Удача не бывает случайной Горюнов Юрий
— Думала что ты с той очаровательной француженкой. Набирая номер, еще подумала, не помешаю ли.
— Что она из Франции Джеймс сказал?
— Он, кто же еще. Не думаешь же ы, что я проверяю твоих знакомых.
— Кто его знает. Не играй в скромность. Она улетела домой.
— Так она стюардесса!
— Именно так. А ты звонишь, чтобы пожелать мне спокойной ночи?
— Считай что так. Там в ресторане я была с Джеймсом, и не знала, что вы знакомы. Ты знаешь кто он?
— Точно нет, но догадываюсь.
— Насколько я понимаю, он предложил тебе встретиться?
— Это он сам тебе сказал?
— Он не сообщает мне о своих встречах.
— Как и о том, где мы познакомились.
— Как и об этом, — подтвердила она.
— И тебе интересно, откуда я его знаю?
— Пока нет, но любопытно, но ты не ответил на вопрос.
— Да мы встречаемся.
— Будь осторожен. Он очень хитрый, опасный человек.
— С чего вдруг такая забота?
— Считай за тот вечер. Мы можем с тобой встретиться потом?
— Не знаю. Я не знаю как по времени у меня завтрашний вечер.
— Запиши мой номер, я буду дома после двадцати.
Я записал номер. После разговора с Лаурой было о чем подумать. Если следовать логике, то она не в его команде, но не факт, что не работает на него, и что это не проверка. Правда чего? Та наша встреча не могла быть подстроена Джеймсом, мы еще не были знакомы. Значит, она работает на местную службу, что впрочем, не мешает ей работать и на Джеймса, вести двойную игру.
Как будут развиваться события, можно было обдумывать после встречи. К тому же, мне необходимо было увидеть Густаво, чтобы иметь возможность посетить другие страны Латинской Америки и побывать в гостях у тех, кто пригашал. Дел было не мало. Плохо было одно — я на виду.
15
В час дня я вошел в уже знакомый ресторан, посмотрел по сторонам, заметил Джеймса, направился к нему. Он встал при моем приближении, и мы обменялись рукопожатием.
— Я уже заказал на нас обоих, если вы не возражаете.
— Значит, и платить вам.
— Я не отказываюсь.
Официант принес закуски, вина и мы начали свой совместный обед.
— Я, как вижу, вас не очень удивило мое предложение?
— Зачем удивляться, зачем гадать? Сами все, что надо, скажете. У меня и так есть над чем думать.
— Хотелось бы знать над чем.
— Мне бы тоже хотелось знать, над чем вы думаете, но я не спрашиваю.
— Некоторыми мыслями поделюсь. Мне хотелось бы знать ваше мнение, что наверняка сложилось о том лагере, где побывали?
— В каком конкретно?
— Ну не о том, же, где я вас забрал. Там я и так все знаю.
— Я думаю, что и о другом вы знаете лучше меня.
— У меня свое видение, своя информация, что может быть искажена. У вас свежий взгляд.
— Это вряд ли. Я там почти ничего не видел, — я замолчал, пока официант менял блюда. После его ухода я не стал продолжать, а Джеймс, видя, что мое молчание, продолжил:
— Вы специалист, в своей области, и все-таки поделитесь?
— Вообще лучше прочитать мою статью.
— Это ту, которую не опубликовали, так, где мне ее взять.
— Ну, вот видите и это знаете. Я же знаю почему, и, кстати, главному редактору, я сказал, что он не будет ее публиковать. Не захочет шума. Там обо всем. Но как понимаю, информацию вы все равно получили. Возможно, вам не выгодно, чтобы она появилась на свет. Одно дело, что знают немногие, другое широкая огласка.
— Не очень страшно.
— Да бросьте, вы. Зачем меня тогда сюда пригласили? В вашу симпатию я не верю.
— Напрасно. Вы ошибаетесь. По тому, как вы выбрались из первого лагеря, у меня сложилось о вас прекрасное мнение.
— Я должен быть польщен?
— Не обязательно. Насколько мне известно, вы не закрыли тему возможной публикации.
— Вопрос открыт, особенно, если учесть, что теперь я не связан обязательствами с редакцией; мои мысли принадлежат лишь мне.
— Вы опять не удивились, что я примерно знаю, что вы можете опубликовать.
— У меня есть одна особенность — я умею думать. Когда в кругу журналистов я бросил фразу, что пока не буду публиковать, и кратко сказал ее суть, то вам и донесли. А кто это не важно. Среди журналистов часто есть ваши люди.
— Вы хотите сказать, что сделали это умышленно?
— Для чего?
— Всякое может быть.
— Есть два варианта. Первый. Я сделал это умышленно, значит, я рассчитывал, что информация будет доведена до того, для кого она представляет интерес. Говорить о том, что я имел ввиду вас — глупо. Я не знаю, кто за этим стоит. Учитывая временную отсрочку в публикации, на меня выходят спецслужбы. Вышли. И что дальше? Что я с этого должен получить? Головную боль. У меня нет желания общаться со спецслужбами. Для этого должна быть цель, а у меня ее в этом направлении нет. Вариант второй. Я высказал мысль, которая еще живет в голове. Но пройдет время, и я решу написать новую статью. Но не здесь ясное дело, в Европе, хотя не исключен вариант и здесь. Но это хорошо пока информация свежа, так что пока и есть пока. Но ради чего публикация? Ради денег? Они никогда лишними не бывают, но я не зарабатываю этим. Слава мне на этом поприще тоже не нужна. Скорее это просто гражданская позиция.
— Вы хотите, чтобы я поверил в эту ахинею?
— А у вас есть выбор? Вы так часто мне не верите, что я уже подумываю, что, не придумать ли мне красивую ложь, которая вам понравиться и сочтете ее верной. Может быть, вы скажете, почему я так сделал?
— Скажу. У меня сложилось мнение, что вы относитесь к тем людям, которые начала думают, а потом говорят. Это ценное качество. То, что вы журналист временный, еще ни о че не говорит. Я читал ваши статьи;
— Неужели, а я вот нет!
— Почему, — искренне удивился он.
— Не страдаю самолюбием. Я говорю, «мало того, что я это написал, так я еще это читать должен».
Джеймс от души засмеялся и продолжил: — Вы имеете свой взгляд, и замечу цепкий взгляд на вещи, мимо которых многие проходят не замечая. Вы умеете акцентировать внимание на всего на одной вещи, в общем контексте. В ваших статьях есть последовательность, так что вывод напрашивается сам, но вы его не делаете, предоставляя это право читателю. Есть последовательная логика.
— А есть не последовательная логика? — перебил я его.
— Есть. Это та, которая приводит в тупик. Вроде бы все верно делается, а результат ноль. А вывод? Где же логика была. У вас она есть.
— Вы мне снова льстите.
— Иногда это приятно делать. Так вот далее. Возможно, вы захотите обменять свою статью на иную информацию, поэтому и сделали подобный вброс.
— Слушайте, Джеймс, ну какая ценная информация может быть в моей потенциальной статье? Место расположения? Я же сказал, кому надо и так знают, а местным жителям не до этого. Это же не информационная бомба, неужели она может доставить неприятности. Сами сказали не страшно.
— Неприятности нет, а вот некие сложности, возможно. Буду более откровенным. Понятно, что не мы строили другую базу, куда вы попали, а свою базу без согласия соответствующих лиц не построишь. Все сделано с их молчаливого согласия, но у них есть избиратели. Публикация заставит их как-то реагировать.
— И вас это огорчает? — усмехнулся я.
— Представьте, да. Если некоторым сотрудникам придется уйти из государственных органов, то появятся новые лица, и с ними придется налаживать отношения. А это время.
— Никогда бы не подумал, что такая случайность может иметь серьезные последствия.
— Как видите, может. На то она и случайность, что непредсказуема.
— Теперь вы хотите, чтобы я поверил в вашу ахинею? Я уверен, что у вас есть запасной вариант людей, кто будет говорить и делать, как вам надо. Хотя уверен, что всех прикормить нельзя.
— Вы сами ответили на свой вопрос. Не на всех можно повлиять.
— А хочется?
— Представьте, нет, тогда будет скучно, нет оппонентов, нет мыслей. Так насколько я в рассуждениях далек от истины?
— «У истины есть свой вкус и своя ценность», есть такая фраза.
— И каковы вкус и ценность у вас?
— Правда.
— Не разочаровывайте меня. У каждого своя, правда. Но все-таки я близок к вашим задумкам. Чего вы хотите?
— Не думаете же, вы, что у меня есть заготовка? А что вы можете предложить?
— Это уже другой разговор. Заменить одну информацию на другую.
— Которая вас не затронет.
— Пусть так. Вы обещаете не публиковать статью об этом районе, а мы предоставим вам другую информацию, например о контрабанде наркотиков. В результате правительство правильно реагирует, идет операция, канал перекрывается. Кто-то уходит с постов, народ доволен.
— Уходят не нужные?
— Не всегда. Я уже говорил, что оппонентов нельзя убирать.
— Не думаете же, вы, что контрабандисты, прочитав статью, не изменят систему, не свернут лагерь, не закроют канал.
— Статья выйдет одновременно с заявлением правительства. Там будет ссылка, что иностранный журналист помог власти и так далее.
— Я же сказал, мне слава не нужна.
— Пусть без упоминания вашего имени.
— И после этого на меня начнется облава.
— Да не будет ничего. Нужны вы им.
— А почему вы, зная о лагере, о канале не сделаете это сами для власти. Подарок для них.
— Делаем, мы сотрудничаем в этой области, но в данном случае есть возможность обмена.
— А почему не предложили вашим журналистам статью сделать? Это было бы более эффектно.
— Так сложились обстоятельства. Вы влезли в это дело. К тому же у вас есть теперь свобода передвижения, и вы не связаны с редакцией. Вы свободный человек.
— А как я получу информацию?
— Мы ее вам предоставим.
— Не пойдет. Я привык все видеть собственными глазами. Не хочу верить чужим бумагам.
— Вы понимаете, что это опасно?
— Догадываюсь. Но мне более интересно, кто за этим стоит.
— А вам это зачем? — вежливо осведомился он.
— Это моя страховка, что после операции я останусь жить.
Джеймс задумался. Видя, что разговор за столиком прекратился, официант убрал все стола и принес кофе. Все это время Джеймс просчитывал варианты. После ухода официанта, он еще минуты две сидел, молча, я же пил кофе.
— Мне надо подумать. А вы так и не сказали свое мнение о лагере?
— Из того, что мельком удалось увидеть, я думаю, что там готовят боевиков. Во всяком случае, там все для этого есть.
— Мне это известно, — усмехнулся Джеймс, — потому как вас там приняли и что собирались сделать.
— И что собирались?
— Мальчика для битья. Узнать было трудно, но не невозможно. Вы выдержали, успели сбежать.
Неаккуратно, подумал я. Давать информацию подобного рода, значит сообщить, что у тебя там есть свои люди. И для чего ты это сделал? Случайно? Нет. А вот какая цель надо подумать.
— Будем считать, что повезло.
— Будем, — согласился Джеймс. — И это все, что увидели?
— Все.
— А догадки?
— Догадки и есть догадки. Там может быть все что угодно, например контрабанда алмазов. Есть такая вероятность? Есть.
Джеймс внимательно посмотрел на меня. Он не мог знать точно, что я видел в сейфе.
— Жан, такая вероятность есть в любой стране. И в данном случае контрабанда не подходящее слово. Такие дела не делают втихаря. Разве что разовый случай, — он смотрел на меня любезно, но насмешливо. — Не стоит так называть обычную торговлю. Не думаете же, вы, что государство, нарушает законы, проводя подобные сделки. Бросьте! В таких сделках работают подставные фирмы, агенты. Конечно, законы об импорте и экспорте государственные органы интерпретируют более широко, но средства всегда легальны. Решения о сделках принимают люди, имеющие на это право. Никто не придерется. Государства работают на биржах легально, но чуть по-своему. Это вам не наркотики возить.
— Интересно, но в контрабанде алмазов, если она есть, присутствует интерес людей. А там где масштаб, там всегда не заметно можно сделать и приятное себе.
— Так на чем мы остановимся, — не стал развивать тему Джеймс.
— А вы уверены, что сдержу слово?
— Уверен. А вы?
— Вот наличие списка лиц, заинтересованных в контрабанде, и будет моим страховым полисом.
— Берем время для раздумий?
— Хорошо. Мне еще надо поездить по Латинской Америке, посмотреть, что могу приобрести.
— Ну, вот видите, это даже полезно. У вас будет очень хорошее прикрытие. Вы владелец салона, подбираете произведения искусства для себя.
— Не хотелось бы смешивать одно с другим.
— Но если договоримся, то придется.
— Кофе допит, тогда я пошел, — сказал я.
— Позвоните мне дня через два, — и он протянул мне визитку.
Я посмотрел на нее, там значилось, что он советник инвестиционного фонда.
Попрощавшись, я вышел из ресторана. Постоял у входа и свернул направо, дойдя до угла, свернул в переулок, и чуть выждав, пошел назад. Простую проверку провести не вредно. Я стоял на углу, примечая машины, людей. Увидев, что ничего неожиданного нет, сел в рядом стоящее такси. Таксист повернул голову и в его глазах был немой вопрос: — Куда?
— Ждем, — сказал я ему и передал деньги. Он согласно кивнул головой:
— Следим?
— Пытаюсь. Веду журналистское расследование.
— И не боишься?
Отбоялся. Если имеешь ввиду себя, тоже нет. Даже если ты расскажешь, то тебе не заплатят, а мне сильно не навредит, так неприятности временные. Так что лучше промолчать. Ты же понял, что я умею читать номера.
— Угрожаешь?
— И в мыслях не было. Но никому не нужны неприятности. Договорились?
— Договорились, если ты не связан с СИДЕ.
— Уверяю, нет. Я же иностранец, видишь же.
— Кто вас знает.
В это время Джеймс вышел на улицу, поднял голову, посмотрел на яркое аргентинское небо. Приставил руку ко лбу и, всматриваясь в голубое небо, о чем-то мечтал, но скорее всего, осматривался. Затем прошел к машине и отъехал.
— За этой машиной, но не близко.
— Это понятно, — и мы отъехали.
Джеймс не торопясь ехал по улицам Буэнос-Айреса. Сначала казалось, что он просто едет хаотично, но потом я понял, что он проверяется.
— Не торопись, — попросил я водителя. — Сейчас, если он свернет, остановись.
К тому времени я понял, что как бы Джеймс не петлял, но медленно движется на север города. Мы подождали и вскоре, как я и думал, его машина появилась в квартале от нас. Машин было мало и его видно. Мы снова двинулись за ним, но проехав метров триста, он свернул к обочине.
— Проезжай мимо.
Когда мы проезжали, я увидел, что в машину Джеймса, сел крепкий парень, но одет он был как-то небрежно, даже бедновато. В памяти всплыло лицо одного из солдат, что я видел в тайном лагере.
Ну, вот и свой человек там, возможно не один, отметил я про себя. Мы припарковались чуть дальше, и когда они проехали мимо двинулись за ним. Примерно через пару кварталов, парень вышел, я добавил водителю денег и направился за ним.
Парень уверенной, спокойной походкой направлялся к метро, я следом. Вскоре мы оказались на входе в Villja-31, и это становилось интересным. Он прошел мимо полицейских и углубился в улицу. Я же подошел к шлагбауму и стал выспрашивать полицейских о районе, а те от скуки стали рассказывать об его опасностях. Беседуя с ними, я не выпускал парня из вида, хотя он мог уйти далеко. Мне повезло, он прошел метров сто и свернул налево. Ждать больше не было смысла и, поблагодарив стражей порядка, отправился домой.
Дома вновь и вновь прокручивал в голове разговор с Джеймсом. Четкой картины пока не было, но опыт подсказывал мне, что он не зря уводит меня от того района. Эта база наемников может, и не принадлежала американцам, но была им подконтрольна, о чем свидетельствовало и свидание с тем незнакомцем. То, что тот скрылся на Villja-31, было интересно. Кто его там будет искать? Разве я, но потом. Я был почти уверен, что Джеймс даст мне список, но насколько он реальный, это вопрос. Там может оказаться отработанный вариант, которому всегда есть замена. Его рассуждения о контрабанде алмазов тоже полезная информация. Там это и было. Видимо, цепочка выстроена через тот лагерь. Есть над чем поразмышлять.
После восьми позвонил Лауре.
— Я надеялась, что ты позвонишь.
— Я не мог разрушить, твою надежду.
— Встреча прошла успешно?
— Не надо спрашивать, о чем мы говорили, я еще думаю.
— До завтрашнего дня успеешь?
— А что будет завтра?
— Хочу пригласить тебя в гости?
— К себе?
— На этот раз нет. Но встреча, думаю, будет полезной.
— Для кого?
— Думаю, для тебя тоже. Так как?
— В котором часу?
— Встретимся у входа в торговый комплекс Moll El Palermo Shopping в шестнадцать. Устроит?
— Хорошо.
— До завтра.
Еще одна встреча, но на этот раз с другой службой, в этом я был уверен, не знал пока только зачем.
16
Утро было пасмурным. Выглянув в окно, я увидел ползущие по небу тяжелые тучи. Их рваные края тяжело нависали над домами, отчего город стал серым и угрюмым. Редкие прохожие, торопились, боясь попасть под дождь, который мог начаться в любую минуту.
Первые капли ударили по стеклу и стекали неровными зигзагами, за ними появились следующие и дождь припустил. Улица опустела. Мутные ручьи неслись вдоль дороги к стокам. Шум дождя усиливался, и эта непогода чуть испортила мне настроение. Я задвинул шторы и прошел на кухню, в легком унынии, чтобы сварить кофе. Идти под дождем за выпечкой не хотелось, и я довольствовался хлебом с сыром. Лишь ароматный кофе поднял настроение. Времени до встречи с Лаурой было еще много, но продумывать варианты встречи, не имея никаких данных — трата времени. Можно было думать что угодно, дать волю своей фантазии, а реальность будет иная.
С Центром я пока не связывался. Передавать, кроме того, что передал, было нечего. Вот после встречи, может быть, появиться новая информация и я увижу приоткрытую дверь в завтра.
В офис редакции я тоже не пошел. За окном стало тихо, выглянув, я увидел, что дождь закончился, а значит надо прогуляться по городу, и, захватив зонт, набросив легкую куртку, вышел.
Ехать на машине на встречу, не видел смысла, так как неизвестно когда буду возвращаться, да и как на двух машинах? Ехать друг за другом? Я оставил ее в ближайшем гараже, оставлять на улице опасно.
Под тучами я шел по улице, на которых уже появились горожане. Около часа я потратил на прогулку, запоминая город, не в свете солнечных лучей, как я привык, а пасмурную неприятную погоду. Снова начался мелкий дождь, и я зашел в ближайший бар. Справа от входа размещалась барная стойка, за которой бармен протирал стаканы. Стенка за стойкой было стилизована под стену сельской хижины, на полках позади бармена стояли бутылки с алкогольными напитками. Декоративная стенка отделяла зал от кухни. Глухая подсветка придавала всему интерьеру своеобразный колорит. В зале было около десяти столиков, за которыми сидело человек семь, так же как и я, укрывшихся от дождя. Я сел на высокий табурет за стойкой.
— Красный мартини.
Бармен кивнул головой и через минуту передо мной бокал с мартини.
— Не важный сегодня день, — поделился я с барменом.
— Это для кого как. В такую погоду к нам чаще заглядывают.
— Да, получается, что может быть лучше плохой погоды, — погода еще хуже.
Бармен промолчал. Дождь закончился, и я покинул бар. Несмотря на то, что завтрак был более-менее чем скромный, есть не хотелось. Идя по улицам, я несколько раз проверился, хвоста не было. Хотя его может привести Лаура. За десять минут до назначенного времени я укрывался у входа в Moll El Palermo Shopping. Дождя не было, но стоять на тротуаре в такую сырую погоду не хотелось. Я по привычке рассматривал прохожих, вглядываясь их лица.
В начале пятого, раздался звук клаксона, и я увидел стоящий у обочины автомобиль. Оторвав свое тело от стены, которую подпирал все это время, я подошел и сел впереди, рядом с Лаурой.
— Здравствуй, — посмотрев мне в глаза, произнесла она. Я ответил на ее приветствие, и машина отъехала от обочины.
— Куда едем? — осведомился я.
— Если назову, тебе это может ничего не сказать.
— А к кому?
— Почему ты решил к кому?
— Потому что с тобой мы могли поговорить, где угодно.
— Приедем, увидишь. Надеюсь, ты не боишься?
— С тобой я ничего не боюсь.
— Почему со мной?
— Потому что доверился.
Дальше наш разговор перешел на ничего не значащие темы, чтобы скоротать время в дороге, а молчание вносит напряженность. Ехали мы на восток города и вскоре свернули на узкую улочку, состоящую из двух- и трехэтажных домов. Это был старый район, куда еще не пришла мода урбанизации. Мы остановились перед приятного вида зданием, переделанного под офисы. Но не в это здание направилась Лаура, а в соседнее, которое было грязнее своих собратьев. На двери висела нелепая вывеска, где сообщали о своем существовании — разные конторы. Несмотря на внешний вид, внутри было чисто уютно. Мы поднимались на третий этаж, каждый этаж имел свой цвет. Первый был светло — синим, второй темно-коричневым, третий бледно-серым.
Лаура шла впереди меня, так что я мог созерцать ее стройную фигуру. На ней был голубой костюм-двойка, волосы не просто спадали на печи, а были художественно взлохмачены.
Черные чулки со швом, подчеркивали стройность ног. Чтобы как то нарушить молчание, я сказал:
— У тебя сбились набок швы на чулках, — сказал я ей в спину, не известно, на какую реакцию рассчитывая, то ли злость, то ли смех.
Она чуть обернулась, чуть приподняла бровь:
— Тебя это смущает?
— Скорее возбуждает.