Кровавый разлом Теорин Юхан

40

— Пока, Алоизиус, скоро увидимся!

Вендела закрыла дверь, вышла на посыпанную гравием поляну, подняла руку к небу и потянулась, следя за проплывающим мимо солнца ажурным облачным перышком. Она улыбнулась сама себе и побежала к дому Мернера. На каменной веранде в шезлонге лежал отец Пера.

Она постучалась. Дверь открылась не сразу, причем не настежь, а чуть приоткрылась. Пер выглядел так, словно он чего-то опасался.

— Готовы? — спросила Вендела.

Он непонимающе посмотрел на нее:

— Вы собрались на пробежку?

— Мы же вчера договаривались… Вы раздумали?

Он ответил после небольшой заминки:

— Нет… не раздумал. Пять минут — я только отведу Джерри в дом.

Словно о домашнем животном, подумала Вендела.

Пер разбудил отца, отвел в дом и усадил его на диван. Венделе показалось, что Джерри так и не проснулся. Пер укрыл его одеялом — пусть спит. Он быстро натянул тренировочный костюм и кроссовки.

— Тот же маршрут?

— Отлично.

На этот раз они взяли темп чуть помедленнее, чтобы можно было переговариваться.

— А что, отцу нельзя быть на воздухе?

— Можно, конечно… но только когда я дома. Кто знает, что Джерри придет в голову. Убежит…

Они продолжали бег, стараясь дышать спокойно и ровно. Вендела наслаждалась — ощущение бега было замечательным. Так, наверное, ощущается счастье.

— Вы никогда не называете отца папой. — Она повернула к нему голову.

Ей показалось, что Пер засмеялся, а может быть, только показалось. Может быть, просто втянул воздух сквозь зубы.

— Нет, — сказал он, — не называю. Мы не употребляем таких слов… а вы? Вы называли отца папой?

— Генри? Да… я называла его папой. Или отцом.

— Вы любили его?

— Не знаю. — Вендела посмотрела на каменоломню. — Он приходил сюда каждое утро и возвращался только поздно вечером. Мне кажется, в каменоломне ему было лучше, чем дома, на хуторе… Он любил работать с камнем. Даже дома — выбирал самый красный известняк, тот, что пониже.

— Вы имеете в виду, ближе к кровавому разлому? Теперь я знаю, что это за штука — кровавый разлом.

— И что это за штука?

— Знаю, как он образовался… Я говорил с Герлофом Давидссоном, он сказал, что это геологическое образование…

— Я не хочу слушать, — неожиданно прервала его Вендела.

— Почему?

— Что-то исчезнет… магия исчезнет.

Они замолчали. Хруст щебня под кроссовками, глубокое дыхание. Вендела внезапно резко повернула на восток, на маленькую тропинку, ведущую, очевидно, к главному шоссе острова. Ее решение выглядело совершенно импульсивным, но Пер, не спрашивая, последовал за ней:

— Куда вы?

— Хочу вам кое-что показать.

Они добежали до дома ее детства и остановились у калитки. За неделю трава в саду заметно выросла.

«Вольво» на площадке перед домом не было. Новые владельцы уехали в город.

Пер перевел дыхание:

— Что это за хутор?

Она открыла калитку:

— Дом, в котором я выросла.

— Серьезно?

— Здесь прошло мое детство.

Пер замешкался на секунду, но последовал за ней:

— И как здесь было? У вас было счастливое детство?

Вендела помолчала. Ей не хотелось говорить, и не хотелось вспоминать про коров.

— Одинокое, — помолчав, сказала она. — Все подруги жили в Марнесе. Росла в обществе отца и…

Она остановилось у прямоугольного, поросшего травой фундамента, на котором когда-то стоял коровник.

Вендела посмотрела на дом, на среднее окно на втором этаже. Ей показалось, что оттуда кто-то на нее смотрит, да… лицо за окном, поднятая рука, тихий смех…

Иди ко мне, Вендела.

Показалось. Комната за окном была темной и пустой.

Вендела и эльфы

После вмешательства эльфов фру Янссон так и не вернулась в школу — взяла годичный отпуск по болезни. Ее временная заместительница, фрекен Эрнстам, так и осталась у них классной руководительницей. Венделе она очень нравится, и не только ей — новую учительницу обожает весь класс. Она из Кальмара, недавно окончила институт и полна новых идей. Фрекен Эрнстам кажется им очень молодой и очень современной, она все время ходит по классу и не садится за фисгармонию.

Примерно через неделю после своего появления фрекен Эрнстам объявила, что в следующую пятницу они поедут на весеннюю экскурсию в Боргхольм. Они посетят гавань и замок, а потом можно будет походить по магазинам. Ей, как она сказала, хочется подбодрить ребят перед предстоящими годовыми экзаменами.

Класс нетерпеливо загудел, все заговорили разом… все, кроме Венделы.

Она, само собой, ехать не может. Коровы сами не пойдут на луг, и к тому же надо иметь с собой две кроны карманных денег. Это, конечно, не бог весть какая сумма, но у нее этих двух крон нет, а отца просить она не хочет. Даже если бы и захотела — у отца денег просто-напросто нет, он не раз это повторял.

Но потом дело повернулось к лучшему. Мало того что ее лучшая подруга Дагмар одолжила ей крону — две монетки по пятьдесят эре. В четверг — еще одно чудо! — она шла мимо Марнесской церкви и увидела на гравии новенькую монету — целых две кроны! Кто-то потерял две кроны! Теперь у нее есть требуемая сумма, и даже немного больше.

Неясно только, что делать с тремя Розами — Розой, Розой и Розой.

По дороге домой, сжимая в руке монеты, она остановилась у камня эльфов и посмотрела — все ямки пусты. Ясное дело.

Она положила пятьдесят эре в одну из ямок и попросила, чтобы завтра ей не надо было гнать домой и доить коров. Один-единственный свободный день в году, неужели нельзя? Она постояла немного у камня, глядя на свою монетку. Потом Вендела не могла вспомнить — может быть, она попросила эльфов еще о чем-то?

Может быть, о лучшей жизни? Уехать отсюда. Подальше от коров, от отца, от Инвалида, подальше от этого острова. Уехать в другой мир, где нет этой изматывающей ежедневной работы, где не надо все время думать о деньгах…

Нет, как она ни пыталась, вспомнить не могла. Она оставила монетку в ямке и пошла на луг. Коровы, увидев ее, как по команде, подняли головы. Роза, Роза и Роза. Они выстроились в ряд и, покачивая крутыми боками, медленно двинулись на хутор. Вендела подняла было хлыст, но раздумала. Она плелась позади и размышляла — есть ли какой-нибудь выход? Есть ли хоть малейшая возможность, чтобы исполнилось ее желание?

Ночью ее разбудило полное ужаса мычание коров. Она открыла глаза. Со двора доносилось странное похрустывание, будто кто-то ломал хворост.

Вендела присела в кровати и почувствовала запах дыма. Она выглянула в окно. Коровник словно светился изнутри оранжево-желтым светом, отбрасывающим на гравий изменчивые, то удлиняющиеся, то сокращающиеся, тени, а по земле бежали странные огненные змейки. Свет становился все ярче, другой стороны хутора не было видно. Он слился с окружающим мраком. Она услышала чей-то топот и крик:

— Коровник горит!

Это голос Генри. Он рывком открыл дверь:

— Прочь из дома! Пожар!

Вендела еле успела вскочить с постели. Отец схватил ее, стащил вниз по лестнице и посадил на траву. Ночь была холодной, но она даже не заметила холода — уставилась на полыхающий коровник. Языки пламени прорывались сквозь дощатые стены, в ночное небо взлетали маленькие смерчи долго не гаснущих искр. Только теперь она заметила, что огонь перекинулся и на дом — языки пламени лизали торцевую стену.

Генри стоял рядом с ней, босой, в одной ночной рубашке.

Вдруг он повернулся к ней. Глаза отца показались Венделе огромными — она никогда не видела у него таких глаз.

— Ян-Эрик! — крикнул он.

Ответа не последовало.

Коровы мычали в смертельном ужасе — у них не было ни единого шанса выбраться наружу.

Языки пламени извивались по траве, по стенам, а иногда сливались, подкатывали под горящую крышу — и разбивались там в мелкие брызги, как волны огненного прибоя. Вендела сидела на холодной траве, словно парализованная, и не могла сдвинуться с места, даже когда отец выскочил из дома с огромным свертком одеял.

Генри осторожно положил одеяла на траву, и Вендела услышала свистящее дыхание. Потом она заметила торчащие руки, белки глаз и белые, ровные зубы, приоткрывшиеся в улыбке. Инвалид ей улыбался!

Он сидел в траве, в метре от нее. Они сидели и молча смотрели друг на друга, под аккомпанемент предсмертного мычания коров и тихого, все более равномерного рева пожара.

В свете пламени Вендела разглядела, что Инвалид вовсе не старый калека, как ей представлялось. Он совсем мальчик, может быть, на пять или шесть лет старше ее. И ноги у него нормальной длины.

Но он болен, это сразу видно. Ему трудно дышать, как будто легкие забиты слизью. И что-то с кожей — лицо красное и отечное, на щеках и на лбу полузажившие длинные царапины, словно его ударил лапой какой-то дикий зверь. Такие же царапины на груди — но он все равно улыбается.

Сколько же он жил там, на втором этаже? Два года? Три? Долго… а Вендела даже не знала, кто он. Умеет ли он говорить? Понимает ли шведский язык?

— Как тебя зовут?

Он открывает рот и смеется, но не отвечает на вопрос.

— Меня зовут Вендела. А тебя?

— Ян-Эрик, — говорит он, но так тихо и глухо, что за шумом пожара его почти не слышно.

— Кто ты?

— Ян-Эрик.

Генри мечется по двору — то исчезает во мраке, то вдруг появляется в багровых отблесках пожара. Он то и дело хватает ведра с водой и бежит на второй этаж — поливает занявшуюся уже стену жилого дома, сбивает с бревен тлеющие заусенцы.

Вендела словно очнулась. Она метнулась к курятнику и открыла настежь косую низкую дверь. Куры, истошно кудахтая, бросились врассыпную. За ними выскочил петух, сверкнув оранжевым глазом. Куры притихли и собрались в кучку где-то в темноте.

— Позвони пожарным! — крикнул Генри.

Вендела бросилась в кухню и набрала номер пожарной команды в Боргхольме. Телефонистка переадресовала ее в Кальмар, и она долго объясняла, где и что горит.

Когда она опять вышла во двор, Генри все еще бегал с ведрами, но было уже поздно. Весь коровник был объят пламенем. Он набрал очередное ведро и словно замер, тяжело дыша.

Мычание прекратилось. Запахло горелым мясом.

Несмотря на волны горячего воздуха от пожара, Вендела замерзла.

— Отец… можно я пойду в дом?

Как ей показалось, Генри не слышал ее слов. Он медленно и бессмысленно крутил головой, а потом произнес загадочную фразу:

— Огонь здесь ни при чем.

Вендела так и не поняла, что он хотел сказать.

Через час приехали пожарные, но все, что они могли сделать, — помешать распространению огня. Коровник спасти было невозможно.

Пожарные уехали. Генри отнес Инвалида в его комнату, вышел на крыльцо и сел. По двору все еще дрейфовали космы тяжелого, удушливого дыма. Вендела тихо подошла к отцу:

— Папа… Ян-Эрик — кто он?

— Ян-Эрик? — не сразу ответил Генри. — Это мой сын… твой брат.

— Брат?

— А разве я тебе не говорил?

У Венделы в голове крутилась, наверное, тысяча вопросов, но она задала только один:

— А почему он не ходит в школу?

— Они сказали — напрасный труд. Необучаем.

Сказал — и замолчал, уставившись в темноту.

Вендела пошла в дом и легла, вытянувшись на постели.

Генри, наверное, не ложился. Он разбудил Венделу в семь утра:

— Пора в школу… я дал тебе поспать… доить сегодня некого.

Она даже удивилась поначалу, почему так пахнет дымом. Потом вспомнила ночной пожар, Инвалида, предсмертное мычание коров.

Генри пошел было к выходу, но остановился:

— Не волнуйся… все застраховано. И взнос уплачен, у меня есть квитанция.

И тут она вспомнила, что сегодня экскурсия. Они поедут в Боргхольм.

И она тоже поедет. Деньги у нее есть, и коров вечером доить не надо.

Часом позже, идя в школу, она не подошла к камню эльфов и даже не посмотрела в его сторону. Она не хотела его видеть, но вопросы все равно роились в голове.

Что она попросила у эльфов накануне? И что они натворили?

Она категорически не хотела об этом думать.

Весь класс уже собрался, все болтали без умолку и смеялись, предвкушая интересную поездку.

Вендела даже не улыбнулась. Ее преследовал запах гари.

Она поехала в Боргхольм, сидела в купе с Дагмар и другими девочками, но чувствовала себя очень одиноко. И из этой поездки она не запомнила ровным счетом ничего — она все время видела перед собой картины пожара.

Она вернулась поздно — через три часа после несостоявшейся вечерней дойки. На хуторе было полно народа.

Двое полицейских из Марнеса бродили по пожарищу. Торец жилого дома сильно закопчен, коровник сгорел дотла, остался только каменный фундамент, похожий на заполненный золой бассейн. Торчащие обгоревшие балки перекрытия. Запах гари и горелого мяса. Три обугленных трупа коров.

Роза, Роза и Роза. Вендела против воли все время повторяла имена коров. Роза, Роза и Роза.

Пришли посмотреть на пожарище и соседи — из Стенвика, и даже из более далеких деревень. Многие принесли с собой молоко и бутерброды для погорельцев. Генри сдержанно благодарит, Вендела с горящими щеками делает книксены и при первом же удобном моменте уходит в дом, поднимается по лестнице и осторожно пробует дверь Инвалида.

Заперта.

— Ян-Эрик? Это Вендела!

Полная тишина.

Подождала немного, спустилась вниз и посмотрела в кухонное окно.

Высокий и худой дядька из Стенвика задумчиво осматривается, подходит к Генри, участливо что-то ему говорит и подходит к пожарищу.

Один из полицейских подзывает отца.

Отец подходит, показывает на трупы коров и что-то объясняет.

Полицейские снова начинают осматривать бывший коровник. Отец идет в дом, а тощий показывает полицейским сначала на пожарище, потом на что-то на земле, рядом с ним.

Констебли согласно кивают.

— Черт знает, чем они там занимаются, — ворчит Генри. — Сговариваются, что ли?.. — Он смотрит на Венделу: — Ты должна меня поддерживать. Если будут вопросы, ты должна меня поддерживать.

— Какие вопросы?

— Ну… какие-то трудности. Ты ведь поддержишь отца?

Вендела быстро кивает.

Через полчаса полицейские поднимаются по крыльцу. Одежда их испачкана, от них пахнет гарью. Тяжело садятся за стол.

— Расскажите, что вы знаете, Форс.

— Нечего особенно рассказывать.

— Как все началось?

Отец опустил руки на стол: