С точки зрения Тролля (сборник) Датлоу Эллен
— Анна, сестрица Анна! Ты не видишь, не едет ли кто-нибудь?
И Анна отвечала:
— Ты спрашивала меня об этом пять минут назад. Не надоедай мне.
Но однажды она увидела облако пыли вдалеке. Вскоре оно превратилось в отряд солдат с флагами, за ними следовала длинная вереница повозок, карет и рабов. Девушки бросились в деревню. В конце процессии несли клетки с яркими птицами. Акробаты крутились колесом. Это было лучшее зрелище, которое когда-либо видели в деревне; жители радостно аплодировали.
Ровно до тех пор, пока не показался владелец замка. Все примолкли. Он был высоким и, сидя на своем жеребце, казался великаном. Грудь у него была широкой, как барабан, а борода такой черной, что на свету отливала голубым цветом. Его кожа…
— Он мавр! — плакала Фелисия, вернувшись домой и падая на руки матери.
— Он отлично держится в седле, — заметила Анна.
— Он мавр! О, обманчивая удача!
— Все еще хуже, чем ты думаешь, — вступила в разговор леди Трефина. — Я отправила ему приглашение еще до того, как услышала новости. Он ответил очень благородно — для мавра — и будет у нас сегодня вечером.
Фелисия отправилась в постель, а Анна вежливо предложила матери помочь с планированием меню.
Вечер прошел хорошо, несмотря на то что младшая из сестер отказывалась разговаривать или даже смотреть на их гостя. Лорд Отелло был прекрасно образован. Он был марокканским принцем до того, как его взяли в рабство корсары-христиане. Его не отправили умирать на галеры, как обычно поступали с рабами-мусульманами. Его подарили Льву, Папе Римскому.
Папа был очень доволен и сразу же дал Отелло свободу. Лев нашел в мавританском принце родственную душу. Они оба любили роскошь и великолепные праздники, и, без сомнения, Отелло был очарователен. Он был бесконечно изобретателен: придумывал празднества, собрал зоопарк, привез из Китая фейерверки. Он познакомил понтифика с диковинками, которых в Риме никогда прежде не видели. Или, по крайней мере, о которых не знал простой народ.
К сожалению, Лев умер, а его преемник благоволил Инквизиции. Папа Андрей сделал из дворца удовольствий папы Льва лепрозорий и приказал закрасить удивительные фрески, которыми была расписана спальня Отелло.
Мавританский принц уехал из Рима, он путешествовал по маленьким итальянским княжествам, останавливаясь в каждом на год или два, пока не добрался до Венеции. Там он стал главнокомандующим армии.
— Почему, достигнув такого успеха, вы отправились в нашу тихую заводь? — поинтересовалась леди Трефина.
— Устаешь от льстивого восхищения, — широко улыбнулся мавр, белые зубы блеснули на темном лице. — Я стремлюсь к спокойной жизни, которая позволит человеку наслаждаться прелестями брака.
— О! Вы привезли свою жену? — радостно воскликнула Анна.
Мавр снова улыбнулся:
— Я надеялся, что найду свое сокровище здесь. Горожанки кажутся мне слишком безрассудными. Я ищу простую деревенскую девушку, чтобы одаривать ее драгоценностями.
Фелисия взглянула на него и тут же опустила взгляд.
— Вы окажете мне большую честь, если навестите меня в моем замке, благородные леди, — продолжил Отелло. — Приводите с собой столько друзей, сколько захотите.
Слова о друзьях успокоили тревогу леди Трефины. Ничего не подобающего не могло произойти в толпе, к тому же ей было любопытно, что скрывается за стенами замка.
— С удовольствием, — ответила она.
Ночью, когда Отелло отправился к себе домой, Анна заметила:
— Я слышала на рынке, что ему пришлось бежать из Рима. Более того, он бежал из Генуи, Милана, Пизы, Неаполя и Венеции. Вам не кажется, что в каждом из этих городов он убивал своих жен?
— Завистники всегда распускают слухи о богатых людях, — раздраженно ответила леди Трефина. — Вам не подобает повторять их слова.
Дворец оказался великолепнее, чем кто-либо мог себе представить. Он был декорирован золотом и украшен драгоценностями. Фелисия засмотрелась на себя в большое зеркало — такого она не видела в деревушке, и лорд Отелло удивил, сам себя, надев на ее пухлую шейку нитку жемчуга.
— Вы осчастливили зеркало, подарив ему свое отражение, — промурлыкал он.
Фелисия захихикала.
В близлежащем лесу затеяли охоту для сыновей леди Трефины, которым такие вещи, как искусство, были скучны. Но для дам это была одна долгая неделя, полная удовольствий.
В саду актеры разыгрывали пьесы, в то время как безмолвные рабы разносили подносы с напитками и шербетом. Менестрели пели свои песни. Акробаты вставали в пирамиды, которые достигали чуть ли не края высоких стен. Обезьяна боролась с медвежонком. О, развлечения лорда Отелло ни с чем не могли сравниться! Фелисия и леди Трефина были очарованы.
— Возможно, его борода и не такая уж голубая, — прошептала Фелисия Анне.
— Мне интересно, что он тут прячет, — ответила Анна, глядя на дверь, которую ни разу не видела открытой. — Может быть, тела своих убитых жен.
— Анна! — воскликнули одновременно Фелисия и леди Трефина.
Свадьбу Фелисии и Отелло праздновали целую неделю всей деревней. Все соглашались, что муж Фелисии — благородный человек, для мавра конечно, и что ей очень повезло.
Но когда все разъехались, молодая жена часто стала оставаться одна. Ее окружали рабы (которые никогда не открывали рта), ручные олени, котята, ученые обезьяны и многие-многие другие существа, но Отелло каждый месяц уезжал на три недели. Куда? Она не знала. Она просто просыпалась утром, а его уже не было.
Фелисия не умела сама себя развлекать. Она всегда полагалась на Анну и теперь осознавала, какими невыносимо скучными стали ее дни. Более того, Отелло запретил ей покидать замок. Фелисия привыкла бегать на рынок то за тем, то за другим. Она наслаждалась восхищением юношей, толпившихся у фонтана. Конечно, она никогда не позволяла себе лишнего — ну, ничего, кроме как показать лодыжку, приподняв юбку, но что в этом было плохого?
Однажды со скуки она уронила платочек, чтобы посмотреть, как его поднимет миловидный раб.
Отелло в ярости влетел в комнату. Он выхватил у раба платок и разорвал его в клочья, а после начал крушить мебель. Фелисия забилась в угол.
На следующий день Отелло принес ей шкатулку с драгоценностями в качестве извинения. Фелисия запустила руку в шкатулку — рубины, сапфиры, изумруды и бриллианты сверкающим дождем посыпались с ее ладони.
— Они тебе не нравятся? — спросил ее муж.
— Они милые, — безразлично ответила Фелисия.
— Что бы тебя порадовало, моя голубка? Новое платье? Пони? Духи?
— Мне одиноко, — призналась Фелисия. — Мне не хватает милых разговоров, которые мы вели с сестрой и матерью. Когда ты уходишь, мне совсем не с кем поговорить.
— Нет ничего проще, чем исправить это! — воскликнул лорд Отелло. — Так получается, что завтра я уезжаю на месяц, и я приглашу Анну, чтобы она составила тебе компанию.
И он тут же отправил гонца.
Фелисия и Анна упали друг другу в объятия. Они переходили из комнаты в комнату, и Фелисия гордо показывала подарки, которые делал ей Отелло. Ее словно охватила лихорадка после стольких дней молчания.
Отелло благосклонно улыбался.
— Милая женушка, — сказал он. — Конечно же мне жаль снова тебя оставлять, но я надеюсь, ты не будешь грустить без меня. Вот тебе ключи ко всем моим богатствам. Этот открывает комнату с золотом и серебром. Этот — с драгоценными камнями, а этот — со сладостями, засахаренными розовыми лепестками и другими лакомствами. Но в задней части сада есть одна дверь, которую ты не должна открывать. Если ты осмелишься открыть ее, тебя поразит рок, как молния с неба. Вот этот маленький ключ — от той самой двери. Видишь? На нем выгравирована роза.
— Простите, лорд Отелло, — вмешалась Анна, — но зачем вы даете Фелисии ключ, которым она не может воспользоваться?
— Почему бы и нет, если я ей полностью доверяю? — ответил мавр.
Он взобрался на своего огромного черного жеребца и отправился в путь. Ворота затворились за его спиной, и их закрыли на замок.
— Он забрал ключ от них с собой, ты заметила? — спросила Анна. — Мы заперты здесь до его возвращения.
Но Фелисию это не опечалило. Ей было гораздо интереснее посмотреть на комнаты, которых она прежде не видела. Они открывали дверь за дверью и обнаруживали все новые и новые сокровища, в том числе и книги. Анна порой читала, а Фелисия с удовольствием ее слушала. Так прошли несколько чудных дней, и ни одна из них не страдала от скуки.
— Взгляни сюда, — однажды позвала сестру Анна. — Эту книгу написал сам Отелло. Она о его путешествиях по Северной Африке и — о, смотри! — о его жизни в Риме, Генуе, Милане, Пизе, Неаполе и Венеции. Он пишет, что в Риме женился на девушке по имени Лидия. В Генуе он обвенчался с Люсиндой.
Анна прошла с книгой в сад, где было светлее. Она читала так быстро, как только могла, но книга была такой толстой, что это заняло много времени.
— Флора в Милане, Мария в Пизе, София в Неаполе и… И… В Венеции он женился на Дездемоне!
— Многие женщины умирают во время родов, — возразила Фелисия.
— Но не она! Я слышала, как на рынке говорили, — воскликнула Анна, — что Отелло задушил Дездемону. Разразился ужасный скандал, и ему пришлось бежать.
— Ты уверена? — бледнея, спросила Фелисия.
— Конечно, я уверена! Я была права! За запертой дверью спрятаны тела его убитых жен, — гневно ответила Анна. — Нам нужно отсюда выбираться. К счастью, у меня есть план.
Они забрались на самую высокую башню замка и принесли с собой зеркало. Анна встала на стул у окна. Она видела замок Трефина на другом краю долины, его розовые стены великолепно смотрелись на фоне темно-зеленых кипарисов.
— А сейчас я выгляну наружу, — сказала Анна. — Не отвлекай меня, зеркало тяжелое.
Она подняла зеркало, чтобы поймать солнечный луч. Яркая вспышка пронеслась по долине и достигла балкона дома леди Трефины.
— Ой! — воскликнула Анна, спускаясь на пол. — Тяжелая работа. Мне нужно отдохнуть, перед тем как повторить.
— Но что ты делаешь? — спросила Фелисия.
— Перед тем как уехать, я сказала матери, что, если она увидит вспышку света, она должна прислать Артуро, Родриго, Фиделио и Джованни нам на помощь. Надеюсь, она следит за замком. В ее привычках было бы уехать к кому-нибудь в гости.
Снова и снова Анна высовывалась из окна, держа в руках тяжелое зеркало.
Фелисия сидела рядом на полу. Каждые пять минут она спрашивала:
— Анна, сестрица Анна, ты не видишь, не едет ли кто-нибудь?
Словно ребенок, интересующийся во время долгого путешествия: «А мы еще не приехали?»
— Не приставай ко мне! — в конце концов закричала Анна, и зеркало выскользнуло у нее из рук и разбилось о брусчатку внизу. — Ну, вот и все, — вздохнула она, спускаясь вниз. — Даже не знаю, получили ли они наше послание.
— Анна, сестрица Анна, — начала снова Фелисия.
— Если ты скажешь это еще хоть раз, я сломаю стул о твою голову.
Они ждали, с тревогой высматривая хвост из пыли, который бы возвестил их о приближении братьев. Долго ничего не происходило, а потом Анна кое-что заметила.
— Думаю, они скоро будут. О, фу! Это всего лишь стадо овец.
Анна отважно стояла на своем посту, и через некоторое время она увидела еще одно облако пыли.
— На этот раз это должны быть они, — сказала она, но оказалось, что это коробейники шли на рынок.
— Третий раз — счастливый, — сказала Анна, наблюдая за дорогой. Она поднесла руку к глазам, чтобы их не слепило солнце.
И на третий раз им действительно повезло: Артуро, Родриго, Фиделио и Джованни галопом мчались к замку вместе со всеми своими слугами. Они принесли с собой железные тараны и проломили ворота.
Им нравились такие приключения. Веселья было не меньше, чем на охоте.
— Что случилось? От чего вас нужно спасать? — воскликнул Артуро, выхватывая свой меч из ножен.
— Отелло убивал своих жен и спрятал их тела за этой дверью, — объяснила Анна, показывая им маленький ключ с выгравированной розой.
Она отперла дверь. Ее братья и их слуги бросились внутрь…
По ту сторону двери находился невообразимо прекрасный сад. Журчал фонтан. Апельсиновые и миндальные деревья отбрасывали тени. По сути, это была точная копия сада в передней части дома, и ее окружало такое же множество комнат. В центре сидел лорд Отелло, прекрасные женщины в прозрачных шароварах и сорочках, украшенных золотыми монетами, обступили его со всех сторон. По меньшей мере дюжина детей показалась на глаза вошедшим.
Отелло поднялся и поклонился.
— Я ожидал, что Фелисию охватит любопытство, и она откроет дверь. Все мои жены так делали. Но и вы — желанные гости, хоть и ворвались ко мне без приглашения. Позвольте представить вам Фатиму, Гертруду, Людмилу, Гортензию, Лидию, Люсинду, Флору, Марию, Софию и Дездемону.
— Ты… Не убил их? — едва слышно спросила Анна.
— За какое чудовище вы меня принимаете? Видите ли, — ответил марокканский принц, — моя религия позволяет мне обладать не одним из этих сокровищ, а всеми. Лев понимал это, но Инквизиция, будь она проклята, хотела, чтобы я расстался со всеми, кроме одной. Разве это справедливо? Какое из этих прекрасных созданий я должен был отвергнуть? Так что я переезжал на новое место, как только правда выходила наружу. Должен сказать, что я устал от переездов.
— Но ты не заберешь с собой нашу сестру, — заявил Артуро.
— Я всегда оставляю выбор за своими женами, когда они обнаруживают гарем, — ответил Отелло. — Фелисия, моя милая пышечка, ты бы хотела увидеть Париж? Там есть замечательные портные, и ты не будешь чувствовать себя одинокой в обществе этих леди.
Но Фелисия только скривилась и всхлипнула.
— Мы должны сохранить свое доброе имя, — твердо сказала Анна.
— О, очень хорошо! Вы можете распустить обычные слухи, — предложил Отелло. — Фелисия может оставить себе замок и один из сундуков с золотом.
Фелисия вернулась в дом своей матери на время, пока остальные жители замка не уедут. Анна всем рассказывала историю про Синюю Бороду, которая становилась к тому же все популярнее. Ее сестра тут же стала знаменитостью. Благородные мужи приезжали отовсюду, чтобы увидеть место, где был убит Синяя Борода, и конечно же они оставались погостить, чтобы восславить храбрость двух сестер.
Однажды поздним вечером караван остановился на ночлег в лесу у реки.
— Думаю, я полюблю Париж, — сообщил лорд Отелло окружавшим его женам и детям. — Французская еда, искусство, музыка, литература и женщины достойны восхищения. — Мавр взглянул на своих спутников и свои оскудевшие богатства. — Хотя, возможно, женщины не так уж и восхитительны, — решил он.
Так они все въехали в дом с окнами на Сену и жили счастливо до конца своих дней. А Отелло так больше никогда и не женился.
Нэнси Фармер — автор книг «Дом Скорпиона», «Ухо, Глаз и Рука», «Левочка по имени Катастрофа». Мать Нэнси не только читала дочери волшебные сказки, но и действительно верила, что в саду живут эльфы. Она запрещала ее отцу срубать деревья, потому что наяды бы расплакались. В таком окружении легко перейти границу между реальным и вымышленным миром.
Нэнси выбрала сказку о Синей Бороде, потому что из всех злодеев оправдать именно этого казалось ей сложнее всего. Но, к своей радости, она нашла реальный исторический прецедент. Отелло, марокканский князь, был пленен одним из самых радикальных глав Римско-католической церкви, Папой Львом Десятым. Мораль, дорогие читатели, заключается в том, что волшебные сказки и история спят в одной постели и, как любящие сестры, одалживают друг у друга одежду.
МАЙКЛ САНДУМ
Жулик
Есть у меня одна дурная привычка, думаю, простительная в свете моих многочисленных достоинств.
Давайте не будем перечислять все те причины, по которым я не нравлюсь людям. Давайте поговорим о моих добродетелях. Они неисчислимы. В качестве первого примера — один из моих даров человечеству, мост. Мосты всегда разваливались, стоило ступить на них чему-либо живому, пока я не улучшил конструкцию. Я придумал тот вид мостов, который теперь встретишь в любом уголке королевства.
Более того, я придумал множество других полезных для людей вещей. Хлеб всегда был черствым, пока я не показал пекарям, как использовать дрожжи, а мясо всегда ели сырым, пока я не нашептал на ухо королевскому повару, что надо попробовать его запечь. Я придумал столько всего, что делает жизнь более приятной. Пряжки? Я выковал первую партию и оставил на скамейке в доме скорняжника, чтобы он нашел их утром. Ярмо? И это придумал я, устав смотреть, как быки начинают бодаться друг с другом или разбредаются в разные стороны, опрокидывая собранный урожай в грязь.
Узнать, где могут пригодиться мои таланты, было не сложно. Королевству повезло, если так можно сказать, что в нем живут болтливые галки, птицы вроде серых воронов с черными шапочками на головах. Эти галки летали и болтали без умолку о кислом пиве пивовара или о том, что у девицы не спадает жар, и, послушав их, я спешил на помощь — спасать или лечить, в зависимости от того, что больше требовалось.
Я нашептывал сравнения в уши поэтам. Я озадачивал мудрецов и подбивал подвыпившего приходского священника взяться за ручку и записать проповедь о трезвости. Я был очень занятым духом, но я был счастлив, творя добро для человечества, и не ожидал благодарности.
Я творил свои благодеяния втайне, скрываясь от людских глаз, только шепча и коротко касаясь руки портного или корабельщика, когда те смотрели в сторону. Но однажды меня начала беспокоить какая-то смутная потребность, какое-то томление, с которым я никак не мог сладить.
И в чем же, можете вы спросить, заключалась моя пагубная слабость, пятнавшая мой, в остальном чистейший, облик? Короче говоря, я убивал и ел человеческих младенцев.
Тем ясным утром, которое в корне изменило всю мою жизнь, я был занят очередной выдумкой. Я учил оконных дел мастеров делать стекло: шептал им на ухо и подталкивал под локоть.
Они никогда ничего подобного бы не придумали без моей помощи. Это тонкое искусство управления жаром и величайшая точность. В то время как плавился песок, прошел слух, что дочку мельника заточили в королевской башне.
— Король Чарльз Мудрый посадил Винни под замок, — вещал герольд. — Чтобы она доказала, что умеет превращать солому в золото, как хвалился ее отец, — добавил он, и его глаза блестели от любопытства. — Расскажите мне, что вы делаете.
— Мы заняты тем, что плавим песок и готовимся сделать… — Оконных дел мастер замялся.
Я, невидимый и настойчивый, зашептал ему на ухо. Такой шепот звучал в ушах пораженных слушателей как шорох их собственных мыслей.
— Сделать стекло, — уверенно улыбаясь, закончил оконных дел мастер. — Стекло, вот что мы тут делаем, и большие оконные стекла в том числе. Лучше держись подальше — здесь слишком горячо.
Я уже давно восхищался Винни, дочкой мельника, хотя и не был знаком с ней. Новость о том, что ее посадили в тюрьму, меня разозлила и опечалила, ведь я был уверен, что такая красивая девушка займет достойное место в жизни.
Я сморгнул, переносясь по прозрачному воздуху, и оказался перед всхлипывающей девчушкой в самой маленькой из камер королевской башни.
— Почему ты плачешь, милая Винни? — спросил я.
Она меня не услышала, она рыдала и проклинала непомерную глупость своего отца.
— Привет, Винни, милая девушка, — сделал я еще одну попытку. — Позволь мне помочь тебе.
Мне было сложно замереть так надолго, чтобы человеческий глаз смог меня увидеть, но я очень старался, против обыкновения не двигая ни рукой, ни ногой и задержав дыхание, чтобы она смогла заметить, что я стою рядом с ней, окруженной большими ароматными копнами свежескошенного сена.
Она вытерла слезы кружевным краем рукава — и глаза ее широко распахнулись. Она смотрела на меня. Она вдохнула, не сводя с меня глаз.
— Ах ты, мелкий старый черт, — воскликнула она, — какой может быть от тебя толк?
— Моя милая маленькая Винни, — ответил я, — я могу превратить это сено в золото, и его будет столько, сколько не всякий монарх может пожелать.
— За какую плату, маленький чертенок? — резковато спросила она.
— Я помогу тебе и возьмусь за эту работу за твое «спасибо».
Прялка была одним из моих удачнейших изобретений: до того как я ее придумал, жители королевства одевались в заячьи шкуры и накидки из переплетенных трав. Она издавала чудесные звуки, моя поющая прялка, пока я прял сено, а золотая проволока рекой стекала на пол и блестела в свете новой зари. Не то чтобы прясть было легко. Волшебство или труд — но, как бы там ни было, для меня это была работа. Винни проснулась, когда я устало опустился рядом с прялкой.
— О, спасибо, — зевнула она.
Король Чарльз Мудрый хлопал в ладоши.
— Отличная работа, Винни, — воскликнул король. — Если сегодня повторишь чудо и правда получишь чудную награду.
Винни улыбнулась так, что ямочки появились на щеках, и покраснела.
— Ваше величество, — ответила она, — делать это чудо для вас — уже достаточная награда для меня.
Винни перевели в камеру попросторнее, где было еще больше сена, но девушка томилась от скуки, когда я предложил ей помощь и сказал, что не стоит волноваться.
— Я не волнуюсь, — ответила она.
Я приготовился снова прясть золото из сена, еще влажного от росы, легшей на него на поле. В сене было полно божьих коровок и рвущихся на волю бабочек — мне удалось их спасти. Я превратил янтарные копны в тяжелый и мягкий металл, который люди считали величайшим сокровищем. Я восхищался золотом, хотя и считал, что копна сена была не меньшим сокровищем, чем любой из драгоценных металлов. Я работал в поте лица, пропуская между пальцами нитку двадцатичетырехкаратного богатства, но не мог не замечать, что Винни скучает. Время от времени она начинала дремать, потом просыпалась и спрашивала:
— Ты еще не закончил?
Я так старался, что меня уже ноги не держали, и руки у меня дрожали, и я потерял дар речи.
— Спасибо, — сказала она, когда эта утомительная ночь прошла и я сделал свое дело.
— Винни, ты — сокровище, — признал король, Чарльз, улыбаясь.
Это был высокий, ладно сложенный мужчина с красным лицом и рыжей бородой.
— Я восхищен и благодарен. — Он ткнул пальцем в сторону золотых копен. — Если ты… или твоя магия… смогут сотворить такое чудо еще один раз, я подарю тебе главное сокровище королевства.
— И что же, мой повелитель, — спросила Винни, со смущенной улыбкой, — это может быть?
— Я! — со смехом ответил король. — Ты станешь моей королевой!
Для меня это была еще одна длинная ночь, наполненная выматывающей работой. Сено было слишком свежим, еще зеленым и влажным после летнего дождя. Воробьи попались сенокосам под горячую руку, и не одному из них я помог вылететь из окна в ночь.
— Поторопись, — просила Винни.
У меня не было сил превращать стебли и зерна в золото. Мои руки горели, голова разрывалась от сильной боли, в глазах рябило и темнело.
— Работай, лесной крысеныш, — говорила Винни, — или я позову стража, и он свернет тебе шею.
Я подумал над ее угрозой. Я начинал понимать, что ее общество не доставляет мне столько удовольствия, как раньше.
— Я закончу эту работу, Винни, — ответил я, — если ты пообещаешь мне… если ты разрешишь мне навестить тебя, когда у тебя будут дети.
— Мне кажется, ты хочешь съесть моих детей, — сказала Винни, не столько испуганная, сколько завороженная моими словами. Ей было скучно.
Я был поражен ее бесчувственностью.
— Я хочу насладиться ими.
— Вероятнее всего, ты насладишься ими, приготовив из них пудинг. Готова поспорить, — не сдавалась Винни. — Я слышала истории о таких, как ты.
— Я и копны больше в золото не превращу, — настаивал я, сложив руки на груди, — если ты не согласишься.
Она махнула рукой:
— Хорошо, приходи к нам в гости, странное маленькое создание, какое мне дело, если ты закончишь свою работу? Королевская стража закует тебя в цепи, как только увидит.
Через много месяцев болтливые галки разнесли новости о свадебном пире, а потом до меня через них же дошли слухи, что у королевской четы родился ребенок.
— Девочка! — повторяли болтливые птицы, и мне слышалась радость в их щебетании.
Я был занят изобретением шелка, вдохновлял людей сажать шелковицу и собирать коконы шелкопрядов, к тому же я был увлечен созданием компаса, который должен был стать чудесным подспорьем для моряков и путешественников и мог спасти им жизнь. У меня не было времени на королеву Виннифред и ее короля.
Но пришел день, когда моя природа взяла свое. Я дарил человечеству полезные изобретения и давал ценные советы, но не мог утолить свой голод, свою потребность рвать и душить. Я жаждал съесть маленькую принцессу.
Одним словом, я был голоден.
«Голоден» — не описывает моего желания. Я умирал от голода. Я был голоден как волк. Ничто не удовлетворило бы меня, кроме пиршества, на котором главным блюдом должен был стать королевский младенец.
Я переместился в детскую комнату принцессы и, к своему удовольствию, увидел ее маленькое красное личико — она крепко спала на руках своей няньки.
Моя жажда получить принцессу Елизавету, как ее окрестили, была такой сильной, что я забылся и, пораженный, замер, не пытаясь спрятаться или поторопиться.
— Ах ты, мелкий прохвост! — раздался крик. — Чертов похититель младенцев!
Кричала королева Виннифред, глаза у нее сверкали от желания защитить и ярости; именно ее слова стали последней каплей. Я не черт — ни по повадкам, ни по природе.
Но мне очень хотелось попробовать эту сладость.
— Если завтра в этот же час ты не назовешь мое имя, — проговорил я с высокоэльфийским выговором, — я заберу этого ребенка, чтобы предложить ему мир милосердия и чудес.
— Эй, братец, — возразила она. — Королевские мудрецы по приказу моего мужа помогут мне узнать твое имя. А теперь уходи, или я позову королевскую стражу, и они разорвут тебя на клочки.
Я вернулся в свой лесной дом, открыл сундук с сокровищами и сдул пыль с поваренных книг.
Я решил, что солянка была бы недостаточно роскошна. Я зажарю маленькую принцессу, поливая ее маслом и горчицей, посыплю ее розмарином, приправлю зубчиками чеснока. Я становился все голоднее и голоднее в ожидании грядущего пиршества.
В конце концов я решил, что не буду возиться с гарниром и соусом, с горячими углями, с железной сковородой и стальным ножом. Когда малышка Елизавета окажется у меня в руках, я съем ее сырой: дети так редко попадают мне в руки живыми! Я съем ее прямо там!
Я заметил, что галки закружились над деревьями, и отложил поваренную книгу.
— Ну, — театрально зашептал я, — королева Виннифред никогда и не догадается, что мое имя…
Я замолчал, придумывая прозвище, которым бы никогда не назвался ни один эльф.
— Королева никогда не догадается, что мое настоящее имя такое длинное и звучное — Румпелстилтскин!
Галки, вы шумные, красивые птицы.
Я вижу, как вы расправляете крылья, как быстро направляетесь обратно к замку, и я знаю, что вы уносите с собой тайну моего выдуманного имени. Я могу различить его в вашем клекоте, разносящемся по вечернему воздуху: Румпелстилтскин, Румпелстилтскин.
Королева Виннифред воскликнула: «Румпелстилтскин», как только увидела меня во дворце следующим утром.
Она остановилась и ткнула в меня пальцем. Она смеялась, она насмехалась надо мной!
Я тихо рассмеялся:
— Моя дорогая королева Винни. Галки обманули тебя, как я и планировал. Мое имя не такое дурацкое, и теперь, если вы позволите, я заберу маленькую Елизавету.
Я выхватил запеленатую принцессу из нянькиных рук и проглотил ее.
Я засунул ее в рот целиком, сначала голову — почти не жуя. Я проглотил ее в один присест. И я захохотал. Я праздновал свою победу и быстро закончившееся пиршество. Сначала я кружился от радости, а потом от поднимавшегося ужаса. До меня доходило, что что-то не так с моим, так быстро проглоченным, ужином.
Меня затошнило.
Меня начало покачивать, я упал и задергался, меня, простите, вырвало.
В агонии я вспоминал минуты, предшествующие катастрофе, произошедшей по вине моего хорошего аппетита.
Чарльз Мудрый получил свое прозвище не за то, что был занудой. Он подготовил запасной план, опасаясь, что галки, пусть и честные, могут принести неверную информацию. Он приготовил куклу из воска и мела, замешанных на эльфийском яде и паучьей крови, и приказал фрейлинам королевы загримировать куклу, чтобы она походила на спящего младенца.
Я лежал на гладком каменном полу королевского дворца и — в самом прямом смысле этого слова — умирал.
Ко мне наклонился внимательный рыжебородый король и подхватил меня за ноги.
Он тряс меня и бил, пока мой ужин не вылетел из меня, почти такой же, каким я его увидел перед тем, как проглотить.
— В клетку его, — приказал подбежавшим слугам предусмотрительный король. — Но не навредите ему, как бы там его ни звали.
Кнопка? Ее тоже придумал я.
Увеличительное стекло? И это мое изобретение.
И многое-многое другое. Я служил королю и его королевству, сидя в клетке в камере башни. Я питался сыром, как всякий крестьянин. Король навещал меня, и с ним я делился наиболее ценными находками: морскими картами, духами, лютней. Я питался козьим сыром и пил молочную сыворотку.
Засов, висячий замок, сцепляющий болт. Все это придумал я. Я придумал люк, эластичную веревку, параплан, подземный ход.
Король был благодарен.
— Нам повезло, что у нас есть ты, Как-там-тебя-зовут, — смеялся он.
Вам, может быть, интересно, как все-таки меня на самом деле зовут?
Однажды вы сможете называть меня Смеющийся-над-цепями, когда я проберусь в вашу деревню, чтобы поужинать.