Эфирное время Дашкова Полина

– Вам это рассказал Анисимов? И вы так спокойно повторяете слова убийцы здесь, в этом доме? Вы повторяете их мне, матери убитого? – Елена Петровна вдруг заговорила трагическим театральным шепотом. – Так вот, я совершенно официально заявляю вам, что это вранье. Грязное, наглое вранье, от первого до последнего слова. Он вам что угодно сейчас наплетет, этот Анисимов. Он пришел угрожать моему сыну. Никакого кольца я не видела, зато отлично слышала угрозы. У нас квартира маленькая, комнаты смежные, стены тонкие. Разве ювелиры так живут? Оглянитесь вокруг. Разве так живут люди, связанные с золотом и драгоценными камнями? Вы ведь следователь, пожилой человек. Вы должны с первого взгляда определить жизненный уровень.

– Да, конечно, – легко согласился Илья Никитич, – ювелиры, как правило, состоятельные люди. Елена Петровна, вы знали, что ваш сын брал в долг большие суммы денег не только у Анисимова?

– Я не лезла в дела Артема. Он взрослый человек, – быстро пробормотала она, как будто немного успокаиваясь.

– Но о долге Анисимову вы все-таки знали. Артем сам рассказал вам?

– Нет. Я услышала случайно. То есть я услышала, как Темочка резко разговаривает с кем-то по телефону, почувствовала, как сильно он нервничает, потом спросила, что случилось. Он рассказал.

– Что именно он вам рассказал?

– Он пожаловался, что Анисимов угрожает ему, шантажирует.

– Чем шантажирует?

– Господи, ну какая разница?

– Елена Петровна, вы знаете, что такое шантаж? – осторожно поинтересовался Бородин, пытаясь поймать ее мечущийся, испуганный взгляд. – Это угроза разоблачения, разглашения компрометирующих, порочащих сведений с целью вымогательства. Какими сведениями, порочащими вашего сына, мог располагать Анисимов?

– Никакими!

– Замечательно. Чем же в таком случае он шантажировал Артема?

– Вы придираетесь к словам! И вообще, я устала.

– Простите, я отниму у вас еще несколько минут. В чем состояли угрозы?

– Он говорил, что убьет Темочку. Вот и убил.

– Ваш сын и Анисимов учились в одном классе. Анисимов бывал у вас в доме?

– Не помню. Темочка был добрым, открытым мальчиком, он многих приводил в дом в школьные годы. Возможно, Анисимов и бывал у нас.

– Они дружили?

– Кто?

– Ваш сын и Анисимов.

– Никогда!

– Но вы давно знакомы с Анисимовым? Вы помните его ребенком?

– Я его не знаю и знать не хочу. Он убил моего единственного сына, и я прошу вас не углубляться в воспоминания. Школьные годы к этому отношения не имеют.

– Ну хорошо. Мы оставим в покое школьные годы, вернемся к сегодняшним событиям. Вы сказали, Артем с вами поделился, пожаловался на Анисимова.

– Он не жаловался. Он сообщил мне, что Анисимов ему угрожает.

– Да, это вы уже говорили. Но я бы хотел знать, в чем конкретно заключались угрозы? Ведь о них известно только с ваших слов.

– Я повторяю, он говорил, что убьет Темочку.

– Просто так? Возьмет и убьет? – уточнил Бородин.

– Не просто так. Из-за денег.

– То есть Артем рассказал вам о долге в три тысячи долларов?

Глаза ее забегали, она опять густо покраснела и вдруг, словно приняв неожиданное решение, выпалила:

– Не было никакого долга!

– Очень интересно, – кивнул Илья Никитич, стараясь сохранять спокойствие, – вы это официально заявляете?

– Да, я заявляю это совершенно официально. Мой сын ничего не должен был Анисимову. Ни копейки. Анисимов вымогал у него деньги, три тысячи долларов. Мой сын не поддался на шантаж, и за это Анисимов его убил. Все. Мне плохо. Я требую, чтобы вы ушли.

– Если вам плохо, я могу вызвать врача.

– Нет. Давайте, что там надо подписать, и, пожалуйста, оставьте меня в покое.

– Вот, ознакомьтесь и подпишите. – Илья Никитич протянул ей листки протокола. Она проглядывала быстро, и только над последней страницей рука ее застыла.

«Конечно, сударыня, устно врать легче, чем подписываться в официальном документе под собственным враньем», – усмехнулся про себя Бородин.

Елена Петровна колебалась всего минуту, прежде чем подписать последнюю страницу. Бородин не стал ей напоминать, что в протоколе предыдущего допроса, который вел дежурный следователь, черным по белому записано с ее слов, что Анисимов давал в долг ее сыну три тысячи долларов в июле этого года.

Адвокат Зыслин Лев Иосифович оказался таким молодым и красивым, что Наталья воспряла духом. Ей всегда было проще общаться с молодыми красивыми людьми. У них нет комплексов, они не пытаются самоутверждаться за счет собеседника. И вообще, адвокат просто обязан быть привлекательным. Разве можно не прислушаться к мнению такого приятного молодого человека?

Наталья тут же представила себе, как он своим бархатным низким голосом убеждает высокий суд, что Саня не виновен, и окончательно успокоилась. Этот обязательно убедит. Найдет нужные слова, сумеет произнести их так, что все поверят. Саня будет освобожден из-под стражи прямо в зале суда.

– Кофе? Чай? – любезно предложил Зыслин, когда Наташа опустилась в мягкое кожаное кресло в его маленьком уютном кабинете.

– Кофе, пожалуйста.

– Простите за нескромность, сколько вам лет? – спросил он с ласковой снисходительной улыбкой.

Наташа знала, что выглядит моложе своих двадцати, особенно когда не накрашена. Ее часто принимали за несовершеннолетнюю.

– Мне двадцать.

– А, ну тогда все в порядке. Я, честно говоря, сначала подумал, что вам не больше шестнадцати. Ну-с, Наталья Владимировна, я вас внимательно слушаю.

Аккуратная светло-русая бородка придавала его облику нечто профессорское. Голубые глаза и открытая белозубая улыбка внушали надежду. Молоденькая секретарша в мини-юбке принесла поднос с двумя чашками. Кофе был жидкий, растворимый.

– Моего мужа подставили, – начала Наталья, дождавшись, когда выйдет секретарша, – он ни в чем не виноват.

– Так, минуточку, – Зыслин покачал головой и поднял руку, – давайте все по порядку. По телефону вы сказали, что ваш муж Анисимов Александр Яковлевич арестован и находится в камере предварительного заключения.

– Да, именно так. Его обвиняют в убийстве, но он не убивал.

– Ваш муж ранее привлекался к уголовной или административной ответственности?

– Нет, что вы! Никогда в жизни.

– Хорошо. Теперь давайте уточним ситуацию. Во-первых, в настоящий момент Александр Яковлевич еще не арестован, а задержан. Взят под стражу. Во-вторых, его еще не обвиняют, а только подозревают.

– Откуда вы знаете? Вы что, уже наводили справки?

– Нет, справок никаких я пока не наводил, просто я знаю законы. Пока вина человека полностью не доказана, он всего лишь подозреваемый. Вы уже встречались со следователем?

– Нет еще. Все произошло сегодня ночью. Я знаю, очень скоро, возможно, даже сегодня меня вызовут к следователю, и от того, что я скажу, будет многое зависеть, поэтому я решила прежде всего встретиться с вами, чтобы подготовиться к допросу, не ляпнуть лишнего.

– Американских фильмов насмотрелись? – усмехнулся Зыслин.

– Ну а разве там герои действуют неправильно, когда первым делом обращаются к адвокату? Они, между прочим, гораздо лучше нас знают свои права и умеют их отстаивать. Если моего мужа подставили, может, и следователь купленный, я должна заручиться поддержкой профессионала.

– Разумно, – кивнул Зыслин, – а почему вы так уверены, что вашего мужа подставили?

– Мой муж не мог никого убить. Он не такой человек. Я понимаю, для вас это не довод, так, наверное, все говорят.

– Ну почему же? Далеко не все. Есть жены, которые, наоборот, пытаются любыми средствами отправить своих благоверных за решетку.

– Да, конечно, но у нас совсем другой случай, – Наталья гордо вскинула подбородок, – я сделаю все, чтобы освободить и оправдать моего мужа. Все улики против него, слишком много улик, и это безусловно доказывает, что его подставили. Как будто нарочно так подстроили, чтобы никаких других подозреваемых. Вот он, готовенький. Ведь если предположить невероятное, если бы он на самом деле убил, то уж вряд ли бы завалился спать в том же подъезде, рядом с трупом и с пистолетом.

– А что, он действительно завалился спать рядом с трупом? – Зыслин едва заметно усмехнулся. – Он что, пьян был?

– Да нет же! Он вообще не пьет. То есть иногда выпивает, как любой нормальный человек, но никогда не напивается. Понимаете, ему подсыпали какой-то наркотик в водку или в коньяк, или чем там его поили в этом чертовом ресторане. В общем, его усыпили. А потом, проснувшись, он ничего не мог вспомнить. Кажется, до сих пор не помнит. Есть ведь всякие препараты, отшибающие память?

– Безусловно, – кивнул Зыслин, – и что было дальше?

– Ну что дальше? – Наталья тяжело вздохнула. – Наверное, его, спящего, загрузили в машину, привезли на место преступления, выстрелили из его пистолета.

– Откуда у него оружие?

– Купил по случаю, – Наталья покраснела, – по дурости купил. Просто так, чтобы самому себе казаться крутым.

– Какой марки пистолет?

«Вальтер». Кажется, пятизарядный, я в этом не разбираюсь. Да он эту игрушку вообще редко из дома выносил, только первое время иногда таскал с собой, чтобы в компании показать, в гостях, ну, просто похвастаться. Он для этого и купил, а не для того, чтобы стрелять.

– А вообще он умеет стрелять?

– Один раз на даче в лесу палил в дерево. Нарисовал на картонке мишень, прибил к березе и тренировался. Между прочим, ни разу не попал в «яблочко».

– Лицензия есть на оружие?

– Нет. Я говорила ему, что надо бы зарегистрировать пистолет. Мало ли что? А он отмахнулся, мол, ерунда, у всех его знакомых есть оружие, и никто не регистрирует.

– Интересные у вашего мужа знакомые, – хмыкнул адвокат. – Ну ладно, а личность убитого вам известна?

– Нет! – Наталья ошарашенно уставилась на адвоката, быстрым нервным движением прижала ладонь ко рту. – О господи… Я же правда понятия не имею, кто убит из Саниного пистолета. Извините, я только сейчас поняла, что совершенно не готова к разговору с вами. Я действительно знаю очень мало. – Наташа на секунду закрыла глаза, пытаясь успокоиться, вспомнить, ничего не упустить.

– Не волнуйтесь так, Наталья Владимировна, – подбодрил ее Зыслин, – я ведь не следователь.

– Да, конечно. Я попробую не волноваться. Мой муж ушел вечером на какие-то важные переговоры, его долго не было. Я позвонила ему на мобильный, он нес околесицу, не мог объяснить, где находится, а рядом были слышны какие-то крики, собачий вой. Потом телефон отключился. Я чувствовала, что-то должно произойти ужасное, я не хотела его отпускать, было поздно, мы поссорились…

– Вы давно женаты? – перебил ее Зыслин.

– Два года. Ребенку девять месяцев.

– Рановато начали ссориться. Вы, вероятно, ревнуете мужа, когда он уходит из дома поздно вечером и говорит, что по делам?

– Я ревную? Нет, ни в коем случае! – вспыхнула Наталья. – Если бы я не верила Сане, то просто развелась бы с ним. Я знаю, он действительно уходит по делам. Совсем недавно у него был свой маленький бизнес, довольно успешный. Он торговал всякой косметикой, витаминами. Фирма называлась «ЧНМ», «Чудо народной медицины». Может, слышали?

– Нет.

– Она совсем маленькая была, эта фирма. Но дела шли отлично, до августа этого года. А в августе прогорел банк, на котором все держалось, я ничего в бизнесе не понимаю, только знаю, что фирмы больше нет и банка тоже. После кризиса все так стало сложно, нам постоянно не хватает денег.

– А кому, интересно, их хватает? – Адвокат кашлянул и взглянул на часы. – Извините, Наталья Владимировна, но время – это тоже деньги. Из того, что вы рассказали, я понял только одно: дело сложное, запутанное, однако не безнадежное. Сейчас я, к сожалению, должен уехать по делам. Думаю, наша следующая встреча будет значительно плодотворней. Вы успокоитесь, шок пройдет, и вы изложите мне все по порядку, без спонтанных эмоциональных оценок.

– Простите, – смутилась Наталья, – я, наверное, правда очень сумбурно все излагаю. Но я хочу, чтобы вы поняли главное: мой муж не виноват. Он не убивал.

– А меня это совершенно не волнует, – улыбнулся адвокат.

– То есть как? Вы отказываетесь защищать Саню? – выпалила Наталья и судорожно сглотнула, чувствуя, что сейчас расплачется.

– Этого я не говорил, – покачал головой адвокат.

– Но тогда как же вас понимать?

– Именно так и понимать. Буквально. Дело в том, Наталья Владимировна, что факт реальной виновности или невиновности вашего мужа меня совершенно не заботит. У меня другие задачи. Я адвокат, а не следователь и не судья.

– То есть вам безразлично, кого защищать, убийцу или невиновного человека?

– Именно так, – улыбнулся Зыслин, – мне как профессионалу это безразлично.

– Так не бывает.

– Почему?

– Это очевидно. Во-первых, невиновного морально легче защищать, а во-вторых… – Она покраснела и запнулась.

– А во-вторых? – Зыслин чуть склонил голову набок и глядел на Наталью с насмешливым любопытством. – Ну, договаривайте, я вас слушаю.

– Правду проще доказывать, чем ложь.

– Вы так считаете? – вскинул брови Лев Иосифович.

– Я уверена.

– А вот и нет. Правду бывает значительно сложней доказать, чем ложь. Правда может быть грязной, совершенно нелогичной, она сплетается стихийно, из нелепых случайностей, и слишком часто противоречит здравому смыслу. Ложь, продуманная, сознательная, – это красивый плод человеческого интеллекта. Она привлекательней и убедительней правды, а потому и доказать ее проще. Люди верят только тому, чему хотят верить. Но это так, между прочим.

Наташу стал немного раздражать его менторский тон. Адвокат как будто рисовался перед ней или упражнялся в риторике. Она была не в том состоянии, чтобы уловить суть его философских рассуждений, однако решилась возразить.

– Все-таки правду доказать легче. Врать противно. Во всяком случае, я врать не умею, – мрачно пробормотала она и посмотрела в зарешеченное окно. Там светило солнце. Она подумала, что Саня сейчас тоже смотрит на ясный день сквозь решетку, и от жалости у нее заболело сердце, заболело по-настоящему, впервые в жизни.

– Врать не умеете? Ну, вы прямо ангел, Наталья Владимировна, – усмехнулся адвокат, и тут же лицо его стало серьезным, озабоченным, он еще раз взглянул на часы. – Чтобы мы с вами начали работать, вам необходимо написать заявление, заполнить два бланка, внести в кассу консультации тысячу рублей. – Он порылся в столе, протянул ей несколько бумажек. – Вот образец заявления, это бланки. Мои услуги будут стоить пять тысяч долларов.

– Да, конечно, – машинально кивнула Наталья, взяла ручку, и вдруг ее бросило в жар, она открыла сумочку и тут же быстро ее захлопнула. – Простите, я не взяла с собой денег…

– А что вы так заволновались? Сейчас вы должны заплатить всего лишь тысячу рублей, это необходимо, чтобы мы с вами официально оформили наше сотрудничество. А основную сумму вы отдадите мне потом, не обязательно все сразу. Сначала будет достаточно двух тысяч долларов, это аванс.

– Правда? Тогда все нормально, но я… – она положила ручку на стол и горячо покраснела, – понимаете, у меня сейчас с собой вообще нет денег. Я кошелек оставила дома.

– Это не страшно. Вы зайдете завтра утром. Если меня не будет, вы просто внесете деньги в нашу кассу, вам все оформят, и послезавтра мы начнем работать.

– Да, конечно, спасибо вам.

Из консультации она вышла вся мокрая от пота. Она еле держалась на ногах. Был ясный морозный день, от холода, от яркого солнца выступили слезы, и Наташа ничего не видела сквозь дрожащую радужную пелену. Она чуть не упала, поскользнувшись на раскатанной черной полоске льда, подвернула ногу, но боли не почувствовала. На перекрестке завизжали тормоза, и Наташа равнодушно отметила, что вот сейчас, только что, чуть не попала под машину.

– Ну куда прешь, дура? – выкрикнул, опустив стекло, водитель «жигуленка». – Жить надоело?

«У нас нет денег, – тупо повторяла про себя Наталья, – какие пять тысяч долларов? И сотни рублей нет. Ну, положим, рублей пятьсот я могу занять у мамы. Но не больше. Свекровь дала бы без разговоров, сколько нужно. Но нет у нее. Она живет на зарплату, которую не выплачивают месяцами. Саня ей часто подкидывал сотню-две долларов, но все равно ей едва хватало на жизнь. Из друзей и знакомых занять не у кого, просто потому, что неизвестно, когда и каким образом мы сумеем вернуть. Лишних денег сейчас ни у кого нет. Обратиться к другому адвокату, который подешевле? Но я и самого дешевого не сумею оплатить».

Наташа обещала маме приехать за Димычем сразу после разговора с адвокатом, но сама не заметила, как доехала до своего дома. Не разувшись, в грязных сапогах бросилась на кухню. Там, на подоконнике рядом с телефоном, лежала Санина большая записная книжка. Наташа нашла номера Мухина, домашний и мобильный. Сняла трубку, но тут же бросила ее.

«Если он как-то связан с убийством, звонить ему нельзя ни в коем случае. Что бы я ни сказала, каким бы невинным предлогом ни защитилась, он тут же поймет. А ведь Саня просил позвонить именно ему… Да, просил, однако он ведь не знал, что Мухин позавчера побывал здесь. Или знал?»

И тут она совершенно отчетливо вспомнила, что позавчера вечером пистолета в ящике уже не было.

Позавчера пришло извещение о задолженности за квартиру. Старые оплаченные счета лежали в том же ящике, где пистолет. Бумажки были разбросаны, Наташа пыталась собрать, разложить по порядку и автоматически отметила про себя, что нет пистолета. Она хотела спросить Саню, куда он дел «вальтер», но завозилась с подсчетами, сумма задолженности казалась ей слишком большой, а потом ее отвлек Димыч, и больше она не вспоминала о пистолете до тех пор, пока не пробилась сегодня утром в милицию к арестованному мужу.

«Я не брал его с собой. Мне некуда было его положить…»

Конечно, не брал. Его просто не было в доме, этого несчастного пистолета. Лучше бы его вообще не было.

Саня купил «вальтер» в июне. Он с детства мечтал иметь настоящий собственный пистолет. Наташа сначала испугалась, уговаривала выкинуть или хотя бы спрятать и никому не показывать. Но Саня, будто назло, таскал пистолет в гости, хвастал, как мальчишка, потом на даче пострелял по мишени и остался собой недоволен, заявил, что будет упражняться. Впрочем, скоро наигрался, успокоился. Пистолет убрал в ящик письменного стола. В последний раз вытаскивал его оттуда очень давно, кажется, в августе. Ну, конечно! Двенадцатого праздновали день его рождения, всего за пять дней до кризиса. Это был пир во время чумы, он позвал человек двадцать, в том числе Вову Мухина.