Опасный горец Грант Донна

Глава 8

Дейрдре погладила ладонями холодный камень своего дома глубоко в недрах горы Кэрн-Тул. Большинство друидов распознают голоса растений и деревьев, но она слышит камни. Он был прекрасен, дикий зов Кэрн-Тул, что привел ее к горе.

Пещера была потайной, но камни подсказали ей, как найти вход. И, очутившись там, она увидела чудесное великолепие горы. Ее горы.

В течение первых шести месяцев она обследовала глубокие, бесконечные пещеры и туннели, помечая их в памяти. Из верхней части горы она сделала свое владение, превратив во дворец, достойный самой королевы. Средняя часть, где гора расширялась в огромную, изумительной красоты пещеру, использовалась ею как большой зал. Нижняя часть, с ее маленькими пещерками и ходами, идеально подходила для подземной тюрьмы, которой она почти сразу же и воспользовалась, когда встретилась с братьями Маклауд.

Какая жалость, что их больше у нее нет. При всем ее могуществе в черной магии и господстве над Воителями Маклаудам каким-то образом удается до сих пор оставаться на свободе. Братья должны были стать самым мощным, самым убедительным оружием ее армии. И она заполучит их вновь. Это лишь вопрос времени.

Злорадно улыбаясь, она прошла на середину своей комнаты, где ее ждала скамейка перед маленьким столиком с висящим на камне зеркалом. Она очень любила эту скамейку с ее витыми подлокотниками и кельтским узлом, вырезанным в дереве.

Дейрдре перекинула свои длинные белые волосы на одно плечо и села. И только потом позволила волосам рассыпаться по спине и растечься по полу. Волосы — ее особенная гордость. Когда-то они были изумительного золотистого цвета, но каждый раз, когда она занималась черной магией, они тускнели, пока в конце концов не стали белыми как снег.

Но к этому она уже привыкла. Глаза, однако, другое дело. Когда-то мужчины восхищались их яркой голубизной, но, как и волосы, они потускнели, и остался лишь слабый намек на цвет. Ее глаза всех пугали, но она обнаружила, что ей это нравится. Ее должны бояться.

Она склонила голову на сторону и посмотрелась в зеркало, когда сзади подошел вирран и с помощью своих когтей стал аккуратно расчесывать ее волосы.

— Ах, моя лапочка, — проворковала Дейрдре. — Ты угадываешь мои желания.

Она создала вирранов по необходимости, но, узнав, как они ей преданы, использовала их к своей выгоде. Они ее дети. По крайней мере до тех пор, пока она не завладеет всеми Воителями.

Мысли ее вернулись к Маклаудам. Если они когда-нибудь заподозрят правду, от ее шаткой власти камня на камне не останется. Лишь страх того, что она может сотворить, обуздывает до поры до времени Маклаудов.

Она могущественная драу. Это ведь она отпустила злых духов, не так ли? Но ей нужно больше могущества. Больше власти.

Невинная девчонка из Макклуров поможет получить ей эту власть, и как только она будет у Дейрдры, Маклаудам не удастся устоять против ее призыва.

Вирран заглянул ей через плечо, заморгав своими круглыми желтыми глазами. И зарычал, давая ей знать, что кто-то идет.

— Я слышу, мой хороший, — прошептала она виррану. — Оставь нас.

Послышался резкий стук в дверь, за которым последовало приглушенное:

— Госпожа?

— Войди, — крикнула Дейрдре.

Она взглянула в большое овальное зеркало и увидела Воителя, чей ярко-синий цвет кожи указывал на то, что в нем живет Амерен, дух охоты.

— Уильям. — Она встала и повернулась лицом к Воителю. Взглянула ему за спину, но не увидела Калада с его пепельно-серой кожей, как и не увидела девчонки. Раздражение охватило Дейрдру, но она сдержала его.

— Ты с пустыми руками?

Уильям слегка склонил голову:

— Да, госпожа.

— Как могла какая-то девчонка ускользнуть от дюжины вирранов и двух Воителей? — Она сохраняла голос ровным, даже когда использовала магию, чтобы призвать на помощь свое оружие.

Концы ее волос, достающие до лодыжек, когда она стояла, поднялись и обвились вокруг мужского достоинства Уильяма.

— У нее была помощь. — Голос Уильяма дрожал, руки сжимали волосы Дейрдры, пытаясь ослабить их мертвую хватку.

Дейрдре вскинула бровь.

— Помощь? Кто же осмелился вмешаться и помочь ей?

— Маклауды.

Удивление и возбуждение дрожью прокатилось по ней. Она отпустила яички Уильяма и волосами погладила его член. Как она и ожидала, он затвердел и удлинился под бриджами.

— Маклауды? — повторила она. — Ты уверен?

Он кивнул и облизнул губы, руками теперь лаская ее волосы.

— Да. Я дрался с Куином, потом с Луканом. И Фэллона видел. Ошибки быть не может, госпожа. Это были братья.

— В деревне?

— В крепости.

Дейрдре рассмеялась. Ну надо же, в крепости. Сразу после их побега из горы она отправила вирранов в замок Маклаудов перехватить братьев, ибо куда еще может пойти горец, как не назад, к своему клану?

Однако в замок братья не вернулись, и им удалось расстроить ее планы. И теперь они борются против нее. Если девчонка у Маклаудов, это не сулит ничего хорошего. Кара нужна ей больше, чем хотелось бы признаваться.

Поглаживания Уильяма сделались смелее. Она оглядела выпуклость у него в штанах. Давненько она не брала какого-нибудь Воителя к себе в постель, хотя есть только один Воитель, которого она по-настоящему желает. Воитель, который подарит ей детей, так необходимых ей, чтобы было кому передать свое царство. Но до тех пор, пока он не вернулся под ее начало, она будет получать удовольствие с другими.

— Разденься, Уильям.

Он подчинился без вопросов. Дейрдре отпустила его, пока он не встал перед ней во всем своем ярко-синем великолепии. Волосы обвили его плоть, и она услышала, как он застонал.

— Маклауды защищали Кару?

Глаза Уильяма были закрыты, дыхание прерывистое.

— Да, госпожа. Калад учуял ее магию в подземелье и отправился за ней.

— Ты бросил его одного?

— Он Воитель. В отличие от Маклаудов он использует своего злого духа и ту силу, которую это ему дает. Калад сильнее, чем они.

Но не тогда, когда братья сражаются вместе. Она не сказала об этом Уильяму. Она подождет один день возвращения Калада с Карой, если ему удалось удрать от Маклаудов.

— Мне нужна моя армия, Уильям, — сказала она, подходя к нему и проводя ладонями по мускулистой груди.

Он открыл глаза и кивнул:

— Я знаю.

— Ты поведешь их еще раз? Доставишь мне Кару и Маклаудов?

— Обязательно.

Она улыбнулась и погладила его вздыбившуюся плоть ладонью.

— Ты очень твердый.

— Я хочу вас, госпожа.

— Правда?

— Да.

Она отступила назад, опустила руки и волосы.

— Так возьми меня.

Уильям схватился за ее ворот руками и одним рывком сорвал платье с тела. Она улыбнулась, когда он подхватил ее на руки и зашагал к кровати в другом конце комнаты.

Дейрдре заставила свои груди набухнуть, а соски затвердеть. Прошли годы с тех пор, как Уильям делил с ней постель. Она и забыла, каким грубым он может быть, но ждала этого с нетерпением.

Он швырнул ее на кровать. Дейрдре рассмеялась и раскрыла объятия, когда он повалился на нее.

— Никакой прелюдии, Уильям. Ты нужен мне. Сейчас же.

Он подвел кончик своей плоти к ее входу и вонзился в нее. Она застонала и закрыла глаза, представляя, что это ее Воитель, а не Уильям занимается с ней любовью.

Ну, теперь уже скоро. Скоро она заполучит его назад.

Возвращение в крепость проходило в молчании. Лукан знал, что вести Кару в деревню было ошибкой, но она сказала, что ей необходимо на все взглянуть своими глазами. Неужели в ее взгляде, когда она смотрела на мертвых, было ощущение собственной вины? Нет, ей не следовало видеть растерзанную деревню.

Фэллон сортировал оружие, ища, чем бы вооружить Кару. Лукан уже нашел для нее меч, который заточил перед очагом.

Лукан взглянул на Кару, которая сидела рядом с ним и перешивала платье. Он очень остро и болезненно ощущал ее близость. Она не сказала ни слова с тех пор, как они вернулись из деревни. Даже на расстоянии нескольких футов он чувствовал каждый ее вдох, каждый удар сердца.

Лукану хотелось привлечь ее в свои объятия, вновь вкусить ее губы. Все тело его пульсировало от того слишком короткого поцелуя. Он закрыл глаза, вспоминая, как тело ее прильнуло к нему, как ногти царапали голову, когда она запустила пальцы ему в волосы.

Но самым приятным воспоминанием был ее тихий стон удовольствия.

Ему не надо было целовать ее, не следовало уступать соблазну дотронуться до нее, но это оказалось непосильным испытанием. Теперь, попробовав ее на вкус, он хотел большего. Нуждался в большем. И больше ни о чем не мог думать.

Даже посреди деревни, усеянной мертвецами, единственное, чего он хотел, это прижать к себе мягкое Карино тело, чтобы ее руки обвили его за шею, а он пальцами исследовал каждый ее изгиб, каждый контур.

Лукан прерывисто вздохнул и поерзал на стуле, чтобы облегчить боль в паху. Плоть его напряглась, когда Кара облизнула губы и взглянула на него. Он едва сдержал стон.

Он думал, что жить со злым духом внутри тебя — это пытка. Но это ничто в сравнении с неутолимой страстью к потрясающей женщине с ним рядом. Теперь, когда она появилась в его жизни, в его доме, это ад совсем иного рода. Ад, который гораздо хуже всего, что он мог себе представить.

«Потому что ты никогда раньше не хотел ничего так сильно, так отчаянно».

И это правда. В их клане были женщины, которые привлекали его внимание. А как только какая-то женщина завладевала его воображением, он обхаживал и очаровывал ее до тех пор, пока не добивался своего.

Кара, однако, другая. Она не какая-нибудь простая девушка. Она вовлечена в магическую войну, где Воители сражаются с Воителями, а самое большое на свете зло пытается захватить ее.

Но вместо того чтобы прятаться в углу, зажав ладонями уши, и трястись от страха, она сидит с ним рядом и шьет, как будто ее мир и не перевернулся с ног на голову.

Беда в том, что Лукан уже видит ее в своей будущей жизни. Он мечтает, как притягивает ее к себе ночью и просыпается с ней рядом поутру. Представляет, как вечером, после ужина, они сидят и мечтают о будущем.

И он бы завоевывал Карино сердце упорно и настойчиво, если бы не был чудовищем. А так ему нечего ей предложить.

Лукан быстрыми движениями провел точильным камнем по острию клинка. Он полностью сосредоточился на оружии, оставляя без внимания требования и желания своей плоти и мягкое Карино тело. Снова и снова водил он камнем по мечу. Потом проверил острие на своей коже. Одного легкого прикосновения было достаточно, чтобы на кончике пальца выступила кровь.

— Хоть ты и бессмертный, все же будь осторожен.

Он взглянул на Кару и увидел, что она наблюдает за ним, держа иголку в замерших пальцах.

— Я не умру от раны.

Она опустила руки на колени, позабыв про шитье.

— Ты хочешь сказать, что вы вообще не можете умереть?

— Да нет, такое может случиться.

— Как?

— Если нас обезглавить.

Глаза ее расширились.

— Откуда ты знаешь?

Лукан поднял меч высоко вверх. С минуту он осматривал оружие, потом взял тряпку и вытер клинок.

— Дейрдре просветила нас на сей счет. Мы обезумели от гнева и страха, но эту часть ее разглагольствований я слышал.

— А она говорила что-то еще?

— Да.

— И ты не слушал? — Тон Кары повышался с каждым словом, на лице было написано изумление.

Лукан воздержался от усмешки. Едва ли ей понравится, что он смеется над ее негодованием.

— Я пытался. И я слышал по крайней мере часть.

— Может, там было еще что-то важное?

— Может, да, а, может, и нет. В любом случае это не имеет значения.

Она нахмурила лоб и плотно сжала губы, повернувшись к огню.

— Что такое? — спросил он.

Ореховый взгляд встретился с его глазами.

— Как Дейрдре узнала, где я?

— Понятия не имею. Не мог ли кто в деревне рассказать ей?

— Это возможно, но я так не думаю. Я никому не рассказывала, как умерли мои родители, и никто не знал, откуда я. Как кто-то мог определить, что я именно тот человек, что нужен Дейрдре?

— Хороший вопрос, — сказал Куин, подходя к ним. — Я как раз ломал над ним голову.

Лукан вскинул брови:

— И ты нашел ответ?

— Нет, но он натолкнул меня на некоторые мысли. Как Дейрдре узнала о нас? Как она выяснила, что мы именно те, в ком живет дух?

Лукан крепко зажмурился и чертыхнулся.

— Мы тщательно прятались от всего мира, но тем самым, полагаю, сами упустили возможность узнать что-либо.

Фэллон фыркнул, идя, пошатываясь, от стола к очагу с бутылкой в руке.

— Это чушь собачья, что тебе прекрасно известно. Дейрдре знает все это, потому что прибегает к черной магии.

— Если бы это было так, — возразил Лукан, — то она бы уже опять заточила нас.

Куин переступил с ноги на ногу.

— Не думаю, что Дейрдру привела к Каре магия, хотя, уверен, без колдовства тут не обошлось.

— Это бессмысленно, — сказала Кара и снова взялась за шитье.

Лукан вынужден был с ней согласиться.

— Объясни, Куин.

— Мы все знаем, что Дейрдре могущественна, но насколько? А что, если ее магия имеет определенные пределы? Как сказал Фэллон, если бы могущество Дейрдры было безгранично, то она уже давно поймала бы нас снова.

Фэллон прищурился:

— Хочешь сказать, что она не всесильна, как пыталась нас уверить?

— Именно.

Лукан покачал головой:

— Я своими глазами видел могущество Дейрдры. Даже с сидящими в нас духами нам не одолеть ее. Думаю, никто из вас не забыл ее демонстрацию силы, когда она захватила нас.

Последовало короткое молчание, и Лукан понял, что братья оживляют в памяти те минуты, когда Дейрдре призвала черную магию и абсолютную силу, которая окружала ее. За три сотни лет эта ее сила только возросла.

— А может, она не могла найти Кару до сих пор, потому что что-то изменилось? — высказал предположение Куин.

Лукан отложил меч и скрестил руки на груди. Когда Куин заговорил, он поневоле задался вопросом, не прав ли младший брат.

— Кара, в последнее время не случалось чего-нибудь необычного или важного?

Она вскинула темную бровь, но не подняла глаз от шитья.

— Нет, если не считать важным мой обет Господу.

Лукан разинул рот.

— Ты собиралась стать монашкой?

— Да, — ответила она и еще ниже склонилась над тканью у нее в руках.

Ни каких-либо объяснений, ни причин. Она же красивая девушка, которую, без сомнения, вожделеют мужчины.

— Почему?

Она выдохнула и подняла на него взгляд.

— Потому что мои родители были убиты. Потому что единственным местом, где я чувствовала себя в безопасности по ночам, был монастырь. Я не Макклур. Я не принадлежу к их клану. А мне необходимо быть частью чего-то. В одиночку мне не выжить.

Голос ее под конец сорвался, и Лукану ужасно захотелось подойти к ней, обнять и взять на себя все ее тревоги.

Он почувствовал, что ему трудно дышать. В ее ореховых глазах таилось столько сожаления, тревоги и решимости, что ему захотелось быть тем мужчиной, который изменит ее жизнь. Ему важно было, чтобы она обращалась к нему со всеми своими бедами и нуждами. А еще — чтобы она возжелала его с той же первобытной страстью, что пылала в его крови.

Он заставил себя оторвать от нее взгляд, пока не совершил какой-нибудь глупости вроде того, чтобы вновь заключить ее в объятия. Его потребность в ней была такой неистовой, такой пьянящей, что пришлось изо всей силы стиснуть подлокотники стула, чтобы не потянуться к ней.

Наткнувшись на пристальный, проницательный взгляд Фэллона, Лукан понял, что ему не удалось сохранить свое желание в тайне. Он был совершенно уверен, что Фэллон был свидетелем их поцелуя этим утром.

Лукан мог себе представить, что скажет ему теперь старший брат. Фэллон напомнит, что Каре нет места в их жизни. И будет прав.

Фэллон скажет, что Кара смертная, а они бессмертные. И опять ему нечего будет возразить.

Фэллон предостережет, что если Лукан когда-либо потеряет контроль над своим духом, то вполне может убить Кару. И снова верно.

Но несмотря на все эти аргументы, Лукан не мог справиться со своей страстью. Рядом с Карой он — умирающий от голода, а она — целое пиршество.

— Всем нам необходимо быть частью чего-то, — сказал Фэллон, нарушая затянувшееся молчание. — Просто мы все удивлены, что такая красивая девушка могла выбрать жизнь монашки.

Лукан прикусил язык, чтобы не наброситься на брата за то, что назвал Кару красивой. Она необыкновенная красавица, это верно, но то, что Фэллон это заметил — и высказал вслух, — говорило Лукану, что его старший брат, возможно, сам снедаем той же страстью, что терзает и его.

А он ни за что на свете не будет делить Кару ни с кем, даже с братом.

Фэллон закатил глаза, словно прочел мысли Лукана. «Успокойся, брат», — проговорил он одними губами.

Лукан взглянул на Кару, но она уже снова уткнулась в свое шитье. Куин стоял, опершись плечом о стену у очага, и с каждой секундой его лицо все больше искажалось гневом.

— Должна же существовать какая-то причина! — рявкнул он Каре. — Не сиди тут с таким видом, будто тебе нет дела до того, что сам сатана в женском обличье охотится за тобой!

Лукан поднялся и встал между Куином и Карой. Ногти его вытянулись в когти, глаза почернели. Они уже давно не дрались, но Лукан не собирался позволить Куину сорвать свою злость на Каре.

Мягкая рука коснулась его плеча.

— Все в порядке, — проговорила Кара. — Куин прав.

Лукан зыркнул на Куина, и в его взгляде читалось:

«Только посмей тронуть ее хоть пальцем».

— Что, прошлая ночь заставила тебя вспомнить, каково это — выпускать духа на волю? — поддел Куин Лукана. — Если ты ищешь драки, я к твоим услугам.

Фэллон стукнул ладонью по камням.

— Хватит! — рявкнул он. — Куин, обуздай свой гнев. А ты, Лукан, держи себя в руках.

Лукан знал, что брат искренне хотел мира в семействе. Благодарный Фэллону за то, что он не выдал Каре, как сильно она волнует Лукана, он коротко кивнул.

Когда Лукан развернулся, Кара стояла перед ним.

— В последнее время ничего не случилось? Вспомни-ка.

— Мне исполнилось восемнадцать. — Она помолчала и облизнула губы. — Но думаю, это может быть весеннее равноденствие.

Лукан вздрогнул. Он взглянул на Фэллона, потом на Куина и увидел, что братья потрясены не меньше его. Неужели их длительное добровольное заточение в крепости, их отказ жить среди людей и от всего, что с этим связано, стерли у них из памяти тот факт, что их клан был убит в день весеннего равноденствия?

— Что такое? — нахмурилась Кара. — Почему вы все трое побледнели?

Лукан опустился на стул.

— Потому что в день весеннего равноденствия наш клан был убит.

— Жестоко и безжалостно, — добавил Куин.

Фэллон потер ладонью лицо.

— Как мы могли забыть?

— Не думаю, что это простое совпадение, — высказался Лукан. — Должно быть, Дейрдре использует равноденствие для усиления своей черной магии. Каким-то образом оно приводит ее к людям, которых она ищет.

Куин оттолкнулся от стены и заходил взад-вперед.

— Дьявольщина. Это плохо.

— А чем она располагает? — спросила Кара. — Вы говорили, что прошедшей ночью здесь было еще два Воителя. У нее есть еще?