана, чтобы его убить, нужно было бить его рельсом.
– Застрелили.
Вот тебе и на… Жил человек, увлекался спортом, собирался провести в Луге конкурс бодибилдинга, а тут один выстрел – и все. Никакого будущего.
Читать бесплатно другие книги:
