Убежище Новак Бренда
На ум Хоуп тут же пришли слова, брошенные Эрвином в парке. Она поежилась.
«Думаешь, кто-то, кроме меня, воспылает желанием к женщине, которая носит ребенка собственного дяди?… Тебя будут считать ненормальной… От тебя и твоего ребенка будут шарахаться…»
Вот подонок. Это из-за него она перестала быть нормальной. Хоуп не сомневалась, что, пока Фейт пересиливала отвращение и подчинялась ему, считая, что не может противиться закону Божьему, Эрвин наслаждался этим извращением, с одобрения церкви занимаясь сексом с собственной племянницей.
Справа показалось шоссе номер 14. Хоуп свернула на него, потом выехала на федеральную трассу номер 15 и по ней направилась к городку Сент-Джордж. Она снова ехала с превышением скорости, но была слишком поглощена своими мыслями, чтобы обратить на это внимание. Конечно, ни для ребенка, ни для самой Фейт в ее родственных узах с Эрвином не было ничего хорошего. Но у всех есть секреты. Хоуп удалось утаить свое прошлое почти ото всех. Если не считать тех, кто ее знал в «Доме рождений», – Лидии Кейн, Паркера Рейнольдса и других служащих.
Кого волнует еще один скелет, если в шкафу их уже штабеля?
Часа через полтора бушующий в Хоуп адреналин стал уходить, и глаза у нее защипало от усталости. Когда она наконец свернула на свою тихую улочку с маленькими кирпичными домами, ей до смерти хотелось залезть в постель и хотя бы на несколько часов забыться глубоким сном. И уже потом попытаться помочь сестре посмотреть в лицо своему будущему. Хоуп обычно сторонилась других ради повышения своей работоспособности – и до определенной степени была хамелеоном. Она подстраивалась. Она плыла по течению. Она скрывала ту часть себя, которая испытывала боль. Но помощь Фейт означала, что ей придется вступать в эмоциональные связи, и это пугало ее больше, чем все остальное. Что, если Фейт не сможет преодолеть вбитые в нее учения святых братьев? Что, если она сдастся и вернется в общину? Что, если Фейт цепляется за прошлое так сильно, что и самой Хоуп придется посмотреть ему в лицо?
Хоуп не хотелось снова вникать в это, не хотелось думать о Супериоре и своей жизни там. Это только оживляло ее давние страдания. Воспоминания о Боннере и так порой ее одолевали. В ее сознании он был неразрывно связан с ребенком…
Она нажала на кнопку, открывающую гараж, и подождала, пока поднимутся двери. Значит, мужчина, которого она любила, женился на ее сестре? На самом деле это мало что меняло. Лишь создавало хаос в чувствах Хоуп, давно забытое ощущение. Но было и что-то еще… Что-то напоминающее… зависть?
«Это не зависть», – сказала она себе. Как можно завидовать Черити, если она выглядела такой бледной и усталой? Да, она родила Боннеру детей, но зато Хоуп сама управляла своей жизнью, а это дорогого стоит. Но предательство отца ее ранило. Она умоляла его разрешить ей выйти за этого мужчину, а он ей не позволил, зато разрешил выйти за него Черити. Это красноречивее всяких слов рассказывало правду о Джеде и его отношении к своему девятому ребенку. Если бы он тогда дал им с Боннером свое благословение, они бы уже давно были женаты. Она бы осталась в Супериоре и растила ребенка в собственной семье.
Но тогда она бы осталась прихожанкой Предвечной апостольской церкви. «Что не было бы уж так прекрасно», – подумала она. Боннер утверждал, что не станет брать в свою постель другую женщину. Никогда. Но, как оказалось, он не был настолько силен, чтобы соответствовать своим же обещаниям, – он не уехал с ней из Супериора. А потом взял себе еще трех жен!
Возможно, отец с Боннером даже оказали ей определенную услугу. Хоуп знала, что не смогла бы смотреть, как Боннер снова и снова женится, не смогла бы принимать других жен в доме и в постели своего мужа. По этой причине она вышла из лона церкви и уехала из Супериора. Она стала жить нормальной жизнью, которая была гораздо более многообещающей, чем та жизнь, которую она оставила. А теперь у нее еще была Фейт.
Хоуп въехала в гараж и заглушила двигатель. Потом посмотрела на спящую сестру и стала вспоминать, как читала ей Библию и заплетала волосы. Как они лежали в одной постели в канун Рождества, потому что Фейт была слишком возбуждена наступающим праздником и не могла заснуть. Рождественских подарков они получали немного – по словам отца, они только отвлекали от истинной сути праздника. Но их все равно переполняло предвкушение, даже если единственными подарками были их маленькие подарки друг другу.
В последнее проведенное дома Рождество Хоуп глажкой заработала немного денег и смогла подарить Фейт очень красивую Барби. Младшая сестренка увидела куклу на витрине и долго восхищалась. Отец тут же осудил подарок, назвав его слишком фривольным и дорогим. Но когда Фейт сорвала обертку, Хоуп поняла по ее радостному личику, что деньги не были потрачены впустую. Той же ночью она нашла у себя на подушке самое большое сокровище Фейт – ежедневник в пластиковой обложке, который закрывался на миниатюрный замочек. Использованные страницы были вырваны и заменены неровно вырезанными пустыми бумажками. Короткая записка, написанная детскими каракулями, извещала, что Фейт хочет, чтобы Хоуп взяла ежедневник себе.
И вот они снова вместе. Одиннадцать лет спустя. У Хоуп застрял ком в горле. Может, другие и не обращали на Фейт внимания, но у Хоуп она всегда была в любимицах. Она была чувствительней остальных и всегда успокаивала Хоуп.
– Фейт, мы дома, – сказала она и осторожно тронула сестру за плечо.
Фейт моргнула и села.
– Я должна была составить тебе компанию вместо того, чтобы спать. Мне жаль, Хоуп.
– Не надо ни о чем жалеть. Для малыша как раз хорошо, что ты заснула.
Взгляд Фейт обежал гараж, и она изумилась:
– Это твой дом?
– Нет, только гараж. И он мне не принадлежит. Я его арендую.
Фейт выбралась из машины и без единого слова прошла за Хоуп к передней части дома. Она чуть не наступила на Оскара, большого серого кота. Тот взвизгнул и убежал прятаться.
– Что это было? – спросила Фейт, когда тот пролез сквозь изгородь, которая отделяла дом его хозяина от дома Хоуп, и стал смотреть на них оттуда, с безопасного расстояния.
– Это – Оскар, – сказала Хоуп.
– Твой кот?
– Кот моего соседа, но мне кажется, он пытается поселиться у меня. Он постоянно ко мне приходит.
– Ты его кормишь?
– Иногда. Мистер Парис не возражает. Мы вроде как делим его между собой. Оскар обычно никого к себе не подпускает, за исключением мистера Париса, так что это особого значения не имеет. Оскар обычно сам по себе бегает.
«Каков кот, такова и хозяйка», – добавила про себя Хоуп.
Фейт нагнулась и вытянула руку, пытаясь подозвать к себе кота, но тот все еще был выведен из равновесия тем, что на него едва не наступили. Раздраженно помахивая хвостом, Оскар не двигался с места.
Хоуп отперла замок и распахнула входную дверь.
– Он не очень дружелюбен, но его независимость меня восхищает.
– Я люблю кошек. – Фейт заглянула внутрь дома. – Ты живешь одна?
– Сначала у меня были жильцы, но с тех пор, как я стала зарабатывать достаточно, чтобы самой платить арендную плату, я живу одна, – сказала Хоуп, придерживая дверь.
Фейт никак не решалась переступить порог, поглядывая на Оскара так, словно ей хотелось вместе с ним укрыться за изгородью. По-видимому, во многом импульсивное решение поселиться у Хоуп сейчас превращалось для нее в окончательное.
– Значит, ты так и не вышла замуж и не… ничего такого?
– Нет. Никаких мужей, никаких любовников, никаких бойфрендов.
Фейт наконец шагнула в гостиную.
– И ты ни с кем не встречаешься?
Хоуп подумала о Джефе, сыне соседа с ее улицы, о докторах, санитарах и других работниках больницы, которые предлагали ей пойти на свидание. Она знала, что о ней говорят и что ее холодность принимают как вызов. Но пока никто так и не пробудил в ней интерес. Ей хотелось обрести мужа и семью, но в тот момент, когда все подходило к обязательствам, она начинала ужасно паниковать и прерывала отношения.
– На самом деле нет, – сказала она.
– Но ты же такая симпатичная. Хоуп захихикала.
– Полагаю, я немного пресытилась, – сказала она, подталкивая сестру проходить дальше в дом.
В доме пахло свежими цветами, которые Хоуп обычно срезала в саду позади дома и ставила на кухонный стол в маленькое оловянное ведерко. Ей нравился контраст хрупкого и упругого, старого и нового, грубого и утонченного.
Хоуп включила верхний свет.
– Какой прекрасный дом, – выдохнула Фейт, в ее голосе слышалось что-то близкое к почтению.
Хоуп попыталась увидеть окружающую обстановку глазами сестры. Дом был старым. В нем до сих пор были дощатые полы и оштукатуренные стены. Однако он прошел реконструкцию, в результате которой застекленное крыльцо стало гостиной. Несмотря на небольшой размер дома – около тысячи квадратных футов,[8] комнаты были довольно просторными. Кухня выходила в общую комнату и была видна от входной двери. Слева, за двойными дверями, находился кабинет. Справа был холл, ведущий к двум спальням.
– Ты сама все здесь подбирала? – спросила Фейт. Хоуп кивнула:
– По выходным я просматриваю объявления и частенько покупаю какую-нибудь мебель практически за бесценок. А если мне хочется, чтобы древесина блестела, я полирую ее в гараже. А иногда раскрашиваю или наношу рисунок по трафарету, вот как на той старой церковной скамье на кухне.
– Это так красиво, – сказала Фейт. Хоуп кинула ключи на тумбочку.
– Дом принадлежит старому вдовцу, который живет дальше по улице, но я хорошо обращаюсь с ним, и хозяин предоставляет мне определенную свободу действий.
Фейт продолжала ходить по главным помещениям, пока не остановилась перед вышивками, развешанными по стенам в кухне. Больших и замысловатых, их было четыре, по одной на каждое время года.
– Они замечательные, – сказала Фейт.
– Спасибо.
Хоуп любила вышивать крестиком и собирать всякие мелочи. Столовая посуда, серебро и льняное белье были разрозненным антиквариатом или единственными в своем роде вещами. Такими, например, как настенные тарелки с синей росписью и английские сливочники семнадцатого века, которые украшали белые полки по обе стороны камина в кухне-гостиной.
– Ты, должно быть, много зарабатываешь, – предположила Фейт. – У тебя самый очаровательный дом из тех, что я видела.
– Нет, не очень много, – со смешком сказала Хоуп. – Но ведь мы с тобой росли в одном доме, помнишь? Я отлично умею экономить.
Фейт подняла бровь:
– У тебя это получается гораздо лучше, чем у меня.
– Не будь к себе слишком строгой. Это просто мой вариант «Детей из товарного вагона».[9] Помнишь ту книжку? Я читала ее тебе, когда ты была маленькая.
– Помню, – кивнула Фейт. – Она была моей любимой.
– Может, это звучит глупо… но, когда после отъезда из Супериора у меня настали трудные времена, я представляла себя, одной из этих детей, когда искала нужную вещь или делала ее из того, что кто-то выбросил. – Хоуп перешла на кухню и проверила автоответчик. Никаких звонков. Как обычно.
– Я все еще не могу поверить, что ты все это сделала сама.
– Да ерунда. – Хоуп решила сменить тему. От восхищенных слов сестры она начинала чувствовать себя виноватой в том, что у нее есть так много, а у родных так мало. – Ты говорила, что жила с двумя другими женами Эрвина. С кем именно?
Фейт остановилась перед кухонной этажеркой из темного чугуна, где Хоуп хранила макароны и крупы в специальных банках различной формы.
– Помнишь Аилу Джейн?
– Эту старую каргу?
На губах Фейт мелькнула улыбка.
– Она из нас единственная, кто смеет ставить Эрвина на место. Ему нравится, как она готовит, а другого ему от нее и не надо. И ее это очень устраивает. Время, проведенное рядом с ней, – единственное светлое пятно моего брака с Эрвином. Она взяла меня под крылышко, как родную дочь. Все равно ее старшая примерно моего возраста. А вот вторая жена Эрвина, Чарлин, мне не нравится. Она тоже живет с нами. С ней трудно ладить, да и с ее детьми тоже. За исключением разве что маленькой Сары. Ей всего семь, но Чарлин совсем не уделяет ей внимания, поэтому Сара проводила большую часть дня со мной.
– Чарлин хорошенькая?
– Я думаю, что да. Она родила Эрвину десятерых детей, а значит, угодила ему.
Хоуп была не согласна с такой шкалой женского успеха у мужчин, но понимала, что Фейт нужно время, чтобы понять и приспособиться.
– Он проводил с Айлой Джейн и Чарлин много времени?
– Мало, и со своими детьми тоже. Когда он переселил меня в тот старый дом на Фронт-стрит…
– Только не говори, что в тот желтый и огромный, – перебила ее Хоуп. – Мы считали, что в нем водятся привидения, помнишь? Мы подзадоривали друг друга нажать на звонок и потом сломя голову убегали прочь.
– В то время в доме жили Андерсоны, и мать сестры Андерсон, леди Берд, часами сидела на чердаке в кресле-качалке.
– Мне казалось, она умерла.
– О да, а ее сын был отлучен от церкви за кражу с продуктового склада. Таким образом Эрвин и получил этот дом.
– И вы там жили?
– Последние несколько месяцев. Когда он поселил меня с Айлой Джейн, я поняла, что он списал меня со счетов.
Хоуп стала рыться в застекленном буфете в поисках двух кружек.
– И ты считаешь, что это из-за ребенка? Ты говорила о том, что твоя беременность сделала тебя для него «непривлекательной».
– Он утверждает, что хочет дать мне немного покоя, поскольку беременность может доставлять неудобства. Это не в стиле Эрвина. Я знаю, что он просто мной не интересуется.
– Ты это серьезно?
– Наверное, сейчас он просто отвлекся на свадьбу с Рэйчел. – Фейт опустилась на табурет у кухонного стола.
Миллион резких слов об Эрвине уже готов был сорваться с губ Хоуп, но она не озвучила ни одного. Поставив чашки на стол, сказала:
– Я подумала, что нам с тобой не помешает выпить по чашечке горячего какао, перед тем как идти спать.
Фейт покачала головой:
– Я не хочу, спасибо. Я слишком устала. И единственное, чего я хочу, – это лечь в постель.
Хоуп убрала чашки, втайне благодарная сестре за отказ. Она сама едва не падала от усталости.
– Твоя комната в конце холла, – сказала она и пошла по дому, включая везде свет. Ее сандалии громко щелкали по полу. Остановившись в первой комнате справа, что была расцвечена розовым и желтым оттенками и украшена баттенбургским ленточным кружевом, она поманила Фейт внутрь.
– Красиво, – сказала Фейт, остановившись у изножья кровати и оглядывая комнату.
– Располагайся, а я пока найду тебе ночную рубашку и зубную щетку, – сказала Хоуп от двери. – Завтра мы пройдемся по магазинам и купим тебе одежду и туалетные принадлежности.
– Разве тебе не надо идти на работу?
– Не раньше вечера. Я ведь медсестра, и мои часы работы варьируются. Завтра у меня ночная смена.
Сестра затеребила юбку, и Хоуп вспомнила, что мать часто так делала, когда нервничала.
– Фейт, я знаю, что тебе сейчас все кажется странным, – сказала Хоуп. – Но тебе здесь будет хорошо, я обещаю. Завтра мы купим тебе все, что нужно.
– А это не будет слишком дорого?
– Слишком не будет. У меня есть деньги.
Фейт, кажется, все еще чувствовала себя неловко, и Хоуп попыталась уверенной улыбкой развеять ее чувство незащищенности:
– Тебе не о чем волноваться.
– Хорошо. – Она стала разбирать постель.
Хоуп пошла к себе в спальню за обещанными вещами, но сестра крикнула ей в спину:
– Хоуп?
– Да?
– А что, если я тебе надоем? Или у нас кончатся деньги, или… еще что-нибудь?
У Хоуп сжалось сердце. Как же ярко она помнит, каково это, когда кажется, что земля в любой момент может уйти из-под ног. Она до сих пор старалась защититься от этого. Вот почему она так много сделала, чтобы этот дом стал ее домом. Только здесь она могла чувствовать себя в полной безопасности.
– Ты можешь мне надоесть, а я могу надоесть тебе. Но это не изменит того, что мы – сестры, Фейт. Этот дом всегда будет открыт для тебя. Мы обе постараемся жить так, чтобы не мешать, а помогать друг другу.
– Но почему, Хоуп? – внезапно спросила Фейт. – Прошло одиннадцать лет. Почему ты так много думаешь обо мне, если у тебя есть все это?
Все это. По стандартам обычных людей дом Хоуп не был каким-то особенным. Но Фейт видела в своей жизни только переполненные трейлеры, дуплексы[10] и старые дома с плохим водопроводом. И везде были бегающие дети, подержанная одежда и старая мебель.
– Я знаю, что тебе это покажется сумасшествием, поскольку ты считаешь, что, уехав из Супериора, ты отказываешься от Бога. Но я верю, что именно Он по какой-то причине дал мне возможность помочь тебе. Я хочу, чтобы ты жила здесь со мной. И не только ты, но и Черити и остальные, если они захотят приехать.
Фейт улыбнулась, а Хоуп, поддавшись импульсу, вернулась к ней и обняла сестру.
– Как же хорошо снова обнимать тебя, – сказала она. – Какое бы будущее нас ни ждало, мы пройдем через него вместе.
– Вряд ли это будет легко, – произнесла Фейт, судорожно вцепляясь в нее.
– Да, вряд ли, – согласилась Хоуп. – Легко не будет. Но это того стоит.
Глава 4
Хоуп проснулась оттого, что кто-то ходил по дому. В первый момент это ее испугало, но потом она вспомнила, что теперь с ней живет сестра.
В ней забурлила радость и еще что-то трудноопределимое – не то чтобы опасение, но нехорошее предчувствие. Хоуп не хотелось вспоминать то, что она чувствовала одиннадцать лет назад, не хотелось снова переживать одиночество, страх и напряженную борьбу с проблемами. Даже опосредованно. Но счастье сестры стоило таких жертв. Хоуп пугали не столько предстоящие трудности, а то, что Фейт в любой момент может сдаться и вернуться в Супериор.
– Фейт? – позвала она.
Под ногами сестры заскрипел пол, и она показалась на пороге спальни. Она была уже полностью одета, умыта и причесана, а было всего – Хоуп глянула на часы у своей кровати – половина восьмого утра.
– Тебе так хочется пройтись по магазинам? – поддразнила она Фейт. – А они, между прочим, раньше десяти не открываются.
– Я просто… Я привыкла вставать рано. У меня обычно много работы, особенно сейчас, когда можно сажать семена. Ты бы видела, что мы с Айлой Джейн приготовили для нашего сада! Мы вырастим помидоры, кабачки, кукурузу – все, что только захотим. Можем даже посадить тыквы для Дня благодарения. – Внезапно она осознала, что именно говорит, и тихо закончила: – Ну, мы собирались все это сделать.
Хоуп заставила себя принять сидячее положение и жестом позвала Фейт сесть рядом.
– Позади дома есть большой сад, – сказала она. – Я выращиваю там множество цветов, а некоторые даже заказываю из Дании.
– Правда? А зачем кому-то привозить цветы из такой дали?
– Это георгины, и они очень красивые. Подожди, пока не посмотришь на них. Кроме того, я выращиваю овощи. Может, тебе даже захочется помочь мне с ними в этом году.
При упоминании знакомой работы лицо сестры осветилось улыбкой. Она, наверное, думала, чем же ей теперь заниматься – когда у нее на попечении нет армии детишек. В общине было обычным делом, что одна из жен несет ответственность за всех детей своего мужа, а не только за своих. Женщины иногда компенсировали нехватку внимания мужа дружбой между собой – но не каждый дом мог похвастаться такими мирными отношениями. Между женами постоянно вспыхивали драки, они разбивались на враждующие группы или просто неприязненно относились к детям определенных матерей. Но в маленьком доме Хоуп одной только тишины, наверное, было достаточно, чтобы Фейт ощутила себя оторванной от всего мира.
– Я… я думала, что почитаю Священное Писание, – робко сказала Фейт. – Но свое я, естественно, не захватила, а… у тебя тоже его не видно.
Священное Писание. Хоуп с трудом удержалась, чтобы не сморщить нос. Перед тем как поехать за Фейт, она специально избавилась от всего, что напоминало ей о прошлом. Были времена, когда ей хотелось с приязнью относиться к остальному миру христианства – хотя бы к большей его части – и по-хорошему относиться к религии, но за одиннадцать лет она ни разу не была на проповеди. От одной мысли, что надо будет войти в церковь, любую церковь, ей начинало казаться, что она задыхается. Если она когда-нибудь и выйдет замуж, то только в Лас-Вегасе.
– Я уверена, какое-нибудь у меня найдется. Я найду и отдам его тебе. И ты сможешь читать его, когда захочешь, – сказала она, зная, что бесполезно объяснять сестре свое отвращение ко всему, что касается религии. Фейт просто испугается, что она одержима бесами, как утверждал отец. Хоуп и сама не понимала, почему начинает так нервничать, когда сталкивается с Библией, церковью, священником или даже чересчур активным прихожанином. Далеко не все ее воспоминания о церкви были плохими. Однажды в детстве мать взяла ее вместе с сестрами в Солт-Лейк, и там Хоуп впервые столкнулась с нищим. Он был слепой и уродливый, да к тому же отвратительно грязный и худой, как скелет. Мимо них быстро прошла женщина на высоких каблуках и в строгом черном костюме. Она поцокала языком и пробормотала что-то насчет его жалкого вида. Но мать Хоуп остановилась и отдала ему последние деньги. Хоуп спросила, почему она это сделала, и мать ей ответила: «Иисус любит его, и мы тоже должны». – «Но он же такой жалкий», – сказала тогда Хоуп, чувствуя себя не по годам взрослой и подражая той, более умудренной женщине. Мать мягко улыбнулась и взяла ее за подбородок: «Только внешне, моя маленькая Хоуп. А Иисусу нет дела до его внешности».
Хоуп тогда почувствовала себя смиренной и одновременно любимой. Если Иисус может любить нищего, то конечно же Он сможет полюбить и маленькую девочку с распущенными темными волосами и ободранными коленками, которой часто моют рот с мылом за то, что она выходит из себя и говорит второй жене отца то, что не должна говорить. Но даже эти теплые воспоминания не смогли вернуть ее в лоно церкви. Отец и святые братья отравили эту часть ее души, когда она была подростком, а они все сильнее и сильнее старались ее контролировать. А может, она потеряла веру, когда отдала своего ребенка. В тот момент она ощутила, как свет, который она пыталась удержать в своей душе, замигал и навсегда погас.
– Что бы ты хотела на завтрак? – спросила Хоуп. Она встала с постели и пошла к шкафу за халатом.
Она так надеялась выспаться после вчерашнего дня, вымотавшего ей душу. Особенно потому, что сегодня вечером ей выходить на работу. Но она не могла оставить Фейт одну.
– Окажи мне одну услугу, – сказала Фейт.
– Конечно, что угодно. Какую именно услугу?
– Перестань обращаться со мной как с гостьей, ладно?
Хоуп удивленно моргнула и посмотрела на нее:
– Я и не обращаюсь. Я просто…
– Я знаю и ценю это, – ответила Фейт. – Но я не смогу справиться, если не почувствую, что сама могу нести свою ношу. Ну, или, по крайней мере, не стану вносить полезный для тебя вклад.
– Ты что, шутишь? Ты будешь работать, не… – Хоуп собиралась сказать «не жалея задницы». Она достаточно прожила в обществе язычников, чтобы употреблять их самые популярные выражения и образчики речи. Но сестра-то не жила и будет шокирована даже такой небольшой вульгарностью. Поэтому она закончила предложение иначе: – Не жалея пальцев. У нас в саду, про который я говорила.
– Это замечательно, – сказала Фейт, по-прежнему оставаясь совершенно серьезной. – Именно это мне и нужно. Именно этого мне и хочется.
– Здорово. – Хоуп улыбнулась шире, чем это соответствовало ее настроению. Похоже, все будет труднее, чем ей казалось. Пока они с Фейт заново не познакомятся и не научатся жить вместе, не мешая друг другу, будет много неловких ситуаций. – Тогда почему бы тебе не приготовить завтрак, пока я схожу в душ?
– Хорошо.
– Я хочу яичницу-глазунью из двух яиц и тосты. На кухне все есть. Просто пошуруй там, и ты найдешь все, что нужно. А если не получится, покричи меня.
– Я справлюсь.
Хоуп продолжала улыбаться, пока сестра не скрылась в холле. Потом она резко опустила плечи и медленно села на кровать. Что они такое творят? Они с Фейт идут совершенно разными жизненными путями. Они оказались такими разными, что теперь Хоуп уже не была уверена, что они вообще когда-нибудь найдут точки соприкосновения. Что, если увести Фейт из Супериора было ошибкой, о которой они обе потом пожалеют?
«Я бы так и не узнала, смогу ли помочь Фейт, если бы не попробовала», – подумала наконец Хоуп. Надо просто решать проблемы по одной в день, не больше. И на сегодняшний у них назначена покупка одежды.
Очень глубоко вздохнув, Хоуп встала и направилась в душ.
– Ну что, нравится тебе что-нибудь? – спросила Хоуп, собираясь забрать стопку одежды, которую Фейт несколько минут назад принесла в примерочную.
Фейт прикусила губу, разглядывая джинсы для беременных, футболки и джемпера, которые Хоуп отобрала для нее.
– Нет, ничего.
– Но почему? – спросила Хоуп. – Неужели ничего не подошло?
В примерочную неясным бормотанием доносились голоса других покупателей. К тому времени, как Хоуп показала Фейт дом и сад, научила пользоваться микроволновкой, посудомоечной, стиральной и сушильной машинами, дело уже шло к полудню. И в молле был самый пик посетителей.
– Нет, все подходит, – сказала Фейт. – Просто я… ну, я подумала, что лучше сама себе что-нибудь сошью.
Хоуп чуть не застонала. Хватит уже неряшливых платьев, по которым сразу можно было узнать ее принадлежность к общине.
– Фейт, а что тебе не нравится в этой одежде? Она удобная, практичная и…
– Она слишком… элегантная, – ответила Фейт. – Я не хочу быть тщеславной, Хоуп. Это неправильно.
Она говорила шепотом, потому что рядом топталась продавщица – и не потому, что хотела им помочь. С того момента, как они вошли в магазин, эта женщина смотрела на них со смесью презрения и любопытства. Так смотрят на что-то одновременно очаровательное и неприятное, например на опарышей в мясе. Без сомнения, их выдавала внешность Фейт. Меньше чем в часе езды, на границе Юты и Аризоны находилась большая община многоженцев – в городах Колорадо-Сити и Хиллсдейл. Жители Сент-Джорджа часто видели людей из общины, тем более что некоторые жили прямо в этом городе. Женщин было отличить проще, поскольку они носили длинные старомодные платья, из-под которых виднелись панталоны, а обуты были в потрепанные теннисные туфли.
Но дружеское отношение не всегда означало, что их будут считать своими.
– Немного элегантности еще никому не вредило, – настойчиво сказала Хоуп и с вызовом посмотрела на продавщицу.
Та скрестила на груди руки, словно показывая, что имеет право на них таращиться.
– Может, нам стоит пойти в другое место? – сказала Фейт.
Но гордость и желание защитить сестру не позволили Хоуп просто повернуться и уйти. Она достаточно долго жила вдали от Супериора, чтобы понимать эту женщину – до определенной степени, – но подобная грубость была непростительна.
– Нет, мы имеем столько же прав здесь находиться, что и другие. Посмотри еще что-нибудь.
– Не хочу. Мне нужно только немного ткани и…
– Мы купим тебе ткань, и ты сможешь сшить столько платьев, сколько захочешь. Просто выбери, что тебе нравится, и не волнуйся о том, чему тебя учила церковь.
Фейт хмуро покопалась в стопке одежды и вытащила простенькие джинсы для беременных. Потом она схватила лежащий сверху топик, который напоминал одежду, которую носят старушки – причем старушки без малейшего вкуса.
– Я же сказала тебе выбрать то, что тебе нравится, и не переживать по поводу церкви, – раздраженно сказала Хоуп и выбрала для нее хлопчатобумажный джемпер и голубую блузку с коротким рукавом. – Как тебе это?
Фейт пожала плечами:
– Нормально.
Хоуп встала, сложила остальную одежду на свой стул и унесла выбранную к кассе. Продавщица прохаживалась поблизости.
– Это все? – спросила она ничего не выражающим тоном.
– На данный момент да, – ответила Хоуп.
Женщина стала считывать с покупок штрихкоды, но потом остановилась и глянула на Фейт.
– Отвратительно, – пробормотала она.
– Простите? – С Хоуп было достаточно. – Вы что-то сказали? Или просто подтверждаете, что мое изначальное предположение о вашем уме близко к правде?
– Хоуп, все в порядке, – смущенно пробормотала Фейт.
– А со мной не все, – отозвалась Хоуп.
У продавщицы упала челюсть. Люди из общины многоженцев обычно приходили в молл группами, держались вместе и игнорировали шепот и насмешки, с которыми сталкивались. Хоуп видела, как они проносятся мимо, лишь изредка останавливаются перед витринами и с тоской смотрят на выставленные товары, которые никогда не осмелятся себе купить. Раньше она старалась их не замечать, не желая выдавать свое происхождение. Но ходить с Фейт было все равно что носить на лбу знак о принадлежности к общине.
В глазах продавщицы мелькнуло что-то злобное и уродливое. Но в этот момент в магазин вошла вторая продавщица, которая, вероятно, уходила на перерыв. И продавщица, сканирующая штрихкоды на покупках Фейт, тут же переменилась в лице.
– Я ничего не говорила, – сказала она и все свое внимание перенесла на работу.
Хоуп заплатила за одежду, подхватила пакет и с высоко поднятой головой пошла к выходу вместе с Фейт. Она была бы не прочь пожаловаться менеджеру, если бы не знала, что поднятый ею шум не пойдет на пользу сестре. Фейт учили подставлять другую щеку, если ее высмеивают. Сама же Хоуп считала, что ценить себя как личность и устанавливать границы для тех, кто их не установил со своей стороны, только помогает людям научиться взаимному уважению.
Она стала асом по созданию границ, особенно с мужчинами.
– Хоуп, как ты? – спросила Фейт. – Ты ведь не злишься на меня, правда?
Хоуп осознала, что шагает по моллу так, словно от этого зависит ее жизнь. Она замедлила шаги и заставила себя улыбнуться:
– Все нормально. Я считаю, что должна была сказать этой женщине о ее неприемлемом поведении, вот и все.
Фейт неуверенно кивнула. Хоуп взяла ее за руку, желая побыстрее выбраться из магазина. Взгляды, которые они притягивали, начали действовать ей на нервы.
– А это не слишком тяжело для тебя, Хоуп? – спросила Фейт. – Я не хочу оказаться колючкой у тебя в боку. Жить со мной в одном доме оказалось хуже, чем ты ожидала?
Хоуп сама не знала, чего она ожидала. Она вернулась в Супериор из любви к родным и чувства долга. Она вернулась, как только нашла в себе душевные силы для поездки. И теперь ее страшило узнать, что она не так хорошо подготовилась, как думала.
– Ты не колючка. Я хочу, чтобы ты была рядом независимо ни от чего, – сказала она. И в основном это была правда.
– Я надеюсь. Потому что я не могу просто выбросить из головы то, чему меня учили. Я тогда потеряю… потеряю саму себя. Ты ведь это понимаешь, да?
– Я понимаю, что мир отличается от Супериора, – сказала Хоуп.
– Мир – это Сатана, и он старается нас победить, – сказала Фейт.
Хоуп подумала о Лидии Кейн и Паркере Рейнольдсе, о том, что они сделали для нее десять лет тому назад. И о людях, с которыми она сейчас работала в больнице, которые часто делали много больше, чем были должны по долгу службы. Она подумала о трагедии 11 сентября и захваченном террористами самолете, который упал в Пенсильвании.[11] А еще о великодушии и выдержке, которые она наблюдала в больнице почти ежедневно.
– Боюсь, Фейт, это слишком простой ответ.
– Я не понимаю.
«Потому что ты не жила в реальном мире. Пока еще не жила».
– Во многом жить по учениям святых братьев гораздо легче, чем без них, – сказала Хоуп. – Ты всегда знаешь, что правильно, а что нет, – или, по крайней мере, ты думаешь, что знаешь. Они принимали за тебя все решения. А сейчас… сейчас тебе придется все решать самой.
Хоуп казалось, что ее ночная смена тянется целую вечность. У них было две роженицы, несколько новорожденных в детском отделении и акушер-гинеколог, который не отвечал на вызовы по пейджеру. Но, несмотря на озабоченность, что, если доктор вовремя не появится, ей или Сандре Клири – начальнице Хоуп – придется самим принимать роды, Хоуп не могла не думать о Фейт. Скоро ее сестра будет заниматься тем же, чем сейчас занимаются женщины в палатах номер 14 и 15, – рожать ребенка. И тогда у нее дома поселится еще и новорожденный. Вместе с сестрой, с которой она не общалась почти одиннадцать лет…
– Хоуп, ты не заглянешь к миссис Уолкер? – спросила Сандра, не отрывая головы от бумаг. Она сидела на сестринском посту и заканчивала заполнять документы. – Она нас вызывает.
Читать бесплатно другие книги:
