Хроники ускоренного сердцебиения (сборник) Шитуев Валерий

На распутье

Я тебе напишу свою исповедь –

Соловьиным горластым пером.

Я не жил чтоб себе что-то выстрадать

И не смог стать банальным вором.

Я не смог стать простым проповедником,

Хоть прочёл житиё обо всех,

Даже скромным селянским священником –

Бог всё знает, – ему я сознался,

Бог грехи все давно отпустил.

А с тобой я увы оказался

Ты простишь и опять приголубишь,

И прижмёшь как обычно меня.

Ты всё так же, по-прежнему любишь.

Напишу тебе позднюю исповедь

На нательной рубахе своей

Мне придётся ещё раз всё выстрадать

В этой жизни нелёгкой моей.

Опять в душе возникла пустота…

Опять в душе разлад и пустота,

Я двери распахнул для всепрощенья,

И для детей, для их простого пенья,

Опять с душой, как прежде, мы в ладах

И клен зовет осеннею порою,

И манит пятипалою листвою

И долго просишь Господа помочь…

И можно вновь кружиться с журавлями

Над Родиной с притихшими полями

Опять душа, что еле грела тело,

Дает возможность Господа понять, —

И ямб с хореем яростно спаять…

Ромашки

Опрокинулся ковшик приятно-осеннего небушка,

И пролились слезинки на мой захудалый мольберт.

Откусив полкраюхи вчера испечённого хлебушка

Как Ван Гог [1] попиваю нездешний, но крепкий «Абсент».

Шелестит мурава, где-то в небе разносятся сполохи.

Я бутылке голландской готов дать полезный совет –

Ну не влезут в мольберт, эти сдобно-ржаные подсолнухи,

Мандат

Шелестит по скулам нудный ветер

И щетину рыжую кукожит.

Не подумай, я совсем не брейтер [2]

И меня добыча не тревожит.

Мне бы стол и мягкую подстилку,

Мне б до марта здесь прокантоваться.

Дайте жмень простых, лесных опилок

Мне бы доковать коням подковы,

Мне бы дописать главу романа.

Я хотел писать уже и новый,

Я один остался на чужбине,

Мне пришлось здесь дольше задержаться.

Сколько должен я своей Ирине

Сколько за грехи ещё сражаться?

Я хочу домой, мой добрый Ангел.

Ты отсрочь разлуку мне в неволе.

Дал победу в Орлеане Жанне [3] ,

Грешники

Наплутал я по жизни немерено,

Словно старый шатун из берлог.

Сколько время пустого мной съедено,

Как же пройдено мало дорог.

И застыл поезд – шпалы закончились,

Уголь в топке – давно уж труха.

И тельняшка слиняла и сморщилась,

А в гитаре одна лишь струна.

Новый путь нам прокладывать надобно,

Там где ветер свистит поутру.

Не нужны ни лекарства, ни снадобья —

Нам надежда и дух по нутру.

Ну! С почином отставшие странники!

Дай нам Бог, на благие дела, —

Мы устоев святые охранники,

Мы сегодня решили намоленно,

Что нас ждет одинаковый путь.

Были мысли и что-то оспорено,

Но верна лишь прожитая суть.

Все мы грешники, каины, воины,

Но сумели в конце осознать:

Мы невольники жизни и воины —

Соловьиное эхо

Ты плакала на склоне бытия…

И я спугнул ночного соловья,

Что пел нам акапелла целый вечер;

Пока в дому мерцали эти свечи,

Тебе он пел…. И славный птах старался,

Пока весь небосвод не расплескался,

Пока веснушки звезд не собрались

В свой хоровод. И над землей сошлись…

Когда же соловей закончил песнь —

Склевал с моих ладоней корм что есть,

Но не исчез, и не порхнул в полет —

Спикировал в оконный переплет.

И сбросил розу на твою кровать…

Ах, Божья тварь! К чему теперь рыдать?

Лунный мякиш

Ползет по небу мякиш от луны

Давным-давно затерянной горбушки…

Не верят больше сказкам полстраны,

Не верят картам, знахарям, кукушкам.

Давно уж не гадают при свечах,

Не колядуют, будоража села, —

И только тень повисла в деревнях

Народного смятенья и раскола.

Завалинки пред избами пусты

И старики беседуют с бутылкой.

Все избы заросли травой, кусты

Укрыли на погосте все могилки.

А в головах похмелья пустота,

Все глуше кровь без веры в идеалы.

И недоступной стала высота,

Слепую веру в доброго царя,

Слепые горизонты коммунизма —

Сменила интернетная семья,

Накрыла сеть без лишнего трагизма.

И рыщут военкомы по стране,

И Родину спасают бранным словом,

Коням Апокалипсиса к беде

Ползет по небу мякиш от луны

С оторванной потерянной горбушкой,

Проступит скорбный лик из темноты,

И оживут часовни и церквушки.

Все больше под крестами прихожан,

И в каждом доме светится икона,

И на распутье вещий смолк боян,

Русская рулетка

И не надо понтов, мы списали долги

Нерастраченной юности века,

Только как зеркалам и себе ты не лги,

Нет на свете того человека!

И не стоит молчать, когда рвутся слова,

И кадык выпирает в запале,

Но гуляет по свету пустая молва,

И по косточкам нас разобрали.

Как давно отгремели в канавах ручьи,

И давно ли грачи прилетели?

Все победы уже превратились в ничьи,

Как снега, все надежды осели.

Только ангел глядит с неизбывной тоской,

Как иду я по самому краю,

И в рулетку играю с нелепой судьбой —

И не надо понтов, мы списали долги,

Исчезает летучее время;

А в забеге все круче и круче круги,

И ногой не попасть в это стремя.

Пусть румянец напомнит на впалых щеках

Нашу удаль! Мы в силе, мы – дышим,

Мы о многом напомним в грядущих веках,

Грешный воробей

Я весь в грехах, как серый воробей,

И я хожу с молитвой горькой к Богу, —

Прошу судьбу – добей меня, добей,

Забрось обратно к детскому порогу.

Где я, обросший кудрями пацан,

Не знал куда идти и где подмога —

Но не хотел, как мудрый уркаган,

Идти пустой неправильной дорогой.

Я был в окопах и на минном поле —

Так забери меня туда скорей,

Но Бог сказал: «Достоин лучшей доли —

Журавлиные посланники

Где-то там журавли

Заплутали в ночном мегаполисе —

Отыскали меня

И не знают дорогу назад.

Я давно позабыл,

Где магнитная стрелка на полюсе,

И дождусь ли я птиц,

Покидая заброшенный сад?

Покружились они…

И о чем-то своем покурлыкали:

«Не хватает разбега

В убогой природе твоей,

Не хватает простора,

Как долго мы горе здесь мыкали, —

Нам бы пыльных дорог,

И чуть слышные стоны

Родных заблудившихся странников —

Рвут халаты врачей

И мундиры наемных солдат,

Даже девичьи слезы

Залетных небесных избранников —

Не сумеют сдержать

Как же так журавли?

Где же строй ваш, проверенный временем?

Где тот грозный вожак,

Что внушал нам и трепет и страх?

Заблудились – как мы —

Всем своим человеческим племенем,

Заблудились в земных

Так держите свой клин —

Вы не первые и не последние,

Что взмывали над миром

И жизнь начинали с нуля,

Но в чужой стороне,

Покидая луга заповедные,

Вам откроется заново