Московский инквизитор (сборник) Леонов Николай

Пятница

Бабье лето в этом году отменили. Вместо высокого, пронзительно-голубого, прозрачного неба и ласкового, нежаркого солнца над головой нависали темно-серые, унылые и навевавшие тоску облака, постоянно плачущие то мелким нудным дождичком, то затяжными буйными ливнями. Да и под ногами было не лучше: вместо яркого, весело шуршащего осеннего разноцветья ходить приходилось по грязной липкой каше из опавших листьев и мусора. Одним словом – слякотная осень.

А вот собравшимся в этот вечер в особняке министра правительства Московской области Николая Владимировича Егорова по случаю дня рождения его супруги гостям все немилости погоды были до самой высокой лампады: в столовой ярко горели люстры, раздавался звон бокалов и беззаботный смех новых хозяев жизни и лиц, к ним приближенным. Тот факт, что хозяин дома находился под следствием и подпиской о невыезде из-за возбужденного против него уголовного дела о финансовых махинациях, никого не волновал, и самого Николая Владимировича в первую очередь – не он первый, не он последний. Среди тех, кто сидел сейчас с ним за одним столом, многие побывали на его месте, и ведь обошлось – для того и существуют адвокаты, чтобы вытаскивать клиентов, только скупиться на них не надо. Да и полицейские тоже кушать хотят. Правда вот, аппетиты у всех разные в зависимости от занимаемого положения, но это тоже дело совсем обычное. Как говорится, не подмажешь – не поедешь. Точнее, если не подмажешь, то поехать можно как раз очень далеко и надолго. Но Егоров был уверен, что это не его случай – он уже занес в некоторые высокие кабинеты пухлые конверты и получил твердые заверения в том, что лично ему ничто не грозит и дело спустят на тормозах. Так что в этот праздничный вечер его настроение ничто не омрачало.

Веселье было в самом разгаре, когда к нему подошел один из охранников и прошептал на ухо:

– Николай Владимирович, к вам пришел человек на костылях. А вы предупреждали…

– Все правильно, – тихо сказал Егоров, мгновенно став серьезным. – Проведи его в мой кабинет.

Охранник ушел, а Егоров поднялся из-за стола, мило улыбнулся гостям и сказал, что оставит их на несколько минут, чтобы решить кое-какие домашние проблемы.

Когда он вошел в кабинет, там его уже ждал очень просто одетый худощавый мужчина неопределенного возраста, его костыли были прислонены к столу.

– Что-то случилось? – спросил Егоров, на что мужчина только глянул в его сторону и отвернулся. – Прости, глупость сказал. Должно было случиться нечто из ряда вон, чтобы ты пришел. Ты же сам говорил, что нас никто и никогда не должен видеть вместе. Так, что именно произошло?

– То, что в твоем деле непонятно как и непонятно откуда вдруг появился след, который, если его не оборвать, приведет к некоторым неприятным случайностям с летальным исходом, произошедшим с некоторыми людьми. А ведь я тебя предупреждал, что не стоит так увлекаться, достаточно было просто напугать, – ровным голосом напомнил гость и недоуменно спросил: – Ну, откуда в тебе эта кровожадность?

– Этого не может быть! – растерянно пробормотал Николай Владимирович. – Тут даже под лупой никто ничего не найдет!

– Этот найдет! – уверенно заявил гость. – Мне недавно позвонил человек, которому ты дал для связи мой номер телефона, и сказал, что принято решение подключить к расследованию твоего дела группу полковника Гурова. Причем кандидатура эта предложена сверху, и предложена так, что отказаться было невозможно.

– Черт! Значит, придется опять платить! Когда уже они нажрутся? – помотал головой Егоров.

– Не придется, – усмехнулся гость. – Он не берет.

– Все берут! – уверенно заявил Николай Владимирович.

– Этот – исключение, – не менее уверенно сказал гость. – И надавить на него тоже невозможно. Ты знаешь, что я периодически общаюсь с некоторыми людьми?

Егоров кивнул и удивленно пожал плечами:

– И охота тебе со всякими уголовниками якшаться?

– Во-первых, они бесценный кладезь нужной информации, а во-вторых, нужно же представлять себе, как живут люди по ту сторону закона, вдруг и самим придется там оказаться, – заметил гость.

– Типун тебе на язык! – буркнул Егоров и поплевал через левое плечо.

– От тюрьмы и сумы… Ну, и далее по тексту, – усмехнулся гость. – Но я это к тому, что они очень хорошо знают Гурова и много мне о нем рассказали. Так вот, полковник этот из-за своей честности в большом авторитете по обе стороны закона. Характер у него тяжелый, а хватка мертвая. Если уж он во что-то вцепится, то не отступит, пока до конца все не выяснит.

– И уголовники его за это уважают? – рассмеялся Николай Владимирович.

– Его уважают за то, что слово он свое всегда держит и еще никогда в жизни ни на кого, даже самого отъявленного негодяя, лишнего не навесил, – объяснил гость.

– Тогда, может быть, его проще убрать? – предложил Егоров.

– Опять ты за свое! – вздохнул гость. – Ну, просчитывай ты ситуацию хоть на несколько ходов вперед! – И стал втолковывать Николаю Владимировичу, как учитель двоечнику-второгоднику: – Во-первых, сделать это некому, причем по твоей же вине! Я что предлагал? Оставить человека на достойном пособии, объяснив ему, что работы больше нет, а ты решил вопрос кардинально! Зачем? – Егоров отвернулся и ничего не ответил. – Да, он стал строить из себя невесть что, напускал туману и загадочности, но никогда не сказал бы ничего лишнего, потому что получить пожизненный срок никому не хочется. Ладно! Что сделано, то сделано и обратно не вернуть. А ни времени, ни возможности найти надежного исполнителя для этого дела у тебя нет. К тому же убить Гурова очень сложно – некоторые неразумные люди не раз пытались это сделать, только часть из них уже на том свете, а остальные кушают не то, что хотят, а то, что им дают, и делать это будут еще очень долго. Для нас сейчас важно то, что Гуров пока ни о чем не знает, ему обо всем сообщат только в понедельник, так что у нас в распоряжении есть два дня. Если же Гурова убьют после того, как он уже подключится к твоему делу, – это прямая дорога к тебе. Тебе это надо?

Николай Владимирович продолжал сидеть за столом, отвернувшись, чтобы гость не видел, как зло скривились его губы – эта нотация выводила его из себя, но он ничего не мог возразить, и это бесило его еще больше. А гость тем временем продолжал:

– Скажу тебе больше, коллеги очень не любят Гурова за его независимость, ум, выдающиеся аналитические способности, потому что никто не любит тех, кто умнее, а Гуров из-за своего характера даже не скрывает своего отношения к тем, кого считает глупее себя. У него есть всего несколько друзей и только! Но! Если его, живую легенду МУРа, убьют, то на поиски его убийцы бросятся все! И не успокоятся до тех пор, пока не найдут! Так что твое предложение считаю нерациональным!

– Ну, тогда предложи что-то рациональное! – огрызнулся Егоров.

– А я уже все продумал, – небрежно заявил гость, и Егоров, вздрогнув, быстро повернулся к нему.

– Ну так что ж ты мне душу мотаешь? – с сердцем сказал он. – Сколько?

– Ты сначала выслушай, а потом будем решать, – задумчиво сказал гость и, помолчав, начал рассуждать: – Для нас главное, чтобы Гурова НЕ подключили к твоему делу. Если его кандидатура отпадет, то с остальным все будет просто – каналы у тебя налажены. Поэтому самый надежный вариант – скомпрометировать Гурова, причем так, чтобы им занялась служба собственной безопасности. Тут уж он надолго завязнет.

– Ты говори, что делать надо! – нетерпеливо потребовал Егоров.

– Я тут навел о нем справки и выяснил, что служба собственной безопасности уже вплотную интересовалась Гуровым, но тогда он выскользнул. И им это очень сильно не понравилось.

– Ты же говорил, что он не берет, – воскликнул Николай Владимирович.

– Гуров не берет, но! Как достоверно известно, по окончании следствия некоторые люди его благодарили, но преподносили подарки не ему лично, а его жене, актрисе Марии Строевой. Джип «Лексус» последней модели, шубки, бриллианты… Может быть, что-то еще, но я об этом просто не знаю.

– То есть по факту, – уточнил Егоров.

– Да! – кивнул гость. – Совсем недавно Гуров закончил дело некоего Александрова, которого обвиняли во всех смертных грехах, и ему могло светить даже пожизненное. Но Гуров доказал его непричастность к тяжким преступлениям, и Александров получил только за свое. Таким образом, если тайком подсунуть его жене якобы от Александрова какой-то ценный подарок и сообщить об этом в службу собственной безопасности, то в отношении Гурова начнется служебное расследование. На это время он будет отстранен от службы и, таким образом, твоим делом заниматься не сможет. Вот тебе очень элегантный, а главное, бескровный метод решения вопроса. Самое главное, чтобы эта вещь никак не была связана с тобой, чтобы при самом тщательном расследовании к тебе даже тонюсенькая ниточка не привела.

– Так что же ей подсунуть и как? – Поняв, что его проблему гость, как всегда, решил, Егоров вздохнул с облегчением.

– Как – я уже решил, – отмахнулся гость и объяснил: – У нее завтра премьера, цветов ей подарят море. Нужно будет просто положить эту вещь в корзину с какими-нибудь дорогими цветами, где ее потом и найдут, причем с запиской от Александрова. Вот пусть потом Гуров и объясняется со службой собственной безопасности. Давай думать, что это будет конкретно. Вещь должна быть небольшая, но очень дорогая и необычная.

– Можно что-то из драгоценностей жены, – предложил Егоров, и гость, возведя глаза к потолку, застонал. – Понял, не подумал, – пошел на попятную Егоров и, помолчав, воскликнул: – А если просто деньги?

– Кого сейчас этим удивишь? – хмыкнул гость. – Нет, это должно быть нечто особенное! Чтобы народ ахнул и сказал: «А Гуров-то, оказывается, еще как берет! Только по мелочам не работает! Уж хапает так хапает!» Оптимальный вариант, чтобы вещь была… – он задумался. – Ну, с душком! Только вот искать ее времени нет.

Егоров поднялся и начал расхаживать по кабинету, а гость сидел, откинувшись на спинку стула, и равнодушно рассматривал картину на стене – он свое дело сделал, пусть теперь Егоров себе голову ломает. Наконец Николай Владимирович, остановившись перед гостем, сказал:

– Есть у меня такая вещь. И дорогая, и с душком. – Гость внимательно смотрел на него, ожидая подробностей, и тот, помолчав, продолжил: – Ты же знаешь, чем занимался мой отец?

– С законом не дружил, – заметил тот.

– Короче, перед переездом в Москву я продал дом с участком, и покупатели потребовали, чтобы я все оттуда сам вывез. Они собирались делать капитальный ремонт, так что им одни только голые стены и требовались. Ну, и заодно сарай освободил – они там на время ремонта жить собирались. Вот там-то я в ящике с инструментами одну вещь и нашел. Отец гвозди, шурупы, гайки и все прочее по жестяным коробкам из-под халвы, леденцов и чая держал. Сам не пойму, зачем я их открывать стал, – пожал плечами Егоров. – Ну, в общем, в одной из коробок она и лежала, в газету завернутая. В нашей семье этой вещи никогда не было и быть не могло, так что папаша ее у кого-то увел, но вот у кого, теперь уже у него не спросишь – мне четырнадцать было, когда он погиб. Я ее никогда в жизни никому не показывал – понимал же, что ворованная.

– То, что ворованная, это прекрасно, но действительно ли она дорогая? – уточнил гость.

– Камешки в ней точно настоящие, потому что я проверял – стекло режут, как нож масло.

– То, что надо, – удовлетворенно заметил гость. – Дорогая, ворованная и к тебе никакого отношения не имеет. – И, наконец, поинтересовался: – А что это?

– Сейчас покажу, – пообещал Николай Владимирович.

Он достал из сейфа жестяную коробочку из-под карамели, открыл, и там, по-прежнему завернутый в старую газету, лежал некий предмет. Он вытряхнул его на стол, развернул пожелтевшую газету, и в кабинете вдруг словно стало светлее – это вспыхнули камни в небрежной кучкой лежавшем украшении. Гость расправил его, и оказалось, что это колье из крупных изумрудов в обрамлении бриллиантов.

– Пойдет, – просто сказал гость и поинтересовался: – Не жалко?

– Знаешь, – подумав, сказал Егоров, – папаша у меня дураком не был и городских барыг не понаслышке знал, но раз он не решился эту штучку сбагрить, значит, опасался чего-то. Может быть, за ней и убийство стоит. Она у меня уже давно без толку лежит, и если ты гарантируешь, что твоя идея сработает и этот Гуров до меня не доберется, то пусть хорошему делу послужит.

– А ты не забыл, как сам мне говорил, что мы в одной связке? – криво усмехнулся гость. – А что собой представляет Гуров, можешь поинтересоваться у кое-каких своих знакомых, но только после понедельника, – предупредил он. – Меня здесь никто никогда раньше не видел, а как объяснить мой сегодняшний визит, придумай сам.

Гость начал осторожно складывать колье, чтобы оно снова поместилось в коробку, и тут вдруг резко распахнулась дверь, и в кабинет влетела жена Егорова. Судя по виду, она уже крепко выпила и была взбешена настолько, что с ходу начала скандалить:

– Коля! У тебя совесть есть? Бросить гостей и меня в такой день! Какого черта ты здесь отсиживаешься? Тебя там уже все заждались! Если хотел испортить мне день рождения, то мог бы его просто не устраивать!

Егоров не успел и слова сказать, как женщина, увидев гостя, переключилась на него:

– Опять этот попрошайка! Опять пришел деньги с моего мужа тянуть! Сколько можно? Хромай отсюда, пока цел, а то я сейчас прикажу охранникам тебя, как мусор, выкинуть! Калека чертов!

Пока она орала, гость успел убрать колье в коробку и сунуть ее в карман, а потом взял костыли и стал подниматься со стула. Разъяренный Егоров подскочил к жене и влепил ей такую пощечину, что она мигом заткнулась, а потом почти проорал ей в лицо:

– Заткнись, шалава! Таких тварей, как ты, в Москве больше, чем грязи! Ты у меня третья и явно не последняя, потому что дура набитая! А он – один-единственный и других не будет! Поняла, сука!

Мигом протрезвевшая женщина только хлопала глазами и, как рыба, беззвучно открывала рот, а Николай Владимирович резко развернул ее к двери и вытолкнул из кабинета.

– Запоздалый урок, – покачав головой, заметил гость. – Раньше надо было учить, чтобы без стука в кабинет не вламывалась. И сказал ты сейчас много лишнего. Ты отправь-ка ее завтра прямо утром куда-нибудь отдыхать, да подальше, да на подольше.

– Обойдется! – отмахнулся Егоров.

– Ты не понял, – укоризненно сказал гость. – То, что она меня видела – полбеды, но она видела вот это, – он похлопал себя по карману, где лежала коробочка, и объяснил: – Я его в тот момент еще не успел убрать. Сейчас она еще не поняла, что именно увидела, но вот потом может и вспомнить, и понять. Так вот, чтобы у нее мысли были другим заняты, а новые впечатления вытеснили старые, ты ее и спровадь. Только, пожалуйста, не злобствуй, а то с тебя станется.

– Да ну тебя! – поморщился Николай Владимирович. – Как обратно доберешься?

– Моя проблема, – ответил гость. – И провожать меня не надо, сам выход найду. А ты иди праздновать дальше, а то и так подозрительно долго беседовал с, – он усмехнулся, – попрошайкой.

Гость вышел, а Егоров, сев к столу, уставился на закрывшуюся за ним дверь. Он никогда не интересовался, где живет этот человек, чем еще занимается, почему одевается, как нищий, тратит ли свои деньги или копит их на что-то. Главным было то, что он всегда, как это случилось и сегодня, решал его проблемы, а большего Егорову не надо было. И если бы не этот человек, то так и сидел бы он в служебном кабинете, вымогал взятки, конверты с деньгами складывал в ящик, пока не накрыли бы. Никогда в жизни он сам не додумался бы до такой простой, но очень эффективной схемы, приносившей при минимальном нарушении закона баснословную прибыль, которую, однако, приходилось делить с гостем ровно пополам. А вот о том, что Егоров распространил эту схему еще кое на какие сферы деятельности, но уже без участия гостя, и совсем с другими людьми, которым с его барского стола доставались объедки, но они и этому были рады, тот не знал! Это было маленькой тайной местью Егорова ему, потому что, как правильно заметил гость, никто не любит тех, кто умнее тебя. И довольный тем, что ему больше ничто не угрожает, Николай Владимирович пошел праздновать дальше.

Суббота

Премьера удалась! Шестнадцать выходов на поклон – это ли не триумф? Мария чуть не валилась с ног от усталости, но была счастлива бесконечно. Подаренные ей благодарными зрителями на сцене букеты уже не помещались у нее в руках, и их просто складывали на сцену. Но вот занавес опустился окончательно, и артисты стали расходиться по своим гримуборным. Лежавшие на сцене цветы Мария забирать не стала, да и не смогла бы – рук бы не хватило, и ушла, зная, что их тут же разберут ее коллеги. Не в первый раз такая история происходила, и все выглядело вполне достойно – это не она им с барского плеча букеты раздает, а они сами берут. К тому же она знала, что самые давние и верные почитатели ее таланта обязательно придут к ней в гримерку, чтобы лично выразить свое восхищение и преподнести цветы, несравненно более красивые и дорогие.

В своей гримерке, где царила единовластно – ей, как приме, соседей не полагалось, – она даже не стала переодеваться, зная, что скоро потянутся визитеры. Так и случилось: не успела она свалить букеты на диван, как в дверь постучали, и она, «нацепив» дежурную улыбку, отозвалась. Люди входили, вручали корзины цветов, целовали руку, рассыпались в самых восторженных комплиментах и уступали место следующим. Многих из поклонников она знала лично, но были и новые люди. Один из таких, очень дорого и со вкусом одетый мужчина преподнес ей корзину роскошных желтых роз, выразил восхищение ее игрой, поцеловал руку и ушел. Мария благосклонно все приняла, улыбалась ему, как и остальным, но вот когда наконец осталась одна, стала задумчиво рассматривать эту корзину и, судя по виду, мысли в этот момент у нее в голове были самые нерадостные, а от ее прекрасного настроения и следа не осталось.

Полковник-важняк Лев Иванович Гуров и его троюродный племянник Александр Васильевич Вилков, по совместительству старший лейтенант полиции, работавший теперь в группе Гурова, ждали Марию после премьеры дома. Завзятыми театралами ни тот, ни другой не были, так что Мария уже давно смирилась с тем, что ее очередной триумф они разделят с ней дома. Стол был накрыт, шампанское мерзло в холодильнике, а вот виновница торжества задерживалась. Лев уже совсем было собрался позвонить ей и узнать, не случилось ли что-нибудь, как раздался звонок в дверь.

– Ну наконец-то Маша соизволила вспомнить о том, что у нее есть семья, – усмехнулся Гуров. – Странно, что ногой в дверь не стучит, обычно у нее руки так цветами заняты, что не то что ключи достать, а даже на звонок нажать не может.

Он открыл дверь и с удивлением увидел за ней своего давнего приятеля телевизионщика Александра Турина, а рядом с ним – оператора с камерой в руках.

– Турин! Ты в своем уме? – удивленно спросил он. – Мария сейчас уставшая приедет, ей только до интервью и съемок! Разворачивайся!

– Лева! Она тебя не предупредила? – не менее удивленно спросил тот. – Она же мне сама недавно позвонила и сказала, что хочет дать интервью сразу же после премьеры, так сказать, по свежим следам, чтобы поделиться впечатлениями и так далее, причем у себя дома. Ты характер Машин не хуже меня знаешь. Если бы я сюда самовольно явился, то летел бы потом кубарем по лестнице, ступени пересчитывая. И это несмотря на то, что когда-то именно благодаря мне вы и поженились.

– Не передергивай! Ты нас всего лишь познакомил, – поправил приятеля Лев, судорожно пытаясь понять, что именно и зачем Мария затеяла, а потом смирился: – Ладно! Заходите!

Переодевшись, Мария вынесла из своей гримерки несколько букетов и корзин с цветами, в том числе и с желтыми розами, и положила их на пол возле стены. Ничего необычного в этом опять-таки не было, она уже неоднократно так делала – это тоже предназначалось для других артистов и прочих работников театра. Те же цветы, которые Мария решила взять домой, она упаковала в большие черные полиэтиленовые пакеты, которые обычно используются для мусора, поместила их на заднее сиденье своей машины и поехала домой. Едва она тронулась с места, как сидевший в припаркованной неподалеку машине мужчина позвонил кому-то по сотовому и сказал: «Она выехала, встречайте».

Оставив машину на стоянке возле дома, Мария забрала цветы и спокойно направилась домой. Она нажала на звонок, когда услышала, как открывается соседняя дверь, и повернулась, чтобы поздороваться. Но кроме соседей, пожилой супружеской четы, там оказались двое незнакомых мужчин, которые мгновенно предъявили открывшему дверь Гурову свои служебные удостоверения, заявив:

– Управление собственной безопасности.

– Чем обязан? – неприязненно спросил Лев – эту службу он не любил, и оснований для этого у него было предостаточно.

– Ознакомьтесь, – сказал один из мужчин, протягивая ему лист бумаги.

– Обыск? – удивился Гуров. – На каком основании?

– Нами получена агентурная информация о том, что вам передана взятка в особо крупном размере. Предлагаем выдать ее добровольно. Понятые, как вы видите, присутствуют. Сопротивление оказывать будете? – насмешливо спросил мужчина – видимо, он был в этой паре за старшего.

– Ни в коем случае, – ответил Гуров, который уже сложил в уме два и два и понял, откуда вдруг взялось желание Марии дать интервью сразу же после премьеры, причем именно у себя дома, и, открыв дверь пошире, пригласил: – Проходите, – и тут же позвал: – Турин! Твой выход!

– Всегда готов! – отозвался тот. – Я все слышал и горю желанием рассказать широкой общественности об очередном проявлении беспредела, творимого российской полицией.

Увидев нацеленный на них объектив камеры, полицейские на несколько мгновений растерялись, но быстро опомнились, и один из них бросился к оператору, чтобы отобрать камеру.

– В присутствии свидетелей? – весело воскликнул Турин. – Ребята! Спасибо за горячий материал! Он так прозвучит!

– Прекратите снимать! – едва сдерживаясь, приказал старший из полицейских.

– Свобода прессы, свобода слова, – развел руками Турин. – Имеем право! Кстати, представьтесь, пожалуйста, а то, как я слышал, своих имен вы так и не назвали, а страна должна знать своих героев.

– Полковник Гуров видел наши удостоверения, – отрезал один из мужчин.

– Вы их так быстро убрали, что я не только не успел запомнить имена, но даже удостовериться в их подлинности. А они вполне могут оказаться поддельными, и тогда это обыкновенный «разгон», самочинный обыск, производимый лицами, не имеющими на это никакого права, в целях собственного обогащения либо с иными преступными целями, – хладнокровно парировал Лев. – Будьте добры предъявить их еще раз, как старший по званию, я имею на это право.

– Пока старший, – буркнул один из полицейских.

– Время покажет, – усмехнулся Лев. – Итак, я жду!

Полицейским ничего не оставалось делать, как снова предъявить удостоверения, но из рук они их не выпускали, что не помешало Гурову вслух прочесть их имена:

– Капитан Задорожный и майор Лесков. Ну вот и познакомились. А теперь давайте к делу, – предложил Лев и спросил: – Что вы собирались здесь найти?

– Старинное и очень дорогое колье, которое было передано вам через жену от рецидивиста Александрова в качестве благодарности за то, что вы развалили его дело. Оно было спрятано в корзине с желтыми розами. Предлагаю выдать его добровольно, – с ненавистью глядя на Гурова, сказал Лесков.

– Как оно выглядит? – поинтересовался Лев.

– Неизвестно, – сухо ответил Задорожный.

– Черная кошка в темной комнате, при том, что ее там еще и нет, – хмыкнул Гуров.

– Все цветы, что я привезла из театра, здесь, ищите сами, – спокойно сказала Мария.

Тщательно упакованные букеты были безжалостно разобраны, а корзины только что наизнанку не вывернуты, но ни колье, ни желтых роз не нашли. Лесков вышел на лестничную площадку, явно чтобы позвонить начальству, и, вернувшись, потребовал:

– Предъявите для осмотра ваши вещи!

Мария без возражений взяла свою сумочку и вывалила ее содержимое на столик в прихожей – обычная женская мелочь, среди которой колье не оказалось.

– Выверните все свои карманы, – продолжал он.

Мария и это сделала, и с тем же успехом.

– Надеюсь, вы не собираетесь проводить личный обыск моей жены, – ледяным тоном спросил Лев.

– А почему нет? – язвительно поинтересовался Задорожный.

– Тогда нужно было взять с собой женщину-полицейского, – заметил Лев и спросил: – Судя по вашим словам, эту корзину с желтыми розами вручили моей жене сегодня?

– Да, после спектакля, непосредственно в гримерке, – ответил Задорожный.

– Вы задержали человека, который это сделал? – продолжал интересоваться он.

– Тайна следствия, – отрезал Лесков.

– Значит, нет, – сделал вывод Лев. – Гримерка моей жены обыскана? Там эта корзина нашлась?

– Это уже не ваше дело, – взбесился Лесков. – Что вы мне здесь допрос устраиваете? Скоро сами будете на вопросы отвечать! И не у себя дома!

– Значит, там ее тоже не оказалось, – кивнул Гуров. – Маша, куда ты ее дела?

– Ну ты же знаешь, что я терпеть не могу желтые розы, – удивилась она. – Я ее выставила в коридор вместе с другими цветами. Я же не грузчик, чтобы таскать такие тяжести, а моя машина – не грузовик.

– Полагаю инцидент исчерпанным, – сказал Гуров. – Ни я, ни старший лейтенант Вилков сегодня в театре не были и, таким образом, ничего взять у Марии не могли, а у нее самой колье нет. Всего доброго.

– Но вы не учитываете того, что она могла достать его оттуда и куда-то спрятать, чтобы забрать позднее, – язвительно сказал Лесков.

– Делать мне было больше нечего! – фыркнула Мария. – Мне подарили столько цветов, что, вздумай я разбирать все букеты, провозилась бы до утра.

– Но вы могли знать, где именно искать, – ехидно заметил Задорожный. – Вдруг муж вам указал точное место? Вы достали, спрятали в укромном месте, потом выставили корзину в коридор и явились домой с самым невинным видом. Гражданка Строева! Вы задержаны! Имеем право на 48 часов без предъявления обвинения. Господин полковник! Мы закон не нарушили?

Возразить на это Гурову было нечего.

– Собирайтесь, гражданка Строева! – велел ей Лесков.

Если Мария и растерялась, то виду не подала, а просто спросила у мужа:

– Лева! Подскажи, что мне лучше надеть и взять с собой.

– Спортивный костюм и туалетные принадлежности, а покушать тебе сейчас Сашка соберет – ты же после спектакля не то что не поужинала, а даже глотка воды не выпила, – только и мог ответить Гуров.

Мария ушла переодеваться и вернулась уже в спортивном костюме и с полиэтиленовым пакетом в руках.

– А вот теперь мы будем проводить полноценный обыск, – торжествующе заявил Лесков.

– Основание? – потребовал Лев.

– Колье могло быть спрятано на теле вашей жены и, переодеваясь в спальне без свидетелей, она могла его куда-то перепрятать, – невинно пояснил Лесков.

– Ночной обыск? Ну-ну! – покачал головой Лев, а потом кивнул, словно разрешая: – Ищите! Турин! – он повернулся к нему. – Бди! А то еще подсунут что-нибудь!

– Глаз не спущу! – заверил тот.

Предвкушая, какой сенсационный материал он выпустит в эфир, если повезет, уже в ночных новостях, Турин вел себя, как взявшая след гончая, а уж утром он развернется вовсю – спать не будет, есть не будет, но бомба получится такая, что рванет на всю страну. А вот изо всех сил старавшийся сохранить внешне спокойный вид Гуров мысленно поклялся страшно отомстить всем инициаторам этой затеи – в том, что Александров здесь ни при чем, он был уверен на тысячу процентов, потому что тот дураком не был никогда.

– Маша, иди и поешь, – попросил он жену. – Это надолго.

Мария скрылась в кухне, а Гуров остался наблюдать за тем, как их уютная квартира превращается черт знает во что – на городской свалке порядка больше. Турин и оператор не отставали от полицейских ни на шаг, фиксируя каждое их движение, а вот понятые, которым и следовало за всем этим наблюдать, мирно устроившись на диване, дремали – время-то ночное, а у них возраст. Как и ожидалось, обыск ничего не дал. Когда был составлен протокол и понятых решили разбудить, чтобы они его подписали, Гуров резко запротестовал:

– Эти люди спали и ничего не видели, а вот телевизионщики были свидетелями всего, пусть они и подписывают.

– С большим удовольствием, – охотно согласился Турин, да и оператор не отказался.

Марию, слава богу, что еще наручники недодумались надеть, повели к машине, Гуров с Вилковым решили ехать за ними следом, а вот Турин отправился в Останкино, шепнув Гурову на прощанье:

– Смотри новости, Лева! Я их размажу таким тонким слоем, что уже никто и никогда в жизни обратно не соберет.

«Господи! – подумал Лев. – Да если бы можно было, то он даже из своих собственных похорон сенсацию бы сделал!»

В ИВС дежурный, увидев Гурова, глазам своим не поверил, но тот отвел его в сторону и шепнул:

– Это моя жена. Произошло чудовищное недоразумение, так что она тут ненадолго. Постарайся, чтобы с ней ничего не случилось, – и, протягивая визитку, сказал: – В случае чего, звони мне немедленно на сотовый. Взяток и сам не беру и другим не даю, но друг я надежный.

– Лев Иванович! Зачем обижаете? – возмутился тот. – Будем обращаться, как с хрустальной вазой. Я ее в хорошую камеру помещу, к мошенницам. Они тихие.

Когда формальности были закончены, Мария повернулась к мужу:

– Не волнуйся, Лева! Любой жизненный опыт полезен – вдруг когда-нибудь доведется преступницу играть.

– Маша, это ненадолго, – твердо заверил ее Лев.

Он и Вилков вышли из ИВС, и Лев тут же позвонил генерал-майору Петру Николаевичу Орлову, своему непосредственному начальнику, но в первую очередь давнему другу, и, конечно же, разбудил его.

– Лева! Что случилось? – сонным голосом спросил тот.

– Машу задержали, она в ИВС, – кратко ответил Гуров.

– Что?! – проревел тот, окончательно просыпаясь.

– То, что слышал. Мы с Сашкой едем к тебе, а ты пока Стаса вызови, – попросил Лев.

Несмотря на то что улицы Москвы в этот час были довольно пустынными, Лев ехал, соблюдая все правила дорожного движения – еще не хватало сейчас напороться на гаишников, и так проблем выше крыши. К их приезду на столе в кухне было накрыто что-то вроде раннего завтрака – супруга Петра Николаевича за годы их совместной жизни привыкла ко всем сложностям полицейской службы и научилась правильно на них реагировать. Гуров и Вилков приехали первыми, но и Станислав Васильевич Крячко, тоже полковник-важняк и третий член этой дружной команды, не заставил себя ждать. Услышав о том, что произошло, Орлов с Крячко, уж на что битые жизнью мужики, просто онемели.

– Лева, кому ты дорогу перешел? – спросил Петр Николаевич.

– Сам ничего не могу понять, потому что не было у меня в последнее время таких дел, чтобы я чьи-то высокопоставленные мозоли оттоптал, – пожал плечами Гуров. – А тут настоящую свору цепных псов на меня спустили. И чувствую я, что это еще не конец. Они во все тяжкие пустились, чтобы меня утопить! Найду того, кто за этим стоит, башку отверну лично!

– А я помогу! – поддержал приятеля Стас. – И вот что я вам скажу: это не Александров! Он, конечно, бандит со стажем…

– И поэтому точно знает, что Гуров не берет, – кивнул Петр. – А чтобы так подставить Леву, у него мозгов не хватит, тут чья-то другая голова сработала. И я бы ее тоже с большим удовольствием открутил к чертовой матери.

– Петр Николаевич, а может, это упреждающий удар? Чтобы дядя Лева чего-то не смог сделать? – тихо высказал свое мнений Вилков, называвший Гурова по-родственному только среди своих.

– А! – отмахнулся от него Орлов. – Да ничего ему никто поручать не собирался, я бы знал.

– Адвокат Марии нужен, самый лучший. Ее же завтра утром на допрос вызовут, – сказал Гуров. – Кого бы нанять?

– Ночь на дворе, – напомнил Стас.

– А мне плевать! – разозлился Лев.

– Тебе нужен не самый лучший, а самый скандальный, который такую волну поднимет, что недругов твоих с головушкой утопит, а такому можно позвонить в любое время, – посоветовал Орлов. – Мне кажется, Любимов подойдет.

– Крыса он редкая! – с ненавистью процедил Крячко. – Я помню, как он Волоскова отмазал, а тот был в дерьме по самые уши. И ведь получил-то условно!

– Значит, это мы плохо сработали, что он смог прорехи в деле найти, – остудил его праведный гнев Гуров. – В другое время руки бы ему не подал, но сейчас… – он вздохнул. – Он действительно самый лучший?

– А ты еще на примере Волоскова не убедился? – хмыкнул Стас.

– Ладно! Уговорили! Только где бы его телефон найти? – смирился с неизбежным Лев.

В этот момент зазвонил его сотовый – это был Турин:

– Лева! Включи круглосуточный новостной! Сейчас сюжет пойдет! А уж утром я ударю во все колокола! – радостно пообещал он и, спохватившись, добавил: – Да! Я сейчас с Любимовым созвонился, он как раз по таким делам специалист. Он готов взяться за это дело. Пиши номер.

Гуров записал номер и, отключив телефон, взял лежавший на столе пульт от небольшого кухонного телевизора. Он щелкнул кнопкой и сказал:

– Сейчас сами все увидите.

И Петр со Стасом действительно увидели! Матерясь сквозь намертво стиснутые зубы, они смотрели то, что недавно происходило в квартире Гурова. Репортаж был эмоционально накален, а закадровые комментарии Турина – до невозможности язвительны в адрес полиции и бесконечно сочувственны по отношению к Гурову и Марии. И хотя это были только выжимки, но и этого хватило, чтобы привести всех четверых в чувство неконтролируемой ярости, потому что, находясь на месте происходящих событий, Гуров и Вилков не могли оценить ситуацию полностью, но теперь, глядя со стороны, сжимали кулаки от бешенства. Закончил же Турин пафосно-патетически:

– Полицейский беспредел в России набирает обороты. Кто же положит этому конец? Неужели власти страны стали настолько беспомощны, что не в силах справиться с подконтрольными им силовыми структурами? Или не хотят? Мы будем следить за развитием ситуации, и очередной выпуск специального журналистского расследования будет посвящен этим возмутительным событиям. Но выйдет он не как обычно, в пятницу, а завтра, в 16 часов. Не думаю, что правоохранительные органы решатся направить к нам своего представителя, но я уверен, что творческая интеллигенция столицы не откажется обсудить в прямом эфире новые проявления полицейского беспредела, творимые по отношению к законопослушным гражданам нашей страны. Следите за анонсами передачи.

– Ладно, – сказал Орлов. – Отматерились, и будя. Надо дело делать, звони Любимову. Не заставляй уважаемого адвоката себя ждать.

Едва Лев взял телефон, как тот зазвонил. Номер был незнакомый, но Лев ответил – это оказался дежурный ИВС. Он долго колебался: звонить или нет, а потом подумал, что лучше рискнуть. О том, что некоторые генералы не без содействия Гурова сменили место работы на гораздо менее престижное, а то и вовсе со службой и свободой распрощались, в полицейских кругах Москвы не знал только глухой. Вот и получалось, что иметь такого человека врагом – себе дороже, тем более что он все равно скоро все и сам узнает, так что лучше уж вовремя прогнуться.

– Лев Иванович, – шепотом проговорил он. – Я, как и обещал, собирался поместить вашу супругу в тихую камеру, но мне приказали посадить ее к уголовницам.

– Кто? – помертвев, выдохнул Лев.

– Никифоров, – еще тише, едва различимо ответил дежурный. – Только вы меня не выдавайте, пожалуйста. Мне же здесь еще служить.

– Не выдам, – пообещал Гуров.

Поняв, что произошло что-то страшное, остальные трое не дыша уставились на него, но Лев все молчал.

– Ну? – рявкнул на него Орлов.

– Никифоров приказал посадить Марию к уголовницам, – мертвым голосом произнес наконец Лев. – Если с ее головы хоть волос упадет, я его застрелю, – сказал он, и прозвучало это так, что все поверили – да, застрелит.

– Вот ведь сука! – с ненавистью процедил Крячко. – Ну повезло тебе один раз! Уцелел ты, когда ложкомоевских ублюдков там потравили, так сиди тихо! Нет же! Он снова на рожон лезет!

– Ему просто приказали, – тем же голосом ответил Лев. – И он, гад, мне скажет, кто именно!

– Охолонись, Лева! А то таких дров наломаешь, что рядом с Марией окажешься! – прикрикнул на него Орлов. – С этим делом я и сам разберусь! Ты адвокату звони!

Непослушными пальцами Лев с трудом набрал номер Любимова, который ответил ему тут же.

– Это Гуров, – представился Лев.

– Здравствуйте, господин полковник, – сочувственным тоном сказал адвокат. – Наверное, репортаж нашего общего знакомого Александра Турина смотрели, вот и позвонили попозже. Я тоже посмотрел – грустное зрелище. Сколько живу, столько удивляюсь, как некоторые люди весело и с песней копают себе могилы, а потом очень удивляются тому, что в них оказались – это я о Задорожном, Лескове и тех, кто за ними стоит. Как я понял, ваша супруга в ИВС? В каком именно? – поинтересовался он и, услышав ответ, предложил: – Тогда встретимся с вами возле входа в девять часов утра.

– Завтра воскресенье, – напомнил Гуров. – Как вы сможете получить ордер, если даже я не знаю, кто будет ее следователем?

– Простите, Лев Иванович, но это уже мои проблемы, – успокаивающе заверил Любимов.

– Марию посадили в камеру к уголовницам, – сдавленным голосом сказал полковник.

В ответ адвокат присвистнул и заявил:

– Тогда считайте, что эти люди себя уже и закопали! До встречи!

Отключив телефон, Гуров тяжело вздохнул и стал подниматься.

– Ну куда ты в таком состоянии? – остановил приятеля Орлов. – Оставайся у меня – спать-то всего пару-тройку часов осталось, а то, пока доедешь, и того не будет.

– Надо переодеться, чтобы выглядеть достойно, а то эти сволочи решат, что они меня сломали, – объяснил Лев.

– Да мы с дядей Левой поедем, – поддержал родственника Вилков.

– Так у вас же там, судя по репортажу, черт ногу сломит. Все вывалено, скомкано и перемешано вдобавок, – попытался отговорить их Стас.

– Вот пока дядя Лева будет спать, я ему костюм, рубашку и все остальное подготовлю, – заверил их Саша.

Поняв, что спорить бесполезно, Орлов с Крячко махнули рукой, и Гуров с Вилковым ушли. Когда Лев вошел в квартиру и увидел царивший там разгром, то чуть не взвыл. А уж когда посмотрел на празднично накрытый в честь премьеры Марии стол, стало еще хуже, хотя вроде бы дальше уже и некуда. Он заставил себя лечь на кровать, хотя и понимал, что не уснет, но едва он закрывал глаза, как ему представлялись такие картины Марии в одной камере с уголовницами, что впору брать пистолет, ехать в ИВС и расстреливать там всех, кто только попадется на пути.