Ликвидация России. Кто помог красным победить в Гражданской войне? Стариков Николай

Как и обещали британские эмиссары, начались и восстания в тылу. Только у белых, а не у красных. Как раз в решающий момент наступления на Москву восстали Чечня и Дагестан, подняв зеленое знамя борьбы с неверными. Вспомним, как англичане оплачивали борьбу горцев с Россией во времена покорения Кавказа. Освежим в памяти название европейской столицы, куда в поисках убежища едут нынешние «борцы за свободу». Вот и осенью 1919 года так вовремя вспыхнувшее чеченское восстание в белом тылу не позволит Деникину перебросить хоть какие-нибудь резервы на трещавший по швам фронт.

А еще по бескрайним деникинским тылам гуляет 20-тысячная повстанческая армия батьки Махно. Вешает офицеров, захватывает города. Но если в поведении горцев четко читается рука Лондона и Парижа, то действия батьки Махно я, грешным делом, считал вполне самостоятельными. Пока не перечитал в огромном количестве мемуары белогвардейцев. И нашел. Свидетельства очевидцев дорогого стоят. Спасибо издателям замечательной серии «Россия забытая и неизвестная. Белое движение», что донесли до нас через десятилетия впечатления и воспоминания участников Гражданской войны. Открываем седьмой том этой серии, читаем. Однофамилец и родственник знаменитого русского премьера А. Столыпин рассказывает в своих мемуарах о карательных экспедициях его кавалерийского полка против махновцев в августе 1919 года. Повстанцы разбиты и частью порублены, а частью взяты в плен. Вот тут и начинается самое интересное: «За нами, шагах в десяти, окруженные конным конвоем, шли пленные. Значит, все же взяли в плен. Шли они в облаках пыли, и некоторые говорили между собой… по-английски!»[258]

Вы только себе представьте – в банде батьки Махно несколько жителей Туманного Альбиона. Они что, тоже анархисты? Тоже борются за свободную Украину против генералов, помещиков и коммунистов, за «анархию, мать порядка»? Удивленный автор мемуаров поворачивается к ним и спрашивает, как они попали к Махно. Ответ уникален: «Оказывается, это были рабочие, выписанные до революции из Англии для работы на наших оружейных заводах. Попали они к Махно случайно»[259].

Представьте себе портрет человека, отправившегося в Россию «за длинным фунтом». Будет он участвовать в русской борьбе на стороне анархистов? Конечно, нет. Сразу уедет домой. Ведь после Октября прошло уже почти два года. На Юге России много представителей «союзников», есть они и на Украине. Уехать можно всегда, благо уже много столетий сидит в наших гражданах огромное уважение к иностранцам. Ну, если не ко всем, то к англичанам и французам точно есть. А эти «рабочие» просто случайно скитаются вместе с войсками Махно. Они захвачены не в тылу, в уютной украинской хате за поеданием вареников, а во время жаркого боя с махновской воинской частью. Что же англичане там делают? Не догадываетесь? Они учат анархистов и малограмотных малороссийских крестьян взрывать мосты, устраивать засады. Такие «рабочие» называются военными советниками…

Помогают британцы большевикам и дипломатическими средствами. В самый разгар боев, когда деникинцы из последних сил рвались к Москве, польская армия вдруг остановилась, а потом Польша и вовсе заключила с Лениным перемирие. Следствием этого стало неожиданно большое количество красных войск, появившихся перед белыми. Оставив польский фронт, все эти силы направились на подступы к Москве. «Первой и основной причиной отступления корниловцев от Орла был невероятный перевес в силах противника, доходившего до 42 стрелковых и кавалерийских полков, против наших 3 ударных полков, что красные могли тогда сделать, благодаря заключению перемирия с Польшей Пилсудского»[260], – указывает поручик М. Н. Левитов в своей книге «Кор-ниловский ударный полк».

Невеселое получилось у Деникина наступление. Никто его армии не помог, а вот мешать стали все, даже природа. В конце октября ударили морозы. Мы смеемся над солдатами гитлеровского вермахта, собиравшимися воевать в России без теплой одежды. Ударные части деникинской армии, корниловцы, марковцы, дроздовцы тоже ведут бои без зимнего обмундирования. Начинаются многочисленные обморожения: первыми страдают руки, ведь нет даже перчаток[261]. Ладно немецкие, но белые русские генералы тоже не знали, что в России зима начинается в конце октября? Этого предположить нельзя, зато легко представить себе, что оптимизм Деникина был обусловлен «союзными» обещаниями, что к морозам корниловцы и дроздовцы уже будут греться в московских квартирах. Этого не случилось: переброшенные с польского фронта большевистские войска остановили белых, а потом и погнали их назад. Вместо помощи белым Польша помогла красным. Но она в своей политике несамостоятельна, а значит – жизненно важную поддержку Ленину и Троцкому оказала не Варшава, а Лондон и Париж.

Изучая «помощь» англичан и французов, оказанную ими Белому движению, очень легко стать провидцем. Вы можете предсказывать результаты «союзной» поддержки русских патриотов практически со стопроцентным успехом. Секрет тут очень прост.

Если англичане или французы что-то белогвардейцам обещали, то в 99 случаев из 100 они этого не сделали.

Это правило универсально, оно безотказно действует в вопросах большой политики, таких как: обещания дипломатического признания, поставки вооружений, помощь британского флота и армий, отколовшихся от России окраин. Точно так же оно применимо и к мелким и незначительным (на первый взгляд) событиям. В любых, подчеркиваю, в любых мемуарах белогвардейцев вы найдете парочку фактов, убедительно подтверждающих целенаправленную и планомерную ликвидацию «союзниками» Белого движения. Воспоминания основных лидеров антибольшевистских сил мы обильно циируем, поэтому сейчас в качестве примера возьмем малоизвестные мемуары К. Н. Соколова «Правление генерала Деникина».

До революции автор был главным редактором кадетской газеты «Речь», после большевистского переворота был избран председателем ЦК партии. У Деникина он входил в правительство и процесс становления белой власти знал непонаслышке.

Открываем мемуары, читаем: «…На Юге России возникла новая, большой трудности, финансовая проблема…»[262] Звучит банально – нет денег. Но не в смысле отсутствия денежных активов, а значительно страшнее – в смысле отсутствия самих денежных купюр. «С большими усилиями было налажено „собственное производство“ денег в нескольких пунктах нашей территории», – пишет Соколов. Но этих мощностей не хватает, да и их еще надо отладить и запустить. Поэтому решение напрашивалось само собой – заказать деньги за границей. Так деникинское правительство и поступило в самом конце 1918 года. Для знающего истинные цели «союзников» в отношении России ответ на вопрос, как был выполнен этот заказ, труда не составит. Купюры «стали прибывать в Новороссийск… в январе 1920 года»[263], – пишет Соколов. Поясняю: когда белые шли вперед, когда деньги были нужны для выплат войскам и семьям военнослужащих, для нормализации хозяйственной жизни в освобожденных от большевиков районах – их не было. Не хватало дензнаков для закупок продовольствия у крестьян, нечем было платить жалованье чиновникам и полицейским. Но как только армия Деникина была разбита и стремительно отступила к Новороссийску, как туда сразу же прибыли пароходы со свежеотпечатанными купюрами. В январе денежки только начали приплывать, а в начале марта уже наступил полный крах деникинской власти…

И только на первый взгляд отсутствие бумажных дензнаков может показаться малозначительным. «Важнее всего самый факт вечного денежного голода. В Гражданской войне, где игра идет на "психологию", это факт огромного значения»[264], – делает вывод Соколов. Город захватывают красные – у них много денег, красным чиновникам, чекистам и офицерам платят хорошие оклады. Приходят белые – они раздеты и разуты, бедны и своим сторонникам платят гроши – ведь денег-то нет.

Вот второй пример из тех же воспоминаний. В Гражданской войне пропаганда – самое важное дело. Обрабатывать надо не только противника, но и общественное мнение европейских стран. Ведь помощи от «союзников» не идет никакой. Если европейцы узнают настоящее лицо большевизма, если на страницы западных газет попадет правда о происходящем в России, правительствам стран Антанты будет куда сложнее и далее вести свою линию на ее окончательное уничтожение. «Огромной радостью было для нас поэтому узнать, что с 1 ноября 1919 года мощная радиостанция в Николаеве будет ежедневно рассылать свое радио по всему миру»[265], – указывает Соколов. Радиоприемники в то время в домах еще не стояли, поэтому чтобы сообщение белогвардейцев стало достоянием западной общественности, его должны принять их радиостанции и передать в средства массовой информации. Технических проблем с приемом быть не может: передатчик в Николаеве, мощностью 100 кВт, один из самых лучших на то время в мире. Правда о русской трагедии наконец появится в парижских и лондонских газетах…

Так думали в правительстве Деникина. Каковы же в действительности оказались результаты? Думаю, вы без труда угадаете. «Результаты получились, однако, самые плачевные, – пишет Соколов, глава деникинской пропагандистской машины. – До европейских центров, Парижа и Лондона, не доходило ничего. Из Лондона нам было объяснено, что просто Николаев не сумел заставить себя "слушать", "врывался в чужие разговоры и только все путал"»[266].

Представьте себе, что к вам в квартиру ночью забрались грабители и убийцы. Но разве можно кричать «караул» так громко и в такой неурочный час! Вы же своими криками «убивают», «помогите» и «вызовите милицию» мешаете соседям спать. Крича благим матом, вы «врываетесь в чужие разговоры» и никак не можете заставить себя «слушать» и «только все путаете»…

А европейские газеты продолжали печатать дезинформацию, слухи и откровенную ложь, необходимую организаторам нашей братоубийственной войны. Поставьте в начале статьи слова «из непроверенных источников», и далее можете печатать о России все что угодно. Официальное сообщение деникинской радиостанции так переврать нельзя. Поэтому-то ее сообщения «союзные» радисты не слушали и в газеты не передавали…

Поверив «союзным» обещаниям, после своего триумфального наступления белые невероятно быстро снова оказались у Одессы. За страшной эвакуацией апреля 1919 года следует еще более кошмарная эвакуация 1920-го. Обе организованы «союзниками». Нам же интересен «сам процесс» создания этой катастрофы и судьба остатков русского флота, находившихся в Одессе. Ничто так наглядно не продемонстрирует нам, кто виноват в одесских ужасах, как доклад генерала Шиллинга, адресованный самому Деникину. Документ этот весьма любопытный, цитируется и упоминается во множестве мемуаров, в том числе и у самого Деникина. Но самое интересное в его содержании почему-то всегда остается за кадром.

Войска под руководством Шиллинга откатываются к Одессе. Они деморализованы и фактически небоеспособны. Лучший вариант в такой ситуации – переправить войска в Крым, где они смогут прийти в себя и перегруппироваться. Генерал Шиллинг докладывает Деникину: «Отсутствие у наших войск тыла… брожения внутри занимаемого нами района и невозможность своевременной переброски войск Киевской области делали задачу удержания Одессы невыносимой. Однако условия политические (настойчивые представления союзников) требовали удержания Одессы и прилегающего района, о чем Вы сообщили мне телеграммою № 017264 от 18 декабря…»[267]

Деникин настоятельно требует Одессу удержать, хотя совершенно очевидно, что это белым не по силам. Причина – требования «союзников». До сих пор они выставляли много разных требований, касавшихся финансовых взаимоотношений, признания отколовшихся окраин и желательности тех или иных лозунгов. И вдруг: Одессу надо удержать. Поскольку военного смысла в обороне города уже не было, я вижу лишь один мотив в странных просьбах наших «друзей»: задержать белые войска в Одессе и сорвать эвакуацию. Это заставит погибнуть или сдаться в плен большевикам значительную часть их самых непримиримых противников.

Приказ есть приказ. Генерал Шиллинг обращается с письмом к начальнику британской миссии в Одессе и просит у «союзников» (раз они так настаивают на обороне):

участия «союзного» флота в обороне подступов к городу;

срочной присылки дополнительного оружия и патронов.

На случай провала обороны надо подумать и об эвакуации. Здесь помощь «союзников» не менее важна. Генерал Шиллинг просит содействия:

в вывозе семейств офицеров и гражданских служащих;

в восстановлении Бугазского моста, ведущего в Румынию;

пропуска в Бессарабию части одесского гарнизона в случае невозможности посадить его на суда[268].

Ответа от англичан нет, а время неумолимо истекает. Тогда Шиллинг посылает в британскую миссию офицера с письмом и просьбой срочно ответить. Ответ англичанин написал… немедленно, прямо сидя за столом[269]. Помощь морской артиллерией будет дана; 10 тыс. ружей уже плывут в Одессу; вопрос о восстановлении Бугазского моста не может быть разрешен на месте и запрос послан в Париж. На первый взгляд, все идет неплохо: даже для вывоза семей и других беженцев англичане обещают прислать корабли. Одна беда: мост, ведущий в Румынию, а точнее в захваченную ею у России Бессарабию, без разрешения Парижа восстановить нельзя. Хотя мост нужен даже не для спасения гражданских лиц. Бронепоезда белым девать некуда! Единственную оставшуюся железнодорожную ветку пререзал Махно, которого Деникин за опасность не считал. Через восстановленный мост можно было бы бронепоезда провести и спасти. Хороший штрих к вопросу о самостоятельности румын: для восстановления моста в Румынии разрешение надо получать в Париже.

Этот штришок нам еще пригодится для оценки будущих событий. Запомним его и двинемся далее по рапорту генерала Шиллинга: «8 января последовало, однако, новое письмо начальника британской миссии… с указанием, что Одессе опасность там не предвидят и что для эвакуации 30 000 человек пароходов предоставлено не будет, а если бы таковые и были, то возникает затруднение в принятии их в другие страны»[270].

Все меняется очень быстро. Оказывается, пароходов не будет, а если бы и были, то людей на них везти некуда! Не хотят «союзники» принимать бедных офицерских детей и обезумевших жен. Их же надо кормить. Вот если они погибнут от голода или красноармейской шашки, то это не будет стоить английскому и французскому бюджету ничего. Сам Шиллинг, изумленный таким ответом, мягко намекает англичанам, «что на обороне Одессы настаивало союзное командование», следовательно, оно и несет за это ответственность. И хотелось бы точно знать, чем оно в таком случае поможет. «Однако ответа на этот вопрос я не добился. Дальнейшая переписка и личные переговоры с англичанами носили все тот же присущий им дух уклончивости и неопределенности»[271], – продолжает свой доклад белый генерал.

Прошло две драгоценные недели (!) с начала этой странной игры «в вопросы и ответы» с англичанами, как Шиллинг получил от них первую конкретную информацию: «18 января глава английской миссии лично мне сообщил под большим секретом, что он с большой достоверностью может гарантировать проход наших войск в Бессарабию»[272]. Обратите внимание, что официально англичане ничего не обещают. Это не случайно: когда позднее выяснится, что обещания были гнусной ложью, пятно позора на британский флаг не падет. Просто Шиллинг что-то не так понял. Устал, перетрудился.

Тем временем катастрофа стала совсем близкой. До захвата Одессы Красной армией остается пять дней. Войска белых начинают разбегаться. Шиллинг снова пишет начальнику британской миссии и просит:

выслать более мощные военные суда для обороны;

транспорты для больных, раненых и семей;

ускорить прибытие угля для пароходов и паровозов;

ускорить получение разрешения румын на постройку переправ и такого нужного моста через Днестр[273].

Фактически он почти дословно повторяет свои просьбы и добавляет еще одну очень важную – уголь. Странным образом именно сейчас он и закончился. «К этому же времени относится наступление топливного кризиса, парализовавшего все переброски по железным дорогам»[274], – указывает в своем докладе Шиллинг. Без угля белым не сманеврировать войсками, кораблям без угля тоже не уйти, а англичане что-то не торопятся его подвезти. Лучшие мореходы мира забыли, что для пароходов нужно топливо? Нет, просто если уголь будет, то белые войска ускользнут из получившейся мышеловки. В результате: «Ко времени прибытия в Одессу английского угля ввиду небывалых морозов замерзание порта достигло уже такой степени, что никакие пароходы и катера не были в состоянии двигаться…»[275]

На дворе ведь январь. При очень сильном морозе вода замерзнет и эвакуация вообще станет невозможной. 22 января (4 февраля) 1920 года Шиллингу уже совершенно ясно, что города не удержать. В надежде спасти хоть кого-то и немного разгрузить порт белый генерал решает на русском транспорте «Николай» № 119, специально приспособленном для перевозки лошадей, направить в Новороссийск казачью бригаду генерала Склярова. Однако неприятные сюрпризы поджидают генерала Шиллинга на каждом шагу. Он узнает, что «англичане завладели этим транспортом и… что ни одна лошадь перевезена морем не будет»[276]. Помимо английских, ложью оказались и американские обещания. «Тоннаж, обещанный нам американцами, не только не был предоставлен, но американцы сами просили дать им пароход „Александра“, на что мы ответили отказом. Таким образом, помощь союзников по вывозу судов из порта реально ничем не сказалась»[277], – делает логичный вывод Шиллинг.

Наступал кульминационный момент в деле похорон англичанами деникинскои армии. Параллельно они вновь готовятся топить русские боевые корабли. Понемногу, не так массово, как это делали раньше, но так же планомерно и неотвратимо. Английские миноносцы вывели из порта практически достроенные подводные лодки «Лебедь» и «Пеликан». Но вместо того чтобы увести и спасти, англичане под предлогом закупорки порта затопили подлодки в южном проходе. Вместо того чтобы орудийным огнем прикрывать отход последних белых частей, британцы топят русские корабли. «Английский флот был пассивен»[278], – пишет в своих воспоминаниях Деникин. Результат «союзной» помощи описывает в мемуарах и барон Врангель: «От адмирала Бубнова я узнал кошмарные подробности оставления Одессы. Большое число войск и чинов гражданских управлений не успели погрузиться. В порту происходили ужасные сцены. Люди пытались спастись по льду, проваливались и тонули. Другие, стоя на коленях, протягивали к отходящим кораблям руки, моля о помощи. Несколько человек, предвидя неминуемую гибель, кончили самоубийством»[279]. Самое время подвести итог:

из-за ненужной обороны и не предоставленных англичанами судов в Одессе оказались брошенными огромное количество людей, материальных ресурсов и техники;

из-за захвата британцами транспорта «Николай» № 119 не удалось вывезти хотя бы минимального количества лошадей; в Крыму вся кавалерия белых будет пешей;

из-за того что Париж так и не дал разрешение восстановить железнодорожный мост, деникинцы бросили все свои бронепоезда.

Короче говоря, армия осталась без кавалерии, без артиллерии, без тяжелого вооружения. Это полный разгром. Оставшиеся войска, вооруженные только стрелковым оружием, под командованием назначенного Шиллингом генерала Бредова двинулись в сторону Румынии. Они надеялись, что будут пропущены на ее территорию. Белые загодя сделали нужное обращение и получили ответ самого Деникина, что с «союзниками» вариант отступления в Румынию согласован. При подходе к румынской территории произошла трагедия. Деникин пишет об этом так: «Войска генерала Бредова, подойдя к Днестру, были встречены румынскими пулеметами. Такая же участь постигла беженцев – женщин и детей»[280]. Поставленный в безвыходное положение, генерал Бредов свернул на север и с боями пробивался вдоль Днестра, пока не соединился с польскими войсками. Поляки потребовали разоружения белых, обязуясь его вернуть. Судьба борцов за «Единую и Неделимую» была страшной. «Их ждали разоружение, концентрационные лагери с колючей проволокой, скорбные дни и национальное унижение»[281], – пишет генерал Деникин.

Давайте вспомним, как «независимы» в своих действиях румыны, насколько «свободно» в своих поступках молодое польское государство, являвшееся самым любимым детищем Антанты. И поймем, что это не румыны, тоже являвшиеся «союзниками» России, лупили из пулеметов по беженцам и не бывшие польские соотечественники заботливо направляли белых в концлагерь. Вся антирусская политика всех «маленьких» государств полностью направлялась и на сто процентов определялась сверхдержавами Антанты, победителями в мировой войне. Это англичане и французы стреляли по русским руками своих сателлитов!

Страшной оказалась участь гражданских беженцев. Румыны встретили колонну из 16 тыс. человек артиллерийским огнем. Потом, смилостивившись, разрешили ройти на свою территорию… только иностранцам, оставив русских подданных на льду во время сильных морозов. Людям было некуда деваться: сзади вот-вот должны были появиться красные, но румыны огнем пресекали все попытки перейти на их территорию. Тогда колонна беженцев двинулась вдоль пограничного Днестра в надежде набрести на польские или украинские войска. Через пару часов их атаковала красная кавалерия, чей наскок был отбит находившимися в толпе кадетами и офицерами. Затем атаки большевиков стали повторяться, и тогда люди, уповая на милосердие румын, в отчаянии перешли на их территорию. Румыны предъявили ультиматум: немедленно уйти, а когда усталые и обмороженные люди его не выполнили – открыли огонь из пулеметов по толпе. Стреляли и когда уже все перебежали на русский берег, стреляли по раненым, по тем, кто пытался им помочь…

А за оставлением Одессы была эвакуация Новороссийска. Ее снова «помогали» организовать англичане. По просьбе Деникина, разумеется: «Я просил о содействии эвакуации английским флотом. Встретил сочувствие и готовность»[282]. Просил главнокомандующий русской армией у англичан и разрешения (!) использовать русские суда, стоявшие в Константинополе. Их ведь тоже надо заправить углем…

Готовность помочь – это визитная карточка истинного британского джентльмена. Только помощь его всегда выходила России боком. Поэтому оценка барона Врангеля нас совсем не удивит: «Эвакуация Новороссийска превосходила своей кошмарностью оставление Одессы. Стихийно катясь к морю, войска совершенно забили город. Противник, идя по пятам, настиг не успевшие погрузиться части, расстреливая артиллерией и пулеметами сбившихся в кучу на пристани и молу людей. Прижатые к морю наседавшей толпой, люди падали в воду и тонули. Стон и плач стояли над городом».

По итогам катастрофических эвакуации в плен к большевикам попало около 30 тыс. белых солдат и офицеров. Были брошены огромные запасы вооружения, обмундирования. Все, чего не хватало белым, когда они наступали на Москву, теперь было взорвано, сожжено или досталось противнику…

Трагедии. Смерть. Кровь. Теперь покинем юг России и перенесемся в Сибирь. Здесь ликвидация Белого движения была еще более страшной и ужасной.

Глава 10

Ликвидация Колчака

Ужасное состояние – приказывать, не располагая реальной силой обеспечить выполнение приказания, кроме собственного авторитета.

Из письма А. В. Колчака к А. В. Тимиревой

Спасения нет! Они уже близко. Скоро большевики возьмут станцию Тайга. Тогда начнется самое страшное. Колчаковцы еще отстреливались, из-под колес состава по приближающимся красным бил пулемет. Пули большевиков щелкали по стенкам, разбивали стекла в вагонах.

Но нет, ждать невозможно. Из соседнего поезда выскакивает полковник. Лицо чисто русское, небольшая борода с проседью. За ним высунулась из поезда дама лет 35.

– Ну что? Как?

Не дождавшись ответа, спрыгнула на снег. Подбежала к мужу и схватила его за плечо. И перекрывая грохот пулемета, закричала:

– Спасения нет?! Так?

Он тряхнул головой, расстегнул кобуру и, достав револьвер, пошел в сторону канонады. Жена схватила его за руку и что-то зашептала со слезами.

– Папа! Папа!

Девочка лет десяти в коротеньком платьице выпрыгнула на мороз и подбежала к родителям.

– Папа!

Полковник остановился и сделал несколько шагов по направлению к дочке. Потом остановился. Повернулся в сторону боя, махнул перед собой рукой, словно отгоняя мысли. Снова повернулся в сторону родных, взглянул на них, беспомощных, раздетых на тридцатиградусном морозе. Они смотрят на него, ищут в его лице ответы на все их вопросы.

Рука с наганом дрогнула. Он идет к ним. В его взгляде все: решимость, отчаяние и любовь. Любовь безграничная, как запорошенная тайга, охватывающая со всех сторон эту проклятую станцию с таким же названием. Смотреть и не наглядеться, запечатлеть в душе любимый образ.

Она его поняла. Чуть заметно кивнула, прижала свою девочку к груди, поцеловала и снова повернулась к мужу.

– Не отдам! Большевики будут издеваться над ними. Уйдем отсюда вместе! – крикнул полковник каким-то хриплым, странным голосом.

Поднял руку. Бах! Жена, как подкошенная, рухнула в снег. По нему моментально стало растекаться красное пятно. Девочка, оторопев от увиденного, бросилась к телу матери, рыдая. И тут же увидела холодное дуло револьвера, направленное ей в голову.

Она хватает его за руку, держащую оружие. Она заглядывает в его глаза. Это родные, любимые глаза ее отца.

– Папочка! Оставь меня! Дай мне жить! Большевики мне ничего не сделают! Не лишай меня жизни!

И голос дочери закрыл для полковника все. И звук канонады, и шум ветра, и голоса бежавших солдат. Усы дрожат от скрытого плача. Он так боялся этой минуты. Он готовился к ней, думал, как поступить, если другого выхода уже не будет. И знал, что не может в эту минуту встретиться с глазами дочки. Это жена поймет и простит. А дочка…

Полковник закрыл глаза и застыл с револьвером в руке. Она ребенок, ей ничего не будет. А девочка, стоя на коленях в снегу в своем коротком платьице, обнимает его ноги и плачет.

– Папочка, я хочу жить! Бедная мамочка. Папочка, жить! Оставь меня. Жить! Жить!

Этот ужас не может длиться вечно. Назад дороги уже нет.

– Прощай, Мариша! – прошептали его губы. – Я иду за тобой, Лизонька!

Бах!

…Девочка плакала, что-то причитала, закрывала свое лицо посиневшими от холода руками. Громко всхлипывала над трупами родителей. Пока кто-то не подхватил ее и не занес в поезд…[283]

Вновь нить нашего повествования о причинах окончательного крушения Российской империи пересекается с линией жизни Александра Васильевича Колчака. Его судьба за считанные годы совершила немало крутых виражей. Сначала он командовал Черноморским флотом, но вместо исторических лавров первого русского военачальника, взявшего Дарданеллы и Босфор, он превратился в командующего на глазах терявшего дисциплину флота. Потом последовал новый виток невероятной судьбы адмирала. Неожиданный интерес к его персоне проявили американцы. Военная миссия США обратилась к Временному правительству с просьбой командировать Колчака для консультирования союзников по минному делу и борьбе с подводными лодками. В России лучший отечественный флотоводец был уже не нужен, да и «союзникам» Керенский отказать не мог – Колчак отправляется в Америку. Миссия его окружена тайной, в печати упоминать о ней запрещается. Путь лежит через Финляндию, Швецию и Норвегию. Нигде из вышеперечисленных стран немецких войск нет, однако путешествует Колчак под чужой фамилией, в штатской одежде. Так же замаскированы и его офицеры. Почему он прибегал к такой маскировке, биографы адмирала нам не объясняют…

В Лондоне Колчак совершил ряд важных визитов. Его принял начальник Морского генштаба адмирал Холл, пригласил к себе первый лорд адмиралтейства Джеллико. В беседе с адмиралом глава английского флота высказал свое частное мнение, что спасти Россию может только диктатура. Ответы адмирала история не сохранила, однако задержался он в Британии прилично. Вероятно, задушевные беседы с Колчаком вели люди и совсем из другого ведомства. Так исподволь прощупывается человек, узнается его характер, привычки. Рисуется психопортрет. Через пару месяцев в России произойдет Октябрь, союзная Великобритании страна рухнет в хаос и анархию. Воевать с Германией она уже больше не сможет. Самые высокопоставленные английские военные все это видят, знают они и рецепт спасения ситуации – это диктатура. Но настоять, чтобы Керенский, плавно ведущий страну к большевистской революции, принял жесткие меры, британцы не смеют и даже не пытаются. Они только делятся умными мыслями в личных беседах с бывшим русским адмиралом. Почему именно с ним? Потому что волевой и энергичный Колчак наряду с генералом Корниловым рассматривался в качестве потенциального диктатора. Почему же не помочь волевому военному взять власть вместо тряпки Керенского? Потому что диктатор будет нужен не до Октября, а после! Россию сначала надо до основания разрушить, а уж потом собирать и восстанавливать. И делать это должен человек, лояльно относящийся к Англии. Испытывающий к Туманному Альбиону приязнь и благодарность. Англичане подбирают будущего диктатора, альтернативу Ленину. Никто ведь не знает, как повернутся события. Поэтому необходимо иметь на скамейке запасных и своих революционеров, и своих Романовых, и благодарного волевого диктатора…

Пребывание Колчака в США по уровню его визитов никак не уступает пребыванию в Лондоне. Его принимает сам родной отец Федеральной резервной системы президент Вильсон[284]. Вновь беседы, беседы, беседы. Зато в морском министерстве адмирала ждал сюрприз. Выяснилось, что наступательная операция морских сил США в Средиземном море, ради консультирования которой его, собственно говоря, и пригласили, отменяется. Зачем же Колчак проделал огромный путь до американского континента? Чтобы мы не подумали, что именно ради задушевных бесед тащили Колчака через океан, придумано красивое объяснение. Три недели ходит бывший глава Черноморского флота к американским морякам и рассказывает им:

о состоянии и организации русского флота;

об общих проблемах минной войны;

знакомит с устройством русского минно-торпедного оружия[285].

Все эти вопросы, безусловно, требуют личного присутствия Колчака за тридевять земель. Никто, кроме адмирала (!), не может рассказать американцам устройство русской торпеды…

Здесь, в Сан-Франциско, узнал Колчак о свершившемся в России ленинском перевороте. И тут же получил… телеграмму с предложением баллотироваться в Учредительное собрание от партии кадетов. Но не судьба была стать боевому адмиралу парламентским деятелем. Разогнал Ленин Учредительное собрание и лишил Россию легитимного правительства. Немедленно начался распад Российской империи. Не имея сил, большевики никого не держали. Отпали Польша, Финляндия, Грузия, Азербайджан, Армения и Украина.

Колчак переезжает в Японию и вновь круто меняет свою жизнь. Он поступает на службу к англичанам. 30 декабря 1917 года адмирал получил назначение на Месопотамский фронт. Но на место своей новой службы Колчак так и не доехал. О причинах этого он сказал на своем допросе: «В Сингапуре ко мне прибыл командующий войсками генерал Ридаут приветствовать меня, передал мне срочно посланную на Сингапур телеграмму от директора Intelligence Departament осведомительного отдела военного генерального штаба в Англии (это военная разведка. – Н. С). Телеграмма эта гласила: английское правительство… в силу изменившейся обстановки на Месопотамском фронте… считает… полезным для общего союзнического дела, чтобы я вернулся в Россию, что мне рекомендуется ехать на Дальний Восток начать там свою деятельность, и это, с их точки зрения, является более выгодным, чем мое пребывание на Месопотамском фронте»[286].

На допросах перед расстрелом Колчак откровенничал, понимая, что это его последний шанс хоть что-то донести до потомков. В письме к своей возлюбленной А. В. Тимиревой от 20 марта 1918 года он лишь скромно говорит, что его миссия является секретной. Прошло чуть более полугода после задушевных бесед Колчака, как невероятная судьба адмирала начала его вознесение на вершины российской власти. Англичане поручают ему сколачивать антибольшевистские силы. Место организации их – Сибирь и Дальний Восток. Первые задания малозначительны – создание белых отрядов в Китае, на КВЖД. Но дело стопорится: в России нет Гражданской войны. Настоящей, ужасной и разрушительной. Колчак возвращается в Японию, сидит без дела. Пока не случается чехословацкий мятеж, который эту самую ужасную из всех русских войн и начинает.

Важно понять причинно-следственную связь. Сначала Колчака «осматривают», беседуют с ним. Потом, когда он дает согласие на сотрудничество, официально принимают на английскую службу[287]. Затем следует ряд мелких поручений, режим ожидания. И наконец, «английского сотрудника» г-на Колчака резко выводят на сцену и почти молниеносно… назначают верховным правителем России. Правда интересно?

Сделано это было так. Осенью 1918 года Колчак прибывает во Владивосток. Приезжает наш герой не один, а в весьма интересной компании: вместе с французским послом Ренье и английским генералом Альфредом Ноксом. Генерал этот не простой: до конца 1917 года он исполнял должность британского военного атташе в Петрограде. На его глазах, да не будем скромничать, при его активном участии прошли две русские революции. Теперь задача бравого генерала прямо противоположная – сделать одну контрреволюцию. Кого поддержать, а кого в этой борьбе похоронить, будут решать в Лондоне. На шахматной политической доске надо играть и за черных и за белых. Тогда при любом исходе партии ты в выигрыше.

Далее события развиваются стремительно. Так всегда бывает в карьере тех, в ком заинтересована британская разведка. В конце сентября 1918 года Колчак вместе с генералом Ноксом прибыл в столицу белой Сибири – Омск. Он не имеет никакой должности, он частное, штатское лицо. Но уже 4 ноября адмирал назначен военным и морским министром во Всероссийском Временном правительстве. Еще через две недели, 18 ноября 1918 года, решением совета министров этого правительства вся власть в Сибири передана Колчаку.

Колчак становится главой России через месяц с небольшим после своего прибытия в нее. Причем сам не устраивает для этого никакого заговора и не прикладывает никаких усилий. Все за него делает некая сила, уже ставя Александра Васильевича перед свершившимся фактом. Он принимает звание верховного правителя и становится фактическим диктатором страны, носителем высшей власти. Законных оснований для этого не было никаких. Правительство, отдавшее власть Колчаку, само было выбрано кучкой депутатов разогнанной «Учредилки». К тому же оно сделало свой «благородный» шаг в результате переворота, будучи арестованным.

Патриоты России вздохнули с надеждой. Вместо болтунов к власти пришел человек дела – так казалось со стороны. На самом деле, чтобы понять всю трагичность положения адмирала, надо помнить, что не сам Колчак пришел к власти, а ее ему отдали! За такой подарок как власть над всей Россией и условия были выдвинуты жесткие. Надо быть «демократичным», надо использовать во властных структурах социалистов, надо выдвигать малопонятные простым крестьянам лозунги. Все это кажется незначительной платой за возможность сформировать армию и разгромить большевиков, это ничто по сравнению с возможностью спасти Россию. Колчак соглашается. Он не знает, что именно эти факторы за год приведут его к полному краху…

Когда мы оцениваем Колчака как государственного деятеля, мы должны помнить, сколь короткий период занимал он высшее властное место России. Посчитать легко: верховным правителем он стал 18 ноября 1918 года, отрекся от власти 5 января 1920. Реальную же власть Колчак потерял уже в ноябре 1919-го, когда вся белая государственность в Сибири рухнула под тяжестью военных неудач и тылового эсеровского предательства. У власти стоял адмирал всего год.

И почти сразу он начал демонстрировать своим английским друзьям независимость и упрямый нрав. Вслед за генералом Ноксом в Сибирь пожаловали и другие представители «союзников». Для связи с армией адмирала Колчака Франция направила генерала Жанена. Посетив верховного правителя России, Жанен сообщил ему о своих полномочиях принять командование не только всеми силами Антанты на этом театре, но и всеми белыми армиями в Сибири. Иными словами, французский генерал потребовал у главы русского государства полного подчинения. В свое время и Деникин, и другие руководители Белого движения признали Колчака Верховным правителем России, то есть фактически диктатором страны. «Союзники» его не признали, но на тот момент не признали они Ленина. К тому же Колчак не просто глава страны, но еще и глава вооруженных сил – Верховный главнокомандующий. Все белые армии формально подчиняются именно ему. Благодаря подчиненности адмиралу всех остальных белогвардейцев французы фактически подминали под себя все Белое движение.

Отныне приказы русским патриотам должны были приходить из Парижа. Это – полная потеря национальной независимости. Такая подчиненность убивала идею русского патриотизма, потому что Колчака можно было называть «шпионом Антанты» в ответ на обвинения Ленина и Троцкого в пособничестве немцам.

Колчак отвергает предложение Жанена. Через два дня француз приходит снова. О чем он говорил с Колчаком, доподлинно неизвестно, но консенсус удалось найти: «Колчак в качестве Верховного правителя России является командующим русской армией, а генерал Жанен всеми иностранными войсками, в том числе и чехословацким корпусом. Кроме того, Колчак поручает Жанену замещать его на фронте и быть его помощником».

Когда за твоей спиной стоят такие «верные помощники», твое поражение и гибель лишь вопрос времени. Своеобразно вели себя интервенты, якобы пришедшие помогать русским навести у себя порядок. Американцы, например, установили такие «добрососедские отношения» с красными партизанами, что сильно поспособствовали их усилению и дезорганизации тыла Колчака. Дело зашло так далеко, что адмирал даже поднимал вопрос об удалении американских войск. Сотрудник колчаковской администрации Сукин сообщал в телеграмме бывшему министру иностранных дел царской России Сазонову, что «отозвание американских войск является единственным средством для сохранения дружественных отношений с Соединенными Штатами»[288]. Борьба с большевиками в планы «интервентов» не входила. За 1 год и 8 месяцев «интервенции» американцы из примерно 12 тыс. своих солдат потеряли 353 человека, из них в боях – лишь 180 (!) человек. Остальные умерли от болезней, несчастных случаев и в результате самоубийств. Кстати, потери такого смехотворного порядка очень часто встречаются в статистике интервенции. О какой же реальной борьбе с большевиками можно говорить?

Хотя внешне американцы проводили полезную для белого правительства работу[289]. Они всерьез занялись проблемой Транссибирской магистрали, направив на поддержание ее нормального функционирования 285 железнодорожных инженеров и механиков, а во Владивостоке ими был развернут завод по производству вагонов. Однако такая трогательная забота вызвана отнюдь не желанием быстрее восстановить Россию и наладить перевозки внутри страны. Забота о русских железных дорогах необходима самим американцам. Именно по ним будут вывозить за рубеж значительную часть русского золотого запаса и множество других материальных ценностей. Чтобы делать это было сподручнее, «союзники» заключают с Колчаком соглашение. Отныне охрана и функционирование всей Транссибирской магистрали становится делом чехов, поляков и американцев. Они ее чинят, они обеспечивают работу. Они же ее охраняют и борются с партизанами. Казалось бы, белые войска высвобождаются и могут быть отправлены на фронт. Это так, только в Гражданской войне тыл иногда становится важнее фронта.

Колчак старался добиться признания Запада. Ему, приехавшему в Россию с подачи англичан и французов, казалось невероятным отсутствие их официальной поддержки. А она все время откладывалась. Постоянно обещалась и так никогда и не случилась. Надо было быть еще более «демократичным» и менее «реакционным». Хотя Колчак и так согласился на:

созыв Учредительного собрания, как только возьмет Москву;

отказ от восстановления режима, уничтоженного революцией;

признание независимости Польши;

признание всех внешних долгов России.

Но Ленин и большевики всегда были еще более уступчивыми и более сговорчивыми. В марте 1919 года Колчак отверг предложение начать с большевиками мирные переговоры. Он вновь и вновь демонстрировал эмиссарам Запада, что интересы России для него превыше всего. Отказался от попытки поделить Россию и Деникин. И тогда англичане, французы и американцы окончательно решают сделать ставку на большевиков. Именно с марта 1919 года Запад берет курс на окончательную ликвидацию Белого движения.

А ведь именно весной 1919 года казалось, что белая победа уже близка. Красный фронт вот-вот рухнет окончательно. Великий князь Александр Михайлович Романов в своих мемуарах пишет: «Таким образом, большевики находились под угрозой с северо-запада, юга и с востока. Красная армия была еще в зародыше, и сам Троцкий сомневался в ее боеспособности. Можно смело признать, что появление тысячи тяжелых орудий и двух сотен танков на одном из трех фронтов спасло бы весь мир от постоянной угрозы»[290].

Надо только немного помочь белым армиям, совсем чуть-чуть, и кровавый кошмар закончится. Боевые действия идут масштабные, потому требуют большого количества боеприпасов. Война – это прорва, сжирающая в огромных количествах ресурсы, людей и деньги. Это как огромная топка паровоза, куда надо кидать, кидать, кидать. Иначе – никуда не поедешь. Вот вам еще одна загадка. Оказали ли «союзники» помощь Колчаку в этот решительный момент? Подкинули ли «уголька» в его военную топку? Не мучайтесь в раздумьях – вот ответ из мемуаров все того же Александра Михайловича Романова: «Но затем произошло что-то странное. Вместо того чтобы следовать советам своих экспертов, главы союзных государств повели политику, которая заставила русских офицеров и солдат испытать величайшие разочарования в наших бывших союзниках и даже признать, что Красная армия защищает целость России от поползновений иностранцев»[291].

Отвлечемся на минуту и вновь вспомним, что азарт наступления в 1919 году поразил и Деникина, и Юденича, и Колчака. У всех у них армии не сформированы до конца, не обучены и не вооружены. И все же белые упрямо идут вперед навстречу своей гибели. Удивительно. Словно затмение какое-то нашло на них всех. Белые собираются брать Москву, но только наступают на нее не одновременно, а в разные сроки, по очереди. Это и позволит Троцкому разбить их по частям.

«Положение большевиков весной 1919 года было таково, что только чудо могло спасти их. Оно и случилось в виде принятия в Сибири самого абсурдного плана действий»[292], – пишет в своих мемуарах «Катастрофа Белого движения в Сибири» профессор академии Генштаба Д. В. Филатьев, бывший у Колчака помощником главнокомандующего по части снабжения. Вновь повеяло на нас чудесами. В нашей истории они неизменно связаны с деятельностью британской разведки. Если посмотреть, под чьим давлением принимались военные планы Колчака, то нам станет совершенно ясно, кто и на этот раз стоял за кулисами русской смуты.

Весной 1919 года у верховного правителя России было два варианта действий. Их замечательно описал Д. В. Филатьев.

1. Стоять на месте и, пользуясь полной пассивностью противника, закончить формирование, сколачивание и снабжение своей армии, а также непременно связаться с Деникиным, чтобы условиться о совместных действиях.

2. Немедленно действовать активно, чтобы не давать красным передышки.

«Осторожность и военная наука требовали принять первый план, чтобы идти к цели хотя и медленно, но верно»[293], -пишет генерал Филатьев. Адмирал Колчак выбирает наступление. Наступать тоже можно в двух направлениях.

1. Выставив заслон в сторону Вятки и Казани, главные силы направить на Самару и Царицын, чтобы там соединиться с армией Деникина и уж потом совместно с ним двинуться на Москву. (На такое же решение безуспешно пытался получить санкцию Деникина барон Врангель.)

2. Двинуться в направлении Казань– Вятка с дальнейшим вы – ходом через Котлас к Архангельску и Мурманску, к огромным запасам снаряжения, там сосредоточенным. Кроме того, этим значительно сокращался срок подвоза из Англии, ведь путь к Архангельск несравненно короче, чем путь к Владивостоку[294].

Военное дело – это наука не менее сложная, чем ядерная физика или палеонтология. Есть у нее свои правила и догматы. Не нужно идти без особой необходимости на большой риск; нельзя давать противнику бить себя по частям, свободно передвигая силы по внутренним операционным линиям; самому следует бить врага всеми силами. Выбери Колчак наступление на Самару-Царицын, и будут соблюдены все правила военного искусства.

«Ни одного из этих преимуществ не давало направление всех сил на Вятку, потому что в этом направлении можно было рассчитывать на полный успех лишь в одном предположении, что большевики не догадаются сосредоточить силы против Сибирской армии, ослабив на время нажим на Деникина. Но базировать свой план на бессмысленных или безграмотных действиях противника не было никаких оснований, кроме собственного легкомыслия»[295].

Не прав генерал Филатьев, вовсе не легкомыслие увлекло Колчака в сторону гибельного пути. Ведь к ужасу своих военных, Колчак выбрал… еще более неудачную стратегию! Третий вариант, самый неудачный, предусматривал одновременное наступление и на Вятку и на Самару[296]. 15 февраля 1919 года была обнародована секретная директива верховного правителя России, предписывавшая наступление на всех (!) направлениях[297]. Это приводило к расхождению армий в пространстве, действиям вразнобой и к оголению фронта в разрывах между ними. Такую же ошибку совершат гитлеровские стратеги в 1942 году, наступая одновременно на Сталинград и на Кавказ. Колчаковское наступление тоже закончится полным крахом. Почему же адмирал выбрал столь ошибочную стратегию? Его убедили принять ее. Между прочим, именно такой гибельный план наступления был рассмотрен и одобрен французским генеральным штабом. Англичане тоже горячо на нем настаивали. Их аргументация была неотразимой. О ней мы можем прочитать в «Белой Сибири» генерала Сахарова:

«Они («союзники». – Н. С.) привозили все это во Владивосток и складывали в пакгаузы. Затем начиналась выдача не только под контролем, но и при самом тягостном давлении на вопросы во всех отраслях. Одним иностранцам не нравилось, что нет достаточной близости с эсерами, другие считали курс внутренней политики недостаточно либеральным, третьи говорили о необходимости таких-то именно формирований, наконец, доходили даже до вмешательства в оперативную часть. Указывая и настаивая на выборе операционного направления… Под таким именно давлением было выбрано направление для главного удара на Пермь-Вятку – Котлас…»[298].

12 апреля 1919 года Колчак издает еще одну директиву и принимает решение о начале… общего наступления на Москву. Об уровне готовности белых хорошо говорит сталинский «Краткий курс ВКП (б)»: «Весной 1919 года Колчак, собравший огромную армию, дошел почти до Волги. Против Колчака были брошены лучшие силы большевиков, мобилизованы комсомольцы, рабочие. В апреле 1919 года Красная армия нанесла Колчаку серьезное поражение. Вскоре началось отступление колчаковской армии по всему фронту»[299].

Выходит, едва издав директиву (12 апреля) и начав наступать, войска адмирала были тут же, в апреле, разбиты. А уже в июне-июле красные, отбросив его армии, вырвались на оперативный простор Сибири. Пронаступав всего два месяца, колчаковские войска неудержимо бросились отступать. И так пробежали до самого конца и полного краха. Невольно на ум приходят аналогии…

…Лето 1943-го, советские войска готовятся нанести гитлеровскому вермахту страшный удар. Операция «Багратион» тщательно продумана. В результате нее перестанет существовать крупная армейская группировка немцев. Это будет в действительности, а вот если бы сталинское наступление развивалось по принципам Колчака и Деникина, то вместо Варшавы советские танки оказались бы вновь под Сталинградом, а то и под Москвой. То есть крах наступления был бы полный. Да не одного наступления, а всей войны…

Подведем итог – наступать Колчаку было нельзя. Но он не только сделал это, но еще направил свои армии по расходящимся прямым. И даже в этом безграмотном плане совершил еще одну ошибку, направив наиболее сильную свою армию на Вятку, то есть на второстепенное направление.

Поражение армий Колчака (и Деникина, и Юденича) произошло не из-за невероятного стечения обстоятельств, а из-за элементарного нарушения ими азов тактики и стратегии, основы основ военного искусства.

Разве русские генералы были безграмотными офицерами? Неужели не знали основ военного искусства? Заставить их поступить вопреки здравому смыслу могли только те, от кого борцы «за Единую и Неделимую» полностью зависели…

Что ответят на это историки? Такие, мол, у Англии генералы. Случайно так вышло. Английский джентльмен просто плохо учился в школе и военной академии, вот и ошибся. Но все это, конечно, с улыбкой, от чистого сердца и без заднего умысла. У Франции, абсолютно «случайно», генералы ничуть не лучше. Главный советник будущего губителя Колчака, генерала Жанена – капитан французской армии Зиновий Пешков. Знакомая фамилия?

По совместительству этот бравый французский офицер… приемный сын Максима Горького и родной брат одного из большевистских главарей, Якова Свердлова. Можно только догадываться, какие рекомендации давал такой советник и на кого он в конечном счете работал. В таких условиях и сам план наступательных действий белого адмирала был Троцкому бесспорно известен – отсюда и поразительно быстрый разгром Колчака. Но поначалу это было еще только просто поражение. Много раз менялось военное счастье за время русской междоусобицы. Сегодня наступают белые, завтра красные. Временный отход и неудача – это не конец борьбы, а только один этап. Сибирь огромна, в тылу формируются новые части. Много запасов, созданы укрепрайоны. Чтобы поражение колчаковцев превратилось в катастрофу и гибель всего Белого движения, «союзникам» надо было постараться. И главную роль в удушении белогвардейцев сыграли именно чехословаки. Но мы помним, что это не просто славянские воины – это официальные части французской армии, которыми командует французский генерал Жанен. Так кто же в конце концов ликвидировал Колчака?

Выступив в роли поджигателей настоящей междоусобной войны, чехи быстро покинули фронт и ушли в тыл, предоставив русским воевать с другими русскими. Под свою опеку они берут железную дорогу. Ими заняты лучшие казармы, огромное количество вагонов. У чехов лучшее вооружение, свои бронепоезда. Их кавалерия ездит в седлах, а не на подушках. И вся эта силища стоит в тылу, наедая себе щеки на русских харчах. Когда белые армии начали отход, оккупировавшие Транссибирскую магистраль чехи предпринимают спешную эвакуацию. В России они награбили много добра. Чешский корпус насчитывал около 40 тыс. солдат и занимал 120 тыс. железнодорожных вагонов. И вся эта махина разом начинает эвакуацию. Красная армия воевать с чехами не хочет, еще один мощный противник не нужен и отступающим белым. Поэтому они бессильно взирают на творимый чехами произвол. Ни один русский эшелон братьями славянами не пропускается. Среди тайги стоят сотни вагонов с ранеными, женщинами и детьми. В армию невозможно подвезти боеприпасы, потому что отступающие чехи пустили свои эшелоны по обеим колеям дороги. Они бесцеремонно отнимают паровозы у русских эшелонов, прицепляя их к своим вагонам. И машинисты везут чешский эшелон, пока паровоз не приходит в негодность. Тогда его бросают и берут другой, у ближайшего нечешского поезда. Так нарушается «кругооборот» паровозов, теперь вывезти ценности и людей просто невозможно.

Далее станции Тайга, по распоряжению чешского командования, не пропускают вообще никого, даже эшелоны самого Колчака. Генерал Каппель, назначенный адмиралом командовать войсками в этот критический момент, шлет генералу Жанену телеграммы, умоляя его «предоставить распоряжаться на русской железной дороге нашему министру путей сообщения». При этом заверял, что не произойдет ни задержки, ни сокращения движения чешских эшелонов. Ответа не последовало.

Напрасно Каппель шлет телеграммы генералу Жанену, формально командующему всеми «союзными» войсками, в том числе и чехами. Ведь стремление закупорить дорогу продиктовано отнюдь не шкурными интересами чешских капитанов и полковников. Это строгий приказ генералов. Невозможность эвакуации подписывает смертный приговор белогвардейцам. Страшные сцены разыгрываются среди молчаливых сибирских сосен. Эшелоны тифозных, стоящие в лесу. Нагромождение трупов, медикаментов нет, еды нет. Медперсонал свалился сам или сбежал, паровоз замерз. Все обитатели госпиталя на колесах обречены. Красноармейцы так и найдут их потом в тайге, эти страшные, забитые мертвецами поезда…

В других составах бегут от красных офицеры, чиновники и их семьи. Это десятки тысяч людей. Сзади катится вал Красной армии. Но организованная чехами пробка никак не рассасывается. Кончается топливо, замерзает в паровозе вода. Люди выходят и бредут пешком по тайге, вдоль железной дороги. Мороз настоящий сибирский – минус тридцать, а то и больше. Сколько замерзло в лесу, не знает никто…

Белая армия отходит. Этот крестный путь позднее получит название Сибирского Ледяного похода. Три тысячи километров по тайге, по снегам, по руслу замерзших рек. Отходящие белогвардейцы несут на себе все вооружение и амуницию. Но пушки по лесам не протащить. Артиллерия бросается. В тайге не найти и корма лошадям. Страшными вехами отмечают трупы несчастных животных отход остатков Белой армии. Не хватает лошадей – приходится бросить и все лишнее вооружение. С собой везут минимум продовольствия и минимум оружия. И такой ужас длится несколько месяцев. Боеспособность стремительно снижается. Так же быстро растет число заболевших тифом. В маленьких деревнях, куда заходят на ночлег отступающие, и больные и раненые вповалку лежат на полу. О гигиене и думать нечего. На смену ушедшим приходят новые партии людей. Там, где спал больной, ложится здоровый. Врачей нет, нет лекарств. Нет ничего. Главнокомандующий генерал Каппель отморозил себе ноги, провалившись в полынью. В ближайшей деревне простым ножом (!) доктор отрезал ему пальцы ног и кусок пятки. Без наркоза, без обработки раны. Через две недели Каппель скончался – к последствиям ампутации добавилось воспаление легких…

А рядом по железной дороге вьется бесконечная лента чешских эшелонов. Солдаты накормлены, сидят в теплушках, где в печках потрескивает огонь. Лошади жуют овес. Чехи едут домой. Полоса железной дороги объявлена ими нейтральной. В ней не будет боестолкновений. Займет красный отряд городок, через который тянутся чешские эшелоны, а белым его атаковать нельзя. Нарушишь нейтралитет железнодорожной колеи – чехи угрожают ударом.

Едут на санях в лесах остатки Белой армии. Тяжело тащатся кони. Дорог в тайге нет. Точнее, есть – но только одна. Сибирский тракт – он забит повозками гражданских беженцев. По нему медленно бредут замерзшие женщины и дети из эшелонов, что давно замерли на блокированной чехами дороге. Сзади напирают красные. Чтобы пройти вперед, приходится буквально сметать с дороги застрявшие повозки и телеги. Пылают костры из вещей и саней. Крики о помощи никто не слышит. Пала твоя лошадь – ты погиб. Посадить тебя на свои сани никто не хочет – ведь если умрет и его лошадь, что будет с его детьми и его близкими? А в лесах бродят красные партизанские отряды. Они расправляются с пленными с особой жестокостью. Не щадят беженцев, убивают всех. Вот и сидят люди в замерзших поездах и тихо угасают на морозе, окунаясь в «спасительный» сон…

Возникновение партизанского движения в Сибири еще ждет своего исследователя. Оно многое объясняет. Знаете, под каким лозунгом шли в бой сибирские партизаны? Против Колчака, это факт. Но почему крестьяне Сибири боролись с оружием в руках против власти адмирала? Ответ лежит в агитационных материалах партизан. Наиболее значимым и известным в Сибири был отряд бывшего штабс-капитана Щетинкина. Интереснейшее описание того, под какими лозунгами он шел в бой, оставил капитан Г. С. Думбадзе. Отряд белогвардейцев в селе Степной Баджей захватил типографию красных партизан. В ней тысячи листовок: «Я, Великий князь Николай Николаевич, тайно высадился во Владивостоке, чтобы вместе с народной советской властью начать борьбу с продавшимся иностранцам предателем Колчаком. Все русские люди обязаны поддержать меня». Не менее поразителен и конец той самой листовки: «За Царя и советскую власть!»[300]

Вам еще непонятно, почему англичане так настаивали, чтобы белогвардейцы не выдвигали «реакционных» лозунгов?

Но даже в сложившейся кошмарной ситуации у замерзших белогвардейцев был шанс остановиться и отразить наступление Красной армии. Если бы в тылу разом не загорелся пожар подготовленных эсерами восстаний. Как по расписанию, почти одновременно начались восстания во всех промышленных центрах. Многомесячная агитация эсеров сделала свое дело. Большевики были для них много ближе «реакционных» царских генералов. В июне 1919 года был создан Сибирский союз эсеров. Листовки, выпущенные им, призывали к свержению власти Колчака, утверждению народовластия и прекращению вооруженной борьбы с советской властью. Практически одновременно, 18–20 июня, на состоявшемся в Москве (!) XI съезде партии эсеров были подтверждены их основные цели. Главная из них – подготовка выступления крестьян на всей территории, занятой колчаковцами. 12 ноября в Иркутске – как завершающий этап – был создан новый властный орган – Политический центр. Именно он должен был взять власть в городе, объявленном белой столицей после падения Омска.

Тут в самый раз задать вопрос, почему же эсеры так вольготно чувствовали себя в колчаковском тылу? Куда смотрела контрразведка? Почему Верховный правитель России каленым железом не выжег это змеиное революционное гнездо? Оказывается, этого ему не давали делать англичане. Они всячески требовали вовлечения этой партии «в дело». Препятствовали наведению порядка и установлению настоящей диктатуры, что в условиях Гражданской войны было более, чем оправданно. За что же «союзники» так любят эсеров? Почему так настоятельно опекают их? Благодаря действию этой партии, в считанные месяцы между Февралем и Октябрем, русская армия потеряла боеспособность, а государство стало недееспособным. Специалистами «в вопросах разрушения и разложения, но не в созидательной работе» метко охарактеризовал эту братию белый генерал Чаплин.

Эсеры занимают посты в кооперативах, общественных организациях, руководят крупными сибирскими городами. И ведут активную тайную борьбу с… белогвардейцами. В рассказах о гибели Колчака и его армии обычно этому уделяется мало внимания. Напрасно. «Эта подпольная деятельность эсеров дала свои плоды гораздо позднее, – пишет в своих мемуарах "Белая Сибирь" генерал Сахаров, – и обратила неуспехи фронта в полную катастрофу армии, привела к разгрому всего дела, возглавляемого адмиралом А. В. Колчаком»[301]. Эсерами начинается антиколчаковская агитация в войсках. Ответить на нее адекватно Колчаку сложно: свержение большевистской власти привело к восстановлению земского и городского самоуправления. Эти органы местной власти избраны еще по законам Временного правительства в 1917 году, они почти полностью состоят из эсеров и меньшевиков. Разогнать их нельзя – это недемократично, этого не допустят «союзники». Оставить тоже нельзя – они оплоты и очаги сопротивления наведению жесткого порядка. До самой своей гибели Колчак этой проблемы так и не решил…

21 декабря 1919 года началось вооруженное выступление эсеров в Иркутской губернии, через два дня они взяли власть в Красноярске, затем в Нижнеудинске. В мятеж вовлечены части 1-й Белой армии, находившиеся в тылу на формировании. Отступающие деморализованные, замерзшие части колчаковцев вместо подкреплений встречают мятежников и красных партизан. Такой удар в спину еще больше подрывает моральный дух белых. Штурм Красноярска не удается, основная масса отступающих белогвардейцев обходит город стороной. Начинается массовая сдача в плен. Потерявшие надежду солдаты не видят смысла в продолжении борьбы. Беженцы не имеют сил и возможности бежать дальше. Однако значительная часть белых предпочитает марш в неизвестность позорной сдаче ненавистным большевикам. Эти непримиримые герои пройдут свой крестный путь до конца. Их ждало замерзшее русло реки Ангары, новые сотни километров таежных троп, огромное ледяное зеркало озера Байкал. Около 10 тыс. смертельно усталых белогвардейцев пришли в управляемое атаманом Семеновым Забайкалье, привезя с собой столько же обессиленных тифозных больных. Количество погибших учету не поддается…

Такую же стойкость духа проявила и часть гарнизона Иркутска. Последние защитники власти те же, что и везде: присяге остаются верны юнкера и казаки. Эсеры начинают захват города 24 декабря 1919 года. Восстание начинается в казармах 53-го пехотного полка. Они находятся на противоположном от верных Колчаку войск берегу Ангары. Быстро подавить очаг мятежа не получается. Мост «случайно» оказался разобранным, а все пароходы контролируют «союзники». Чтобы подавить восстание, начальник Иркутского гарнизона генерал Сычев вводит осадное положение. Поскольку до восставших без помощи «союзников» ему не добраться, он решает попытаться образумить бунтующих солдат с помощью артобстрела.

Множество «случайностей» заметим мы в этом восстании эсеров. На железнодорожной станции Иркутска последние недели постоянно находятся чешские эшелоны, двигающиеся во Владивосток. Но эсеровский Политцентр именно тогда начинает свое выступление, когда на вокзале стоит… поезд самого генерала Жанена. Ни раньше, ни позже. Во избежание недоразумения генерал Сычев уведомляет француза о своем намерении начать артиллерийский обстрел позиций мятежников. Момент критический – если сейчас подавить бунт, у колчаковскои власти появляется шанс на выживание. Ведь в Иркутске находится эвакуированное из Омска правительство. (Правда, самого адмирала нет. Не желая расстаться с золотым запасом, он со своими эшелонами застрял в чешских пробках в районе Нижнеудинска.)

Поступки «союзников» в иркутских событиях лучше всего иллюстрируют их цели в русской Гражданской войне. Генерал Жанен категорически запрещает наносить удар по мятежникам. В случае обстрела он грозит открыть артиллерийский огонь по городу. Впоследствии свой поступок «союзный» генерал объяснял соображениями гуманности и желанием избежать кровопролития. Командующий «союзными» войсками генерал Жанен не только запретил обстрел, но и объявил нейтральной полосой ту часть Иркутска, где скопились мятежники. Ликвидировать повстанцев становится невозможно, как невозможно не обращать внимания на ультиматум французского генерала: верных Колчаку войск в городе около 3 тыс. штыков, чехов – 4 тыс.

Но белые не сдаются. Они прекрасно понимают, что поражение в Иркутске приведет к полному уничтожению колчаковскои власти. Комендант мобилизует всех находящихся в городе офицеров, привлечены к борьбе подростки-кадеты. Энергичные действия властей останавливают переход к восставшим новых частей гарнизона. Однако наступать в «нейтральную зону» белым невозможно, поэтому колчаковцы только защищаются. В город подходят другие части повстанцев, они и атакуют. Ситуация колеблется, никто не может взять верх. Ежедневно происходят жестокие уличные бои. Перелом в сторону правительственных войск мог произойти 30 декабря 1919 года с прибытием в город около тысячи солдат под командованием генерала Скипетрова. Этот отряд прислал атаман Семенов, он же направил Жанену телеграмму, просившую «или о немедленном удалении из нейтральной зоны повстанцев, или же не чинить препятствий к выполнению подчиненными мне войсками приказа о немедленном подавлении преступного бунта и о восстановлении порядка»[302].

Ответа не последовало. Генерал Жанен ничего не написал атаману Семенову но действия его подчиненных были красноречивее любой телеграммы. Сначала на подступах к городу они под разными предлогами не пропустили три белых бронепоезда[303]. Прибывшие семеновцы все же начали наступление и без них, а из города его поддержали юнкера. Тогда эта «атака была отбита огнем чешских пулеметов с тыла, при этом около 20 юнкеров было убито[304], – писал очевидец. Доблестные славянские легионеры в спину расстреляли наступавших мальчишек юнкеров…

Но и это не смогло остановить порыв белогвардейцев. Семеновцы продвинулись вперед, и над восстанием нависла реальная угроза разгрома. Тогда чехи, отбросив всякие разговоры о нейтралитете, открыто вмешались в дело[305]. Ссылаясь на приказание генерала Жанена, они потребовали прекращения боевых действий и отвода прибывшего отряда, угрожая в случае отказа применить силу. Не имея возможности связаться с казаками и юнкерами в городе, отряд семеновцев под дулами орудий чешского бронепоезда был вынужден отойти. Но чехи на этом не успокоились. Видимо, чтобы точно обезопасить антиколчаковское восстание, «союзники» разоружили отряд семеновцев, предательски на него напав![306]

Именно вмешательство «союзников» спасло разнородные силы эсеровского Политцентра от разгрома. Именно оно привело к поражению правительственных сил. Оно было совсем неслучайным. Чтобы в этом убедиться, достаточно сравнить некоторые даты.

24 декабря 1919 года началось иркутское восстание.

24 декабря эшелон с золотым запасом, в котором ехал Колчак, был задержан чехами в Нижнеудинске на 2 недели. (Почему? Белогвардейцы обезглавлены, появление любимого солдатами Колчака может изменить настроение колеблющихся частей.)

4 января 1920 года борьба в Иркутске заканчивается победой эсеров.

4 января адмирал Колчак сложил с себя полномочия верховного правителя России и передал их генералу Деникину.

Совпадения заметны сразу. Чехи с подачи генерала Жанена не дают подавить мятеж, чтобы иметь красивый предлог не пускать Колчака в его новую столицу. Отсутствие адмирала и явная помощь «союзникам» помогает эсерам победить. Как результат этого – Колчак отрекается от власти. Просто и красиво. Историки же говорят нам о трусливых чехах, якобы пытающихся просто убежать от наступающих красных и потому заинтересованных в спокойном пути. Даты и цифры разбивают наивные теории на корню. Солдаты Антанты явно и недвусмысленно начали борьбу с белыми, лишь этого потребовали сложившиеся обстоятельства.

Ведь была у «союзников» еще одна, весьма ясная и конкретная цель. Выдача Колчака на расправу красным представляется в историографии как вынужденный шаг чехословаков. Дурно пахнущий, предательский, но – вынужденный. Мол, ничего не мог сделать другого благородный генерал Жанен, чтобы быстро и без потерь вывезти своих подчиненных из России. Вот и пришлось ему пожертвовать Колчаком и выдать его Полит – центру Стоп. Выдача Колчака состоялась 15 января 1920 года. Но за две недели до этого слабый эсерский Политцентр не только не смог взять власть самостоятельно, но был спасен от разгрома лично генералом Жаненом и чехами. Всего четыре тысячи славянских легионеров могли диктовать свою волю белым и поворачивать ситуацию в самый решительный момент в нужную им сторону. Почему? Потому что за ними стоял весь 40-тысячный чехословацкий корпус. Это сила. Связываться с ней никто не хочет – начнешь бороться с чехами и добавишь себе сильного врага, а своему противнику – сильного друга. Вот поэтому и красные и белые обхаживают чехословаков как могут. А обнаглевшие чехи отнимают паровозы у санитарных эшелонов и оставляют их замерзать в тайге.

Если бы «союзники» хотели вывезти Колчака живым, им бы в этом никто не помешал. Такой силы просто не было. Да и красным проигравший адмирал был не особенно нужен. Не любят об этом говорить вслух, не показали в последнем фильме, а ведь 4 января Кочак отрекся от власти и дальше ехал под охраной-конвоем чехов уже как частное лцо. Снова вспомним хронологию иркутских событий и обратим внимание на то, что Колчак смог двинуться вперед с золотым эшелоном только после своего отречения. Задержан он был чехами по приказу генерала Жанена, якобы для обеспечения его безопасности.

Дорого обходится представителям высшей русской власти «забота» об их безопасности. Александр Федорович Керенский для ее обеспечения отправил семью Николая II в Сибирь. Генерал Жанен для того же не пустил поезд Колчака в Иркутск, где его могли взять под охрану верные юнкера и казаки. Через две недели этот заботливый французский генерал совершенно спокойно передаст адмирала в Иркутске представителям эсеровского Политцентра. А ведь он давал «слово солдата», что жизнь бывшего Верховного правителя находится под охраной «союзников». Кстати, когда Колчак был Антанте нужен, то год назад в ночь переворота, приведшего его к власти, дом, где он жил, взяла под охрану английская часть[307]. Теперь же чехословаки фактически взяли на себя роль его тюремщиков.

Это не слабый новорожденный эсеровский Политцентр диктовал чехам свою волю. Это «союзное» командование, попустительствуя эсерам, всячески им помогая, «назначило» дату их выступления в Иркутске. Это оно «готовило» новый режим, которому «под давлением обстоятельств» торопилось передать адмирала. Колчак не должен был остаться в живых. Но не могли же сами чехи его расстрелять. Точно как в истории с Романовыми, которые должны были пасть от руки большевиков, верховному правителю России «союзники» организовали эсеровскую пулю. И были к тому не только политические причины. О, эти причины поймет любой! Ведь речь идет – о золоте. Не о килограммах – о тоннах. О десятках и сотнях тонн драгоценного металла…

Много общего в гибели Колчака и семьи Николая II. В газете «Версия» № 17 за 2004 год опубликовано интервью профессора Дипломатической академии МИД России, доктора исторических наук Владлена Сироткина. Речь идет о «русском золоте», находящемся за границей и незаконно присвоенном «союзниками». Оно состоит из трех частей: «царской», «колчаковской» и «большевистской». Нас интересуют первые две. Царская часть состоит:

1) из золота, добытого на приисках, пиратски захваченного Японией в марте 1917-го во Владивостоке;

2) вторая часть: это не менее десяти пароходов драгоценного металла, отправленного русским правительством в 1908–1913 годах в США на создание международной валютной системы. Там оно и осталось, а проекту помешала «случайно» начавшаяся Первая мировая война;

3) примерно 150 чемоданов с драгоценностями царской семьи, уплывших в январе 1917 года в Англию.

И вот «союзные» спецслужбы руками большевиков организовали ликвидацию всей царской семьи. Это жирная точка в истории «царского» золота. Его можно не отдавать. Отчета более спросить некому – поэтому и не признают англичане и французы ни одной русской власти.

Второй по размерам частью русского золота является «колчаковское». Это средства, направленные в Японию, Англию и США на закупку вооружения. Своих обязательств перед Колчаком не выполнили как самураи, так и правительства Англии и США. Сегодня только золото, переданное Японии, тянет на сумму около 80 млрд долларов. Те, кто не верит в политику, поверьте в экономику! Продать и предать Белое движение было очень выгодно. Колчака ведь благородный генерал Жанен и чехи действительно продали, а если быть совсем точным – то обменяли. За его выдачу красные разрешили чехословакам увезти с собой одну треть золотого запаса российской казны, хранимой адмиралом. Эти деньги лягут потом в основу золотого запаса независимой Чехословакии. Ситуация та же – физическое уничтожение Колчака ставило точку в финансовых взаимоотношениях Антанты с белыми правительствами. Нет Колчака, некому спросить отчета.

Цифры разнятся. Разные источники оценивают сумму «русского золота» в разных цифрах. Но в любом случае она внушительна. Речь идет не о килограммах и даже не центнерах, а о десятках и сотнях тонн драгоценного металла. Не в мешках и баулах вывозили «союзники» накопленное русским народом за предыдущие столетия, а пароходами и эшелонами. Отсюда и разночтения: вагон золота сюда, вагон золота туда. Заметьте, что белогвардейское золото именно «колчаковское», а не «деникинское», не «красновское» и не «врангелевское». Сопоставим факты, и «бриллиант» «союзного» предательства засверкает нам еще одной гранью. Никто из белых руководителей не был выдан красным и не погиб во время Гражданской войны, за исключением Корнилова, погибшего в бою. В плен к большевикам попал только адмирал Колчак. Деникин уехал в Англию, Краснов в Германию, Врангель эвакуировался из Крыма вместе с остатками своей разбитой армии. Погиб только адмирал Колчак, распоряжавшийся огромным золотым запасом.

Справедливости ради скажем, что факт гибели Колчака был настолько вопиющий, что вызвал огромный резонанс. «Союзным» правительствам пришлось даже создать особую комиссию для расследования действий генерала Жанена. «Однако дело ничем не кончилось, – пишет Великий князь Александр Михайлович. – На все вопросы генерал Жанен отвечал фразой, которая ставила допрашивавших в неловкое положение: "Я должен повторить, господа, что с Его Величеством Императором Николаем II поцеремонились еще меньше"»[308].

Не зря упоминал французский генерал о судьбе Николая Романова. Приложил генерал Жанен свою руку и к исчезновению материалов об убийстве царской семьи. Первая часть «загадочно» исчезла по дороге из России в Великобританию. Это, так сказать, вклад английской разведки. Французы вносят в эту темную историю свою лепту. Уже после смерти Колчака, в начале марта 1920 года, в Харбине состоялась встреча основных участников расследования: генералов Дитерихса и Лохвицкого, следователя Соколова, англичанина Вильтона и учителя царевича Алексея, Пьера Жильяра. Собранные Соколовым вещественные доказательства и все материалы следствия находились в вагоне британца Вильтона, имевшего дипломатический статус. Решался вопрос об отправке их за границу. В этот момент, как по заказу, на КВЖД вспыхнула забастовка. Обстановка накалилась, и даже выступавший против увоза материалов генерал Дитерихс согласился с мнением остальных. Письменно обратившись к генералу Жанену, участники импровизированного совещания просили его обеспечить сохранность документов и останков царской семьи, находившихся в специальном сундуке. В нем кости, фрагменты тел. Из-за отступления белых следователь Соколов экспертизы сделать не успел. Забрать их с собой он не имеет права: следователь только тогда имеет доступ к материалам, когда он лицо официальное. Исчезает власть, Соколова во главе следствия поставившая, – исчезают и его полномочия. Не имеют никакого права на вывоз документов и реликвий и остальные участники расследования.

Единственный вариант спасти доказательства и оригиналы документов следствия – передать их Жанену. В середине марта 1920 года Дитерихс, Соколов и Жильяр передали Жанену все имеющиеся у них материалы, предварительно сняв копии с документов[309]. Вывезя их из России, французский генерал должен передать их в Париже Великому князю Николаю Николаевичу Романову. К великому удивлению всей эмиграции, Великий князь отказался принять у Жанена материалы и останки. Мы удивляться не будем: вспомним только, что бывший главнокомандующий русской армией Великий князь Николай Николаевич Романов в числе других «узников» охранялся чудесным отрядом матроса Задорожного и был вывезен вместе со всеми на британском дредноуте в Европу. Именно таких покладистых членов семьи Романовых и спасали от гибели.

После отказа Романова принять реликвии генерал Жанен не нашел ничего лучшего, как передать их в руки… бывшего посла Временного правительства Гирса. После этого документов и останков больше никто никогда не видел, а их дальнейшая судьба точно неизвестна. Когда Великий князь Кирилл Владимирович, объявивший себя наследником русского престола, попытался выяснить их местонахождение, то вразумительного ответа не получил. Вероятнее всего, они хранились в сейфах одного из парижских банков. Потом появилась информация, что во время оккупации немецкой армией Парижа сейфы были вскрыты, а вещи и документы исчезли. Кто и зачем это сделал – тайна и на сегодняшний день…

Теперь перенесемся из далекой Сибири на северо-запад России. Здесь ликвидация белых была не такой масштабной, но зато проходила в непосредственной близости от красного Петрограда. Ее результаты для белых по своему ужасу и степени предательства могут соревноваться с трагедией гибели армии Колчака.

Глава 11

Ликвидация Юденича

Такова была судьба… национальных сил, против которых работали не только Февральская революция и большевики Ленина, но и все наши так называемые союзники по Первой Великой мировой войне.

Полковник М. Н. Левитов, командир 2-го Корниловского полка

Боль ненадолго отступила, но только для того, чтобы с новой силой вновь впиться в исстрадавшееся тело. Поручик Миронов попытался повернуться и не смог. Нога совершенно не слушалась, а при попытке изменить ее положение ответила своему хозяину острой болью. Он застонал и опять откинулся назад. Стонами в этой бывшей гимназии никого не удивишь. Раненых полно, а с каждым часом становится все больше. Морская артиллерия большевистского линкора делала свое дело без устали. Вносили свою лепту в переполненный госпиталь и полевые трехдюймовки красных, обильно сеяли боль и страдания пулеметы и простые винтовки. Снарядов и патронов у большевиков хоть отбавляй. А вот медикаменты в госпитале закончились вчера, практически сразу, как поручик оказался среди таких же несчастных раненых.

В гимназию его внесли в полном сознании. Укол морфия – это все, чем смогли помочь ему врачи. Ему еще страшно повезло: доза обезболивающего была последней. Следующий тяжело раненный в грудь солдат ее уже не получил и громко стонал, положенный на пол в дальнем углу зала. Да вроде уже и не стонет. Наверное, помер.

Себя поручик мог считать счастливчиком. Вчера его расчет выкатил орудие на прямую наводку у железнодорожного полотна. Только так можно было отогнать большевистский бронепоезд, с близкого расстояния расстреливавший стрелковые цепи Талабского полка белой Северо-Западной армии.

Чтобы выйти на прямую наводку, надо обладать большой смелостью. Те, кто сидит в бронепоезде, закрыты от пуль и снарядов броней и стальными листами. Артиллеристы всего этого лишены. Лишь наводчик прикрыт тонким щитком, а командир орудия беззащитен. Но именно он и остался жив из всего расчета.

Снаряд бронепоезда взрыл землю рядом с орудием, а следующим выстрелом поднял в воздух само орудие и разметал в клочья его прислугу. Миронова взрывом тоже подняло вверх, а потом обрушило куда-то в сторону, вымазав с ног до головы чавкающей грязной жижей.

Упал на землю поручик, а встать уже и не смог, нога не слушалась. Он сразу понял, что это перелом. И похоже, не ошибся. Забытье приятным покрывалом окутало голову, морфий начинал действовать. И тогда Миронов снова увидел тот бронепоезд и его поворачивающуюся башню. Ровно туда, аккурат под ствол, поручик и вогнал снаряд своей английской пушки. Новенькой, полученной всего два месяца назад. Но снаряд не взорвался!

Это было настолько невероятно, что он даже на секунду замешкался, но потом заорал дурным голосом заряжающему:

– Еще! Быстро!

Дуло большевистского орудия опускалась со страшной быстротой. Но не успеть ему, не успеть! Большевикам конец – поздно они заметили орудие, лихо выкатившееся вперед.

Даже не ухом, а затылком, всей своей кожей почувствовал Миронов собственный выстрел. Почувствовали обомлел. Второй снаряд, словно горох, отскочил от бронепоезда. Но этого не может быть! Это ведь не броня толстая у большевика, это второй, уже второй английский снаряд не взорвался!

Словно чугунными болванками они палили по бронепоезду. Два раза, а третьего он уже и не дал. Разрыв снаряда даже в морфийном сне причинял Миронову боль. Он открыл глаза. Во сне дернулся, боль пронзила ногу, и он проснулся.

Наверное, у него начинался жар. Действие морфия закончилось, но поручик постоянно проваливался куда-то, и лишь боль возвращала его в грязный зал Лужской гимназии, на деревянном полу которого он и лежал в своей испачканной шинели.

Он так и не заметил, что доктора и сестры милосердия куда-то исчезли. Только когда дверь зала с шумом открылась и на пороге появилась группа людей, Миронову все стало ясно. Его и других наиболее тяжелых раненых бросили, оставили здесь, а госпиталь эвакуирован или бежал. Стоящие в дверях солдаты с красными нашивками и звездами на фуражках и папахах – это большевики…

Рядом с «колыбелью трех революций» после Брестского мира остались стоять германские войска. Эта был рубеж между привычным старым миром и новой ленинской Совдепией. Граница проходила за Псковом. Именно здесь и начали свое формирование антибольшевистские силы. Но помогали им деньгами и оружием не англичане и французы, а хозяева «большевистских шпионов» – немцы. Именно германское командование оберегало донских казаков, оно же кропотливо создавало под Псковом новую монархическую русскую армию, готовя могильщиков для своих кремлевских друзей. Особый Псковский Добровольческий корпус формировался с сентября 1918 года достаточно медленно. Его кадры пробирались с территории большевистской России, прибывали с оккупированной немцами Прибалтики, частично даже возвращались из германского плена. Дело пошло значительно быстрее, когда из Красной армии перешел конный отряд ротмистра Булак-Балаховича и Чудская флотилия из 3 судов капитана 2-го ранга Нелидова. С их прибытием численность корпуса достигла 3,5 тыс. человек, а концу ноября корпус насчитывал около 4,5 тыс. человек. Германское командование выделило белым достаточно оружия, предоставило денежные средства. Однако Германская империя всего через два месяца внезапно рухнула под натиском внешних и внутренних врагов. Немецкие войска в России и Прибалтике стали разлагаться, а большевистское правительство, объявив о расторжении Брестского мира, отдало приказ Красной армии перейти в наступление. После занятия Пскова большевиками белогвардейский корпус с боями отошел на территорию Эстонии, а его небольшая часть – на территорию Латвии.

Когда мы говорим о событиях тех лет, очень важно помнить, в какой обстановке происходило то или иное событие, и не накладывать на них собственные стереотипы более поздних лет. Важно помнить: когда Красная армия наступает на Эстонию и Латвию в ноябре 1918 года, независимых государств с такими названиями не существует и никогда в истории не существовало. Русская большевистская армия продвигается в русские провинции, всего шесть месяцев назад оккупированные Германией. Конечно, сразу после краха немцев Латвия и Эстония заявляют о своем суверенитете. Но вот беда – защитить долгожданную независимость и остановить надвигающихся большевиков некому. Если в Эстонии еще есть какое-то подобие вооруженной силы, то в Латвии совсем никого. Это у большевиков есть латышские стрелки, а у Латвии их нет. Но прибалтийские государства знают, что помощь им будет оказана. Это Деникина и Колчака «союзники» не признают, а эстонских и латвийских сепаратистов они признали сразу. Повивальными бабками Эстонии и Латвии были англичане и французы. Как и положено «акушеркам», они чертовски рады каждому новому национальному образованию, с муками появляющемуся из лона гибнущей России. Это будет общим, повторяющимся из раза в раз правилом.

Лукава новая эстонская историография. В учебнике «История Эстонии» для средней школы в качестве защитников страны упоминается кто угодно, вплоть до дружинников из спортивного общества «Калев», но только не русские белогвардейцы. Появился в водах Прибалтики и главный «защитник» эстонской независимости – английский флот. Год назад британцы не защищали русский пролив Моонзунд от немцев, не будут они прикрывать ужасные эвакуации деникинских войск. Зато эстонскую столицу от русских (пусть и красных) спасают с радостью. По просьбе эстонского правительства английские корабли обстреляли тылы большевистских войск и вынудили их отойти от Таллинна. Вскоре, в феврале 1918 года, молодая эстонская армия совместно с белогвардейцами полностью вытеснила части Красной армии за пределы Эстонии. Но отношение к тем, кто спас Эстонию от большевиков, было со стороны эстонцев двояким. Помощь белых принимали, но заключили с ними договор, по которому численность корпуса не могла быть больше 3,5 тыс. человек.

Рассказывая о ликвидации Белого дела на северо-западе России, нельзя вновь не упомянуть события на Балтийском флоте. После его спасения наморси Щастным, после активных попыток его уничтожить большевиками наступила небольшая передышка. Финны вели себя тихо, немцы не наступали, поэтому никаких причин для подрыва собственного флота у Троцкого уже не оставалось. Так корабли благополучно дожили до падения Германии. Потом большевики начинают немедленное наступление в Прибалтике, которую сами же отдали германцам полгода назад. Раз уж корабли сохранились, то пусть послужат красному делу. Вот в такой обстановке и решает товарищ Троцкий направить балтийцев на Ревель (Таллинн). Кому Лев Давыдович Троцкий поручил выполнять свое задание? Руководителем назначается… Федор Раскольников. Выбор интересный, но оправданный: опыт у товарища большой – пять месяцев назад он прекрасно затопил Черноморский флот, справится и на этот раз.

Странная эта была операция. Руководитель похода если что и умеет, то только корабли топить да офицеров расстреливать, а это для флотоводца навык, прямо говоря, совсем не главный. Корабли не подготовлены: Раскольников поднимает свой вымпел на эсминце «Спартак», даже не удосужившись проверить, заправлены ли корабли его отряда топливом и в каком состоянии их машины. Комиссия Реввоенсовета позднее выяснит, что в этой странной экспедиции не были набраны даже штурманы, не говоря об опытных комендорах, умевших метко стрелять. Одним словом – большего бардака и идиотизма сложно себе представить.

План был таков: эсминцы идут к Ревелю на разведку, а в случае опасности быстренько бегут назад под прикрытие орудий «Андрея Первозванного» и крейсера «Олег». То, что эти суда не смогут соревноваться со всей мощью британской эскадры, никого не волновало. Но если даже на бумаге вся операция выглядела абсурдом, то в жизни все случилось еще хуже. Из-за нехватки топлива свою и так бесполезную позицию покинул «Андрей Первозванный». Закончилось все очень печально: севший на мель миноносец «Спартак» сдался в плен британцам. Команда заместителя комиссара по морским делам Раскольникова смогла сделать лишь несколько безрезультатных выстрелов. В плен попал и сам губитель Черноморского флота[310]. На следующий день британцы перехватили подошедший миноносец «Автроил». Корабль попытался уйти, но затем тоже сдался англичанам, правда, без единого выстрела. Фактически он перешел на сторону противника, на сторону белых, ведь именно так воспринимали «союзников» напичканные красной пропагандой матросы.

Пришло время появиться на свет и британским «странностям». Они были столь заметны, что бросились в глаза даже красным историкам. Вместо того чтобы передать сдавшиеся миноносцы белым, трофейные корабли передаются британцами в… состав эстонского военно-морского флота. Но такой стране только месяц от роду! Ничего, теперь у нее есть флот – эсминцы «Вамбола» («Спартак») и «Леннук» («Автроил»)[311]. Поиграв в «морской бой», через 15 лет эстонцы продадут эти корабли в Перу, где они и закончат свою службу. Что же это такое? Это новый способ уничтожения флота – теперь нет русских эсминцев, а есть эстонские. Англичанами решены сразу четыре задачи: красные ослаблены, белые не усилены, у эстонцев свои корабли, русский флот лишился двух эсминцев. Красиво…

Тем временем ситуация поменялась. Эстония была освобождена от большевиков, а белогвардейцы теперь находились там на правах бедных родственников. Антанта, активно одевавшая и вооружавшая эстонцев, белым не давала ничего. Они с завистью смотрели на одетых с иголочки эстонских солдат. В конце концов, всех белых добровольцев собрала идея войны с большевизмом, а в Эстонии его уже не было. Для реальной борьбы за освобождение Родины белым было необходимо вырваться на собственно русскую территорию. Надо выйти на простор, захватить боеприпасы и продовольствие, а также пополниться численно. Находясь в Эстонии, всего этого белые были лишены. Генерал-майор А. П. Родзянко (родственник бывшего главы Государственной думы), возглавивший Северный корпус, начинает планировать наступление. В это время и родится название, под которым белогвардейцы шагнули в историю, – Северо-Западная армия.

«Мы не получали ниоткуда помощи, не имели ни сапог, ни шинелей, а снаряды и патроны брали с боем у противника»[312], – пишет в своих «Воспоминаниях о Северо-Западной армии» ее командир генерал Родзянко. В наступление его солдаты часто шли в атаку босиком, а офицеры – в гражданских пальто. Знакомая картина. Она везде одинаковая: раздетыми, невооруженными идут белые в бой за Родину на ВСЕХ ФРОНТАХ. Им некуда деваться, другого выхода, кроме жертвенной борьбы, их совесть им не оставляет. Нет у белых запасной Родины.

Северо-Западная армия идет в наступление. На красный Петроград движется «страшная сила»: 4700 штыков и 1100 сабель с 11 легкими орудиями[313]. Историки упорно говорят нам о наступлении белых на Петроград. Нет, это была просто попытка спастись от медленного растворения на территории Эстонии, о походе на город никто и не мечтал. Давайте посмотрим правде в глаза – нельзя взять полуторамиллионный город с 6 тыс. солдат. В октябре 1917-го было можно, а вот летом 1919-го этого не получится, если только сами горожане не захотят сдаваться.

Наступление началось в три часа утра 13 мая 1919 года. Большевики бегут, почти не сражаясь, идет массовая сдача в плен. Захватив город Ямбург (Кингисепп), корпус берет станцию Волосово и вплотную приближается к пригороду Петрограда – Гатчине. Такого быстрого краха Красной армии не ожидал никто, и прежде всего сами белогвардейцы. Воинство Троцкого и Ленина стало невероятно быстро откатываться под ударами крохотной Белой армии. Красноармейцы не просто в массовом порядке сдаются в плен, а переходят на сторону противника. Формирование новых частей в Северо-Западной армии таким образом и происходит. К белым ушли посланные против них вятичи – получился Вятский полк, гарнизон форта «Красная Горка» образовал Красногорский полк. Вскоре на сторону русских патриотов переходит и гвардейский Семеновский полк. Как это ни странно, но часть, подавившая в 1905 году московское восстание, большевиками не была расформирована, а спокойно несла в Петрограде караульную службу. Ее отправляют на фронт. Зайдя в тыл белых у города Выры, полк с музыкой (!) переходит в Северо-Западную армию, убив своих комиссаров.

Такого развития событий не ожидали Троцкий и Ильич, не ожидали столь ошеломительного успеха кучки смельчаков и «союзники». Военная удача белых была настолько серьезной, что пришлось срочно принимать меры. «Вскоре после начала наших удачных действий стали прибывать на фронт одна за другой различные иностранные комиссии»[314], – указывает генерал-майор Александр Павлович Родзянко в своих «Воспоминаниях о Северо-Западной армии».

Результатом приезда военных миссий «союзников» стал переход в наступление 2-й эстонской дивизии. Но свои действия с белыми она координировать отказывается, а, воспользовавшись деморализацией красных, просто занимает Псков. Точно так же не идет на контакт и руководство британского флота. «С английским флотом у нас, к сожалению, были самые неопределенные отношения, – пишет Родзянко. – Я неоднократно просил наладить связь… но английский адмирал… почему-то этой связи не пожелал, а предпочитал ограничиться связью только с командующим эстонской флотилией…»[315]

Причина такой «нелюдимости» командующего британской эскадрой станет нам понятна чуть ниже. А пока крошечная Белая армия рвется к колыбели революции. Шансы на успех малы, расчет на напор, везение и молодецкую удаль. И кажется, что белым действительно везет. Начинается мятеж в фортах «Красная Горка» и «Серая Лошадь». Гарнизоны этих двух крепостей арестовывают комиссаров и коммунистов. Возглавляет восстание поручик Неклюдов. Командующему английской эскадрой адмиралу Коуэну он передает по радио: «Красная Горка в вашем распоряжении»[316]. 13 июня 1919 года восставшие форты предъявляют ультиматум Кронштадту с требованием присоединиться к ним. Ответ требуется дать в течение 15 минут. Проходит отведенное время, и тяжелые орудия «Красной Горки» открывают огонь по базе флота. Пушки у мятежных фортов мощные, калибр, как на дредноутах: 305 мм, 280 мм, 254 мм! Ситуация для большевиков критическая: если английский флот поддержит восставшие форты, то сдача Кронштадта – вопрос решенный. При падении главной базы флота не удержать и Петроград.

Выправлять ситуацию Ленин отправляет Сталина. Тот отдает приказ о выводе на внешний рейд Балтийского флота для обстрела фортов. Для захвата белыми Петрограда надо помочь восстанию, поддержать восставшие форты. Если атаковать корабли и загнать их обратно в Кронштадт, открывается возможность захвата Петрограда – колыбели революции. Это сильно деморализует всю Красную армию. Одним словом, момент решающий. Большевистский Балтийский флот разложен и мало боеспособен. Месяцы пропаганды сделали свое дело, матросы отвыкли воевать, привыкнув к митингам и собраниям. Англичане это прекрасно знают, имели возможность убедиться, когда взяли в плен без боя два красных миноносца. Вот такой слабый, возможно желающий сдаться противник стоит на пути белых к победе в этом сражении, а может и во всей Гражданской войне. Риск для британцев невелик. Возможно, его даже нет совсем. Ведь силы англичан очень внушительны: 8 крейсеров, 8 эскадренных миноносцев, 5 подводных лодок, а также авиатранспорт «Виндиктив» с 12 гидросамолетами на борту и монитор «Эребус». Его вооружение – мощнейшие на Балтике 381-миллиметровые орудия.

Теперь дадим слово непосредственному очевидцу событий. Пусть товарищ Сталин расскажет нам, как все было. Он это все весьма красочно описал Ленину по прямому проводу из Петрограда 18 июня 1919 года: «В районе Кронштадта открыт крупный заговор… Цель заговора взять в свои руки крепость, подчинить флот, открыть огонь в тыл нашим войскам и прочистить Родзянко путь в Питер. Теперь для меня ясно то нахальство, с которым шел Родзянко на Питер сравнительно небольшими силами»[317].

Но самое интересное из сталинской телеграммы еще впереди: «Понятно также то странное явление, что в момент измены Красной Горки английские суда исчезли куда-то…[318] Вот так! В решительный момент доблестные «союзники» странным образом отвели свои корабли и никакой поддержки белым не оказали. Снова начались странности и чудеса, опять повеяло сквозняком из-за кулис мировой политики. Поручик Неклюдов, руководитель мятежа в фортах, позднее напишет: «Я послал два радио, одно русскому флоту, другое английским судам, поздравляя с переворотом. В радио англичанам я добавил, кроме того, что прошу поддержки. Она не пришла никогда».

Но товарищ Сталин удивился бы еще больше, если бы узнал, что английский флот не только «растаял» неожиданно, но и лишил мятежные форты всякой надежды на помощь русских белогвардейцев. Отправленные поручиком Неклюдовым связные благополучно вышли на белые позиции, попав в расположение части, состоящей из этнических финнов. Командир подразделения капитан Тополайненен доложил о мятеже в фортах не руководству белых, а командующему английской эскадрой. От командования русских войск информация скрывалась![319] Почему?

«Если бы английский флот своевременно оказал бы нам поддержку, то и Кронштадт перешел бы на нашу сторону, – пишет генерал Родзянко. – После обстрела с Красной Горки три форта Кронштадта выкинули белые флаги, с частью флота велись переговоры, и если бы английская эскадра показалась бы во время обстрела, участь Кронштадта и большевистского флота была бы, вероятно, решена»[320].

Британский же адмирал о восстании вообще никому ничего не сообщил! Сам фортам не помог и не дал этого сделать белым. Будем справедливы: британский адмирал Коуэн, спасший красный Петроград, а возможно и всю советскую власть, без сомнения заслужил у большевиков памятник или по крайней мере памятную доску. По понятным причинам ставить ее было как-то неудобно…

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Роман русской писательницы из Норвегии Натальи Копсовой «Норвежская рулетка для русских леди и джент...
По жизни мы часто встречаем прытких везунчиков и невезучих бедняг, закоренелых неудачников, полных л...
Каким должен быть успешный директор по персоналу? Какими знаниями и навыками должен владеть? Что для...
В этой книге автор – реставратор-прикладник с большим опытом работы – рассказывает об искусстве само...
Даже самый большой скептик не будет отрицать тот факт, что Луна влияет на жизнь на Земле. Ученые утв...
Нет в мире людей, у которых совпадал бы рисунок линий на ладони. У каждого он свой, как и судьба у в...