Солдат, который вернулся Тамоников Александр

– Постой тут, Леня.

– Как скажете, шеф.

Плюгавый тип подошел к крыльцу и спросил:

– Катька здесь?

Роман выпустил в его сторону облако дыма и осведомился:

– А ты сам-то кто? С виду вроде солидный мужик, но невоспитанный. Тебя в школе не учили, что, приходя к кому-то, здороваться надо и представляться?

– Чего? Я – Говорков, в районе меня каждая собака знает. А вот кто ты такой борзый? Что-то я тебя раньше здесь не видел.

– Теперь увидел, да? Ну и вали отсюда.

Говорков чуть не задохнулся от возмущения.

– Да ты чего? Совсем страх потерял? Спрашиваю, Катька у тебя?

– А если у меня, то что?

– Давай ее сюда, если не хочешь крупных проблем.

Николаев усмехнулся:

– А если я без них жить не могу?

– Тогда ты заимеешь эти проблемы. Только я не уверен, что будешь рад этому.

– Пошел ты на хер, Сеня Говорков!

– Ну, сука, ты!.. – Мужчина резко обернулся. – Ленчик, давай сюда. Тут кое-кто на неприятность набивается.

– Момент, шеф. – Водитель, разминая руки, направился к крыльцу, подошел, посмотрел на Говоркова и спросил: – Его как, легонько или по полной программе обработать?

– Убери этого придурка.

– Понял. – Шофер повернулся к Николаеву: – Ну, что, фраерок, довыделывался?

Роман встал у ступеней и заявил:

– Смотрю, грозные вы на словах, мужики. А кто довыделывался, так это мы еще проверим.

– Нет, ты глянь, какой борзый? И откуда ты такой взялся? – с негодованием воскликнул Говорков.

– Ничего, шеф, сейчас он у ваших ног кровью умоется и прощения просить будет.

– Так делай его, не болтай попусту.

Из машины вышел еще один парень, телохранитель, но остался возле нее.

Ленчик же двинулся к крыльцу, говоря:

– Учишь, учишь вас, придурков, все одно не доходит. И что за дебилы?..

Закончить фразу он не успел. Используя высоту крыльца, Николаев резким выверенным ударом ноги в челюсть отбросил здоровяка к забору. Он тут же спрыгнул на землю и нанес противнику, не успевшему прийти в себя, короткий добивающий удар в шею. Ленчик был отключен всерьез и надолго.

Роман повернулся к ошалевшему депутату и заявил:

– Теперь твоя очередь, слуга народа.

Говорков попятился.

На помощь ему бежал телохранитель. Он не представлял, кто перед ним, иначе не решился бы на столь опрометчивый шаг. Боец элитного отряда спецназа поймал его на противоходе и врезал ребром ладони по переносице. Второй защитник депутата вскинул ноги и грохнулся на землю. Николаев лишил его сознания таким же ударом в горло.

– Ну вот, примерно так, – спокойно сказал он. – А теперь, господин Говорков, не обессудьте. Пришел и ваш черед.

– Стой-стой, ты чего?

Николаев выхватил из-за спины пистолет и приставил ствол ко лбу депутата, подмочившего штаны.

– На колени, тварь!

Говоров рухнул на землю и заверещал:

– Ты это, не надо. Виноват, не знал. – Он закашлялся.

– Запомни, червь ты навозный! – продолжил Роман. – Екатерина больше не работает в твоем магазине. Завтра с кем-нибудь передашь ей расчет. Полный, с учетом отпускных и сверхурочных. И больше на селе не показывайся! Завалю. Ты понял меня?

– Понял.

– Натравишь ментов – себе хуже сделаешь. Пристрелю, но уже в райцентре. Это понял?

– Понял.

– Сейчас пойдешь со мной, возьмешь ведро, наберешь воды в колодце, приведешь своих дегенератов в чувство. Ведро оставишь на крыльце. Через десять минут чтобы вашего духа в селе не было. Ясно?

– Да.

– Вставай, за мной!

Николаев зашел в сени. Недавно еще грозный, а сейчас жалкий мужичонка послушно брел следом.

Роман указал на ведро и скомандовал:

– Забирай! Колодец сам найдешь. И ведро не забудь вернуть. Запомни, у тебя ровно десять минут. Время пошло!

Говорков схватил ведро и метнулся к колодцу. Николаев вошел в комнату. При его появлении от окна отпрянули Петрович, Марина Викторовна и Екатерина. Они выключили свет, наблюдали за происходящим на улице и находились в состоянии ступора.

Роман включил свет и осведомился:

– Подглядывали? Нехорошо.

– Ну ты и дал, Рома! – проговорил Петрович. – Этаких бугаев в пару секунд мордой в грязь вкопал.

– Ерунда, Петрович. Я и не с такими дело имел. Это шелупонь, хоть и накачанная. Мне встречался противник куда более серьезный и профессионально подготовленный.

– Рома, а они не вернутся? – тихо подала голос Екатерина.

– В смысле?

– В дом не вломятся?

– Нет, успокойся. Чего побледнела? Испугалась?

– Испугаешься тут.

На крыльце звякнуло ведро. Вскоре внедорожник сдал назад, выбрался на колею и поехал в сторону загородного шоссе.

– Ну вот, – сказал Николаев. – Был Арсений, и нет больше. Завтра, Катя, его люди тебе расчет привезут. Не бойся, Говорков ничего не сделает. Он даже уволить тебя не посмеет, потому как ты уже и сама от него ушла.

Марина Викторовна покачала головой:

– Плохо, Рома, ты этого упыря знаешь. Он сволочь мстительная. Боюсь, завтра не люди депутата с расчетом приедут, а наряд милиции.

– Полиции, – поправил ее Петрович.

– Какая разница? Была милиция, стала полиция. Вывеска изменилась, а люди все те же. Хоть и говорили о переаттестации этих полицейских, а выгнали только одного участкового. Единственного нормального лейтенанта.

– Тебе-то откуда знать, кого уволили, кого оставили? – Петрович с недоумением посмотрел на жену. – Или сарафанное радио сообщило?

– Знаю, и все!

Николаев указал на стол:

– Ну что, гости дорогие, выпьем еще по последней, закусим да провожу вас?

– Мы с Катькой уберемся, потом проводишь и отдыхай. Намаялся за день.

– Ничего, нормально.

Все сели за стол, выпили, закусили. Марина Викторовна и Екатерина занялись наведением порядка, Николаев с соседом вышли на крыльцо.

– Темно-то как. На небе ни единой звезды, одни облака черные, – поежившись, проговорил Петрович.

– А почему на столбы лампы не навесят? Раньше, помню, на улице всегда светло было. Пацаны даже били фонари, чтобы те не мешали девок тискать.

– То раньше было, а сейчас только три горят. У сельской администрации, у магазина Арсения да еще возле коттеджа какого-то областного чинуши. Недавно на окраине дом поднял. В три этажа.

– Вообще-то в селе таких домов мало. Хотя место вроде хорошее.

– А дороги? Только летом, в сухую погоду, да зимой, когда грейдер из района пробьет проход, ездить и можно. Про ненастье, распутье не говорю. По селу только на тракторе и кататься. Ты на своей иномарке сейчас завязнешь. Хорошо, что по нашей улице машины почти не ходят. Гляди, какие комья наворотил гроб на колесах этого Арсения.

– Главное, что от нас дорога близко. До нее доберемся.

Петрович наклонился к соседу и спросил:

– Рома, если не секрет, откуда у тебя пистолет? С войны привез? Или не боевой?

– Да, с войны. Слышал, что иногда оружием награждают?

– Слышал.

– Вот и у меня наградной.

– Покажи!

– Это, Петрович, не игрушка. Покажу, когда трезвым будешь.

– Да я, как только этот урод Говорков объявился, вмиг протрезвел.

– Вижу, но ствол не покажу. Потом как-нибудь.

– А ты бы это, выстрелил?

– Надо было бы, выстрелил бы.

– Не знал, что ты такой… крутой, как сейчас говорят.

Николаев рассмеялся:

– Да не крутой я, обычный, только хорошо подготовлен для войны.

– Эх, вот бы Катьке такого мужика. Может, того?..

– Чего, Петрович, того?

– Ну, это, сойдетесь? Ты один, она тоже. Катька баба хорошая…

Роман не дал соседу договорить и заявил:

– Петрович, ступай-ка ты в хату, мне позвонить надо.

– Ну да, конечно, на кой черт тебе Катька. – Петрович вздохнул и прошел в дом.

Николаев достал сотовый телефон, набрал номер Седова.

Тот немедленно спросил:

– Что случилось, Рома?

– Почему сразу случилось?

– Послушай, я ведь тебя знаю. По пустякам в позднее время, да после уже состоявшегося разговора ты звонить не станешь. Выкладывай, что у тебя!

– В принципе, ерунда. Но если ты хотел привлечь меня к делу, то эти планы могут рухнуть.

– Что случилось? – повторил вопрос командир отряда.

Николаев подробно доложил о стычке с Говорковым и о том, что явилось ее причиной.

Седов выслушал его и сказал:

– Молодец, Рома! Первый день в селе и уже успел в историю попасть.

– А что мне оставалось делать?

– Ладно. Ты корочки свои этому депутату показывал?

– Нет! Только ствол. Но и этого хватит, чтобы завтра ко мне нагрянула полиция. Потому и звоню, хочу узнать, как вести себя. Мне самому выкручиваться или ты поможешь?

– Светить тебя нельзя. Сам не выкрутишься. Если у Говоркова все в районе схвачено, то тебя замордуют. А еще хуже – раскроют. Придется решать проблему нам, причем немедленно.

– Каким образом?

– Это уже мое дело. Ты давай-ка ложись, отдыхай, да меры предосторожности прими, чтобы тебя ночью не грохнули. Утром к тебе заедет кто-нибудь из наших, в крайнем случае позвонит. Проблему мы снимем, но на будущее, Рома, убедительно тебя прошу вести себя на селе тихо, а лучше переехать в Москву. Хотя нет, туда пока рано. В общем, сиди в Шанино как мышь. Понял?

– Понял, командир!

– Давай! Нет, это же надо, в первый же вечер!.. – Седов отключил телефон.

Николаев сделал то же самое, выкурил сигарету и вошел в дом. Там все было уже убрано.

Екатерина домывала последнюю тарелку, а Петрович уламывал жену:

– Ну, мать, на посошок. Да после того, что тут произошло, стресс снять!

– Отстань, Степан. Человеку отдыхать надо.

– Много ли времени уйдет по грамульке выпить?

Марина Викторовна увидела соседа, махнула рукой и заявила:

– Как хозяин скажет.

– Рома! – обратился к нему Петрович. – Давай на посошок.

– Можно, но не больше ста граммов.

– Вот! Я что говорил? Рома, он мужчина с понятием.

Роман с Петровичем выпили, после чего Николаев проводил семью Воронцовых. Он вернулся в дом, запер на замок дверь, выходящую на крыльцо, на заднюю набросил крючок. Его легко можно было поднять извне, просунув в щель, к примеру, лезвие ножа, но не баррикадироваться же?

Даже если Говорков решит мстить, то сегодня он этого делать не станет и быков своих тоже не пришлет. Зачем ему это надо, если с утра Сеня бросит заяву в полицию и те приедут на вполне законных основаниях? Если, конечно, до этого Седой не снимет проблему. Он обещал, а слово свое командир отряда всегда держал.

Николаев зашторил окна, разделся, прикрыл заслонку печи и лег на кровать в небольшой комнатке, где без забот прошли его детство и юность. Ее окно выходило на палисадник, где стоял большой куст опавшей сирени. Пистолет он по привычке положил под подушку, накрылся одеялом и отвернулся к стене. Наконец-то Роман мог отдохнуть. День действительно выдался на редкость насыщенным, богатым событиями.

Но уснуть прапорщик не успел. Минут через десять его слух уловил какое-то шуршание во дворе. Словно кто-то осторожно ходил там. Роман поднял голову, прислушался. Ему не померещилось, во дворе явно кто-то был, причем всего один человек.

Неужели он ошибся? Депутат все же решил подтянуть к селу верных быков и разобраться с ним сегодня, прямо сейчас, не откладывая и не прибегая к услугам полиции? Ну что ж, придется встречать гостей.

Непонятно, почему проявился один человек и со двора. Если уж брать хозяина дома, то надо внезапно налететь через двери и окна, дабы не позволить ему оказать сопротивление. А человек, который находился во дворе, чего-то выжидал. Или это контролер, который отслеживает обстановку до подхода основной банды?

Возможно и такое. В этом качестве Говорков мог оставить здесь своего телохранителя. Но опять-таки бугай, как бы аккуратно он ни действовал, создал бы больше шума. А во дворе кто-то легкий. Не сам же депутат? Ходит словно кошка. При других обстоятельствах Николаев не обратил бы внимания на этот еле слышный шорох.

Прапорщик тихо встал, быстро натянул спортивный костюм, взял пистолет, босиком неслышно прошел в сени и замер у задней двери. Теперь он точно знал, что во дворе был посторонний человек. Тот подошел вплотную к створке, прислушался и вдруг тихо постучал.

Это было настолько неожиданно, что Николаев, готовый к драке, на секунду отошел на шаг. Стук повторился. Это что-то новое. Необычная тактика.

Прапорщик протянул руку к крючку, поднял его, рывком открыл дверь, бросился на непрошеного гостя, сбил его с ног и услышал:

– Ой, Рома?!

Только тогда Николаев увидел лицо Екатерины, которая лежала под ним, обхватив его руками за шею.

– Рома! – выдохнула она. – У меня чуть сердце не остановилось. Думала, не слышишь, хотела еще стучать, а тут ты и набросился как тигр.

– Екатерина?

– Да, Рома, я.

Она приподняла голову и, держа Николаева руками, впилась своими губами в его. Ее тело пробила дрожь.

– С ума сошла? Ведь я мог убить тебя.

– Убей, Рома, что хочешь делай, только не гони.

По земле ударили первые капли осеннего дождя, грозящего обернуться затяжным.

– Вставай, холодно. Идем в дом.

– Да, Рома, конечно.

Николаев провел женщину в комнату, включил свет, усадил ее на стул у круглого стола и спросил:

– Ты чего, Катя, надумала? Ведь разошлись же спать. Вино в голове играет?

– Не вино, Рома, от него и след простыл. Ты у меня в голове. Как только увидела тебя, внутри сразу что-то оборвалось и разлилось теплом. Я знала тебя, но чувств особых раньше не испытывала. Да, нравился ты мне, но не более, а сегодня словно током пробило. Похоже, влюбилась я.

– Понятно, – проговорил Роман, присев напротив женщины.

– Что тебе понятно, Рома?

– Слишком устала ты от предательства, измен, унижений. Тебе показалось, что появился нормальный мужик, вот ты и поплыла. Не любовь в тебе проснулась, Катя, а желание ласки, нежной близости. Ты готова в омут с головой броситься, лишь бы хоть на мгновение получить то, что так тебе необходимо, забыть повседневные проблемы. Свою роль в данной ситуации сыграли и вино, и разборка с Арсением. Ты увидела во мне воплощение твоей мечты, вот и бросилась в омут.

– А разве те эмоции и чувства, которые ты перечислил, не есть любовь?

– Не знаю. Но думаю, что любовь это нечто большее.

Екатерина опустила руки, вздохнула и спросила:

– Значит, ко мне у тебя, кроме жалости, ничего нет? Я так и останусь для тебя капризной, гулящей бабой, которая и с мужем жить не смогла, и под урода легла ради работы, да?

– Заметь, Катя, я этого не говорил.

– Но подумал, вернее, почувствовал. Ну и ладно. – Она подняла на прапорщика глаза, полные слез. – Хорошо, Рома, считай меня кем угодно, делай что хочешь, хоть бей, только прошу, не гони. Позволь остаться, пригреть тебя. Ведь ты не меньше меня нуждаешься в женской ласке. Я только одну ночь, даже остаток ее с тобой побуду, а потом хоть трава не расти. Выгонишь – уйду.

Рома прикурил сигарету и сказал:

– Да, загнала тебя жизнь, Екатерина. Помню, школьницей ты озорная, бойкая была. Парни за тобой хвостом ходили. О танцах не говорю, там за тебя дрались, били морды в кровь. Я в том числе. Казалось, все у тебя для счастья есть. И красота, и фигура, и ум. Прошло восемнадцать лет. Я вижу разбитую, раздавленную женщину. Тебе, Катя, встряхнуться надо, глоток свежего воздуха сделать и начать жизнь с нуля, с чистого листа.

– Так поддержи меня!

– Я же сказал, что помогу устроиться в Москве, квартиру найти. В конце концов, в моей служебной сможешь жить.

– Я не о том, Рома. Помоги мне встряхнуться, глоток свежего воздуха, как ты говоришь, сделать, почувствовать себя женщиной, а не сявкой подзаборной.

Роман видел, что Екатерина готова сорваться в истерику. К тому же и он, что скрывать, желал эту женщину. Хотя бы потому, что давно был один.

Николаев затушил окурок, подошел к Екатерине. Она встала, замерла в ожидании.

– Иди ко мне, – тихо сказал Роман и тут же попал в горячие объятия. Вскоре свет в окне его дома погас.

Петрович, наблюдавший за соседней хатой, отошел от окна и доложил жене:

– Ну вот, вроде осталась.

Марина Викторовна вздохнула и заявила:

– Ни стыда ни совести у Катьки нет. Где ж это видано, чтобы баба сама мужику набивалась, да еще с таким тупым упорством?

– Ты ее не стыди, Марина. Наша дочь попала в сети этой жестокой жизни, а выпутаться сил не хватает. Вот и цепляется за соломинку, чтобы вконец не задохнуться. Не осуждай, Марина. Если бы этого не хотел, то выпроводил бы ее. Вежливо, культурно, без скандала и грубости. Но он так не сделал.

– Так и он по бабе, видать, истосковался на войне своей. Ему сейчас хоть Катька, хоть любая другая, на которой даже клейма ставить негде. Лишь бы получить свое.

Петрович вздохнул:

– А хоть и так. Пусть одна ночь, но желанная, а не мучения с Арсением. Нет, Марина, а как ловко Рома отделал быков Говоркова! Два-три удара, и бугаи на земле. А как пистолет ко лбу депутата поставил, тот так на колени и повалился. Знает Рома, как с этими подонками базар вести. Силу свою чувствует. Не понятно только, почему его хотели списать? Даже комиссовали уже, а потом кто-то из начальства, видать, слово замолвил. И опять абы за кого начальство впрягаться не станет. Значит, Ромка в авторитете на службе.

– Хватит, старый, болтать, ложись, спать осталось ничего. Дверь в сенях погляди, а то будет Катька с ранья барабанить в окно.

– Сейчас. Перекурю, все сделаю и лягу.

– Ты самогон в сенях не ищи, спрятала я его.

– Чего?

– Хватит на сегодня.

– Эх, женщина, не понимаешь ты мужской души.

– Ну, конечно, прожив с тобой более сорока лет. Куда нам? Но все, Степан.

– Иду.

Роман на руках отнес Екатерину в спальню, раздел ее, бросил на пол одежду и одеяло, а потом сжал женщину в крепких объятиях. Почти два часа длилась практически беспрерывная любовная игра людей, истосковавшихся по близости. Наконец Роман выдохнул и лег рядом с Катериной.

Она положила голову ему на грудь и сказала:

– Хорошо-то как, Рома. Знаю, многие женщины на моем месте говорят, что раньше ничего подобного не испытывали. Мол, только ты дал мне понять, что значит настоящая близость. Я не верила, считала, что все это так, просто слова, чтобы мужчине было приятно. Оказывается, я ошибалась. Я сегодня и вправду впервые испытала такое сильное наслаждение, от которого темнело в глазах и перехватывало дыхание.

– Это, Катя, от того, что ты очень хотела близости.

– Нет, Рома. Не обижайся, но мне есть с чем и с кем сравнивать.

Николаев погладил ее волосы.

– Какие могут быть обиды? Мне тоже было очень хорошо.

– Честно?

– Я никогда не обманываю.

– Рада. А что дальше? – Екатерина подняла голову, посмотрела Николаеву в глаза.

– А дальше будем спать. – Роман улыбнулся.

– Я не об этом, а о наших дальнейших отношениях.

– И что ты хочешь услышать?

– Только не то, что получили, мол, свое и разбежались. Возможно, ты и захочешь новой встречи. Конечно, я и на это соглашусь, но…

– Катя, давай не торопить события. Поживем, как говорится, увидим.

– Значит, не сумела я зажечь в тебе искорку любви?

– Не знаю. Не хочу ни о чем думать. Но все, что обещал, в силе.