Московский инквизитор (сборник) Леонов Николай

Возившийся на кухне Вилков прекрасно понимал, что дядя Лева не спит, но все равно старался не шуметь. Он выудил из валявшихся кучей на полу вещей костюм, рубашку, галстук и все остальное, что могло потребоваться Гурову через несколько часов, и старательно стал приводить их в порядок, но думал при этом о тете Маше, хотя она и запрещала ему так себя называть, а велела обращаться просто по имени.

А у Марии к тому времени все уже было в порядке. Относительном, конечно. С трудом пережив процедуру обыска, личного досмотра, фотографирования и дактилоскопирования, она довольно долго сидела в какой-то комнате, держа в руках не только пакет с туалетными принадлежностями и кое-какими продуктами, которые ни за что не стала бы есть после того, как в них копались чужие люди, но и стопку жутко чем-то вонявшего постельного белья. Наконец за ней пришла какая-то женщина в форме и повела ее по бесконечным коридорам. Звук отпиравшихся перед ней, а особенно запираемых сзади замков здорово действовал на нервы, но она держалась.

– Все мужики – сволочи, – негромко говорила ее конвоирша. – Все, как один! Хоть бы раз на нормального одним глазком посмотреть! Так ведь нет их!

– Ну почему? Есть исключения, – не выдержав этого бормотания, сказала Мария.

– Это ты про своего, что ли? – уточнила женщина, и Мария кивнула. – Ничего не скажу, орел-мужик! Только ведь все равно тебя не уберег! Хотя вытащить – конечно, вытащит! Это же уму непостижимо, чтобы жену самого Гурова в изолятор сажали!

Наконец они остановились перед одной из дверей. Глянув через окошечко внутрь, конвоирша отперла замки и сказала:

– Ну, ступай! Бог тебе в помощь! Ты уж там поаккуратней!

Мария вошла в полутемную камеру, дверь за ней закрылась, и она, ничего не видя после яркого света, сделала всего один шаг вперед, но на что-то налетела, это что-то загремело, и отовсюду раздались недовольные голоса:

– Ты чё шумишь? Чё спать мешаешь?

– Под ноги гляди, шмара безглазая!

Женщины еще повозмущались, и, когда они немного стихли, Мария сказала:

– Добрый вечер! Извините, но я не видела, что здесь на дороге что-то стоит.

Тут она почувствовала возле себя чье-то присутствие, раздался голос:

– А вот это тебе, чтобы в следующий раз лучше видела!

Потом Мария почувствовала резкую боль, и на нее обрушилась темнота. Когда она уже могла что-то соображать, оказалось, что она лежит на полу, свет включен, но перед глазами все плывет, а сверху раздается чей-то торжествующий голос:

– Бабоньки! Мы новенькую прописали! Кончай придуриваться! Вставай! Обзовись, кто такая будешь!

Вставать Марии решительно не хотелось. Хотелось просто умереть, вот на этом самом месте. Чтобы больше не было этой боли в левом глазу, этого унижения, этих издевательств. Вот тебе и Станиславский: «Вы в предполагаемых обстоятельствах». Тут над ней раздался уже другой голос, грубый и хриплый:

– Клякса! Ты ее, часом, не пришибла?

– Да нет! Вон! Раз глазом хлопает, значит, живая! Вторым-то она еще не скоро глядеть сможет! Вставай! – За этим последовал такой удар ногой в бок, что Мария заорала от боли.

– Клякса! Отзынь! Только трупов нам здесь и не хватало! – остановил избиение все тот же грубый голос. – Поднимите ее! Хоть посмотрим, кто такая. Точно, что не из наших.

Марию грубо подхватили под руки и поставили на ноги, которые под ней подгибались, а голова свесилась на грудь. Кто-то взял ее за волосы, закинул голову так, чтобы было видно лицо, и раздался голос:

– А она ничего! Ну, Баржа, это по твоей части!

– Не в моем вкусе, да и старовата, – ответил грубый голос.

И вдруг одна из женщин воскликнула:

– Эй, подруга! Ты хоть знаешь, на кого ты похожа?

– На саму себя! – пробормотала Мария.

– Это самой собой! На артистку ты похожа! Марию Строеву! Я ее как раз недавно по телику видела! Ну точь-в-точь!

– Это я и есть! – тихо ответила Мария – она уже начала понемногу приходить в себя.

Установилась мертвая тишина. Если бы Мария посмотрела вокруг, то увидела бы, как все женщины, замерев, переглянулись, а лица у них стали напряженными.

– Гонишь! – неуверенно сказала Клякса. – Чтобы народную артистку и в тюрьму?

– В России все бывает, – вздохнула Мария и невольно вскрикнула – вздох отозвался болью в боку.

– Щас проверю, – удивленно сказала Баржа и, достав сотовый, начала кому-то звонить.

– Ну если мы уже познакомились, можно я сяду? – попросила Мария.

– Мы и так сидим, – произнесла Клякса известную еще со времен царя Гороха остроту, но ее никто не поддержал, и она замолчала.

Мария осторожно доковыляла до стола и аккуратно присела на скамейку, а все растерянно смотрели то на нее, то на Баржу.

– Она и есть, – сказала наконец та и, подойдя к столу, села напротив.

– Блин! Менты вконец охренели! Артистку в тюрьму сажать! – зашумели женщины.

Они стали негромко обсуждать между собой произошедшее, а Баржа тем временем скомандовала:

– Лед из холодильника достаньте и в тряпку заверните, чтобы Марья к глазу приложила, хотя, – она махнула рукой, – фигнал и так будет вполлица.

– Так кто же знал-то, – смущенно начала оправдываться Клякса и отправилась к холодильнику.

– Куришь? – спросила Баржа.

– Иногда, потому и не взяла с собой, – объяснила Мария.

Баржа пододвинула ей пачку «Парламента».

– Сейчас как раз тот случай. Кури, – а потом распорядилась: – Достаньте из заначки коньяк и закуску соберите.

Женщины засуетились, а Мария закурила. Она затянулась, и от глубокого вздоха в боку опять стрельнула боль. Мария закашлялась, но мужественно докурила до конца – черт его знает, как отреагирует эта Баржа на то, что она оставит сигарету недокуренной. Тем временем стол был накрыт, коньяк налит в алюминиевые кружки и закуска, причем самая разнообразная, сырокопченая колбаса, сало, ветчина, сыр, малосольная семга, разложена по таким же мискам. Женщины сели к столу – одна только Клякса воевала с холодильником, выламывая оттуда куски льда. Никто ни до чего не дотрагивался, пока Баржа не взяла свою кружку и сказал:

– Ну, со знакомством!

Все выпили залпом, и только Мария отпила немного, объяснив:

– Боюсь больше, внутри все болит, как бы хуже не было.

– Ну смотри, как хочешь, – не стала настаивать Баржа. – Хотя коньяк хороший, казахский. Они там такой наловчились делать, что от французского не отличить. Закусывай чем бог послал.

Мария немного поела и почувствовала, что ее клонит в сон. Увидев это, Баржа приказала:

– Чаю покрепче для Марьи сделайте.

Отпив немного крепкого, душистого, обжигающего и очень сладкого чая, Мария почувствовала себя бодрее. Она, конечно, знала, что и сотового телефона, и спиртного в ИВС по правилам быть не должно, но, видимо, на Баржу это не распространялось. Несмотря на то, что обстановка, казалось бы, разрядилась, она понимала, что расслабляться рано, и оказалась права, потому что Баржа сказала:

– Марья! А ведь муж-то у тебя мент! Полковник Гуров! Так?

– Да, – кивнула Мария. – И женаты мы уже давно.

– Ты не бойся! – успокоила ее Баржа. – Он мент правильный. Честный. За что его люди и уважают. А теперь рассказывай, что у тебя приключилось, раз даже он не смог тебя защитить. И заодно глаз лечить будешь. Клякса, долго тебя ждать?

Женщина принесла куски льда, завернутые в полотенце не первой свежести, но Мария даже бровью не повела, а приложила компресс к глазу и начала рассказывать, как было дело. Женщины, а уж они-то, как она поняла, на таких делах собаку съели, внимательно слушали. Когда она закончила, Баржа авторитетно заявила:

– Подстава голимая! Причем не ментовская – эти бы тоньше сработали! И наши здесь ни при чем – о том, что Гуров не берет, знают все до единого. Если Александров это Санька Рыжий, то Гуров в его деле честно разобрался, и получил он только то, что положено. Санька бы на такое не пошел, он с головой дружит, а за такое ее и оторвать могут. Надо бы ему маляву кинуть, чтобы знал, какие дела от его имени творятся. – И, подумав, продолжила: – Кому-то твой мужик крепко поперек горла встал. А ментов втемную использовали, – уверенно сказала она. – Какая-то сука им стуканула, что через тебя Гурову будут взятку давать, причем указала что именно, в чем и от кого, уже после того, как тебе эти цветы дали. Иначе мужика того, что их принес, прямо в коридоре повязали бы. Менты на эту туфту купились, а времени на подготовку у них не было. Вот и лопухнулись. А теперь что? Колье нет! Да еще и неизвестно, было ли. Цветов нет, мужика, что к тебе приходил, нет. Сплошной голяк! Вот им и не оставалось ничего другого, как тебя со злости закрыть в порядке 97-й статьи УПК, чтобы ты якобы доказательства не уничтожила. Да чтобы Гурова, если получится, сломать! Его многие не любят!

– Его нельзя сломать, – не менее уверенно сказала Мария. – Ни через меня, ни по-другому. Меня уже и похищали, и убить пытались, только боком все выходило тем, кто это затеял.

– Ну, бог даст, и в этот раз твой мужик не оплошает, – усмехнулась Баржа. – Все! Всем спать! Марью завтра утром обязательно на допрос дернут, так что голова ей ясная нужна.

– А где мне себе постелить? – спросила Мария.

– Уже постелили, – сказала Баржа, кивая на нижнюю койку возле окна.

– Но ведь я же чье-то место заняла? – повернулась к женщинам Мария.

– Мое, – ответила одна из них. – Только мне почему-то кажется, что ты тут у нас ненадолго и оно скоро освободится. Если после завтрашнего допроса сюда обратно не вернешься, то мужу передай, что Нинка Краевая его до сих пор добрым словом вспоминает. Он тогда с моим делом по справедливости разобрался. Хотя… – она усмехнулась. – В жизни моей все равно ничего не изменилось.

Мария начала подниматься со стула и вдруг замерла из-за боли в боку.

– Господи! Да что же с тобой делать-то? – виновато воскликнула Клякса. – Может, еще один холодный компресс?

– Лучше я коньяк допью, – пробормотала Мария. – Вдруг поможет уснуть?

Она осторожно легла, свет снова потушили, оставив слабое ночное освещение, но заснуть Мария так и не смогла. И не только из-за боли в боку и глазу, но и из-за мыслей, которые роились у нее в голове.

Воскресенье

Ночь Гуров провел без сна и встал утром, чувствуя себя разбитым, как древний старик. Сегодня ему было не до зарядки – себя бы в одну кучку собрать. На кухне возился Вилков – Гуров надеялся, что тому хоть немного удалось поспать, а если нет, так он еще молодой, выдержит.

Лев долго стоял под холодным душем, чтобы немного взбодриться, тщательно побрился, с большим раздражением глядя на темные круги под глазами, а потом отправился в кухню, откуда очень вкусно пахло. Там негромко работал телевизор, и в утреннем блоке новостей опять прошел репортаж об обыске в квартире Гурова и задержании народной артистки России Марии Строевой. Было понятно, что Турин действительно ударил во все колокола, потому что вслед за этим прошел сюжет об опросе прохожих на улицах Москвы на тему, как они относятся к произошедшему. Мнение было практически однозначным – полицейский беспредел, хотя одна женщина, явно обозленная на весь белый свет, заявила, что Строеву, конечно, жалко, а полицейские все одним миром мазаны, пусть друг другу горло перегрызут, от этого только воздух в стране чище станет.

Саша, которому ничего не нужно было объяснять, приготовил полноценный завтрак, но Гуров с трудом в себя его запихнул – аппетита не было абсолютно, а потом попросил заварить ему большую чашку настоящего кофе – силы сегодня ему требовались немалые, потому что день обещал быть очень тяжелым, а где их еще взять? Встав из-за стола, он достал с верха навесного шкафа лежавшую там с незапамятных времен пачку сигарет, хотя уже давно бросил курить. Сигареты были пересохшие и потрескивали, но Лев все равно выкурил сигарету под кофе и только потом пошел собираться – то, что Саша едет вместе ним, подразумевалось само собой. Оглядев себя в зеркало, Гуров решил, что выглядит вполне достойно, а следы бессонной ночи сами собой пройдут на свежем воздухе, тем более что на улице похолодало.

Когда они подъехали к изолятору, оказалось, что их уже ждут. Причем не только адвокат, но и целая толпа окруживших его журналистов.

– Похоже, что Любимов настолько уверен в успехе, что заранее пригласил их, – шепнул Саша Гурову.

– Смотри не сглазь, – ответил Лев.

Михаил Яковлевич Любимов, а на самом деле Либер, был мужчиной пожилым, он следил за собой самым тщательным образом. Стройный, всегда безукоризненно одетый, аккуратно подстриженный, хотя от волос остался только редкий седой венчик вокруг обширной лысины, в очках с золотой оправой на тонком, с горбинкой носу, он производил на клиентов самое благоприятное впечатление. Услуги его стоили очень дорого, но себя оправдывали, потому что он мог повернуть в пользу подзащитного, казалось бы, даже отягчающий вину факт, а уж по части появления словно из воздуха незаявленных свидетелей ему равных не было. Оратором он был выдающимся и мог так уболтать присяжных, что они и Чикатило оправдали бы, если бы им довелось его судить. Гуров и Саша вышли из машины, а Любимов, увидев их, оставил журналистов и направился к ним. Поздоровавшись, предложил:

– Ну-с, Лев Иванович, давайте подпишем договор об оказании адвокатских услуг, и не беспокойтесь больше ни о чем. А вот подождать придется, так что наберитесь терпения.

– Вы надеетесь ее вытащить? – удивился Гуров, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Но ведь сегодня воскресенье.

– Ну я же вам сказал, что беспокоиться ни о чем не надо, – укоризненно сказал адвокат.

Гуров не глядя подписал договор, оставил себе свой экземпляр, а Любимов отправился к входу в изолятор. Тут Лев, мысли которого были заняты совершенно другими вещами, догадался все-таки посмотреть, во что ему обойдутся услуги Любимова, и, увидев смехотворную сумму, бросился за ним.

– Михаил Яковлевич, вы уверены, что здесь не опечатка? – сказал он, показывая на графу, где стояла сумма гонорара, причитающаяся адвокату.

– Лев Иванович, дело судебной перспективы не имеет, так что от меня требуется только вытащить вашу супругу из узилища и раздуть скандал покрупнее. Турин пригласил меня принять сегодня участие в его передаче, а за такой пиар надо платить, – объяснил тот.

Любимов скрылся в дверях, а журналисты бросились теперь к Гурову, которому пришлось, отделавшись дежурными словами «Без комментариев», скрываться от них в машине, так те и ее со всех сторон сфотографировали. Время тянулось до невозможности долго. Поймав себя на том, что смотрит на часы через каждые две минуты, Лев не выдержал и попросил:

– Саша, сходи за сигаретами, может, от них легче станет.

Видя состояние дяди, Вилкову и в голову не пришло напоминать ему о том, что тот давно бросил курить. Он просто вышел и отправился к ближайшему магазину. А Гуров, чтобы хоть немного отвлечься, включил радио, которое терпеть не мог. Трудно сказать, ожидал он это или нет, но, услышав о том, что на «Эхо Москвы» вовсю обсуждается задержание его жены, он ничуть не удивился. Радовало только то, что Марию все жалели, зато в его адрес было немало едких замечаний – впрочем, аудитория у «Эхо Москвы» своеобразная, так что особо обращать на ее репортажи внимание не стоило. Главное, что шум поднялся страшный, а это давало надежду на то, что для Марии действительно все может закончиться благополучно еще сегодня. Тем временем вернулся с сигаретами Вилков, и они дружно закурили.

– Ты же не куришь! – спохватившись, воскликнул Гуров.

– От такой жизни я скоро пить начну, – на полном серьезе ответил Саша.

А в изоляторе в это время шел настоящий бой. Дежурный, уже другой, утром заступивший на смену, категорически отказывался вызвать задержанную Строеву для встречи с адвокатом.

– Без ордера не положено!

– Тогда скажите мне, за каким следователем она числится, – настойчиво интересовался Любимов.

– Да откуда я знаю? Не написано здесь ничего! – отбивался дежурный.

– То есть задержать – задержали, а кто будет вести ее дело – неизвестно! Молодой человек, – хищно поблескивая стеклами очков, вкрадчиво говорил на это Любимов. – Возле входа стоит толпа журналистов. Я сейчас выйду к ним и скажу, что Марию Строеву здесь убили. Прецеденты имели место быть неоднократно, так что это никого не удивит. Но вот личность погибшей! Как вы думаете, что после этого будет?

– Да жива она и здорова, – отбивался дежурный. – Мне по смене передали, что происшествий не было.

– Вот и дайте мне в этом убедиться, – настаивал Любимов.

Доведенный до белого каления дежурный, которому, как и его коллегам, уже не раз приходилось сталкиваться с Любимовым, решил, что лучше уж разрешить им встретиться, чем спорить. И дежурный приказал вызвать в комнату для допросов Марию.

А в ее камере в это время царило если не веселье, то нездоровое оживление. Возлежа на своей койке, Мария, прихлебывая чай, рассказывала своим соседкам о театре, о съемках, но их особенно интересовали подробности из личной жизни артистов: кто чей муж или жена, кто чей любовник, кто на ком женился или, наоборот, кто с кем развелся. Ну что сказать? Женщины остаются женщинами везде.

Тут в двери открылось окошечко и прозвучала команда:

– Строева, на выход!

Баржа тут же уточнила:

– С вещами?

– Нет! – раздался в ответ возглас.

– Ну ничего! – утешила Баржа Марию. – Больше двух суток они тебя держать не имеют права, а предъявить тебе нечего. Придется потерпеть.

Мария вышла и увидела уже другую женщину, которая уставилась на нее во все глаза и воскликнула:

– Блин! А я не верила, что тебя сюда привезли! Думала, однофамилица. Ну будет, что теперь соседкам рассказать! Нет, это надо же! Сама Мария Строева у нас сидит! Слушай, автограф дашь?

– Конечно, на чем расписаться? – согласилась Мария.

– Блин! Так ведь не на чем! – расстроилась конвоирша. – Ну ничего, как обратно тебя поведу, прихвачу что-нибудь.

И опять бесконечные коридоры и замки, но в этот раз Мария отнеслась к ним спокойнее – правильно говорят, что человек привыкает ко всему.

– Кто это тебя так отделал? – спросила по дороге конвоирша.

– Сама упала, – кратко ответила Мария.

– Ага! – хмыкнула та. – Клякса небось. Любит она руки распускать. Ох, и отольется ей это когда-нибудь. И чего-то мне кажется, что очень скоро – Гуров не спустит, что на тебя руку подняли.

– Он никогда не ударит женщину, – возразила Мария.

– Он-то? Да, он чистодел, никогда в жизни задержанного на допросе не ударил. Так другие найдутся. Он у наших постояльцев в большом авторитете, и должников у него много.

Мария думала, что ее ведут на допрос, но, когда увидела Любимова – а кто в Москве его знает? – почувствовала такое облегчение, что чуть не расплакалась. А вот он при виде ее назревающего синяка, как и говорила Баржа, вполлица, только с удрученным видом покачал головой и сказал:

– Машенька! Вы разрешите мне так к вам обращаться? – Она только кивнула. – Как я понимаю, этим не ограничилось?

– Да, еще на боку, – ответила она и показала рукой, где именно.

– Сознание когда-нибудь терять приходилось? – поинтересовался Михаил Яковлевич.

– Этой ночью, – грустно ответила женщина.

– А теперь его вам предстоит потерять всерьез и надолго. Вы актриса, должны это уметь. И в себя придете только тогда, когда я скажу. Ну, начинайте и ни о чем больше не беспокойтесь. Обещаю, что эту ночь вы проведете уже в другом, более комфортабельном месте, – пообещал он.

– Правда? – вскинулась Мария и вдруг, побледнев, стала валиться со стула набок.

– Что с вами? – вскочив с места и бросаясь к ней, воскликнул Любимов, но перед этим нажал на кнопку вызова конвоира.

Когда тот заглянул в комнату, адвокат крикнул ему:

– Да помоги же! Я ее один не удержу!

Совместными усилиями они положили Марию на пол, и конвоир бросился вызывать врача. Суматоха началась страшная. Прибежал дежурный ИВС и предложил побрызгать на Марию водой – вдруг очнется? Пришедший неспешной походкой врач, которого тут же беспощадно обругал дежурный за медлительность, увидев, кто лежит без сознания на полу, сначала обалдел, а потом растерянно спросил:

– Что с ней?

– Кто из нас врач? Вы или я? – тут же напустился на него Любимов. – Если вашей квалификации не хватает на то, чтобы в этом разобраться, давайте вызывать «Скорую помощь». Хотя… Когда она еще приедет? Лучше уж частников. Какая клиника здесь поблизости? «Эскулап»? Значит, туда и позвоним!

Он так взял всех в оборот, что люди не успевали даже слово вставить. Врач ИВС, решившись – все-таки не кто-нибудь, а сама Строева перед ним лежала, – осторожно похлопал ее по щекам, но голова Марии безвольно болталась из стороны в сторону, и никаких признаков жизни она не подавала. Частники – на то они и частники – приехали удивительно быстро. Врач ощупал голову Марии, посмотрел в глаза, задрав куртку спортивного костюма и футболку, только покачал головой при виде внушительного синяка на боку и вынес свое решение:

– Ее жесточайшим образом избили. Сотрясение мозга у нее точно есть и не могу исключать разрыв какого-то из внутренних органов, о чем говорит бледность кожных покровов. Необходима немедленная госпитализация! Где носилки?

– Но не могу же я ее вот так взять и выпустить, – заорал дежурный.

– Знаете, у нас вызов прошел официально! – раздраженно сказал врач частной «Скорой помощи». – Мы обязаны докладывать о таких случаях в полицию. Написать расписку о том, что она отказывается от госпитализации, больная не в состоянии. Значит, пишите ее вы нам для отчета, что это вы больную не отдали! Если она у вас тут умрет, то вы и будете отвечать! По делу Магницкого со скольких людей тогда погоны сняли? Будете следующими! Только о Магницком до всей этой истории мало кто знал. А тут сама Мария Строева, которую в ИВС насмерть забили! Так что уж решайте, что вам важнее, а то счет, можно сказать, на минуты идет.

– Да забирайте вы ее к чертовой матери! – заорал дежурный. – Только документ мне оставьте, что вы ее забрали и куда повезете.

– Конечно! И расписку напишем, и адрес укажем – к нам же в «Эскулап» и повезем, – пообещал врач.

Пока Марию, по-прежнему в бессознательном состоянии, грузили на носилки, врач написал все необходимые документы, расписался в получении, и все двинулись к выходу.

А на улице тем временем Гуров, увидевший подъехавшую «Скорую помощь», уже не знал, что и думать. Бросившиеся к ней журналисты, видимо, не получили вразумительного ответа и отошли от машины. Тогда Гуров, плюнув на то, что журналюги все еще не оставили своих намерений с ним пообщаться, тоже подошел к машине, но услышал от водителя только то, что был вызов из ИВС, где заключенной стало плохо, а больше он ничего не знал. Возвращаться в машину Лев не стал, а направился прямо в изолятор – ждать больше он не мог. Увидев, что внутри все старательно отводили взгляды, он, не в силах больше сдерживаться, заорал:

– Что с моей женой?

Ответом ему была тишина. Предположив самое худшее, он обессиленно прислонился к стене – ноги его не держали. Наконец появился дежурный и, отводя глаза, попросил его:

– Выйдите, пожалуйста, сейчас выносить будут.

– Кого? – заорал Лев, хватая дежурного за грудки.

– Выйдите, я сказал! – заорал в ответ тот. – Или мне конвойных вызывать? Это же нападение на сотрудника при исполнении!

Гуров вышел на улицу и, когда из дверей появились несущие носилки санитары, сразу отметил, что несут они кого-то головой вперед, да и лицо не закрыто – значит, не покойник. Но когда он рассмотрел, что это лежала без сознания Мария, земля ушла у него из-под ног. Он бросился к ней, а уж журналюги рванули к носилкам, как стервятники на падаль. Защелкали фотоаппараты, раздались голоса:

– Лицо крупно бери, чтобы синяк было хорошо видно!

– Руку сними, смотри, как безвольно висит!

– Дай общий план, чтобы Любимов и Гуров попали!

Взбешенный Лев не выдержал и взревел:

– Да имейте же вы совесть!

Но это был глас вопиющего в пустыне. Грубо растолкав журналистов, он спросил врача:

– Что с ней?

– А вы кто?

– Я ее муж, – ответил Гуров – то, что сейчас вокруг стояли алчущие сенсации журналисты, его уже не волновало.

Врач повторил ему слово в слово то, что недавно говорил в изоляторе и добавил:

– Мы ее сейчас обследуем, сделаем УЗИ, и если в брюшной полости окажется кровь, то будем немедленно оперировать. Если же, бог даст, обошлось без разрывов, а просто отбиты внутренности, то сразу же в реанимацию. Но в обоих случаях можете не торопиться – вас к ней пока не пустят. А за подробностями – вот, – он протянул Гурову свою визитку.

«Скорая» уехала, а Лев остался стоять, глядя ей вслед – он был просто не в состоянии сесть сейчас за руль. А рядом с ним перед ловившими каждое его слово журналистами выступал Любимов:

– То, что случилось с Марией Строевой, вы все сейчас сами слышали от врача. Как случилось, предстоит разбираться. Либо имел место запрещенный законом ночной допрос с применением недозволенных способов его ведения, либо, чего я тоже не исключаю, задержанная – человек законопослушный и ни в каких правонарушениях ранее не замеченный – вопреки правилам ИВС была помещена в одну камеру с лицами, имеющими богатое уголовное прошлое и соответствующие склонности, где подверглась столь грубому насилию. В любом случае, как только будет получено медицинское заключение о состоянии ее здоровья, а это, я полагаю, произойдет в самое ближайшее время, я подам жалобу прокурору. Если уж подобное могло произойти со всенародной любимицей Марией Строевой, чей муж полковник полиции Лев Гуров является образцом честного полицейского, то страшно подумать, что творят за этими стенами с людьми, за которых некому заступиться. А теперь извините, мне надо ехать в клинику, чтобы получить медицинское заключение. Рекомендую всем посмотреть сегодня передачу Александра Турина, которая будет посвящена именно этому случаю и где я сообщу все подробности этого дела и свое видение ситуации.

Гуров уже пришел в себя настолько, что не боялся вести машину, и собрался немедленно ехать в клинику, чтобы сразу же узнать, как себя чувствует Мария. Но тут журналюги бросились к нему, но вот спросить о чем-нибудь решились не сразу – видимо, до того страшное у него было лицо. Наконец один из сопляков отважился и спросил:

– Господин полковник! Что вы собираетесь предпринять?

– Я клянусь, что найду тех, кто стоит за этой провокацией, – спокойно произнес Лев.

– А дальше?

– А дальше будет видно, – неопределенно ответил Гуров и сел в машину.

В клинике его без звука пропустили в приемное отделение, где уже находился Любимов.

– Врач еще не выходил? – спросил Лев адвоката.

– А чего нам ждать? Мы сами к нему пройдем, – спокойно сказал Михаил Яковлевич.

Надев халаты и бахилы, они оставили Вилкова внизу и отправились наверх. Любимов уверенно вел Гурова по коридорам, пока они не приблизились к одной из палат в самом конце коридора. Адвокат по-хозяйски открыл дверь, и они вошли. Это был «люкс», потому что они сначала попали во что-то вроде гостиной, из которой дверь вела в другую комнату. Там на кровати без сознания лежала Мария, но ни капельницы, ни каких-либо медицинских приборов возле нее не было.

– Машенька, – ласково сказал Любимов. – Все кончилось, можете открывать глаза.

Мария тут же очнулась, посмотрела на них и, увидев мужа, облегченно вздохнула – все самое страшное действительно осталось позади. Гуров же, хотя и испытал невероятное облегчение от того, что с женой все в порядке, тут же повернулся к адвокату, чтобы высказать ему все, что накипело на душе, но тот мягко остановил его:

– Лев Иванович! Вы великий сыщик! Это не комплимент – это констатация факта. Но актер вы никудышный, а мне надо было, чтобы для журналистов все выглядело максимально правдоподобно. Подумайте сами, ну как бы я еще мог вытащить вашу жену из изолятора в воскресенье? Только в больницу.

– Значит, вы все приготовили заранее? – уже довольно спокойно спросил Гуров.

– Как только услышал, что вашу жену посадили к уголовницам, – подтвердил Любимов. – Порядки в этом изоляторе мне хорошо известны, так что предвидеть развитие событий было несложно. Владелец этой клиники мне кое-чем обязан, так что организовать все это было делом нескольких минут. Они и заключение напишут какое надо, и находиться здесь Мария будет столько, сколько нужно. И глаз ей подлечат, и рентген сделают, а то, не приведи господи, окажется, что ребро сломано, и УЗИ на всякий случай тоже, и соответствующее оборудование, чтобы все выглядело достоверно, сюда скоро привезут. А, поскольку эта палата реанимации для ВИП-персон, то посторонних сюда не пустят ни под каким видом. Только вот за палату вам придется платить, но я договорюсь о скидке.

– Маша, ты действительно себя хорошо чувствуешь? – спросил Гуров.

– Лева, со мной все хорошо, – успокоила Льва супруга. – Бок, конечно, болит, но я надеюсь, ничего серьезного.

– Кто тебя избил? – жестко спросил Лев.

– Это была случайность, а потом они меня узнали, почувствовали себя страшно виноватыми, и все было уже нормально, – уклончиво ответила Мария.

– Машенька! Не обольщайтесь на свой счет, – усмехнулся адвокат. – Они таких, как вы, на зоне видели-перевидели и обращались с ними без особого почтения. Уж вы мне поверьте! Вы для них не известная актриса, а жена полковника Гурова! Потому-то они и стали с вами так любезны, что предвидели, какие их ждут последствия, если вы пострадаете. Потому что Гуров для уголовников – фигура очень уважаемая, а актрис, пусть даже и очень известных, много. И не надо на меня обижаться – глупо обижаться на правду.

Мария от этих слов сначала растерялась, а вот потом действительно всерьез обиделась – она-то считала, что сама является настолько известным и уважаемым человеком, что именно это остановило уголовниц, а, оказывается, дело не в ней, а в ее муже. Но ей хватило ума не подать виду, а просто попросить Любимова оставить ее с Гуровым наедине. Адвокат безропотно вышел, сказав, что пойдет к врачу за медицинским заключением, и они остались одни.

– Маша, так кто тебя избил? – снова спросил Лев.

– Неважно, – уже из чистого упрямства ответила она.

– Ладно! Сам разберусь, – пообещал Гуров.

– Да что ты все о ерунде, – отмахнулась супруга. – Важно другое.

Она поманила мужа к себе, и он, сев на край кровати, наклонился к ней.

– Лева! Колье было! – прошептала она.

Едва сдержав рвущийся наружу крик ярости, Гуров с трудом взял себя в руки и ровным голосом попросил, чтобы она рассказывала дальше.

– Понимаешь, Лева, я от тебя и Стаса с Петром тогда получила столько втыков по поводу подарков, что стала даже на букеты смотреть с подозрением. А тут этот совершенно незнакомый мужчина с корзиной желтых роз. И одет вроде бы прилично, и вид у него был самый восторженный, но вот… – она подбирала слова. – Понимаешь, я актриса, я на сцене у партнера, как бы старательно он ни играл, фальшь мигом чувствую. А этот человек… Он тоже играл! И восторженность, и почитание. Не знаю, как выразить, но глаза у него были… Короче, он мне не понравился. Я ему, конечно, улыбалась, но вот когда все разошлись, я решила посмотреть, что это за цветы такие.

– Зачем? – чуть не застонал Лев. – Нужно было немедленно позвонить мне!

– А если бы оказалось, что там ничего нет? – возразила она. – Кем бы я тогда выглядела? Параноиком? Или как там? Параноичкой?

– Маша! – уже не сдержавшись, простонал Лев. – В таких случаях лучше перебдеть, чем недобдеть! Ладно! Сделанного не воротишь! Что дальше?

– Я надела перчатки и покопалась в корзине, а там на дне оказался обычный файл для бумаг, а в нем колье и записка: «Носи на здоровье. Санька Рыжий», – продолжала шепотом Мария. – Мне Баржа в камере сказала, что это кличка какого-то Александрова.

– Что ты с этим сделала? – сдавленным голосом спросил Гуров, который в этот момент, как никто, понимал мужей, убивавших своих жен в состоянии аффекта, он даже руки между колен зажал, чтобы побороть искушение.

– Я поняла, что это вовсе не подарок мне, а подстава против тебя. Мне Баржа все объяснила, – сказала Мария и передала супругу рассуждения уголовницы.

– Не лишено логики, – вынужден был согласиться Лев. – Где оно?

– Я его в гримерке спрятала.

– Зачем? – чуть не взвыл Гуров.

– Как зачем? – возмутилась она. – Это же улики! И ты, потянув за эту ниточку, найдешь того, кто хотел тебя подставить!

– Маша! Так твою гримерку, наверное, уже всю по камешку разнесли и нашли его! – чуть не заорал Лев. – Ты сама себе срок намотала!

– Фигушки! – торжествующе сказала Мария. – Слушай! До меня эта гримерка принадлежала Парамоновым. Мужу и жене. Парамонов был гениальным артистом, но пил. Бывало, что начинал спектакль трезвым, а к концу был уже никакой, еле слова выговаривал. Жена его перед выходом из дома обыскивала, вплоть до трусов – спиртного не было. Главреж гримерку только что с собаками не проверял – не находил спиртного, а Парамонов напивался. Так и пришлось ему уйти, и его жене тоже, потому что только ради него ее и держали. Вот он, узнав, что гримерка отойдет мне, и рассказал про тайник, где он водку держал. Помнишь, у меня там, в нише, стоит старинный шкаф?

– Помню такой, – с трудом пробормотал Гуров, потому что желание немедленно придушить супругу стало уже нестерпимым.

– Он до того тяжелый, что его даже во время ремонта с места не трогали, – заговорщицки шептала Мария. – У него по всем бокам что-то вроде столбиков, у которых наверху такие большие шишечки. Так вот, правая задняя отвинчивается, а столбик этот внутри полый. Если шишечку отвинтить, то внутри, через два-три сантиметра, есть то ли гвоздь, то ли шуруп, а к нему привязана леска, а уже к ней – авоська. Помнишь такие, синтетические, плетеные? Парамонов в ней водку держал, а я в нее файл с колье положила.

– Маша, если гримерку обыскивали с металлоискателем, а это наверняка так и было, то его уже нашли, – уверенно заявил Лев. – Что ты еще натворила?

Расстроенная Мария пожала плечами.

– Да, как уже и говорила, – вынесла часть цветов и эту корзину в коридор, остальные взяла с собой и поехала домой.

– А Турина зачем вызвала?

– На всякий случай, чтобы свидетели были, да не просто кто-то со стороны, а телевизионщики, которые могут шум поднять.

Гуров сидел и молчал, думая, что можно предпринять в такой ситуации, а жена обиженно смотрела на него и не понимала, что происходит. Она считала, что Лев должен был сейчас суетиться вокруг нее, так жестоко избитой, утешать и говорить ласковые слова, а он вместо этого ведет себя как чурбан бесчувственный. «Ничего! – решила она. – Я ему это еще припомню!» И, приняв оскорбленный вид, гордо молчала. Тем временем раздался стук в дверь, и, когда Гуров отозвался, появился Любимов.

– Ну вот! – сказал он, потрясая каким-то бланком с печатью и множеством подписей. – Все и сделано! Пациентка Строева госпитализирована в эту клинику, где была освидетельствована на предмет побоев – наличествуют, как и трещина в ребре…

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

В этой книге автор – реставратор-прикладник с большим опытом работы – рассказывает об искусстве само...
Даже самый большой скептик не будет отрицать тот факт, что Луна влияет на жизнь на Земле. Ученые утв...
Нет в мире людей, у которых совпадал бы рисунок линий на ладони. У каждого он свой, как и судьба у в...
Данное издание представляет собой собрание великих исторических сенсаций, написанное простым, ярким ...
Данное издание представляет собой собрание великих пророчеств, написанное простым, ярким и доступным...
Это не роман, это книга-свидетельство. Перед нами подлинная история актрисы Шарлотты Валандре, облад...