Будут неприятности (сборник) Щербакова Галина
КЛАВА (все так же удивительно спокойна). Почему ты людей испугался?
ВИЛЕН. Нам надо как следует поговорить.
КЛАВА. Смешной ты, Вилька!
ВИЛЕН. Ты зря. Просто не касается ведь никого то, о чем мы будем говорить.
КЛАВА. Всех все касается. Я это всегда знала. Человек не вправе решать, как он хочет. Он должен учитывать и всех остальных.
ВИЛЕН. Не сбивай меня. Я ведь тоже так считаю…
КЛАВА. Ты только пойми. Я твоих родителей не сужу. Они правы. Зачем им я? Я и без ребенка вам не очень подходила, а такая… Меня бы тетка родная не приняла бы… Ей бы в деревне житья не было. В детдом я не могла вернуться. Там ведь как соблюдали нас. Какой бы я была пример? А ты хочешь, чтоб твои родители, культурные люди, меня признали.
ВИЛЕН. Это глупости все. В конце концов, я уже твой муж.
КЛАВА (невесело смеется). Вот сбил ты меня с толку. Все уводил от людей и уговаривал. Какой ты мне муж? Ты меня ни разу не поцеловал. Ты не обижайся. Мы, правда, так и договаривались. Но мне сейчас так это все глупо кажется. А ты тут еще лавочки таскаешь все от людей подальше. Чтоб никто тебе сказать не мог, какой ты дурак?
ВИЛЕН (с иронией, обиженно). Хорошо. Давай пойдем в ГУМ, к фонтану. И поговорим. Там на каждое наше слово придется минимум сто человек слушателей. Идем!
КЛАВА. У тебя все равно не получается, как у мужа твоей сестры. Никуда мы с тобой, Вилечка, не пойдем. Отвезешь меня на вокзал. А сам уйдешь. Правильно твоя мама сказала! Из собственных неприятностей нужно выбираться самостоятельно. Других не впутывать. Я ведь тебе всегда это говорила!
ВИЛЕН. Клава! Если ты уйдешь, у меня все рухнет к чертовой матери.
КЛАВА (тихо). Что рухнет?
ВИЛЕН (не знает, как сказать). Я не знаю, как тебе это объяснить… (Кричит.) Я же не навязываюсь тебе! Я сто раз повторю: я с тобой хочу быть, пока я тебе нужен. Ну, год. Ну, два. А потом я уйду…
КЛАВА (печально). Ты мне не нужен.
ВИЛЕН (убежденно). Нужен! Ты получишь прописку. Потом пойдешь на работу – через время, конечно, а Москва знаешь, как строится. Квартиру получишь. Ну, а дальше ты – свободный человек. И все начнешь сначала…
КЛАВА. А как ты думаешь, сколько раз человек может начать сначала?
ВИЛЕН (горячо). Сколько угодно! Пока не получит в жизни оптимальный вариант.
Входит с совком и метелкой уборщица.
УБОРЩИЦА. А лавку отнесите на место. Стыда совсем нет у людей. Среди бела дня в кусты тащатся. Вот позову милиционера. Пусть оштрафует бессовестных. Сейчас же несите обратно.
ВИЛЕН. Отнеси! Пристали…
УБОРЩИЦА. Да кому ты нужен, приставать к тебе. Только нельзя по своему усмотрению, по своему желанию все двигать. Не тобой поставлено – не трожь. Кровать свою дома двигай…
Уходит.
КЛАВА (тихо). Отнеси, Вилька. Чего ты прятаться хотел?
ВИЛЕН. Да не прятаться! Я объяснить тебе все хочу, и чтоб не мешали!
КЛАВА. Пойдем лучше на вокзал.
Занавес.
Картина третья
Холл. Вся семья здесь. Прошло, видимо, около часа, как ушли Вилен и Клава. Телефон отнесли в угол и прикрыли двумя подушками.
НИНЕЛЬ. Между прочим, если мы все так беспокоимся, где они, телефон надо бы открыть. Вилька может позвонить.
Идет и снимает подушки. И тут же раздается громкий звонок. Нинель снимает трубку.
Да, здравствуй, Борис! Да, приехал. Нет, позвать не могу, нет дома. Когда будет, не знаю.
Зинаида Николаевна решительно встает, подходит к трубке.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (ласковым голосом). Боренька! Здравствуй, это Зинаида Николаевна! Если Виля к тебе зайдет, пусть он позвонит домой. А ты что ему сказать хотел? Да, слышали… но я думаю, что не понадобится… Ну, будь здоров.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Он уже готов переехать к бабушке, а комнату отдать Вилену. Быстро они сговорились.
ЕВГЕНИЙ (задумчиво). И это для них покажется выходом.
НАТАША. Почему покажется?
НИНЕЛЬ. Действительно, почему?
ЕВГЕНИЙ (своим обычным голосом). Я знал, что я умнее вас всех, но что до такой степени…
Звенит звонок двери. Все кидаются в прихожую.
БАБУШКА (останавливая всех, спокойно, торжественно). Остановитесь, я открою.
Выходит.
Зинаида Николаевна трет виски. Наташа машет рукой и тоже уходит за бабушкой. В холл с букетом цветов входит Алена.
АЛЕНА. Доброе утро.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (бросается к Алене, обнимает и начинает рыдать). Милая Аленушка! Прелесть ты моя!
АЛЕНА (испуганно). Что у вас случилось? А где Вилька, а где его девушка?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (трагически). Господи, как я могу ей объяснить?
АЛЕНА. А мне ничего не надо объяснять. Я все знаю. Виля мне писал. Где они?
НАТАША (зло). Их нет. Их изгнали.
АЛЕНА. Бедный Вилька! Какой финал прекрасно задуманной патетической сюиты…
Занавес.
Картина четвертая
Арка ведет во двор, похожий на колодец. Гулкий, холодный и сырой. Клава и Вилен. Вилен несет сумку. Клава уставшая.
КЛАВА. Вилька! Не могу я больше. Ты водишь меня, водишь. У меня нет сил ни ходить, ни слушать тебя.
ВИЛЕН. Мы пришли. Здесь живет Борис. Он должен был мне сегодня позвонить насчет комнаты. Он перейдет к бабушке…
КЛАВА. Тысячу раз слышала.
ВИЛЕН. Сейчас мы пойдем к нему. Надо бы, конечно, позвонить, но, как назло, нет двух копеек.
Со двора выбегает Борис.
БОРИС. Вилька, привет! Я тебе звонил. Все о'кей!
Все время с интересом разглядывает Клаву, даже ухитряется обойти вокруг нее.
Насколько я в курсе.
Клава картинно кланяется.
Я – Вилькин квартиродатель. Селитесь. Живите, но ничего не двигайте. Бабуся моя счастлива, что я перебираюсь к ней. Вам остается кот и какие-то растения, которые надо поливать. Квартиру сдаю вам с телевизором, холодильником и стиралкой. Жировочки оплачивайте вовремя – до 5-го числа, – папаня приедет и проверит. Соседям по площадке я уже сказал. Будьте с ними вежливы. Чудо, что я вас встретил, а то после разговора с твоими я уже было решил, что у вас что-то изменилось.
Достает ключи. Комплект в двух экземплярах.
Это от двери, это от почтового ящика, это от шифоньера. Не лазьте туда, ребята. Я вам плечики оставил в стенном шкафу.
Клава зажмурилась, как от боли, отошла в сторону.
БОРИС (смущенно). Вы плохого не думайте. Там так старательно все засыпали нафталином, что если шифоньер открыть на пять минут, моль вообще улетает с нашей улицы. И должен вам сказать, она не дура. Ну, я помчался. Зовите на новоселье. (Убегает.)
ВИЛЕН (мотает ключи на пальце. Счастлив, весь светится). Ну, что я тебе говорил? Эх, Клавдия, жена моя, верить старшим надо!
Клава прислоняется к стене, тихо плачет. Вилька подходит к ней, берет за плечи, слегка прижимает к себе. Клава вдруг обнимает его за шею.
КЛАВА (горячо, влюбленно). Вилька, Вилька! Скажи мне, зачем ты все это делаешь, зачем?
ВИЛЕН (искренне). Я очень, очень хочу, чтоб ты была счастлива.
КЛАВА (снимает руки с его плеч. Уставшим голосом). Хорошо. Пошли.
Занавес.
Картина пятая
Комната Бориса. Прошло около часа. Клавдия одна. Когда открывается занавес, она выходит из передней, держа на вытянутом пальце кольцо с ключами. Она рада тому, что осталась одна, развязывает стянутые волосы, сбрасывает туфли. Тяжело, некрасиво ходит, разглядывая комнату. Ей все непривычно. Ритуальные экзотические маски на стенах, портрет Хемингуэя в человеческий рост, обилие бутылок из-под коньяка, виски, ликеров. Берет одну. И по буквам читает английское название. Не понимает и сокрушается. И тут звонок. Засуетилась, растерялась. Не знает, как быть, и тонким перепуганным голосом кричит.
КЛАВА. Кто там будет?
Что-то ей отвечают, она не понимает и выходит в переднюю. Слышно, как она неумело возится с ключом, открывая дверь. В комнату входит Виктория Львовна. Она очень хорошо выглядит, намного моложе своих лет. Прекрасно одета. На Клаву смотрит с любопытством, насмешливо. Качает головой, увидев посреди комнаты некрасивые стоптанные Клавины туфли.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Давайте знакомиться. Я Виктория Львовна. От Бори я узнала, что вы здесь, и специально пришла.
КЛАВА. А Вилька ушел за вещами. Вы его подождите.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (ласково). А мне он зачем? Я на вас, деточка, пришла посмотреть. Не сердитесь, я любопытная.
КЛАВА. А вы кто будете? Вилькина знакомая?
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Нет. Я мама его знакомой. Впрочем, чья я мама – не имеет значения. Не правда ли? Так как вас встретили?
КЛАВА (не знает, как себя вести). Встретили. На такси.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (иронизирует). На такси? И что же?
КЛАВА (совсем растерявшись). Так вот я не знаю, что вам рассказать…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (смеется). Вы неподражаемы. А что вы собираетесь делать в Москве?
КЛАВА. Так работать…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Работать? А что вы умеете работать?
КЛАВА. Пока, конечно, мне без специальности трудно, и опять же положение…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (к счастью, она не понимает, о каком положении говорит Клава). Да, положение у вас интересное. (Укоризненно.) Как же вы так решились? Позвал вас наивный мальчишка, а вы и рады. Что ж вы так ни о ком больше не подумали? О его родителях, например? Наконец, о его будущем? Это, конечно, не мое дело, но разве так делают, деточка…
КЛАВА (виновато). Да я и не хотела ехать. Я ж понимаю…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (видит, что Клава перепугана, неуверенна. Напористо). Нет, не понимаете. Не понимаете, что вам и в милиции объясняться придется.
КЛАВА (испуганно). В милиции?
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. А как вы думали? Москва перенаселена. Здесь каждого человека проверяют, зачем он приехал и кто его звал. И на чью площадь.
КЛАВА. Какую площадь?
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (укоризненно). Вы даже этого не знаете. (Зло.) Площадь – это квадратные метры, на которых мы живем. У нас ведь дворов с садами нет. Изб-пятистенок тоже. Пять шагов в ширину и восемь в длину. Вот площадь, на которой я с дочкой всю жизнь прожила.
КЛАВА (удивленно). А сколько домов строится, Вилька говорил…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Что ваш Вилька знает? Вы меня послушайте. Не смешите людей. Уезжайте. А… Если что у вас и было, так сейчас на это не смотрят. Уж поверьте мне, ваш приезд – величайшая глупость. И если вам об этом никто не сказал, так только из деликатности. Не доводите дела до того момента, когда вам все растолкуют товарищи в погонах.
КЛАВА. Кто?
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Милиция, конечно…
КЛАВА. Ой…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Еще какое ой… (Показывая пальцем на стены.) А здесь, между прочим, живет крупный дипломат. И завтра ему кто-нибудь напишет, что его сын сдал комнату, извините, неизвестно кому… Кстати, ваши родители поступили очень опрометчиво, соблазнившись Москвой.
КЛАВА. У меня нет родителей.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. Нет? Откуда же вы?
КЛАВА. Я детдомовская.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (жалостливо и брезгливо одновременно). Боже, какая глупая история. Мне вас жалко, но я вас осуждаю. В вашем положении надо быть особенно осмотрительной. Ведь над вами могли просто посмеяться…
КЛАВА. Да. Понимаю.
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (горячо). Да ничего вы не понимаете. Вилька вам голову заморочил. А у него все прекрасные, все добрые и все на свете только радость.
Клава кивает, улыбается грустно.
Но разве ж можно на него равняться, слушать его? Тем более держаться за него? А вы – уж не сердитесь, я прямо – вцепились в милого нашего донкихота. Зачем же вы так?
КЛАВА. Да, я, пожалуй, уеду…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА. И правильно сделаете. Не надо людям навязываться, Клава. Это же некрасиво.
Виктория Львовна, осторожно сдвинув Клавины туфли, подталкивает их к порогу.
Кстати, вот эта привычка разуваться в комнате – чисто деревенская. Извините, но это так бросается в глаза. И платья рубашечного покроя уже не носят. Вы смешно будете выглядеть рядом с Вилькой… Ну, я пойду. Не сердитесь и послушайте меня. Очень нелепую ситуацию вы создали.
КЛАВА. Вы Вильку подождите…
ВИКТОРИЯ ЛЬВОВНА (насмешливо). А зачем он мне? Я вас хотела повидать. Повидала. То, что я вам говорила, не надо ему рассказывать. Это будет некрасиво. Подумайте своим умом. И я желаю вам выбраться из этой истории с наименьшими потерями. Будьте здоровы. (Уже с порога.) И не душитесь дешевыми духами. Это производит неприятное впечатление.
Занавес.
Картина шестая
Это же время в холле Колпаковых. Разложив на журнальном столике тюлевую гардину, Матвеевна и бабушка штопают ее.
МАТВЕЕВНА. Пришиваем мы с тобой, Кузьминична, дырку к дырке.
БАБУШКА. Вот ты говоришь – дырку к дырке, а я думаю, что это Вилька – дырка и Клавдия – тоже дырка.
МАТВЕЕВНА (снисходительно). Совсем вы поговорить не любите, я вижу.
БАБУШКА. Да ты меня не язви. А слушай. Это ты точно сказала – дырку к дырке. Виля у нас кто? Никто. Он на жизнь только из окошка смотрел, и уже из хорошей квартиры. Да и Клавдя как дура попалась, это тоже от незнания. Думаешь, нашу Наталью можно облапошить? Попробуй кто-нибудь! А это две дырки. И стали шиться друг к другу.
МАТВЕЕВНА. Ой-ой-ой! Сказала, как нарисовала.
БАБУШКА. Нет, что ли?
МАТВЕЕВНА. Да и не очень да. Клавдия не дырка.
Из комнаты прямо выходит заспанная Нинель. Ищет сигарету.
НИНЕЛЬ. Отвратительный день.
МАТВЕЕВНА. А у тебя других не бывает.
НИНЕЛЬ. Мерси. Где народ?
БАБУШКА. Народ при деле. Это мы с Матвеевной дырки шьем. А остальная публика кто где.
НИНЕЛЬ. Точнее?
БАБУШКА. Значит, отец твой в ДОСААФе. Взносы понес. Мать пошла к косметичке, она на сегодня записана.
НИНЕЛЬ. Что – горя нету более?
МАТВЕЕВНА. Тебе надо было идти вместо матери. Ты ее старее смотришься. А от сигарок своих совсем синяя стала, как пуп.
НИНЕЛЬ. Это сейчас время такое – все друг другу хамят. И ты, Матвеевна, увы, не Арина Родионовна.
Бабушка тихо смеется. В холл входит Вилен. Женщины смотрят на него, как на привидение.
БАБУШКА (Матвеевне). Дверь, что ли, не закрыта была?
ВИЛЕН (с фальшивой веселостью). А что, бабуля, не пустила бы меня?
БАБУШКА (спохватившись). Да ты что, дурак? Садись, Вилька, миленький ты мой. Вернулся, значит!
НИНЕЛЬ. А где Клава?
ВИЛЕН. Я знал, что сейчас никого нет. Я за вещами пришел. За зубной щеткой. Клава? Дома. Где ж ей еще быть.
НИНЕЛЬ. Дом построили?
ВИЛЕН. У Борьки мы. Вот ключи. (Показывает связку ключей.) Все нормально, сестра.
Входит Евгений.
ЕВГЕНИЙ. А дверь нараспашку. (Видит Вилена.) Приветствую вас, господин Лопухов!
ВИЛЕН. Почему Лопухов?
ЕВГЕНИЙ. Я читаю мало. Я технарь. Так что могу вспомнить, напрягшись, только одного мужчину из литературы, который выводил из критических ситуаций женщин. Такое у него было призвание. Так вот, это был Лопухов.
ВИЛЕН (с вызовом). Я считаю это сравнение для себя лестным.
ЕВГЕНИЙ. Ой, ой, ой! Виля, сойди с трибуны. А то мне снизу не видно.
ВИЛЕН. Ну тебя! (Идет в свою комнату.)
ЕВГЕНИЙ (громко). А как здоровье Веры Павловны? Скоро ли начнут функционировать мастерские? Не испытываете ли дефицита в падших девицах?
ВИЛЕН (выходит из комнаты с какими-то вещами. С ненавистью). Ты можешь помолчать? Меня ведь не интересует твоя точка зрения. Я ее знаю. Я наперед знаю, что ты скажешь. Ты примитивен. Ты меня высмеять хотел, а я тебе за Лопухова спасибо говорю. Впрочем, ты ведь не знаешь, что такое спасибо.
НИНЕЛЬ. Сколько добротного хамства! Прелесть!
ЕВГЕНИЙ. Это не хамство, дорогая, это паника. Быть благородным трудно. Сплошной бег по пересеченной местности. Виля еще на старте, а резинка в штанах уже лопнула. Держи штаны двумя руками, родственник. Но тогда как же бежать? Матвеевна! А как вы считаете, если на штаны плюнуть и бежать без ничего? Засчитают рекорд или сделают что-нибудь нехорошее?
МАТВЕЕВНА. А чего ты меня спрашиваешь?
ЕВГЕНИЙ. Я в трудную минуту всегда иду к народу. Народ, он все знает. Он такой.
ВИЛЕН (заворачивает какие-то вещи в газету). Неля, не имей от него детей. Не ухудшай породу.
ЕВГЕНИЙ. А кто теперь имеет детей от собственного мужа! Пустой совет, Виля! Это уж кому как Бог пошлет. Кстати, у вашего будущего ребеночка как обстоит дело с наследственностью? Алкоголиков, олигофренов не имеете в программе? Или там потенциальных преступников? И вообще, какой он расы был, этот рухнувший в пропасть шофер?
Вилен резко поворачивается. Неожиданно сильно бьет Евгения. Раз, другой. Тот падает. С исступлением Вилен начинает бить его ногами. Матвеевна и бабушка вскочили. Но их руки запутались в тюле. Они крутятся на месте. И только кричат: «Вилька, Вилька. Перестань, Вилька!» Евгений принимает удары молча. И только инстинктивно закрывает руками лицо. Нинель стоит спокойно, будто даже с интересом наблюдая, как избивает ее мужа Вилен.
НИНЕЛЬ. Ну, еще раз его пни, и хватит.
Вилен не может остановиться. Он бьет, бьет. Тихо идет занавес.
НИНЕЛЬ (когда занавес уже почти закрыт, удивленно, потом с ужасом). Вилька! Остановись. Ты его убьешь!
Занавес.
Действие третье
Картина первая
Через два часа. В холле, закрыв лицо руками, сидит Зинаида Николаевна. Она в красивом платье, на голове фантастическая прическа. А ноги поставлены широко, некрасиво, полные, отекшие ноги, вынутые из лакировок. Входят Иван Федорович и Нинель.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ну?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Неважно. (Возмущенно.) И все-таки не надо было вызывать «Скорую». Сами бы справились.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Вилька?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вот-вот. Теперь ему неприятностей вагон. Этот милиционер прямо зубами в него вцепился.
НИНЕЛЬ. Вилька Женю бил за дело.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Тут, мать, понимаешь, какая история. Клавдия нам может пригодиться. Все-таки для характеристики морального облика Вильки она – свидетель ценный.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. О господи! Я ее видеть не могу!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Тут уж не до настроения, Зина. Парня спасать надо.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (зло). А надо ли?
НИНЕЛЬ. Мать, как не стыдно!
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Кому? Мне? На твоих глазах была драка, а ты раунды считала. И не кто-то чужой дрался – два твоих самых родных человека – муж и брат. А мне стыдно?
НИНЕЛЬ (упрямо). Вилька бил правильно. Мне Женьку не жалко.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Как ты смеешь так говорить?
НИНЕЛЬ (холодно, жестко). Сколько на свете ходит небитых морд. Пусть хоть один получит слегка.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ужас!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Так я все, мать, про Клавдию. Где нам ее найти?
НИНЕЛЬ (спохватившись). Подождите.
Идет к телефону. Набирает номер. Ждет ответа. Никто не подходит.
Никто не подходит. Странно. У нее были свои ключи? Вполне возможно. Значит, куда-то вышла.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (неприязненно). Ты Борису звонила, что ли?
НИНЕЛЬ (уточняюще). В его квартиру. Я согласна с отцом. Клавдия нам может помочь Вильку выручить. В любой ситуации.
Вся согнувшаяся, совсем дряхлая, входит бабушка.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Чего ты встала? Лежи, ради бога! Не хватало нам еще твоих болезней. Берегись уж, ради Христа. Матвеевна ушла, что ли?
БАБУШКА. А то ты не видела. Сразу после милиции. Ты мне скажи, где Наталья? Я ее с утра не видела.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Она на трех сериях Карамазовых. Тоже ведь надо будет ей что-то объяснять.
Нинель снова идет к телефону. Снова звонит. Никто не отвечает.
НИНЕЛЬ. Где ж это ее носит? Она ведь Москвы не знает. Может, вышла и заблудилась?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Надо к ней поехать. (Зинаиде Николаевне.) Ты адрес знаешь?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Понятия не имею.
НИНЕЛЬ. Надо узнать у Алены. (Звонит.) Виктория Львовна? Это Неля. Здравствуйте! Только пришли? От Бориса? (Вся семья настороженно прислушивается.) Клава была дома? Пачулями пахнет? Ну и о чем вы говорили? (Слушает.) А не мог ваш разговор на нее повлиять как-нибудь… Ее сейчас дома нет. Я звонила… Не мог… Тогда слава Богу… Нужна, не нужна. Это другой вопрос. Вмешиваться не надо… Что все-таки говорили?.. Нет… Это очень важно, что вы говорили… Я не сомневаюсь в вашей заинтересованности… До свидания. (Кладет трубку.) Боюсь, эта грымза наговорила нашей новой родственнице с три короба.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Если и сказала, то правду.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Как это неприятно, что круг осведомленных лиц расширяется.
Звонит телефон.
Читать бесплатно другие книги:
