Будут неприятности (сборник) Щербакова Галина
ВАЛЕНТИН. Все видели? Все слышали?
ИВАН ПЕТРОВИЧ. Ты ей про работу хорошо сказал. Правильно. Совесть должна быть в работе. Остальное – чепуха.
ВАЛЕНТИН. Мне именно твоей поддержки в жизни не хватало.
ИВАН ПЕТРОВИЧ (не замечая издевки). А что? Мы поддержим. Да, мать?
ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА. Я не знаю, Ваня. (Плачет.) Не по-людски как-то…
ВАЛЕНТИН. Ишь! Она ему расскажет! Я сам схожу и поговорю с ним. Это как соринка в глазу.
ИВАН ПЕТРОВИЧ. Чистый носовой платочек складываешь и уголочком, уголочком… (Показывает как.)
Квартира Кузьминых. Дмитрий наводит порядок. Входит Артем.
АРТЕМ. Привет. Я за учебниками.
ДМИТРИЙ. Я их сложил в кухонный стол. Возьми. Только иди туда в носках. Там натерто.
Артем разувается.
АРТЕМ. Сам натирал или как?
ДМИТРИЙ. Конечно, сам. Полезная, кстати, процедура. Такая гимнастика для ног и бедер.
АРТЕМ. Ясно. Здоровье в порядке, спасибо зарядке. (Идет в кухню, потом возвращается с учебниками.)
ДМИТРИЙ. Как у Наташи дела?
АРТЕМ. Нормально.
ДМИТРИЙ. Передавай ей привет.
АРТЕМ. Зачем?
ДМИТРИЙ (резко садится). Садись и ты. В конце концов, почему вы себя ведете так, что я должен все время перед вами оправдываться? Зачем она выписалась? Ведь это просто глупо и осложнит ей потом жизнь. Не хочешь жить – не живи, но прописка – это ведь просто суровая жизненная формальность.
АРТЕМ. Мы с ней так не делим – на формальное и неформальное.
ДМИТРИЙ. Мы не делим… Мы… Уже союз… единомышленников?
АРТЕМ. Дима, я вас уважал. Теперь я вас не уважаю. Это вам что-нибудь объясняет?
ДМИТРИЙ. Меня это возмущает. Бесит. За что? Чем я нынешний хуже вчерашнего? Откуда у вас такая глухость к человеку? Откуда такой примитивизм в оценках? Да, я полюбил женщину. Я свободный человек. Я никого не обманул. Я скажу больше. Мне повезло…
АРТЕМ. У вас умерла жена. Исключительное везение.
ДМИТРИЙ. Вы выворачиваете обстоятельства наизнанку.
АРТЕМ. Я, как говорит наш физкультурник, кон-стан-ти-рую факт.
ДМИТРИЙ. Я встретил девушку. Удивительную. Прекрасную. Ради нее…
АРТЕМ. Натираете пол…
ДМИТРИЙ. Я готов на все. Лида бы поняла это. Она всегда все понимала.
АРТЕМ. А зачем вам это надо, чтоб вас понимали? Любите – любите на здоровье. Зачем вам понимание? Чем вам без него плохо?
ДМИТРИЙ. Я глубоко порядочный человек. Я никогда не совершал бесчестных поступков. Я привык – подчеркиваю! – привык к состоянию душевного комфорта.
АРТЕМ. У вас жена, Дима Петрович, умерла. Жена! А вы о комфорте.
ДМИТРИЙ. Это большое горе. Большая потеря…
АРТЕМ. Но не для вас. Для вас сплошное везение. Смерть по заказу. Служба ликвидации!
ДМИТРИЙ. Грубо, Артем, грубо.
АРТЕМ. Ладно. О чем говорить, если нечего говорить. Я только одно знаю, душевный комфорт бывает и, как правило, у поганых, дерьмовых людей. Порядочные, как правило, всегда чем-то недовольны. Дискомфортны.
ДМИТРИЙ. Почему я, честно работающий человек, приносящий пользу государству, не имею права на ту любовь, какую хочу, на то счастье, которое мне нравится?
АРТЕМ. Да ради Бога! Валяйте! Любите свою красавицу! Ну почему, черт возьми, мы все должны умиляться вашим счастьем, если оно мне противно? Мне противен ваш натертый пол, ваша новая стрижка, вы весь мне противны! И мне плевать на вашу честную работу, можете быть хоть плотником, хоть академиком, хоть космонавтом. Я вас не принимаю как человека!
ДМИТРИЙ. Вы сопляк! Мальчишка!
АРТЕМ. Вы прикидываетесь дураком! Вы же прекрасно все понимаете. Понимаете, что неприлично было заводить роман на глазах у Наташки. Что стыдно плясать на пожаре, целоваться рядом с гробом, что порядочные люди так не поступают… Вы хуже худшего… Вы так поступаете и требуете, чтобы никто этого не замечал. А: Потому что вы в принципе будто бы приличный человек. Б: Это, мол, ваша личная жизнь. В: Вы честно работаете на всеобщее благо.
ДМИТРИЙ. Вот. Видите. Вы же сами себя разбиваете.
АРТЕМ. Ни фига! Для меня порядочный человек – категория неделимая. Знаете, это, конечно, мое глубоко личное, но я не верю, что можно сварганить в жизни что-то путное, если нет совести. Я не верю в бессовестных умельцев.
ДМИТРИЙ. У меня есть совесть.
АРТЕМ (машет рукой). Когда об этом уже нужно говорить… Ладно, Дима. Любитесь и размножайтесь. Ваша партнерша вам как раз пара. Она тоже, по-моему, душевно не отягощена.
ДМИТРИЙ. Идите вон.
АРТЕМ. Как будто могло зародиться сомнение, что я останусь! Адье! Трите поверхности! Трите! (Уходит.)
ДМИТРИЙ (глубоко оскорбленный). Слушайте, что это такое? Кто идет за нами? Кого мы воспитали? Ничего еще в жизни не сделал, рубля не заработал, гвоздя не вбил, а судит. Судит по праву сделавшего и заработавшего. А тон? А хамство? Я всегда был предельно лоялен и к этим волосам, и к этим штанам, и к этому бряцанью на гитарах, я всегда считал, что человек свободен в такого рода проявлениях… И они же меня… За что? В общем, ясно за что… Наташка оскорблена, что хоть и глупо, а понять можно, а этот сморчок-стручок из своих личных симпатий к Наташе устраивает мне скандал… Я сам к ней схожу… Просто память Лиды обязывает меня объясниться… Хотя это глупо… Но я схожу… Я схожу сегодня же… Какой нахал! Надо было по морде. Для этого поколения этот аргумент помогает.
Комната Марии Митрофановны. Мария Митрофановна и Наташа.
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Он был очень отзывчивым мальчиком. Я умом понимала, что должна руководить этой постоянной готовностью все отдавать другим. Он ничего не успевал для себя. Он учился хуже своих возможностей, наверное, ничего бы не добился и значительного в жизни, карьере… Я ему купила мотоцикл. Знаешь зачем? Он каждый день ездил к моей маме, когда она была совсем плоха. Бабушка с ним очень дружила, они прекрасно понимали друг друга, как будто были ровесники. И вот представь: два трамвая, автобус и еще пешком двадцать минут. Я купила мотоцикл. Я не прощу себе этого никогда. Но какой он стал счастливый!
НАТАША. Не казните себя.
Входит Артем с книжками.
АРТЕМ. В доставке распишитесь.
НАТАША. Ну?
АРТЕМ. Чего ну?
НАТАША. Как там?
АРТЕМ. Какое тебе до него дело? Плюнь!
НАТАША. Я тебе задала вопрос.
АРТЕМ. Пол натерт. Пыль вытерта. Сам благоухает. Тебе привет. Новый порядок – входя, разуваются.
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Ребятки, заварить кофе?
НАТАША. А на кухне был? Есть у него еда?
АРТЕМ (гневно). Да пусть он сдохнет! Тебе какое до него дело? У него есть еда. Я был на кухне. У него в раковине шампанское лежит под струей. Еда! Там полный кайф, Наташка!
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Тема!
АРТЕМ. Что – Тема?! Что? Вокруг меня столько мировых людей. Вы. Наташка, мама, мальчишки. Может, мне надо перекинуться, чтобы выяснить, кто есть кто на самом деле? Или это нормально – человека вытереть, как пыль?
НАТАША (потрясенно). А какая была любовь. (Передразнивает.) Лидуся, Лидуся! (Плачет.)
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Не надо, Наташа. (Артему.) Идите погуляйте, ребятки, если не хотите кофе. На улице хорошо…
АРТЕМ. Наташка, это не любовь! Я тебе клянусь, это не любовь! Чем хочешь поклянусь, чем хочешь!
НАТАША. Молчи, молчи!
Убегает. Артем за ней. Мария Митрофановна подходит к окну, смотрит им вслед, потом начинает убирать принесенные Артемом книги. Тихо входит Нина.
НИНА. Я затаилась, как мышь, с тех пор, как вы взяли ее к себе. Неужели вы тогда ничего не поняли?
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Не много я поняла из твоих слов.
НИНА. За что меня наказывает Бог?
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Бог?
НИНА. Только не говорите, что я сама себя наказала.
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Почему ты оказалась в их семье? Каким образом?
НИНА. Предотвращала скандал. Мой бывший приятель – тот самый хирург. Он боялся жалобы, телеги. Я знаю чего…
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Ну и?
НИНА (устало). Сказалась двоюродной сестрой. Мне это казалось элегантней. И влипла. Влюбилась. После Кости впервые. Прекрасный мужик. Мягкий, беспомощный. Наверное, мне такой и нужен… Роман был круто замешен на брехне. Он даже не знает, где я живу. Он отводил меня туда… К приятелю. Цирк… А тут Наташа с ее праведным гневом… Вы ее берете к себе… Я сижу, как мышь, боюсь ей показаться. С приятелем разрыв… А Дмитрий, если долго меня не увидит, побежит искать… Все узнает… И все мы встанем голые… Как в бане…
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Какая гадость!
НИНА. Еще бы вы сказали другое! Гадость! Кто же знал, что меня попутает Бог или бес? Кто же думал, что я могу влюбиться? Мне казалось, что я из сгоревших дотла… Ан нет… Что делать, Мария Митрофановна?
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Такой ты великий мастер по рациональному устройству мира. Так ты всегда знала, где ступить и что сказать. Я боялась тебя. И за Костю боялась. Удивлялась ему – как он не видит, что ты не женщина, а конструкция?
НИНА. О! Даже так! А еще считаете себя психологом! Я же любила вашего сына! Я жить без него не могла!
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Помню, как ты вычерчивала ему жизненный путь – аспирантура, диссертация, три года Африки. Я тогда все удивлялась, почему именно Африки, а ты говорила – это перспективно, потом машина, потом Москва…
НИНА. А вы купили ему мотоцикл…
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА (тихо). Я купила мотоцикл…
НИНА. Вы во всем виноваты… Вы… Вы мне сломали жизнь. Вы меня оставили пустой на этой земле. Вы – праведница, я – злодейка… Я так и привыкла. И вдруг у меня что-то забрезжило… И снова вы… как тогда с мотоциклом… Я бы нашла общий язык с Наташкой. Я бы ей объяснила… И ему тоже… И не так еще бывает… А люди понимают друг друга… Но вы все обнажили до скелета. Я не могу выйти… Я виновата. Что бы я ни говорила теперь, за мной не первое слово… Первое – завалено. Что вы молчите? Вам сейчас должно быть очень хорошо. Воплощенное зло корячится перед вами в муках…
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Ты иди, может вернуться Наташа. В чем, в чем, а в этом ты права: лучше ей тебя не видеть… Кстати, тебя ждет охлажденное шампанское. Насколько я помню, это твоя привычка класть бутылку под кран…
НИНА. Это что – видение на расстоянии?
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Оттуда пришел Тема. Так что иди. Дети тебя не поймут.
Стук в дверь. Входит Дмитрий. Потрясен, что видит Нину, а потом страшно обрадован.
ДМИТРИЙ. Это телепатия, Нина! Я думал, что нам надо поговорить с Наташей вместе. И тут ты. Ты тоже почувствовала, да? (Марии Митрофановне.) Извините. Я Дмитрий. Нескладно получилось, но ведь мы люди. Надо поговорить. Вы нам поможете?
МАРИЯ МИТРОФАНОВНА. Я вам не помощник.
ДМИТРИЙ. Я объясню…
НИНА. Не надо, Митя. Это тебе надо все объяснять. Слушай.
Гаснет свет, под звуки лихой игривой музыки пантомимически проходит вся уже рассказанная история. Среди действующих виденных лиц есть и главный врач. Потом медленно свет зажигается… Это уже улица, возле дома Марии Митрофановны. Дмитрий быстро уходит. Ему удивленно смотрят вслед Наташа и Артем, сидящие на лавочке. Потом Наташа спохватывается и бежит за ним.
НАТАША. Дима! Дима! Я тут.
Артем садится на лавочку, к нему подходит Нина.
НИНА. А мы с вами остались на бобах. Кому было бы хуже, если б все было наоборот?
АРТЕМ. Слушайте! Я не допущу! Это ведь снова опыты над мышами. (Убегает).
НИНА (одна). Что это он имел в виду? Кто его знает? Холодно, очень холодно.
Мимо идет красивый мужчина в замшевой куртке. Заинтересованно смотрит на Нину.
МУЖЧИНА. Вы не скажете, какая это улица?
НИНА. Та самая, которая вам нужна.
МУЖЧИНА (довольный смеется). Хорошо иметь дело с понимающей женщиной.
НИНА. Еще бы! А вы, собственно, кто?
МУЖЧИНА. Я? (Задумывается, а потом лихо.) Гуляющий кибернетик…
НИНА. А! Понимаю… Опыты над мышами?
МУЖЧИНА (растерянно). Мышами? А почему бы и нет?
НИНА. Про почтовый ящик не говорите. А я не буду спрашивать. Все остальное можно.
МУЖЧИНА. Вы потрясающая женщина. Блеск! Идем? В каком направлении?
НИНА. Я хожу в любом. (Уходят.)
Появляется Наташа, за ней Артем.
НАТАША. Как все плохо, плохо, плохо…
АРТЕМ. Не обобщай… Не обобщай… Не обобщай. И потом… Я забыл тебе сказать… Важную вещь… Я тебя люблю. (Становится на колени.) Клянусь Богом!
НАТАША. Господи!
АРТЕМ. Клянусь! Клянусь! Клянусь! Ну что мне сделать, чтоб ты поверила? Хочешь, я буду есть землю?..
Личное дело судьи Ивановой
Сценарий
Мы идем за группой школьников обычной школы. Высокие, нескладные в свои тринадцать-четырнадцать лет девчонки. Мальчишки, отстающие в росте и пытающиеся компенсировать это «зрелостью» мыслей. В общем – обычная компания. Вот, например, Митя. Он, видимо, интеллектуальный вожак. С виду он совсем еще мальчик, но свою детскость хочет скрыть гордым взглядом и постоянным встряхиванием пышных волос.
Его друг-соперник – мальчик в очках, полноватый, рыхлый. Он стыдится своей внешности, но прячет это за безапелляционностью и категоричностью суждений.
Верочка Кузнецова – хорошенькая, робкая девочка с постоянным удивлением и восхищением в глазах по поводу «умных мужчин».
А другая девочка, ее фамилия Нилина, начисто лишена всякого удивления по отношению ко всему. Она идет молча, смотрит себе под ноги, пиная носком все, что попадается, и только иногда в глазах ее появляется какая-то взрослая, злая насмешка по отношению ко всей компании.
Лена среди них – самая глазастая. Обернулась, посмотрела прямо в камеру – что, мол, подглядываете? – большими серыми вопрошающими глазами. Посмотрела и задумалась о чем-то своем. Она еще и самая ухоженная, ничто на ней не сдвинулось, не смялось за целый день уроков. Вот один у нее недостаток – грызет косичку, и потому кончик косички выглядит мокровато.
Ребята спорят.
– Ну, сообрази, – говорит Митя, обращаясь ко всем, но к Лене прежде всего. Говорит он это мальчику в очках. – Сообрази. Мы начнем, как в деревне. Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте… Всем и каждому. Прежде всего заболит язык…
– У них же не болит, – отвечает тот, что в очках. – У деревенских…
– Ты дурак? – возмущается Митя. – Сколько людей там, сколько здесь? И вообще, я иду, думаю…
– У него есть мысль, и он ее думает, – мрачно сказала Нилина.
– У меня есть мысль, и я ее думаю, – упрямо повторяет Митя, – и вдруг мне: «Здрассте!»
– И мысль покинула тебя навсегда, от испуга, – весело сказала Лена.
– Нет! – сказал Митя. – Вам не докажешь! Предлагаю эксперимент. Здороваемся со всеми подряд. По-честному… Со всеми!
– Здрассте! – говорит он пожилой женщине. Женщина посмотрела испуганно, потом заулыбалась.
– Здравствуйте, деточки. Здравствуйте, хорошие… Вот умницы…
Удивленно качая головой, пошла дальше.
– Плюс один в мою пользу, – удовлетворенно сказал Митя.
– Здравствуйте! – это он уже кивнул молодой стремительной женщине в красивом распахнутом пальто.
– Больше ничего? – ответила молодая и ушла, не обернувшись.
– Ага! Проигрыш! – сказала Лена, и ребята рассмеялись.
– Здравствуйте! – очень вежливо поклонились ребята мужчине с портфелем.
– Совсем распустили вас! – ответил он на приветствие. – Из какой школы?
– Вот увидите, кончится милицией, – сказал Митя.
– Мы просто поздоровались! – вежливо сказала Лена.
Ребята побежали.
– Здравствуйте! – крикнули молодому парню на ходу.
– Привет! – ответил он, не глядя.
– Здравствуйте! – сказали женщине с ребенком.
Мальчик испугался.
– Не бойся, маленький! – сказала женщина ребенку. – Это мальчики и девочки идут из школы и хулиганят…
Ребята засмеялись, Митя с удовлетворением посмотрел на мальчика в очках.
– Ну что?
– Здравствуйте, – бросил Митя деловому мужчине, который только что вышел из машины.
– А кого из вас я знаю? – спросил мужчина.
– Никого, – ответил Митя, – это наш эксперимент.
– Проверка контакта? – спросил мужчина.
– Вот именно! – ответил мальчик в очках. – Как в деревне…
– Понятно, – ответил мужчина. – Но я лично за стирание граней.
– Значит, чтоб не здоровались? – спросила Лена.
– Со своими – да! С чужими – нет. Грамотно? – И мужчина исчез в арке дома.
– Все! – сказала Лена. – Я пришла домой!
– Ты проиграл! – сказал Митя мальчику в очках.
– Нет, опыт продолжается! – ответил что в очках.
Ребята пошли дальше, а Лена вошла во двор. На ступеньках подъезда сидела кошка.
– Здравствуй, кошка! – сказала Лена, присаживаясь на корточки.
Кошка потянулась, выгнула спину и вежливо сказала: «Маяу!»
– Молодец! – похвалила ее Лена. – Ты деревенская.
Квартира Лениной семьи.
От стремительных движений матери Лены в маленькой кухне тесно. Красивая, ладная, она крутится между столом, мойкой, холодильником, плитой, почти одновременно моет, режет, мешает в кастрюле, что-то пробует на вкус. На столе между кочаном капусты и пакетом молока – телефон, который звонит беспрерывно.
У нее еще и собака, большая, с преданным и покорным взглядом. Собака терпеливо ждет своего варева и внимательно следит за всеми бесконечными движениями хозяйки. Вот снова зазвонил телефон.
– Нет, Игнатьев, нет! – кричит женщина. – И не приходи, и не звони. Теперь уже будет суд решать… Нечего меня просить, я твой враг… Не имею права так говорить? А ты имеешь право мне домой звонить? То-то… Отвечать будешь, голубчик, на всю катушку. – И бросила трубку.
Капрал тихонечко тявкнул. И снова телефон.
– Лапочка моя! – запричитала женщина совсем другим голосом. – Не могу говорить, некогда! Ухожу! Я уже в замочной скважине. Позвоню тебе завтра. Ну, послезавтра…
Почмокала в микрофон губами, бросила трубку. А каша в это время залила огонь.
– О господи! – сказала женщина, хватая трубку снова зазвонившего телефона.
– Да! Да!.. Нет, вы это сделаете! – закричала она. – Это решение суда, а не моя просьба.
Бросила трубку, отставила пригоревшую кашу на подоконник, села на табуретку, вздохнула, вскочила снова, кинулась в дело, к плите, и снова зазвонил телефон.
– Привет, мамуля! Все нормально. Что делаю? Ужин варганю.
В коридор вошла Лена. Бросила у входа портфель, сняла туфли и прямо в чулках подошла к матери, выставив вперед лоб. Мать прислонила свой к ее лбу, так они ласково «пободались», как, видимо, всегда делали.
– Это я с бабушкой говорю, – тихо сказала мать, показывая дочери на ноги, мол, обуйся.
– Бабуля! – пискнула в трубку Лена и стала, весело поглядывая на мать, хватать со стола все, что попадало под руку.
– Не хватай грязными руками! – закричала мать Лене – и в трубку: – Отпусти меня, мам! Ничего не успела сегодня сделать.
– Она никогда ничего не успевает, – закричала в трубку Лена. – У нее общественное выше личного! Мы тут с папой умираем с голоду, а она все время говорит по телефону.
– Ну пока, мама, пока…
Но, видимо, бабушка продолжает что-то говорить.
– Ладно, мам, ладно… Голос у меня просто сел. Выступала много. Все, мам, все! Целую тебя. Плита зовет! – Бросила трубку, кинулась к плите.
И снова зазвонил телефон. Зажав ноздри, мать взяла трубку и гнусавым, не своим голосом сказала:
– А ее нету дома! – Снова положила трубку.
– И еще, – строго сказала Лена. – Ты по телефону много врешь.
– Да не вруша я! – в отчаянии сказала мать. – Не вруша я, доченька… У меня иногда просто выхода нет…
Снова зазвонил телефон.
– Все! Не беру трубку! – сказала мать.
– А вдруг это папа?
Мать взглянула на тикающие часы-ходики.
– Папа наш где-то бродит, – сказала мать. – Между прочим… Я тебе хочу сказать… Не всякое вранье – вранье.
– Оправдывается только виноватый, – засмеялась Лена.
– Нет, доча, я серьезно… Вот ты была маленькая, очень болела… Я давала тебе горькие таблетки и говорила, что они сладкие. Это вранье?
Лена засмеялась.
– При чем тут это? Кто сейчас маленький?
– При том! – вдруг закричала женщина и снова волчком закрутилась по кухне. – Вру, потому что бывает надо… Ты знаешь, что такое НАДО? Ты когда-нибудь его видела в глаза? НАДО!
– Видела, – сказала Лена. – Оно такое большое, коричневое, с зелеными ушами и сопит.
Лена показала, какое оно, это «надо». Обе засмеялись.
– Ах, доченька! Женские уловки никогда не проходили по разряду лжи… Это уловки, просто уловки… Ты сама женщина, поймешь… Женщине так много и так часто приходится в жизни обороняться и выкручиваться…
Читать бесплатно другие книги:
