Угли Юрич Андрей

Журналист: Вы мента в общий СИЗО посадили?

Милиционер (рассудительно): Нет, конечно. Его ведь уволили перед тем, как посадить. Следовательно, он уже не являлся работником органов, и в отдельном содержании не нуждался.

Журналист: Вы же знали, что его убьют…

Милиционер: А тебе что, его жалко? Знали… Формально, мы ничего не знали. Его минут сорок бритвой резали. На улице слышно было. Знали… И что, суке такой, ему надо было срок дать, чтобы он на наши с тобой денежки в тюрьме хлеб с маслом кушал?

Журналист: Шесть трупов… Один урод – шесть трупов. Вот скажи, откуда берутся такие милиционеры?

Милиционер: Понятия не имею. Его ГИБДД на работу брало. Вот ГИБДД пусть и объясняет. А к нам он потом перевелся.

Журналист: Ага, только это у него уже второй раз было. Он в ГИБДД когда работал – человека покалечил, водителя. Его гиббоны отмазали тогда и к вам спихнули.

Милиционер: Ты откуда знаешь?

Журналист: Он на допросе сказал следователю: «Если бы вы меня в тот раз арестовали, ничего бы этого не было».

Милиционер: Кто тебе сказал?

Журналист: В прокуратуре.

Милиционер: Ой, прокуроры эти… Сами не работают, только нам мешают…

Журналист: Да? А когда парня того, которого вы обвинили в изнасиловании ребенка, выпустили – тоже прокурор помешал? Вы, ведь, уже дело закрыли, он, ведь у вас уже на всю страну признался, что он ребенка изнасиловал. А потом оказалось – не он! Ошибочка вышла! А твоему начальнику уже медаль за него дали! Ха-ха…

Милиционер: Ну, что ты от меня хочешь? Ты в милиции правды ищешь? Мы сами по себе, что ли? Нами кто командует? Они, оттуда (показывает пальцем вверх). Вот у них и спроси, почему Мучников и почему тот парень. И вообще, почему все это… (вздыхает и умолкает) Вон, у него спроси, что у врачей таких ситуаций не бывает? Да, сплошь и рядом! У нас мундир, у них халат.

Травматолог: У нас случай был. Я сам видел. В Кузне проходил цикл по пневмторакальной хирургии. И там профессор один… А нас несколько было – кто смотрит. А он, значит, грудную клетку вскрывает человеку. Так уверенно работает. Профессор, опыт. Открыл, хватает, не глядя, большую бутыль с концентрированной перекисью, вместо физраствора, и – в грудь. Легкие растворяются. Пациент умирает. Профессор стоит, смотрит. Нас тут же несколько – тоже смотрим. Входит медсестра в операционную. А он не любит, когда входят во время работы. И он этой бутылью швыряет ей в голову. Аффект у него был. А у нее трещина в черепе.

Милиционер: И что, посадили твоего профессора?

Травматолог: Посадили? Недавно юбилей отметил. По телеку показывали. Благодарные пациенты, поздравления коллег, губернатор руку жал. Да, про него много таких историй. Я после того случая всем верю.

Милиционер: Воооот!

Травматолог: А у онкологов чего только не бывает. Дежурный случай у них в гинекологии: вырезают бабе матку или яичники, а гистология показывает, что рака нет.

Журналист: Но это же все преступления!

Травматолог: Конечно. Матка человеку дана совсем не для того, чтобы ее вырезать. Только это не вопрос закона… Это вопрос совести. Я вот таких вещей никогда не сделаю. А если совести нет, то хоть ты ешь этот свой закон, хоть по голове им бей – а все так и будет. Вот приходят у нас мужики с перепою, и трясущимися руками лезут в пациента…

Милиционер: Воооот!

Журналист: Ладно, я пойду мясо нанизывать…

(Встает, уходит)

Милиционер: Так что, ты со своими собачками хорошо получаешь?

Травматолог: Ну, да, хорошо, тыщ за двадцать выходит в общем.

Милиционер: А у меня пятнадцать… Валить надо из этой милиции. Работаем ведь месяцами, без выходных, а получаем копейки.

Травматолог: Не уходи. Послужишь еще лет десять – будешь главным. У тебя к этому делу способности.

Милиционер: Да, я знаю. Мне начальник уже говорил, что меня на свое место будет готовить. Только мне ведь сейчас пожить охота, а не потом. Вот мы кран продавали, я из-за работы своей чуть в стороне не остался.

Травматолог: Ты стал кранами приторговывать? Водопроводными?

Милиционер: Строительный кран. Между прочим, очень дорогой. На них спрос сейчас… Мы его за двести тысяч долларов продали. А мне всего две тысячи достались. Потому что я все время занят на этой своей работе… Ну, и у нас получилась слишком длинная цепь посредников. В следующий раз надо будет как-то без них обходиться.

Травматолог: Зато, наверное, через милицию у тебя знакомства всякие.

Милиционер: Да, без милиции у меня в три раза больше знакомств было бы! Я знакомства-то завожу, когда не работаю. Вот, в прошлом месяце в Египте был, там и познакомился с этими парнями, которые кранами торгуют.

(Неестественной походкой подходит журналист, злой.)

Журналист: Я в твой туалет провалился.

Милиционер (смотрит на журналиста дико): Я же говорил, что там провалиться можно! Вы почему такие?!!

Журналист: Да, я посмотрел, там, вроде доски целые. Наступил, а они… Где мне помыть ногу-то можно? В доме?

Милиционер: Ага, щас! В доме! Иди, вон, на речку. Там пополощись пока, я тебе сейчас мыло принесу.

(Журналист, прихрамывая, уходит)

Травматолог: Теперь мы точно знаем, что в речке плавает дерьмо.

Милиционер: Эта речка от дерьма хуже не станет. Давно уже не речка, а угольный бассейн… Говорил же – не ходите в туалет!

Травматолог: А у нас вся жизнь – угольный бассейн, куда не нырни, весь в дерьме будешь…

Милиционер: Дерьмо и уголь – разные вещи.

Травматолог: А я не вижу особой разницы. Знаешь, сколько нам этих шахтеров привозят? Рваные все, переломанные. А в ранах уголь. Стоишь, выколупываешь его из живого мяса, он блестит, уголь – черный, а сверкает прям, когда мелкий – как алмазная крошка, граненые такие кристаллики. В крови. И глаза подведенные. Смотрит на тебя. Замечал, у шахтеров – глаза подведенные?

Милиционер: Я последнего шахтера не помню, когда видел.

Травматолог: Их перед тем, как на стол класть, моют, конечно. А на веках он въедается, и его просто так не смоешь. И кладут, как есть. Когда говорят: шахтеров привезли, заходишь в оперблок, там лежит голый мужик на столе и на тебя смотрит. А глаза – женские такие, красивые, как тушью подвел… Достали вы меня моей работой…

Милиционер: Ладно, пойду, мыло отнесу нашей акуле пера. Пусть от дерьма своего отмывается в этом угольном бассейне. А ты, пожалуйста, понатыкай мясо на шампуры, там, в доме, на столе оно. Ты быстрее сделаешь, у тебя привычка к мясу.

(Травматолог кивает. Оба встают и уходят)

Темнеет, как перед грозой.

Сцена пятая

Тьма. Во тьме сначала тишина, а потом неясный шелест и возникают длинные громкие телефонные гудки. Несколько длинных гудков. Голоса в темноте.

Голос молодого человека: (в трубке слышатся уличные звуки: автомобильные моторы, порывы ветра, дыхание быстро идущего) Алё! Алё, мам! Поздравь меня, мама!

Голос пожилой женщины: Сын? А что такое? Что случилось?

Голос молодого человека: Мама, у меня дочка родилась! Твоя внучка!

Голос пожилой женщины: Ой!.. А ты так долго не звонил… я боялась… Когда? Сегодня? Вчера? Почему ты раньше не позвонил мне?

Голос молодого человека: Да, только что мы родили! Только что! Я с родов иду! Вот, минуту назад из роддома вышел! Мы вместе рожали!

Голос пожилой женщины: Ты ходил на роды? (с сомнением) И… как ты?

Голос молодого человека: Ой, я… я не знаю… я под собой земли не чувствую…

Голос пожилой женщины: (жалеючи, с чувством сознаваемой материнской правоты) Ой, сына, бедный, зачем тебе было смотреть на эту гадость? Эту мерзость… кровь…

Голос молодого человека: (неожиданно зло) Мама!.. Какую гадость, о чем ты говоришь? Ты что мне сейчас сказала? Ты вообще… поняла? Я… Я не знаю… Я иду, как на крыльях лечу. Я только что плакал от радости! А ты мне говоришь гадость про то, что я только что видел, как моя дочка родилась! Ты первая, кому я позвонил, и ты говоришь мне такое! Да, я… Я сейчас хочу бросить трубку и не звонить тебе еще полтора года!

Голос пожилой женщины: Сын, пожалуйста, не надо! Прости меня! Я тебя неправильно поняла! Мне показалось, что… Не так поняла… Прости меня. Не бросай трубку. Я так долго ждала, когда ты позвонишь (начинает всхлипывать) и вот ты звонишь через столько времени и говоришь, что у тебя родилась дочка. А я тебя так давно не видела. Не бросай трубку. Я так рада!

Голос молодого человека: (сдержанно) Ладно… Говори.

Голос пожилой женщины: Прости меня, сынок! Она здоровенькая?

Голос молодого человека : Да.

Голос пожилой женщины: А какой рост, вес?

Голос молодого человека: Я не запомнил. Врачи сказали, хорошая девочка, крупная. (слышно, как он улыбается) Страшненькая такая, маленькая, смешная.

Голос пожилой женщины: Ой, я рада… (смеется) как хорошо… А какая она? На кого она похожа? У нее волосики темные?

Голос молодого человека: Черненькая, как уголек!

Голос пожилой женщины: А на кого похожа?

Голос молодого человека: Да, там не понять еще. Она как только головку высунула, врачиха сразу сказала: как на папу похожа! Лоб точно мой, нос, вроде, мамкин. Ай! (резкий непонятный шум, тишина, ветер в трубке) Больно-то как…

Голос пожилой женщины: Сына! Сына! Что такое?!! Сына!

Голос молодого человека: Да, ничо… поскользнулся, ногу так ушиб… а-а-ай…

Голос пожилой женщины: Ты куда-то бежишь?

Голос молодого человека: Да, я спешу. Мне надо успеть в магазин – купить там сгущенки, яблок…

Голос пожилой женщины: У тебя деньги есть? Может, что-то надо?

Голос молодого человека: Все есть, надо только успеть, у них до трех там, а сейчас уже два.

Голос пожилой женщины: Ну, ладно сынок, спасибо, что позвонил. Беги.

Голос молодого человека: Ладно, мам, пока.

Голос пожилой женщины: А когда я смогу ее увидеть?!! Подожди!!! Мне так хочется ее увидеть! Можно, я приду в роддом? Или к вам потом… Когда?

Голос молодого человека: Нет, мама, в роддом не приходи, не надо. Потом увидишь. Когда – не знаю. Не скоро, наверное. Пока. Я тебе позвоню, когда – не знаю.

Голос пожилой женщины: Подожди!!! А как вы ее назвали?!! Как ее зовут?!!!

(Короткие гудки)

Антрацитовый мрак, в котором что-то зеркально поблескивает, и тишина.

Длинные гудки. Голоса. Голоса иногда пропадают на мгновение – связь неустойчива. Фоном слышится ровный шум автомобильного двигателя и изредка – отдаленные неясные реплики.

Голос хорошего знакомого: Да?

Голос молодого человека: Привет! Поздравь меня!

Голос хорошего знакомого: Поздравляю!!! А с чем?

Голос молодого человека: У меня дочка родилась!

Голос хорошего знакомого: Да, ты что!!! Поздравляю!!! Бухаешь уже?

Голос молодого человека: Нет, что ты! Я ведь на родах был. Мы вместе рожали. Вот, из роддома еду, в автобусе.

Голос хорошего знакомого: Ого! Да, ты герой! И как тебе?

Голос молодого человека: Это самое мощное переживание в моей жизни. Просто переворот. Я до сих пор отойти не могу! Реальность как-то странно воспринимается. Сейчас, вот только что, не мог понять, в каком направлении едет автобус и что это за улица.

Голос хорошего знакомого: Ты, правда, не пьяный?

Голос молодого человека: Нет, что ты! Я ведь понял, почему мужики бухают, когда у них дети рождаются. Только что понял. Понимаешь, им эмоций не хватает. Событие-то – ого-го! Ребенок там где-то родился. А эмоций – ноль. Ведь он сидит себе мужик дома или на работе и ничего с ним особенного не происходит. Вообще ничего! А момент-то какой! И он пьет, чтобы эмоции были. А я… я и без этого как пьяный… как во сне до сих пор. Я и не буду сегодня пить.

Голос хорошего знакомого: А тебе там не страшно было?

Голос молодого человека: Нет. Я вообще к таким вещам спокойно отношусь. А тут, ведь, родной человек. Да, она и родила быстро. Волновался, конечно, а так – нет…

Голос хорошего знакомого: Так, как жена, как дочка? Хорошо все? Здоровы?

Голос молодого человека: Да, спасибо, все хорошо! Там есть небольшая проблемка, но все хорошо.

Голос хорошего знакомого: Ну, удачи тебе, герой! Да, а как…

Голос молодого человека: Ага… (короткие гудки)

Во тьме появляется световая пульсация, медленная, неровная. Свет то набирает силу, освещая совершенно пустое пространство, то почти гаснет. Переливания света не прекращаются. Возникает долгий звук, напоминающий слабые радиопомехи. Длинные гудки. Голоса. Звуки голосов иногда искажаются до дребезжащего металлического тембра.

Голос молодого человека: Алё!

Голос друга: (спокойно и тихо) Да, привет.

Голос молодого человека: Привет! Поздравь меня!

Голос друга: (радостно) Что, уже? Родили?

Голос молодого человека: Да! Сегодня, вот, в час дня!

Голос друга: Все хорошо? Кто у тебя?

Голос молодого человека: Да! Да! Дочка!

Голос друга: Как назвали?

Голос молодого человека: Софья. Софья!

Голос друга: И у вас тоже Софья? Слушай, как-то странно – у меня в этом году несколько знакомых родили, и у всех Софьи. Такое имя было редкое, а стало таким популярным. Почему Софья?

Голос молодого человека: Не знаю, жена так захотела. Мне все равно – пусть Софья. Хорошее имя. Мудрость означает.

Голос друга: Кругом Софьи теперь… Наверное, народу мудрости не хватает… Ну, я рад за вас! Здоровая Софья-то?

Голос молодого человека: (озабоченно) Вот я и хотел у тебя спросить! Скажи, перелом ключицы в родах – это очень плохо?

Голос друга: Хм… Видишь, я не педиатр… Я, конечно, травматолог, но детская травматология сильно отличается… Думаю, что ничего страшного. Насколько я помню, это часто бывает – ключицы в родах. Через несколько дней у нее все срастется. У новорожденных это моментально. Вероятнее всего последствий никаких не будет. Вообще никаких, не переживай.

Голос молодого человека: Да, я тоже так думаю. Выглядит она хорошо.

Голос друга: Ты ее уже видел?

Голос молодого человека: Да, я ведь на родах был!!!

Голос друга: (удивленно и заинтересованно) Ты был на родах? В обморок не упал?

Голос молодого человека: Нет, я не знаю, с чего там падать. Волновался, конечно, сильно…

Голос друга: Нас когда на роды водили – у нас половине группы дурно стало, в коридор выскакивали.

Голос молодого человека: Знаешь, мне страшно вообще не было. Сначала, когда схватки были, и я за руку ее держал, боялся, а потом, когда на стол положили и роды начались, страх вообще прошел. Наоборот, было такое ощущение странное – полной дереализации. Как будто это сон. Сильное-сильное ощущение сна. Даже предметы все по-другому стали выглядеть, цвета, формы. Ну, как во сне, когда понимаешь, что спишь. Это было минут двадцать, и я под конец уже был уверен, что умер тогда, в больнице, а это просто сон. Смерть это сон…

Голос друга: Да… у меня совсем другие ассоциации с родами…

Голос молодого человека: Так, ведь, ты на чужих родах был. А я дочку рожал. Там ведь не просто присутствуешь, там действительно рожаешь вместе. Потом, когда ее унесли, я сел на стул возле жены, и чувствую вдруг, что у меня спина как будто поплыла, и ноги. Прямо, чувствую, как мышцы одна за одной отключаются. И дрожат. Потому что, оказывается, все это время, все роды, я был как будто камень. Я как во сне был, тела не чувствовал, а теперь… У меня сейчас ноги болят. Я сижу, а бедра ноют, как после штанги, голени болят, спина. Как будто я мешки с углем грузил. Я рожал, значит…

Голос друга: Это как раз знакомое ощущение… А настроение как? Постой, ты что, трезвый?

Голос молодого человека: Да, у меня и без того эмоций хватает. И набегался за сегодня. Никого ведь нет. У других – родственники, бабушки, дедушки. А у нас-то никого. Я вот с работы на роды, с родов в магазин, потом опять к ней.

Голос друга: Ну, я тобой горжусь. Кстати, насчет твоей работы до меня доходили странные слухи… Это правда? Даже не знаю, как сказать… Говорят, ты собрался идти на какую-то скотобойню? Свиней резать?

Голос молодого человека: Пойду, конечно, если возьмут!

Голос друга: Ты с ума сошел! У тебя высшее образование! Так нельзя!

Голос молодого человека: А охранником в магазине работать можно? Я на все согласен, лишь бы деньги были. Да, если бы мне предложили людей за хорошие деньги резать, я бы согласился, что мне эти свиньи! Я тебе не рассказывал, но это ведь был самый ужасный год в моей жизни. Страшнее никогда не было. Из редакции выкинули, даже выходного пособия не дали, жилья нет, а она беременная. Она хотела аборт сделать, а я не дал. Просто я не могу так… Мне плохо от этого… Боялся, что она пойдет и тайком сделает, а мне скажет, что был выкидыш. Как только посмотрю на нее, сразу про это думаю. Она молчит. А жить негде было. Мы целый месяц по знакомым ночевали, на полу спали. Приходишь, просишься, а на тебя так смотрят, как будто ты их заразить можешь чем-то. Все сразу говорят: ребята, только на одну ночь, извините, мы не можем жить с чужими людьми. Друзья – они друзья, пока все хорошо. А когда ты провалишься в гавно, у тебя нет друзей. Они тогда все говорят: только на одну ночь… и денег никто не займет – не отдашь ведь, без работы… И каждый день просыпаешься и думаешь: работа, деньги, она ждет ребенка… И нет ни работы, ни денег, есть только живот ее. Смотришь на этот живот и молишься. Молишься на этот живот Богу. Руки положу ей на живот, глаза закрою и думаю: помоги мне, помоги мне… Девять месяцев так. Я не спал сначала почти месяц. Потом устроился этим охранником – а там денег хватает почти впритык только на квартиру. Я утром встаю, на работу идти, не ем ничего, ей оставляю. Она в свое ателье идет – тоже не ест, говорит, что не хочет, а я же вижу, что она мне оставляет. Я ей врал, что меня в магазине кормят. Воровал там этот эмэндэмс, шоколадом питался девять месяцев. Его там удобно воровать, а остальное никак. А ее тошнит от шоколада. Спрашиваю: что ела днем? Она говорит: меня в ателье кормили. А я знаю, понимаешь, знаю, что не кормили ее там ничем. Что она себе купила булочку и ела ее с чаем. Вечером сам не ем, ее заставляю. Она ест, а лицо виноватое… А она же беременная. Меня трясти начинало… Нам чувак один, я его видел-то пару раз всего, общались от случая к случаю по сети, он понял, витамины прислал для беременных, подарил, дорогие, много. Через полстраны прислал. Я ими ее пичкал, хоть что-то… Молился на эти витамины – чтобы они ей питание заменили… Куплю ей банку сгущенки, она увидит – прыгает от радости с животом своим… чуть не плачет, благодарит за сгущенку…

Голос друга: Что ж ты мне не сказал?

Голос молодого человека: А я потом уже никому не говорил. Не верил никому… И наоборот, всему верил… Я почти с ума сошел. Работу же ищу. Год ищу. А нигде не берут. После той редакции – как прокаженный. Куда ни ткнусь, они сразу звонят в тот журнал, и спрашивают: у вас работал, кто такой? Те им такое порасскажут, и меня не берут. Я на стройку пытался пойти, разнорабочим, им нормально платят, только работа тяжелая. Меня не взяли. Говорят, нам квалифицированные нужны. Я говорю, вы китайцев берете – они что, квалифицированные? И не берут меня… Я недавно в сети объяву нашел: типа набирают рабочих на норвежские буровые платформы…

Голос друга: Куда??? Ты что!..

Голос молодого человека: Я тебе говорю! Я поверил в это! Я два дня ходил радостный, написал им и ждал, что меня возьмут на эти платформы. Вот, представлял, как я там работать буду, как черт в комбинезоне, в любых условиях, любая опасность, мне все равно уже, пусть что хотят со мной делают, только бы платили. И как я деньги буду домой посылать, чтобы она ела. Просто чтобы ела нормальную еду – что беременным положено, фрукты, мясо, молоко, а не гречку сухую с чаем. Приходит ответ – и я вижу, что это лохотрон… И все так же: квартира эта чужая, за нее плати, она беременная, голодная спать ложится, мне еду оставляет… Я ел один раз в день. В столовке кашу покупал – она самая дешевая. Ем, а у меня губы трясутся от голода и живот болит.

Голос друга: Вон оно как… А что эта скотобойня? Там что? Убивать свиней?

Голос молодого человека: Нет, там не я убивать буду. Там просто тушу приносят уже потрошеную, и ее разделываешь топором по частям. Платят хорошо, только работа неофициальная. Если часов по 10–12 в день работать, то тысяч по 30 рублей будет в месяц выходить. А перед праздниками еще больше.

Голос друга: А ты умеешь это делать? Свиней рубить?

Голос молодого человека: Нет, не умею. Но, знаешь, это гораздо проще, чем жить так, как я сейчас живу. Подумаешь, физическая работа, кровь… Мне пофиг. Я бы и людей рубил. За ее живот я сам себя бы продал, если бы купили… А теперь у меня дочка! И что мне эти свиньи, эта кровь – у меня в жизни солнце взошло! Я жить не хотел, а теперь я знаю, что все хорошо будет. Все уже хорошо!

Голос друга: Может, увидимся? У меня коньячок есть. И вообще, как у тебя сейчас дела?

Голос молодого человека: (весело смеется) Дела? Молоко пью. Коньяк не хочу. Сижу дома один, в кресле. Купил себе вместо ужина пакет молока, и пью его.

Голос друга: Посмотри… Слушай, что ты раньше не сказал? Может, тебе чем помочь? Я сразу много не обещаю, но мы подумаем… Если тебе есть нечего…

Голос молодого человека: Я сам все сделаю, не надо! Я уверен, что все будет хорошо. И работа будет. Пойду на эту скотобойню или, может, все-таки в газету какую возьмут… Не знаю… У меня эйфория сейчас. (смеется, слышен повторяющийся тонкий звук)

Голос друга: Ну, я тебя поздравляю! Очень рад за тебя. Ой, а что это пикает?

Голос молодого человека: А это у меня деньги на телефоне кончаются. Минута осталась. Минута до новой жизни. Уже всем рассказал, все знают, пусть теперь кончаются деньги, я найду, как их заработать. Хоть в террористы пойду (смеется).

Голос друга: Ты звони, если что! Слышишь, звони! Смотри, не забудь! Расскажешь, как дочка. Или я у тебя появлюсь. Правда, я занят всегда…

Голос обрывается. Короткие гудки. Потом глухая тишина. Свет набирает силу, вспыхивает так, что невозможно смотреть. И остается только яркая слепящая пустота.

КОНЕЦ

Кемерово, 2008